Гарри Поттер и Тайный Враг (джен)

⁽¹⁾

9 мая 1993

Тайная Комната

20:30

Как только стало понятно, что Джим скоро полностью восстановится, Гарри попросил Джинни остаться с ним, а сам решил заняться последним делом. Подойдя к всё ещё открытому рту статуи Салазара Слизерина, он осторожно шагнул туда. Пока он шёл, под маской спокойствия, обеспечиваемой окклюменцией, бурлили эмоции. В отличие от Тома Реддла, который полностью уничтожил ту часть своей психики, которая отвечала за любовь и сочувствие, Гарри эти эмоции мог ощущать. Когда нужно было принимать решения, свободные от эмоциональных реакций, он изолировал эмоции от той части разума, которая определяла курс действий. Но они всё равно были. И теперь, когда кризис миновал, ему необходимо было потратить какое-то время, медитируя и обдумывая эти эмоции, чтобы он понял, как к ним относиться, и, что самое важное, почему он их чувствовал.

Номером один в его списке было его хладнокровное решение использовать отводящее-глаз-кольцо и мантию-невидимку только для себя. Он оставил своего брата на произвол судьбы, и тому пришлось бежать, чтобы спасти свою жизнь. Умом он понимал, что это был правильный ход, в результате которого Джим не просто выжил, но ещё и каким-то чудом заполучил меч Гриффиндора. Эта стратегия дала Гарри время допросить тень Тома Реддла и узнать бесценную информацию о Волдеморте. Тем не менее, это не отменяло того факта, что он, в сущности, предал своего брата, а затем использовал его как наживку для одного из самых смертоносных существ, известных волшебникам. Джим ещё не осознал это — пока — но Гарри уже понял, что вёл себя как настоящий скользкий слизеринец.

Вторая мысль была более понятной. Когда Джим вернулся с мечом, Гарри был примерно в двух секундах от того, чтобы сжечь Рона Уизли. Умом он понимал, что это был бы правильный ход. Если верить Тому, жизнь Рона оборвалась бы через несколько минут, и его смерть стала бы необходимым катализатором для физического возрождения Волдеморта. А если бы он убил Рона до того, как это случилось, дневник можно было бы нейтрализовать, и либо Джим, либо Гарри смогли бы контролировать василиска посредством парселтанга. Пусть Гарри и не слишком переживал о Роне Уизли, гриффиндорец всё-таки был человеком. А ещё — членом семьи Уизли, большинство из которых Гарри нравились, и у них были общие друзья. И, в отличие от Драко, чьи жалкие попытки угрожать подвели Гарри к возможности экстремальных контрмер в прошлом году, Рон был просто невинным дурачком, пусть и весьма раздражающим. Всё это подводило его к насущному вопросу: Гарри Поттер — потенциальный убийца? И этот вопрос надо было решить как можно скорее.

И третий пункт — самый болезненный. Когда Джим умирал от яда, а Гарри кичился, что безоар вылечит его. И когда оказалось, что он ошибся (и как неловко было, что Джим вспомнил то, что сказал Снейп, а окклюмент забыл), Гарри отключил свои эмоции. Он думал, что вместо того, чтобы переживать, что брат умрет у него на глазах, лучше дать ему хоть немного спокойствия и надежды в последние секунды. Опять же, Гарри думал, что это было правильным решением. Но вспомнив первый урок зельеварения, он также вспомнил и уровень враждебности между ними во время их первого курса. И Гарри считал, что их отношения стали ещё хуже на втором курсе. Но обдумав это, он понял, что корнем большинства их конфликтов была та злосчастная книга по окклюменции, по которой учился Джим. Либо книга, либо козни Тома Реддла. Гарри был шокирован предсмертными извинениями Джима, не говоря уже о признании, что он ревновал, потому что боялся потерять любовь родителей. И теперь, достигнув третьего уровня окклюменции, Гарри изучил свои эмоции, и увидел, как много ревности с его стороны было направлено на Джима, и какую роль она играла в их конфликтах. Его брат никак не был замешан в его отправке к Дурслям. К тому же из-за того, что они были близнецами, к магглам легко могли отправить Джима, а Гарри бы стал Мальчиком-который-выжил. Возможно, для Гарри, наконец, настала пора разобраться со своими чувствами к Джиму и решить, возможен ли для них свежий старт. И это касалось только Джима — Гарри всё ещё считал, что подлинное доверие между ним и родителями совершенно невозможно.

Все эти мысли роились в голове Гарри, когда он заходил в открытый рот статуи Слизерина.

— Гарри! — всё ещё немного слабым голосом позвал его Джим. — Куда ты?

— Сейчас вернусь, — не оглядываясь, сказал Гарри. — Не волнуйся.

Комната, в которой спал василиск чёрт знает сколько веков, была цилиндрической, примерно пятнадцати метров длиной. Пол был каменным, за исключением металлического диска метров трёх в диаметре, расписанного рунами. Он был серебряным и выглядел, как гнездо из переплетëнных змей всех видов. В дальнем конце была статуя Слизерина в натуральную величину (на этот раз фигура целиком, а не только голова), вырезанная на стене в виде барельефа. Гарри сделал паузу, наложил на вход заклинание, чтобы Джим и Джинни его не услышали, и, подойдя к стене, зашипел.

— Говори со мной, Слизерин, величайший из хогвартской четвëрки.

Когда Гарри впервые прочитал в «Истории Хогвартса» этот пароль, он улыбнулся его высокомерию, но книга всё объяснила. Леди Когтевран и сам Гриффиндор потребовали значительных модификаций василиска в обмен на одобрение его присутствия в школе. Слизерин не хотел соглашаться, но ему пришлось. Но потом, обидевшись, он добавил пароль на комнату с василиском и фальш-стену, за которой был спрятан кувшин. В результате все будущие директора, вне зависимости от их факультета, должны были вслух признавать его гений, чтобы использовать василиска. Когда Годрик Гриффиндор узнал об этом, он так разозлился, что почти сравнялся цветом с цветами своего факультета.

С тихим скрежетом секция стены отъехала в сторону, открыв небольшую нишу, в которой стоял стол. А на нём стоял ребристый хрустальный кувшин с медно-серебряным узором, на котором сплелись змейки и барсуки. Внутри кувшина плескалась ярко-зелëная жидкость. Гарри осторожно взял кувшин леди Пуффендуй и направился назад. Проходя диск на полу, он остановился и начал его разглядывать. Кинув взгляд на вход, чтобы убедиться, что никто не идет, он прошипел диску «Откройся». Змейки начали двигаться и расплетаться, открывая полутораметровое углубление в полу. Внутри лежало изумрудно-зелëное яйцо, достаточно большое, чтобы вместить ребенка… или маленького василиска. Гарри улыбнулся. Салазар Слизерин, создавая своего василиска, использовал эссенцию феникса. И хотя зверь не сгорал и не возрождался заново немедленно, смерть одного неминуемо вела к появлению нового яйца здесь, в этой комнате. Гарри закрыл гнездо и, развеяв чары приватности, вышел из комнаты.

Джинни и Джим уже ждали его. Рон всё ещё был в отключке, а Фоукс сидел на плече у Джима.

— Готов, Джим?

— Ага, на удивление. Слёзы феникса — хорошая штука. У меня даже ничего не болит.

— Отлично, — Гарри повернулся к фениксу. — Фоукс? Я не знаю, понимаешь ты меня или нет, но в этом кувшине зелье, которое может исцелить директора. А Рону нужна помощь как можно скорее. Ты можешь доставить нас в Больничное крыло?

Феникс громко крикнул, а затем расправил перья. На кончиках крыльев птицы загорелось пламя, которое начало обхватывать четырëх студентов. Сверкнула яркая вспышка, и Тайная комната опустела.

* * *

А мгновение спустя пламя погасло, и Гарри увидел, что они появились в центре Больничного крыла, к вящему удивлению собравшихся там: мадам Помфри, Джеймса Поттера, Руфуса Скримджера и большинства Уизли, которые стояли около кровати Джорджа.

