Growing Up Black | Вырасти Блэком (джен)

— не отбечено

В шато Блэков во Франции стояло декабрьское утро. После завтрака Дин, как обычно, отправился развлекаться с Эрисом и Драко. Мальчики оседлали метлы и гонялись в морозном воздухе друг за другом, перебрасывая квоффл. Еще когда они только прибыли сюда, Дина приятно поразила теплая, доброжелательная атмосфера, царящая в шато. Особенно его тронули горячие объятия, которыми его приветствовала бабушка Эриса. Профессор Блэк уточнил, что на самом деле хозяйка шато приходилась двоюродной бабушкой его отцу. Дин все еще чувствовал себя неловко, когда она хлопотала над ним и настаивала, чтобы он обращался к ней «Бабуля Блэк», как все вокруг. Дин обратил внимание, что профессор представил его как Лестрейнджа, и до сих пор сомневался, как к этому относиться. Что бы на этот счет подумали мама и отчим?

С громким хлопком в саду возник Рокфор, домашний эльф Бабули, и визгливым голосом протарахтел что-то по-французски. Дин уже начал жалеть, что он никогда не изучал этот язык, поскольку все в семье Блэков бегло говорили на нем и по малейшему поводу переключались на французский. Эрис что-то приказал эльфу, тот поклонился и исчез.

— Папа велел передать, что нам пора идти в дом и помыться. Скоро обед, — перевел Драко.

Братья пошли на посадку, и Дин последовал их примеру. Оказавшись на земле, все трое направились в дом.

Через пятнадцать минут они уже входили в парадный обеденный зал. Профессор Блэк стоял возле камина, в котором потрескивали дрова, и о чем-то увлеченно беседовал с профессором Люпином и незнакомыми волшебником и ведьмой. Обоим гостям можно было дать примерно двадцать пять лет. Блэк кивнул в ответ на реплику ведьмы и неожиданно повернулся к мальчикам.

— Эрис, Драко, Дин, — позвал он. — Подойдите сюда, я хотел бы познакомить вас кое с кем.

Мальчики поспешили выполнить просьбу. На взгляд Дина молодая ведьма выглядела весьма сурово и неприветливо, в то время как ее блондинистый спутник так и искрился весельем.

— Церера, Ахиллес, — заговорил профессор Блэк. — Позвольте представить вам моих сыновей Эриса Блэка и Драко Малфоя-Блэк, а также их школьного товарища Дина Лестрейнджа. — он повернулся к мальчикам. — А это мои родственники Церера Вирго Блэк и Ахиллес Гиппократ Блэк.

Сириус почему-то выделил голосом вторые имена гостей и при этом многозначительно посмотрел на ребят. Драко поднял брови, а Эрис нахмурился.

Ахиллес неуверенно протянул руку.

— Рад познакомиться с вами, — его слова прозвучали с какой-то вопросительной интонацией.

Эрис замялся, но тут же схватил руку нового родственника и крепко пожал.

— Взаимно, — ответил он, обаятельно улыбнувшись. — Надеюсь, вы оба останетесь, чтобы встретить Рождество с нами.

— У нас и в мыслях не было поступить иначе, — отозвалась Церера, в свою очередь подавая руку, которую Эрис вежливо поцеловал.

Когда все перезнакомились друг с другом, Сириус Блэк отвел Дина в сторону.

— Сегодня после ужина Ахиллес и Церера отправятся с тобой в Гринготтс. Надо разобраться с твоим наследством. Ты можешь всецело им доверять, они знают, что делать.

Дин кивнул. Собственно, особого выбора у него и не было. Сириус ободряюще подмигнул ему. Тут в комнату вошла Бабуля Блэк. Взмахом палочки она укоротила длиннющий стол и села у одного из торцов. В противоположном конце стола разместился профессор Блэк. Профессор Люпин, Церера и Ахиллес заняли места вдоль одной из сторон, а напротив них расположились Эрис, Драко и Дин.

