Потомки лорда Каллига (джен)

Тристен медитировал. Он давненько этого не делал — очень давненько. Примерно с тех пор, как начал всерьёз считать себя не беглым джедаем, а обычным наёмником. Превращение это заняло лет десять: сначала он научился не доставать меч из-за пояса, потом — из рюкзака, а потом меч навсегда занял место в небольшой коробке в дальнем углу грузового отсека "Зоркой". Так странно думать, что путь назад вышел совсем коротким: стоило повесить рукоять на место, как он уже через час не мог представить себе, как это — жить без неё.

И вот теперь возвращалась ещё одна примета прошлой жизни: сомневаешься в чём-то — медитируй. Сядь, сними с глаз повязку, подставь нагое лицо мирозданию. Опусти щиты, сними доспехи. Будь уязвим и открыт — и тогда сможешь услышать, как говорят меж собою звёзды, как шепчет прошлое и поёт будущее.

Ему мерещилась мелодия из детства — Закат, рассвет, закат, рассвет, день за днём бежит... — и тихий шорох бесплотных голосов в пещерах Илума, голоса давно ушедших людей и их сияющие следы в тишине Силы. Но ответ всё не приходил.

А ответ был нужен, очень нужен.

Человек, сидевший сейчас в камбузе, утверждал, что он — Ихэнне, точнее, Миурани'хэн'элоссо. Что он был родственником и личным врачом аристокра Сагану, возглавлявшего коалиционные силы чиссов на Хоте.

И лорд Сайфер — бывшая энсин Темпл, служившая адьютантом этого самого Сагану — подтвердила, что Ихэнне и правда существовал и в целом соответствовал гостю.

Проблема была в том, что такого чисса не знала Кисс, которая служила на Хоте от звонка и до звонка и которая стала наёмницей после Дня Алого Снега[1]. Которая была урождённой Миурани и до сих пор повторяла список своих убитых вместо утренней и вечерней молитвы. Чтобы она забыла личного врача своего господина? Невероятно.

И никто из них троих не лгал, что потрясало больше всего. Каждый из них говорил свою правду.

Сияние сгустилось до смутного блина планеты за плёнкой псевдоглассового иллюминатора — красноватого, блёкло светящегося блина, в котором Трис с изумлением неуверенно опознал Коррибан. Он сидел на полу и пытался сосредоточиться, но сосредоточиться всё никак не выходило: то ныла затёкшая нога, то колола какая-то особо коварная и противная соринка.

Невдалеке — за рабочим столом — сидел учитель, разбирая какой-то сложный механизм. (Если бы Тристен не был сейчас скован восхитительными оковами живого зрения, он бы понял, какой, непременно; но он не привык видеть этот мир.)

— Мастер? — позвал он, сам не зная, зачем.

— Тристен? — отозвался тот. — Что, не получается?

(Он даже не удивился этому имени; в конце концов, он привык быть Тристеном, он стал Тристеном — как ещё мог учитель его назвать?)

— Не получается. Я слышу, что упускаю нечто важное, но я не могу понять — что. Они все говорят правду; ни один не лжёт ни мне, ни себе. Но ведь кто-то должен ошибаться... они не могут быть правы все и сразу!

Учитель задумчиво потёр пальцами подбородок, наклонил голову на сторону. Рожки у него были мелкие и острые, совсем как у братца[2]. Если бы не они, и не догадаться бы, что в нём течёт чёрная датомирская кровь. Если бы не они, учителя бы уважали, его бы не выгнали из Храма в глушь на периферию, беречь никому не нужные развалины...

(Если бы только они и впрямь никому не были нужны, если бы только!)

— Помнишь, я рассказывал тебе иридонийскую сказку? — спросил он. — Про колдуна и веник?

Трис улыбнулся.

— Да, конечно!

(Сказка была длинная и запутанная, и полная удивительных поворотов; учитель рассказал ему её в тот раз, когда они намертво застряли в завале на грунте и даже не знали, спасут их или всё-таки нет. И голоса, эти проклятые голоса, которые живут в старых ситских домах и гробницах — они смеялись над ними, они сочувствовали им, они их дразнили...

