Нам не Свет (гет)

Грета мало что знала о вечности… Она, несмотря на самый разнообразный травматичный опыт, была очень юной. Храброй, чаще всего неуместно упрямой и просто собой. И еще в самолете Грета осознала всю трагичность и определенность выбора лучшей подруги. Гермиона — такая рациональная — поставила все, что могла иметь, на любовь — хотелось бы верить — вечную. Отказалась и от магии, по которой столь остро тосковала, и от возможности снова стать человеком. Грета не осуждала за то, что Гермиона выбрала мужчину.

Трудно осуждать на самом деле, если этот мужчина таков, как великолепный Элайджа Майколсон. Сама безупречность в обертке тела античного бога, манер принца и бесконечной нежности к Гермионе. Бывшая Героиня сбывшегося пророчества видела, что Первородный ее любит. Утонченные черты Элайджи дышали не только благородством, но и настоящим чувством, стоило ему посмотреть на Гермиону. Грету эту обнадеживало: под повадками мальчишки скрывалось сердце, которое жаждало романтики.

О себе Грета Поттер могла сказать, что устала быть воином и своим в доску парнем.

И, кажется, Клаус видел в ней кого-то иного, и она позволяла ему многое, на самом деле игнорируя свой страх быть отвергнутой и другие. Там, на проклятом острове, Грета боялась, что Майколсон ее предаст и они окажутся по разные стороны баррикад. Лишь недавно она всерьез хотела проверить, так ли бессмертен этот конкретный Первородный. Но сейчас Грета была не уверена, что у нее хватит духу убить его.

Прервать кровавую вечность Никлауса Майколсона.

Мысль, что ее за этот подвиг многие и многие нарекут Героиней, вызывала у Греты омерзение. Она не потеряла разум, чтобы рисовать Клауса белым и пушистым. Но видеть в нем чудовище и только Поттер перестала давно. Смирилась с тем, что он нашел путь к ее сердцу.

По прилете Клаус не стал никого убивать. Грета могла бы приписать это своему благому влиянию, но настолько самодовольной все же не была. Просто избавляться от этих не было смысла. Сайлас мертв, лекарство он принял, и воевать им больше не за что. Ну, кроме мести Первородным и им с Гермионой. С каких пор она себя причисляет к Майколсонам, Грета думать не хотела.

Она была уставшей. Просто села в джип и позволила Клаусу отвезти себя в особняк Первородных, без возражений и эпичного спора с гибридом, который она бы проиграла. Грета не хотела оставаться одна. А ее лучшую подругу увез Элайджа на своем Астон Мартин.

— Ты притихла, любовь моя?

Горячая ладонь Клауса очутилась у нее на колене, поглаживая. Грета могла бы прожечь в нем дыру возмущенным взглядом огромным зеленых глаз или возмутиться… Но опять же сил не было на это все. И о — чудо! — Поттер не хотела перечить мужчине только ради того, чтобы перечить. Гриффиндорский буйный запал куда-то подевался.

— Думаю, — руки откинули черные волосы за плечи, открывая маленькие изящные ушки, — и я устала, Клаус, просто устала, очень по-человечески.

Жизнь Грету не учила жаловаться или же тем более высказывать капризы. У нее была вполне суровая закалка, а потом война, сделавшая из тоненькой девочки символ Победы, далась Грете страшной ценой. А здесь и сейчас в салоне джипа Первородного она призналась в слабости и не ощутила себя никчемной, не такой, недостойной. Нет, Грета осталась собой.

— Понимаю, мы скоро приедем. Горячая ванная, постель и ужин в нее.

Гибрид взял ее ладошку и сжал, утешая и согревая.

На самом деле то, что она — вечная непреклонная колючка — вот так просто призналась ему, что устала, не польстило эго Ника. Нет, он ощутил нежность и желание позаботиться, не ища никакой выгоды. А также Клаус оказался почти тронут этой внезапной доверчивостью Греты. Прежде Зеленоглазка его таким не баловала. Слишком ванильный спектр эмоций для столь темного существа, как он? Первородного это не беспокоило, он старше иных цивилизаций и может чувствовать все что захочет.

Клаусу было приятно ощутить что-то такое теплое, светлое и осязаемое, как солнечные лучи. Он поглаживал тонкие пальчики и вел машину, обещая себе позаботиться.