Бабуля прочитала молитву, и все приступили к еде. Блюда были великолепны, трапеза — обильной, как, собственно, все застолья в шато с тех пор, как там появились гости. При подаче каждого блюда Эрис и Драко шепотом называли Дину его название (которое Дин все равно не смог бы повторить), а в случае, когда оно выглядело незнакомо, объясняли, как это надо есть. Впрочем, Дину вовсе не обязательно было знать, как это называется, чтобы насладиться удивительными сочетаниями запаха, вкуса, текстуры и изощренной фантазии поваров. Дин сам был артистической натурой и потому мог в полной мере оценить труд и внимание, уделенные каждому блюду.

Как раз, когда Рокфор предложил гостям котлеты по-киевски, в зал влетел величественный филин и приземлился на спинке кресла, в котором сидел профессор Блэк. Отвязав от лапы почтальона письмо, тот погладил филина по спине, и птица довольно ухнула. Взмахом палочки Сириус вскрыл конверт и взглядом пробежал послание.

— Это от Нарциссы, — сообщил он.

— От нашей мамы, — шепнул Драко на ухо Дину.

— Она предупреждает, что ей нужно вначале уладить кое-какие дела, но портключ зачарован, чтобы перенести ее сюда ровно в два часа дня.

— Замечательно, — обрадовалась Бабуля. — А Ирма и Друэлла тоже прибудут?

— Боюсь, что нет, — покачал головой Сириус. — Кажется, бабушка вместе с тетушкой Друэллой сейчас в гостях у Араминты Мелифлуа. Они планируют оставаться там до исхода Двенадцатой Ночи.

Губы Бабули тронула улыбка.

— Ах, как жалко, — проговорила она. — Просто ужасно жалко.

За столом дружно захихикали, и Дин понял, что смысл очередной Блэковской шутки снова ускользнул от него. Похоже, таких шуток в запасе у семьи Блэк было бесконечное множество. Учитывая постоянные смутные намеки на вещи, которые по умолчанию должны были быть понятными всем, и перескакивание с одного языка на другой, Дин считал, что ему повезло, если он хотя бы в половине случаев догадывался, о чем идет речь. С другой стороны, если то, что его друзья сказали ему, было правдой, это был мир, из которого пришел его отец. В какой-то степени, это был и его мир тоже, и Дин стремился понять его. Он мысленно напомнил себе попросить маму записать его на летние курсы французского языка.

~*~*~*~

Водоотталкивающие и согревающие чары, которые Нарцисса набросила на себя, едва справлялись с непогодой. Старенькое суденышко боролось с порывистым ветром и ледяным дождем, следуя своим курсом по волнам Северного моря. Нарцисса не находила никакого удовольствия в этом путешествии и тем не менее, вот уже двенадцать лет подряд, каждое Рождество она заставляла себя проделывать этот путь. Ее патронус — серебристая пантера — носилась по палубе корабля, в сумке лежала большая плитка шоколада, купленная в «Сладком королевстве», но, несмотря на все меры предосторожности, Нарцисса чувствовала нарастающую тяжесть присутствия дементоров. Их жажда, словно песня сирен, манящая издалека, принуждала уступить и позволить потоку воспоминаний унести ее в своем водовороте. Особенно громко звучали голоса Люциуса и Темного Лорда. Нарцисса старалась не обращать на них внимания, точно так же, как в юности она игнорировала замечания отца и насмешки матери. Ей пришлось силой заставить замолчать уязвимую часть своей души, ту часть, которая все еще рвалась получить от Люциуса любовь и признание, но ведьма привычно справилась с этой задачей. Все же, как-никак, Нарцисса была достойной дочерью рода Блэк.

Судно, наконец, достигло берега, и Нарцисса сошла на причал, на ходу привычно бросив несколько сиклей в подставленную ладонь паромщика. Майор — начальник гарнизона — встретил ее, как только она прошла за ворота крепости.

— Добрый день, миссис Блэк, — коротко кивнул он. — Пожалуйста, предъявите ваши бумаги и палочку.

