Рики Макарони и Старая Гвардия (джен)

Он совершенно не удивился, когда в холле встречающий с факелом в руке Филч распорядился:

– В больничное крыло!

«Это уже традиция», – отметил Рики. Каждый его учебный год заканчивался там. Тайна, которая стояла за этим, ныне раскрыта. Но больничное крыло продолжало выполнять несвойственные ему функции.

– Зачем? – забеспокоился Пит. Эйвери тоже не понравился пункт назначения.

– Чтобы нас изолировать! – громко объяснил Рики. После этого сил у него хватило только на то, чтобы на несколько секунд скрестить взгляды с Филчем.

– Вам надо поторопиться туда, – проворчал завхоз. Он почти сразу отвернулся и заспешил наверх по лестнице.

Рики стало ясно, почему директор попросил именно его, шваха, встречать их, а еще раньше – сопровождать крестника Гарри Поттера в его первый поход по Косому переулку. Филча поставили именно потому, что он не мог воспользоваться палочкой. Всякий другой хватался бы за нее при каждом движении Рики. Впрочем, Филча, как считал юноша, могли не беспокоить вовсе. Он полагал, для сопровождения вполне хватило бы Луны.

Они шли по старинным широким коридорам, и на стенах, как обычно, при их появлении загорались огни.

– Надо же! – вырвалось у Пита.

Навстречу летел, что-то бестактно насвистывая, Жирный Монах.

– Добрый вечер, – поздоровался он, как ни в чем не бывало. – Отличная была вечеринка, вы не находите?

Рики дернулся – неужели кто-то еще не знает?!

– Да, сэр, – автоматически пробубнил он и поспешил вперед.

Перед дверью он все же обернулся.

– А мои друзья?

-Ты что, сбрендил? Сейчас глубокая ночь! – исчерпывающе объяснил Филч.

Рики очень сомневался, что его друзья сейчас в объятиях Морфея, и не был уверен, зависит ли это от того, который час. Самому ему необходимо было выспаться. Почему-то казалось, что после этого все должно встать на свои места.

Профессор Лавгуд прошла вперед, чтобы открыть для него дверь. Рики сразу же, не дожидаясь дальнейшего сопровождения, направился в ближайшую палату, на ходу расстегивая мантию. Он, не глядя, швырнул ее на вешалку, скинул ботинки…

– Пижама на подушке, – проинформировала фельдшер и слегка затворила дверь.

Юноша стремился как можно быстрее освободиться от одежды. Все происходящее казалось ему нереальным; он не слышал ни звука из-за двери, следовательно, люди, собравшиеся там, даже не решаются переброситься парой фраз. И они не оставили его одного надолго. Когда Рики залез под одеяло, делегация под предводительством тетушки Луны прошествовала внутрь и выстроилась напротив. У Рики возникла неприятная мысль, что Волдеморту это понравилось бы. Он старался избегать обеспокоенных взглядов Пита и миссис Дуглас. Эйвери же, похоже, сам себе не смог бы ответить, какого черта ему здесь понадобилось.

– Тебе нужно принять зелье, – распорядилась экономка, не позволяя затянуться неловкому молчанию.

Юноша сморщился, в то время как фельдшер с готовностью кивнула и вышла; зазвенели склянки. Мадам Помфри, определенно, было наплевать, кого лечить; за это Рики теперь испытывал антипатию к медикам, как к обычным, так и к магическим. Феноменально аморальные типы…

– А где директор, профессор Снейп? – спросил он. В прошлые годы они обязательно навещали его здесь.

– Ричард, сегодня им уже поздно встречаться с тобой, – заявила Луна Уизли.

Рики скептически поджал губы. До сих пор такая ерунда их останавливала. Вспомнился июньский вечер на третьем курсе, когда по в высшей степени уважительной причине сорвалось последнее состязание Тремагического турнира. Тогда они тоже прибыли поздно, и он был так же измотан. Но завуч «Слизерина» все же встречал на берегу. Сейчас многие обитатели замка имели все основания сомневаться в том, что им предстоит встреча с пострадавшим учеником, а не с Темным лордом; пусть такое объяснение ему самому не нравилось, однако, только оно объясняло все.

Вскоре фельдшер вернулась. Она бодро протянула ему стакан, по такому же – Питу, экономке и Эйвери. Брат вопросительно поглядел на него – стоит ли? А вот миссис Дуглас взяла, не раздумывая, пожелала спокойной ночи и удалилась в другую палату.

– Для сна без сновидений? – вяло уточнил Рики.

– А ты что, хочешь видеть сны? – ему показалось, или в ее голосе действительно прозвучал сарказм?

Рики молча опрокинул в себя содержимое и свалился на подушку.

Проснулся он очень рано. Светало. Почему-то Рики не удивился, что оказался не в своей спальне. Несколько минут он просто лежал, ни о чем не думая, потому что чутье подсказывало ему, что потом предстоит вернуться к чему-то крайне неприятному. Вся его прежняя жизнь, родители, друзья, школа, уроки, квиддич и прочее, существовали как будто очень давно, между тем временем и настоящим моментом пролегла глубокая темная пропасть.

Собственно, за годы, проведенные в «Хогвартсе», разные обстоятельства неоднократно наводили Рики на мысль, что он тесно связан с персоной Темного Лорда и владеет многими его редкими способностями. Но всякий раз, за исключением последних событий, он уходил в сторону в своих поисках. Реальны ли были надежды наставников, что он вообще никогда не столкнется, как там сказала Луна, с худшими проявлениями своей натуры? Бабушка Арабелла в свое время ответила на этот вопрос отрицательно; и она была права. Победа, которую он вчера одержал, не казалась ему окончательной. Скорее, она представлялась как начало изнурительной борьбы с кошмарами прошлого. Но самым тяжелым наследством, обнаруженным так некстати, был не страх; наравне с ним, вместе с погребенной в нем памятью о Волдеморте поднялась и вина.

