Growing Up Black | Вырасти Блэком (джен)

— не отбечено

Сириус стоял посреди хорошо знакомой ему гостиной. Сколько неприятных детских воспоминаний было связано с этой комнатой. Как всегда на Рождество, здесь стояла огромная елка, вся увешанная изысканными игрушками. Детям не разрешалось приближаться к дереву ближе, чем на три фута, из опасений, что они чего-нибудь сломают. Рождественские елки в доме Вальбурги Блэк неоднократно удостаивались наград, недаром она десять лет подряд возглавляла Комитет по елочным украшениям при больнице св. Мунго.

Помимо елки, вся гостиная была также богато, но со вкусом, украшена к празднику, а длинный фуршетный стол буквально ломился от выставленных на нем деликатесов: подносов с редкими сортами сыра, тоненьких блинчиков с копченым лососем и черной икрой, эскарго, маринованной селедки, чернослива и фиников, запеченных в беконе. Маленькие, на один укус, эклеры буквально таяли во рту, и в довершение всего гостей ожидал знаменитый Рождественский торт, испеченный Кричером. В другом конце комнаты стояла огромная хрустальная чаша, наполненная пуншем на основе шампанского. Рецепт этого напитка был фамильным секретом Блэков.

Двери гостиной распахнулись, и сердце Сириуса едва не остановилось — перед ним, в полном расцвете сил, предстала его мать. Плавная походка, прямая осанка, грозный «взгляд смерти» установлен на максимум… Вальбурга Блэк была весьма привлекательной женщиной, хотя ее никогда нельзя было назвать хорошенькой. Ее царственные манеры и надменный нрав приводили всех в трепет, а ее сыновья боялись ее больше всех. Даже спустя все эти годы, после всего, что произошло между ними, Сириус все еще чувствовал, что какая-то малая часть его души по-прежнему боится матери, а другая часть, еще меньше первой, отчаянно жаждет ее одобрения. Он ненавидел себя за это.

Вальбурга величественно обошла комнату, останавливаясь только затем, чтобы поправить тарелку на столе или бросить очищающие чары на труднодоступный уголок книжной полки. Но каким бы перфекционистом она ни была, Вальбурге почти не к чему было придраться — Кричер знал, что за каждую оплошность с него взыщут в десятикратном размере. Удовлетворившись осмотром, хозяйка Блэк наколдовала несколько весьма неприятных защитных заклятий, вышла и запечатала двери. Теперь, до самого начала вечернего приема, никто и ничто не сможет проникнуть сюда.

Снова оставшись в одиночестве, Сириус подошел к роялю, сел и коснулся пальцами клавиш. Он годами не подходил к пианино — сначала было не до музыки, а потом он угодил в Азкабан — и сейчас с удивлением обнаружил, что все навыки вернулись к нему. Сириус закрыл глаза и отдался на волю чувств. Он давно пришел к убеждению, что его музыкальное образование оказалось единственно чем-то хорошим, что он получил от родителей. Даже свое нынешнее богатство Сириус обрел вопреки воле собственной матери. Все остальное, что родители передали ему, обернулось проклятием: его родовое имя, семейные связи, весь этот груз многочисленных комплексов и предрассудков, от которых он так и не сумел избавиться полностью, несмотря на семь лет обучения на Гриффиндоре. В иные дни Сириус говорил, что сам факт его рождения мог бы считаться одним из множества способов, которым родители прокляли его.

Музыка была единственным средством, способным изгнать демонов, что преследовали его дома, и одним из немногих достижений, за которые Сириус удостаивался похвалы от родителей. В детстве он увлеченно занимался ею и ко времени поступления в Хогвартс играл довольно хорошо. В школе Сириус подружился с Джеймсом, и приятели нашли другие лекарства, способные излечить меланхолию юного Блэка. И все же на каникулах Сириус охотно садился к роялю, поскольку это было единственное, что могло удержать его в здравом уме. После того, как Сириус сбежал из дома, только музыка могла облегчить боль одиночества, которое он иногда ощущал — и эта боль стала еще сильнее после того, как Джеймс начал встречаться с Лили и, как результат, проводить меньше времени со своим лучшим другом. После Азкабана у Сириуса появился Гарри, а затем Драко, и он почему-то не чувствовал особой потребности в музыке. Теперь, однако, он воспринимал ее такой же успокаивающей, как и прежде.