Нарцисса достала из сумки свиток пергамента и вместе с палочкой вручила его майору. Документ подтверждал, что ей разрешено посещение Азкабана. Вопреки расхожему мнению, получить такое разрешение, чтобы навестить близкого родственника, было вполне обычным делом, хотя сама процедура была весьма утомительной. Сначала надо было подать прошение в Отдел магического правопорядка, который выполнял тщательную проверку благонадежности просителя. После того как начальник отдела утверждал прошение, оно передавалось «Лейтенанту Азкабана». Носитель этого звания имел полномочия решать все административные вопросы, касающиеся островной тюрьмы, и, начиная с восемнадцатого века, данный титул был неразрывно связан с постом Министра Магии. Фактически, само название должности — Министр Магии — не являлось официальным, человек, который избирался на этот пост, по традиции утверждался королевским Указом именно как «Лейтенант Азкабана». Итак, после того как прошение утверждалось Лейтенантом, оно должно было поступить на окончательное рассмотрение Коменданту крепости Азкабан. Еще в тринадцатом столетии эта должность стала носить чисто церемониальный характер. В настоящее время «Комендант Азкабана» был, по сути, наследуемым титулом, передаваемым в роду Дож из поколения в поколение. Подписанное Комендантом Азкабана прошение возвращалось в Отдел магического правопорядка, откуда его должен был забрать проситель. В общей сложности вся эта бюрократия занимала по меньшей мере три месяца, а часто тянулась еще дольше.

Майор внимательно изучил переданный ему документ и предложил Нарциссе сопровождать ее.

— Не желаете ли чашку горячего шоколада, прежде чем мы пойдем к вашей сестре, миссис Малфой, простите, миссис Блэк?

Нарцисса покачала головой, любезно не заметив его оговорку.

— Нет, благодарю вас. Боюсь, я вынуждена по возможности сократить визит.

Майор кивнул, не скрывая разочарования, и Нарцисса посочувствовала ему. Конечно, это было честью — стать начальником гарнизона Азкабана. Каждый год на этот пост назначался самый перспективный молодой аврор, которому, к тому же, полагалось солидное жалованье, но Нарцисса подумала, что он должен испытывать здесь ужасающее одиночество, не говоря о гнетущем соседстве с дементорами.

Мужчина шел впереди нее, отгоняя с дороги дементоров. Наконец, они добрались до знакомой камеры с закопченными стенами. Майор отпер дверь и впустил Нарциссу. Та едва удержалась от вскрика, увидев Беллу, сидящую в углу камеры в странной позе. Одна ее нога была закинута за голову, глаза были совершенно пустыми, и в довершение всего, Белла хихикала безумным смешком.

(Примечание переводчика: Сам не поверил, что Белла занимается йогой, но так ее поза описана в оригинале.)

— Белла, дорогая, — нерешительно заговорила Нарцисса. — Это я, Цисси, твоя сестра. Я пришла навестить тебя.

Если Белла и заметила присутствие сестры, то она никак не показала этого. Выражение ее глаз не изменилось, и единственным звуком, сменившим безумный смех, был страшный свистящий кашель.

Нарцисса нахмурилась и достала из сумки коробку. Она с опаской положила ее на кровать, стараясь не дотрагиваться до простыней, которым давно требовалась стирка. Сознание того, что ее сестру содержат в таких ужасных условиях, причиняло Нарциссе мучительную боль, особенно если вспомнить, что Люциус смог легко отвертеться от наказания. Но Белла была слишком гордой для того, чтобы отговориться Империусом, к тому же ей все равно никто бы не поверил. Беллатриса Блэк могла сбросить с себя заклятие принуждения еще до того, как поступила в Хогвартс.

— Надеюсь, тебе понравится мой подарок, — тихо сказала Нарцисса, теребя замок своей сумки. — Это шоколадный торт, я сама его испекла. Я знаю, ты больше любишь фруктовый, но я подумала, что в этих условиях…

Она прервалась. Белла по-прежнему сидела неподвижно.

