Apprentice (джен)

Когда вороненок, уткнув голову под плечо, устроился на книжной полке, он стал похож на на одну из прятавшихся там теней. Только меньше. То ли уснул, то ли просто ждал чего-то, но ему, похоже, даже защита не мешала — только глаз открыл на секунду, когда Нэт стал ее поднимать.

Замок тихо пел свою ночную песню — если прислушаться, можно было разобрать, как воет ветер ближе к ущелью, как льется вода по подземным трубам, и вздыхают призраки. Магия сплетала все воедино — высокие башни и тайные ходы под озером, загадочные чудеса Большого зала и шорохи Запретной секции.

Только здесь, под землей, в маленькой каморке, как черная дыра в звездном небе всего этого многозвучья, разрасталась оглушительная, странная тишина.

Было ли дело в позднем времени, или в усталости, от которой Нэт едва чувствовал себя живым — но эта тишина давила ему на плечи и не давала дышать.

Он чувствовал, что изменился. Теперь он сам, как и его создание, был для Хогвартса чем-то немыслимым, чуждым, и потому не имевшим права голоса. Ему даже показалось, на мгновение, что, притронься он к каменной стене, и та вздрогнет от отвращения.

Но он ведь не сделал ничего по-настоящему плохого, не навредил никому, кроме, может быть, самого себя?

Хогвартс не отвечал.

Время шло, но тишина не поддавалась, не таяла, не распадалась на части — напротив, с каждой секундой она набирала силу. Удары сердца гасли в ней, как в снегу, он не слышал даже собственного дыхания. Из бездны, где не было места ни человеку, ни любой живой душе, тянулись к нему мертвые щупальца, ведь сегодня, переступив очередной невидимый рубеж, он, наконец, дал ей власть над собой и право уничтожать.

Он знал, что не придумал, не вообразил себе эту опасность — также отчетливо, как если бы услышал щелчок замка, он понимал, что ловушка захлопнулась. Сколько раз он ходил по краю, сколько раз ему веяло этим холодом в лицо? Глупец, он лишь смеялся, он отмахивался и шел дальше, не думая. Теперь было поздно.

Пальцы левой руки замерзали — он их почти не чувствовал.

Хотелось сорваться и бежать прочь, закричать, но в глубине души он догадывался, что крик не остановит его врага, что зов о помощи будет поглощен еще быстрее, чем сбивчивый, болезненный стук в груди: если он хотел победить, он должен был сражаться здесь и сейчас и выжить, а не кричать от страха.

Он попытался делать шаг к двери, но ноги не слушались: онемевшей рукой опираясь о стол, кое-как устоял. Тишина накрыла его с головой: теперь он не слышал ничего. Тени сгущались. Мрак проник внутрь и ледяным лезвием медленно пробирался к сердцу.

Маленький красный глаз наблюдал за ним сверху с равнодушным любопытством слуги, чей хозяин неожиданно стал жертвой сам.

«Ты обманываешь меня, ты лжешь, — подумал Нэт, словно и оттуда, из бездны, искал его чей-то жадный взгляд. — Еще я не так слаб, как бы тебе хотелось. И сделал я то, что сделал, не из жажды править и не из любопытства, и даже не из страха. Если ты знаешь меня так хорошо, ты знаешь и это, если же нет, ты лжешь, считая, что я принадлежу тьме».

«Здесь, среди камней, воздуха и воды — я есть, а тебя нет. Это во мне течет кровь, и это я дышу!»

Холод проник еще глубже — захлебнувшись воздухом, Нэт смотрел на побелевшие, не чувствовавшие боли пальцы.

«Не имеет значение, кто из нас дышит. Не имеет значения, кто жив, а кто нет. Даже если ты убьешь меня, ты меня не получишь...»

Перед глазами застилало пеленой — он едва различал руки, пятно света на столе. Пятно поползло в сторону, вверх, исчезло, и он понял, что падает.

* * *

Темнота не прояснялась, но первыми, к его облегчению, вышли из нее звуки — чьи-то шелестящие, тихие шаги босых ног по камню.

— Громче, — прошептал кто-то, и голос этот отдавался в самом его существе, в крови и в костях, словно он принадлежал говорившему полностью, всецело, душой и телом.

— Громче...

Жар поднимался снизу, обжигая ступни — только тогда Нэт понял, что это было с ним не здесь и сейчас, а всего лишь в воспоминании, да еще и не в его собственном.

