Потомки лорда Каллига (джен)

Аборигены Бегерена верили, что каждому одарённому свыше посылается особый дух-хранитель, который направляет их дорогой подвигов и побед. Это простительно; ни один бегеренский абориген не был вынужден работать под началом воображающего себя Штейнбахом Радживари. Если не слушаться духа, то дорога подвигов и побед станет дорогой обид и поражений, говорили они, — и вот здесь никак не ошибались. (Бок всё ещё противно ныл, а от резких движений темнело в глазах.)

— Такие вещи происходят, а мы застряли на Шаддаа, — учитель раздражённо стукнул кулаком по стенке.

Будь Риан не джедаем, он бы порекомендовал наплевать на Целителя с его разборками, оставить притворяющихся сектантами бандитов резать друг друга и заняться делом. Тем более, Совет практически прямым текстом обещал любому готовому обслужить Рифт рыцарю мастерское звание, громкий титул и множество привилегий. Но Риан был джедаем.

— Никогда не говори, что застрял, — Штейнбах выпустил из ноздрей две струи сладковатого тобачного дыма, — пока не проверишь, не держит ли тебя кто-то за ногу. Например, сама Сила.

Да, и это тоже.

— И что ей может быть нужно на Нар Шаддаа?

— То же, что и везде, юноша. Защита тех, кто уязвим, гибель тех, кто жесток. Но в первую очередь Сила жаждет исцелить чуму.

— Это Нар Шаддаа, — учитель постучал себя пальцем по лбу. — Здесь всегда какая-нибудь чума. И что, все лечить? Это к ним, — он кивнул куда-то в сторону Променада и штаба Целителя, — не ко мне.

— И если Сила жаждет исцелить чуму, почему ты наказал меня за помощь доктору Ианне? — прибавил Риан.

Штейнбах красивым жестом развёл руками. Невесомой дугой повис над ним тобачный дым, чуть мерцая в лучах голографической рекламы и жёлтых фонарей.

— Если ты съел ложку белого порошка, и тебе было сладко — а потом ещё одну, и тебе было горько... может ли быть, что ты просто черпал разные порошки?

Риан невольно фыркнул. Вспомнилось, как он — лет восьми, не больше — сам не зная, зачем вздумал смешать соль и сахар. Крупного помола соль и ужасно похожий на неё сахар, может быть, в этом было дело... но сестрица не оценила его порыв и заставила съесть всё до крупинки.

— Или это очередной заменитель-подсластитель, они все так: то сладко, то горчат, — подал голос Таранчик. — Но я так понимаю, суть вашей метафоры в том, что болезнь моего друга какая-то особенная? И в чём её особенность проявляется?

Какое-то время Штейнбах молча курил. Риан уже собирался объяснить всё сам — про иллюзию надвигающейся тьмы, про жажду любой ценой спасти и защитить нечто дорогое, про злые голоса и омут, в котором тонешь и никак не можешь утонуть — объяснить, пока тот не обрушил на них очередной ком загадок ради загадок...

— Скажи мне, распутный мудрец: ты знаешь Ревана? — вопросом на вопрос ответил Радживари.

* * *

Первых брифинг проекта Рифт чуть не заставил Триса задохнуться от общего недовольства, недоверия и нежелания что-то делать.

— Вашей первой задачей будет восстановить порядок на Балморре и защитить её нейтральный статус, — агент Балкар проигнорировал шорох сомнений и открытые смешки в аудитории, зажёг проекцию. — Нейтральный статус, но не полную свободу. Корпорации должны быть национализированы, таким образом будет создана гарантия того, что в случае конфликта Балморра — и её боевые дроиды — не окажутся платой монополистов за право сохранить свои доходы.

— То есть, — подняла руку тогрута Юно, — коалиционное правительство с формальным нейтралитетом и гарантией, что вкусненькое достанется поровну нашим и ихним, так?

Согласие.

— А каким образом мы это обеспечим? При всех наших незаурядных способностях, мы только горстка любителей, агент. У нас нет ни крейсеров, ни армий, ничего.

