Наследник (гет)

Что есть Лю­бовь? — ме­ня ты спро­сишь,

Я, бо­юсь, не смо­гу от­ве­тить.

Мо­жет быть, Лю­бовь — это ле­то,

Что гу­ля­ет сей­час по све­ту?

И тан­цу­ет она с вет­ра­ми,

Вмес­те с мо­рем по­ет его пес­ни,

Пе­решеп­ты­ва­ет­ся с об­ла­ками,

И сме­ет­ся го­лосом ле­са.

Она при­нес­ла мне ра­дость,

По­дари­ла звез­ду уда­чи,

В по­целу­ях ее — ме­да сла­дость,

Све­жесть ве­рес­ка не­ут­ра­чен­ная.

В во­лосах ее — не­ба тай­ны,

А в гла­зах ее — све­та без­дна,

А в ду­ше ее — мир бес­край­ний,

А в ру­ках ее — мое сер­дце.

(с) Lilofeya

____________________________________________

Мер­но ше­лес­тит мо­ре, по­рой на­лета­ют мяг­кие по­рывы со­лоно­вато­го ве­тер­ка. Вор­чли­во кри­чит чай­ка, кру­жась над вол­ной. По не­бу тя­нет­ся вязь свет­лых по­луп­розрач­ных об­ла­ков, из­редка зак­ры­ва­ющих сол­нце.

— Хо­рошо… Как же хо­рошо…, — шеп­чет Гер­ми­она.

Каш­та­новые во­лосы раз­ме­тались по жел­то­му пес­ку, гла­за зак­ры­ты. Ее ла­донь, го­рячая и су­хая, на­щупы­ва­ет ла­донь Дра­ко. Он рас­слаб­ленно улы­ба­ет­ся и пе­реп­ле­та­ет свои паль­цы с ее.

Не­делю на­зад, сра­зу пос­ле це­ремо­нии вен­ча­ния, разъ­еха­лись гос­ти. Их бы­ло сов­сем нем­но­го: фран­цуз­ская род­ня — Аза­лин­да со сво­ей семь­ей, все оди­нако­во чо­пор­ные и под­жи­ма­ющие тон­кие гу­бы, но бес­пре­кос­ловно под­чи­ня­ющи­еся каж­до­му сло­ву ста­рой ле­ди; Лей­нстрен­джи — все еще ху­дой и не оп­ра­вив­ший­ся пос­ле Аз­ка­бана Ру­дольф с кри­во и през­ри­тель­но ус­ме­хав­шей­ся, но мол­ча­ливой в при­сутс­твии Лор­да Бел­латри­сой. И Тем­ный Лорд. У­еха­ли ро­дите­ли, и за­мок ос­тался в их пол­ном рас­по­ряже­нии. Дав­няя тра­диция ро­да Мал­фой — вен­ча­ние и ме­довый ме­сяц мо­лодых в Дра­вен­дей­ле. Эту тра­дицию на­руши­ли толь­ко Лю­ци­ус с Нар­циссой.

Дра­вен­дейл, как и Мал­фой-Ме­нор, вы­рас­та­ет из ска­лы, но на этом сходс­тво меж­ду ни­ми за­кан­чи­ва­ет­ся. Об эту ска­лу не­ус­танно бь­ет­ся мо­ре, а за­мок слов­но дра­гоцен­ный ка­мень в ее вен­це. Он мал и у­ютен, и его бо­гатс­тво не по­дав­ля­ет, в от­ли­чие от гор­до­го и тя­жело­вес­но-рос­кошно­го Мал­фой-Ме­нора. Гер­ми­оне Дра­вен­дейл сра­зу пон­ра­вил­ся. Так же, как и пон­ра­вилась бли­зость мо­ря, и мяг­кая пре­лесть ир­ланд­ской при­роды. И то, что ни­кого нет, кро­ме при­виде­ний, они со­вер­шенно од­ни с ут­ра и до ве­чера, и все но­чи толь­ко для них.

Гер­ми­она счас­тли­во взды­ха­ет, тра­вин­кой ще­кочет Дра­ко нос:

— Вста­вай, да­вай про­гуля­ем­ся.