— Nempe quidquid hactenus… ut maxime verum admisi…

И не видел он ничего не потому, что был слеп, но потому, что глаза его были закрыты: он вспомнил теперь, что, когда он их открыл, вокруг было пламя.

Как тогда беспощадное пламя обжигало, но не смогло победить, так и теперь леденящий мрак не мог покорить его и поставить на колени. Тишина, ничтожная и бессмысленная бездна — была если не обманом чувств, то пугалом лишь для легковерного, кто полагался на чувства больше, чем на рассудок. Не было смысла сражаться с ней — как и не было смысла ее отрицать.

Мрак рассеивался; размеренное дыхание удерживало на плаву. Сердце, как часы, отсчитывало несуществующее время. В воздухе, теплом и разве что немного затхлом, знакомо запахло пергаментами и пылью.

Нэт открыл глаза и посмотрел в сторону полки — спрятав голову под крыло, там спал маленький вороненок.

* * *

— Полчаса? Да что с тобой случилось?

Провинившийся, как и положено провинившемуся, изучал перед собой пол.

— Я опоздал, сэр.

Тонкий блик от стали, начищенной до блеска, танцевал на полу свой короткий танец. Нэт спрятал улыбку. Он сам удивлялся, что замечал теперь такие маленькие вещи.

— Полчаса — это не опоздание. Это неявка.

Тренога, котел, доска, беглый взгляд на список. Зелье закипало, а сквозняк откуда-то сверху заползал за воротник.

— Не мечтай. Кроветворное уже не успеешь, — мешалка со свистом опустилась на стол.

Чтобы достать фильтр, нужно было всего лишь напугать тень за стеклянной дверцей.

— И за основу тоже можешь не браться.

Огонек горелки то вспыхивал ярче, то снова, почти невидимый, скользил по днищу котла.

— Если я сокращу помешивания, и введу дополнительный реагент... — собственный голос звучал, как чужой.

— Ничего подобного ты не сделаешь, — отрезал мастер. — Придешь сегодня вечером и сваришь, как положено. А сейчас, — он поднял пламя, прежде чем бросить в лаву стебли, — ты мне объяснишь причину.

Всей остальной школе, за исключением еще, может быть, директора, этот тон показался бы ледяным, но Нэтан уже слишком хорошо знал своего учителя: судя по фазе эликсира в крайнем котле, профессор не ложился вовсе.

— Превращения, сэр, — ответил Нэт, наконец. Его голос тоже звучал — если не устало, то как-то безучастно. — Я попробовал кое-что вчера. У меня не получалось, из-за той защиты, что вы мне показали. Духи не могли сквозь нее пройти, поэтому я ее снял.

Взревев, как вулкан, котел выплюнул струю горячего пара в потолок.

— Не говори мне, что ты в замке, без страховки...

— Не в замке, конечно, это опасно. Я ушел к лесу.

— К лесу? — Снейп придержал треногу — котел теперь трясся, как паровоз Хогвартс-экспресса. — А «к лесу» не опасно? Тебя могли увидеть! Кентавры, Хагрид, кто угодно!

— Не было там никого.

Пар поднимался клочьями, вырываясь из плена густого зелья.

— От тебя пахнет магией. Я плохо понимаю, что ты вообще забыл в лаборатории с таким фоном.

Нэт задумчиво поглядел на дверь.

— Но у меня получилось. Он взлетел. Вороненок.

Что-то новое было в нем теперь, то ли во взгляде, то ли в том, как он держался.

— Не смотрите на меня так, сэр. Технически, я только сделал ему тело, и позвал его. Все.

— Еще ты оставил на левой ладони незаживший порез, — профессор отошел к стеллажу, выхватил с полки флакон и бросил его ученику.

Последнюю партию мази тот делал сам и потому поморщился, вынимая пробку: мазь зашипела, оказавшись на коже. Ночная эйфория, похоже, прошла, осталась тоска — что ж, если кто и знал эту тоску, что наступает после, так это был мастер зелий. Но и ему странно было видеть ее — не в зеркале, а на лице ученика.

— Про порез я забыл, — признал Нэт, разглядывая руку. — Если честно, не слишком помню, как вернулся обратно в замок.

Мастер зелий хорошо понимал, когда ему говорили не всю правду — но почему-то, сейчас он не стал расспрашивать дальше.

— В следующий раз так и говори — опоздал, потому что ставил блок.

