Теперь я Молли (гет)

Я проснулась от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Открыла глаза... И с визгом отползла на противоположный край постели! В изножье моей кровати сидело привидение собаки. Страшенной!

На визг это чучело не отреагировало, но зато заговорило человеческим голосом. Смутно знакомым, кстати. А потом истаяло серебристым дымком. Вот тут до меня наконец дошло: это же был патронус! И говорил он голосом Римуса. А что говорил?.. Я так перепугалась жуткой зубастой морды, что пропустила все мимо ушей. Придется поднапрячься, чтобы вспомнить — как Северус учил когда-то. Эх, Северус...

Я сконцентрировалась и начала копаться в памяти. Потихоньку всплывали обрывки его фраз: "...Сириус... колдомедика... ранен... скорее... помощь..." Что за... Сириус ранен? А почему об этом сообщают мне? Не удалось найти колдомедика? Вот был бы у Люпина не такой монстроподобный патронус, я бы, может, все поняла.

Обдумывая непонятную ситуацию, я собиралась на Гриммо. Хотя было о-очень неохота... Одно утешало — не придется туда долго и нудно тащиться, а можно будет просто аппарировать.

На Гриммо царила паника. Меня встретила бледная и, по-моему, находящаяся на грани обморока Гестия в заляпанной кровью мантии. Кровью!

— Скорее наверх! — проверещала она.

Я впечатлилась и через ступеньку поскакала по лестнице. К счастью, в коридор выглянул Римус, и мне не пришлось заглядывать в каждую комнату в поисках пострадавшего Блэка. Римус тоже был весь в крови... Я зашла внутрь, заранее содрогаясь. Смотреть в сторону кровати было страшно, больше всего хотелось сбежать и позвать настоящего врача. Колдомедика, то есть. Но раз уж пришла...

Вся постель тоже, уже ожидаемо, была в крови, и на ней лежал бледный-бледный Сириус. Я сглотнула. С виду пациент был скорее мертв, чем жив...

— Что с ним? — еле выдавила я.

Римус, тоже бледный и осунувшийся, вцепился в спинку стула и с трудом, срываясь на судорожные вздохи, рассказал мне, что произошло.

Блэк бродил где-то в Лондоне, на него напали, он еле добрался до дома. Раны были очень страшными, Гестия с Ремом худо-бедно остановили кровь и зарастили внешние повреждения. Но теперь без колдомедика не справиться. Дальнейшая логика была шедевральной: настоящего колдомедика не позвать, потому что Блэк вне закона, а дом спрятан и вообще — штаб Ордена. А вот у Молли столько детей, наверняка она знает, как нужно лечить, давайте позовем ее...

Гениально! Римуса хотелось прибить. Курицу Гестию тоже.

Я бегом бросилась вниз, к подключенному камину. Только бы Жоржетт была на связи! Она ответила — заспанная, недовольная, но ответила. Быстро среагировала на мои объяснения, собралась буквально за пару минут и появилась из камина с чемоданчиком в руках. Теперь мы побежали по лестнице уже вдвоем. Вот как и зачем они поволокли его в спальню, а? Не могли в гостиной на диване уложить? Римус что-то вякнул, увидев нас обеих, но я отмахнулась, а Жоржетт даже не взглянула в его сторону. Палочку она достала еще на ходу и теперь водила ею над Сириусом.

— Нужно в Мунго! — категорически заявила она через полминуты, убийственно глядя на Рема.

Разумеется, они стали препираться. В конце концов Жоржетт махнула рукой и сказала, что сделает все от нее зависящее, но ничего не обещает. А нас с Люпином назначила ассистентами.

Процесс лечения я запомнила плохо, потому что изо всех сил старалась от него абстрагироваться: Жоржетт вскрывала Блэка то в одном, то в другом месте. Когда она ловким движением палочки распорола ему бок, вытащила оттуда какую-то внутренность и стала производить с ней непонятные манипуляции, меня чуть не стошнило. Сама не знаю, как я сдержалась. Повезло еще, что я хотя бы в обморок не падаю при виде чужой крови.

Сначала мне казалось, что все это происходит очень долго, потом — что бесконечно. У меня болела спина, кружилась голова, постоянно подташнивало от запаха крови. А когда пришлось делиться с Жоржетт своей магией... В общем, потом я привыкла: мне казалось, что это никогда не закончится. Да было уже и все равно. Появилось ощущение, что я смотрю откуда-то со стороны, может, с потолка, а все эти люди и их действия меня не касаются. Как я читала когда-то в одной книжке: прошло две-три вечности.