Неожиданно в гармоничное звучание, что заполняло гостиную, вплелись новые звуки — теперь произведение Бетховена исполняли двое. Сириус продолжал держать глаза закрытыми, не желая разрушать иллюзию. Только один человек играл с ним когда-то в четыре руки, и вряд ли стоило надеяться, что именно он мог оказаться здесь. Они доиграли до конца, и чья-то рука опустилась Сириусу на плечо.

— Отлично, старина, — прозвучал знакомый тенорок. — Приятно было убедиться, что ты по-прежнему в хорошей форме.

Сириус открыл глаза и повернулся на голос. Рядом с ним сидел высокий, худощавый мужчина. Он был безупречно одет, его спина была идеально прямой, но серые глаза искрились от смеха. Альфард Блэк…

Сириус невольно улыбнулся.

— Рад тебя видеть, дядя Альфард.

— Взаимно, — отозвался Альфард. — Впрочем, я и так не упускал тебя из виду.

— А я гадал, кто будет на этот раз, — признался Сириус. — Гарри рассказывал мне, что он встретил дядю Мариуса. Я почему-то думал, что увижу Джеймса.

Уголки губ дядюшки чуть дрогнули.

— Ты разочарован?

— Нет-нет, ни в коей мере, — поспешно возразил Сириус. — Просто удивлен немного.

— Придет время, и ты встретишься с Джеймсом, — заверил Альфард. — Когда будешь готов пройти через Огненные воды.

— Огненные воды? — ухватился Сириус за странное название.

— Это последняя стадия Очищения, — пояснил Альфард. — Там ты избавляешься от всякого несовершенства и обретаешь истинное восприятие. Это единственный способ освободить твоего сына от хоркрукса полукровки. Но вам обоим предстоит долгий путь, прежде чем вы подвергнетесь этому последнему испытанию.

Сириус потупился.

— Дядя Альфард, видишь ли, Гарри на самом деле не мой сын. Это сын Джеймса, а я ему только крестный.

Альфард приподнял бровь.

— Известно ли тебе, мой друг, что в Византийской империи считалось, что в определенном смысле крестный отец более важен для ребенка, чем его биологический отец?

— Вообще-то нет, — хмыкнул Сириус.

— И что еще более важно в твоем случае, ты, по сути, единственный отец, которого довелось знать бедному мальчику. Что, по-твоему, он будет чувствовать, если ты откажешься признать его родным сыном?

— Он и есть мой сын! — возмутился Сириус. — Я люблю его больше жизни и готов умереть за него!

— Да-да, разумеется, — закатил глаза Альфард. — Давай обойдемся без этих гриффиндорских заверений в самоотверженной преданности. Быть готовым умереть ради кого-либо, конечно, благородно, но почему же ты боишься считать его твоим, и только твоим, сыном?

— Не понимаю, о чем ты.

Сириус встал и принялся расхаживать по комнате.

— Неужели я тебя ничему не научил? — ожесточенно заговорил Альфард. — Никогда не пытайся обмануть мошенника и никогда не лги слизеринцу. Для тебя увиливание может быть средством защиты, но для нас это образ жизни. Мы оба знаем, что в глубине души этот мальчик по-прежнему остается для тебя Гарри Джеймсом Поттером, твоим крестником и единственным сыном погибшего друга.

— Если ты думаешь, что из-за этого я люблю его меньше, значит, ты плохо меня знаешь, — холодно ответил Сириус, и его прищуренные глаза опасно блеснули.

— Брось, Сириус, этим ты меня не испугаешь, — протянул Альфард. — Тебе ой как далеко до Вальбурги, а я имел дело со своей старшей сестрицей задолго до того, как она стала твоей мамочкой.

Сириус немного расслабился и пожал плечами.

— Со всеми остальными это срабатывает.

— Только не со мной, старина, — возразил Альфард. Он опустил руки на клавиши и заиграл какую-то веселенькую мелодию. — Я знаю тебя с самого рождения и могу заверить — хотя характером ты пошел в мать, но по внутреннему складу ты куда больше напоминаешь отца. Орион всегда отличался задумчивостью и некой меланхолией. Я тоже. Открытая, шутливая манера держаться — всего лишь маска. Мы все носим маски, не так ли? — пальцы выдали финальные аккорды и замерли. — Но вернемся к предмету нашего разговора. Конечно же, ты любишь Гарри. Он твой крестник, сын твоего лучшего друга, да еще и похож на него как две капли воды. Не говоря уже о том, что он сам по себе прекрасный молодой человек. Я всегда чувствовал практически то же самое по отношению к тебе.

Сириус смущенно улыбнулся.

— Но на самом деле мальчишка отчаянно хочет — хотя в свои тринадцать лет он еще не может это выразить словами — чтобы ты любил его так же, как любил его родной отец.

