Apprentice (джен)

Альков заливало солнцем из бокового витража — золотые, синие, зеленые пятна света перебирались по камням туда, где надпись: «άγεωμέτρητος μηδείς», почти стертая за столетия своего существования, так и заканчивалась ничем над сводчатой дверью.

«Кетех-мерири, дух пустыни, проникающий сквозь пламя и говорящий голосом льва, насылающий ярость… ужасный змей-василиск, чье дыхание отравляет землю, дитя мрака... ничто из этого не может быть хуже, нежели маг, по собственной воле жертвовавший тьме…»

Нэт подвинулся поближе к окну и рассматривал озеро за толстым красным стеклом. Никакого синего или карминового оттенка, ни гранатового рыжего, ни амаранта, и даже зеленые деревья не отдают серым. Натуральная киноварь?

В коридоре понемногу собирались студенты — он продолжал смотреть, не отвлекаясь. В книге, которую он держал в руках, не было леденящих душу описаний темного волшебства, не было грозящих страшной карой предупреждений. Но он помнил те, что успел найти — в совсем других книгах и свитках, обитавших под потолком отдела теории магии, в старинных вокабулах, стерегших полки Запретной секции.

Поэтому теперь он искал ошибку. Не то чтобы его настораживало отсутствие знакомых деталей… Просто он чувствовал себя так, словно ему вложили в руки меч.

Фронзак не мог оказаться прав. Нэт каждый раз, перечитывая, надеялся, что нашел — но ему не удавалось облечь свою мысль в слова, она изворачивалась, выскальзывала, принимала обличия ничем не обоснованных суждений и, наконец, терялась в сомнениях.

— Это очень сложная работа для нашего уровня.

— Хочешь сказать, ты не решил, Тони?

— Я пробовал три разные системы…

— А я вот решил, — Уизли хлопнул ушастого Тилкотта по плечу.

— Вот что ты только забыл у гриффов, Билли, — рыжая девчонка с синим галстуком сутулилась в углу над учебником.

— Больше никто? Да неужели? — гриффиндорец сверкал зубами.

«…мертвы мы для них, и мертвы они для нас, и мы не заговорим вслух о тех, кто смешал свой род с родом дикой магии, о тех, кто пролил семя в землю, о тех, кто совершал по своей воле непростительное волшебство. Ибо ни один из волшебников, переходивших черту, не оставил этот мир в здравом уме и трезвой памяти…»

«А как вам такое, уважаемый магистр? Хроники Лох-Гилла, между прочим, тринадцатый век, из лучших источников по ранним гоблинским восстаниям. Хотя трудно понять, что они тогда считали здравым умом, — подумал Нэт и встал спиной к стеклу. — Кодекс вы тоже наверняка листали, двести первую, про темнейшее и наимерзейшее… Так почему же вас это не смутило? Причем нисколько!»

Уизли весь сиял.

— Будет, что отпраздновать в Сладком Королевстве!

— Если для поиска сторон поля ты в итоге разложил квадрат по Виету, — заметил Нэтан, глядя прямо на рыжего, — можешь считать, что зря перевел чернила.

На это гриффиндорец изобразил скептическую усмешку. За прошлый год ему почти удалось отрастить волосы, и не далее как весной на коварные вопросы он отвечал, драматично откидывая пушистую челку. Теперь от челки остались одни воспоминания — миссис Уизли явно не поддерживала стремления сына быть похожим на охотника-драконоборца.

— Чем тебе квадрат не угодил? — для полноты выражения была даже поднята бровь, но веснушки все равно все портили.

— Так я прав? Ты попался, Уизли?

— По-твоему, я не умею читать условия?

— Похоже, не умеешь. У поля-то пять сторон, а не четыре, — Нэт фыркнул, наблюдая, как Билл разворачивает свой свиток.

— С чего ты взял…

Красный, как оглушитель, луч целился прямо в скважину замка. Дверь класса арифмантики до последнего оставалась закрытой — таков был обычай.

Свита гриффиндорца тем временем возмущалась.

— Как это — пять? — сверкал глазами Тилкотт. — Пять? Мы же все переводили один и тот же текст!

