Нам не Свет (гет)

— Не смей орать. — Грета встала и заслонила собой Клауса. — Ты жива, потому что брат тебя отпускает.

Жалость? Пожалуй, то, что она не могла чувствовать к ней. Грета не прощала предательств. Но она не хотела, чтобы Клаус вечность корил себя за то, что в ярости убил родную сестру. Ради него она собиралась выставить Ребекку подальше. Вон. Раз до той не доходило, что устраивать истерики и качать права она не имела права.

— Ты!

— Ребекка, замолчи.

Элайджа дернул сестру за руку. Ее истеричное недовольство было чудовищной глупостью… Бекка всегда была импульсивна. Однако с каких пор она себя как дура ведет? Тем более после всего. Он ее защищал, не мог по-другому. Но сестра будто забыла, что не только у Никлауса отняла дом. Новый Орлеан был таковым и для него. Он пытался добиться от Бекки хотя бы извинений — не вышло. А теперь, вместо того чтобы исчезнуть, она затеяла скандал.

Старший Первородный посмотрел на Грету — зла. До чертиков зла. Элайджа знал, что она опасна. Помнил, как девушка давала отпор Клаусу и как доводила его до ручки. А еще она защищала Никлауса — от всех. Как давно кто-то делал это для брата? Грета любила Никлауса и сейчас явно мечтала выдрать Ребекке все волосы. Уж очень ожесточенным было милое личико.

— Элайджа, пусть она говорит.

Клаус встал и аккуратно вернул свое зеленоглазое сокровище себе на колени. Грета пробовала, правда, брыкаться, но не всерьез. Воинственная валькирия. В нем сейчас даже ярости не было, так — отвращение. Решимость выслушать Ребекку, раз ей так хочется высказаться. Хотя скандалы в их семействе — вещь вечная, и Клаус еще должен решить, что делать с Марселем. Хорошо, что Кол молчал, поглаживая хрупкую ладошку своей ведьмочки.

Безрассудство и обида. Гермиона оценивала все происходящие равнодушно. И честно — эта драма должна была завершиться. Пусть Ребекка выскажется и покинет город. Она же сама мечтала избавиться от обузы виде семьи. И, может, это и эгоистично, но рядом со своим ребенком тетку-истеричку Гермиона видеть не хотела.

— Да оставь меня, Элайджа, как всегда, выбери его.

Кол закатил глаза, встал и бережно подхватил на руки Давину. В этом скандале обойдутся без них, ей все еще вредно нервничать. А драгоценная Бекка кого угодно до ручки доведет. Он вышел через другие двери в музыкальную комнату, а оттуда уже начал подниматься на второй этаж под вопли сестры. Хватит.

— Он ее не тронет?

— Давина, солнышко, у Ника лучший стопор — Грета, так что нет. Не волнуйся. Это еще не самый громкий скандал от Ребекки.

Он знал, о чем говорил. Вот просто знал. Бекка всегда умела закатывать представления. Однако сейчас Кол такого от нее не ждал. Она была виновата перед Ником и ними. И все это из-за Жерара, что вообще-то приводило Кола в бешенство. Он никогда особо не ценил приемыша Клауса, который слишком много себе позволял. Кол ведь предупреждал Никлауса, и во что это вылилось? В предательство. Ник лишился города, который назвал домом, и своего королевства. М-да… У Кола даже позлорадствовать не выходило.

— Если бы ты позволил мне любить, то…. — всхлип. — Я бы никогда. Ты душил меня, Ник, убивал — и теперь смеешь винить? Вы не позволили принять мне лекарство и прожить жизнь человека, как я всегда хотела, как того заслуживала.

Гермиона поморщилась. Она вампир не так долго, в сравнении с Первородной — вообще малый срок, но уже стала забывать, каково быть хрупкой, смертной и уязвимой. Учитывая, что Ребекка привыкла быть неизменно юной и прекрасной, то насколько сильно ей не понравится стареть? Болеть?

— Ребекка, мне стоило, отдав тебе лекарство, выпустить в мир бессмертного психопата-ведьмака? Чье появление предрекает конец света, пусть сверхъестественного?

Клаус даже ироничен. Ну, потому что ему уже очевидно, что они не способны услышать друг друга, а значит — понять. И Ребекка сотрясает воздух напрасно: у них слишком многие взгляды на то, что она пафосно называла любовью.

— Я заслужила жить, а не существовать у тебя на побегушках, Ник!

— Так живи, я тебя отпускаю, Ребекка, ты свободна.