Улыбка Сириуса потускнела.

— Как, по-твоему, я могу это сделать? — рыкнул он. — Я не могу занять место Джеймса. Это будет все равно что украсть его сына!

— Ну вот, опять эта вспыльчивость Вальбурги, — вздохнул Альфард. — Видимо, к ней это перешло от матери. Эти Крэббы… Слава богу, что в следующем поколении ее нрав унаследовали только ты и Белла. И почему вы оба оказались моими крестниками?

Похоже, что эти слова охладили пыл Сириуса. По крайней мере, он решил сменить тему.

— Почему ты убил себя? — напрямую спросил он.

Альфард недовольно посмотрел на племянника.

— Твой вопрос дерзок, неуместен и никак не относится к нашей дискуссии, — осадил он Сириуса. Затем в одно мгновение его хмурый вид сменился улыбкой. — Именно то, что я ожидал услышать от моего любимого племянника. — Альфард заиграл «Аве Мария» Шуберта. — Бурге всегда нравилось это произведение, — заметил он. — При всех ее недостатках пела она просто замечательно. Кажется, это был тот самый год, когда ты сопровождал ее на рождественскую вечеринку?

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Пожалуй, что нет, — весело согласился Альфард. — Потому что спрашивать такое очень невежливо и совершенно бессмысленно.

— Я серьезно.

— Ну еще бы.

Сириус подошел к Альфарду и положил руку ему на плечо.

— Пожалуйста, дядя, — попросил он. — Ответь мне. Почему?

Музыка оборвалась. Альфард тяжело вздохнул и через плечо посмотрел на своего крестника.

— По той же самой причине, по которой той ночью ты погнался за Питером Петтигрю, вместо того чтобы пойти вместе с Хагридом и все рассказать Дамблдору.

— Ради мести? — неуверенно уточнил Сириус.

— Если ты считаешь, что в ту ночь тебя вело простое чувство мести, значит, ты знаешь себя куда хуже, чем сам думаешь, — с иронией заметил Альфард. Он помолчал, а потом тихо заговорил. — Я неожиданно обнаружил, что для меня во всем мире не осталось ничего, ради чего стоило бы жить, и на какой-то момент я утратил логику и здравый смысл. Сириус, это был глупый поступок, и я горько сожалею о нем.

Сириус молча стоял, задумчиво прикусив нижнюю губу.

— Если бы ты остановился тогда, — тихо проговорил он. — Сколько раз я мечтал, чтобы ты оказался рядом. И папа… И Рег…

Альфард несколько раз моргнул и снова вздохнул.

— Как я уже сказал, я глубоко сожалею о своем решении. Но это все, что я могу сказать по этому поводу. А сейчас нам надо решать более важные вопросы.

— Я рад, что ты со мной, дядя Альфард. Спасибо.

— А для чего еще нужен старый дядюшка, чудак и холостяк? — улыбнулся Альфард.

~*~*~*~

Дождливым лондонским вечером Кассиопея Вирго Блэк сидела у себя в будуаре и в который раз перечитывала потрепанный том «Сильнодействующих зелий», все страницы которого были испещрены пометками и примечаниями. В доме номер семнадцать на Уиндермир корт с самого сентября никто не жил, за исключением пожилой ведьмы и домашнего эльфа. Поначалу Кассиопея с нетерпением ожидала момента, когда останется в одиночестве. Она всегда наслаждалась тихим спокойствием пустого дома и ненавидела шумные компании. Она много лет жила одна и прекрасно себя чувствовала. Жизнь в одиночестве означала, что можно спокойно заниматься изучением всего, чего душе угодно, и Кассиопея обрела мастерство в самых мрачных отраслях магического знания. Впрочем, она никогда не испытывала недостатка в общении в тех редких случаях, когда нуждалась в этом. Она регулярно встречалась за чаем со своими братьями и сестрами и время от времени бралась за обучение своих племянниц и племянников. В конечном счете ее вполне удовлетворял такой образ жизни, и Кассиопея наслаждалась длительными периодами личного времени, заполняя их разнообразными занятиями и увлечениями.

А потом в ее жизни появился Эрис Блэк. Поллукс попросил ее пожить у сквибов, чтобы организовать обучение мальчика, и, хотя и не сразу, но она согласилась. Кассиопея утешала себя тем, что в один прекрасный день дети отправятся в школу, и она снова обретет покой. Пришло время, это «пророчество» исполнилось, и теперь весь большой дом был в ее полном распоряжении.