— Мерлин милосердный, чего ради я так стараюсь? — в сердцах выпалила Нарцисса, изо всех сил сдерживая горячие слезы, готовые вот-вот брызнуть у нее из глаз. — Ты ведь даже не понимаешь, что я здесь. Прощай, Белла, счастливого тебе Рождества.

Она уже подняла руку, чтобы постучать в дверь и дать майору знать, что свидание окончено, когда позади нее раздался жутковатый режущий звук. Нарцисса замерла. Это было пение.

— На берегу танцуют три маленькие ведьмочки, — низким хрипящим голосом выводила Белла. Нарцисса вновь едва не расплакалась, вспомнив, каким прекрасным был когда-то голос ее сестры. — Сероглазые и чистокровные, что за милые ведьмочки.

Нарцисса невольно улыбнулась. Эту колыбельную им пела мама, когда они были совсем маленькими. Разумеется, это была их любимая песня, поскольку их тоже было трое.

Неожиданно Белла остановилась и резко выдохнула воздух.

— Мерзкие предатели крови! — выкрикнула она и снова зашлась безумным смехом. — Они заперли меня вдали от моего господина, но он придет за мной. Он придет к своей самой верной, самой преданной служанке. И я заставлю их всех заплатить за то, что они со мной сделали! — Белла повернулась к сестре, ее глаза больше не были равнодушными, в них горело пламя. — Отправляйся к нему, Цисси! Беги и расскажи Темному Лорду о его верной Белле. Скажи ему, что даже здесь она думает только о нем и хочет по-прежнему служить ему.

Нарцисса не знала, как реагировать на это, и продолжала молчать. Впрочем, Белла, похоже, и не нуждалась в ответе.

— Три маленькие ведьмочки… — пробормотала она и снова отключилась.

Нарцисса подошла к Беллатрисе и погладила ее по щеке. Сестра подняла голову — пламя ушло из ее глаз, и они словно подернулись пеплом.

— Счастливого Рождества, Белла, — попрощалась Нарцисса и повернулась, чтобы уйти.

Дверь закрылась за ней, и Нарциссе показалось, что она услышала едва уловимый шепот, но решила, что это была всего лишь игра воображения.

— Счастливого Рождества, Цисси.

~*~*~*~

Разумеется, Дин бывал в Гринготтсе и раньше. Банк был единственным местом, где можно было обменять фунты на галлеоны, а волшебные магазины категорически не принимали маггловские деньги. Но опыт посещения банка магглорожденными студентами существенно отличался от такового для потомственных магов. Начать с того, что доступ в зал, где производился обмен валют, был через боковой вход, который был далеко не таким впечатляющим, как грандиозный, облицованный мрамором, парадный зал, через который сейчас шел Дин и его сопровождающие. К тому же служба обмена денег была укомплектована исключительно людьми, чтобы родители-магглы не сталкивались с гоблинами.

А вот Церера и Ахиллес вели себя совершенно непринужденно, и даже напустили на себя скучающий вид. Они лениво кивнули стражам, стоящим у входа в операционный зал, а когда Дин попытался по привычке встать в хвост длинной очереди, удержали его.

— Нам не сюда, — шепнул ему на ходу Ахиллес и направился к массивному столу в конце зала.

За столом в одиночестве сидел гоблин, невозмутимо читая тяжелые тома, переплетенные в кожу, и делая выписки зачарованным пером.

Подойдя к столу, Ахиллес громко кашлянул. Гоблин с недовольным видом оторвался от своих пергаментов и поднял голову. Однако его раздражение тут же сменилось любопытством при виде Ахиллеса, а когда гоблин посмотрел на Цереру, то явно заволновался.

— Чем могу служить? — спросил гоблин.

— Мистер Лестрейндж, присутствующий здесь, желает посетить свое хранилище, — громко объявил Ахиллес, заставив всех, кто находился в банке, повернуться на звук этого имени.

Гоблин скептически посмотрел на Дина.

— Это и есть мистер Лестрейндж? — усмехнулся он.