— Джим! Гарри! — воскликнул Джеймс. Он бросился вперёд и крепко обнял обоих мальчиков. Джим обнял отца в ответ, а Гарри только похлопал его по спине. Но ни один из них не отстранился от него, несмотря на все прошлые события. Большинство Уизли столпились вокруг Джинни, а затем и Рона, после того, как Артур отлевитировал его на кровать рядом с Джорджем.

— Я так понимаю, возобновление расследования смерти Миртл сработало? — спросил Гарри.

Джеймс немного поморщился, но ответил ему Скримджер.

— Ваше предложение было гениальным, мистер Поттер, но ваш отец не смог бы оформить документы для возобновления дела до завтрашнего утра. К счастью, кое-кто другой предложил более быстрый и не менее изобретательный способ обойти школьные чары.

— Кто? — с любопытством спросил Джим.

— Люциус Малфой! Когда министр обратился к нему за советом и обрисовал ситуацию, Люциус использовал свою власть, как главы совета попечителей школы, чтобы организовать сегодня в школе ​​импровизированную ярмарку вакансий. Он пригласил в школу персонал министерства из разных отделов, чтобы они обсудили возможные карьерные перспективы в нашем правительстве для будущих выпускников. Среди приглашённых была дюжина авроров и трое невыразимцев, которые воспользовались возможностью начать расследование, пока Людо Бэгмен развлекает студентов в Большом зале рассказами о своей карьере в квиддиче. Это займет ещё час или около того, после чего другие сотрудники будут говорить о том, чем занимаются их департаменты. Авроры же, тем временем, готовят полную эвакуацию школы, а элитный отряд ОВОНа ⁽²⁾ готовится спуститься в Тайную комнату. Видимо, раз вы выбрались, это уже не нужно. Поэтому, каким бы впечатляющим ни было ваше прибытие, мистер Поттер, и каким бы трогательным ни было это воссоединение, будьте любезны, объясните мне, что происходит?

— Буду рад, главный аврор, — с уважением сказал Гарри. — Но сперва могу я предложить начать процесс снятия оцепенения с жертв? — он поднял кувшин. — Это кувшин леди Пуффендуй, созданный в одно время с василиском Слизерина. Согласно «Истории Хогвартса», он производит одну полную дозу восстановительной настойки каждые семнадцать минут. Если вы расколдуете директора, думаю, эвакуация не понадобится.

Помфри осторожно взяла кувшин и унесла его посмотреть, работает ли он так, как заявлено.

— Ты уверен, Гарри? — спросил Джеймс Поттер.

Гарри уверенно кивнул.

— А что с василиском?

— Мертв, — прямо сказал Гарри. — Джим убил его, и, должен сказать, весьма умело. Плюс он использовал для этого меч Гриффиндора. Думаю, это положит конец всему этому наследник-слизериновому нонсенсу.

Джим поднял меч и осторожно протянул его отцу.

— Осторожнее, пап. Он весь в яде василиска, поэтому убьет всё, что сможет порезать, если только ты не достаточно удачлив, чтобы рядом оказался феникс, которому ты нравишься.

Фоукс, всё ещё сидящий на плече Джима, согласно каркнул.

Джеймс посмотрел на своих сыновей и на меч, после чего, бросив меч на пол, снова обнял сначала Джима, а потом и Гарри. Джим сразу расплылся, а Гарри было некомфортно, хотя он постарался скрыть это. Тем временем, Джинни рассказывала остальным Уизли о Роне — что он оказался во власти тёмного артефакта, который манипулировал им весь год и, в конце концов, завладев его телом, нападал на всех. Она твёрдо сказала семье, что Рон тут ни при чём и что они все должны поддержать его, когда он проснется, в особенности потому, что это она могла стать жертвой дневника и спаслась по чистой случайности. Конкретно, она так посмотрела на Фреда, что он немного съëжился.

Директор лежал в отдельной комнате, где теперь толпились трое Поттеров и Скримджер. Подтвердив свойства зелья, мадам Помфри дала его Дамблдору. Через несколько секунд он моргнул и вскочил с кровати. В руках у него появилась палочка, и он начал дико озираться вокруг.

— Где Рональд Уизли? — первым делом спросил он.

Гарри сделал шаг вперёд.

— Здесь, в Больничном крыле, без сознания, — Гарри помедлил. — Он был одержим, но… тот, кто вселился, был изгнан.

Дамблдор моргнул, обдумывая это.

— Как долго я был в оцепенении?

— Меньше сорока восьми часов, — сказал Скримджер. — Что ты помнишь, Альбус?

Директор взял себя в руки и сделал глоток воды из стакана, стоящего на прикроватном столике. Фоукс спрыгнул с плеча Джима и перелетел на спинку его кровати. Дождавшись, пока мадам Помфри закончит творить диагностические заклинания, Скримджер знаком велел ей уйти, к вящему раздражению медсестры.

— Я помню, как встретил мистера Уизли, и заметил очевидные знаки одержимости, — начал Дамблдор. — Одержимости тёмным духом, которого, как я думаю, я узнал. Но прежде, чем я смог среагировать, я почувствовал движение сзади и… ну, как говорится, я помню только большие желтые глаза.

— Рон был одержим Томом Реддлом, сэр, — сказал Джим. — Больше известным нам, как… Волдеморт.

В комнате повисла тишина.

— Том Реддл… это… Волдеморт? — в шоке спросил Дамблдор.

Двое авроров тоже удивились, но это было ничто в сравнении с Дамблдором, который почти упал в обморок, схватившись за голову.

— Альбус? — сделал шаг вперёд Джеймс, встревоженный реакцией директора.

Дамблдор поднял руку, чтобы остановить поток вопросов. Когда он, наконец, поднял голову, на его лице был шок.

— Прошу прощения, друзья, меня сломил эффект перестроения нескольких лет моих воспоминаний, которые были изменены. Это было… неприятно. Гарри, Джим, расскажите, как вы узнали об этом?

Джим пожал плечами.

— Он… ну… он нам сказал. Сами-Знаете-Кто любит болтать.

Пока он говорил, Гарри вытащил остатки дневника из сумки Рона и подал их директору.

— Этот дневник принадлежал Тому Марволо Реддлу, когда он был студентом. Лорд Волдеморт — это анаграмма его имени. Сэр, учитывая время между исчезновением Реддла и первым появлением Волдеморта… ну, без обид, но как никто об этом не догадался?

— Действительно провокационный вопрос, мой мальчик, — Дамблдор взял книгу из рук Гарри и осматривал её несколько минут, после чего выполнил над книгой невероятно сложный узор палочкой, бормоча непонятные заклинания. Через пару секунд над дневником возникла сложная руна.

— О… о мой… до чего блестящий ум! — директор погрустнел. — И что за трагедия, что такой блестящий ум обратился во зло, — Дамблдор поднял глаза и знаком попросил Скримджера подойти поближе. — Руфус, ты видишь?

Главный аврор подхромал к кровати и, вытащив очки, начал всматриваться в руну, которая так взбудоражила Дамблдора.

— Это… это что — Фиделиус?

— Я думал, Фиделиус скрывает локации, — сказал Джим, — дома и всё такое.

Дамблдор покачал головой.

— Фиделиус, теоретически, может скрывать и неосязаемые секреты, но только в невероятно умелых руках, — он посмотрел на близнецов Поттеров. — Но прежде, чем мы продолжим обсуждение, я должен попросить вас обоих рассказать всё, что произошло сегодня.

И, без предисловий, они рассказали. Доклад Джима был довольно прямолинейным, а Гарри опустил несколько деталей. Если Дамблдор и заметил нестыковки, он не заострил на них внимания.

— Один финальный вопрос. Гарри, ты провёл с Томом Реддлом, который оказался Волдемортом, больше всего времени. Что ты о нём думаешь?

Гарри на секунду задумался.

— На удивление, я немного разочарован. Он был очень эмоционален и импульсивен. У него была масса шансов убить и меня, и Джима с помощью палочки, но ему больше хотелось повыпендриваться с василиском. Он… — Гарри помедлил, — из того, что он сказал, я понял, что он поместил часть своей души в дневник и другие объекты. И это они не дают ему умереть.

Дамблдор и Скримджер на этих словах побледнели.