— Ты в ней предполагаешься? — Грета сама почти задохнулась от собственной смелости. Это же она сказала? Точно-точно она? Пригласила Клауса к себе. Мерлин…

И ей не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть, как полыхнули голубые глаза Первородного. Жаркий взгляд мужчины и без того заставил Грету вспыхнуть. Однако она не привыкла брать свои слова назад и отступать. И Грета предчувствовала, что не уснет этой ночью, так пусть из-за Клауса и того удовольствия, что он сможет ей подарить. Но не из-за старых “друзей” — кошмаров.

Его пальцы скользнули по хрупкому запястью, лаская нежную кожу. Никлаус проклинал необходимость ехать дальше. Правда, если сейчас они остановятся, то больше никуда не поедут. Он ведь не железный… И сдерживал полыхнувшее Везувием желание только из-за того, что понимал: Грете действительно нужно сперва отдохнуть. Клауса знали беспощадным, внушающим ужас и благоговение, однако грубым животным с женщинами, что делили с ним постель, Майколсон не был.

А своей зеленоглазой колючке Никлаус хотел подарить все возможное наслаждение и комфорт. Поэтому машина — плохая идея, особенно для секса. Грета и он сам заслужили большего, чем быстрый трах в тачке. И стараниями Элайджи кое-какие манеры у Никлауса были, как и представления о том, чего заслуживает девушка, которую он собирался сделать своей.

— Грета, я весь твой. Но сперва ты отдохнешь. А потом можешь просить у меня все что захочешь.

Первородный переплетает ее пальцы со своими, не отпуская чужую руку: ни единого шанса теперь сбежать от него. Все Майколсоны — страшные собственники, без исключения, но Ник превзошел в этом всех членов своей семьи. И все же Грету он пугать не готов.

Грету Майколсон из машины просто вынимает и несет на руках в особняк. Она слишком вымоталась, чтобы возражать, тем более ей уютно лежать, прижимаясь так к сильной груди. Даже то, как Ребекка фыркает пренебрежительно, а Кол свистит им вслед, ее не задевает. Она блаженно закрывает глаза, когда ее осторожно опускают на кровать; голова гудит, и Грета не сразу понимает, что Клаус никуда не ушел. Он сидит рядом, дожидается, пока она откроет глаза, и, наклонившись, целует ее.

И Грета отвечает со всем пылом, что остался в усталой тушке. Закинув руки за шею Клауса, пальцами нажимая на затылок, чтобы он был ближе. Ей нравится лежать под ним, целоваться и слышать сумасшедший стук собственного сердца.

— Отдых…

Глаза Греты сияют, но она все равно выглядит измученной. Никлаус тяжело дышит, и именно поэтому он отстраняется, пока может, пока соображает хоть что-то. С такой Гретой ему невероятно тяжело держать себя в руках.

— Ты прав, будет нехорошо. — Озорная улыбка на зацелованных губах. — Если я засну в процессе.

Ник чертыхается в голос: ведьма!

— Я принесу ужин сюда. — Никлаус отводит взгляд от Греты, которая лежит на постели. — Грета, ты уверена?

Она садится, пораженная, что циничный, властный и эгоистичный мужчина, тиран и чудовище, так отчаянно спрашивает ее. Что Никлаусу вообще важно, не будет ли она жалеть о их близости после. Грета могла бы сказать, что секс это только секс и вообще не повод для знакомства… Но ведь это для нее не так. И, кажется, Клаус понимает это лучше, чем она сама.

Грета раздраженно поворачивается и подкладывает под спину подушку, а затем хлопает ладонью по кровати рядом с собой, зовя его. И — диво дивное — Никлаус подчиняется ей. Подходит и садится рядом.

— Я хочу тебя, устала бегать от себя. — Она смотрит в глаза Первородного гибрида со всей серьезностью. — Мы оба знаем, что это случится, — к щекам приливает краска, — и почему нет? Если ты думаешь, я жду предложения руки и сердце, Майколсон…

Клаус закатывает глаза: а вот и шипы от прелестного создания.

— То я не сентиментальная дура, — экспрессивно заканчивает Поттер.

— Ты сильная, невероятно храбрая, — обрывает он ее монолог, поглаживая нежную щеку самыми кончиками пальцев. — И уж точно не дура, Грета, я восхищаюсь тобой.

За тысячи лет не было женщины, которой Никлаус мог сказать это без лукавства и лести. И вот он встретил ее… Грета — все, что он хотел в своей одинокой вечности.