Потомки лорда Каллига (джен)

Души вниз по реке в море уплывут -

Наши смех и печаль в море заберут.

Когда-то — тогда, когда сочиняли это похоронное песнопение — на Коррибане были моря, реки, цветущие сады и плодородные поля. Теперь, после Катастрофы, здесь только красные пески, развалины домов и гробницы, тысячи гробниц. Живым больше не место на Коррибане, и всё же они упрямо пытаются вернуться в дом своих предков.

В горе ты не ищи, не найдёшь ответ -

В море реки текут, реки дней и лет...

Ровная процессия плакальщиц и плакальщиков — в белом, у каждой на голове чёрно-белый плат, закрывающий волосы — неспешно семенит за гробом, мерно ударяя себя в грудь с вскрикивая обрядовое "Ай-яй!" после каждого бейта песни. Качается высоко над толпой чёрно-золотой паланкин, последнее ложе лорда. Кого же это хоронят?

Что же делать живым, если не грустить?

Может ли человек мёртвых отпустить?

Риан сам не знал, зачем он идёт следом за процессией, почему так привычно присоединяется к хору, кто, наконец, тот лорд, чей паланкин мерно покачивается, неспешно продвигаясь по каменистой дороге к гробнице. Кажется, его вовсе не должно было здесь быть, он должен был быть... где-то ещё?

Только эхо страстей ярко, как звезда

Сколько лет не пройди, светит сквозь года.

Бой барабанов и плач скрипок стал почти невыносим — значит, приближалась гробница. Знакомые очертания, знакомая мозаика над бесконечными уходящими вниз ступенями, но Риан всё равно не мог вспомнить, что это, и только приговаривал речитативом вместе с другими:

Реки наших страстей — глубже всех морей,

Эхо наших страстей — ярких солнц сильней.

И имя, шёпотом и в голос, снова и снова, под рокот барабанов, само как барабанный бой: «Ангаррад, Ангаррад, Ангаррад...»

Имя его матери.

* * *

«Чушь!» — Риан резко взмахнул рукой, отгоняя видение, неловко пошатнулся и грохнулся на чёрный камень калефских катакомб. Ну да, Чорхан его предупреждал, что будут «всякие сверхъестественные ловушки и испытания». Правда, такого он всё-таки не обещал. Он просто возник над панелью голофона, как будто так и надо — чуть постаревший, немного потрёпанный, но как всегда стильный и принаряженный.

— Чор... — начал Риан было, удивлённый, но приятель загадочно улыбнулся и приложил палец к губам:

— Теперь меня называют Око Икс, — сказал он.

— Какое-то совсем спец... спецподразделение, да? Здорово! Я думал, они избавились от тебя.

Чорхан пропал двадцать с лишним лет назад после того задания на территории Лишенцев, и Риан был уверен, что пропал тот навсегда где-нибудь, где гниют неблагонадёжные агенты или вовсе на том свете.

— Возможно, ты забыл, — снова хитрая улыбка, — но ты, Риан, сейчас работаешь на нашего врага и, более того, являешься предателем Империи, за чью голову назначена награда. Ты точно уверен, что можешь ожидать от меня ответа?..

Всю радость встречи вышибло, словно ударом под дых.

— Прости, Око Икс. Ты здесь, чтобы огласить мой приговор, да? Учти, я буду сражаться.

— О, нет. Это было бы так неприятно — оглашать тебе приговор, дружище. Нет, я здесь, чтобы предложить... сделку. Союз. Что ты знаешь о Радживари?

— А что должен знать?

— Значит, практически ничего. Плохо. Но я могу передать нашу информацию тебе на деку, если ты согласишься избавить этот прекрасный мир от его беспокойного духа.

— Изгнание злых духов? Внезапно. И в чём здесь интерес Империи?

— А это второй пункт сделки: один из наших агентов сейчас в руках Радживари. Ты не тронешь его. Взамен, повторюсь, ты получишь всю информацию, необходимую для борьбы с первопадшим.

— Но почему именно я, Чор... Око Икс?

