Потомки лорда Каллига (джен)

Рейсовый омнибус неспешно тащился на Каас, неся с Коррибана в столицу археологическую экспедицию, трёх геологоразведчиков, отставного наставника, очень занятую сит-лорда... и её. Их с Ветте, если точнее.

За дверями каюты — Ронвен точно знала — стояли те двое солдат, которые отвозили её на Коррибан. Формально — почётный караул при наследнице древней и уважаемой семьи. По сути... суть враз уловила светлое летнее дитятко Ветте:

— Ой, а чего ты такое украла, что тебя под конвоем возят? Ты разве не ситка?

— Ситка, ребёнок, — мрачно ответила Ронвен, — это область на Хоте.

Отец бы сказал — уход от ответа, и притом трусливый. Но его мнение больше ничего не значило.

Ронвен зябко натянула на плечи тонкое одеяло, скорчилась на узкой корабельной койке.

Сумеет ли она отпустить эту боль? Отпустит ли эта боль её?

— Эй, ты как-то не очень, — тви'лекка присела рядом, протянула тонкую руку.

Первый порыв был — ударить. Но нельзя бить людей просто потому, что тебе плохо. Надо быть выше этого.

Или — можно? Ведь это тоже говорил отец.

— Ты знаешь, кто такой Дарт Барас? — она всё-таки выбрала говорить, а не бить.

— Ну... — рабыня покачала лекками. — Вроде, очень большая шишка, да? И злобный небось, что твой ранкор?

— Хуже. Он милый, как булочка с корицей — пока мы ему нужны. А когда перестанем быть нужны, он нас убьёт. Для него все на свете — просто как... как зубочистки. Использовал и выбросил.

Это тоже было из отцовских слов. Он не любил Бараса — не любил и боялся. Но здесь Ронвен не видела причин не доверять его суждению. Личный опыт подтвердил: всё так и есть.

— Поэтому там конвой, да? — догадливо уточнила тви'лекка. — Потому что он должен тебя использовать и убить, а ты не должна сбежать?

Ронвен кивнула.

— Причём, это ведь глупо, — грустно сказала она. — Бежать мне всё равно некуда.

— А что ты такого сделала-то? Украла что-то важное, императора по матери послала? Что?

Её снова захотелось ударить, и снова Ронвен сдержалась.

«В конце концов, эта девочка — всё, на что я могу опереться в новом мире», — напомнила она самой себе.

Нет смысла таиться от неё. Дважды нет: во-первых, потому что сплетни всё равно будут; во-вторых, потому что истинно крепкие союзы строятся на доверии.

Хотя это тоже были уроки отца.

Хотелось тихо взвыть и что-нибудь сломать, но вместо этого Ронвен сказала:

— Это не я. Это отец. Мой отец дезертировал, официально присягнул джедаям.

— Уй! — вытаращилась девчонка.

— Вот именно, что "уй". Вообще меня должны были казнить, но у меня прадед в Совете. Поэтому вместо прямой казни меня отправили на Коррибан. Но меня взял под покровительство наставник Треммел, такая беда. Тогда они перенаправили меня в группу, из которой должны были выбрать ученика для Бараса. То же самое, только мне предоставят возможность подёргаться чуть подольше...

Всё это строилось на парадоксах, которые были бы забавны, не будь это всё такой трагедией. Мама погибла на Кореллии от рук джедаев, как и все её сёстры и братья; отец стал изменником и в джедаи ушёл (интересно, и не жмёт ему?). А прадед Вараун потребовал сохранить жизнь последней, в ком текла его кровь — просто ради самого факта, он и не виделся с Ронвен никогда.

Тем временем рабыня («Ветте. Её зовут Ветте».) обдумала полученную информацию и решила её уточнить:

— А наставник? Ему ничего не было за то, что он тебе помог?

— Ну, мне приказали его убить и принести правую руку в доказательство выполнения приказа. Руку я принесла — сейчас кибертех хорошо развит, проживёт как-нибудь.

Тви'лекка посмотрела на неё с уважением и жалостью. Потом вдруг вздрогнула:

— Погоди. А когда Барас от тебя избавится, меня что, тоже в расход?