До него наконец дошло, что, отпустив Бекку, он не останется один. Есть Грета, есть Элайджа и Гермиона, будет его племянник или племянница. Кол и Давина. Раз сестре он так ненавистен, так к чему мучить друг друга? Их клятва, кажется, изжила себя. К чему продлевать агонию? У него теперь есть настоящее, чей теплый вес он ощущает у себя на коленях, в объятиях. Ерзает и хмурится, но пока молчит.

— А Марсель — что ты сделаешь с ним?

Вот, значит, в чем дело! Жерар… Она до сих пор печется о нем. Пусть Марселус отобрал у их семьи Новый Орлеан и вычеркнул Ребекку из своей жизни. Так легко забыл о своей любви к ней и что она ради него сделала. Клаус не зря само зло во плоти. Убить Марселя было бы слишком легким, он придумал кое-что получше.

— Грета, любовь моя, ты сможешь связать мою сестрицу с ее возлюбленным? Они так хотят быть вместе — вот я и подарю им вечность на расстоянии трех метров друг от друга.

Элайджа промолчал. Хотя он понимал, как Никлаус удружил сестре и Марселю. Наказал их обоих в своей своеобразной и злой манере. Причем сделал это так, будто выполнял их желание наконец воссоединиться. Только Элайдже жаль сестру, потому что он сомневается, что она для Жерара так же ценна, как его корона и город. Также Марсель ее и раньше предавал. Он чувствует беспокойство, но знает, что Клауса теперь не переубедить: он уже все решил для себя. И Ребекка сама добилась этого.

— Могу. Есть такое заклинание, и не одно.

— Ребекка, дорогая, если ты прямо сейчас согласишься, то я оставлю Жерара в живых и даже отпущу его в Новый Орлеан. Твой выбор, сестра?

Взгляд гибрида жесток и лишен веселья. Он вообще мало кому дает выбор, но эти двое как бы семья. Одна по крови, другой по выбору Никлауса. Он щедр, не правда ли?

— Согласна. А Марселя ты спросить не хочешь?

— Боишься, что между вечностью с тобой и смертью от моих рук он выберет смерть? — хмыкает Клаус. — Кол, приведи сюда Жерара.

Младший наверху, но прекрасно слышал каждое сказанное слово. Никлаус уверен, что уж Колу его идея очень понравилась. Ребекка же показывает средний палец ему. Хотя он видит, что вопрос ее задел, она не уверена, что Марсель любит ее до сих пор. И обижена на него, ведь Марсель ее бросил и предал. Однако это уже не проблемы Никлауса — пусть сами разбираются.

— Грета, тебе что-то нужно?

— Ничего, кроме этих двоих, их крови. Наказание добавлять за попытку снять мое заклятие? Например, будут гореть заживо.

Братья Майколсоны оба поперхнулись. Ребекка обожгла возлюбленную Клауса ненавидящим взглядом. И лишь Гермиона осталась спокойной. Она Грету знала и ожидала чего-то подобного. Была уверена, что Поттер сделает все, чтобы ее магию, ее проклятие могла разорвать лишь ведьма, что сильнее нее. А такую будет почти невозможно найти. Все-таки Ребекка очень разозлила Грету, вот и огребает сейчас за все хорошее.

— Доставлен.

Марсель обескровлен и в кандалах — магических. Кол волочит его по полу. Ну и не делает себе труда не злорадствовать. Зачем? Сейчас Ребекка их всем скопом ненавидит. Но Колу, пожалуй, плевать.

— Марсель, либо сейчас тебя и мою сестру связывают так, что вы не сможете отойти на расстояние более трех метров от друг друга, либо я вырву твое сердце. Твой выбор?

Ребекка всхлипывает. Элайдже приходится приложить усилия, чтобы не сорваться ее утешать. Все взгляды скрещиваются на Марселе Жераре. Но тот смотрит на своего создателя и пытается понять, насколько Клаус серьезен. Ищет выход из положения, в которое угодил, и понимает, что его нет. И быть с Беккой все же лучше, чем сдохнуть. Кроме того, Марсель не может ее снова бросить — после того, что она ради него сделала, чтобы быть с ним. Он не настолько тварь. Он ее любил и предавал по приказу Клауса прежде. Теперь это, похоже, его последний шанс.

— Я согласен.

Король Нового Орлеана вспоминает Ками, милую девушку-барменшу, и обрывает сам себя. Она всего лишь человек, у них бы все равно не вышло. А откажись он сейчас, на этом ее история закончится. Причем он умрет дважды предателем. Может, это их новый шанс с Ребеккой построить семьи? Марсель вспоминает спрятанные чертежи дома, их мечты, ее мечты. Он любил ее… Только обстоятельства оказались сильнее их чувств.

Марсель протягивает закованные руки и бережно берет ладони заплаканной Ребекки.