Иной расклад (гет)

В доме Грейнджеров стояла напряжённая атмосфера. Казалось, что от стен, обклеенных бледно-розовыми обоями с жёлтыми и голубыми цветами, мебели, купленной совсем недавно и ещё не утратившей запаха лака и краски, картин, висящих на стенах, исходят волны злости и раздражения. В просторной гостиной, залитой ярким солнечным светом, стояли друг напротив друга Гермиона и её мама. Лицо девочки было залито слезами, но в глазах ясно читался гнев. Миссис Грейнджер, напротив, была спокойна.

— Пойми, Гермиона, — мягко произнесла она, — я волнуюсь за тебя. Ты вернулась из школы в таком ужасном состоянии! И никто не смог мне дать нормального объяснения! Где ты пропадала столько времени? Почему тебя нашли только под конец года? Неужели твои волшебники не способны отыскать человека с помощью магии?

— Это был несчастный случай, — процедила сквозь зубы Гермиона. — Никто не мог знать, что учитель окажется преступником. Хогвартс — одно из самых безопасных мест. И я продолжу обучение в этой школе. Ты не можешь мне запретить!

— Очень даже могу, — холодно ответила миссис Грейнджер. — Не забывайся! Я твоя мать, а значит, отвечаю за тебя. Ты не вернёшься в Хогвартс. С сентября ты начнёшь учиться в нормальной школе для обычных детей. Мир магии не для тебя, Гермиона, — уже мягче добавила она.

— Не говори так! — вскрикнула Гермиона. — Я не собираюсь учиться в школе для магглов. Не решай за меня, как мне прожить свою жизнь! Мне хватило вашего внезапного развода!

Миссис Грейджер вздрогнула, будто её ударили. Несколько секунд она молча смотрела на дочь, а затем хрипло произнесла:

— Ступай в свою комнату и хорошенько подумай о своём поведении.

Гермиона бросила злобный взгляд на мать, резко развернулась и выбежала из гостиной. Взбежав по лестнице, она громко хлопнула дверью, специально, чтобы позлить маму, которая терпеть не могла подобных выходок.

Гермиона залезла с ногами на кровать, прямо в кроссовках, что тоже точно должно было разозлить маму, если бы она надумала заглянуть в комнату к дочке. Откинувшись на подушку, она прикрыла глаза.

Она часто вспоминала месяцы, проведённые в обществе Квирелла и Волан-де-Морта. Сначала они часами заставляли ее смотреть в это чёртово зеркало Еиналеж, надеясь, что ей удастся достать какой-то камень. Но она видела лишь своё двойное отражение. И нет, она вовсе не сошла с ума. Если приглядеться к её второму отражению, можно было заметить родинку над левым уголком рта да небольшой шрам возле правого глаза.

Так выглядела её сестра-близнец, очаровательная Елена. Хоть и не такая умная, как Гермиона, она гораздо больше нравилась другим людям, привлекая их постоянным радостным настроением и звонким смехом. Не достигнув успехов в учёбе, она оставила далеко позади Гермиону в пении и танцах. Так они и росли, две такие похожие и такие разные девочки. Сколько себя помнила Гермиона, они никогда не ссорились и были лучшими подругами. И всё было прекрасно до одной роковой прогулки. Они всей семьёй гуляли в центре Лондона. Был на удивление солнечный день, и люди радовались яркому летнему солнцу и голубому небу без единого облачка. Родители и не заметили, когда какая-то старая женщина, закутавшаяся в выцветшую и местами порванную шаль, схватила Елену за руку и начала говорить:

— Вижу, девочка, умрёшь ты скоро страшной смертью! Ты будешь долго-долго кричать, пока не охрипнешь. А потом твоё тело проткнут острые кинжалы.

Елена испуганно смотрела на незнакомку и пыталась вырвать свою руку из её ладони, а Гермиона звала родителей. Мимо шли люди, но никто не захотел прийти девочкам на помощь.

— Хочешь этого, девочка? — с притворной улыбкой поинтересовалась старуха. Елена замотала головой, и женщина с неприятным смешком произнесла: — Тогда позолоти старой гадалке руку, и она снимет с тебя это страшное проклятье, и ты избежишь смерти...

— У меня нет денег, — заплакала Елена. — Но у моего папы есть. Отпустите меня, я позову его.

— Отпустите, пожалуйста! — жалобно произнесла Гермиона, пытаясь заглянуть гадалке в глаза. — Мы правда-правда принесём деньги.