— Не бери в голову, мудрит, где не надо…

— Четыре же его стороны подобны четырем… черным по белому…

Нэт ухмылялся. Билл Уизли смотрел в свой пергамент и с каждой секундой становился все грустнее.

— Знаешь, что? Я тебя ненавижу, Баркер, — он полез в портфель за пером.

Взорвался звонок и эхо понеслось по коридорам, отражаясь от сводов. На лестнице грохотал Пивз — первокурсники спешили на трансфигурацию.

«Единственная же цель, стоящая передо мной, есть отыскание истины. Возможно, что все, что я знал до этого — всего лишь предрассудки, которые мешают мне видеть ясно. Возможно, ошибочна и вера наших отцов в то, что есть волшебство, неподвластное человеку и разрушающее его изнутри. До тех пор, пока их слова не доказаны, я не посмею принимать их, любое суждение о сущности магии, как бы ни привычно и ни дорого оно было мне, я обязан буду подвергнуть сомнению».

В кабинет Нэт шагнул последним.

Стол его был крайний слева, такой, чтобы и близко к окнам, и дверь не за спиной. Профессор Хейгхарт — древнее существо, выбрался из-за кафедры, незаметно распрямляясь и вырастая в высоту, как раскладной штатив. Своей доброжелательностью он был похож на Флитвика, только улыбался более скованно и медленней двигался. Вот и теперь он осторожно вышел к классу, рассматривая их, словно результаты интересного опыта.

Нэт ответил на его улыбку тем, что выложил пергамент на стол.

— А, мистер Баркер, у вас, как всегда… — дрожащая рука (даже ногти были желтые от возраста) потянула свиток выше — почти к самым очкам, и некоторое время профессор молчал, водя носом из стороны в сторону.

Нэт огляделся. Ситуация была не из лучших. Тилкотт разглядывал условия, Уизли поспешно дописывал, так и не вынув учебник из портфеля.

— …б-безупречно? — работа вернулась на стол. Голос шелестел, шепелявил, как песок в часах, и предложения, все как одно, заканчивались вопросительным знаком — эту привычку ученики знали с первых уроков и не удивлялись. Не удивлялся и Нэтан, пробормотал что-то вроде: «спасибо, сэр». Хейгхарт никак не отреагировал, поплыл вдоль ряда, просматривая пергаменты, качая седой головой. Пока еще не призрак — но, судя по ходившим в школе сплетням, до этого оставалось совсем недолго.

— Ор-ригинальный подход, мистер Уизли, весьма оригинальный… — у парты гриффиндорца он задержался подольше, тоже поводил носом над листом и, наконец, кивнул. — Вы, кажется, хотели сначала квадратное?

— Я передумал, — буркнул Билл, теребя перо.

— Идите-ка к доске и объясните для всех?

В небольшом классе было светло, и от этого казалось, что просторно. Иллюзия. Для всех — это что, шутка такая? Было бы что объяснять — впрочем, Нэт был благодарен, что не пришлось выходить к доске самому. Он взглянул на потолок, белый с нарисованными звездами, и совсем не магический. Вид звезд успокаивал. Нужно ведь было всего лишь последний абзац внимательнее… Или еще раз Лох-Гилла…

«Те, кого он позвал, пришли, приветствуя и славя его, испрашивая позволения служить ему. Он же, ужаснувшись их могуществу, изгнал их. Минуло время, и они вернулись, обещая ему великое знание и великую силу, превосходящие все, что мог пожелать человек — но он, поколебавшись, изгнал их вновь. В третий раз пришли они, и сказали ему: “Если пожелаешь, сможешь стать одним из нас, бессмертным и не знающим страданий” Долго думал чародей. Но и в третий раз он отказал им. И тогда они поглотили его разум, и взяли от него все, что хотели взять — ибо уже не было того, кто мог бы остановить их… ибо достаточно было лишь однажды позвать…»

Уизли небрежно чертил свой пятиугольник. Было видно, что он все еще не уверен в ответе — Нэт, поморщившись, сосредоточил взгляд на кончике пера и продолжил думать.

