Потомки лорда Каллига (джен)

Дарт Аркус не опирался на посох, он скорее бил им оземь, отмечая шаги. Посох, палка — признание слабости, а всякая слабость была ему противна, в себе не менее — более, может быть, — чем в других.

— Пойми, лорд Сэйтарат, ты неверно расставляешь приоритеты, — негромко сказал он, подойдя к высокому стрельчатому окну и глядя вниз, на зелёные джунгли Каас-Цефира. — Неправильно понимаешь суть нашего благородного движения. Тебе всё ещё кажется, что в центре может находиться Родина или близкие люди, или что-то ещё столь же бессмысленное, но истина в том, что лишь Учитель имеет значение.

Каждое слово отзывалось в его душе глухой, застарелой болью. Болью потерь, болью разлук. Болью старых ран. Но Учитель сделает так, что боль будет иметь смысл, шептал он самому себе. Учитель всё исправит. Учитель всё перепишет. И тогда всё будет иметь смысл.

— Я постараюсь понять это, Дарт Аркус, — с поклоном ответил Сэйтарат. — Хотя мне сложно. Я слишком ко многому привязан.

— Да-да, я знаю, ты замужем, — отстранённо кивнул Аркус. — Когда-то и у меня была невеста.

— Благородная Алир Аретес, — имя было написано в разуме Аркуса. — Она ведь погибла там, на Корусканте?

— Да, — сказал Аркус. Нет. — Я очень любил её, — Однажды я привыкну к этой лжи. Однажды я поверю в эту ложь. Поверю, что принёс эту жертву с кровью сердца, как и подобает. — Но если бы мне сказали: смотри, вот твоя невеста. Отрекись от Учителя и возьми её руку, и будь счастлив, принял бы я её? Нет. Я скорее своей рукой убил бы её снова. — Я не любил её, она не любила меня, она была лишь одна из многих. Я не предал её, я выбрал высшую долю. Наш удел высок, он для тех, кто не боится одиночества. — Отдашь ли ты Учителю своего Луна, лорд Сэйтарат?

В виске застучала, забилась нервная жилка.

Что он мог ответить человеку, который ради мести за погибших товарищей предал одну из этих товарищей? Человеку, который лжёт самому себе и другим, видя в этом высшую форму борьбы за правду?

— Ты медлишь с ответом, и это правильно, — Аркус снова стукнул посохом о каменный пол, отошёл от окна. Ты медлишь, потому что трусишь? Или потому, что тебе выпало счастье любить? — Но однажды решение придётся принимать.

— Мой покровитель Дарт Малгус тоже однажды сделал выбор, — наконец нашёл удачную форму ответа Сэйтарат. — Я стараюсь не забывать его пример.

— Не забывай, — согласился Аркус. — И помни: через Учителя всё будет исправлено.

У всего будет смысл в его мире — новом мире, где новые мы будем свободны от старых грехов и старых утрат.

Сэйтарат снова поклонился. Он давно выучил простую истину: в любой ситуации стоит сохранять спокойствие и кланяться пониже. Поклоны всем нравятся, в отличие от независимой мысли.

«Надо, — подумал он, — любой ценой убрать Луна с линии удара».

* * *

Часкар вздрогнул и проснулся.

Император гневался.

Станция дрожала от его ярости, тряслись и гудели переборки, пластины пола стучали, как плохая кровля под порывами ветра. Перед глазами у него всё ещё стоял образ женщины — оранжевая кожа, бело-синие тяжёлые лекки, имя, которое он не помнил наяву и вспоминал в каждом сне.

С трудом заставив себя скатиться с кровати, Часкар выбрался из спальни в коридор. Там уже было красно от гвардейских доспехов. Гражданские служащие — наставники, пресвитеры, секретари — жались к стенам.

— Сохраняйте спокойствие, — слегка охрипшим голосом повторял генерал Хескер, командующий станционным гарнизоном. — Ничего особенного не происходит.

— Ничего особенного?! — истерически вскрикнул мужчина в форме инженерных частей. — Станция вот-вот не выдержит.

— Его Величеству ничто не угрожает, — ответил гвардеец.

Потому что никто, кроме Его Величества, не имеет значения. Если государев гнев уничтожит эту станцию и всех её обитателей, значит они все просто не были достойны того, чтобы выжить. В гудении переборок и шуме металла всем им звучало напоминание: они лишь пыль под стопами Его.

А потом прозвенели колокола, и все собравшиеся уставились на Часкара. Кто-то с любопытством; большинство — с сочувствием.

Тяжело ступая, словно идя против ветра, Часкар поспешил в малый тронный зал, гадая, какая кара его ждёт и за что.

* * *

Серевин резко взмахнул рукой, и осколки гранаты ударились о невидимый щит. Кровь бросилась ему в лицо, сердце застучало чаще.

— Серевин? Брат Серевин?! — тревожно переспросил Нокс по ту сторону. Голограмма зарябила помехами.

— Я вынужден завершить беседу, — ответил он и переключил проектор с двухстороннего режима на односторонний. Гостям его собеседника видеть незачем; а вот собеседнику стоило увидеть гостей.

Кем бы они ни были.

Гости швырнули ещё парочку гранат — на пробу, проверить, насколько их цель расслабилась на дипломатической службе. Серевин с лёгким ужасом понял, что сильно: пожалуй, кинь они следующим заходом три-четыре штуки, отмахнуться не вышло бы.