Однако за это время случилось нечто странное и неожиданное. Кассиопея обнаружила, что, оказывается, ей нравится, когда вокруг бегают маленькие сорванцы. Она никогда не расскажет им об этом, но частенько ловила себя на том, что тихонько смеется, вспоминая их проделки. Кассиопея ужасно скучала, когда Эрис и Драко уезжали в школу. Тем не менее, оставались еще Клитемнестра и Сириус, чтобы составить ей компанию, и потому одиночество не ощущалось так остро, как могло бы.

Но теперь Клитемнестра вернулась в Малфой-мэнор, Сириус преподавал в Хогвартсе, а Нарцисса вечно пропадала на Гриммо. Уединения оказалось слишком много, и Кассиопея в смятении обнаружила, что оно уже не привлекает ее так, как раньше. Хуже того, когда возникла нужда в человеческом общении, оказалось, что поговорить-то почти не с кем. Конечно, ее дорогая сестра Дорея умерла уже давно. Но ушли и Поллукс, и даже Мариус. И теперь Кассиопею Блэк можно было встретить в Малфой-мэноре и даже, чего она сама не ожидала, в особняке на Гриммо. Факт, что теперь она находила компанию Друэллы более предпочтительной, чем когда-то привычное одиночество, удручал Кассиопею больше всего. Но выбора не было. В юности она упустила шансы испытать романтические чувства, но в обмен, усердно занимаясь, обрела знания и могущество. Теперь, в старости, Кассиопея поняла, что хотела бы получить возможность заново прожить свою жизнь. Увы, подобные подарки не падают с неба.

Неожиданно в будуаре возникла Мопси и низко поклонилась.

— Мисс Кэсси, — запинаясь, обратилась она к ведьме. — Хозяйка Блэк хочет вас видеть. Она говорит, что с мистером Малфоем случилось непредвиденное, и просит вас незамедлительно прибыть в мэнор.

Привычно ворча, Кассиопея надевала дорожную мантию, но внутри у нее все пело. Наконец-то кто-то нуждается в ней.

Когда она вышла из камина в Малфой-мэноре, ее уже встречала Клитемнестра. Судя по всему, сквиб находилась в полной растерянности.

— Не могу поверить, что я это сделала, Кэсси, — сходу заговорила она. — Я просто уже не могла это вынести. С тех пор, как он заболел, я практически не спала.

— Что случилось, Клитемнестра? — безапелляционно прервала ее Кассиопея.

— Он уже начинал выздоравливать, — продолжала сквиб на грани истерики. — Мне следовало бы проявить терпение, но я так устала. Я дала ему флакон, но я не ожидала что результат будет таким… ужасным.

Другая ведьма на ее месте не смогла бы скрыть внезапного интереса, но Кассиопея лишь слегка прищурилась.

— Что ты сделала? — ровным голосом уточнила она.

Как раз в этот момент в комнату вальяжной походкой вошел привлекательный молодой человек. У него были коротко стриженные светлые волосы и яркие голубые глаза. Одет он был довольно небрежно — на нем были только домашние брюки и рубашка. Верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, открывая мускулистую грудь. С его губ не сходила лукавая улыбка. Странно, но Кассиопее показалось, что она уже где-то видела этого парня. А потом он заговорил…

— Добрый вечер, Кэсси, — прогудел он низким голосом.

Сердце старой ведьмы замерло. Она недоверчиво посмотрела на Клитемнестру.

— Неужели это… — прошептала Кассиопея.

Сквиб кивнула.

— Да, это он, — подтвердила она. — Когда мы отправлялись за хоркруксом, Эрис дал нам с собой две бутылки Эликсира. Мы истратили только одну, и я хранила вторую в моем шкафчике для лекарств. Я подумала, что немножечко Эликсира может помочь ему справиться с драконьей оспой.

— И он определенно помог, — заявил Абраксас, озорно блеснув молодыми глазами. — Я здоров как жеребец!

Кассиопея молча смотрела на него. Она не могла отвести взгляда от широких плеч, а его улыбка была такой завораживающей…

— Собственно, — продолжал Абраксас, — я тут подумал, что неплохо было бы прошвырнуться в город, скажем, на танцульки.

— Мерлин великий, — простонала Клитемнестра. — Абраксас Гиппократ Малфой, тебе уже шестьдесят восемь лет, какие танцульки.

— А по виду не скажешь, — заметила Кассиопея.

— Это просто воздействие Эликсира, — возразила Клитемнестра. — Кто мог предположить, что вторая доза окажет такой эффект на человека, который уже избежал смерти? А если это не навсегда?

