Потомки лорда Каллига (джен)

— Господин посол Шив просит вас пройти к нему в ложу.

Ран нервно нахмурился, оглянулся на Кайру. Та пожала плечами: мол, тебе решать, ты ж рыцарь.

И верно, рыцарь.

Ран ещё не привык к новому статусу и уж совсем не привык к тому, что он означал.

Там — он старался даже в мыслях не позволять себе говорить "дома" — всё было как-то проще. Или ты подмастерье, и всё зависит от статуса твоего учителя, или лорд, и вертись себе как хочешь, или прошёл второе посвящение, и теперь на тебе висит ответственность за всё, от чего не сумеешь увернуться, но и командовать можешь кем угодно.

Здесь же у рыцаря было вроде бы прав меньше, чем у подмастерья, возможностей меньше, чем у мелкого лорда, живущего от урожая капусты до урожая тобакка, но при этом он почему-то нёс ответственность буквально за всё и обязан был постоянно принимать за других решения — от самых мелких до самых судьбоносных.

А вот про магистров говаривали, что им решать уже ничего не надо, надо воздерживаться от решений. Может, врали, конечно...

— Ну а что мы можем сделать? Пойдём. Он же страшный зануда, не хочу, чтоб он за мной ползал, как голодная гизка за куском колбасы.

Посол Шив сидел, прикрыв глаза (и выставив на всеобщее обозрение жутковатый грим), одной рукой перебирая чётки, а пальцами другой постукивая по подлокотнику в такт музыке. К огромному удовольствию Рана, он был настолько погружён в созерцание "Трёх разбойников", что даже не обратил внимание на приход им же приглашённых гостей.

И, в общем, посла можно было понять.

Именно второй акт пьесы был самым напряжённым, именно в нём перед персонажем вставал самый сложный и интересный выбор. Потому что Бойя выбирал не между друзьями и чем-то большим и абстрактным, как остальные — он выбирал между своей родной семьёй и семьёй приёмной. Между Сё и своим отцом, между Белокурой Джоззи и своей сестрой. Между жизнями одних (которые когда-то бросили) и жизнями других (которые теперь приняли).

Да и музыкально квинтет "Выбор" был потрясающе красив — маршевый ритм, мешающийся с танцевальным, над которыми воспаряют голоса, ведущие третью мелодию.

Тяжко и печально в этом мире жить,

Одиноко очень человеком быть,

Больно и обидно верить и любить -

Вот и всё, вот и всё, вот и всё...

Чиссы играли и пели просто отменно, напряжение витало в воздухе, и, как всегда на этом моменте, Ран с трудом сглотнул комок в горле, потому что ведь жалко же их всех — и бывшего джедая, и бывшего мандалорца, и бывшую царевну, и так хочется, чтобы всё кончилось хорошо и все помирились и сбежали из этой чёртовой Республики, ломающей судьбы и жизни!..

А потом раздался выстрел, и Бойя как-то нелепо завалился набок посреди реплики.

* * *

Реваншист явилась как обычно: невовремя, спонтанно и в ярости.

— Ты что творишь, идиотка?! — прошипела она. — Ты кому своих людей уступила?

Да, и как обычно — с множеством не очень понятных претензий.

— Ситху, — пожала плечами Маршал. — В обмен на Ноетикон. И прошу тебя, только не говори, что я сходу упустила какой-то тонкий политический момент и всё испортила.

— Ладно, — Реваншист плюхнулась на стул, забросила ногу на ногу, зажгла папиросу и затянулась. — Не буду. Ты ж сама это уже поняла. Грудки Айвелы, ну какая же засада! Ты хоть знаешь, кто он?

— Какой-то ситх. Работает под прикрытием на военном проекте, судя по количеству защит — винтит какое-нибудь супероружие. А что?

— Это же Тарнис! — выдержала паузу, тяжело вздохнула, поняв, что впечатления произвести не вышло. — Я что, забыла тебе дать на них двоих информацию?

