Потомки лорда Каллига (джен)

Аратта Хатт закончил свою речь и выжидательно посмотрел на Реута — что, мол, скажешь, Великий Целитель? Как будешь выкручиваться? Куда побежишь? А бежать-то и некуда.

Картель собирался закрыть все религиозные организации из-за мятежа в секторе никто, и Реут их в общем-то понимал. Нар Шаддаа любила прецеденты, а что проблемных секторов, что сект с проблемной идеологией здесь было в избытке. Проще вырывать проблему с корнем. Он бы и сам, пожалуй, так поступил. А потом разрешал бы вернуться по одному, после долгих проверок на лояльность и большого денежного взноса.

— Может, всё же поторгуемся? Я могу остановить Фейна, и я остановлю его. Значит, вопрос в том, что я должен буду отдать Картелю после победы.

"После", не "в случае". Только уверенный тон, только наглость — Андроник давно научил его разговаривать с этими слизняками. Реут не мог потерять крупнейший источник имперского влияния в Космосе Хаттов. Он не мог — что куда важнее — бросить своих людей. Он обещал им — кров и стол, работу и покровительство — всем, кто примет пять столпов добродетели и девять заповедей мудрости, исцеление и утешение любому, кто приходит за помощью.

Аратта поправил синий сканер-моноколь, пожамкал пастью, пошевелил лапками.

— Поторгуемся, — сказал он наконец. — Поторгуемся, да. Но что есть у тебя такого, Целитель, что ещё не принадлежит Картелю, м-м?

* * *

Признаться, Кейн никогда в жизни не слышал про Ноетиконы. Падаванам про них, наверное, вообще знать не полагалось. Слишком много мудрости зараз, да ещё интерактивной — вот лично Кейн ни за что бы не удержался. Уволок бы к себе какой-нибудь один и мучал бы великих мастеров вопросами, пока те не лопнут. Арка Джетский, Бастила Шан, Ноаб Хулис, Номи Санрайдер[1] — это же живые, то есть мёртвые уже, легенды. А тут с ними можно свободно говорить сколько захочешь!

И надо же было такому случиться, что они пропали. "Где-то на Корусканте" — немногим лучше, чем "где-то в нашей Галактике". И шансов найти примерно столько же.

А ещё Кейну категорически не нравился крутившийся при джедаях набуанский посол.

Даже не внешне — внешне все набуане красивые, со своим-то гримом. Когда королева Ропея приезжала на Нар Шаддаа на концерт легендарного Виора Тея[2], весь Променад на неё пялился только так, и на служанок её, хоть они и закутанные все. Нет, в после просто было... что-то, какая-то неуловимая дрянца. Опять же, не очевидная трусость, не пустопорожнее остроумие, не обычная политиканская двуличность — это-то на поверхности, это всем заметно, нет. То, что за ними пряталось. И за другим тоже — за вещами, которых там быть не должно: доблестью, принципиальностью, верностью.

Но он сказал, отведя Кейна в сторонку:

— Вы знаете, мастер-джедай, недостойный кое-что слышал о Ноетиконах, — и многозначительно умолк.

Что тут можно сделать? Только поддержать тон.

— И что же вы слышали, посол Шив?

Тот довольно прикрыл глаза. Вышло жутко — на веках у него были нарисованы ещё одни, с ярко-красной радужкой.

— Я слышал, что на свете есть женщина, — несколько картинных взмахов веером; что же с этим клоуном не так, что же?

— Я слышал, что и не одна. К делу, посол.

— Это катарская женщина, мастер-джедай, а их на свете немного. Куртизанка Финни Голдмейн с Инусаги, и сенатор Додонна слышала, будто эта женщина искала, кто купил бы у неё Ноетикон. Красивое слово, вот и запомнилось.

* * *

— ...а вы пустите в седьмой блок сонный газ. Фейн мастер гипноза, так что убеждение не сработает, но потеря сознания снимает аффект и возвращает в норму, — отдал Реут предпоследний приказ и обернулся к Андронику. — А ты, пожалуйста, Амфитритой прошу, приведи мне Таранчика.

