Нам не Свет (гет)

Кол всегда был убежден, что их драгоценная Бекка немного дура. Правда, подтверждения своим мыслям он желал получить не в столь грандиозном масштабе. По его мнению, Марселус был червяком, которого Ник по ошибке пригрел. И в том, что червяк вырос в змею, ничего удивительного не было. Но то, как он ужалил Ника и Элайджу… Да блядь! Это уже было слишком. Даже для Первородных, которые с предательствами сроднились и свыклись.

То, что она выбрала мужчину, тоже в принципе ожидаемо. Ребекка и ее вечные поиски великой любви, которой становился практически каждый встречный смазливый проходимец. Хотя Кол признавал, что Клаус с опекой перебарщивал. Их Бекка не могла остаться с разбитым сердцем, она любила красивую сказку о любви, которую себе придумывала. А мужчина был лишь вторичен.

Но тогда почему он сам так разочарован? Он, вечный циник, для которого мало что под небесами ново. И Колу впервые так больно за братьев. За Элайджу тоже, вот кто такого дерьма не заслужил за свою преданность — так это их старший, который делал все, чтобы сохранить семью.

А ему лично еще предстояло объяснить Давине, почему ее спаситель и покровитель до недавнего времени умрет. Иного пути для бывшего воспитанника Ника не было вообще-то. Вряд ли Клаус сможет простить Марселя, а Элайджа тем более.

Кол сидел в кресле около постели Давины.

Мягкого света ночника хватало, чтобы он различал нежное прекрасное личико. Спокойное. Ей совсем недавно перестали сниться кошмары. Грета делала все, чтобы к моменту проведения ритуала Давина была спокойна и максимально здорова, так что они начали налаживать ее сон, который в Новом Орлеане никто бы не назвал здоровым.

Первородный сдерживает желание коснуться теплой кожи, наклониться и погладить ее пальцы, которыми она так трогательно сжала уголок подушки. У него паршивое настроение, а в таком Кол опасен. Он не хочет ее пугать, поэтому просто сидит, покачивает бокал виски в руке, но не пьет. Кол знает, что сколько бы он ни выпил, забыться у него не получится, потому что у них на пороге не очередная семейная драма и даже не кризис. Это тотальный, как выразилась Грета Поттер, трындец… И ему, такому языкастому обычно, нечего добавить. Зеленоглазая любимая Клауса права, лучше и не скажешь. Паршиво то, что Кол выхода не находил. Он умен, пусть за экстравагантными выходками это тяжело заметить. Еще одна маска из тех бесчисленных, что он носит.

— Кол?

Одеяло соскользнуло, открывая тонкую ночную рубашку и силуэт тела под ней. И в пекло, если он скажет, что она ему не желана. Но в данном случае Первородный не собирается быть эгоистом. Потерпит.

— Что-то случилось?

Пока он думал, Давина отбросила одеяло и села. Бля… Длинные ноги, крошечные ступни. Отброшенные за спину пряди длинных волос и беспомощный взгляд. Кол ведь знает, что эта хрупкость очень обманчива, она сильная. Но как объяснить чудовищу внутри него? Монстру, который хочет ее себе, хочет определенных вещей настолько сильно, что мертвая кровь обращается в жилах едва ли не в лаву. Правда, Первородный умеет собой владеть, поэтому силу его страстей Давина не ощутит на себе.

Кол слишком боится ее сломать.

Тем более теперь, когда ей предстоит пройти через сложный обряд, который она может и не пережить. Не зря же их с Гретой запасной план, если все станет совсем плохо, — это обратить Давину Клэр. А тут его хотелки, как всегда, не вовремя.

— Ничего и все, Давина, на самом деле я просто охраняю твой сон. Как там, на чердаке, помнишь?

Ее лицо озаряет, словно солнце, смущенная улыбка. Конечно, она помнит… Давина решительно встает, забыв о тапочках. Делает четыре шага и опускается на ковер, прямо у ног Первородного. Она сама не понимает, откуда в ней столько решимости поступить так. Опыта у Давины никакого, и все же она хочет быть нужной именно ему, Колу Майколсону. Поэтому она рискует; рискует еще и потому, что в любой момент может умереть.

Его взгляд темнеет, Давину целиком от макушки до пальцев на ногах опаляет огнем. Это не больно. Она вообще привыкла, что с Колом ей не страшно и ни в коем случае не больно. Первородный смотрит на нее так, будто она совершенно особенная. Уникальная и неповторимая. Давине хочется, чтобы он смотрел так и дальше.