Жойезу было всего двенадцать, и ему было страшно, и он чуть не обрушил единственную опору, удерживавшую над ними потолок. Поэтому учитель рассказал ему сказку. Длинную, путаную сказку с множеством сюжетных поворотов, чтобы уследить за которыми, надо было полностью сосредоточиться на истории и забыть о происходящем. Ещё бы он её забыл. Он ведь потом рассказывал её Мако — когда они прятались от республиканской погони, и надо было заставить её любой ценой не думать о её клонах, проекте СИС и прочих ужасах.)

Учитель благосклонно кивнул.

— Значит, помнишь, как они вычислили колдуна?

— Помню. Они искали исчезающего колдуна, который вредил и пропадал бесследно, а одна крестьянка искала исчезающий веник, который вредить не вредил, но тоже бесследно пропадал, — старательно припомнил Трис. — И тогда умный отрок Рувен заметил, что веник и колдун исчезают в противофазе: если есть один, то нет другого. Тогда старица Мароа бросила веник в огонь, и...

— Ты хорошо запомнил сказку, молодец, — (человеческое зрение давало разглядеть самые мелочи; например, то, как от улыбки вокруг глаз учителя складываются мелкие лучики-морщинки). — Что хуже, ты не проявляешь способности делать выводы из историй, а это важно для будущего джедая, Тристен. Вот у тебя есть исчезающий колдун — человек, который есть и которого нет одновременно. Значит, что ты должен искать?

— Что-то незначимое и мелкое, но ведущее себя точно так же? Какую-то деталь, мелочь? — в этом определённо был смысл.

— А лучше множество подобных деталей. Собери все сходно себя ведущие единицы и получишь схему происходящего — разве не так ты поступаешь, когда ищешь свою цель? Или когда выполняешь задание с Железным Кулаком?..

Видение ушло так же легко, как и пришло, живые неяркие краски мира грёз сменились путаницей узоров Силы. Но ответ был получен; дальнейшее было уже делом практики. В самом деле, разве он не умеет вести расследование? А все расследования похожи друг на друга...

* * *

Последнее, чего бы хотелось Кейну — это столкнуться с рыцарем Редвином в зале ожидания на станции Керрик. Хотя нет, это было предпоследнее; последнее — это выяснить, что они будут делить каюту в путешествии от Тифона до Корусканта.

— Магистр Дин полетел на личном транспорте, но мне такого не положено, — объяснил он, и вид у него был такой, будто он вообще не понимал, почему это Кейн им недоволен.

Как оказалось, он и правда не понимал. Нет, серьёзно; ему хватило ума прямо спросить:

— А почему ты со мной не разговариваешь? Я тебя чем-то задел?

И Кейн честно не знал, что тут сказать кроме «Давай потом об этом поговорим, ладно?». То ли обидеться ещё больше на подобную тупость, то ли поржать и убежать, то ли умилиться на подобную незамутнённость. «Так много вариантов, и ни одного приятного», — вздохнул он.

Как назло, пообщаться ему как раз хотелось, тем более, что от ученика он за прошедшие несколько дней едва ли десяток слов услышал. Не то чтобы это сильно его огорчало, но молчать так долго было странно; он слишком привык за последние годы, что рядом всегда есть учительница. Что она всегда откликнется, пусть не сразу, на его слова, ответит, может быть, даже перехватит инициативу и навяжет ему разговор или спор о чём-нибудь, для неё важном...

Но мастера Хулис больше не было рядом и никогда больше не будет.

Меж тем прозвучала сигнальная сирена, и вереница пассажиров потянулась в посадочный шлюз, оставив позади шум станции и занудный голос, напоминающий о вспышке рагулянки на очередном крупном мире внутреннего кольца. Хорошо хоть, не Нар Шаддаа. Кейн совершенно не хотел выяснять, способны ли вопильцы предотвратить эпидемию такого масштаба до того, как половина населения на бешеной луне возжаждет плоти ближнего своего.

Но стоило подняться на борт, как ученик — шедший строго в трёх шагах позади, какое чудовищное следование правилам — ощутимо занервничал. Потом даже подошёл поближе, тронул его за плечо:

— Мастер Джет, вы знаете, что это за корабль?

— Нет, — пожал он плечами. — А надо?

— Как сказать, мастер Джет... это "Эсселес", вы что-нибудь слышали о нём?

— Есть такая планета в регионах, — покопался в памяти Кейн. — Я там даже бывал. А так — ничего.

— СИС использует этот корабль для перевозки особо ценных кадров, — и едва ли он хотел бы узнать, откуда у ученика такие сведения. — Наверняка мы здесь, чтобы охранять один из них. Они всегда так делают. Посадят среди пассажиров нескольких джедаев, и думают, что...