Котел больше не дрожал — медленно остывающее зелье изредка вздыхало, и в воздухе, мешавшем холодное с горячим, просыпался томительный ландышевый дух. Нэт смотрел в сторону. Он чувствовал на себе пристальный, тяжелый взгляд учителя, и не хотел отвечать на него.

— Не вздумай появиться в таком виде на уроках.

— Но у нас защита первой парой. И чары потом.

— Будем считать, что ты болен. Блок опусти, насколько сможешь. Прими душ, отправь свое письмо. Держать ручного демона даже рядом с замком — не лучшая идея. И Нэтан, это не панацея, — добавил мастер, выставляя на стол ряд флаконов для готового эликсира. — То, чему я тебя научил. Всего лишь способ защиты. Сейчас ты тратишь на эту защиту силы, которых у тебя нет.

Вечером Нэт пришел в лабораторию первым и работал до полуночи. Он был сосредоточен и угрюм, и все время молчал. Его движения были точнее, чем обычно, и в то же время мягче — с какой-то новой, особой заботой он брался за каждое давно известное ему дело.

Мадам Помфри, на следующий день получив свое кроветворное и склянку тщательно отцеженного Теддхеда, так и не поверила, что их варил ученик.

Она даже набралась смелости сказать об этом профессору Снейпу в лицо, и не могла понять, почему тот усмехнулся, когда уходил. Эта усмешка оставила ей неприятное, печальное чувство.

* * *

— Неужели вам не сообщили тему прошлого урока?

Свежепроветренный кабинет защиты от темных сил благоухал дождем и лесом.

— Ограничения в обездвиживающих заклятиях, мистер Баркер, — профессор Кроули спрятал палочку в держатель и снова, очень внимательно, посмотрел на студента.

Тот был хмур, бледен и как будто держался через силу. Впрочем, если вспомнить чары, которые он применял на занятии — наложенные с чудовищной точностью, но при этом слабые, вот именно, куда слабее, чем у его одноклассников, лишенные напрочь неуклюжей юношеской силы. Мальчишка колдовал, как старик.

— Пространственные, временные и видовые. Судя по тому, как вы управляетесь с отложенными щитами, для вас это никакой трудности не представит, — аврор замолчал, снова вглядываясь в чересчур худое лицо. Что же, все-таки, было странным? Одноклассники вряд ли замечали, что ученик мастера зелий контролирует глубину каждого вдоха, как заправский друид. Вот только друиды делали так во время битвы, а не на безобидных практических занятиях в классе.

Может быть, ему все еще нездоровилось? Но почему тогда он не остался в лазарете? Кстати, а был ли он там вообще?

Проницательный, даже чересчур проницательный взгляд мистера Баркера подсказывал, что мысли профессора не были для него такой уж тайной. Он также подсказывал, что кое-кто будет упираться до последнего, если начать задавать вопросы.

Моргана и ее дети. Одно дело доверять чутью, но все же стоило догадаться сразу, и использовать детектор. Если остаточный след зашкаливает (а он, Мерлин Кроули, как аврор, был теперь практически в этом уверен), то с таким можно было пойти напрямую к директору. И конечно, стоило навестить колдомедика, мадам Помфри, кажется? Возможно, где-нибудь в Гильдии считали, что мастер может делать со своим учеником все, что угодно, но, к счастью, Баркер был еще и студентом Хогвартса. У него еще был шанс.

— Вы можете идти, — ободряюще улыбнулся профессор Кроули.

* * *

Нэт покинул кабинет совсем не с легким сердцем. Было ясно, что Кроули о чем-то догадывался. Вот только о чем? Не видел же он его, в самом деле, там, у леса? Или он подозревал всех слизеринцев, просто на всякий случай?

Душ и трехчасовая окклюменция помогли не слишком — если даже не брать во внимание проснувшуюся и так и не отпускавшую боль, Нэт и сам чувствовал, что магии вокруг него неспокойно.

С другой стороны, ну что такого мог сделать профессор защиты? Поймать его с поличным? Эльчи летел на север с исписанным латынью свитком, никаких экспериментов...

А впрочем, мастера предупредить стоило. Ритуал жертвы точно нужно было пробовать подальше от школы.

* * *

Борьба за кубок в этом году началась необычно рано — еще до первого матча. Согласно составленному Хиндли плану («с учетом рисков», заметил тот, вручая бумажку Рёдеру), в неделю факультет должен был получать не меньше двадцати баллов. Добиться этого было не так уж просто: по вечерам все гостиная гудела от голосов, перекрывая треск огня.