— Я… — продолжил Гарри. — У меня есть теория о том, что дневник был первым из таких объектов, поэтому он намеренно сделал его менее… Волдемортским. Он экспериментировал, отрабатывая процесс.

Дамблдор кивнул.

— Думаю, частично ты прав, Гарри. Волдеморт поместил часть своей души в книгу при помощи самого злого и презренного из искусств, задействовав заклинание, которое я даже называть не буду. Затем, используя запретную магию душ, он создал для осколка личность, основанную на своей. Личность, которая думала, что она — Том Реддл, но в то же время настолько отличалась от настоящего Волдеморта, что подходила для его нужд.

— Каких нужд? — непонимающе спросил Джеймс.

— Удивлён, что ты не понял, Джеймс, ведь ты сам однажды был под Фиделиусом. Это фундаментальное ограничение заклинания: ты не можешь быть хранителем своего секрета. Иначе хранителем дома в Годриковой впадине был бы ты или Лили. Вам не пришлось бы просить об этом Сириуса Блэка, и множества несчастий можно было бы избежать, — Дамблдор махнул рукой, и руна, всё ещё висящая над книгой, изменилась. — Конкретный секрет, защищаемый этим Фиделиусом, звучит как «Том Марволо Реддл — тёмный волшебник, известный под именем лорд Волдеморт». Должно быть, в какой-то момент он решил стать лидером радикальных чистокровных, несмотря на свой статус крови, который лежал, в зависимости от того, кого ты спрашиваешь, где-то между магглорожденным и полукровкой. Поэтому он никому не мог доверить знание о его подлоге, ведь даже его самые ближайшие сподвижники отвернулись бы от него сразу же, как только узнали правду.

— Другая версия себя! — воскликнул Гарри. — Личность, которая верит, что она — это он, но настолько отличающаяся по характеру, что Фиделиус посчитает её другим человеком!

— Верно, Гарри. Из того, что ты сказал мне, Реддл из дневника пренебрежительно говорил о своём отце, но защищал память матери. Но я помню, что Том много лет отказывался поверить, что его волшебные силы были со стороны матери, которую он презирал за то, что она оказалась настолько слабой, что умерла при родах. И какими бы ни были его чувства относительно отца, он продолжил использовать имя Реддл даже после школы, когда он мог законно взять себе фамилию Гонт и, возможно, поиметь некоторую выгоду от прошлой славы семьи.

Скримджер нахмурился.

— Так значит, этот парень Реддл после того, как выпустился, придумал себе имя лорда Волдеморта и убедил чистокровных снобов, что он пуп земли? Как у него это получилось?

Дамблдор пожал плечами.

— Уверен, он произвёл впечатление. Том был невероятно умëн и харизматичен. Его дар парселтанга был явным признаком того, что он — потомок Салазара Слизерина. А Фиделиус сводил на нет все попытки узнать его истинную родословную, что только добавляло Волдеморту таинственности.

— Да, но Фиделиус же уничтожен сейчас, верно? — спросил Джим. — Так может нам созвать пресс-конференцию и объявить всему миру, что Сами-Знаете-Кто — не чистокровный волшебник, как он заявлял?

— Как бы ни было заманчиво кричать правду из каждого утюга в Косом переулке, я бы рекомендовал нам пока быть осмотрительными, — задумчиво сказал Скримджер. — Знаете, мне вдруг вспомнилась одна из самых безумных теорий Аластора Грюма. Ближе к концу войны он был убеждён, что мотивы Волдеморта гораздо сложнее, чем просто захват власти и установление в стране диктатуры чистокровных. Атаки Пожирателей смерти, нацеленные на магглорожденных и магглов, были, как правило, случайными и, казалось, спонтанными актами терроризма. Но когда он преследовал влиятельных чистокровных, которых Пожиратели считали предателями крови, он был удивительно расчетлив. Том Реддл всё ещё пытался отомстить чистокровным за то, как они обращались с ним, когда он учился в школе.

— Полагаю, это объясняет, почему ему так нравилось использовать круциатус против своих чистокровных последователей, — сказал Джеймс. — Если мы раскроем правду, когда мир ещё так хрупок, люди, узнав, что Волдеморт просто манипулировал чистокровными, чтобы они перебили друг друга, могут пойти против магглорожденных.

— Верно, — отвлечëнно сказал Дамблдор. — Я, должен признаться, всё ещё распутываю свой клубок воспоминаний, которые были затронуты Фиделиусом Тома. Гарри, ты помнишь, как я рассказывал тебе, что отказал Тому в должности профессора защиты от тёмных искусств в пятьдесят третьем, но не помнил, почему?

Гарри кивнул.

— Так вот, теперь я помню! С того дня, как Том покинул Хогвартс, о нём ходили слухи. О компании, в которой он вращался, магии, которую изучал. Между сорок пятым и пятьдесят третьим он был подозреваемым, по меньшей мере, в трëх убийствах, но ни одно из них так и не было доказано.

— Одной из жертв был Нобби Лич? — спросил Гарри к удивлению Дамблдора.

— Нет. Считается, что Лич умер от внезапной болезни. Думаешь, есть причины подозревать, что это не так?

Гарри кивнул и рассказал то, что они узнали о заговоре магглорожденных в сорок третьем. О том, как они сговорились, чтобы подставить слизеринцев, организовав атаки на магглорожденных.

— И так произошло, что все магглорожденные, которые были частью этого заговора, умерли до шестидесятого.

— Интересно, — кивнул Джеймс. — Надо будет проверить. Узнать, есть ли какие-нибудь улики, указывающие на насильственную смерть.

Внезапно голос подал Джим.

— Директор, я видел воспоминание, где вы разговаривали с Томом в ночь смерти Миртл. Вы тогда с подозрением на него смотрели.

Дамблдор кивнул.

— В Томе Реддле всегда было что-то, что беспокоило меня, но я никогда не мог понять, что. Но теперь, когда Фиделиус пал, я помню ту ночь. И я также помню, что был почти уверен, что Том как-то причастен к смерти девочки. И стал уверен ещё больше, когда он подставил Хагрида.

— И Фиделиус заставил вас забыть это? — неверяще спросил Гарри. — Вы говорили о Томе весьма восторженно, когда мы его обсуждали.

— Да, говорил. Гарри, подумай над конкретными словами Фиделиуса. Том Марволо Реддл — тëмный волшебник, известный под именем лорд Волдеморт. Секрет охранял не только связь между Томом и Волдемортом, но и сам факт того, что Том был тёмным волшебником. И в результате каждая деталь, которую я видел и которая вызывала во мне подозрение, была вычищена из моей, окклюмента седьмого уровня, памяти всего одним заклинанием. Волдеморт изменил годы моих воспоминаний! И не только моих, но всех, кто знал его в школьные годы!

Гарри немного напрягся от того, как директор описал ситуацию. Он вспомнил один недавний опыт наблюдения за заклинанием, которое может изменить воспоминания всего мира — настолько опасного и могущественного, что профессор Локонс горячо советовал не произносить название этого заклинание везде, где его могли услышать люди из министерства.

— Это не твоя вина, Альбус, — сказал Скримджер. — Фиделиус — невероятно могущественное заклинание. Многие волшебники считают, что оно должно регулироваться.

— Умом я понимаю это, Руфус, но это всё равно отрезвляет. Знаешь, продвинутое изучение чар памяти было одним из проектов Златопуста в этом году. Думаю, стоит посмотреть, к чему пришла эта команда.

Но прежде, чем Дамблдор смог развить свою мысль, из главной части Больничного крыла послышался шум. А затем раздался крик мальчика.

* * *

Рону Уизли казалось, что он заперт в своих воспоминаниях и кошмарах вечность. Он помнил, как он был в кабинете Перси с Другим Роном. Он помнил чистый ужас от волн пауков, шевелящихся у него в глотке и выползающих у него изо рта и носа. Он помнил, как он, к своему стыду, сломался и сдался Другому Рону. А затем наступила темнота. Он даже помнил отчаяние, когда понял, что сдался ни за что. Когда он вышел из этого ступора, он понял, что вокруг царит тьма, а он лежит в узком деревянном ящике. Он едва подавил желание запаниковать, когда сообразил, что это был гроб, а вкупе с запахом сырой земли он осознал, что его похоронили заживо. Но несмотря на нарастающий ужас, он не терял самообладания, пока по его лбу не прополз первый паук.

