Иной расклад (гет)

Международный порт-ключ болезненно выплюнул его на окраине старого кладбища. В этот час здесь было тихо и безлюдно. Тёплый ветер ласково перебирал густые кроны вековых дубов и прикасался к лицу, будто души упокоившихся здесь людей здоровались с ним. Он не был здесь год, и теперь стоял опустошённый и разбитый, неготовый к тому, что увидит. Прошло слишком мало времени, и рана на сердце не успела затянуться, хотя и не вызывала теперь слевую ярость и обжигающую боль. Было легче, чем тогда, но всё же тоска заставляла его морщиться и тихо выть, когда тёмными ночами становилось невмоготу терпеть.

Он был здесь всего дважды, но отчётливо помнил, куда именно нужно идти, несмотря на то, что стройные ряды могильных плит и памятников могли сбить с толку своим однообразием. Он был рад, что сейчас здесь никого не было: меньше всего ему хотелось столкнуться с кем-то из прошлой жизни. Хотя сомнений не было, что чёртов Дамблдор осведомлён о его прибытии в Британию и, возможно, вот-вот появится среди деревьев как всегда безмятежный и спокойный, будто он ничего не натворил, будто он не сломал столько жизень и судеб. Но Гарри уже было всё равно. Директору его не достать.

Альбус Дамблдор с трудом избежал суровой расплаты за свои жуткие планы. Вместо Азкабана, на котором настаивал Гарри, бывшего директора Хогвартса на несколько месяцев поместили в больницу святого Мунго, в отделении для сумасшедших. На соседней койке расположилась Ариана, которая, увы, в отличии от брата не имела никаких шансов выйти из больничных стен. А Дамблдор даже тут вышел сухим из воды. Правда, жил он теперь уединённо, скрываясь от всеобщего внимания и презрения: Гарри сделал всё возможное, чтобы все до единого узнали о каждом из мерзких поступков Дамблдора. Даже дал интервью скандально известной журналистке, на основе которого вскоре была написана книга. Ореол спал, и теперь о Дамблдоре отзывались не иначе, как о безжалостном и самолюбивом манипуляторе, который не пожелал использовать способности своей сестры, чтобы избежать жутких событий.

Гарри подошёл к могиле, усыпанной белыми розами. Было видно, что цветы совсем свежие, на некоторых лепестках сверкали в лучах солнца капли воды, а нежный аромат щекотал ноздри.

— Ну здравствуй, Драко, — Гарри хрипло откашлялся. — Вот и я…

Ему было стыдно, что он смог прийти сюда только сейчас. Но сегодня был день рождения Драко, ему должно было исполниться девятнадцать, и Гарри не смог найти оправданий пропустить эту дату. Он опустился на колени и безвольно уронил ладони в мягкую траву.

— С днём рождения, Драко, — и снова этот хриплый голос, будто он десять лет не издавал ни звука, дав кому-то обет молчания. — Жаль, что проходит он… вот так…

Говорить было невыносимо сложно. Слова застревали колючими комьями в горле, и хотелось молчать, молчать, молчать, лишь бы не чувствовать это мерзкое ощущения раздирающих глотку когтей невидимого зверя, засевшего внутри.

— Вижу, Долорес уже навестила тебя, — он заставил себя улыбнуться, но гримаса вышла жалкой и вымученной. — Я не сомневался в этом, правда. Мне стоило и самому приходить почаще, но… Обещаю, я исправлюсь! Не знаю, где ты сейчас находишься и слышишь ли меня, но я надеюсь, что не обижаешься…

Порыв ветра взлохматил ему волосы, будто кто-то насмешливо потрепал его по голове, говоря «ну ты и придурок, Поттер!». И Гарри хотелось услышать этот надменный голос, в котором непременно бы прозвучали нотки весёлости.

— В следующий раз я приду не один, обещаю…

Гарри понадобилось три месяца, чтобы поверить в то, что Гермиона, его Гермиона действительно жива! Жива, благодаря Драко, который ни на секунду не сомневался в этом. Каждый раз, навещая Гермиону в больнице, Гарри не мог отвести от неё взгляда, выискивая малейшее движение, которое бы выдало существо, притворяющегося Гермионой. Но каждый раз, с замиранием сердца, он видел перед собой свою любимую, свою единственную, свою Гермиону, которая, увы, не смогла перенести долгие и мучительные недели в плену у Алекса. Но она была жива, и Гарри был готов ждать хоть целый век, только бы нашлось лечение, только бы встретился человек, который бы смог излечить Гермиону… Гарри не простил Дамблдору ту жёсткую и мучительную уверенность в смерти Гермионы, как не простил намёки на смерть его семьи. Не простил, и лишь объятия дяди, тёти и Дадли остановили его от убийства Дамблдора. О, Мерлин! Гарри, задыхаясь, рассказывал перед могилой Драко, как спустя три дня после победы, ему, лежащему в отдельной палате в Мунго, сообщили о посетителях. Он не хотел никого видеть и слышать, мечтал навеки спрятаться в этих стенах, скрывшись в своём убежище до конца жизни, как на пороге появилась его семья… Семья, которую Дамблдор действительно оберегал, хотя и сделал всё возможное, чтобы Гарри поверил в их гибель, его семья вернулась к нему.