— Две причины, Риан. Первая — ты мой старый знакомец, и я надеюсь, помощь нашему человеку будет выкупом хотя бы за часть твоей глупой головы. А вторая — Радживари жаждет твоего тела, и не то чтобы это было нечто сексуальное. Похоже, духовная жизнь ему несколько наскучила, видишь ли.

— Поэтому, как лицо заинтересованное, я не откажусь от вашего предложения? И вправду, можно уйти из Империи, но не от Имперской Разведки, — вздохнул он.

— Теперь мы называемся Ситской Безопасностью. Мило, не так ли? Данные пошли. И будь осторожен: похоже, он заготовил немало всяческих сверхъестественных ловушек и испытаний.

Ещё на деке было предупреждение: не обманываться и не выдать себя. Лабиринт Радживари показывает каждому собственную грёзу, но сам Радживари знает лишь то, что ему открыла сама жертва, будь то словами или яркими мыслями. Поэтому Риан очень старался не думать, забыть о похоронах матери, забыть о только что увиденном и сосредоточиться на легенде, на простой и очевидной для него и неочевидной для древнего духа легенде.

«Я — Квинт Штейнбах[1]», — повторял он про себя, как спасительную мантру. Повторял, пока почти не поверил в это.

* * *

Новая грёза накатила волной, подхватила его, вынесла из толпы навстречу высокой красавице с алой кожей и коротко стрижеными волосами, подёрнутыми золотой краской. Он чуть не упал, запутавшись в полах широких детских одежд, но красавица решительно подхватила его на руки и усадила себе на плечо.

— Это мой брат! — крикнула она возмутившейся было толпе. — Мой брат!

И Риан понял, что перед ним Брона, Брона Златоглазка. Его старшая сестра, единственный воин в их семье. Он уже и забыл, как она выглядела... А Брона решительным шагом шла по красной дорожке навстречу Малгусу — ещё нестарому, ещё неизуродованному Малгусу, державшему в руках золотой венок, заслуженную награду героине битвы за Бегерен.

И вдруг всё вокруг замело снегом, и из этого снега выросли фигуры с сияющими мечами — теперешний Риан знал их по именам, а тогдашнему они все были равно страшными джедаями, чудовищами из детских сказок. Они и вели себя, как чудовища.

— Что вам до него? — спросила Брона, зажимающая пальцами рану в боку.

Её короткие волосы больше не золотились, чёрный доспех был изорван в бою, лицо иссечено осколками взрывавшихся камней.

— Что вам до него, он всего лишь ребёнок! Ему нет ещё и десяти лет, — повторила она.

— Он ситх, — скривил губы магистр Джарек Кейдан. — Ситхи не бывают детьми.

— Добей её, — коротко сказала ему магистр Сатель Шан. — Его я возьму на себя.

— Нет, не стоит, — возразил Варрен Седору. — Ты ещё молода, тебя это может сбить с толку. В себе же я уверен.

Или они не говорили, а лишь обменялись короткими мыслеобразами? Ведь всё это заняло считаные мгновения, и вот уже Риан полетел вниз с холмика, а Брона рванулась навстречу джедаям в свой последний бой — одна против трёх, не победить, но задержать...

Во рту запахло медяшкой. Похоже, он прокусил губу. Зато ещё кусок лабиринта остался позади, и, если верить деке, он был на верном пути.

Брона, надо же... он совсем забыл её. А ведь когда-то просто обожал свою старшую сестру, хвостом за ней ходил, когда она приезжала домой. И она его любила, называла "бесполезный братишка" и всё дразнила, что не бывать ему воином и вечно получать по голове на тренировках, пока голова совсем не опустеет.

«Нет никакой Броны. Я — Квинт Штейнбах. Всё, что у меня есть — это смутная память о матери, отдавшей меня джедаям, и вера в друзей».

* * *

Мать — ещё живая, ещё не вознёсшаяся над плакальщиками и плакальщицами, ещё не погрузившаяся в темноту семейной усыпальницы — крепко держала его за плечо.

— Мой муж мёртв, моя дочь мертва, мой сын мёртв, моя другая дочь мертва, мой другой сын мёртв, — перечисляла она равнодушно, словно читала список покупок.

— Тем более бессмысленно заставлять вашего последнего ребенка участвовать в бою, — возразил ей немолодой человек. Дарт Сципио, это должен быть он. Командующий Коррибанской Операцией.