Абраксас подмигнул Кассиопее, и ее сердце пропустило удар.

— Тем более нужно воспользоваться этим преимуществом, пока оно не исчезло, — предложил он.

Кассипопея сглотнула слюну.

— Отлично, — выпалила она. — Я пойду с тобой. Только дай мне пару минут.

Она переместилась камином к себе домой и бегом бросилась к лестнице, ведущей в будуар. Ворвавшись туда, Кассиопея достала ключ, который всегда висел на ленточке у нее на шее, и открыла особый шкафчик. Внутри, на самой верхней полке, стоял флакон с Эликсиром, который ей когда-то передал Сириус. Кассиопея потянулась, чтобы достать флакон, но ее рука замерла в нерешительности. Как глупо и безответственно. Если кто-нибудь догадается, что у них есть Камень…

«Да пошло оно все к черту», — подумала ведьма и впервые в жизни поступила совершенно безрассудно, в чем-то даже по-гриффиндорски.

Она схватила флакон и одним глотком осушила его!

~*~*~*~

Тем временем в Малфой-мэноре Абраксас в возбуждении чуть ли не прыгал на стены.

— Мерлин милосердный, Нестра! — восклицал он. — Как же это здорово! Мы должны отправиться к Сириусу и взять немного Эликсира для тебя тоже.

— Спасибо, но мне это не нужно, — охладила его пыл сестра. — Я вполне довольна своим возрастом. Спустя все эти годы я наконец-то достигла статуса почтенной женщины, и у меня нет никакого желания обменять его на бурление ребяческих гормонов.

— Ну и зря, — пожал плечами Абраксас.

В камине взревело пламя, и оттуда вышла молодая ведьма, одетая в модное платье, которое Клитемнестра пару раз видела на Нарциссе. Гостью нельзя было назвать красивой — резкие черты лица скорее подошли бы мужчине, чем женщине — но она поработала над своей внешностью и выглядела если не хорошенькой, то, во всяком случае, весьма эффектной. Девушка чем-то напомнила Клитемнестре юную Вальбургу Блэк.

— Ну что, Абраксас, — ехидно заявила молодая леди. — Вот теперь я готова.

Блондин довольно улыбнулся, а у Клитемнестры от удивления отвалилась челюсть.

— Кэсси, это правда ты? А где твои очки?

Кассиопея Блэк с семи лет была вынуждена носить очки. Теперь же, когда серые глаза не прятались за толстыми стеклами, они буквально освещали ее лицо.

— Этот Эликсир способен на многое, — самодовольно усмехнулась юная ведьма. — Если бы я знала, какой эффект оказывает прием второй дозы, я бы давным-давно сделала это. Ну что, идем? — протянула она руку Абраксасу.

Помолодевший маг улыбнулся и взял ее под руку.

— Я вам поражаюсь, — сердито посмотрела на них Клитемнестра. — Ведь если раскроется секрет вашего преображения, кто-нибудь непременно сообразит, что Камень достался Эрису.

Лица молодой пары на несколько секунд приняли виноватый вид, и Клитемнестра облегченно вздохнула. По крайней мере, они еще не окончательно потеряли разум. Возможно, она еще сможет все исправить, надо только поговорить с Сириусом…

Неожиданно Абраксас радостно вскинулся, и сердце Клитемнестры тревожно екнуло — она прекрасно знала, что это значит.

— Мы отправимся в маггловский мир, — заявил он. — Сириус показывал мне, как управлять его автомобилем. Я уверен, что мы прекрасно справимся.

Клитемнестра ясно представила себе автомобиль с Абраксасом за рулем. Вот он несется по улице, сбивая пешеходов, в то время как Кассиопея машет палочкой, отшвыривая с дороги маггловских водителей. Сквиб почувствовала, что она вот-вот упадет в обморок, и прибегла к последнему средству.

— Неужели вы действительно хотите провести вечер среди этих грязных магглов?

Кассиопея бросила на Абраксаса озорной взгляд.

— Что-то меня потянуло на приключения, — улыбнулась она.

И они отправились камином на Уиндермир корт, а Клитемнестра упала в удобное кресло и попросила домовика принести ей зелье от головной боли. Поначалу она собиралась немедленно предупредить Сириуса, но потом передумала. Все равно он ничего не мог исправить — действие Эликсира Жизни нельзя отменить — и вообще в Хогвартсе сейчас последняя неделя семестра, и Сириусу и без того хватает забот. Они разберутся со всем этим на каникулах.