— Не моя забота. Но у нас будет вот он, — очередная голограмма; какой-то мужчина, вроде бы средних лет. — Тай Кордан, бывший министр торговли. Имеет связи во всех слоях балморреанского общества и в принципе может стать законным преемником нынешнего президента по закону о передаче власти в чрезвычайных ситуациях. Что интереснее, досье уверяет, что он ещё и опытный военачальник — скорее всего, полевой командир, так что не расслабляйтесь, но чем ситх не шутит.

— А подвох? — Мако жизнь хорошо научила, что ничего не даётся просто.

— Подвох в том, что его надо убедить присоединиться к проекту. И это придётся сделать вам — я светиться не могу, могу только предоставить вам для переговоров одну из запасных явок на Шаддаа.

Тай Кордан был не похож на себя — не только на взгляд миралуки, нет; что-то ведь заставило девицу Дорн и тогруту Юно напрячься и наполниться недоумением? Тристен никогда по-настоящему хорошо не умел считывать голограммы, но для начала, тот, кто сидел сейчас перед ними и прихлёбывал ломин-эль из большой кружки был женщиной, не мужчиной. Немолодой, недовольной жизнью женщиной, которая совершенно не рада их здесь видеть и которая да, зачем-то притворяется мужчиной.

С другой стороны, может быть, ей приходится притворяться, чтобы получить доступ к власти и свободе. Тристен ничего не знал про балморреанские обычаи, но в Галактике хватало планет с довольно дикарскими отношениями между полами — особенно, надо признать, их хватало в Республике и республиканской зоне влияния.

Впрочем, зачем дикарские планеты? Даже в Сенате малейшее отклонение от идеала достойной женщины могло стоить карьеры. Хватало неудачного наряда или сказанного вслух бранного слова, что там говорить о романах или, того хуже, слухов о любви к азартным играм, выпивке или гладиаторским боям. Если Тай Кордан и впрямь беспринципный политический игрок, озабоченный лишь своей выгодой (а досье считало именно так) — ей подобные ограничения совсем некстати.

(В любом случае, отличное начало переговоров. Шантаж, конечно, последнее дело, особенно для джедая — но возможность шантажа всегда лучше, чем полное отсутствие инструментов давления.)

— Джедай, дезертирша и экзотка, отличная компания, — сказала женщина и снова хлебнула эля; она была уже изрядно пьяна, и всё же структура её разума был поразительно чистой и чёткой, без обычной невнятной дымки опьянения. — Тай Кордан, бывший министр. У меня есть полчаса на беседу с вами, потом меня ждут... ждут меня потом.

И почему им всем троим подумалось, что в секторе Красных Огней?

— Мастер Жойез Кулу, — поклонился Трис. — Полагаю, вам уже сообщили о проекте Рифт? Мы можем вернуть вас домой — вернуть вас домой не министром, но президентом. Даже диктатором, если пожелаете.

— А я пожелаю? — искренне усомнилась она.

И в самом деле, ей было безразлично, что будет с Балморрой, а перспектива президентского кресла её скорее... раздражала? Да, пожалуй, так. Раздражала, как нечто неприятное. Но неизбежное — значит, она уже внутренне согласна? И просто набивает себе цену?

— Вы сможете наконец осуществить мечту своей Родины, — девица Дорн всё-таки потрясающе наивна. — Свободная, независимая Балморра. Свободная и не зависящая не только от внешних сил, нет — от сосущих её соки паразитов из Тройды, Окары и Сундари.

Ни тени интереса.

— Благородная цель, — пожала плечами Тай Кордан. — Красивые слова. Всё ещё не вижу, чем это может заинтересовать лично меня. У меня хватает средств — в изгнании я живу лучше, чем дома. Хватает влияния — пока Балморра в чужих руках, многие видят во мне полезную фигуру. А вы предлагаете поступиться уже доступным мне комфортом и уже наличной выгодой... ради чего?

Это была просто игра, просто притворство. Женщина, которая перед ним сидела, изначально знала, что она согласится, теперь он ясно это видел. Но она не набивала цену, ей в самом деле было абсолютно всё равно, что они могут предложить... чего же ей было нужно?

— Права стать героем? — не сдавалась Дорн.

— Герой Балморры звучит даже смешнее, чем герой Рилота, право. Мастер-джедай, зачем вы пустили на приличные переговоры малых детей? И почему молчит экзотка? Ей нечего сказать или она тут для красоты? Если для красоты, то пусть и дальше молчит, она хорошенькая.