«Между тем, как и всякий человек, стремящийся разгадать суть вещей и явлений, волшебник неминуемо столкнется с желанием узнать правду о своих способностях…»

— …вашему вниманию еще несколько задач? — профессор потеснил гриффиндорца, выводя очередной пример. Записывать стоило быстро, пока по движению руки можно было догадаться, что за знак имелся в виду.

Нэт оглядел класс, сведенные от напряжения затылки, девочек, торопливо рисовавших с доски все, что там оставили Уизли и профессор, стиснул перо покрепче в пальцах. Не помогало.

«…до сих пор создаем философский камень, руководствуясь скорее Скрижалью, или учением ртути, нежели хотя бы начальными познаниями в органической химии. Хуже же всего для нас то, что это нам удается — а поскольку истина, каким бы сомнительным путем не достигалась, и есть высшее оправдание метода…»

Условия были внесены в конспект, и, почти не остановившись, он продолжил заполнять лист — решение было очевидно. Запинающаяся речь разносилась по классу — профессор объяснял материал.

Может быть, это была даже не первая по счету арифмантика, сквозь которую Нэт проплывал, как в тумане. Он записывал решение, ставил точку и продолжал думать о своем.

«В конце концов, что вы хотели, магистр Фронзак. Если бы не ваш векторный анализ в нумерологии и его влияние на теорию наложения, стал бы я читать с таким рвением этих «Чародеев»? Может быть, по-вашему, сослаться в споре на «Толкования» какого-нибудь Агриколы из Диррахия — это чистейшее Средневековье, но ведь рецепт первого кроветворного, в практически неизменном виде дошел до нас как раз оттуда. Уменьшающие и увеличивающие заклинания, закон отношения длины замаха к скорости луча, и — даже вы не скажете, что в те времена плохо представляли себе чары, воздействующие на сознание. А это кое-что да значит, и можете сколько угодно ругать их метод…»

Звезды кружились в хороводе — таком медленном, что заметить его можно было, только перестав дышать. Недописанный ответ на пергаменте взывал к совести, но совесть упрямо отводила глаза.

«Они бы сочли вас каким-нибудь неназываемым демогоргоном, за одно только предположение, что к любой магии можно отнестись одинаково. Да что там они, далеко ходить не надо…»

Нэт вспомнил потускневшие глаза деда и севший голос: «Что ты знаешь про темных магов?»

«…введенный в заблуждение, соблазнившийся посулами, очарованный властью и силой, всякий из них, преступивших, обманут, ибо он погиб, как только ступил на этот путь — а значит, потерпел поражение…»

Тоже, между прочим, «Наставления юношеству», хоть, конечно, с «приятным и полезным чтением» им не сравниться. Чем дольше Нэт думал, тем сильней ощущал холод, подступавший откуда-то со спины, хватавший запястья. Тщетно он пытался успокоиться — чувство, что кто-то еще с легкостью слышит его мысли, не оставляло.

— …теперь представим себе окружность, вращающуюся вокруг диаметра… отрезок А расположен на ее дуге...

«Или вернемся к исходной. Что предлагает нам отважный профессор Фронзак? План экспериментов? Некоего рода Ars Magna. Темные искусства тоже называли когда-то Ars Magna. И алхимию. Но он явно имел в виду что-то другое. Единая теория всей магии. Разумное сомнение. Тоже мне, революция, во всем сомневаться. Думаете, я клюну? Я здесь один читал про сорок пять травников?»

Трудно сказать, читал ли Бэзил Фронзак притчи про травников. Но, тем не менее, в чем-то великий нумеролог был гениален — с гениальной простотой он излагал свое, так называемое, искусство на восьмидесяти трех страницах, отвлекаясь разве на арифмантические выкладки. Даже это, скорее, была дань ремеслу: и без того фразы с такой легкостью переводились в формулы, словно это была их вторая шкура. По-настоящему красивая работа.

— …на примере очень известной китайской головоломки о трех быках. Первый из них толкает ворот…

Взгляд на доску не слишком помог отвлечься. Всего-то последовательность, которую нужно было выразить уравнением. Слышалось скрипение, то ли мозгов, то ли перьев, потом — разочарованный вздох, когда Уизли предсказуемо вскинул вверх руку. А еще выше, на потолке, к каждой звезде был пририсован серебряный хвост. Нэт проводил взглядом одну, падавшую за шкаф, и снова сосредоточился.