— Этого пидора?!

Заш хихикнула:

— Да у него женщин было больше, чем у Йена Тенорио![3]

— Это не вопрос ориентации, Заш, — Андроник скривился. — Господи, ещё его девку цифровую выслушивать. "Ой, мой Таранчик сейчас такой занятой, перезвоните позднее, когда он слезет с бабы..." — передразнил он.

— А что поделать? — Реут развёл руками. — Это единственный человек, который дружен с Дарасом и которого мы можем заполучить здесь и сейчас.

— Скажи мне, кто твой друг, мать его так, — сплюнул Андроник. — Надо было догадаться, что нутро у этого вашего Фейна гнилое насквозь. Это ж надо — с Таранчиком дружить...

Благодаря усилиям Праздничек — цифровой секретарши и законной жены несносного гения — полным именем Тарана Седракса на Нар Шаддаа не звали. И потом, "Таранчик" просто больше ему подходило.

Аратте пришлось пообещать привилегию при торговле с Империей. Мелочи по сравнению с возможностью свободно действовать в Космосе Хаттов — с возможностью сдержать данное слово. И потом, Реут всегда мог попросить Варауна привилегию снять — Целитель важная фигура в Империи, но что он может против Тёмного Совета?

Теперь надо было быстро, решительно выиграть войну.

* * *

Чтобы встретиться с кошкой, пришлось сходить на кошачье кино. "Прощай, мой карнавал" оказалось менее скучным, чем Кейн ожидал, что верно, то верно — но всё равно тянулось неимоверно долго. К чему ему печальная история певички, взявшейся быть шпионкой и в процессе убитой имперцами?

Режиссёр ужасно пытался раздуть из этого трагедию, но в общем-то, если шпионишь — всегда рискуешь жизнью, и надо было думать, а не лезть героически соблазнять Мясника Килрана.

Куртизанка ждала его в своей ложе. Красивая — что неудивительно. Мягкая светлая шёрстка, элегантное платье-мини, сандалии, позволяющие любоваться накрашенными острыми коготками на ногах. К ней даже подкатывать не хотелось, слишком она была... профессионалка. Холодная, эстетически совершенная и бездушная. И Ноетикона у неё не оказалось.

— Сенатор Додонна? Ей следовало бы меньше болтать и больше слушать, — кошка коротко оскалилась; даже это вышло у неё очаровательно. — У меня есть кое-какая информация о них, да, но не более того, мастер-джедай.

— А зачем, если не секрет, куртизанке сдался Ноетикон? — прямо спросил Кейн.

Женщина пожала округлыми плечами:

— В первую очередь, он дорого стоит. Моя профессия престижна, но недолговечна, мастер-джедай, и личные средства мне не лишние.

— Орден не станет платить вам за помощь, — обманывать её не хотелось; Кейн видел на Шаддаа, во что превращаются вышедшие в тираж королевы полусвета. — Но нам очень нужна эта реликвия. Если вам дороги святыни Ордена...

Какие там святыни, впрочем. Такие не верят ни в богов, ни в чертей, им не до того.

— На свете много видов оплаты, — хмыкнула кошка. — Например, благодарность настоящего джедая. Она дорого стоит. Я бы могла, пожалуй, что-то вам сказать... даже больше того — показать... если, конечно, вы не боитесь себя скомпрометировать.

Звучало и выглядело это как ловушка, но Кейн выбрал купиться.

— Путешествие по миру корускантского дна с таким прелестным проводником? Кто может отказаться! — ответил он.

* * *

Когда все ушли, Реут поднялся на самый верх летучего дворца, в молельню. Здесь обычно царила Заш. Это она верила в старых богов и почитала новых, это она собирала все самомалейшие кусочки информации о древних обрядах, о вере, которая была до Катастрофы, о Мортис и её детях.