Гарри просидел несколько часов у могилы, то молча уставясь на фотографию, то с всхлипами и рыданиями рассказывая о своей новой жизни. Кто бы ему сказал, что он будет так убиваться у могилы школьного недруга? Гарри рассмеялся бы ему в лицо, вздумай кто ему предсказать подобную сцену. Но вот он именно здесь, оплакивает человека, который успел побыть его другом ничтожно мало, но спас его, спас Гермиону, спас, по сути, всю Британию, если строить логические цепочки событий, и отдал за это жизнь. Проклятый Снейп, что щеголяет с Мерлином первой степени на груди, и то не заслуживает и сотой доли почёта и уважения, что должны были достаться Драко Малфою. Двойной шпион, несколько раз меняющий сторону и в последний момент, поняв, кто победил, якобы раскрывший свои истинные намерения — Снейп ловко убедил всех, что всегда был только на стороне света и принёс для победы всего себя в жертву. Для всего общества он герой, и только Гарри и Дамблдор знают правду. Последний, правда, закрывает на это глаза, говоря, что каждый может оступиться в минуту отчаяния. Главное ведь итог. Про Драко он говорил совсем иное…

Перед тем как уйти, Гарри достал из кармана золотой снитч. На нём всё ещё была гравировка, но уже потускневшая. Снитч задрожал в предвкушении свободы, но, почувствовав волю хозяина, покорно облетел могильную плиту и завис над розами.

— Он твой по праву, — Гарри смог улыбнуться. — Уверен, что если бы мы встретились с тобой на поле, ты непременно бы победил. Мне пора, но — клянусь! — я вернусь, Драко…

И в шелесте листьев вокруг ему послышался мальчишеский смех.

* * *

Калифорния встретила его жарой и безветрием. В этом городке Пасадена он с семьёй жил около года и был счастлив навсегда покинуть Британию. Бизнес дяди процветал, тётя Петунья открыла небольшую кофейню в том же доме, где они жили, а Дадли вовсю готовился к поступлению в колледж. На тихой и уютной улочке, усеянной ресторанами и кафе, они вчетвером поселились в огромной квартире, занимающей весь пятый этаж. В их апартаменты входила и терраса на крыше, куда остальным жильцам дома доступ был закрыт. Гарри, несмотря на возраст и стремление к самостоятельности, даже не думал селиться отдельно от семьи. Он ещё успеет съехать и начать нормальную взрослую жизнь, но сейчас он наслаждался тем, что у него отняла война. Когда-нибудь потом у него появятся силы для самостоятельной жизни, а пока он гулял, играл с Дадли в футбол, помогал тёте в кофейне и потихоньку писал книгу. О карьере в Министерстве он не думал, как не планировал идти учиться и работать. Его сбережений хватит на три сотни лет, и теперь он не желал ни минуты тратить на рутину. Когда-нибудь возможно он и изменит своё мнение, но сейчас ему хотелось просто жить.

Гарри заглянул в кофейню к тёте, и та напоила его ледяным какао и подала на тарелке его любимые шоколадные пончики. Она ни о чëм не спрашивала и только мягко улыбалась, пока в кофейню не зашёл очередной клиент и ей не пришлось вернуться за прилавок. В отличие от Гарри, ей нравилось наконец быть кем-то, кроме домохозяйки, хотя она точно не нуждалась в том, чтобы работать: и дядя Вернон, и Гарри могли обеспечить её всем необходимым и желанным. Но ей нравилась её кофейня, и она с радостью проводила здесь большую часть своего времени.

— Ты сегодня к Гермионе? — окликнула она его, когда Гарри допил какао и отнёс грязную посуду на кухню.

— Да. Доктор Эверс говорит, что остался последний вариант. Если и он не сработает, то… — Гарри не договорил. И так было понятно, что ждало Гермиону в случае сегодняшнего провала.

Выйдя в туалет, он аппарировал. Место, где теперь обитала Гермиона, было одним из немногих магических, которые посещал Гарри. Только здесь он мог рассчитывать, что Гермиону вылечат, да и здешние волшебники, хоть и знали, кто такой Гарри Поттер, не досаждали ему назойливым вниманием. Весь персонал был внимателен и аккуратен, уважая его границы и его горе. Все знали, кого он навещает каждые выходные. Мог бы и гораздо чаще, но лечащий врач Гермионы против. Ей был необходим покой, а каждый визит Гарри заканчивался для Гермионы срывами и слезами, хотя она и не понимала, что происходит и кто к ней приходит.