— Ну нет, — злобно оскалилась гадалка, — так не пойдёт. Давайте деньги, или она умрёт!

Гермиона озиралась по сторонам, но родителей не было видно. Оставив тщетную попытку обнаружить родителей в толпе, она попыталась разжать пальцы старухи, сжимающие тонкое запястье Елены. Но на удивление старуха оказалась очень сильной, и все попытки девочек избавиться от неё не привели к никаким результатам. Внезапно левая рука гадалки нырнула под шаль, а через мгновение тонкое и длинное лезвие вошло в живот Елены. Словно в замедленной съёмке лезвие вышло из тела Елены и снова воткнулось в него, в районе сердца.

Чей-то пронзительный крик оглушил Гермиону, и до неё не сразу дошло, что это был её собственный крик. Прохожие наконец стали останавливаться, кто-то из женщин в толпе завизжал, раздался пронзительный свисток.

Гадалка и не думала убегать. Её повалили наземь и выхватили нож. Подбежавшие полицейские подняли её на ноги, кто-то обратился к Гермионе, но она никого не слышала. Опустившись на колени рядом со своей сестрой, она сжала ее руку.

— Елена, ты слышишь меня, — прошептала девочка, низко наклонившись к лицу сестры, — не умирай! Сейчас тебе помогут. Только не умирай, прошу тебя, — горячее дыхание обжигало кожу Елены, шёпот Гермионы эхом отдавался в голове, но у неё не было сил ответить. — Елена, — голос Гермионы сорвался, — Елена, не закрывай глаза, только не закрывай, — истерика завладевала разумом девочки, её руки трясли плечи Елены, гладили бледное лицо и пытались помешать векам опуститься. — Елена!

Над улицей разнесся ужасный крик боли. Стоящие рядом люди невольно зажимали уши руками, лишь бы не слышать эту боль в голосе девятилетней девочки. Стекло в ближайшее витрине взорвалось и осколки с тихим звяканьем посыпались на тротуар, но на это никто не обратил внимания. Один из полицейских опустился рядом с Гермионой и за плечи поднял её на ноги.

— Нет! — завизжала Гермиона, стараясь вывернуться из крепких рук. — Отпустите! Она же умрёт! Елена умрёт!

Она задыхалась, перед глазами было такое хрупкое тело сестрёнки, на белой футболке расплывалась огромными пятнами кровь. Лицо Елены было таким умиротворённым, что казалось, будто сейчас она откроет глаза и с удивлением посмотрит на всех окружающих её людей, на плачущую сестру, на кровь и раны.

Гермионе удалось укусить полицейского за руку, и тот невольно выпустил её из рук. Упав на мостовую и больно ударившись коленкой, Гермиона бросилась обратно к сестре. И тут появились родители, которые, заметив пропажу дочерей, взволнованно расспрашивали прохожих. Увидев Елену и Гермиону, миссис Грейнджер сдавленно вскрикнула и бросилась к ним. Она бросилась на колени рядом с мёртвой дочкой и зарыдала, зажимая рот рукой. Мистер Грейнджер ошарашенно смотрел на них и в его сухих глазах было столько боли, что никто не решался смотреть ему в лицо.

Туман окутал сознание Гермионы. Очнулась она уже в больнице. Около года ушло на то, чтобы она вернулась к нормальной жизни. Её родители, казалось, забыли о существовании второй дочери. Все фотографии с Еленой, все её вещи были спрятаны, а Гермионе было запрещено напоминать о ней. С того самого дня, когда гадалка убила её сестру, Гермиона перестала верить в чудо, а всё, что было связано с прорицанием и гаданием, возненавидела всем своим сердцем, позволив тьме поселиться в её сердце.

Поняв, что толку от неё пока что ноль, Квирелл запер её в какой-то комнате. Маленькое помещение три на три метра, без окон и малейшего намёка на дверь. Три раза в день появлялись куски хлеба и кружка с водой. Достаточно, чтобы узница не умерла с голоду. Пытаясь найти дверь, Гермиона наткнулась на тайник в стене. В нём она обнаружила обычную тетрадь в черной обложке и совершенно чистыми листами. Где-то посередине был вложен карандаш. Первые несколько дней Гермиона не решалась ничего писать в дневнике. Кто знает, кто его там спрятал? Но через неделю она не выдержала и открыла первую страницу. Если она не будет вести дневник, то сойдёт с ума. И она начала писать.

Меня зовут Гермиона Грейнджер.