Дин сглотнул, чувствуя себя не в своей тарелке. Однако, в данный момент на нем была дорогая и изысканная одежда, которую ему одолжил Эрис, и не зря же он весь семестр изображал Лорда Мини-Морта. Вот и сейчас он решительно выпрямился и посмотрел гоблину прямо в глаза.

— Да, это в самом деле я, — ответил он, растягивая слова, как это делал Драко. — Пришло время вступить в обладание моим наследством.

Гоблин бросил недовольный взгляд, но когда он заговорил, его тон был более учтивым.

— Насколько известно нашему банку, доступ к хранилищу рода Лестрейндж имеют только три человека. К сожалению, все они в настоящее время находятся в заключении. Могу я поинтересоваться, на каком основании этот молодой человек заявляет права на доступ к хранилищу?

— Моим отцом был покойный Роланд Лестрейндж, — ответил Дин, стараясь не выдать своего волнения.

Глаза гоблина изумленно расширились.

— Вот как? Вы понимаете, что мы должны проверить это утверждение, прежде чем допустить вас к хранилищу?

— Мы в курсе, — кивнул Ахиллес.

— Простите, сэр, а какое отношение вы имеете к семье Лестрейндж? — сердито спросил гоблин, но Дину показалось, что в его глазах мелькнул страх.

— Я поверенный юного мистера Лестрейнджа, — невозмутимо пояснил Ахиллес.

Гоблин покосился на Цереру, но тут же отвел глаза, когда та улыбнулась в ответ.

— Отлично, — нехотя уступил гоблин. — Мистер Лестрейндж, позвольте вашу руку.

Дин протянул ему правую руку. Гоблин достал серебряный кинжал, который висел у него на поясе в ножнах из драконьей шкуры, уколол Дину кончик указательного пальца и размазал кровь с лезвия по каменной плитке, покрытой рунами, что лежала на столе. Глаза гоблина снова расширились, когда он увидел результат проверки, но он быстро взял себя в руки.

— Добро пожаловать в Гринготтс, мистер Лестрейндж, — обратился он к Дину. — Ваша личность успешно подтверждена. Должен признаться, что мне очень хотелось бы узнать, каким образом ваш покойный отец сумел обрести сына, но при этом скрыть от нас факт вашего рождения.

— Полагаю, это касается только самого мистера Лестрейнджа, — холодно заметил Ахиллес.

— Вы правы, — усмехнулся гоблин.

Он ударил в гонг, и у стола нарисовался еще один сотрудник банка.

— Крепкохват проводит вас к вашему сейфу, мистер Лестрейндж, — оскалился гоблин в жутковатом подобии улыбки. — Желаю приятного дня.

Что-то в том, как гоблин выговорил это слово «приятного», заставило мурашек пробежаться по спине Дина. Но парень отмахнулся от неприятных предчувствий и подошел вслед за Церерой, Ахиллесом и Крепкохватом к довольно хлипкой на вид тележке. После того, как все уселись, тележка на бешеной скорости покатилась вниз. Они спускались все ниже, пролетая крутые повороты и закладывая невероятные виражи, и Дин чувствовал себя, будто он попал на самые крутые американские горки в своей жизни. Ахиллес, похоже, так же, как и Дин, получал удовольствие от поездки, зато Церера сидела чинно, выпрямив спину и не двигаясь с места, даже когда тележка с визгом тормозов неожиданно остановилась.

Они выгрузились и подошли к большому сейфу, вход в который освещался двумя факелами, закрепленными по сторонам. Крепкохват завел их внутрь, и тут Дин неожиданно понял, почему Эрис и Драко так легко относились к своему положению и богатству. Внутри хранилища возвышались буквально горы сокровищ, накопленных здесь за сотни лет. Груды золота и серебра соседствовали с бесценными артефактами. Повсюду сверкали драгоценности, а одна стена была сплошь увешана жутковатыми на вид образцами оружия.

— Оставь нас одних, гоблин, — распорядилась Церера тоном, не допускающим никаких возражений.

