Потомки лорда Каллига (джен)

Белую пустоту, в которую всё дальше, всё глубже погружались Ихэнне и Кисара, разорвал голос.

Мужской, мелодичный и очень, очень недовольный.

— Не, ну ты издеваешься? Ну холодно же, ай, жуть как холодно же, это же Хот же!

Второй голос, женский, ответил:

— А то ты не знал.

— Не. Я только "серрокко" получил.

— Мог бы посмотреть, откуда.

— Ну не посмотрел, протупил, сразу напрямую скопировал в нави, и что?! Можно я уже сбегаю за курткой!

— И то, что тупость наказуема. Не помрёшь, тут всего пара шагов.

Кисара открыла глаза, и к слуху прибавилось зрение. Она была крепче Ихэнне, сильнее телом и духом, она первая смогла скинуть цепи холода. Странная парочка: высокий, плечистый тогрут с шоколадно-коричневой кожей и золотистыми монтралами — и девушка-чисс, бледно-голубая, с ярко-розовыми волосами. Тогрут был в одних штанах... хотя нет, ещё там было что-то вроде широкого кушака. Девушка-чисс была в обычной одежде для холодной погоды: кофта, брюки, сапоги.

— Добро пожаловать в когти смерти! — весело сказала девушка-чисс, и сознание Кисары (и сознание Ихэнне) померкло.

* * *

Седьмой лорд Арьери, прекрасноликий Аранья Друг Птиц, третий час тщетно пытался отмыть от блевотины и ещё какой-то гадости если не диван в кают-компании, то хотя бы кресло пилота. Мусоровоз, который они угнали — неповоротливый гигант по имени "Мечта" — оказался ужасен не только снаружи, но и внутри.

Кто бы ни был его прежними хозяевами, эти создания не могли усвоить то, что даже тупенькая тука обычно усваивает за пару месяцев: что гадить надо в специально для этого предназначенном месте, а в других специально предназначенных местах — культурно (или хотя бы бескультурно) расслабляться и проводить ночной отдых.

Бесполезно: въевшаяся намертво грязь решительно не желала поддаваться чистящему средству, хоть то (подозрительно честно) и обещало «до ста процентов успеха».

— Ибо нуль, видишь ли, расположен раньше сотни, так что ни слова лжи, — доверительно сообщил Аранья толстой крысе, высунувшейся из-под кресла, и решительно затоптал её каблуком. Кажется, он слегка продвинулся по пути тёмной стороны, как её видел Карр, потому что глубокое удовлетворение и странную радость от смерти крысы почувствовал всей душой.

Подумав об этом ещё немного, он решительно набросил на кресло чуть менее грязный плед и направился в кухню.

— И она такая: «Да я помру скорее, чем прикоснусь своей помпошкой к этой бяке», — весело рассказывала тви'лекка. — А ей такие... — и осеклась, увидев в дверях Аранью.

Который, тяжко вздохнув, подумал, что неплохо бы людям быть немного логичнее. Например, не осекаться так демонстративно, если хотят скрыть от объекта рассуждения, что обсуждают именно его.

* * *

Теперь глаза открыл Ихэнне — от того, что спиной пребольно обо что-то ударился.

Оказалось, его кто-то уронил... нет, не кто-то: пришедшие на сигнал Ашвин и Ортанс («Они всё-таки пришли, они доказали, что можно доверять не только своим!»). Ашвин был как обычно: светил всем на радость голым торсом и о чём-то ныл. Ортанс тоже была как обычно: на подъёме и пинала Ашвина. Они давно и неплохо дружили.

— Или вы нам её отдаёте, или вы пожалеете, недотыкомки! — возгласил суровый, с сильнейшим мандалорским акцентом, голос. — Леди Кисара — дама моего сердца, чтоб вы знали!

— И какое мне до этого дело? — уточнил Ашвин. — У меня вот вообще нет ни дам, ни сердца. Да и ты мне не нравишься. И я хочу уже на борт, мне холодно!