— Не-е-е-ет, — тя­нет он, не от­кры­вая глаз, — ле-е-е-ень…

Сол­нце сле­пит сквозь сом­кну­тые ве­ки, ви­сит ог­ненным пят­ном, ко­торое вре­мя от вре­мени зас­ло­ня­ет тень. Его же­на. Его Гер­ми­она. Сол­нце и тень од­новре­мен­но.

— Как хо­чешь, — в го­лосе нет оби­ды, она сно­ва про­водит тра­вин­кой по его ли­цу, ша­лов­ли­во ду­ет на нос и вска­кива­ет на но­ги.

Дра­ко са­дит­ся на пе­сок и смот­рит на нее, бро­дящую на мел­ко­водье, сме­ющу­юся, иг­ра­ющую с вол­на­ми, то и де­ло по­рыва­ющи­мися лиз­нуть ее платье или, вер­нее, маг­лов­ский са­рафан. Яр­ко-алый, ко­рот­кий и лег­кий, от­кры­ва­ющий пле­чи и строй­ные но­ги. Мо­жет, он и не лю­бит маг­лов, но маг­лов­ская мо­да ему оп­ре­делен­но нра­вит­ся, осо­бен­но ес­ли ее де­монс­три­ру­ет Гер­ми­она. Ого­нек. Ма­лень­кий сме­лый ого­нек, тан­цу­ющий на гла­ди во­ды. Не­веро­ят­ное, не­воз­можное и от­то­го фан­тасти­чес­ки кра­сивое зре­лище.

— Дра­ко, смот­ри, что я наш­ла! — ок­ли­ка­ет его Гер­ми­она и бе­жит навс­тре­чу.

Она про­тяги­ва­ет ог­ромную ра­кови­ну. Та­кую ог­ромную, что ее не­воз­можно удер­жать од­ной ру­кой. И со­вер­шенно не­под­хо­дящую для ир­ланд­ско­го по­бережья. Она ско­рее из юж­ных тро­пичес­ких мо­рей. Как она сю­да по­пала?

— Пос­лу­шай, она по­ет, — Гер­ми­она прик­ла­дыва­ет ее к уху к Дра­ко и са­ма нак­ло­ня­ет­ся.

Ее ли­цо так близ­ко, и Дра­ко ле­гонь­ко це­лу­ет ее в со­леные гу­бы, в нос, под­бо­родок. Же­на де­ла­ет уко­риз­ненную гри­мас­ку, и он пос­лушно прис­лу­шива­ет­ся.

Дей­стви­тель­но, по­ет. Обыч­ный шум, ко­торый мож­но раз­ли­чить в лю­бой ра­куш­ке, но в этот шум кра­сиво впле­та­ет­ся го­лос, неж­ный и ме­лодич­ный, на­по­ен­ный грустью и ра­достью од­новре­мен­но. Так, по край­ней ме­ре, ка­жет­ся Дра­ко. Го­лос… Эти на­певы….

Он вых­ва­тыва­ет у Гер­ми­оны ра­кови­ну и заг­ля­дыва­ет в ее пер­ла­мут­ро­вое ро­зова­тое нут­ро. Поч­ти у са­мого края лег­ко про­цара­паны зна­комые ру­ны, на­поми­на­ющие тре­зубец, сред­ний зуб ко­торо­го нам­но­го длин­нее и слов­но об­ло­ман.

— Она вер­ну­лась! — Дра­ко вска­кива­ет, — ма­ма не по­верит! Она дей­стви­тель­но вер­ну­лась, как обе­щала!

— Кто? От­ку­да?

Он тя­нет удив­ленную Гер­ми­ону к во­де.

— Идем, не бой­ся. Я те­бя кое с кем поз­на­ком­лю.

Они идут к боль­шо­му, поч­ти плос­ко­му кам­ню не­дале­ко от бе­рега. Во вре­мя при­боя, на­вер­ное, он поч­ти скры­ва­ет­ся из ви­ду. Чем даль­ше, тем ни­же ста­новит­ся дно. Дра­ко под­хва­тыва­ет Гер­ми­ону на ру­ки. У кам­ня мо­ре поч­ти ему по по­яс. Они за­бира­ют­ся на теп­лую, наг­ре­тую сол­нцем за день, глад­кую, от­по­лиро­ван­ную во­дой по­вер­хность. Дра­ко вып­рямля­ет­ся и, под­не­ся ру­ки к гу­бам в ви­де ру­пора, из­да­ет стран­ный звук, на­поми­на­ющий ча­ячий крик, но не та­кой рез­кий. По­том нем­но­го по­годя — еще один. И всмат­ри­ва­ет­ся в мор­скую даль, слов­но что-то вы­ис­ки­вая.