Он попытался отстраненно, словно это касается не его, вспомнить все события прошедшей ночи. Нельзя было не согласиться с тем, что ему снова здорово повезло. И все же воспоминания о свершениях Волдеморта не могли оставить его равнодушным, независимо от того, лежит ли он в удобной постели или прячется в темной комнате. Зная все это, члены гриффиндорской мафии сочли, поразительно, возможным пойти на риск. Юноша далеко не был уверен, что на их месте сделал бы такой же выбор.

Рики не сразу осознал, что в плате находится один, хотя мог заметить это, как только открыл глаза. Тишина сделалась невыносимой. Он протянул руку и дернул за звонок.

Мадам Помфри появилась бесшумно.

– А где все? – спросил он.

– По распоряжению Министерства вас поместили в разные палаты, – ответила она. – Это – требование Гильдии Авроров, вас будут допрашивать по отдельности, – добавила она, поджав губы

– Вот как? – только и спросил он.

– Думаю, тебе предстоит пробыть здесь дольше, чем другим.

Рики не находил в ее тоне никаких признаков смятения или страха, и все же мадам Помфри вела себя не так, как всегда. Она никогда не распространялась о вещах, не имеющих отношения к медицинским инструкциям, и обрывала вопросы, кажущиеся ей лишними. А ведь он даже не спросил… «Значит, кто-то проинструктировал ничего не скрывать, чтобы я не гадал и не беспокоился больше, чем требуется. Дамблдор…».

Поскольку он никак не прореагировал на ее слова, фельдшер спросила:

– Тебе принести завтрак?

Рики растерялся, но все же помотал головой. Мысль о еде казалась такой банальной. А в нем вовсю фонтанировало желание упиваться благородным страданием. «Откуда это? – спросил он себя. – Неужели Волдеморт был таким? Вот чушь-то».

Вскоре на тумбочке оказался тыквенный сок, который он все же выпил. Рики лежал, и в голове клубились разные, мало упорядоченные мысли. Он что угодно отдал бы, чтобы избавиться от большинства из них.

Рики потерял счет минутам и не мог бы сказать, когда ранний час превратился в обычное утро. Однако это, неомненно, наступило в тот момент, когда в палате, неслышно ступая, появился Даблдор.

С минуту они просто смотрели друг на друга. Первым, по праву старшего, заговорил директор.

– Я надеюсь, Ричард, ты не возражаешь против того, чтобы пока что оставаться здесь.

– А разве у меня есть выбор? – рискнул уточнить Рики. он прекрасно понимал, что грубость в отношении Дамблдора не улучшит его положения; впрочем, ухудшить его она тоже была бессильна.

Директор глубоко вздохнул. Он не скрывал, что этот разговор непросто дается и ему тоже.

– Нет, – ответил он. – Но я предпочитаю сотрудничать с учениками на принципе добровольности.

– Понимаю, – буркнул Рики.

«Неужто этот человек способен уразуметь весь овладевший мною кошмар?». Как Ричард Макарони, он продолжал верить, что директор может уладить почти любое дело; но теперь проступало и другое мнение. Нет, Альбус Дамблдор был самым обычным человеком. Он лишился иллюзий насчет него.

– Не хочешь рассказать мне, что случилось? – приступил к цели своего визита директор.

– Нет. С чего я должен этого хотеть?

В глазах Дамблдора и всей его мафии, он был Волдемортом. Рики отчаянно соображал, что он может сделать такого, чего никогда не сделал бы Том Реддл.

А Дамблдор ждал, и его очки-половинки распускали повсюду солнечных зайчиков. Внезапно юноше стало все равно. Он устало махнул рукой.

– Уходите. Я не хочу с вами разговаривать.

Дамблдор ответил на это донельзя печальным взглядом, в котором сквозила укоризна.

– Я думаю, ты понимаешь, насколько усложнит такое решение…

– Я же сказал, – Рики словно бес попутал, он приподнялся на кровати, вооружился подушкой и сделал вид, что сейчас запустит ее в почтенного директора, – чтобы Вы, сэр, убирались и прихватили с собой свои благие намерения. Что непонятно? Или Ваш маразм настолько прогрессирует, что Вы разучились понимать человеческую речь?!

– Будь по-твоему, – после секундного раздумья согласился Дамблдор.

Шаги профессора успели стихнуть, а Рики все сидел, прижимая к груди подушку. Впрочем, почти сразу в палату заглянула мадам Помфри и объявила, что разрешено одно посещение. Следом за ее словами появился Лео.

Рики оценил, какое мужество потребовалось от лучшего друга, чтобы пересечь порог этой комнаты. Строго говоря, он не мог знать, с чем именно столкнется. И тем не менее на его лице читалось твердое намерение верить в лучшее. А Рики, все еще под впечатлением от несостоявшегося разговора с Дамблдором, с приходом Лео только укрепился в ощущении, что его безобразное поведение все же имело какой-то смысл.

– Надеюсь, меня ты не выставишь подобным образом? – спросил друг.

Рики помотал головой, и тут до него дошло. Как он расхохотался! Даже слезы выступили. Разумеется, он не был банальным малолетним придурком, и потому не имел морального права тащиться просто от того, что послал директора Дамблдора почти нафиг и того дальше. А Лео стоял и терпеливо ждал, когда же это закончится.

– Со мной что-то не так? – вежливо уточнил Лео, когда посчитал, что выждал достаточно.

– Нет. Прости… Это вообще не имеет отношения к тебе, – пояснил, справляясь с собой, Рики. – Только не думай, что у меня истерика. Есть причина.