— Еще раз. Что у нас остается?

— Ну, сначала-то икс... — начал кто-то и замолчал.

Пятеро очень храбрых третьекурсников (весь третий курс, если честно) сидели в углу у входа в мальчишеские спальни и переглядывались в поисках ответа.

— Квадрат у нас остается, — сквозь зубы сообщил им Нэт. Убийственное молчание действовало ему на нервы. — Обыкновенный квадрат, вот он. Теперь корень из него нужно извлечь.

— Я вроде поняла. Только куда делась двойка? — пискнула девчонка, из-за учебника.

— Мы ее сократили, — прогремел Нэт. — Здесь и здесь. Нет больше двойки, все.

Мел прошелся по доске, перечеркивая цифры.

— А почему внизу вы тоже зачеркнули?

Поближе к камину Сэм Тайер, поджав губы, правил сочинения по маггловедению. Этот предмет на факультете всерьез изучали только те, кто хотел работу в министерстве, все остальные — ради легкого экзамена. Но и таких тоже набиралось немало.

— Вонс, — окликнул Сэм и помахал пергаментом. — Ты писал?

Здоровяк Вонс рассказывал запасному составу команды, как подавать крученый.

— Ты ж на седьмом. До сих пор вольт от ампера не отличаешь? И вообще, дамы и господа, с этим надо что-то делать! — воззвал Тайер непонятно к кому. — Ладно, на физику вам плевать, вы бы хотя бы историю учили. Что это еще за «провинция Южная Каролина»? Или Македония — часть Османской империи? Двадцатый век мимо прошел?

— Вот ради таких маленьких деталей тебя и попросили заняться, — откликнулся Рёдер. — Видишь же, все при деле.

— И заметь, — фыркнула со своего места Саломея, — я тебе слова не говорю о той ереси, которую ты, малыш, на прорицания пишешь.

У нее тоже была пачка пергаментов в руках.

— Не уметь в таком возрасте составить гороскоп!

— А сейчас Хизер подойдет к доске и покажет нам всем, как она выносит множитель за скобки, — шепотом продолжал Нэт — голос уже не слушался.

У Хизер в глазах стояли слезы, и он очень надеялся, что не от смеха.

Ровесники его жили обсуждением ближайшего похода в Хогсмид, читали почту открыто, за завтраком, не стесняясь соседей — им не надо было тайком сворачивать к лесу от теплиц и вглядываться в стремительно темнеющее осеннее небо. И они, уж точно, не ловили на себе то и дело любопытного, испытующего взгляда с преподавательского стола.

Он же как будто скрывался от инквизиции, постоянно проверяя, следят за ним, или нет.

В Большой зал ходил теперь только для того, чтобы соблюдать этикет — и учиться контролировать чувства.

Иногда это получалось не очень, а иногда совсем не получалось. Например, когда он краем глаза замечал, как Энквист и ее приятель держатся за руки, он даже дышать ровно не мог.

Увидел как-то раз, что они целуются прямо в коридоре. Неловкие длинные клешни шарили по черному, забирались Энквист под волосы. У нее были закрыты глаза, у хлыща — задралась рубашка, дальше Нэт уже не смотрел. Стыд — за нее и за себя, словно драконья желчь, жег его изнутри.

* * *

Как только одна из рэйвенкловских девиц попалась ему в библиотеке, он, не особо церемонясь, загородил ей выход.

— Энжи? Ты же с Энквист дружишь, — прошипел он.

— Твое-то какое дело? — ответила та, оглядываясь.

Он отдел истории знал получше, чем она. Из этого прохода выход был только один.

— Объясни ей, что так нельзя! Она же ему на шею вешается!

— У них любовь, — покраснела Энжи. — Хотя, конечно, упырю вроде тебя этого не понять.

Такое было впечатление, что в том, что она здесь одна, без подруги, виноват был лично Нэт Баркер.

— Ей что, никто из вас не скажет, что приличные ведьмы так себя не ведут? Может у магглов так принято, или в Исландии? Она просто не знает ничего, а он этим пользуется!

— Хальдис делает, что хочет. Да и тебе какая разница, ты же с ней больше не ходишь!

— Мне не все равно, что с ней будет! — сказал он, надеясь, что сам в это верит.

— Ах, ну конечно, — Энжи посмотрела на него с насмешливым презрением. — Между прочим, по сравнению с тобой, Саймон — это огромный шаг вперед. Про нее чего только не говорили, пока вы вдвоем прятались в подземельях. Так что оставь ее в покое. Не суйся, ясно? И дай мне пройти.