«Здесь должен быть подвох… Если бы это было правдой, мы бы сейчас изучали совсем другую историю магии. Но ошибка! Я ее не вижу! Даже расшифровка не помогает, вряд ли алхимические знаки, пробовал…»

Со знаками вышло еще хуже, чем с векторами. Нэт добрался почти до середины книги, пока не понял, что впустую тратит время — слова на страницах значили именно то, что значили, ни больше, ни меньше.

Еще одного у Фронзака было не отнять — он был дьявольски последователен. Похоже на рецепт зелья — движение, шаг за шагом, к решению, к ответу, по пути, где нельзя пропустить ни одной, самой мельчайшей детали, и в то же время это движение было чем-то большим, чем обычный рецепт, может быть, потому, что цель не ограничивалась одним только верным оттенком, запахом и сроком действия. Больше — истина, многогранная и всеобъемлющая, в лаконичном, простом выражении. Что самое странное, на восемьдесят второй Фронзак был убежден, что достиг своей цели. Нэт смотрел на формулу и кривил губы.

— …проверим на следующем занятии.

Вгляделся в доску, быстро переписывая задания. Профессор, оказывается, стоял у его парты.

— Скучаете? Я просмотрел задачи, что вы решали из сборника, Баркер… Вы не использовали все данные условия в четвертой?

— Данные были избыточные, так ведь, сэр?

Опять незаметная улыбка. Нэт заставил себя осторожно улыбнуться в ответ.

Урок подошел к концу, можно было сделать перерыв. Звезды вернулись на место. Холод, грозивший со спины, куда-то рассеялся, хоть память о нем еще была жива.

— Ожидал, что вы догадаетесь… Не торопитесь уходить? У меня тут есть для вас одна милейшая штучка…

Подслеповато щурясь, Хейгхарт искал в стопке пыльных бумаг ту, что нужно. Нэт разглядывал профессорский стол с любопытством. Из всех, кто еще пытался осчастливить его дополнительными заданиями, один только нумеролог делал это так, словно само собой разумелось — отказаться никому и в голову не придет. А между тем Нэтан уже научился отклонять и заманчивые предложения профессора чар, и «расширенные темы», которые норовила подсунуть МакГонагалл: им он справедливо отвечал, что все его свободное время уходит на изучение зелий. Сам не знал, почему здесь — поддавался. Избегал даже думать об этом. Но в одном он был уверен: всяко он делал это не для того, чтобы Уизли бросал ему вслед полные ревности взгляды.

* * *

Солнце продолжало светить по-летнему ярко, Запретный лес пел громче обычного. Чем ближе к окну, тем лучше слышно — стоило прикрыть глаза, чтобы тут же представить себе трепетавшие на ветру листья. В ответ им волновался и замок, отвечая нестройным гулом, эхом шагов и голосов.

— Отлично. Я уже думала, ты ни за что не согласишься.

Шум катился по коридору прочь от них, вниз, спешил к дверям Большого зала. Энквист остановилась, пропуская толпу, и преспокойно разглядывала Нэта. Единственная из его сокурсников она не смотрела на него снизу вверх, вытянувшись за лето почти так же, как он сам.

— Что же ты такое хорошее сделал, если не секрет?

— Почему хорошее?

— Снейп тебя отпустил. В Хогсмид. Со всеми.

— Просто я не нужен ему в лабораториях на этих выходных.

Она только фыркнула. Ну да, звучало не слишком правдоподобно, после почти полного месяца заключения в замке.

— В воскресенье у нас вентиляция.

— Вот это уже больше похоже на правду, — Энквист помахала кому-то рукой. — А теперь о главном. Помнишь, я говорила про руны? Смотри.

Белая ладонь нырнула в карман, и, когда вынырнула обратно — в горсти лежали три серых камешка неправильной формы. От неожиданности Нэт ухватился за подоконник.

— Все-таки сделала сама? Это же опасно! — зашипел он, оглядываясь.

— Бросал когда-нибудь? Мы можем попробовать в Хогсмиде.

— С ума сошла. Где?

Энквист была полна сюрпризов.

— Выйдем на пустошь за «Кабаньей головой».