– Можешь рассказать мне, вместе посмеемся, – сказал Лео, но добавил, что, к сожалению, теперь его не так легко рассмешить, как раньше – иностранными словами.

– Нет. Это скорее серьезно, – сказал Рики. – Я только что сделал то, чего никогда не сделал бы Том Реддл. Понимаешь, он… боялся директора. А я его не боюсь!

– Я всегда знал, что ты – не он, – ровно произнес Лео, присаживаясь напротив.

– Я знаю, – кивнул Рики. – Но я убедился, не все так считают. Мне просто невыносимо думать, что ты и ребята подвергались опасности рядом со мной все эти годы.

– Мы об этом уже поговорили, – сказал Лео. – Между прочим, ни у кого не возникло желание бежать от тебя сломя голову.

– Даже у Эдгара? – вяло осведомился Рики.

– Как тебе не стыдно! Он уникальный зануда, конечно, но не трус и не предатель, – обиделся Лео. – Мы все обдумали и решили, что поможем тебе преодолеть это страшенное потрясение.

– Может, вы уже и план составили, каким образом будете меня морально поддерживать? – Рики старался не показать, насколько растрогало его это деловитое и мало оптимистичное заявление. – Наша команда ждет снаружи? – впрочем, в этом не сомневался.

– Нет. С какой стати там торчать и тратить время? – Лео пожал плечами. – Ладно, я даже не знаю, чем тебя подбодрить в такой ситуации. Мне велели спросить, хочешь ли ты видеть Снейпа.

– Интересно! – фыркнул Рики. – С каких это пор наш завуч спрашивает разрешения? Ну что же, можешь ему передать, что пока не хочу.

– Ясно, – не стал спорить Лео.

Рики это не понравилось. Он предпочел бы, на самом деле, чтоб его призвали к порядку. От того, что этого не происходило, он начинал чувствовать себя по-настоящему, едва ли не безнадежно больным – из тех, кому нельзя возражать.

– Значит, ты все время знал, – ровно произнес он, и собственный голос показался ему безжизненным, хотя внутри бушевали несопоставимые чувства. Он и злился, и чувствовал себя виноватым, и тревожился, и восхищался силой воли своего лучшего друга – всего не выскажешь.

Лео ответил не сразу.

– Для меня это ничего не меняло. Ты оставался моим лучшим другом.

– Теперь я знаю, в чем моя особенность. Я – что-то вроде следующей жизни, – сказал Рики.

– Это усложнит твою жизнь, – констатировал Лео. – Но мою – вряд ли.

– Очень по-дружески, – пробормотал Рики.

Он услышал тяжелый вздох – такие обычно предшествуют нотациям или «доверительным беседам», и, вернув подушку за спину, откинулся на нее и опустил веки. Временами ему казалось, что он слишком устал, чтобы выслушивать какие бы то ни было замечания в свой адрес.

– Я понимаю, что нет смысла ни в чем тебя упрекать, – подтвердил его ожидания Лео, – но тебе не следовало уходить с вечеринки Миртл! Когда сэр Драко сказал Артуру, что ты куда-то отправился… Клянусь, Уизли, по словам Дика, сделался совсем как его бабушка, заговорил о каких-то дурных предчувствиях, даже побелел. Но все, конечно, было очень странно, я тоже забеспокоился. А потом Миртл добавила, что тебя пригласил один из портретов. Он еще околачивался там и сказал, где ты. А наша призрачная барышня тут потребовала, чтобы мы привели тебя обратно. И мы пошли в штаб.

– Должно быть, лучше бы пошел Поттер, – пробормотал Рики.

– Едва ли. Видишь ли, мы оказались в ловушке. Зайти можно, а обратно – никак. Там уже застряли Филипс с Чайнсби, и они так разнервничались! Кроме всего прочего, они видели, как ты исчез с Эйвери. И требовали объяснения с нас, что у нас здесь такое творится.

Лео осекся.

– Я знаю, что теперь они оба тоже посвящены в мою тайну, – сказал Рики.

В этом вопросе Лео, как ни странно, не проявил ни малейшего беспокойства.

– Ну и что? Вряд ли они станут дразнить тебя в коридорах, – рассудил он. – Чайнсби лучше Филипса понял, что это не шутки. Кроме того, нас всех заставят подписать документ о неразглашении.

– Так утешает! – Рики заставил себя открыть глаза. – Скажи мне, Лео ты подозревал Френка?

– Должен был, – резко произнес Лео. – Но, Мерлин, я представить не мог, чтоб он и Хатингтон… Кстати, Пит рассказал нам о том, откуда у Мелани взялся второй снитч в прошлом году. Ты не представляешь, что происходит!

– А разве Пит не тут? – удивился Рики.

Лео помотал головой.

– Его и пожилую ведьму – ты называешь ее миссис Дуглас? – оставят в замке до окончания следствия. Мы с ребятами хотим показать ему замок. Мистер Поттер дал нам такое поручение, но мы и сами считаем так. Между прочим, Пит попытался подлизаться к кошке Филча. Ничего не вышло, конечно. Он был потрясен, насколько своеобразная кошка! Артур возразил, что, по его мнению, просто вредная, но твой брат специально разыскал Филча и засвидетельствовал ему свое почтение. Тот дара речи лишился – правда, ненадолго.

– А что именно Пит ему сказал? – поинтересовался Рики.

– Что ему редко доводилось наблюдать такой результат. Филч, должно быть, мастер высокой категории. Но наш завхоз комплименты не уважает, и ответил на это, что в возрасте Пита лучше поменьше мусорить и побольше помалкивать. Но твоего брата это не смутило, наверное, ты предупредил. Вообще, ему здесь нравится. Питеру очень интересно колдовство, а профессор Флитвик был так любезен…

– Профессор Флитвик всегда очень любезен, – сказал Рики, напоминая себе таким образом, что ничего в мире не изменилось.