Он пропустил ее, так и не найдя, что еще сказать. Даже не смог выдавить «мы с ней просто были друзьями». Были ли, в самом деле? Проще было игнорировать чувства и отметать их прочь, чем пытаться разобраться — тем более теперь, когда, завидев его, Энквист быстренько отводила глаза или громко смеялась над чьими-то чужими шутками.

Если подружка что-то и передала ей, это явно было не то, на что рассчитывал Нэт — на следующий же день, под свист и улюлюканье веселой публики, она обняла своего кавалера прямо в зале, вынудив профессора Флитвика сделать вслух замечание.

Найти Саймона, одного, без нее, и не в компании приятелей-книгочеев, можно было разве что в туалете. Терпеливо выждав, пока случайно забредший первокурсник домоет руки и выйдет, Нэт бросил на дверь защиту. Он был полон решимости.

То, что на него смотрят, рэйвенкловец почувствовал только тогда, когда не смог повернуть ручку.

— Дверь не открывается, — озабоченно сообщил он Нэту. — Надо позвать кого-то из старост.

— Я знаю, что дверь закрыта, — сказал ему Нэт, поднимая палочку.

— Ты ее закрыл? Зачем?

«Мерлин и Моргана, да что она вообще в нем...»

Потребовались еще долгие пять секунд, чтобы до Саймона дошло.

— У тебя ко мне какое-то дело?

— Можно и так сказать, — помрачнел Нэт.

Он вдруг понял, что говорит с ребенком. Что, если ей и вправду было хорошо с вот таким? Она тоже иногда вела себя, как маленькая.

— Слушай, — нервно сказал шестикурсник, — я же к Слизерину близко не подхожу, в эти ваши чистокровные заморочки не ввязываюсь.

Было что-то в его тоне, что заставило Нэта спросить:

— Ты сам... не из семьи волшебников?

Саймон слишком долго думал, прежде чем ответить.

— Ну, может быть, — протянул он. — У тебя с этим проблемы?

«Может быть! Тут либо да, либо нет, какое еще может быть?»

— Так что тебе надо от меня?

— Хальдис Энквист, — глядя в его смазливое лицо, спокойно произнес Нэт. — Ты на ней жениться собрался?

— Я же еще в школе учусь, — рассмеялся Саймон.

— Какого черта ты тогда ее лапаешь, в коридорах?

Палочка смотрела прямо на Саймона, и тот попятился.

— Наши личные отношения...

— Если бы ее отец был волшебником, он бы от тебя мокрого места не оставил. Если бы твой был волшебником, он бы тебя научил. К сожалению, это не так. Но я не позволю тебе, или какому-нибудь другому придурку испортить ей жизнь. Ясно?

Потеки воды вокруг умывальника поблескивали, как тропические змейки.

— Что значить, испортить? Ты вообще...

— Веди себя пристойно, потомок магглов. Обидишь ее, будешь иметь дело со мной.

Голоса Нэт так и не повысил.

— Подожди. Ты не имеешь никакого права...

Светильник над их головой качнулся и погас, а узкое окошко затуманилось и почти не пропускало свет.

— Что это... это тоже ты сделал?

Нэт продолжал смотреть ему в глаза.

Саймон почему-то дрогнул и сдал еще назад, к стене.

— Вот черт... — пробормотал он, оглядываясь на дверь.

— А если ты скажешь о нашей встрече кому-нибудь — особенно Энквист, думаю, этим ты ее очень сильно огорчишь.

Дверь открылась сама. Рэйвенкловец метнулся к ней, словно спасался от мантикоры.

— Ты знаешь, ты... сумасшедший! Держись-ка от нас...

Нэт повернулся к раковине, закрыть кран. Когда вода перестала капать, он поднял взгляд и замер. Глаза были те же, его, но на дне их, то возникал, то снова прятался ледяной огонек.

Как зверь перед охотой, он слышал каждый звук, свое сердце, дыхание, где-то далеко в коридорах стихающие шаги. И магию, словно кровь живое тело, наполнявшую стены замка, пропитавшую все переходы и лестницы, башни и подземелья — каждый камень. Силу, что дарила чудеса, радовала, согревала, но он уже знал — то, что могло греть, могло и сжигать. А огонек внутри, который делал его волшебником, теперь рос с каждым днем — чтобы расплавить то, что останется.