— Он — последний Рантаал. Император велел, чтобы благородные сами отбили у врага свои владения, — голос матери был всё так же сух и безэмоционален. — Он заслуживает права быть часть великого освобождения.

— Никто не будет особо заботиться о мальчишке, лорд Ангаррад. Он может погибнуть.

— Он в любом случае может погибнуть, Дарт Сципио. Этой войне длиться ещё и длиться. Но так его тело хотя бы ляжет среди камней родного дома, а не среди снегов планеты, даже имя которой мне не выговорить.

— Мне жаль, что вашу дочь так и не нашли. Брона была гордостью Империи.

— Она остаётся гордостью Империи, милорд. Смерть не стирает наших заслуг. Смерть делает их вечными.

Риан знал, что будет дальше: дальше будет его первое убийство. Молодой джедай, вознамерившийся ударить матери в спину. Один широкий взмах посохом — и от джедая остались две половинки. Мать даже не оглянулась, только послала ему волну одобрения и радости.

Но вместо этого он увидел то, что было, когда битва наконец закончилась. Когда джедаи и республиканские войска отступили от поместья Рантаал, и Дарт Сципио по рации поздравил мать с победой — «Ещё одним малым, но бесконечно важным шагом к восстановлению истинной Справедливости», и лорд Ангаррад наконец позволила перевязать свои раны.

Серебристый флаер спустился на поверхность, и из него показалась одетая в чёрное женщина с серебряными глазами и длинными, до пят, серебряными волосами. Она с трудом передвигала ноги, и мать наперегонки с Рианом бросились поддержать её.

— Пять сотен лет, — прошептала она. — Пять сотен лет я ждала этого дня.

Их прабабка, лорд Рантаал[2]. Когда она поняла, что старость и болезни одолевают её, она повелела заключить себя в стазис-камеру и выпустить из неё в тот день, когда Коррибан вернётся в руки своих детей.

Тяжело опираясь на руки своих потомков, она спустилась по трапу и замерла. Потом вдруг резко оттолкнула их и пала на колени прямо в красный песок. Зачерпнула его ладонями и уткнулась в них лицом, будто умываясь или плача. Потом так же резко поднялась, всё ещё держа песок в горстях, подошла к нему.

— Подставь руки, — строго велела она.

Он подставил, сложив их чашечкой. Лорд Рантаал осторожно пересыпала песок из своих ладоней в его.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Риан, — ответил он робко.

— Запомни, Риан, кровь моей крови: это твоя земля. Этот красный песок когда-то был плодороднее, чем тучные поля Медриаса. Теперь он бесплоден, его сделали бесплодным насильники и убийцы. Но всё равно, Риан, это твоя земля. Ты убьёшь за неё; ты умрёшь за неё. Ты предашь ради неё, но её ты не предашь никогда. Ты никогда не отдашь её джедаям. Ты передашь её своим детям. Ты не позволишь разлучить тебя с ней, как разлучили нас...

«Я — Квинт Штейнбах. У меня нет предков, нет прошлого, нет своей земли. Я джедай, у меня не может быть ничего этого».

И всё же это чувство — тонкой струйки песка, которая, словно вода, стекает по затылку за шиворот — никак не желало уходить.

* * *

Лабиринт закончился. Впереди была полутёмная комната, в глубине которой, у громады старинных компьютеров, виднелся полупрозрачный силуэт Первопадшего. Оставался лишь шаг.

Они вышли из темноты и заступили ему дорогу: прабабка Рантаал, мать, вислоусый отец, Брона, Брендан, Гайнор, Тайгвен. Молодые, красивые, сияющие, одетые в лучшие свои одежды. Отец, как всегда, в той дурацкой мантии "под Ревана". Мать и Брендан в синей форме корпуса инквизиторов.

Последнее испытание, последняя ловушка лабиринта.

— Что ты наделал, — вздохнула прабабка. — Зачем ты оставил наш дом?

Он молчал. Дома оставалась Ронвен, в конце-то концов. У них не может быть к нему претензий.

— Ронвен, ха! — красные глаза Брендана насмешливо прищурились. — Ты нелогичен, младший.