Неожиданно всплывшая мысль вызвала улыбку, которую он не сумел сдержать.

– Артур, должно быть, счастлив? – спросил он. – Мелани все же сжульничала.

– Да, твой брат рассказал об этом Эди, а он дал делу ход. Чайнсби просто вне себя, – подтвердил Лео, покачивая головой так, что сразу становилось ясно – он не ожидал настолько сильной реакции со стороны Виктора. – Желает переиграть все прошлогодние матчи. Филипс его, как ни странно поддерживает.

– Ничего странного нет в том, что нормальных парней интересует квиддич, – пробормотал Рики себе под нос.

– Хатингтон уже проинформировала его, что не очень умно заниматься этим теперь, когда никто даже не помнит, с чего организовывались эти матчи. Он в дым поссорился и с ней, и с МакКинли.

– И все ужасно страдают, – пробубнил Рики.

– Похоже на то.

– А миссис Дуглас? Чем она занимается? – поинтересовался Рики.

– Общается с внучкой. Вроде бы Мирра Жанн ей нравится. По-моему, эта леди очень властная и, не очень она хочет водиться с учителями. Сразу видно, она здесь со всеми знакома, и по-моему, сразу становится очевидно, что она – самая настоящая ведьма старой закалки.

– Один только я такой болван, что этого не понял, – проворчал Рики.

– Извини, не знал, что эта тема тебе неприятна.

Рики поморщился: он не привык, чтобы на перепады его настроения так чутко реагировали.

– Эта миссис Дуглас очень строга и высокомерна, я имел в виду. И она, и твой брат могут передвигаться по «Хогвартсу», но не покидать его территории, а жить останутся в больничном крыле. Кстати, всем участникам ночных событий запрещено взаимодействовать, – добавил Лео.

Рики вскинулся. Нечто подобное он слышал от мадам Помфри, но не думал, что меры настолько серьезны.

– Запрещено? – переспросил он.

– Артур Уизли считает, это обычная министерская паранойя. Кто-то очень беспокоится, что вы можете договориться между собой, какие именно давать показания. Между прочим, даже профессора Лавгуд к тебе не пустят.

– Не совсем понимаю, – воинственно произнес Рики.

– Придется мне выразиться яснее, – вздохнул Лео. – Министр не доверяет руководству школы. То есть, конечно, доверяет, но… Он в курсе, что гриффиндорская мафия, то есть те маги, которых ты обычно туда относишь, всячески содействуют твоей безопасности, и считает такой подход необъективным. Надо сказать, насколько я его знаю, он, скорее всего, подозревает, что Дамблдор примет меры, подготовит тебя. И все учителя, которые директора в массе своей любят и уважают, станут помогать ему и способны научить тебя намеренно исказить факты.

– Лишь бы не отказываться от своей иллюзии «второго шанса», – проворчал Рики. – Да, теперь я понимаю ход мысли министра.

Рики ждал с минуты на минуту, что войдет фельдшер и объявит, что посещение окончено. Однако этого не происходило, чему он, признаться, был очень рад. Мадам Помфри попросила Лео выйти, только когда в больничном крыле появились два высоких незнакомых аврора. Одного из них она проводила в соседнюю палату.

От допроса у Рики осталось смутное и тягостное впечатление. Средних лет аврор крайне въедливо подошел к своим обязанностям, раскладывая едва ли не на атомы подробности, которые самому Рики отнюдь не казались важными. Когда он ушел, юноша почувствовал себя совершенно без сил.

При этом его не покидало ощущение, что сам он упускает какую-то донельзя важную подробность. Рики задумался, припоминая все, что говорил, и результат не замедлил сказаться; действительно, от его внимания ускользнула довольно значительная деталь. Он перестал слышать в себе голос Темного лорда.

На этой трагической ноте его настигла мадам Помфри, которая не придумала ничего лучше, как принести ему обед.

– Спасибо, я не хочу, – произнес он, и любому человеку стало бы совершенно ясно, что сама мысль о еде его шокирует. Любому, но только не школьному фельдшеру; когда-то в больничном крыле Рики довелось услышать, как одна особа спросила, все ли представители самой гуманной профессии в мире такие уж толстокожие. Теперь он без колебаний дал бы утвердительный ответ.

– Вот еще, – мадам Помфри не обратила на его возражения ни малейшего внимания. – Ты отказался от завтрака!..

Это, с ее точки зрения, было страшное преступление – куда там воспоминаниям о лорде Волдеморте. Чтобы отделаться от нее, юноша соврал, что непременно попробует заставить себя пообедать.

На самом деле его охватила такая паника, что поместить что-либо внутрь себя стало совершенно немыслимо. Рики целиком сосредоточился на том, чтобы, как прошлой ночью, отделить от себя темную сущность. Это представлялось ему гораздо лучшим вариантом, чем позволить Волдеморту соединиться с собой; в этом случае, Рики был убежден, тот будет проявляться через него. Результат нетрудно было предсказать. Самым ярким воспоминанием о том, как Лорд захватил контроль над его сознанием, был эпизод в ««Хогвартс»-Экспрессе» первого сентября, когда он обезумел от ярости и молотил кулаками по стенам туалета. Еще бы, для раздутой гордыни немыслимо было поведение Мелани, посмевшей выставить столь величественную и могущественную персону из вагона старост! Но Волдеморт вряд ли ограничился бы тем, чтоб сделать из него психопата; он жаждал большего.