Рон Уизли ненавидел пауков.

К счастью, они не выбирались из него, как это было до этого, их было не так много. Но всё равно, пауки с их кривыми волосатыми ножками ползали по нему, заползали под одежду и ползали по его телу. Поначалу он бессвязано выл, но какое-то время спустя его крики стали осмысленными. Он кричал имя Джима. Звал Мальчика-который-выжил, чтобы тот спас его. Время шло, а помощи не было. Крики Рона опустились до шëпота. До одной фразы, которую он повторял как мантру снова и снова: «Джим спасёт меня».

В какой-то момент Рон начал слышать другие звуки, заглушающие его тихие мольбы. Злобные насмешки, которые говорил его голос, но слова были не его. Ужасное шипение. А затем — необъяснимое, но прекрасное. Рон почувствовал, как Том Реддл испугался за свою жизнь или что у него там. Да, это была ещё и жизнь Рона, но в этот момент Рон был бы счастлив отдать её, чтобы монстр из дневника умер вместе с ним. Но Рон не умер. Вместо этого он внезапно услышал, как Том кричит его голосом. Этот звук был музыкой для ушей Рона. А затем снова наступила тьма.

Время шло, а затем внезапно отовсюду полился свет. Рон понял, что лежит на кровати в Больничном крыле, а вокруг была большая часть его семьи. Артур, который, как он думал, считал его «одним из лишних». Джордж, которого он пытался подвести под исключение. Фред, которого исключили из-за него. Перси, на которого он напал во время одной из последних отключек. Джинни, которую он назвал «папочкина Пожирательница». И Молли, которая отправила ему громовещатель, тем самым доказав, что она никогда не будет любить его так же сильно, как Джинни.

Рон закричал снова и начал биться в кровати, хлопая себя по одежде, убеждённый, что он всё ещё в плену своих кошмаров и по нему ползают пауки. Его братья бросились удерживать его, а мадам Помфри силой влила успокаивающую настойку ему в горло. А затем ещё одну. И ещё. Наконец, Рон перестал кричать, но продолжил жалобно подвывать, бессвязно бормоча мольбы о прощении у своей семьи, у Джима и всех остальных вокруг, включая жертв оцепенения. К этому моменту Поттеры, Скримджер и Дамблдор подошли к группе, и Джим вместе с Уизли (вся враждебность была тут же забыта) попытались уверить Рона, что он ни в чём не виноват. А затем… сзади них раздалось громкое покашливание, за которым раздался ледяной голос, вклинившийся в их разговор. В Больничное крыло вошли два новых посетителя: министр Корнелиус Фадж… и Люциус Малфой, который с ненавистью смотрел на собравшихся Уизли.

— Прошу прощения, мистер Поттер, — шëлковым голосом с лёгкой примесью яда сказал он, — но не могли бы вы повторить? Звучало всё так, будто мальчишка Уизли играл какую-то роль в нападении на моего наследника!

— Эм, да, — нервно сказал Фадж. — Думаю, я бы тоже хотел знать, что происходит. Альбус?

— Ваш сын будет расколдован в течение пары часов, Люциус, — сказал Дамблдор. — Как свидетельствует мое состояние, благодаря находчивости Джима и Гарри Поттеров, у нас теперь есть доступ к такому количеству восстанавливающего зелья, какое нам нужно. Что же касается подробностей, то, возможно, будет лучше, если мы продолжим эту беседу в более комфортабельной обстановке. Например, в моём кабинете.

— Мы продолжим только после того, как мне ответят на вопрос, Дамблдор. За нападение на моего сына ответственен мальчишка Уизли?

Лицо Малфоя было эталоном маски самоконтроля, но оно всё равно обещало кровавую месть всей семье Уизли, если ответ на вопрос будет положительным. Все в комнате напряглись, а Уизли поплотнее окружили кровать Рона. Перси даже сотворил невербальное Силенцио на мальчика, боясь, что тот выпалит признание.

Наблюдая за этим действом, Гарри, который стоял позади Дамблдора, смотрел на Люциуса Малфоя. Он даже немного расширил своё восприятие, чтобы вспомнить всё, что он знал об этом человеке и его возможной связи с произошедшими событиями. Из их последнего разговора он подозревал, что Люциус знал что-то о Томе Реддле. Маловероятно, из-за Фиделиуса, что он знал, что Реддл и Волдеморт были одним человеком, но имя Тома точно для него что-то значило. Затем мысли Гарри скакнули на другую странность — безумный инцидент прошлым летом, когда Люциус Малфой и Артур Уизли устроили потасовку во «Флориш и Блоттс».

А затем, словно смотря сквозь калейдоскоп, он внезапно нашел фокус. Гарри понял. Он сделал шаг вперёд и мягко тронул Дамблдора за рукав. Директор с удивлением на него посмотрел, но ещё больше удивление Дамблдора возросло, когда Гарри посмотрел ему в глаза, опустив все окклюменционные щиты, и подумал так ясно, как только мог:

«Пожалуйста, дайте мне уладить это».

На лице Дамблдора ничего не отразилось, но по другую сторону от него Скримджер внезапно резко посмотрел на Гарри, а затем чуть наклонил голову. Дамблдор повернулся к Малфою с мягкой улыбкой.

— Я был бы счастлив ответить на твой вопрос, Люциус, но, я думаю, мистер Поттер сможет удовлетворить твое любопытство лучше меня.

— Альбус? — начал Джеймс, удивлëнный грядущим диалогом его сына и бывшего Пожирателя. Но прежде, чем он смог сказать что-нибудь ещё, Скримджер положил руку ему на плечо. Гарри шагнул вперед.

— Вперед, мистер Поттер, — в ожидании протянул Люциус.

— Мистер Малфой, Рон технически ответствен; но в то время он находился под контролем магического дневника, который сначала был подкинут Джинни Уизли, после чего, не зная, что это, она передала дневник Рону. Дневник принадлежал бывшему студенту Хогвартса по имени Том Марволо Реддл. Возможно, вы помните, как я упоминал Реддла, когда мы говорили на прошлой неделе после нападения на Драко.

— Я… помню наш разговор, — сказал Люциус.

Он чуть-чуть прищурил глаза и почти незаметно поджал губы. Совсем чуть-чуть, но Гарри заметил. Как и, по меньшей мере, ещё двое.

— Как я и подозревал, оказалось, что Том Реддл был Наследником Слизерина, ответственным за нападения в сорок третьем. Он, должно быть, записал, как он это делал, в дневник… который позже попал в руки к Сами-Знаете-Кому.

Фадж громко ахнул, но Гарри был больше сосредоточен на едва заметных движениях кадыка Люциуса, а также на том, как сжалась его хватка на трости (которая, очевидно, служила также ножнами для палочки).

— Сами-Знаете-Кто проклял дневник и превратил его в могущественный тёмный артефакт, обладающий способностью манипулировать и даже вселяться в любого, кто писал в нём достаточно долго. Поэтому, хоть Рон и сыграл невольную роль во всём этом, лорд Малфой, если вы хотите обвинить кого-то в нападении на вашего сына, я бы предложил вам винить человека, который дал дневник Джинни. К счастью, я знаю, когда и где это случилось, а также кто настоящий злодей!

И Гарри улыбнулся Малфою. Он старался не показаться самодовольным, но битва уже была проиграна. Глаза Люциуса сузились ещё больше, и он ещё крепче вцепился в свою трость.

— Ты знаешь?! — с удивлением воскликнул Джим.

— Разумеется, — ответил Гарри, обернувшись, чтобы посмотреть на своего брата и Уизли. — Дневник подсунули в котёл Джинни в прошлом августе, когда мы все вместе покупали книги во «Флориш и Блоттс», — он снова повернулся к Люциусу. — Уверен, вы помните тот день, лорд Малфой. В тот день случилась та ваша ссора с мистером Уизли, которая переросла в драку.

— Я помню этот инцидент, — холодно сказал Малфой.

— Как и я, — задиристо добавил Артур Уизли.