Она остановилась, не зная, что писать дальше. И внезапно её запись исчезла. Вместо неё появилась другая, написанная совсем другим почерком, будто кто-то невидимый вывел слова:

Здравствуй, Гермиона. Меня зовут Том. Вижу, ты нашла мой дневник. Похоже, ты в большой беде.

Гермиона была умной девочкой. Она отлично понимала, что перед ней лежит, возможно, тёмный артефакт и взаимодействие с ним может очень плохо повлиять на неё. Она внимательно смотрела на запись, и та через какое-то время исчезла, и через секунд десять появилась новая:

Знаешь, я думал, что девочек учат быть вежливыми.

Гермиона не шевелилась. Запись исчезла гораздо быстрее, а новая появилась моментально, и на этот раз почерк слегка изменился, как будто невидимый человек разозлился.

Не игнорируй меня, девочка! Ни к чему хорошему это не приведёт

Гермиона судорожно сглотнула. От тетради веяло угрозой, но она всё же вывела дрожащей рукой:

Как это возможно? У тебя есть другая тетрадь, связанная с этой? Или это совсем другое?..

Ответ не заставил себя ждать.

Ты умная девочка, но некоторые вещи тебе рано знать. Но, если ты расскажешь мне, что с тобой приключилось, то я смогу тебе взамен рассказать что-нибудь интересное. Например, про Тёмную магию. Думаю, тебе это будет полезно.

Гермиона судорожно сглотнула. От тетради веяло опасностью, смертельной опасностью. Неизвестный Том, кем бы он ни был, явно не был добрым волшебником вроде Дамблдора или МакГонагалл. Да и какой адекватный волшебник станет рассказывать двенадцатилетнему ребёнку о Тёмной магии?

Гермиона спрятала проклятую тетрадь обратно в тайник. В ту ночь ей снились кошмары. Вновь и вновь она видела старуху, втыкающую в тело Елены кинжал, но ничего не могла сделать, лишь молча смотреть на смерть любимой сестры, чувствуя удушающую боль. Просыпаясь с криком, Гермиона пыталась отвлечься от страшных воспоминаний, гнала сон, лишь бы не видеть кровь и мёртвое лицо сестры. Чувствуя, что глаза слипаются, она начинала прыгать и приседать, громко пела и читала стихи, которые только могла вспомнить, цитировала учебники и придумывала рецепты зелий, вспоминая свойства известных ей ингредиентов. Продержалась она так недолго. Через несколько дней, поняв, что физические и умственные нагрузки не помогают, она стала бить стены, но это лишь усугубило ситуацию. Ей стало казаться, что всё происходящее с ней — всего лишь сон, очень долгий сон. Возможно, она лежит сейчас где-нибудь в коме. Нет ни магии, ни Хогвартса, ни страшной комнаты, сводящей с ума, ни... Гарри. Гарри тоже нет. Убедив себя, что происходящее с ней — нереально, Гермиона плюнула на осторожность и снова достала дневник Тома...

* * *

Гарри хмуро выглянул в окно. На голубом небе ярко светило солнце, изредка скрывавшееся за редкими облаками, несущимися неизвестно куда. На площадке перед домом в шезлонгах сидело семейство Дурслей: дядя Вернон читал газету, тётя Петунья листала журнал о моде, Дадли читал учебник по заклинаниям, который ему с радостью дал Гарри. Грустно вздохнув, Гарри вернулся на кровать и взял с тумбочки чашку с чаем. Угораздило же его простудиться на летних каникулах. Будь он в Хогвартсе, то через пару дней бы поправился с помощью лекарств мадам Помфри. Но в мире магглов не было нужных зелий, и тётя Петунья лечила его обычными, привычными для неё способами. Дни текли медленно и размеренно. Каждое утро тётя готовила им вкусный завтрак, неизменно делала молочные коктейли, которые украшала взбитыми сливками и ягодами. После завтрака Гарри и Дадли шли на площадку, где в привычной уже компании Дадли играли в войнушку, носились сломя голову и просто наслаждались детством. Гарри легко нашёл язык с новыми друзьями Дадли. Он казался им немного странным, но Дадли быстро намекнул, что считать его кузена странным или чокнутым не позволит никому. После прогулок братья бежали домой, где тётя Петунья уже вовсю хлопотала над обедом, и как раз в тот момент, когда мальчишки вбегали в дом, она расставляла на столе тарелки, столовые приборы и несла блюдо с приготовленным только что обедом. После Гарри и Дадли расходились по своим комнатам для занятий. Гарри читал учебники и писал заданные на каникулы эссе, а Дадли выполнял домашние задания, данные ему в школе. Когда возвращался с работы мистер Дурсль, они откладывали учебники и бежали в гостиную, ужинать и рассказывать чете Дурсль о своём дне. Заканчивался день семейной прогулкой. Тётя Петунья покупала им по большой порции мороженого, и вчетвером они шли в ближайший парк. Эти моменты Гарри любил больше всего. Он не чувствовал себя одиноким, а мысли о родителях уходили на задний план. Он часто задумывался о том, что неразумно скорбеть о людях, которых ты совершенно не помнишь, пусть даже это и твои родители. Он испытывал лёгкую грусть при мысли о них, порой жалел, что их нет рядом, но никак не мог уже заставить себя по-настоящему скорбеть и тосковать по ним.