Доктор Эверс уже ждал его перед палатой Гермионы. Для своей любимой Гарри оплатил лучшую комнату, отлично зная, что, когда она придёт в себя (он запрещал себе союз «если»), она будет рада увидеть парк, лужайку со скамейками и пруд, в котором плавают рыбки. Окна выходили на запад, и по вечерам небо окрашивалось лучами уходящего солнца. Гарри знал, что Гермионе понравится этот вид.

— Мистер Поттер, — доктор Эверс кивнул в знак приветствия. — Вы готовы?

— Да, — Гарри не был готов, но признаваться в этом не собирался.

Слишком многое на кону, и позорно отступать нельзя. Для Гермионы это последний шанс. Больше её сознание и организм не выдержит. Они потратили почти год на то, чтобы понять, что именно случилось с Гермионой. Умница Гермиона! Профессор Филлион мог бы ей гордиться. Она надёжно спряталась в своём убежище, но поняли Гарри и доктор Эверс уже слишком поздно, когда Гермиона приблизилась к порогу смерти, измотанная неправильным лечением. От неё почти ничего не осталось, и то, что сегодня предстояло сделать Гарри, могло либо обратить негативные последствия вспять, либо окончательно разрушить Гермиону. И помочь ей мог теперь только Гарри, в этом доктор Эверс не сомневался.

Он погрузился в её сознание и очутился в её старом доме. Было видно, что дом разрушен, обломки мебели и паутина перекрывали проход к самому сокровенному — убежищу Гермионы. Но, будто чувствуя, сознание пропустило его…

К его огромному удивлению, он оказался посреди готовящегося детского праздника. Двор был украшен бумажными гирляндами и фонариками, на столе, покрытом белой скатертью, уже стояла посуда и блюда с разнообразными вкусностями, которые так любят дети: жареная картошка, сосиски в беконе, целая миска крекеров, вазочка со сладким печеньем, торт, украшенный взбитыми сливками, графины с соками… Кто бы не устраивал праздник, точно любил своего ребёнка.

— Мама, ну почему? — из-за угла дома показались двое, и Гарри задохнулся от поднявшегося океана эмоций.

Маленькая Гермиона плакала и теребила подол праздничного платьица, а её мать старательно смотрела куда угодно, но не на заплаканное лицо дочери.

— Потому что у Елены праздник, — нетерпеливо произнесла женщина. — Ничего не случится, если ты сегодня займёшься тем, что хочет твоя сестра. Почитать ты всегда успеешь, а сегодня, будь добра, играй с гостями и не порть веселье. Почему ты не можешь быть как Елена? Вот кто точно благодарен за всё, что ей дают!

— Но ведь это и мой праздник тоже, — тихо и растерянно произнесла Гермиона, и Гарри ощутил невыносимое желание встать перед Гермионой, закрыть собой от равнодушия и раздражительности матери, а после сделать всё, лишь бы девочка осталась счастлива…

— Довольно! — резко оборвала Гермиону мать, явно раздосадованная разумным аргументом дочери. — Я сказала: ты будешь проводить этот вечер так, как пожелала Елена! И более мы к этому не возвращаемся, иначе я тебя накажу!

И с этими словами мать оставила Гермиону одну. Гарри с болью смотрел, как Гермиона тщетно вытирает лицо от слёз, а те продолжают бежать из глаз.

— Гермиона! — радостный окрик заставил Гарри вздрогнуть.

Елена… С первой же секунды он испытал странную и, пожалуй, непозволительную неприязнь по отношению к этой девчонке. Кому-то могло показаться, что они с Гермионой похожи как две капли воды, но Гарри видел, какая между ними разница. Елена никогда бы не смогла занять его сердце, даже подругой бы ему она не сумела стать. Он видел это в её движениях, взгляде озорно сияющих глаз, слышал в голосе.

— Уйди! — Гермиона оттолкнула Елену и сделала шаг назад от неё.

— Ты чего? — Елена тут же обиженно насупилась.

— Это всё ты! — закричала Гермиона. — Всё из-за тебя!

Гарри заметил, как с соседнего участка за разворачивающейся сценой наблюдает старая цыганка, закутанная в шаль. Какая-то мысль о давнем разговоре промелькнула в голове, но тут же исчезла под вихрем других мыслей.

— Ну почему всегда всё должно быть по-твоему? — надрывалась Гермиона. — Неужели даже в свой собственный день рождения я не могу получить хоть немного того, что хочу?

— Ну Гермиона, — протянула Елена, — никому не интересно читать твои книги да играть в дурацкие настольные игры. Я не хочу так праздновать свой день рождения.

— А я хочу! — вскрикнула Гермиона.