Очень долго у него ничего не выходило. Волдеморт не проявлялся, ни когда он обращался к нему, ни когда напрягал мозги. Наконец, когда Рики всерьез стал рассматривать вопрос, не побиться ли головой о стену, Лорд неожиданным гневным всплеском дал знать о себе. Его, как выяснилось, возмутило, как смеет субъект, не имеющий никаких прав на его тело, так кощунственно обращаться с бесценной оболочкой самого сильного колдуна всех времен.

С этого момента Рики вынужден был терпеть ненавистную компанию. Волдеморт был отвратительным собеседником. Он беспрестанно угрожал, а то вдруг принимался сам себя превозносить и обещать страшную кару всем, кто когда-либо с ним не соглашался. Единственное, к чему Рики прислушался – планы Лорда относительно того, какими способами тот намерен от него избавиться. Юноша не очень-то хотел обращаться за помощью к гриффиндорской мафии, и тем не менее здравый смысл подсказывал, что ее представители скорее смогут обеспечить ему безопасность от всех вызнанных им каверз зловредной сущности. Рики честно предупредил Лорда, что расскажет о его планах Дамблдору. Лорд, со своей стороны, рассердился ужасно и принялся обзываться.

Допрос миссис Дуглас, Пита, Френка и Рики, как выяснилось позже, происходил примерно в одно и то же время. Это выяснилось ближе к вечеру, когда миссис Дуглас с Питом вернулись в больничное крыло. Тогда у Рики состоялся серьезный разговор с братом, а также с ведьмой, которую он всю жизнь считал образцовой маггловской экономкой. Ужинали они втроем, совсем как дома, поэтому, благодаря присутствию экономки, Рики пришлось погрызть копченую рыбу.

Пит рассказал, что приехал на каникулы раньше обычного, потому что охранять его проще было дома. Но ему не суждено было распаковать чемоданы.

– Поттер сегодня сказал мне, что на самом деле момент переезда из одного места в другое – самый благоприятный для похищения. По-моему, ничего особенного, у обычных людей та же петрушка. Но когда человек благополучно достигает места назначения, все расслабляются, и кроме того, им же отчитаться нужно. Я, правда, не заметил, чтобы в дороге за мной следили или охраняли меня.

Миссис Дуглас критиковала деятельность Гильдии Авроров с компетентностью бывалого человека, который знает, как все это должно быть. «Хогвартс», по ее впечатлению, изменился мало, и было заметно, что находиться здесь ей, пожалуй, приятно, поскольку замок навевал приятные воспоминая о ранней юности.

Экономка поделилась также результатами воспитательной беседы, которую провела с внуком. Френк все еще переживал из-за того, кем в итоге оказался Рики. Он казался глубоко потрясенным и возмущенным; не предполагал, что все так запущено, и рядом с ним в комнате живет такой товарищ. Миссис Дуглас, конечно, вступилась за своего воспитанника, и, однако же, с гордостью заметила, что отношение Эйвери к чистоте крови и Упивающимся смертью резко меняется.

На ночь Рики снова предложили зелье, от которого он отказался и очень пожалел об этом, поскольку всю ночь его мучили кошмары. Лорд, выделенный в самостоятельную сущность, совершенно не желал спать. Забылся юноша только под утро, когда в комнату пробились первые солнечные лучи; вместе с темнотой ушла, казалось, и тревога.

– Нет, ты поступил правильно, что не взял зелье, – сказал Пит, когда наутро Рики ему пожаловался. – Нельзя же постоянно пить успокоительное.

«Как меня раздражает твой брат, – заявил Волдеморт. – Слишком он правильный».

«Тебе просто завидно», – ответил Рики.

Невзирая на разбитость, он планировал провести этот день более активно, чем вчерашний. Невозможно было всю оставшуюся жизнь пролежать в постели, равно как навечно отказаться от еды. К тому же то обстоятельство, что он вот уже второй день живет со старой памятью, но из-за этого ровным счетом ничего не происходит, успокаивало и вселяло некоторую уверенность.

А дела, как оказалось, для него запланировали. Совершенно невозможно было пропустить еще одно традиционное для Рики мероприятие, связанное с окончанием учебного года. Это было собрание заинтересованных лиц, где уважаемый директор обычно предлагал подходящее объяснение произошедшим неординарным и опасным событиям, в центре которых почему-то неизменно оказывался ученик Макарони. В этом году Рики мог рассчитывать на то, необходимость в недомолвках отпадет. Впрочем, профессор Дамблдор всегда придерживался своей линии поведения, которую не всегда удавалось предсказать.

О том, что он приглашен в директорский кабинет к полудню, Рики проинформировала миссис Дуглас. Она также сказала, что Френк там тоже будет. Саму ее не позвали, что, надо сказать, экономке очень не нравилось.

– Я потребовала, чтобы меня туда пустили; сказала, что с вами должен находиться взрослый маг, который проследит за вашими интересами. Но Минерва МакГонагол заявила, что это функции Снейпа, – сообщила она и все же проводила его до горгульи, где сердитый, что его отрывают от основных обязанностей, Филч назвал пароль: «Сушеные яблоки».

«Только подумай, до чего старик постоянен в своих привычках», – узнал от Лорда Рики, прежде чем толкнуть дверь в кабинет.

Внутри уже присутствовал обязательный гость – и бровью не поведший при виде крестника знаменитый Гарри Поттер, профессор МакГонагол и профессор Снейп, расположившийся в последнем ряду, а также, непонятно зачем – профессор Трелони, увешанная бусами в таком количестве, что невольно заставляло думать, будто она использует их вместо бронежилета. А за директорским столом расположился Рональд Уизли с кучей бумажек. Профессора Лавгуд не было, зато Френк наличествовал – он покосился на Рики, как на редкостно неуправляемого дракона, и совсем не обрадовался, когда хозяин кабинета предложил новоприбывшему присесть рядом с ним. Но и возражать Френк тоже не рискнул.