— Почему? — не удержался он.

— Или тот путь, который ты избрал — благ, и тогда грешно лишать дочь возможности по нему идти. Или ты оставил её дома своей наследницей, но тогда твой путь ниже, чем путь потомка Рантаал, — пояснил он.

— Это плохая логика. Мой путь может быть благ, но он не для всех.

— Значит, ты оставил свою дочь погибать? Кровь моей крови ты бросил во мраке, сам сбежав ко свету? — нахмурилась прабабка.

Брона размахнулась, чтобы ударить его, но её удержал отец.

— Спокойно. Мы ведь цивилизованный народ, не республиканцы какие. Драться будем потом, если придётся, — сказал он ей. — Сын, джедаи убили нас, они хотели убить тебя. Наши дети для них — отродья, опасные твари, которых надо истреблять в колыбели. Наш дом — пристанище опасных тварей, которое надо раз в пару десятков лет обрабатывать биоцидом, чтобы ничего живого на нём не осталось. Почему ты с ними?

— Да, почему? — мать шагнула вперёд, прихватила его за подбородок, и Риан рефлекторно дёрнул щупальцами. — Ты ведь всегда был добрым мальчиком. Ты ведь не можешь предать нас всех.

Он покачал головой.

— Там правда, — прошептал он. — Там свобода. Я всегда искал свободы, мать. Разве не в этом мой долг?

— Перед кем? — спросила лорд Ангаррад. — Перед кем?

— Перед собой, — он опустил глаза. — Но разве не это главное? Разве другие долги имеют значение?

— И ты ещё хочешь быть джедаем? — возмутился отец. — Даже среди них до такого конченого эгоизма только самое отребье опускается! А ты ведь потомок славного рода, сын!

— А как же слова о "предельном индивидуализме"? — с трудом, но нашёл в себе силы съёрничать он.

— Годны только для рабов и им подобных, не ведающих, что истинное "я" — это "мы", — резко возразила прабабка. — Ты — не просто кто-то, Риан. Ты потомок, ты предок, ты сын, ты отец, ты брат. Ты плоть от плоти, кость от костей Коррибана.

— Значит, мне нет свободы?

— Стоит ли свобода отречения от своей крови? Стоит ли она союза с убийцами твоей семьи? Стоит ли она жизней тех, кого ты предал? Чьей дорогой ты идёшь, когда выбираешь платить эту цену?

В этом была какая-то чертовская ирония: чистокровные ситы, гордые своим ситством, бросают ему в лицо то, что он... он ведёт себя, как ситх.

И ведь не поспоришь же с ними.

— Но что мне делать? Я не могу отказаться от этой правды! — он протянул к родственникам руки, словно моля о помощи, или о милости, он сам не знал. — Я не могу сказать, что её нет!

Мать покачала головой, ничего не ответив. Отец отвернулся. Прабабка отступила в тень. И только Брона, как бывало в детстве, с размаху отвесила ему подзатыльник:

— Иди вперёд, бесполезный братишка. Сражайся. И больше не позорь семью.

* * *

Пошатнувшись, Риан всё же переступил порог. Лабиринт остался позади. Он справился. Он не выдал себя.

Помни, бесполезный братишка: мы всегда с тобой. Мы видим. Мы знаем. Мы не дадим тебе проиграть.

[1] Главный герой классического романа "Весенние цветы". Сюжет: http://fanfics.me/message266030

Несмотря на то, что роман был написан ситом, тот факт, что нигде в тексте прямо не упоминается ни учение ситов, ни Империя, сделал его (после открытия Империи) весьма популярным в Республике. Там, правда, решение и мечты Канимы в финале трактовали не как мечту об Империи, а как мечту о социальном государстве. "Весенние цветы" обрели вторую жизнь в эпоху Альянса, когда Квинт Штейнбах и Канима стали символами Старой и Новой Республики соответственно, а в Канцлере видели Палпатина. Тогда же был снят сериал по этой книге. Разумеется, авторство её было уже совсем забыто.

[2] По приказу Императора все ситы были признаны равными в благородстве и достоинстве; старые родовые имена были уничтожены и формально забыты, и семьи стали называться по имени основателей.