— Что ж, это всё хорошо, мистер Поттер, — сказал Фадж, — но кто дал проклятую книгу мисс Уизли?

Гарри с притворным изумлением посмотрел на министра.

— О, прошу прощения. Я думал, это очевидно. Это был Златопуст Локонс!

Сказав это, Гарри пришлось изолировать свои эмоции, иначе бы он начал ухмыляться, глядя на выражения удивления, облегчения, а затем непонимания, которые отражались на лице Малфоя почти секунду, прежде чем он смог взять себя в руки. Стоящий рядом Скримджер остро посмотрел на Гарри, а затем снова бесстрастно посмотрел на Люциуса. Дамблдор же сверкал глазами, как сумасшедший.

— Это был Локонс? — с ноткой грусти в голосе спросил Джордж Уизли.

— Очевидно, — сказал Гарри. — Я имею в виду, он признался в том, что это он ответственен за нападения. Если вы помните, миссис Уизли, он устроил большое шоу, подарив вам бесплатный набор его книг на автограф-сессии. Дневник был маленьким, и его не составило труда подсунуть в котёл вместе с другими книгами. А раз уж вы упомянули, что у вас пять детей, он предположил, что хотя бы один из них найдет дневник и будет его использовать.

Молли побагровела.

— Этот… упырь использовал меня, чтобы подкинуть проклятый объект моим же детям? Артур! Немедленно в святой Мунго! Я покажу этому упырю, что такое долговременный урон от заклинаний!

— Тише, тише, Моллипусенька, — мягко сказал Артур.

— Но… зачем ему всё это? — непонимающе спросил Фадж.

— Ну, я не вполне уверен, — уважительно сказал Гарри, — потому что Джим спас Рона до того, как план был завершëн, но, раз уж дневник заставил Рона напасть на всех преподавателей, я думаю, что это было оружие, которое Сами-Знаете-Кто создал до того, как был уничтожен Мальчиком-который-выжил. Его первоначальный план, вероятно, состоял в том, чтобы переправить дневник в Хогвартс, чтобы он мог овладеть учеником, который бы потом напал на директора и остальных сотрудников, обеспечив ему беспрепятственный захват школы или что-то в этом роде. Но потом Сами-Знаете-Кого уничтожили, а дневник так и остался лежать где-то на полке, пока Локонс, по глупости, его не активировал.

Малфой на это немного оскалился, поэтому Гарри решил действовать быстро.

— Лорд Малфой, — сказал он так честно, как только мог, — Рон здесь всего лишь жертва. Жертва злых сил Сами-Знаете-Кого по контролю разума. Также как и вы были жертвой его Империуса много лет назад и делали вещи, за которые вас почти отправили в Азкабан.

Позади Гарри Скримджер тоже начал изо всех сил подавлять желание улыбнуться.

— Если честно, мне кажется, что сейчас у дома Малфой и дома Уизли общий враг. Прошу простить мою прямоту, но, может быть, это знак, чтобы два ваших дома попытались преодолеть свои разногласия и развеяли клятву семейной вражды, которая настраивает ваши семьи друг против друга последние несколько веков.

Люциус надменно поднял подбородок.

— Мой сын писал мне, спрашивая о вашем открытии чар семейной вражды между домом Малфой и домом Уизли. Я изучил семейную историю и подтвердил еë наличие.

— Я, эм, уже знаю о ней, — тихо сказал Артур. — Мы… не рассказываем об этом детям, пока они не вырастут, но все взрослые Уизли об этом знают.

Двое мужчин, которые были врагами всю их жизнь, злобно посмотрели друг на друга. Наконец заговорил Малфой.

— Полагаю, два века — это достаточно долго, чтобы держать обиду за сорвавшийся брачный контракт. Тем не менее, вражду первым объявил дом Уизли. Готов ли глава дома Уизли закончить её?

Артур в шоке уставился на Люциуса.

— Я… я готов, — пролепетал он.

Через пару секунд двое мужчин подошли друг к другу, а затем, немного помедлив, пожали руки. И сразу же все в комнате ощутили волну… чего-то. Ощущение было такое, что где-то вдали огромный ледник, наконец, раскололся и начал таять. Артур и Люциус выдохнули, и Малфой заговорил.

— Тем не менее, Уизли, не думай, что я поменяю свои взгляды на акт по защите магглов. У меня есть опасения по части его широты, — сказал он, а затем, немного помедлив, добавил, — хотя я не отказываюсь встретиться с тобой позже и попытаться найти компромисс.

— Я… буду очень признателен, — слабо сказал Артур.

Люциус кивнул, а затем обратился к Дамблдору.

— Сколько времени займëт исцеление моего сына, Дамблдор?

— Не более пары часов, Люциус. Я сообщу тебе, когда мы будем готовы дать ему зелье.

— Очень хорошо. С вашего позволения, я провожу министра до ближайшего камина. Пожалуй, мне также следует сообщить жене, — он слегка поклонился и направился к двери. Фадж последовал за ним и уже в дверях обернулся и обратился к аврорам.

— Да, Скримджер, Поттер. Я бы хотел встретиться с вами завтра утром в девять часов. Я рад, что дело разрешилось, но у меня есть вопросы, на которые я хочу узнать ответ.

Двое мужчин кивнули, и Фадж быстро пошëл вслед за Малфоем.

Через пару секунд голос подал Фред Уизли.

— Так значит, нам теперь надо быть милыми с Драко Малфоем? — спросил он.

— Нет, — сказал Гарри, громко выдыхая. — Теперь вы просто не должны ненавидеть его без причины.

Джеймс подошëл к Гарри и Дамблдору.

— К чему всë это, Альбус? Почему именно Гарри объяснял всë Малфою?

— Потому что я знал, что он блестяще справится. За все эти годы я прекрасно понял одну вещь: предоставьте слизеринцу разбираться со слизеринцем, — затем Дамблдор шагнул ближе, чтобы никто из семьи Уизли не слышал его. — Вполне возможно, Люциус бы потребовал криминализировать действия Рональда Уизли. Возможно, даже отправить его в Азкабан, если Визенгамот решит рассмотреть дело несовершеннолетнего, который совершил преступление, когда был одержим. Твой сын не только убедил Люциуса не рассматривать данную возможность, он убедил его прекратить семейную вражду, которая отравляла жизнь этих семей несколько веков.

Джеймс посмотрел на Гарри с выражением, в котором смешались гордость, удивление и беспокойство. Гарри на пару секунд задумался и тут же понял, что обеспокоило Джеймса — слова Дамблдора о том, что со слизеринцем должен разбираться слизеринец. Джеймс только-только начал свыкаться с мыслью, что Гарри учится на факультете «змей»… и теперь Дамблдор говорит, что он был слизеринцем калибра Люциуса Малфоя. Гарри нахмурился, пытаясь не показать, что расстроен реакцией отца.

— Действительно, — сказал Скримджер, — очень впечатляет. Тем не менее, раз уж нам нужно предоставить отчëт обо всём, что произошло, я бы хотел, чтобы мальчиков опросили более формально. Почему бы тебе не составить полную версию событий со стороны Джима? Я сделаю то же самое со стороны Гарри. Альбус, твой кабинет свободен?

И не сказав Джеймсу Поттеру больше ни слова, главный аврор вывел Гарри из больничного крыла, Дамблдор последовал за ними. Несколько минут спустя они вошли в кабинет директора. Скримджер сел в кресло, направил палочку на ближайший стол и призвал огромную бутылку с огневиски и стакан, видимо, прямо из своего офиса. Налив себе хорошую порцию и полностью игнорируя неодобрительный взгляд Дамблдора, он глотнул, выдохнул и только потом обратился к Гарри.

— Так, давай посмотрим, что я понял всë правильно, и нет ли каких-нибудь пробелов, которые нам нужно заполнить. Люциус Малфой был Пожирателем смерти и членом внутреннего круга Волдеморта, который избежал тюрьмы только потому, что Сириус Блэк на суде признался, что поместил его под Империус. В какой-то момент Волдеморт поместил часть своей души в школьный дневник и использовал его, как якорь для своей души на случай своей смерти. Он отдал дневник Малфою, который его где-то хранил десять лет. Ввязавшись в драку с Артуром Уизли, он использовал еë как прикрытие, чтобы подсунуть дневник в котёл девочки Уизли. И ты только что помог ему уйти от ответственности при молчаливом согласии Альбуса… и, наверное, меня, раз я ничего не сказал. Всë так?