* * *

Была середина августа. Гарри с нетерпением ожидал возвращения в Хогвартс. Он скучал по Рону, Невиллу и... Гермионе. По ней особо сильно. Он не считал себя влюблённым в неё, об этом ему было рано думать. Просто она была гораздо ближе Рона и Невилла. С ней можно было говорить обо всём на свете, она знала столько книг, что порой он удивлялся, как можно успевать столько читать, не пользуясь машиной времени.

Гермиона должна была приехать к нему, но заболела. Она часто звонила ему, и они могли часами болтать, пока тётя Петунья притворно сердито не напоминала ему про количество денег, которые они будут вынуждены заплатить.

Если Гермиона выходила на связь, то Рон и Невилл будто пропали. За всё лето ни одного письма, пусть бы оно было в одно предложение. Гарри отправил им несколько десятков писем, и ни на одно не получил ответа, будто друзья просто-напросто забыли о нём.

В один из дней мистер Дурсль сообщил за завтраком новость:

— В это воскресенье к нам в гости придут мистер и миссис Грин. Если всё пройдёт гладко, мы заключим очень выгодную сделку. Я очень на вас всех надеюсь. Всем нам будет хорошо, если всё пройдёт идеально. Петунья, я надеюсь, что ты приготовишь изумительный ужин. Дадли, Гарри, я надеюсь, что вы сможете занять себя и не мешаться. Я понимаю, что вам хочется посидеть с нами, но это деловая встреча, и детям на ней не место. Договорились? А если всё будет отлично, в среду я возьму выходной на работе, и мы все вместе поедем в зоопарк.

— Договорились, — хором ответили Гарри и Дадли.

В воскресенье миссис Дурсль трудилась с самого утра. Гарри и Дадли вовсю помогали ей, вытирая пыль с мебели, нося тарелки и нарезая овощи для салата. Мистер Дурсль перебирал бумаги и документы и нервно ходил по своему кабинету. Весь дом сиял чистотой и пропитался ароматом цветов и жаркого, которое миссис Дурсль проверяла каждые пять минут. Несколько салатов, три бутылки вина и различные закуски уже стояли на столе, покрытом белоснежной скатертью. Завершало картину произведение кулинарного искусства — огромный торт, покрытый взбитыми сливками и украшенный фигурками из сахарной мастики, орехами и цукатами. Когда к дому подъехала машина, Гарри и Дадли удалились в свои комнаты.

Зайдя в свою комнату, Гарри замер на пороге, удивлённо глядя на странное существо, прыгающее на его кровати. Оно напоминало человека, но было гораздо ниже ростом примерно по колено взрослому человеку, с длинным острым носом и большими, словно теннисные мячи глазами. Одето существо было в что-то, смутно напоминающее старую наволочку, в которой сделали дырки для ног, рук и головы. Увидев Гарри, существо спрыгнуло на пол и к огромному удивлению Гарри поклонилось, коснувшись кончиком носа ковра.

— Кто вы? — ошарашенно спросил Гарри.

— Добби, сэр, — пропищало существо, — домашний эльф.

— Что ты здесь делаешь, Добби? — Гарри плюхнулся на стул, с любопытством рассматривая незваного гостя.

— Добби пришёл предупредить мистера Поттера, что тому нельзя возвращаться в Хогвартс. Там его ждёт смертельная опасность, — кончики ушей Добби, словно у летучей мыши, слегка задрожали.

— Что? — Гарри поперхнулся. — Я не могу не вернуться в Хогвартс. Мне нужно закончить обучение. И я должен увидеться с друзьями...