Андроник предпочитал свою Амфитриту, а Реут... у Реута с религией было как-то никак. Он верил в то, что духи уходят куда-то, и это куда-то выше и удивительнее, чем всё земное и самая Сила — но в общем-то и всё. Старые, новые, датомирские — всякие боги оставляли его равнодушным. Обычно. Когда ему было по-настоящему плохо, он поднимался сюда, включал запись, на которой Соверус начитывает Стихотворный Кодекс, и зажигал двадцать одну свечу для Аснейт, кто бы она ни была.

Он остался один, как всегда в такие минуты. Ни духов, ни друзей — никого, только он, ровный голос Соверуса и Аснейт. И та беда, с которой он к ней пришёл, потому что она — Истина (если верить Заш).

Лай ала'иллаи сит'атта иннаи... — Слушайте голос смерти, ситы, закон её вам таков...

В чём его беда? Он потерялся. Он утратил себя (никогда такого не было, и вот опять). Он должен был быть свободен, а оказался в рабстве у самого себя, он должен был дарить свободу, но сковал своих близких оковами своих планов. Он всегда хотел простить брата, но убил его.

Голос Соверуса ровно тёк, и смерть говорила о законах мироздания, а Реут вспоминал свою мать, бледнокожую рыжую ведьму. Мать дала ему имя "Милость" — «Милость богов подземных, — говорила она, — что ты родился мальчиком. Мальчики от природы рабы, они созданы для послушания приказам. Тебе не будет больно жить».

Старшего брата она назвала "Кара". Кара подземных богов — рожать детей хозяину и не быть им хозяйкой. Когда она узнала, что старший брат теперь свободен и станет ситом, она прыгнула вниз с балкона каасского небоскрёба: не стерпела, что мальчишка обретёт то, чего она, ведьма и женщина, лишена.

«Нет рабов и господ, только разное рабство на разном конце цепи, понимаешь, Аснейт?»

Теперь и Реувейн тоже был мёртв. Так и не узнав брата, умер от его руки — а Реуту не хватило любви к театральщине во всём признаться в последний момент. Может, и к лучшему — если нужно, он там, за гранью, сам всё узнает. Тяготило не это, тяготило то, что это было опять — так надо, так должно, так было нужно. Ведь можно же было (наверное) не убивать идиота, пусть даже он сам напрашивался и активно требовал смерти. Можно было. Но нужно было убить — во избежание, для вящего блага, во имя спасения Галактики...

Шен'хе арат ми-шамар кайнна ке берг'аэль... — Нет на свете иных сокровищ: лишь свобода и белый ветер...

Самая загадочная строчка Стихотворного Кодекса: сколько толкований на неё написано, сколько копий сломано за выяснением, что такое тот белый ветер. Иногда, в тот миг, когда дух отрывался от мира сущего и уходил дальше, Реуте казалось, что он понимает. Что он чувствует дуновение этого ветра на своей щеке.

Что ему делать? Что ему делать, если он должен быть свободным, но совершенно не умеет, как выяснилось? Что делать, если "свободен" и "должен" вообще не могут сочетаться, а он иначе не умеет? Что делать, чтобы обрести истинное сокровище?..

«Сделать то, что хочешь. Не потому, что надо, не потому, что должно. Потому, что хочешь».

Последовать своему сердцу, а не законам и правилам, не долгу и обязанности. Хотя бы один раз.

Для начала.

[1]В игре — Номи Да Бода, по девичьей фамилии, потому что цоперайтовые споры с издателем гомиксов. Из-за них и Бастила появилась, хотя должна была быть Вима.

[2] Легенда иторианского вокала.

[3] Йен Тенорио — персонаж чандрильского фольклора, ставший известным широкой публике по нравоучительной повести мастера Молиса Тирны "История Йена Тенорио, озорника с Чандрилы", где рассказывается, как юный развратник Йен, случайно убивший мастера-джедая, совращает его ученицу и приглашает покойного мастера "поглядеть на их счастье". Мастер приходит и забирает Йена с собой.

С тех пор история многократно пересказывалась, в том числе алдераанским мятежным гением Карелом Хордоном, превратившим её из притчи о вреде страстей в апологию следования страстям, и Чиаро Тайреллом.