– Вы были приглашены сюда, – заговорил директор, когда следом за Рики, извиняясь и запыхавшись, примчалась профессор Зловестра, – для того, чтобы вас предупредили относительно возможности дальнейшего развития событий. Мистер, – он кивнул в сторону, – Рональд Уизли любезно согласился предоставить некоторую информацию.

Френк с тревогой повернулся к профессору Снейпу. В его глазах читался немой вопрос.

– Естественно, в Министерстве ведется следствие, – пояснил завуч, – и вы оба почти наверняка будете привлечены к разбирательству… на этот раз.

Он не смотрел на Рики, но юноша не сомневался, кому адресован этот намек. Хотя ни один его учебный год не обходился без приключений, до сих пор, однако, до Министерства он не докатывался.

Директор никак не отреагировал на замечание Снейпа, но Рики почувствовал – оно ему не понравилось.

– Прошу Вас, Рональд, – кивнул он дядюшке Артура.

Тот, как всегда, не пришел в восторг от кабинетного внимания и покраснел. Рики невольно сравнил: во время боевых действий он держался совсем иначе, и мог, пожалуй, производить грозное впечатление. Да, Рон Уизли был человеком дела, но далеко не оратором.

«Как странно, – подумал Рики, – с чего мне в голову лезут такие мысли – даже сейчас».

– Ну что же, – забубнил дядюшка Рон, сверх-добросовестно уткнувшись в разложенные перед ним пергаменты, как будто мог с их помощью отгородиться от окружающих. – Все участники последних событий были тщательнейшим образом допрошены.

Френк не удержался от энергичного кивания. Создавалось впечатление, что он вовсю готов помогать. «Ну да, теперь уже можно, когда напакостил», – с возмущением подумал Рики.

– Сейчас уже четко установлено, – продолжал Уизли, – что каждый из вас имеет некоторое отношение к беглым Упивающимся смертью и тому инциденту, который, думаю, нескоро изгладится из вашей памяти. Ричард Макарони был, как все вы знаете, той целью, ради которой они и сбежали из Азкабана. Что касается Френка Эйвери, то он контактировал с ними в течение учебного года. К счастью для него, Эйвери сохранил письмо, написанное ими от имени Гарри Поттера, где, надо признать, почерк подделан вполне убедительно. Эйвери оставил у себя несколько других записок и, что немаловажно, то послание, где ему раскрываются настоящее лицо и намерения тех, с кем он поддерживал связь. Поскольку оно написано не так давно, это позволит, возможно, доказать, что он был пособником по неведению, а не сообщником, то есть не имел злого умысла.

«Докажите это мне», – нахмурился Рики.

– С Вашей стороны, Эйвери, было весьма предусмотрительно сохранить их, – сдержанно похвалила профессор МакГонагол и кивнула Уизли, чтобы он не отвлекался.

«Френк вовсе не предусмотрительный, – сердито подумал Рики. – Просто он неряха и ничего не выбрасывает».

– Бесспорно, что в ночь с тринадцатого на четырнадцатое июня оба названных мною ученика школы «Хогвартс» без разрешения покидали ее, воспользовавшись изготовленным преступниками портшлюсом. В моем отчете зафиксировано, что ответственность за это лежит на Эйвери. В результате оба несовершеннолетних колдуна оказались в заложниках у преступников. В таком же положении оказался брат Ричарда Макарони, совершеннолетний маггл Питер…

– Об этом позднее, Рон, – напомнил ему директор. Судя по всему, у них имелся заранее намеченный и согласованный сценарий; поняв это, Рики испытал противоречивые чувства. С одной стороны, он по привычке не любил их интриги. Но теперь, сам не зная, что с собой делать, юноша почувствовал в себе неприятное стремление доверить свою судьбу кому-то кто старше и умнее; создаваемый гриффиндорской мафией четкий порядок давал ему иллюзию покоя.

– Простите… Да, Макарони и Эйвери, пока что никаких обвинений против вас не выдвигают. Когда состоится суд, вы оба будете вызваны туда, как свидетели. Я, разумеется, не могу поручиться, что после случая вам не придется вновь предстать перед судом в ином качестве.

– Состоится суд? – переспросил Френк, бледнея. Все это чрезвычайно его нервировало.

– Министр настоял, – подал голос Гарри Поттер. – Он согласился освободить от этого Питера Макарони, но все другие очевидцы событий обязаны помогать правосудию.

Тут нечего было возразить, требования Министра представлялись совершенно логичными, но Рики не секунды не верил, что дело обстояло именно так, как изложил Гарри Поттер. Рики легко мог себе представить, как крестный отец… тьфу, какой он ему крестный, надзиратель, ну, в общем, он убеждает рассерженного и встревоженного Дигорри ограничиться допросом учеников в школе. Он словно слышал голос Министра: «Ты свихнулся, Гарри! Вся эта свора до сих пор на свободе, и я не должен выяснить, чего от него ждать?! Теперь он достаточно взрослый, и я хочу его видеть. Тут и думать нечего». Рики криво улыбнулся. «Надо признать, остроумно: никому до сих пор не удавалось заставить лорда Вролдеморта давать показания в Министерстве».

– Уизли, – заговорил профессор Снейп, – я полагаю, мы обязаны подготовить учеников к слушанию. Они представления не имеют, как держаться в Уизенгамоте, но это по моей части.

«Уж тебя не единожды судили, скользкая тварь», – отозвался Лорд. Шокированный Рики собрался сделать ему замечание, но передумал: он решил, что если человека не воспитала долгая и трудная жизнь, то прививать хорошие манеры теперь уже поздно.