В конце концов меня напоили Успокаивающим с каким-то незнакомым привкусом и отправили спать. Кажется, это сделала тоже Жоржетт, которая, видимо, закончила с Блэком. С мыслью, что работа колдомедика требует недюжинных сил, я отрубилась...

А проснулась будто от толчка — мне же нужно вечером быть в Ракушке! Вдруг проспала?! Часы в комнате, где меня уложили, конечно же не работали. С грехом пополам наколдовав Темпус, я немного успокоилась — еще только время обеда. И снова запереживала: если у меня простейшее заклинание выходит еле-еле, как я буду аппарировать? И следующая мысль — как там Сириус? Даже стыдно стало, что в первую очередь думаю об отношениях, а не о человеческой жизни...

Пытаясь бодриться, я слезла с кровати, накинула мантию поверх мятой одежды, в которой спала, и отправилась узнавать, как чувствует себя наш пациент. Надеюсь, все-таки скорее жив, чем мертв. В его комнату заглядывать не рискнула, мало ли что, поэтому спустилась вниз. Из кухни раздавались голоса, и я двинулась туда.

-...поэтому Обливиэйт необходим! — услышала я обрывок фразы и машинально спряталась за дверью. Какой такой Обливиэйт? Про что это Римус толкует?

— Обливиэйт наложить никогда не поздно, — это Кингсли басит. — Я настаиваю, что начать нужно с клятвы.

— Даже если она не проговорится, есть много способов узнать от нее правду, — опять Люпин. — Дождемся Дамблдора и спросим его совета.

— Мы не можем держать ее здесь неизвестно сколько! — Кингсли повысил голос. — А если Дамблдор придет через неделю? Нужно решать сегодня же!

Это они про Жоржетт, я правильно понимаю, да? Потому что кого еще можно держать здесь и собираться приложить Обливиэйтом? Я так рассердилась, что даже проснулась окончательно. Она, значит, лечит этого барбоса не жалея сил, а они — Обливиэйт? Презлым за предобрейшее, да?!

Я выдохнула. Так, Молли, спокойно! Сначала думать, потом делать. Как лучше повести себя, чтобы они пришли к правильному выводу? Сделать вид, что я ничего не слышала? Ну нет, так они могут скрыть от меня свои намерения и заобливиэйтить Жоржетт по-тихому. А если я сознаюсь, что подслушала, и они меня тоже... того. Вряд ли, конечно, но мало ли.

Та-ак, нужно убрать воспоминания о лечении в "тайную комнату" — вот что. Северус говорил, что оттуда ничего не стереть извне. Сейчас сделаю... Ой, а как я ими буду пользоваться во время разговора? Ни разу не делала так, что воспоминания спрятаны, а я про них говорю. Спрячу кусок, пожалуй. Нет, несколько кусков: как я позвала Жоржетт и пару эпизодов непосредственно с лечением. Расслабившись по возможности, я загрузила их в схрон и пошла в атаку.

Увидев меня, Рем и Кингсли спорить тут же перестали и, кажется, собрались поздороваться. Но я успела первая.

— Вот, значит, как вы благодарите тех, кто вам помогает? — я уперла руки в бока и зашипела как понятно кто. — Не позволю накладывать Обливиэйт на Жоржетт!

И я ткнула Рема пальцем в грудь. Сначала хотела палочкой, но потом передумала — а вдруг они не так отреагируют? Сработает рефлекс вон, у Кингсли, и обезвредит он меня как-нибудь по-аврорски.

— Мы не... Просто... — забормотал Люпин и оглянулся на Кинга, а тот в свою очередь вытаращился:

— На кого?

Меня немного отпустило. Кажется, боевого настроя у них нет, можно попробовать убедить по-хорошему. Да и Шеклболт был изначально против.

— Вы вообще понимаете, что это было бы не просто непорядочным, но и недальновидным поступком? Во-первых, человек бросил все свои дела, не жалея сил и магии лечил Сириуса, а вы — Обливиэйт. А во-вторых, потом может понадобиться какой-нибудь специфический уход или консультации, вы об этом подумали? Вы что, собрались каждый раз ее вызывать, а потом память ей чистить?! — говорила я негромко, но, надеюсь, угрожающе, как одна начальница на моей бывшей работе — ее до дрожи боялся весь отдел! — и позу не сменила.