Трис напряг зрение до предела, так что виски заломило. Он не любил таких загадок, он не любил не понимать собеседника, это всегда оказывалось каким-нибудь шааковым дерьмом, ловушкой, обманом, заговором, тёмной стороной... может, это и не Тай Кордан вовсе.

Но кто? И чего она хочет? Он всматривался, и чем больше всматривался, тем меньше видел — мнимая чёткость линий оборачивалась размытостью, затягивала в лабиринт зеркальных отражений и серых теней. «Кто она на самом деле? И чего желает?»

Тишины

Нестерпимая боль пронзила — нет, не виски, глазницы. Всё залило белым, потом алым — а потом из белого и алого вылепилась фигура малорослого, худого, смуглого мужчины в синем костюме из септшёлка, с множеством мелких рыжих кос, уложенных в сложную причёску. «Женщины, не мужчины». Прозрачная кружка в его — её тонкопалой руке была наполнена серой жидкостью, поверх которой плавала зелёная пена. Стол был тёмно-серый, стена — бронзово-коричневая, волосы девицы Дорн — того оттенка жёлтого, который, наверное, и называют "блонд"... Тристен терял сознание, не в силах вместить пестроту и яркость видимого мира.

Хочешь меня увидеть, смотри моими глазами, — рассмеялась чёрная тень из детских сказок.

Равнодушная ко всему, женщина допила ломин-эль и щёлкнула пальцами, подзывая дроида наполнить кружку.

* * *

А Серевин мерил шагами гостиничный номер.

Он выбрал для новой встречи с родственником Променад по одной причине: если что-нибудь пойдёт не так, за медицинской помощью идти будет недалеко. А ещё, пожалуй, ему просто нравилось сочетание его интриги, Гнева Императора и Нар Шаддаа. Было в этом что-то по-хорошему литературное или театральное — будь он автором, а не действующим лицом, непременно назначил бы встречу именно здесь.

И персонаж бы непременно вот так же мерил бы комнату шагами, пытаясь не думать о том, что будет минуты спустя и отвлекая себя всякой чушью. Потому что у бедного персонажа (совсем как у Серевина) не было ни обещания успеха, ни даже чёткого указания, как успеха добиться — совсем как у обычных людей, лишённых пророческого дара. Только собственный ум и знания, которые можно обратить в оружие — и надеяться, что ума хватит, а оружие поможет.

За считаные секунды до появления родича он заставил себя остановиться, сесть в кресло и принять красивую позу. Нельзя позволять противнику видеть твою слабость — и тем более нельзя этого позволить союзнику.

Кувшин с отваром восских трав на столе, две чашки — для себя и для гостя. Блюдо, на блюде — несколько плюшек с синаммоном. Причёска по последней моде, ни единой пряди не выбилось? Каждая складка мантии, и та должна знать своё место. Дипломат — не человек, не сит; он образ, картина, воплощение совершенства, уверенности и необратимости.

— Родич, — не встав и даже не поднявшись навстречу, он приветствовал вошедшего коротким кивком.

— Родич, — то ли согласился, то ли ответил на приветствие Гнев, прямо проходя к креслу и усаживаясь. — Это то же колдовское снадобье, что на Воссе? Не думай, что снова подкупишь меня им.

Серевин мягко и неторопливо улыбнулся.

— Я не собираюсь вас подкупать и даже пытаться подкупить. Я просил о встрече совсем не поэтому.

— Ищешь смерти?

Не угроза; просто вопрос.

— Отнюдь. Как я уже сказал, я испытываю к вам особую приязнь. Вижу между нами особую связь, близость судеб. Поэтому, когда мне в руки попала информация о том, что вас предали...

Травы достаточно подействовали, чтобы лишённый чувств родич рассмеялся:

— Меня? Предал? Но кто, скажи, может меня предать?

На сей раз мягкую улыбку стоило сочетать с выражением печали в глазах и нахмуренными бровями.

— Может быть, я выбрал неверное слово. Но как иначе назвать то, что Император уже избрал себе новый Гнев?

Вспыхнувшая в груди Скорджа тысячей огненных лепестков ярость была победным салютом во славу Серевина.