Гарри уставился на главного аврора.

— Серьёзно, парень, — сказал Скримджер, — Люциус Малфой, в лучшем случае, окклюмент четвёртого уровня, а ты ещё не полностью овладел третьим. Правда была практически написана на ваших лицах, и любой, кто знает, куда смотреть, видел её. Что означает, что видели её только я и Альбус.

Шокированной дедукцией главного аврора, Гарри повернулся к директору, который просто улыбнулся ему, сверкая глазами. Гарри снова посмотрел на Скримджера и пожал плечами.

— Сэр, вы бы смогли построить обвинение на этих фактах? Я полагаю, реконструкция воспоминания через омут памяти могла бы показать, что это Малфой подсунул дневник Джинни, но даже тогда, учитывая влияние дневника на разум, мистер Малфой, скорее всего, выкрутился бы, особенно в свете того, что он уже один раз использовал оправдание, что был под Империусом. А так мы, по крайней мере, избавили Рона от неприятностей и завершили вражду Малфоев и Уизли, что будет особенно хорошо для Джинни Уизли, которая учится в Слизерине. Возможно, если нам повезёт, Малфой теперь займëт более явную анти-волдемортовскую позицию.

Скримджер поднял руку.

— Я не упрекаю тебя, парень. Просто уточняю, что всë понял правильно. Я отдаю тебе должное — ты протащил верблюда через игольное ушко. Теперь давай ещё раз послушаем твою историю, чтобы я мог доложить обо всём нашему обожаемому министру.

Следующие десять минут Гарри провёл, отвечая на вопросы. Под конец Дамблдор попросил его предоставить воспоминание обо всём, что произошло в Тайной комнате.

Гарри сглотнул.

— Сэр, если это необязательно, я бы предпочёл не отдавать это воспоминание. Там внизу было несколько моментов, которые, ну, я бы не хотел, чтобы они были сохранены в качестве воспоминания.

Дамблдор выжидающе на него посмотрел. Гарри сделал глубокий вдох.

— Первое… прежде, чем Джим появился с мечом Гриффиндора… я думал, что… что мне придётся убить Рона, чтобы остановить возвращение Волдеморта.

Дамблдор серьëзно на него посмотрел.

— Я понимаю, Гарри. Страх может толкать нас говорить вещи, которые в норме бы мы не сказали. Обещаю, мы не станем думать о тебе плохо.

— Позвольте мне прояснить, сэр. Я ничего такого не говорил, — Гарри вздохнул, внезапно ощутив усталость от долгого и насыщенного дня. — Прежде чем Джим появился… я собирался убить Рона. Моя палочка была направлена ему в лицо, а на моих губах было «Инсендио». Я собирался сжечь его. И я бы не хотел, чтобы появилась улика о том, как близко я к этому был.

Двое мужчин несколько секунд молчали. Наконец, голос подал Скримджер.

— Тяжело нести в душе бремя за то, что нужно было сделать, мистер Поттер, — тихо сказал Скримджер, — особенно такому молодому человеку, как вы. Я не удивлён, что вы так себя чувствуете, думая о том, что почти случилось. Но я призываю вас радоваться тому, что в этот раз вам не пришлось сделать то, что необходимо, ради высшего блага.

На последних словах Дамблдор немного заворчал. Гарри посмотрел на него, думая, что директор расстроен его словами, но оказалось, что его больше разозлил Скримджер.

— Я бы выразился другими словами, Гарри, — сказал Дамблдор. — Если честно, я пришёл к выводу, что слова «ради высшего блага» — это три самых опасных слова в английском языке, потому что почти не существует преступления, которое бы они не смогли оправдать. Я скажу только, что я рад, что Джим появился вовремя, не только из-за Рональда, но и из-за тебя.

— Из-за меня, сэр? — спросил Гарри.

— Душа волшебника, забравшего жизнь, меняется, мистер Поттер, — сказал он. — Даже если это деяние было необходимым и неизбежным.

— Это не отменяет факта, что иногда такие убийства необходимы ради общества, — прервал его Скримджер. — Во время последней войны Визенгамот выдал аврорам чрезвычайные полномочия, позволяющие им использовать убивающее проклятье. И я не стыжусь того, что использовал его, когда моя жизнь и жизни других зависели от этого. Но и говорить, что это на меня никак не повлияло, я тоже не могу. И не только психологически. Что-то меняется в волшебнике, который убивал. Это одна из причин, по которой заклинания, для которых необходимы человеческие жертвоприношения, так жёстко контролируются нашим правительством. Ритуал крестража — заклинание, которое использовал Волдеморт, чтобы поместить фрагмент души в дневник, и которое Альбус считает таким ужасным, чтобы даже сказать его название — одно из таких заклинаний.

— Руфус! — раздражëнно рявкнул Дамблдор. — Мы не обсуждаем запретные заклинания из «Кодекса Анафемы» в присутствии двенадцатилетних детей!

— А, ну конечно, нет. Вот я глупый, — сказал Скримджер тоном, по которому было понятно, что плевать он хотел на всё.

— Забудьте, что я использовал слово «крестраж», мистер Поттер. Оно только неприятностей вам добавит.

Дамблдор вздохнул и покачал головой.

— Ладно, мистер Поттер, я рад, что ради всех нас вам не пришлось применить летальное решение, и, я надеюсь, обстоятельства будут и впредь благоволить вам, чтобы вам никогда не пришлось их использовать. Это единственная причина, по которой вы отказываетесь дать воспоминание?

Гарри вздохнул ещё глубже.

— Нет, сэр. Василиск жив.

Оба мужчины сразу же закричали и оба начали собираться, чтобы идти в Тайную комнату. Гарри поднял руки, привлекая их внимание.

— Жив, но в спячке, — сказал он. — Салазар Слизерин как-то добавил василиску эссенцию феникса. Когда василиск умирает, он мгновенно перерождается в форме яйца, которое скрыто внутри гигантской статуи головы Слизерина. Я… не уверен, что его вообще возможно убить, но, в любом случае, он больше не угроза и никогда не будет снова, если мы сможем покончить с Волдемортом навсегда. Или найти, где он прячет диадему Когтевран, которая даёт ему полный контроль над монстром.

Дамблдор и Скримджер наконец-то успокоились.

— Диадему Когтевран? — спросил Дамблдор. — Она утеряна уже почти тысячу лет. Я слышал слухи, что она находится во владении небольшой волшебной семьи в Восточной Европе. В Албании, вроде… — Дамблдор осëкся и замер с открытым ртом.

— Что? — спросил Скриджер.

— Я только что вспомнил. Квиринус Квиррелл был в отпуске в Албании. Изучал вампиров, после чего вернулся и стал профессором ЗОТИ.

Руфус кивнул.

— Значит, там Сами-Знаете-Кто добрался до него. И кстати говоря, я всё ещё зол на тебя, Альбус, что ты не рассказал мне об этом.

— Знаю. Можешь наорать на меня позже. Гарри, я полагаю, ты не хочешь делиться воспоминанием, потому что боишься, что тебя будут обвинять, если узнают, что василиск всё ещё жив?

Гарри кивнул.

— Очень хорошо. Предлагаю компромисс. Иди к себе и отдохни. А завтра я дам тебе доступ к моему омуту памяти, и ты сможешь извлечь воспоминание малыми частями, исключив места, которые могут негативно на тебя повлиять. Тебе это подходит?

Гарри улыбнулся.

— Да, сэр! Спасибо, сэр!

* * *

Через несколько минут вопросы кончились, и Гарри смог уйти. После того, как за ним закрылась дверь, Руфус сделал новый глоток из стакана с огневиски.

— Он выдающийся молодой человек, не так ли, Альбус?

— Весьма, Руфус. Весьма. Также, как и Мальчик-который-выжил, по-своему, выделяется из общего числа.

— Он также пугающе умен.

Дамблдор помедлил.