Ронвен грустно усмехнулась.

— В точку. А пока мы обе можем быть полезны. Так что, подруга, — это слово она несколько иронично подчеркнула, — лучше нам держаться вместе и постараться выжить. Шанс у нас есть.

«Шанс всегда есть».

* * *

А Риану снилась Велена. Его жена, которую на Кореллии убил один из местных зеленых джедаев. Какой-нибудь Альцион или Редрик — Риан никогда не интересовался его именем. Он и женой-то не особенно интересовался: она была нужна как часть дворянского обихода, формальность, залог продолжения рода. И ей он был столь же неинтересен. Дворяне и дворянки редко женятся по любви — для этого есть любовники и любовницы, брак же нужен для политики и евгенического отбора.

Одна из тысяч фальшей Империи, которые заставили его обратиться сперва в реваниты, а теперь и в джедаи.

И всё же Велена ему снилась. Велена, которую убили джедаи на Кореллии.

Которая была ему безразлична и слегка раздражала тем, что передала дочери свой изъян — тёмную кожу, знак того, что её предки мешали кровь с инженерами. Что её кровь недостаточно чиста, хотя её дед и сидит в Тёмном Совете. Она в ответ злобно говорила, что ярко-красная кожа у тех, чьи предки не гнушались массасси.

Зачем эти сны? Почему именно она? Почему не дочь?

Дочь он оставил нехотя. Ему было больно, ему было стыдно, но он смотрел правде в глаза: Ронвен росла и выросла имперской дворянкой. Она не задавала вопросов, не сомневалась, не чувствовала болезненной фальши вокруг. Он учил её быть добрее и терпимее — она слушалась; приглашённая из Академии наставница Рагат учила её не сдерживать свой гнев, ненавидеть и потакать страстям — она слушалась. Он учил её обращаться с рабами, как с обычными подчинёнными — она слушалась; наставники приказывали оттачивать на рабах удары — она слушалась. Если бы он сказал ей идти за ним в джедаи — она и тут бы послушалась, но что толку? Она осталась бы той же равнодушной дворянкой, которая поступает так, как приказывают, и не задумывается, зачем или почему.

Или он просто оправдывает себя? Пытается простить себе непростительное, обвиняя во всех грехах свою жертву?

«Джедай не привязывается. Он должен любить, любить всем сердцем, всем существом, всей душой — но не привязываться. Его любовь не направлена на кого-то одного, но принадлежит всем равно и одинаково».

Наверное, эти сны, эти сомнения свидетельствуют о том, что Риан — плохой джедай, но ведь он учится. Он старается.

Нельзя сразу стать совершенством, говорил Джорвал, это всегда долгий путь, полный испытаний. Риан отрёкся от пути реванитов, как от полумеры, но это не значит, что он отрёкся от всего того опыта, который реваниты ему дали.

Риан устало повернулся на другой бок и попытался снова заснуть. Ещё сутки — и омнибус доползёт до Тифона. Мастер Брага сказал, там его ждут. Значит, он прошёл первое испытание — терпением, допросами, совестью.

Его выпустили из заключения. Его примут. Он станет джедаем.

* * *

А вот Вектору Хулису спалось хорошо, просто он уже проснулся, оделся и сидел с датападом в руках, вчитываясь в убористые строки текста.

Сегодня, впрочем, он был не Вектором, а совсем другим человеком. Он — Комари Шив, дворянин с окраинной планетки Набу, одной из тысяч, разрывающихся между Империей и Республикой. Внешне его цели далеки от политики: он этнограф-любитель и направился на Тифон изучать быт и нравы местного племени тви'лекков. Но на самом деле, разумеется, всё сложнее: Комари должен убедить джедаев вмешаться и остановить гражданскую войну, разрывающую его родину. Дом Шив за это обеспечит вхождение Набу в Республику и открытие всех газовых шахт для разработки, а Республика в благодарность закрепит право представительства в Сенате за домом Шив.

Карманные страсти, ничтожные амбиции, жалкие награды — провинциальная политика, деревенская дипломатия. Но Комари кажется, что это всё всерьёз, всё по-настоящему, и он чувствует себя невероятно важной персоной...