«Нет, всё-таки хочу знать».

— А откуда у тебя такие сведения?

Даже сквозь вуаль он ощутил короткий оскал и взблеск белёсых глаз. Но голос ученика, когда тот ответил, был абсолютно спокоен, даже без нотки вызова — просто спокойное перечисление фактов, не более того. «Такому самоконтролю и позавидовать можно».

— Я состоял при разведке, мастер Джет, и принимал участие в нескольких экстракционных рейдах на "Эсселес". Поэтому сразу узнал его. Заметьте, нам не сообщили, на каком таком корабле мы летим...

«Замечательно. Просто замечательно. Интересно, что обычно бывало с джедаями-для-защиты по итогам таких рейдов? Хотя нет, не интересно».

В некоторой мере Кейн был даже благодарен Редвину за его страстную речь об «однажды предателях, всегда предателях» и тёмных тварях. Согласиться с ним он, конечно, не мог. Это бы поставило под сомнение его решение и, что важнее — саму Силу, приведшую падавана Риана на Тифон и давшую ему шанс стать джедаем. Да и мастер Хулис всегда говорила, что тьма — в сердце, а не в крови.

(Но сит был попросту страшным, и хорошо, что он носил эту клятую вуаль, потому что видеть красную кожу, золотые узоры на ней, холодные рыбьи глаза и оскал неприлично белых зубов было бы невыносимо. Во всех чертах его внешности было что-то странное, уродливое, противоестественное; как будто взяли человека и исказили его, нарочито усилив всё мерзкое, что только могло быть в людской внешности.)

После рассказа Редвина ему стало совсем страшно — ведь этот ситх не был кем-то особенным, исключением, тьма в котором была исцелена, например, десятилетиями жизни на святой земле Ордена. Он был обычным имперским функционером, который с какого-то ляда вздумал становиться джедаем. Но одновременно ему стало очень легко; он разом узнал всё страшное, что мог бы узнать — и ощутил, что решимость следовать выбранному пути не поколебалась ни на миг.

Его ученик остался его учеником. Подзащитным, подопечным. Тем, за кого он в ответе.

— Мастер, сэр, разрешите обратиться? — напротив стоял мелкий катар, одетый в помесь гражданского полудоспеха и выходной косухи нар-шадди, и внешность его мало вязалась с формальным тоном запроса. Потом, Кейн просто не знал, что надо говорить в таких случаях. Выручил ученик:

— Вольно, солдат. Назовитесь только сначала.

— Лейтенант Триниас Роу, Погромщики, мастер, сэр, — лихо отсалютовал тот. — Там в лобби тви'лечка гражданских мутит, панику сеет, говорит, мол, за нами гонятся имперцы и вообще шпионы повсюду. Что прикажете?

— Заткнуть и ко мне, а сами приготовьтесь к бою, — мгновенно среагировал ученик. — Простите, мастер Джет, но должны же мы знать, откуда...

Корабль ощутимо тряхнуло.

— А не врала твилечачка-то, — бодро хмыкнул катар. — Всё равно вести сюда?

— Тем более вести! — рявкнул Кейн, выйдя из растерянности. — Быстро, одна нога здесь, другая уже снова здесь!

«Только бы она не оказалась тем самым ценным агентом...»

[1] День Алого Снега — акция лояльных чисских домов против дома Миурани, направленная на предотвращение дальнейшего взаимопроникновения Престола и Империи и на повторное закрытие границ. В течение нескольких дней лоялисты при поддержке Республики практически уничтожили коалиционные силы Миурани и союзных им семейств на Хоте. В результате границы Чисского Престола были закрыты, а Империя получила немалое количество беженцев — впрочем, не то, чтобы она жаловалась, беженцы были отборные.

[2] Маленькая иллюстрация (внимание на рога).

Забрак имперского образца, будем считать, датомирец: https://i.imgur.com/22XINvY.png

Забрак республиканского образца, будем считать, иридонец: https://i.imgur.com/OUAIYTM.jpg

Као Цен Дарах: https://i.imgur.com/Qp9F2wa.png

Поскольку форма рогов неизменна для каждой отдельной подрасы, приходится делать вывод, что Као Цен Дарах — вероятнее всего, полукровка. А как в Ордене относятся к темнокровным, объясняет, почему лучший боец Ордена(с) валандается по гребеням.