— Я не уверен, что сказал бы, что он пугающе умен. Но его интеллект поражает, особенно если учесть его возраст. Он ещё умнее, чем я думал раньше.

— Он также что-то скрывает. Помимо тех двух секретов, которые он добровольно нам открыл, его воспоминание может открыть что-то ещё.

— Согласен, но я думаю, он заслужил наше доверие, поэтому я не собираюсь давить, по крайней мере, пока.

— М-м-м, — кивнул Скримджер сделав еще один глоток виски. — Тогда скажи мне, как ты думаешь, он знает, что он врождëнный легилимент?

Дамблдор деликатно кашлянул.

— Очень сомневаюсь. Я поговорю с Северусом об этом, когда с него снимут оцепенение и он восстановится.

Скримджер снова кивнул, но больше ничего не сказал.

* * *

Оказавшись снаружи кабинета директора, Гарри громко выдохнул, радуясь возможности не предоставлять воспоминание сразу же. Хотя два секрета, которые он раскрыл, и были важными, они были сущим пустяком по сравнению с его разговором с Томом Реддлом, в котором они обсуждали его дар парселтанга и его попытки занять трон Гидры. Как только Блейз и Тео придут в норму, они засядут в Логове с его омутом памяти и посмотрят всё воспоминание целиком. Вместе они смогут понять, как лучше его отредактировать, чтобы ни один из секретов Гарри не выплыл наружу.

Гарри посмотрел на часы. Удивительно, учитывая, сколько всего сегодня случилось, но было всего около девяти вечера. Он решил, что кувшин сначала будут использовать, чтобы расколдовать учителей, затем префектов и только потом обычных студентов, поэтому у него было ещё несколько часов до того, как его друзья будут с ним. Он обдумывал дальнейший план действий несколько минут и решил не осторожничать. Он метнулся в боковой коридор и, найдя первый же пустой класс, вошёл внутрь. Из рюкзака Рона, который он всё ещё носил с собой, Гарри достал чистый пергамент, который, как он решил, был таинственной картой близнецов. Развернув его, он осмотрелся, чтобы убедиться, что он один, и прошептал «Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость».

А затем настал его черёд выпучить глаза. На пергаменте начали появляться линии, и через пару секунд он стал детальной картой замка, по которой двигались маленькие точки, подписанные именами студентов. Он также увидел, что на карте есть прекрасная схема слизеринских подземелий, но нет Логова принца. Также не наблюдалось и Тайной Комнаты. Тем не менее, после пары секунд поисков, он нашел того, кого искал, в зале наград.

«Хм-м. Я говорил с ним дважды и выжил. Получится у меня три в ряд?» — с улыбкой подумал Гарри, а затем снова посмотрел на карту.

— Так, я знаю пароль, чтобы активировать эту штуку, — пробормотал он себе под нос, — но как её выключить?

И тут, к удивлению Гарри, часть карты исчезла и на её месте возникла надпись.

Мистеру Бродяге интересно, как кто-то может знать один пароль и не знать другой. Неужели наш дорогой Нюниус, наконец-то, смог вырастить ещё одну мозговую клетку?

— Нюниус, — тихо сказал Гарри. — Вы имеете в виду профессора Снейпа?

Мистер Сохатый испытывает шок и смятение от того, как низко пало качество образования Хогвартса, если кто-то вроде Нюниуса смог пробиться в штат. Да его только за волосы должны были уволить!

Гарри начал лихорадочно думать. Он знал, что «Нюниус» было оскорбительным прозвищем, которым Джеймс Поттер звал Снейпа. Он также знал, что у Джеймса Поттера было три близких друга — Питер Петтигрю, Ремус Люпин и Сириус Блэк — которые все вместе называли себя Мародерами. Они сделали эту карту? И как, во имя Мерлина, эта карта попала в руки к близнецам Уизли через столько лет после выпуска Джеймса и компании?

Гарри хитро улыбнулся.

— Ну, я про это ничего не знаю. Я только второкурсник. Меня зовут Гарри Поттер.

Мистер Сохатый интересуется, не родственник ли вы блистательного возмутителя спокойствия Джеймса Поттера?

— Он… он мой папа, — Гарри было немного неуютно использовать слово на букву П в таких обстоятельствах, но он решил не заморачиваться.

Мистер Лунатик в шоке, что мистеру Сохатому не только удалось прикоснуться к женщине, но и заиметь с ней ребенка.

— У него получилось! — ответил Гарри. — Моя мама — Лили Эванс Поттер.

Карта долго не отвечала.

Я женился на Лили? Я думал…

Мистер Хвост желает напомнить мистеру Сохатому, что необходимо оставаться в образе.

Вздох. Мистер Хвост прав. Мистер Сохатый просит прощения за свою оговорку. Поехали дальше. На каком факультете учится мистер Сын-Сохатого?

Гарри помедлил.

— Угадай, — сказал он.

Мистер Сохатый будет счастлив видеть своего сына на любом факультете, за исключением скользких змей, но будет особенно польщëн, если он учится в Гриффиндоре, там же, где и его предшественники.

Гарри прищурил глаза.

— Что ж, боюсь, у старика случился небольшой инфаркт, когда я написал ему после своего распределения и сказал, что попал в Слизерин. Он мне громовещатель отправил на следующее утро.

Мистер Бродяга счёл бы это ужасным, если бы это не было так, чёрт возьми, смешно. Жаль, что мистер Сохатый не подшутил так же над своими родителями в семьдесят первом.

Мистер Сохатый никогда бы не сделал подобного, ибо не желал, чтобы его задницу разорвали два разъярëнных родителя.

— Так это действительно так плохо? Для Поттера попасть в Слизерин? — тихо спросил Гарри.

Мистер Сохатый припоминает, что его мама и папа описали его распределение в Слизерин как «катастрофу немыслимых масштабов».

Гарри несколько секунд молчал.

— Слушайте, — наконец, сказал он, — мне правда нужно бежать в гостиную. Скоро отбой. Я бы хотел ещё с вами поболтать, но я не хочу… чтобы Нюниус поймал меня с картой и конфисковал её. Вы не скажете мне пароль, чтобы деактивировать ее? Карта попала мне в руки случайно. Папа говорил, что потерял её незадолго до выпуска.

Мистер Бродяга считает неприемлемым лишать Сына-Сохатого какой-либо части его наследия. Чтобы Карта Мародеров снова стала обычным пергаментом, нужно просто сказать «Шалость удалась».

— Спасибо, мистер Бродяга. Думаю, ты будешь моим любимчиком.

Господа Сохатый, Лунатик и Хвост хором говорят «Бу-у-у-у!»

Мистер Бродяга показывает им язык и напоминает мистеру Сохатому, что, если он сдержит своё слово, мистер Бродяга должен однажды стать крëстным отцом Сына-Сохатого. Поэтому у него есть индульгенция.

Гарри вздохнул.

— Шалость удалась.

И, как и было сказано, карта вернулась к состоянию чистого пергамента. Гарри свернул её и убрал, думая над тем, как легко врать куску пергамента. Затем он пошёл в зал наград.

* * *

Пять минут спустя…

— Мистер Малфой, — уважительно окликнул мужчину Гарри.

Тот повернулся и властно посмотрел на него.

— Да, мистер Поттер? Новости о моем сыне?

— Боюсь, нет, сэр. Но я подумал, что, возможно, вместо того, чтобы просто ждать здесь, вы захотите посетить слизеринские подземелья и скоротать время там с большим комфортом.

— Ценю ваше предложение, мистер Поттер, но я не слишком рвусь брататься со студентами и ещё меньше хочу освежать старые воспоминания, возможно, к лучшему забытые.

Гарри кивнул.

— Я понимаю, сэр. Но всё же, я подумал, что вам могло бы быть интересно посетить ваши старые владения. Увидеть, как там всё изменилось и, в тоже время, осталось таким же. Например, — он сделал многозначительную паузу, — я иногда посиживаю в вашем старом кресле.

Левая бровь Люциуса Малфоя рванула вверх.

— А, понимаю. Что ж, очень хорошо, думаю мне пойдет на пользу вспомнить школьные деньки. После вас, мистер Поттер.