Дьявол!

Ее фигурка у его ног, темноволосая головка, доверчиво лежащая на его бедре. Девочка, что же ты творишь? Этот вопрос Кол задает, конечно, в пустоту. Потому что не должен ей показать, что же она с ним творит, иначе испугает. Откуда невинной малышке знать о страстях чудовища, которому не одна тысяча лет и который кое-что знает о контроле. Именно поэтому он сейчас не срывается. Просто протягивает ей руку, чтобы поднять с пола. Кол, как никто, понимает, что такого преклонения и такого доверия не заслуживает. Он вообще ее не заслужил… Любопытно, как с этим ощущением его братья справляются? Спросить, что ли? Что Ник, что даже безупречный Элайджа не заслужили своих любимых девочек.

Его пальцы обжигает поцелуй…

Давина держит его ладонь и прижимается своими губами к коже, сжигая, выжигая свою метку на нем. Кол не против. Для него мир вспыхнул и погас. Он роняет бокал, и пока тот летит, чтобы осколки не брызнули и не задели ее, наклоняется и подхватывает на руки. Первородный чертовски быстрый, и это должно отрезвить Давину Клэр, по его расчету. Напомнить, с кем она имеет дело на самом деле.

— Я…

Трепет в голосе и поволока в красивых глазках. А в его теле вибрирует напряжение, кровать так и манит опустить на нее хрупкую ношу и взять свое. Она ведь позволит, и Кол это знает. Но ему зачем-то приспичило поступить правильно, поэтому ничего этого не будет.

— Ты, Давина, играешь с огнем.

У Кола сейчас хриплый и очень тихий голос, взгляд такой, что у Давины мурашки по всему телу ползают. И это вовсе не от страха, это другое чувство, с которым ее никто не учил справляться. Ей стыдно, как же стыдно. Давина лишь приникает к стальному телу ближе, забрасывает руки на плечи Первородного вампира. Она не хочет, чтобы он ее отпускал. Давина точно знает, что не уснет, не после такого.

— Тш-ш, ну что ты, маленькая, солнце мое, я не злюсь.

Кол целует ее в макушку, видя, как она, такая смелая лишь мгновение назад, поникла. Он вовсе не хотел ее стыдить или отчитывать. То, что Давина с ним сделала, было прекрасным, но кто виновен в том, что он монстр? Точно не она. Поэтому отчитывать Кол ее не хотел.

Ему ли быть ханжой?

По лицу Первородного змеится усмешка, он скорее воплощение семи смертных грехов в бессмертной плоти. Поэтому не хочет испугать Давину и не может позволить себе испачкать ее собой. Не сейчас, по крайне мере, когда Давина настолько зависима от него и уязвима. Кол не настолько лицемер, чтобы отрицать, что захочет получить девушку в своих руках целиком себе, просто позже.

Когда Давина будет более цельной, а не жертвой Жатвы. Когда лучше поймет, с кем имеет дело, и будет способна мыслить более трезво. Быть вечно рыцарем из сказок Кол не способен, истинное нутро прорвется. Первородный достаточно мудр, чтобы знать: даже ради нее ему не стать прекрасным принцем. Он не желает быть принятым наполовину девушкой, которая тронула ту черную бездну, что у него вместо души.

Кол садится на постель вместе с драгоценной ношей у себя на руках, натягивает на Давину одеяло. Снова целует в макушку.

— Я не злюсь, Давина, на самом деле — пекло! — как бы я хотел большего. Но мы не можем; неизвестно, как отреагирует лишняя сила Жатвы в тебе на меня.

Он приподнимает ее лицо.

— Но я не уйду. Хорошо? Если ты не захочешь, конечно, чтобы я тебя оставил.

Давина мотает головой и сползает с колен Первородного, ей неловко и сладко. Но она решительно хлопает по постели рядом собой. Ей страшно представить, что она себе может напридумывать без Кола сейчас. С ним не страшно… Давина умиротворенно выдыхает, когда Кол ложится рядом, и устраивает свою голову у него на груди. Ей удобно, несмотря на то, что над головой раздается короткий смешок. Так он точно от нее не сбежит.

Первородный решает, что все это дерьмо; Марсель, предательство сестрой семьи он обсудит с Давиной завтра. Что Жерар кукует в ожидании своей участи в их подвале в том числе. Сегодня он просто будет хранить ее сон.