— Лучше спрячь, пока никто не увидел. Кто тебя только надоумил?

— Эй, полегче, — она ссыпала руны обратно в карман, и Нэт поежился, слушая, как камни там ударяются друг о друга. — Мне уже четырнадцать, а все женщины в нашем роду к четырнадцати и вырезали свои руны…

В серых глазах плясали черти. Меньше всего она сейчас походила на женщину, но вряд ли стоило ей об этом говорить.

— Твоя бабка тебе про стихийную магию объясняла хоть что-то? Раз ты на занятиях не слушаешь?

— Не учи ученую. Я же с пяти лет смотрела, как их бросают, и сама на море заговаривала. Этим августом, — добавила Энквист довольным тоном.

— Дождешься, — выдохнул Нэт.

— Поверь, это не так уж опасно.

— Зато противозаконно.

— Шутишь?

В коридоре уже почти никого не осталось, только чья-то короткая тень высовывалась из-за угла.

— Нисколько.

— Пора нам в зал, — беззаботно заявила Энквист, заправляя прядь за ухо. — С чего ты взял, что противозаконно?

Ее прервали. Тень отделилась от стены, превратившись в маленькую девочку с густыми черными бровями. Нэт сразу узнал первокурсницу-слизеринку. Та остановилась посреди прохода и смотрела на них двоих исподлобья, что-то взвешивая в уме.

— Это кто? Одна из ваших? По-моему, у нее к тебе дело.

Девочка развернулась и побежала прочь.

Нэт не стал ее окликать. Вместо этого попытался объяснить Энквист систему британского магического права — и, разумеется, потерпел неудачу. Что-то подсказывало, что воскресный поход в Хогсмид принесет с собой даже больше новых впечатлений, чем хотелось бы.

* * *

«Третья вершина — “воздух”, и поскольку Viola Mima соответствует всего лишь на 84.3, уравновесим ее “землей”… мускатный орех...»

— …растолковывая выпускникам основы, которыми они должны были овладеть еще на первом курсе, мистер Райт!

Нэт смотрел в свой котел, наблюдая диффузию сока фиалки-пересмешницы и раствора масляной кислоты. «Сейчас… пять, добавить хорошо измельченный, две, одна…»

— Evanesco! — где-то за спиной рявкнул Снейп.

Орех опустился на дно почти сразу и без видимого эффекта. Еле удалось сдержать разочарованный вздох. В классе стояла мертвая тишина — а привлекать сейчас внимание к своей работе не хотелось совершенно.

Схлопотавший нуля мистер Райт обреченно сел на место. Начинать заново, когда до конца урока осталось меньше получаса, было бесполезно, даже если бы мастер зелий и позволял такое семикурсникам.

«Уравновесил, называется… Нужно что-то делать…спасать положение…» — втянув над котлом воздух, Нэт на мгновение замер, рассчитывая, потом уверенно потянулся за сушеной огнецветкой. Взвешивать… когда каждое мгновение… лучше мерной ложкой. Вот бы такую придумать, которая сама бы показывала, сколько ты в нее набрал. Но не сейчас. Сейчас придется с весами.

Главное: не по часовой. Вообще не бросать. Опустить сразу на дно. По трубке всыпать? Прилипнет же к стенкам… Наклонить котел…

Искренне надеясь, что профессор не смотрит, Нэт схватил огнеупорной перчаткой за край и потянул. Зелья было немного, чуть меньше половины — жидкость опасно зашипела, пузыри стали мельче, превращаясь в пену. «Две… одна… на стекло переложить, и — пошла!»

Стоило вернуть котел в исходное состояние, как зелье побагровело и поднялось выше, потом еще выше, бурля, словно лава готового извергнуться вулкана.

На висках выступил пот, пульс стал чаще, и почему-то это было приятно. Вулкан, все более беспокойный, выстреливал искрами: обжигающая красная капля описала в воздухе дугу и вгрызлась в стол.

За спиной в тот же миг раздался грохот, почти сразу прекратившийся. Вспышка заклятия осветила подземелье. Не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть щит, отделивший рабочее место неудачника от остального класса. Нэт и без того чувствовал — морская соль, йод, сандал, белый песок — смолотая в пыль ракушка. Запах неяркий, но назойливый, словно стоял в этом песке по колено. А отвлекаться было нельзя.