«Страшно. Это хорошо. Страх заставляет сердце биться чаще. Страх заставляет тело быть ловчее. Страх заставляет разум видеть яснее».

Он поднял руки, скрестил их в запястьях и резко выбросил вперёд, посылая волну горячего воздуха. Кто-то закричал — значит, атака нашла свои жертвы.

Значит, сейчас гости перейдут в наступление.

Он закрыл глаза, погружаясь в золотистое мерцание, в котором нет прошлого и будущего. Да, с годами Серевин утратил мастерство боевого чародейства — но приобрёл нечто более ценное. Возможность знать заранее, откуда придёт удар.

Возможность ответить на него ещё до того, как удар будет нанесён.

Он протянул руку и заставил огонь вырваться из декоративного камина, рвануться туда, в коридор. Конечно, он рисковал взорвать часть Променада — но это ничего не значило по сравнению с гибелью большей части атакующих, тяжёлыми травмами остальных и прибытием полиции Картелей. Через которых можно будет узнать, кто и зачем...

Огненная змея задрожала и погасла под каблуком старомодного дамского ботинка.

Маленькая, сухонькая женщина, казавшаяся ещё меньше и суше из-за многослойных одёжек, растоптала боевое пламя с чудовищной лёгкостью, и на лице её не было ничего, кроме лёгкой печали.

Вокруг неё мироздание рябило и изгибалось, не выдерживая самого присутствия подобного могущества, которое сложно назвать "существом" — скорее, "сущностью".

Не узнать её было невозможно.

Только пасть на колени, прижимаясь лбом к полу, позволяя её Силе обтечь себя, закрыв глаза и не думая ни о чём, кроме безграничной преданности и искреннего, искреннего восторга.

— Зачем ты боишься меня, ученик? — спросила женщина ласково, но строго.

— Я не боюсь, Учитель, — солгал он как можно честнее. — Я лишь выражаю своё почтение. Чем могу послужить Тебе?

Ласка в её голосе не могла обмануть его. Те, кто столь силён, не бывают добры. Как и злы; они оставили столь тривиальные дихотомии далеко позади, в мире слабых и наивных. В мире своих фигур для великой айанарды[1].

— Почтение? — она фыркнула. — Не ты ли только что говорил, что узнал мою слабость, Кайрос?

Он сильнее вжался лбом в пол.

— Даже у Императора есть слабости, Учитель.

— И ты знаешь эти слабости, Кайрос? Как знаешь мои?

Разум заметался, подыскивая правильный ответ:

— Если мне будет приказано искать, я их найду, — наконец ответил он. — Ха-Маком учит, что ищущие обретают искомое.

Кажется, она задумалась. Кажется, её желание уничтожить его на месте поколебалось. Видит ли Нокс происходящее? Какие выводы он сделает? Сердце стучало как бешеное. Если он выживет, придётся принимать гипотензивное...

— Поищи, — сказала наконец женщина. — А наши слабости... они больше не должны тебя волновать, ученик. Незачем они тебе. Только помешают в работе.

Она развернулась и ушла, а он ещё долго стоял на коленях, лицом в пол, как на дворцовой церемонии.

«Наши. Почему она сказала "наши"?..»

* * *

Реут отключил передатчик и устало потёр висок.

— Почему она сказала "наши"? — спросил он. — Она не имела в виду Императора, это точно. Его слабости искать можно. Но тогда о чём была речь?

Андроник пожал плечами.

Заш склонила набок металлическую голову:

— Мне интереснее, какая такая слабость пришла в голову нашему другу-провидцу, что Реван аж лично явился... явилась его покарать?

— Какая-нибудь провидческая? — предположил Андроник. — Какие бывают провидческие слабости?

Реут хмыкнул, ощутив, как встрепенулся внутри его души мастер Дрэй, выходя из внутреннего мира во внешний.

— Проще сказать, каких слабостей у пророков не бывает, — сухо усмехнулся он. — Они не лучше и не сильнее обычных людей, скорее наоборот.

— Но должны ж быть какие-то такие особые слабости, — Андроник побарабанил пальцами по столу. — Которые связаны, ну, с их провиденьем или типа того.

Реут оглянулся на Заш: «Видишь, я не пытаюсь всё разобрать в одиночку. Видишь, я хороший». Заш изобразила тяжкий вздох. Кажется, она не особо впечатлилась.

— Пророки верят в своё будущее, — подумав ответил Дрэй. — То, которое они видели. Они не допускают мысли, что мир может повернуться иначе. Но миру плевать на пророчества, он живёт по своей воле и своим законам, в нём много больше, чем может увидеть один человек. Даже одарённый, очень одаренный человек.

И это было очень мудро и точно, но что полезного можно было из этого извлечь?

И что, всё-таки, означало это "наши" в устах Ревана?

* * *

Голос Императора был немыслимо спокоен, и в самом тронном зале было тихо и удивительно пусто.

Как будто здесь не существовало той ярости, что сотрясала всё вокруг.

— Часкар Тараал, — и снова он удивился цокающему деревенскому говору со стороны трона. — Ты показал себя верным и благоразумным рабом. Послужи мне ещё раз. Найди женщину по имени Ронвен Рантаал и нареки её моим Гневом.

_____________________________

[1] Айанарда — легендарная игра богов, в которой решаются судьбы мира.