— С друзьями? — перебил его Добби. — Которые даже ни разу не написали мистеру Поттеру?

— Откуда ты это знаешь? — Гарри насторожился.

— Знаете, мистер Поттер, мёртвые не могут учиться, — будто не услышав его вопрос, произнёс Добби. Он засунул руку за пазуху и достал большую стопку конвертов. — Если мистер Поттер даст клятву не возвращаться в Хогвартс, Добби отдаст мистеру Поттеру все письма его друзей и пообещает больше не воспрепятствовать вашей переписке.

Гарри чуть не задохнулся от наглости этого существа.

— Прости, — медленно произнёс он, — ты хочешь сказать, что перехватывал мои сообщения? И теперь ставишь мне условия? Ты понимаешь, что это противозаконно?

— Какая жалость, — проговорил Добби, — Добби надеялся, что мистер Поттер мудрее. Думаю, придётся прибегнуть к крайним мерам.

С этими словами он бросился вон из комнаты. На секунду Гарри застыл на месте, но потом вспомнил слова дяди.

— Только не это, — прошептал он и бросился вслед за эльфом.

Он сбежал по лестнице и увидел, как торт тёти медленно оторвался от стола и поплыл в сторону сидящей за столом миссис Грин.

— Добби, не надо, — зашептал Гарри. — Дядя тут не при чём.

— Добби понимает. Но иначе нельзя. Мистер Поттер не должен возвращаться в Хогвартс. Мистер Поттер даст клятву Добби, и если он её нарушит, то умрёт в муках.

Что-то внутри Гарри сжалось. Ему показалось, что он стоит на краю обрыва. Внизу — острые камни, которые принесут ему мучительную смерть, а позади него — голодные звери, от чьих зубов смерть будет такой же мучительной. И третьего варианта нет.

А торт тем временем медленно, но верно, двигался в сторону миссис Грин. Не осознавая до конца, что он делает, Гарри выскочил в гостиную и бросился к торту, не обращая внимания на удивленные взгляды дяди и тёти. Он почти успел схватить блюдо, но торт опрокинулся на миссис Грин, облепив её волосы, лицо и всё туловище взбитыми сливками.

Все моментально вскочили.

— О, простите моего племянника, пожалуйста, — запричитала миссис Дурсль, хватая салфетку и помогая миссис Грин вытереть с лица крем, — я ему говорила, что не стоит самому тащить этот тяжёлый торт. Но он бывает таким непослушным...

— Ничего-ничего, — проговорила миссис Грин, облизывая губы, — с кем не бывает. Конечно, я бы предпочла, чтобы этот торт оказался у меня в тарелке, а не в волосах, но раз уж так получилось, то ничего страшного. Кстати, Петунья, восхитительный крем! Вы позволите воспользоваться ванной комнатой?

— Да-да, конечно, — засуетилась миссис Дурсль, — сюда, пожалуйста...

Женищны удалились. Гарри стоял, боясь поднять глаза на дядю.

— Мистер Грин, — проговорил мистер Дурсль, — надеюсь, этот инцидент не заставит вас отказаться от нашей сделки...

— Что вы, мистер Дурсль, — проговорил мистер Грин, — поверьте, данное происшествие никак не повлияет на наши деловые отношения. Мальчонка явно хотел просто помочь, — он добродушно ухмыльнулся Гарри, — к тому же, я так ненавижу этот костюм Мари, что теперь только рад, что он испорчен.

Гарри не верил своим ушам. Как такое возможно? Ему ничего не будет? Он осторожно взглянул на дядю. Тот не злился, и Гарри облегчённо выдохнул.

— Гарри, иди в свою комнату, — спокойно произнёс мистер Дурсль. — Завтра мы поговорим об этом.

— Хорошо, дядя Вернон, — произнёс Гарри. — Прошу прощения, мистер Грин. Я правда не хотел.

— Расслабься, парень, — мистер Грин похлопал его по плечу. — Это всего лишь костюм. А волосы и лицо вряд ли сильно пострадают. Так что иди спокойно в свою комнату.

Гарри быстро взбежал по лестнице и юркнул в свою комнату, надеясь, что не столкнётся с миссис Грин и тётей. Он закрыл дверь на замок и сел на кровать. Растрепав волосы, он попытался перевести дух, как внезапный стук в окно заставил его подскочить на месте. Он достал палочку и осторожно подошёл к окну. За ним он увидел до боли знакомое лицо. Быстро открыв окно, он прошептал:

— Гермиона?..