К сожалению, Крепкохват, похоже, не испытывал перед молодой ведьмой того трепета, который выказал гоблин, встретивший их наверху.

— Таковы правила банка, мадам, — пророкотал он. — Ужасно сожалею, но мы не допускаем клиентов в хранилища без сопровождения. Видите ли, это очень опасно.

Глаза ведьмы вспыхнули, и она разразилась яростной речью на странном языке, изобилующем гортанными звуками. Дин предположил, что это Гоббледук. С каждой фразой, произнесенной оскорбительным тоном, глаза Крепкохвата раскрывались все шире и шире, а Церера, похоже, и не собиралась останавливаться.

— Кхел гхоракх мин фарзад! (Khèl ghôrakh mïn farzað!') — выпалила он под конец, и наступило молчание.

Крепкохват какое-то время явно боролся сам с собой, но в конце концов он стиснул зубы и низко поклонился.

— Надеюсь, мадам простит глупого гоблина, — проговорил он. — Я не хотел никого оскорбить.

— Кхиджа ун! (Khija'un!) — рыкнула Церера, поднимая палочку, и гоблин выскочил вон.

Ведьма повернулась к Дину и улыбнулась.

— С этими недомерками только так и можно вести дела, — как ни в чем ни бывало пояснила она. — Им ни на секунду нельзя показывать свою слабость.

— Что, черт меня подери, ты ему наговорила, Кас… э-э… Церера? — не выдержал Ахиллес.

Губы ведьмы искривились в злобной улыбке.

— Я декламировала «Песнь Погибели», — ответила она. — А потом напомнила этому гоблину, что я прямой потомок по мужской линии самого Фебуса Блэка.

Судя по всему, Ахиллес разрывался между ужасом и восхищением.

— Но разве не он…

— Вот именно, — кивнула Церера.

— Мерлин великий, — выдохнул Ахиллес. — «Песнь Погибели» — это гоблинская поэма, которая повествует о массовой резне, которая настигла их воинов во время Восстания 1612 года, — объяснил он Дину. — Более десяти тысяч гоблинов были убиты одним-единственным волшебником — Фебусом Блэком. Он сражался с ними всю ночь и весь день. Гоблины прозвали его «Фебус Кровавый», — он бросил взгляд на Цереру. — Большинство магов избегает вспоминать его имя — слишком много плохого связано с ним.

— А еще оно напоминает гоблинам, с кем они имеют дело, — гордо ответила Церера. — Я сообщила этому паршивцу, что в моих жилах струится магия Фебуса, и что я не упущу случая подтвердить это в бою.

«Да уж», — подумал Дин про себя. — «Это кого хочешь напугает».

Разговор закончился, и Ахиллес принялся помогать Дину набрать достаточно галлеонов, чтобы их хватило на покупку рождественских подарков, школьных принадлежностей и прочих «нужных вещей», но Дин только рассеянно кивал ему. Он не отрывал взгляда от Цереры, которая пугала и в тоже время привлекала его. Ведьма скользила вдоль стеллажей, беря в руки и рассматривая разнообразные кубки, миски и тому подобное. Когда она осторожно сняла с полки золотую чашу, украшенную изображением барсука, и унесла с собой, Дин не сказал ни слова. Так же молча он наблюдал, как Церера подбросила чашу в воздух и сожгла ее огнем из своей палочки. Дин демонстративно отвернулся и обратился к Ахиллесу, который все еще наполнял золотом мешок.

— Берите побольше, — попросил он. — Я подумываю приобрести одну из этих новых метел, «Молнию».

Двенадцатая ночь после Рождества — в западной христианской традиции канун Богоявления. Ранее празднование Двенадцатой ночи сопровождалось пирушками и своеобразным маскарадом — слуги одевались как господа, мужчины переодевались женщинами и т.п. Эта традиция восходит к римским Сатурналиям. Отсюда и название пьесы Шекспира.

Должности Коменданта (Constable) Азкабана и Лейтенанта Азкабана (его помощника или заместителя) соответствуют существующим поныне должностям в Лондонском Тауэре.