Вектор посмеивается над ним, но незло: не всем ведь быть гениями переговоров и светилами политической мысли. «В сущности, большинство дипломатических корпусов состоит из вот таких вот Комари».

Ему даже жаль этого выдуманного им на коленке набуанского политикана.

Ведь если вдруг ему удастся убедить джедаев вмешаться — это поставит крест и на республиканских амбициях, и на амбициях прореспубликанских Шивов. Сверхзакрытое общество, где культ королевы Ирем, союзницы Экзара Куна, постепенно из маргинального превращается в государственный, едва ли обрадуется ребяткам, со светаками наперевес лезущими в их сложные семейно-племенные дела во имя непонятно какого мира. Разумеется, Империя, с её политикой невмешательства, покажется им куда привлекательнее...

Бедный, бедный Комари! Если бы он существовал, его добрые намерения точно вымостили бы дорогу в Ад. Причём, как это нередко выходит, лично для него.

В то время, как Комари рассеянно тупит в датапад, вообще не глядя, что за текст выведен на экран, Вектор спешно поглощает всё, что можно найти о набуанской культуре и обычаях и чего он не успел прочесть до того, как с Нар Шаддаа прилетел на Корускант и там пересел на омнибус до Тифона. Общественный транспорт, по его мнению, для того и создан, чтобы занимать себя полезным чтением, а поспать — поспать можно и на грунте. Тем более, что койки в омнибусах... скажем так: мало приспособлены для существа с обострённой чувствительностью.

Вектор должен был руководить своим другом Тремейном в его общении с тви'леккскими поселенцами. Потому что в международных отношениях агент Тень Девять был... подобен прекрасному зверю варактилу, зашедшему в не менее прекрасную лавку с чисским стеклом. Это было занимательно обдумывать, поскольку, казалось бы, агент отлично умел извлекать из людей информацию, анализировать её и ненавязчиво заставлять того, кого надо, делать то, что надо — то есть имел все ключевые свойства неплохого дипломата. И при этом — варактил, как есть варактил. Одно движение могучего хвоста — и прощай, хрусталь. А хвост воистину могуч и весьма длинен...

Забавно, но вчера за ужином он встретил лорда Риана. Уже переодетого в местную форменную тряпку цвета несвежей глины и остриженного — только с виска свисала длинная, заплетённая в косу прядь. Лорд Риан сидел за столиком напротив, полный каких-то смутных дум, но Комари Шив не показался ему даже смутно знакомым: несколько раз он скользнул по набуанину равнодушным взглядом, но и только.

Белая пудра и изысканные узоры на щеках воистину делают неузнаваемым любого человека!

«Однако надо будет постараться поймать его за завтраком и перемолвиться парой слов», — намечает план Вектор.

Комари уже в восторге от того, что в одном омнибусе с ним находится настоящий и доступный для приставаний джедай. Он не упустит свой шанс заложить то, что считает «основой долгих и плодотворных отношений».

Третье — и главное — задание Вектор всё ещё держит на весах.

Да или нет, правильно или нет, может он или нет.

Он должен от имени Империи предложить совместную операцию против киликов. Именно он, никто иной.

Потому что никто иной не знает, как это — потерять себя во всепожирающем счастье единения и чувствовать, какая малая доля "я" оставлена высшим разумом в качестве грубого инструмента познания окружающего мира — не ради самого познания, не его, векторова, познания. Нет, познания мира Ульем, который превыше всего и за каждую крупицу отнятой человечности платит отборным счастьем.

Счастьем, без которого — он честен с собой — до сих пор тяжело и приходится уходить в работу с головой, чтобы тяжесть не ломала шею и плечи.

Счастьем, которого — и здесь он тоже честен с собой — не должен испытать больше никто и никогда.

Его посещает забавная мысль, и он решает запомнить её для разговора с Дарт Ноксом:

«Когда-то я сравнивал Улей и Империю, что как в улье индивидуумы ничтожны, сливаясь в единое величие совместного разума, так в Империи индивидуумы сливаются в величие Императора. Любопытно, что эта метафора может быть не только лестной. Или — может быть только нелестной?..»