В его представлении это были отличные и весомые аргументы. Но собеседник едва ли был согласен:

— Ториан, ну я же говорила: дохлый номер. Эти ребята же с Тариса, там все такие отбитые. Значит, так, — это был уже другой голос, женский, и обращалась эта женщина теперь, видимо, к Ашвину и Ортанс. — У меня к вам рабочее предложение: вы отдаёте нам Кисару, я плачу вам за наводку по стандартной таксе, всем спасибо, все свободны. Что скажете?

— Что про Кисару первый раз слышим? — уточнила Ортанс, нажимая что-то на запястье.

Ихэнне провалился во мрак: видимо, для удобства транспортировки его просто вырубали.

* * *

Мастер Номен Карр, которому тви'лекка и рассказывала про брезгливую девицу (совершенно не подразумевая под ней никаких арканиан, ясное дело), помахал рукой.

— А мы смирпа поймали! — радостно сообщила Ветта.

— Тут ещё и они водятся? Не удивлён.

Карр рассмеялся:

— Я бы тоже не удивился, но как ни странно, она про безбилетного пассажира. Контрабандисты их почему-то смирпами называют. Посмотри-ка, кто обнаружился!

Он указал рукой на... лежащего на полу... бессознательного... наутоланина.

— А зачем он мёртвый? — спросил Аранья и тут же понял, что ошибся: живой. Просто едва-едва. Красивый такой наутоланин, хотя, как и всё в этом корабле, чудовищно грязный. И лекки по моде хаттских территорий аж в косицу заплетены — больно же, наверное.

— Ветта перестаралась, — ответил Карр. — Но он вроде ещё ничего, дышит.

Кончиком сапога он перевернул наутоланина вверх лицом, и Аранья в который раз ощутил, как проваливается в бесконечный колодец безумия, на недоступном дне которого прячется вечный цирк с мандями. («Без мандей же, их тут пока нету. Или, думаешь, просто не поймали пока? Эта "Мечта" реально огромная, даже у Нока Драйена таких кораблей не было!» — конечно, не было, зачем великому пирату хуттский мусоровоз?)

— Это Долорус, — сообщил он. — Лорд Долорус.

Карр задумчиво покачал головой:

— Ты уверен? Эти наутолане все на одно лицо. Я вот готов поклясться, что это подросший Бенгель, ученик моего друга Оргуса. Но Бенгель погиб ещё когда.

— Это совершенно точно лорд Долорус, — веско повторил Аранья. — И я не знаю, что вы называете лицом, но тепловая схема верхней на данный момент половины его тела...

— Долорус так Долорус, делать-то с ним что будем, раз он пока жив? — как и всегда, Ветта была воплощением здравомыслия. Того здравомыслия, которое прячется на дне пресловутого колодца.

— Полагаю, — со вздохом ответил Карр, — лечить и допрашивать. Добивать наш пом... пезный арканианский друг не даст.

* * *

Снова они очнулись от свиста бластеров и поспешили встать — встать на ноги, встать между дерущимися. Остановить их, своих друзей, пока друзья не остановили друг друга навсегда.

— Это я, Кисара.

— Это я, Ихэнне.

Они опять говорили хором, поэтому пришлось замолчать ненадолго и попытаться разделить связки и дать друг другу отдельный голос. Получилось не сразу, зато и друзья-таки притормозили. И начали читать отводящие зло молитвы и заклинания, но это мелочи.

— Что за jai'buir? — уточнил манд... Ториан, верный и нежный её рыцарь.

— Ну всё, вот теперь я точно пошёл за курткой — ну к ёмам такие фокусы! — решительно заявил Ашвин, рассудительный, как и всегда.

Они подняли руки — Кисара левую, Ихэнне правую.

— Я... мы... мы один человек, — сказали они хором. — Один человек, две жизни. Не надо стрелять, не надо ссориться. Никто никого не пытался украсть. Вы просто нас спасли. Нас.

Мако поправила красные стёклышки сканер-очков. Ашвин развёл лекками. Умницы Ортанс и Ториан просто убрали оружие. Повисла тишина. Наконец, Мако подала голос:

— Хорошо. Положим. Два вопроса: как вы ещё живы, почему один человек, какие две жизни...