– Да, профессор, я понимаю, к чему Вы клоните, – кивнул дядюшка Рон. – Меня просили перечислить основные факты, которые будут точно известны судьям, – он снова поворошил свои пергаменты, сориентировался в них и продолжил таким тоном, что становилось ясно: это начало долгого документального повествования: – Ближе к половине седьмого Ричард Макарони покинул праздник смертенин, который отмечался вечером тринадцатого июня. Это время назвал присутствующий там же Драко Малфой, поскольку, прежде чем уйти, Макарони спросил у него, который час. Причина, по которой Ричард решил ненадолго отлучиться, названа им самим та же, что и двумя свидетелями: Гарри Поттером и Плаксой Миртл…

-Господи, какая нудятина, – пробормотал Рики себе под нос.

Завуч привычно метнул на него суровый взгляд, посредством которого обычно осаживал непочтительных учеников… и замер. Секунду, или около того, он боролся с желанием отвернуться. Но Северус Снейп не был дураком; Рики сразу понял, что он предпочтет знать правду.

Все взгляды Снейпа, в которых сквозили страх и недоверие, на протяжении школьной жизни Рики, теперь уже без всякого мысленного усилия обретали для него смысл. Конечно, профессору было чего бояться, если вдруг вверенный его попечению ученик окажется чудовищем. Снейп и сейчас остерегался… да, только остерегался, потому что, даже уловив, что Ричард Макарони сам по себе не угрожает ему, не мог быть спокоен за сопутствующие обстоятельства вроде настойчивости старой гвардии. Завуч открыл рот; Рики невольно напрягся, ожидая, что он скажет.

– Ведите себя прилично, Макарони, – процедил он и отвернулся.

Поначалу монотонное перечисление фактов навевало тоску. Но постепенно Рики начал понимать, какие выводы отсюда сделают уважаемые колдуны и ведьмы, и ему становилось все более не по себе. Прежде всего, тот короткий отрезок времени, когда естество Волдеморта возобладало в нем; Френк обязан был рассказать об этом, а значит, члены маразматического собрания будут в курсе, что Лорд возвращался. И неизвестно, поверят ли они Рики на слово, что теперь он подавлен? Вдруг решат, что мальчишка всего-навсего притворяется? И печать Тайной комнаты, возможно, только подтвердит их годами взлелеянный страх. Рики вскинул глаза на профессора МакГонагол. «Сказала она или нет, как бесцеремонно я к ней обратился?» – подумал он, впрочем, понимая, что его слова в первые минуты победы в заброшенном доме слышала не одна она.

– …Следствие наверняка установило, что навыки Лорда восстановились, потому что Ричард Макарони применял их не единожды, – как раз произнес Рональд Уизли, но следующие его слова оказались для Рики неожиданными: – Надо признать, что некоторые из них Ричард продемонстрировал миру еще на первом курсе. Заклинание Щита, применяемое им, по свидетельству разных лиц, неоднократно, и которое ему удалось передать одному из своих товарищей…

– Но Лео же научился этому сам! – возразил Рики.

«Можешь сколько угодно прикидываться болваном, они тебе не поверят, – усмехнулся Лорд. – Вспомни, сколько раз я ускорял процесс обучения моих сторонников… Они были мне благодарны, да, благоговели передо мной».

Выслушивая это, Рики имел возможность любоваться донельзя озабоченными лицами присутствующих, лишний раз укрепляющих его ощущение, что передать другу заклинание Щита – это большое несчастье.

– Таково было непроизвольное волеизъявление Ричарда, так? – обратился с уточнением к директору мистер Уизли.

Профессор Дамблдор кивнул со всей серьезностью.

– В частности, благодаря этому нам удалось доказать в свое время, что мы имеем дело, действительно, с обычным ребенком. Лорд Волдеморт ни с кем не делился просто так. А в данном случае Ричард явно не осознавал, что чем-то делится, о чем свидетельствуют некоторые обстоятельства.

– Поэтому министр ожидает, что способности Нигеллуса к этому виду магии должны ослабнуть, – добавил Поттер. – Если, конечно, лорд Волдеморт вернулся. Мы собрались здесь именно потому, что никто из нас этого не опасается, – поспешно добавил он.

Молчание, воцарившееся после этого заявления, прервало деликатное покашливание. И все хорошо почувствовали, что профессор Дамблдор собирается сказать нечто важное.

– Я думаю, что на настоящий момент самой серьезной проблемой юного Ричарда становится бессмертие. Да, не удивляйтесь, друзья мои. Как часто мы слышим доводы о том, что смерть в конечном итоге делает жизнь полностью бессмысленной.

Наблюдатели беспокойно заерзали. «Как же вы мне надоели», – хмуро подумал Рики. больше всего на свете ему сейчас хотелось забиться в шкаф для метел и сидеть там до скончания века. Но директор не замечал, или не хотел замечать его настроения. Юноша уже знал, старик в любом случае скажет то, что считает нужным озвучить, а уж дальше – как хотите. Что называется, полная свобода выбора под бдительным оком гриффиндорской мафии.

– Что бы являла собой наша жизнь, будь она бесконечна? – продолжал Дамблдор, словно предлагая слушателям задуматься.

– Какой ужас! – воскликнула вдруг Трелони.

Френк вскинулся так, как будто внезапно заговорил предмет мебели. А Дамблдор поглядел на нее с большим интересом, доброжелательно вопрошая, до чего же она додумалась.

– Теперь я понимаю, почему Тот – Кто – Не – Должен – Быть – Помянут сделался таким чудовищем. У бессмертного не может быть никаких привязанностей. Люди умирают, а ты нет, и постепенно они становятся… просто как декорации. Мерлин, как это ужасно, – вздохнула она и изящно поднесла к глазам платок.

Рики сделалось не по себе; не хотел бы он представлять свою жизнь в столь мрачном контексте. И в то же время юноша раздраженно подумал, что из нее вышла бы приличная актриса для мелодрам.