Маршал хмуро воззрилась на неё и кивнула:

— Я даже не в курсе, о каких таких "двоих" речь.

И ведь если подумать, так она всегда. Забывает сообщить, а то и узнать сама, какую-нибудь мелочь, пустячную деталь — и все красиво выстроенные планы рушатся в никуда. Светлая, тёмная, серобуромалиновая или какая там это версия, от оригинала она не отличалась в этом плане ничем.

— Ладно, сейчас уже поздно объяснять, ты мне нужна.

— Это мы выяснили пару месяцев назад.

— Не придирайся к словам, молю. У нас судьба Галактики висит на волоске, а ты всё шутишь!

Вскочила, быстрым шагом несколько раз пересекла кабинет туда и обратно, снова села нога на ногу, опять вскочила, снова села... «Думает, значит».

— Хорошо, — выдохнула наконец, замерла, успокоилась. — Примем как основную версию наихудший вариант: Тарнис ради папочки совершает успешную провокацию. Что нужно для возобновления войны?

«А почему она меня спрашивает?..»

— По идее, решение Сената. Формальное прошение, точнее, — припомнила Маршал. — Его поддерживают джедаи, канцлер принимает прошение и назначает верховного главнокомандующего. Ну, если ничего кардинально не изменилось за последние сто лет. Не буду спрашивать, почему это знаю я, а не ты.

— Потому что это всегда касалось тебя, а не меня, — как всегда туманно отмахнулась Реваншист. — Так, хорошо. Ты сейчас пойдёшь и убьёшь канцлера, — деловито добавила она.

* * *

Если бы Ран не знал "Разбойников" наизусть, он бы, наверное, и не понял поначалу, что видит не очередной внезапный поворот сценария. Рыцарь Редвин, например, и не понял — где ему. Даже не дёрнулся особо, только брови поднял.

А вот посол и, что куда занятнее, девица Кайра — дёрнулись.

Посол испуганно заозирался, схватился за горло, будто его кто-то душил. Девица Кайра чуть не по пояс вывесилась из ложи, вглядываясь вниз.

На сцене у распростёртого тела Бойи — тела чисского актёра — из ниоткуда возник и теперь молча стоял человек с красным мечом.

«Никак, мастер теней, вроде Риана», — подумал Ран. Редвин ещё не знал, что и думать.

— Теперь, когда вы все меня хорошенько рассмотрели, — голос человека с мечом разносился по всему театру; видимо, кто-то взломал динамики, — я могу и представиться. Я Тарнис, сын Дарта Анграла. Мой отец уже научил вас бояться его имени; теперь мой черёд. И я начну с тех, кто посмел опозорить священное искусство, бросив его на погляд такому отребью, как вы все.

Он неспешно прошёлся вдоль трупа, ногой подравняв его, чтобы лежал краше.

— Я знаю, в этом зале наверняка есть джедаи, — Рану показалось, что террорист смотрит прямо на него. — Может быть, они пришли щекотать себе нервы зрелищем запретного, а может, пришли презирать чуждую и непонятную им культуру — мне это неважно. Важно — и не мне, а им — что если они попытаются геройствовать, здание Филармонии взлетит на воздух. Вместе со всеми столь любимыми ими невинными.

Картинно разведя руки в стороны, террорист вышел на авансцену.

— Я понимаю, вас наверняка волнует моя цель. Чего именно я добиваюсь своими действиями. Желаю ли я вашей немедленной гибели? Или, может быть, моя психика вывихнута столь любимой джедаями тёмной стороной, и я сам не знаю, что творю? Успокою вас: ничего подобного. Я пришёл всего лишь требовать у вашего правительства выдачи опасного преступника, безумного учёного, асоциального маниака Насана Годеры. Согласитесь, это крайне скромное и умеренное требование с моей стороны. Оно даже не идёт вразрез с этикой джедаев — в отличие от мучительной гибели почти миллиона человек в огненной утробе взрыва.