— Я тоже считаю, что нужно взять с целительницы клятву, — наконец выступил Кингсли и, прокашлявшись, спросил: — А... как ее имя?

— Жоржетт Дюдеван, и я категорически против стирания ее памяти! — для убедительности я притопнула ногой.

— А она согласится на клятву? — кисло спросил Рем.

Нет, он еще недоволен! Вообще-то это его дружок вчера чуть копыта не отбросил!

— А мы спросим! — я так посмотрела на этого... Люпина, что он нервно сглотнул, но все равно вякнул:

— А если Дамблдор будет против? Этот дом держится в тайне, ты же понимаешь...

Я только фыркнула — в тайне, ага! Кингсли меня поддержал:

— Тайну знает не два человека, а два десятка, так что полагаю возможным...

И замолчал: на пороге кухни стояла Жоржетт.

— Добгое утго! Еле дегжусь на ногах. Могу ли я чем-нибудь пегекусить?

Я кинулась к плите, на ходу выпаливая кучу вопросов:

— Как ты, как Сириус? Он будет жить? Тебе кофе с молоком? Какое лечение еще нужно? Мы можем чем-то помочь? Будешь омлет?

Мужики приготовили завтрак, молодцы, а она вон какая бледная после безумной ночки! Усадив ее за стол, я вспомнила о приличиях:

— С Римусом ты уже знакома, а это Кингсли Шеклболт. Кингсли, это Жоржетт Дюдеван.

— Очень пгиятно! — мило улыбнулась она, втыкая вилку в омлет.

— Взаимно, — пробормотал отчего-то засмущавшийся Кинг.

Может, мой план насчет них удастся?

Римус ерзал на протяжении всего завтрака — или обеда, тут как посмотреть: на часы или на время нашего подъема. Я закидывала его убийственными взглядами, но это не особенно помогало.

Бедняга Жоржетт еще кофе не допила, как я потащила ее в гостиную, чтобы поговорить наедине. И успеть с ней по-хорошему договориться о конспирации, пока Люпин ничего не испортил.

Первым делом я повинилась в том, что впутала ее в историю, находящуюся за гранью закона, и объяснила, что не могла иначе — жалко же Блэка! А если бы мы ждали прихода следующего адекватного человека — Кингсли — Блэк мог бы умереть.

— Не "мог бы умегеть", а "умег бы", — прокомментировала Жоржетт и по-деловому спросила: — Пгинести клятву о негазглашении? Обычной целительской этики, как я понимаю, недостаточно?

— Ага... — я вздохнула с облегчением и некоторым стыдом: почему-то мне казалось, что она будет против, ну и главное, конечно — что я всех во что-то втягиваю постоянно. — Давай только мужиков позовем, чтобы они тоже клятву твою видели и дурацких вопросов потом не задавали.

— Конечно, как скажешь, — Жоржетт смиренно сложила ладошки на коленях.

Кинг и Рем имели очень смущенный вид, когда слушали клятву. Ну Кингсли-то ладно, а Люпин чего скромничает? Не он ли орал, что нужно ее обливиэйтить? Или стыдно стало наконец-то?

— Мне нужно подняться к пациенту, — сообщила Жоржетт, когда после клятвы повисла неловкая пауза, и продефилировала наверх, провожаемая нашими взглядами.

Все-таки Кинг смотрит на нее как-то эдак!

— Мне пора домой, — спохватилась я наконец и, попрощавшись на ходу, выскочила за дверь. Пусть дальше сами разбираются!

Заходя в кухню Норы, я прикидывала, что нужно успеть сделать до вечера. До встречи в Ракушке... Поэтому не сразу заметила, что здесь кто-то был. А когда заметила — заорала не своим голосом! В двух шагах от меня стояла мумия! Маленькая, но живая! Она шевелилась! А-а-а!

Я попятилась к двери, споткнулась, еле удержала равновесие, и опять заорала — потому что мумия двинулась ко мне! Заковыляла на своих коротких ножках, вытянув вперед руки! Я с визгом вылетела на крыльцо и сразу аппарировала. Мне кажется, это получилось как-то само, автоматически. Уже через секунду я осела в снег возле Ракушки, пытаясь побороть дурноту. И резкую боль в руке...