Никто из присутствующих, однако, не спешил выражать ему сочувствие по поводу тяжелой участи. На Трелони, пару раз всхлипнувшую в сухой платок, косились в высшей степени неодобрительно. Рики отлично понимал, что в планы гриффиндорской мафии не входило деморализовать его подобным образом.

– Я имел в виду то, – заговорил Дамблдор, мастерски притворяясь, что ничего не случилось, – каким образом человек, неспособный умереть, распоряжается жизнью. Насколько я могу судить, в этом смысле Ричард Макарони до сих пор не отличался значительно от сверстников. Он учился, играл в квиддич, у него были друзья и, самое главное, не было той ненормальной известности, которая преследовала Гарри Поттера.

Присутствующие невольно обернулись на крестного отца Рики. Снейп скептически оскалился.

– Бессмертный знает, что у него впереди полно времени, и в принципе он может ничего не делать. Каждое дело может быть с равным успехом сделано и завтра, и послезавтра, и через год, и десять лет спустя, как говорил один мой знакомый маггл. Но все мы знаем, что лорд Волдеморт избежал этой участи.

– Просто потому, что он так и не достиг, чего хотел, – проворчал Поттер.

– Он не был бессмертным с самого начала. Он родился человеком. В этом я видел шанс для ребенка пятнадцать лет назад.

Рики заставил себя сидеть неподвижно, хотя очень хотелось схватить какой-нибудь хлам со стола директора и, непременно размахнувшись, запустить им в стену.

«Ах ты, старый параноик!» – разозлился Волдеморт.

– Мы обязаны максимально использовать отведенное нам время жизни, – со значением произнес Дамблдор. – Да, обязаны.

– Значит, его единственный шанс вернуться к нормальной жизни – покончить с бессмертием? – спросила, волнуясь, профессор МакГонагол.

– Да.

Рики проглотил мысль Лорда о том, что Дамблдору это выгодно. Понятно, директор стремится ликвидировать неуязвимость своего давнего противника, но Рики не интересовали тонкости их взаимоотношений. Для него самого было бы гораздо лучше стать нормальным человеком, который и травится, и тонет, и поджаривается с необратимыми последствиями. Поэтому, как ни противно, а придется ему вспоминать массу подробностей, связанных с Лордом и его черномагической деятельностью.

Заговорил Рон Уизли.

– Я рассчитываю, мистер Макарони, что вы окажете Гильдии Авроров должное содействие в поиске и уничтожении хоркруксов.

В комнате ощутимо накалилось напряжение. Все, даже портреты старых директоров, дожидались, что он скажет.

– Вы можете в этом не сомневаться, – твердо произнес Рики. Он догадывался, что это окажется непростой задачей; Волдеморт надежно обезопасился даже от самого себя, и если Гильдия Авроров рассчитывала, что ему известно местоположение всех его особых предметов, то придется их разочаровать. Впрочем, Уизли и его давно работающие коллеги вряд ли могли оказаться такими болванами, чтоб всерьез на это рассчитывать.

– Ты помнишь все ритуалы, не так ли? – быстро спросил Гарри Поттер. И Рики внезапно понял, почему дядюшка Гарри за все время не навестил его в больничном крыле и вообще с ним не заговаривал. Понял и обалдел. Как там говорил Лео, «каким бы невероятным это не было…». Герой волшебного мира вел себя так, словно боялся, что у него снова заболит не существующий ныне шрам!

Потрясенный этим открытием, Рики еще с четверть часа пропускал мимо ушей рассуждения профессора МакГонагол относительно того, какими, по ее мнению, могут оказаться планы Министерства, касающиеся его и Френка. Потом всех поблагодарили за потраченное время. Начали расходиться.

– Кстати, Ричард, – когда первой удалилась профессор Трелони, директор мастерски изобразил, как будто чуть не забыл нечто важное. – Возьмите Вашу палочку.

Возмущенное выражение лица Френка говорило красноречивее всяких слов. На его лице отразились признаки внутренней борьбы, однако нежелание привлекать внимание к своей персоне все же пересилило.

На эскалаторе они спускались вместе.

– Совершенно не понимаю, как тебя не упрятали в Азкабан, – заявил Френк.

– Я удивляюсь тому же относительно тебя, – холодно ответил Рики.

А внизу дожидался Филч, чьим неизменным желанием, бесспорно, было отправить туда их обоих. Особенно его возмущало, почему именно ученики, резвые сверх всякой меры в отношении шалостей, плетутся в хвосте и отнимают его драгоценное время. Он же должен следить, когда все уйдут, хотя Рики так и не понял, с чего ему вменили это в обязанность.

«Похож на сэра Салазара? – вспомнились Рики слова Доры. – Ну, это как поглядеть».

Наворчавшись вволю, завхоз удалился. А Рики, сойдя с эскалатора, остановился в нерешительности. Френк уверенно направился к лестнице, а Рики подумал, что ему ведь не велели непременно возвращаться в больничное крыло. И, вместо того чтобы спуститься, он попытался подняться, чтобы зайти в штаб. Вот только на девятой ступеньке профессор Снейп преградил ему дорогу.

– Пока что – в больничное крыло, Макарони. Ваши товарищи, между прочим, могут навещать Вас, когда угодно, – обрадовал профессор. – Но завтра утром мадам Помфри вас отпустит, я договорился с ней. Зайдите в мой кабинет не позднее одиннадцати часов.

Как всегда не интересуясь его реакцией на приказ, что лорд Волдеморт склонен был приписать страху встречи со старым господином, зельевар развернулся на каблуках и стал удаляться, а мантия, развеваясь, летела за ним.

«Да, все как раньше… вот только тайны моей больше не существует».

Рики не мог бы выразить словами, до чего это все портило.