— Это сильно больше двух.

— И главное: с кем из нас вы полетите? Лучше с этими, смертокогтями. У них на Тарисе очень годный врач есть, может, что-нибудь сделает...

* * *

Привести Долоруса в чувство оказалось куда сложнее, чем они сначала думали. Он цеплялся за бессознание, как утопающий за соломинку — словно обретать снова разум, осознанность и личность было ему чем-то страшнее, больнее, чем валяться на полу без памяти и без чувств.

Наконец, удалось преуспеть.

— Я не Долорус. Я не Бенгель, — первым делом сказал наутоланин.

— Вот видишь, я же...

— Я Нален. Нален Ралок, скромный работник этого судна. Бенгель Морр... Долорус... Хозяин Плотоядов... они все проиграли, поэтому теперь они все мертвы. Есть только Нален, скромный изгнанник Нален. Хорошо?

— Ничего не понимаю, — сказала Ветта.

— Ничего хорошего! — сказал Карр. — Мы бежим от Дарта Бараса и его не слишком адекватной ученицы...

— Которая, — поспешил вмешаться Аранья, — убила моего дорогого дядюшку Бассарея Вальтраута. И пусть даже он был старый безмозглый гедонист, прощать такие вещи в приличном обществе не принято.

— Я не уверен, что в твоих словах есть смысл... — Долорус, кем бы он теперь ни назывался, расплёл косу из лекков и зашевелил ими, словно нашаривая в воздухе потерявшийся ответ. Смешная привычка, очень для него характерная. «Почему он себя отрицает?» — Но послушайте, я правда теперь всего лишь работник этого судна, скромный изгнанник. Всю жизнь ходил по колено в грязи и дерьме, теперь похожу буквально, понимаете?

— А мы правда теперь бежим от Бараса и его ученицы, понимаешь? — Ветта осторожно погладила его лекки своими. — И нам правда некогда разбираться ещё и в твоих личных косяках и плотоядах, кем бы они ни были

Долорус рассмеялся. Замолчал, качая головой и шевеля лекками, и засмеялся снова.

Кажется, он наконец сошёл с ума достаточно, чтобы неплохо вписаться в команду "Мечты".

* * *

Шаттл, в котором прилетели Ортанс и Ашвин, на бреющем шёл прямо над снегами Хота.

— Мы должны ей помочь, — пояснял Ихэнне. — Она просто запаниковала, вот и выстрелила в меня. Вот и всё. Нельзя винить ребенка за то, что ему страшно.

Кисара была не согласна: дети, считала она, не глупее взрослых, да и какой там ребёнок из скотины сильно за сорок? «Просто некоторые так и не перестают быть детьми, я. Испуганными, заблудившимися детьми. Их надо только отогреть и успокоить, показать им, что мир не страшный и всё не так, как они привыкли считать. Тогда они начинают взрослеть и умнеть».

— Ты всегда был драный гуманист, — вздохнул Ашвин.

Метель выла и свистела, напевая какой-то безумный ледяной джизз. Сквозь ветер и снег доносился шёпот на чеунге, громкий, как крик и страшный, как безмолвие[1]:

— Госпожа Саюкари свои тайны хранила две тысячи лет — пока люди искали, от неё настоящей терялся и след. Госпожа Саюкари своей кистью могла воскресить и убить — пока люди читают, она будет хранить свою тайну и в тайне той жить...

Райна Темпл, бедный ребёнок, сидела на снегу, покрытая тонким слоем льда. Лёд в волосах, на лице, на одежде — везде. Лёд и холод, и смерть, которую уже нельзя прогнать прочь. И страх, навсегда застывший в широко распахнутых метели навстречу глазах.

Если бы она была чиссом... если бы она была старше... но люди не выживают в таких холодах, но в такие холода гибнут дети.

Но чего она так боялась — так боялась, что ей проще было умереть и убить, чем принять это что-то?

Кисара подняла правую руку и выстрелила девушке между глаз, прекращая её агонию.

[1] См. исправленный текст главы 56