Гарри заметил мелкие тусклые искры на кончиках её пальчиков. Сильный порыв ветра взметнул длинную скатерть и налетел на украшения на деревьях. Девочки, казалось, это и не заметили.

— Ну и что? — Елена капризно топнула ногой. — У тебя нет друзей, а у меня есть! И они совсем скоро придут сюда, к нам, и мы будем веселиться. А если ты всё испортишь, я расскажу маме!

— Лучше бы ты умерла! — вскричала Гермиона.

Даже в этом воспоминании, спрятанном настолько глубоко, что даже сама Гермиона не помнила о нём, Гарри ощутил выброс магии. Со стола взлетели столовые ножи и полетели в Елену, будто выпущенные из луков стрелы.

Цыганка пронзительно завизжала. Елена обиженно переводила взгляд с Гермионы на ножи, торчащие из её тела, и снова на Гермиону, будто не осознавая произошедшее.

— Нет, нет, — Гермиона отступила, отчаянно мотая головой. — Елена, ты чего? Это шутка такая, да? Ты решила меня разыграть?

Пронзительный свист оглушил Гарри, когда Елена покачнулась и упала на траву. Вдалеке слышались крики взрослых, вой сирены и чей-то плач, но всё, что он теперь видел: маленькая Гермиона, с ужасом смотрящая на свои пальцы, пальцы, убившие сестру.

«Ну же!» — подтолкнул самого себя. — «Давай!»

И он одним махом распахнул все ящики и дверцы своего убежища, заливая ослепительным светом убежище Гермионы. И впервые за долгие, долгие месяцы он наконец почувствовал её. То, что не могла сделать частица Тома, завладевшая им, то, что не мог сделать он сам, практически уничтоженный хитроумными планами Дамблдора, то, что не позволяла сделать сама Гермиона, спрятавшаяся в самое недоступное окружающим место в своём подсознании. Тайна гибели её сестры теперь была раскрыта, и Гарри надеялся лишь, что теперь Гермиона сможет справиться с осознанием того, что случилось когда-то на их с Еленой дне рождения. Он бы с радостью избавил бы её от этого воспоминания, стёр нежными прикосновениями саму мысль, что Гермиона виновата в смерти сестры, но тогда сотрётся и Гермиона. Нужно чем-то пожертвовать, чтобы вернуть её к жизни, и Гарри был уверен, что сможет расплатиться за их с Гермионой счастье.

Он подошёл к девятилетней Гермионе и присел перед ней на корточки. Она плакала, и её хрупкие плечи дрожали…

— Пойдём, Гермиона, — мягко произнёс Гарри. Оставался лишь один шаг, от которого зависело всё, — пойдём со мной…

Гермиона бросила испуганный взгляд на тело сестры, которую убила. Убила неведомой силой, из-за обиды, что Елену опять заметили и выделили, хотя это их общий праздник. Флажки и бумажные гирлянды были покрыты странными узорами, и Гермиона могла поклясться, что родители вешали совсем другие украшения. Но что-то знакомое было в них, Гермиона чувствовала, что стоит прикоснуться к ним, и в голове появятся мысли и образы, которые многое для неё значат. А этот парень… Гермиона знала, что может доверять ему, что он её не даст в обиду. Он был единственным во всём мире человеком, с которым она может быть счастлива, Гермиона знала это. Об этом свистел ветер, теребящий странные украшения, то же шептали стены дома, в которых, как ей казалось, она может укрыться в случае опасности. В голове роились мысли и воспоминания, множество деталей из чьей-то жизни, и Гермиона ощутила странное волнение и нетерпение. Нужно всего-то сделать один шажок, чтобы ухватиться за нечто важное. И тогда всё будет хорошо, всё разложится идеально.

Она вытерла слезы и протянула ему руку. Гарри осторожно сжал её пальчики и повёл в сторону дома, послушно распахнувшего заднюю дверь. Там, внутри, хоть и было пока ещё темно, уже угадывались очертания мебели и лестницы, ведущей на второй этаж. А в самом далеке единственным ярким пятном манила их выходная дверь.

— Пора возвращаться домой, Гермиона…

* * *

Ну, вот и всё...

Поверить не могу, что это действительно финал. Признаюсь, эпилог был написан многие месяцы назад, и я мечтала о дне, когда смогу его выложить. За годы работы над этим фанфиком я успела получить высшее образование, устроиться на работу, пройти курс антидепрессантов, избавиться от лишних людей и стать... счастливее. И пусть я далеко отошла от изначальной задумки, я довольна тем, что в итоге получилось.

Я безумно благодарна всем, кто дошёл до этого момента! Без ваших поддержки и откликов я бы вряд ли нашла в себе силы закончить эту работу. Спасибо вам! Надеюсь, что финал вас не разочаровал.