И террорист торжествующе улыбнулся.

* * *

— И как нам с этим справиться? — беззвучно прокричал Вектор в передатчик. — И как мы могли это упустить? Сколько он знает?!

По сцене Филармонии взад-вперёд прохаживалась война — неизбежная, как сама смерть. Никто не станет разбираться, в каких там отношениях Дарт Анграл состоит с властями, никому нет дела, что Империя не только не одобряла, но и знать не знала его планов по захвату заложников.

Заклятье наложено, страшное ключевое слово непроизнесённым, но неотвратимым застыло в воздухе: ситх.

Ситх в самом сердце Республики, на Корусканте, как тридцать лет тому назад.

Посол Шив судорожно прижал ладонь к губам, чтобы не закричать ненароком.

Как они все могли пропустить подобное?

Заминировать Филармонию — это ведь масса работы, масса людей, огромная операция. Это время и средства, это закупка материалов, закладка, это необходимость избегать чужих взглядов, кого-то подкупать, от кого-то избавляться.

Кто виноват?

Неужели Тарнис работал напрямую с Поллараном? Вполне возможно. Значит, измена забралась куда глубже в разведку, чем кто-либо представлял. Но всё равно, провернуть такое... на грани невероятного. Нет, даже за гранью.

Может быть, блеф?

Но ведь никак не проверить. Вектор слишком мало смыслил во взрывотехнике, Ран тоже. Его рыжая спутница?

Рыжая спутница беззвучно шевелила губами. Молилась?

— Ком ки-амин то-надар ив аллаими-асэль... шен'хе арат ми-шамар...

«Даже идя из пепла в огонь, я не буду бояться — ибо нет на свете сокровищ, кроме свободы и белого ветра», литания преданности Аснейт, предсмертная молитва ситов. Откуда она взялась на языке у джедайской девочки?

«Слишком много непонятного. Слишком много того, что я не знаю, не контролирую, не могу».

— Только не пытайтесь вмешаться, — шептал Шив, шептал Вектор. — Вы ведь не можете рисковать... миллион жизней, это слишком много за одного террориста!..

* * *

В одном Реваншист всегда был — была — успешен, не попрекнуть: в вербовке. Если он чего-то от кого-то хотел — она хотела, schutta, как непривычно-то — отказать становилось невозможно. Даже если это было что-то бредовое, невыполнимое, бессмысленное или смертельно опасное. Или всё сразу, как сейчас вот.

— Смерть канцлера они спишут на тех же имперцев и просто обойдут стандартную процедуру, — попыталась Маршал урезонить старого врага. — Получишь всё то же самое, но быстрее и неотвратимее.

— Нет. Нет, я вижу, всё получится. Надо только убить его, — и взгляд в никуда, то есть в будущее. — А ты лучше всего подходишь на роль убийцы. Ты ведь всё равно уже мертва. Значит, тебе ничего не грозит.

Вот так всё просто — потому что у этого чудовища всё всегда вот так вот просто и легко — и Маршал уже стоит на пороге канцлерского кабинета.

Кабинет был большой и пустынный. Тёмно-красный ковёр на полу, кокетливые мраморные девицы по стенам, невнятная зелень, свисающая из горшков, которые мраморные девицы держали на голове.

Простой гладкий стол из дорогущего чёрного дерева.

И старик за столом, странно тощий в своей тёмно-зелёной одежде с множеством складок и воланов. Острый нос, седой чуб, упрямо дыбящийся над изрезанным морщинами лбом. Мучнисто-белые руки со вздувшимися синими жилами.

Маршал покачала головой, вздохнула тяжело и печально и сказала — как-то так просто, как будто в парке встретились или в той тарисской кафешке, где продавали коктейль "Радужный единорог":

— Ну привет, Зейн.

*Хотите ли мира? (лат.)