— …только что заработали неделю взысканий.

Еще одна капля — едва успел одернуть ладонь. Рукав прожгла?

— Мистер Хенвилль, вы отведете мисс Бреттон в больничное крыло.

Кто-то тушил пожар, сыпал порошок прямо на парту. Профессор, должно быть, прятал палочку в держатель.

— Не нужно… я в порядке, сэр, — всхлипывала девушка.

— Мне повторить?

— Но ведь Элис в порядке, сэр, — голос у Майкла дрожал, — а мое зелье…

— Ваше зелье? Я уже сейчас могу поставить за него «слабо».

Затаив дыхание, Нэт смотрел, как лава в котле меняет цвет на черно-синий, проходя все стадии алого и фиолетового. Здесь — шло время; там, за спиной — это были всего лишь знакомые голоса.

Наконец, цвет установился, можно было гасить огонь.

— Минус пять баллов с Рэйвенкло, мистер Хенвилль, за медлительность!

Молча, Хенвилль засыпал в свое зелье нейтрализатор, кинул учебники в сумку и отправился вместе с подругой на выход. Дверь хлопнула — но это было не важно. Ровно на пятнадцатой секунде на стенках стал выступать налет — Нэт, дожидавшийся этого, одновременно опустил мешалку и сделал три оборота. От центра. К краю. Против, по часовой, против, вынуть.

Над котлом собрался белый пар, такой густой, что даже кромки не было видно. Потом облако задрожало и рассеялось: победная волна густого, одуряющего аромата прошла по классу.

Кто-то ахнул, кто-то выругался. Зазвенело стекло: должно быть, случайно, уронили флакон.

Снейп сразу оказался тут как тут.

— В следующий раз на последнем шаге держи щит.

Нэт кивнул — он и сам едва стоял. Взгляд мастера скользнул по столу, на мгновение остановившись на отброшенной перчатке, а где-то далеко колокол уже возвещал о конце занятия.

Никто, конечно, не уходил. Дураков не было.

Последний круг по кабинету — профессор остановился у кафедры. Одна темная прядь отклеилась от остальных, прилипнув к щеке, но от этого его лицо не казалось никому менее грозным. Может быть, потому, что посреди класса на трех ногах качалась парта с дырой в пол столешницы, и остатки заклинания все еще искрили вокруг расплавленного котла.

— Вас в этой группе восемь человек, — сквозь зубы выдавил Снейп. Потом поправил рукав и продолжил:

— Одна удовлетворительная попытка на восьмерых — не тот стандарт, на который я рассчитываю при подготовке студентов к ТРИТОНу. Три фута об ошибках. К пятнице. Каждый. Свободны!

Нэт ждал, что ему прикажут остаться, и готовился уже к лекции о следовании рецептам, но нет: профессор поглядел на него, потом на дверь.

— Тебя это тоже касается, — и вернулся к своим бумагам.

* * *

Поднимаясь в библиотеку, Нэт снова чувствовал, что за ним кто-то следит.

Еще несколько раз за эту неделю он ловил на себе взгляд — не любопытный, скорее острожный, наблюдающий. Однажды (может быть, ему почудилось?) чьи-то шаги проводили чуть ли не до двери каморки, где он теперь ночевал. В гостиной он появлялся редко, и других слизеринцев видел не часто, разве что на занятиях, да в Большом зале. У него не было никакого желания выяснять, что за дела у кого-то из них могут быть — к нему.

Его занимали другие вещи. Особенно эта подозрительная книга. Дошло даже до того, что, так и не отыскав толком ошибки, решил расспросить портрет автора. В четверг, выбравшись пораньше, задолго до начала занятий, направился к большой лестнице, туда, где проход на второй этаж охранял пожилой волшебник в зеленой шляпе.

Фронзак, как и следовало ожидать, спал.

— Прошу прощения, сэр, за беспокойство.

Шляпа дрогнула — и только.

— У меня есть к вам вопрос, — продолжал Нэт.