Шли они молча. Малфой, очевидно, не слишком хотел болтать попусту, а Гарри не знал, как развязать ему язык. Несколько минут спустя они зашли в слизеринскую гостиную, где к ним тут же прицепился Кассиус Уоррингтон.

— Поттер, мелкий поганец, где ты был?! Что происх… — он резко осëкся, узнав человека, вошедшего в общую гостиную вслед за Гарри.

— Лорд Малфой, это Кассиус Уоррингтон, студент четвëртого курса. Уорринтон, уверен, ты узнал отца Драко.

— Ко… конечно! Это честь познакомиться с вами, сэр! Я старший сын Антониуса Уоррингтона.

— Неужели? — кисло сказал Малфой. — Не думаю, что я знаком с вашим отцом, но, конечно, репутация его широко известна.

Вежливая улыбка Малфоя кристально ясно давала понять, что к фамилии Уоррингтон он испытывает только презрение.

— Что ж, теперь прошу нас извинить. Нам с Гарри нужно поговорить наедине.

Уоррингтон сглотнул.

— Г-Гарри? — пролепетал он, шокированный, что лорд дома Малфоев зовет Гарри Поттера по имени.

— Да, Уоррингтон, — сказал Гарри, поворачивая нож, — это моë имя.

Гарри и Люциус прошли мимо Уоррингтона и направились прямо в коридор префектов. Как только они скрылись из виду, Уоррингтон начал бешено озираться.

— БОННЕВИЛЬ! — закричал он имя шестикурсницы-префекта.

* * *

— Я так понимаю, вы не слишком жалуете Уоррингтонов, сэр?

— Нет, — прямо сказал Люциус. Затем, достав палочку из трости, он указал на вход в коридор префектов и сказал «ДУРО». Поперёк входа немедленно возникла толстая кирпичная стена. Гарри сглотнул и пошёл дальше. Как только они оказались у входа в Логово, Гарри остановился и смущëнно посмотрел на Малфоя, который просто посмотрел на него в ответ. Наконец, сдавшись, Гарри повернулся к стене, и, немного кашлянув, тихо произнес пароль:

— Волди-молди.

Он снова посмотрел на Малфоя, который смотрел на него в ответ с нечитаемым выражением на лице. Гарри немного покраснел и сделал шаг в Логово… только затем, чтобы встать как вкопанный.

Трон Гидры, стоящий во главе длинного стола, снова был активен и болтал без умолку, а в шипении угадывались счастливые интонации. А на троне, словно он был рождён для этого, сидел Златопуст Локонс!

— А, Люциус, Гарри! Рад, что вы пришли! Проходите, садитесь. Нам нужно многое обсудить.

И мужчина улыбнулся им своей знаменитой улыбкой. Мозг Гарри словно разбился на части не столько от того, что Локонс был в Хогвартсе, сколько от того, что он был здесь, в Логове принца, где никогда не ступала нога неслизеринца, и сидел на троне, который легко мог убить того, кто не заработал себе право сидеть на нем.

— И снова, вы удивляете меня, профессор Локонс, — сказал Люциус Малфой со скукой в голосе, которая скрывала его собственное удивление. — Я думал, что вы были когтевранцем. И что сейчас вы — овощ.

Внимание Гарри переместилось с Локонса на карточки, на которых были написаны имена прошлых принцев. А затем — уже который раз за этот день — он словно узрел сквозь калейдоскоп фактов истину. Он понял.

— И вы правы по обоим пунктам, сэр, — подрагивая, сказал он, посмотрев на Малфоя, — Златопуст Локонс был когтевранцем. И он действительно, как вы выразились, овощ.

Он повернулся к человеку, сидящему на троне Гидры.

— Не так ли… мистер Блэк?

Профессор ЗОТИ улыбнулся и резко потряс головой, прямо как Нимфадора Тонкс, когда она возвращала себе свой истинный облик. Каштановые волосы Локонса стали иссиня-чëрными, а вокруг рта появилась небольшая бородка. Его нос пуговкой заострился и приобрёл благородные орлиные очертания, а его мечтательные ореховые глаза стали серыми. Мужчина, сидящий на троне, улыбнулся мальчику очаровательной улыбкой, хотя и не такой впечатляющей, чтобы выиграть приз магического еженедельника.

— Прошу тебя, Гарри. Мы же все здесь друзья. Зови меня Регулус.

АЗ1. Несколько людей предполагали, что Локонс — это Регулус Блэк, но большинство думали, что Локонс — это новый персонаж, который работает невыразимцем, что это пропавший австралийский аврор, который как-то выдает себя за Локонса, или просто сам Локонс, одержимый кем-то ещё. Некоторые думали, что это Ремус, хотя я много раз говорил, что Ремус не появится до третьей книги, а некоторые были уверены, что это Сириус, хотя я не представляю, как бы я мог это обыграть. В тексте я оставлял несколько подсказок:

Глава 24 первой книги: Гарри замечает имя Люциуса на карточке с именами прошлых принцев и видит, что после него был ещё один принц, где-то между 1972 и 1991 годом. Регулус — единственный слизеринец из той эпохи, который мог вписаться.

Глава 17 второй книги: старая книга по УЗМС Локонса, которая не подверглась воздействию ИМАГО ДЕЙ Пандоры Лавгуд из-за экспериментальных защитных заклинаний на хранилище Гринготтса. Блэки были известны своей паранойей, а также необычными защитными заклинаниями, которые они вешали на своих хранилищах.

Главы 19 и 29: Локонсу жаль, что вражда между братьями вбивает клин между близнецами Уизли и близнецами Поттерами. Он также пытается заставить Поттеров объединиться, дав им повод злиться на себя.

Глава 33: Августа рассказывает о призывном листе и говорит, что подозревает, что и другие Блэки, помимо Тонкс, были метаморфомагами, но успешно скрыли это.

Глава 36: Локонс говорит, что у его матери была бы истерика, если бы она узнала, что он уничтожил семейный омут памяти. Вальпурга Блэк действительно была известна своими неконтролируемыми приступами ярости.

Глава 39: Есть много отсылок, что Локонс из Австралии, все они привели к предположениям, что он — пропавший австралийский аврор Лазарус Уайт. Тем не менее, это вымышленное имя. Лазарус — человек, который восстал из мертвых, а Уайт (белый) — противоположность Блэку (черному). Как Регулус заимел это имя и как устроился в австралийский аврорат, будет рассказано в следующей главе.

Глава 41: Локонс практически открытым текстом говорит, что он бывший Принц Слизерина.

АЗ2. Почти универсальное описание Дамблдора — он беспощадный мерзавец, потому что верит, что всё приемлемо, если это сделано ради высшего блага. Мой же Дамблдор, хоть и может принимать тяжёлые решения, ненавидит утилитаризм, который он ассоциирует с Гриндевальдом, и больше склонен к Кантианизму. Хотя моё знание философии нужно углубить, прежде чем я смогу написать размышления Дамблдора на философские материи типа Канта или Джереми Бентама.

АЗ3. Те, кто расстроился из-за смерти василиска в каноне, не расстраивайтесь. Василиск ещё вернётся, но он, скорее всего, будет… намного меньше.

1) Название главы — непереводимая игра слов. Оригинальное название — The Riddle of the Diary. Слово Riddle — переводится как загадка. А еще имя Тома Реддла в оригинале пишется как Tom Riddle. Таким образом автор дает понять, что загадкой являлся не только дневник, но и его создатель.

Вернуться к тексту

2) Я НЕ ЗНАЮ, КАК ЭТО ПЕРЕВЕСТИ. В оригинале используется термин hit wizards — ударные волшебники. Подробное объяснение, кто они, будет в третьей книге, но для того, чтобы было понятно уже сейчас — это ещё один силовой отдел ДМП, более многочисленный, чем авроры. Слово hit в словосочетании hit wizards — аббревиатура: hazardous incident team — группа по опасным инцидентам. Поэтому предлагаю, чтобы они были ОВОНом — Отрядом волшебников особого назначения. Это обозначение будет более понятно читателям, которые читают на русском языке. Можно было бы написать подробнее, но, как говорится, все всё понимают. Если кто-то сможет придумать что-нибудь получше, дайте мне знать

Вернуться к тексту