«Идея-то дурацкая. Он же был директором. Наверняка разболтает все Дамблдору… С другой стороны, я имею право спрашивать, разве нет?»

Ответили с другого полотна — вглядевшись, Нэтан узнал старика, бросавшего невод.

— Это вы, мой юный друг.

— Доброе утро, сэр, — буркнул юный друг, полагая, что вежливость — лучшая политика.

— Доброе? Можно сказать и так.

В который раз высвободив рыбку, маг прищурился.

— По утрам Бэзил не слишком-то разговорчив, — охотно поведал он. — Но вы постучите по раме, может, ответит.

Большинство портретов вокруг посапывало, храпело, посвистывало — волшебники делали вид, что спят, хотя, как портреты, вряд ли они действительно нуждались во сне. Нэт шагнул ближе к позолоченной раме, стараясь стучать так, чтобы его не слышали лишние уши.

От стука магистр дернулся — зеленая шляпа свалилась, обнажая на седой голове лысину. Потом открылся глаз, правый.

— Прошу прощения за беспокойство.

За правым глазом последовал левый, который, если приглядеться, был другого цвета.

— Профессор Фронзак, у меня к вам есть вопрос, — сглотнув повторил Нэтан. Отчего-то он чувствовал себя полным дураком.

Зеленая шляпа была поймана и водворена обратно, профессор отложил в сторону томик в кожаном переплете, который, кажется, читал, и с любопытством воззрился на посетителя.

— Думаете — я спал? Вовсе нет, молодой человек. Продолжайте. У меня всегда есть, чем просветить любознательный ум…

— Скажите, уважаемый профессор, — негромко начал Нэт, подавляя желание оглядеться или наколдовать бесполезную от картин «ночную тишину», — что за «Великое искусство» вы имели в виду, когда писали свою книгу?

— Какую книгу? — быстро переспросил магистр, но по метнувшемуся в сторону взгляду было ясно, что он прекрасно все понял.

— Ту самую книгу.

— Ах, это… Что ж, я рад, рад… — голос прозвучал преувеличенно бодро. — В новом поколении еще не угасло любопытство… Кто знает, — Фронзак вдруг наклонился вперед, будто хотел прошептать что-то Нэту на ухо, — быть может, вам удастся.

— Что удастся?

— Как что? Доказать, конечно же…

— Вы ведь сами все доказали, — возразил Нэт. — Хотя, откровенно говоря, мне ваше доказательство кажется ошибочным. Я склоняюсь к тому, что в восемнадцатом параграфе вы сделали слишком смелое предположение.

В разноцветных глазах мелькнула искра.

— Не вы первый… — непонятно сказал профессор. — Впрочем, меня всегда понимали не до конца. А вывод? — спросил он вдруг, поглаживая бороду. — Вывод вам тоже кажется ошибочным?

— Если вы имеете в виду связь…

— Тише, молодой человек, — зашипел вдруг Фронзак. — Не обо всем можно говорить вот так вот запросто!

Нэт отступил. Этого хватило, чтобы заметить, как спрятал взгляд монах на соседней картине.

— Про вывод я не знаю. Но было бы логично предположить, что он тоже неверен, так ведь?

— А, логика, — вздохнул великий нумеролог. — Прокрустово ложе философии… Логично, молодой человек, ничего не предполагать, ведь из лжи с равной вероятностью может следовать все, что угодно. Что же касается Великого Искусства, вы ведь знакомы с трудами Луллия?

— Раймонда Луллия? — удивился Нэт — но ответом ему была тишина. Бэзил Фронзак натянул шляпу на лоб и снова спал, покачивая во сне головой. Каким-то чудом томик опять оказался в его руках, и опять был раскрыт на той же самой странице.

— Он быстро устает, — с готовностью пояснил старик-сосед, еще раз забрасывая сеть. В волнах нарисованного мира изредка проскальзывал серебристый луч, над мрачным утесом мирно кружились ласточки.

— Да. Великий муж, ученый муж, — пробормотал сверху рыцарь, сидевший на песке в тени пальм. — Весьма похвально, юноша, что вы поднимаетесь с рассветом, — добавил он некстати.

За пальмами тоже начинался день: пробормотав что-то о "добром утре", Нэт развернулся и пошел прочь.