— Дра­ко, в чем де­ло?

— Сей­час, сей­час… Смот­ри, с той сто­роны, от­ку­да мы приш­ли, сов­сем мел­ко, а с этой дно рез­ко об­ры­ва­ет­ся, зна­ешь, как здесь глу­боко?

— Я ни­чего не по­нимаю.

— Смот­ри!

Дра­ко про­тяги­ва­ет ру­ку, ука­зывая на что-то. И Гер­ми­она, при­щурив­шись, пы­та­ет­ся раз­гля­деть не­понят­но что.

— Там че­ловек!

— Нет, не че­ловек.

— А… ой!

Шум­но бь­ет и взды­ма­ет свер­ка­ющие брыз­ги боль­шой ры­бий хвост, и у их ног вы­ныри­ва­ет из во­ды ру­сал­ка. По­чему-то по­рази­тель­но не по­хожая на зна­комых Гер­ми­оне оби­татель­ниц под­водно­го царс­тва, а ско­рее явив­ша­яся пря­мо из дет­ских ска­зок. Ог­ромные, поч­ти на пол-ли­ца, гла­за, проз­рачно-зе­леные, без­донные, слов­но са­мо мо­ре, пу­шис­тые и длин­ные зе­лено­ватые рес­ни­цы и бро­ви то­же то­го же от­тенка. И ко­неч­но же во­лосы, ру­сые, с явс­твен­ным изум­рудным от­ли­вом, пе­реви­тые ни­тями жем­чу­га и ко­рал­лов, уло­жен­ные в за­мыс­ло­ватую при­чес­ку. Ли­чико ру­салоч­ки неж­ное, по-дет­ски круг­лое, с мяг­ки­ми чер­та­ми, ро­зовые губ­ки то­же по-дет­ски при­пух­лые, и ми­лая ямоч­ка на под­бо­род­ке. Поч­ти та­кая же хвос­та­тая кра­сот­ка бы­ла на цвет­ном вит­ра­же в ван­ной для Ста­рост в Хог­вар­тсе.

Гер­ми­она, при­щурив­шись, смот­рит на му­жа: «От­ку­да ты ее зна­ешь?». Дра­ко, к ее изум­ле­нию, при­сажи­ва­ет­ся на кор­точки, ра­дос­тно улы­ба­ет­ся, что-то го­ворит на ка­ком-то стран­ном язы­ке, сов­сем не по­хожем на тот ру­сало­чий, на ко­тором го­вори­ли оби­татель­ни­цы Чер­но­го озе­ра. Слов­но ше­лест мор­ских волн, на­каты­ва­ющих на бе­рег, вздо­хи мор­ско­го бри­за и го­лоса мор­ских птиц. И ру­сал­ка от­ве­ча­ет!

Гер­ми­она нас­то­рожен­но прис­лу­шива­ет­ся, пы­та­ясь хо­тя бы уга­дать, о чем речь. Глу­по рев­но­вать к де­вице с хвос­том, но по­чему он ей так улы­ба­ет­ся?!

И вдруг ру­сал­ка по­вора­чива­ет­ся к ней и слег­ка ка­са­ет­ся сво­ей тон­кой руч­кой ее ру­ки. И стран­ное ощу­щение про­низы­ва­ет Гер­ми­ону. Уз­кая хруп­кая ла­дош­ка, как-то не по-че­лове­чес­ки хруп­кая, слов­но в ней нет кос­тей, слов­но это за­гус­тевшая во­да, не лед, нет, но как буд­то под тон­кой ко­жей те­чет во­да, прох­ладная и жи­вая. Гер­ми­оне хо­чет­ся от­дернуть ру­ку от неп­ри­ят­но­го брез­гли­вого ощу­щения, мгно­вен­но и быс­тро­лет­но прон­зивше­го ее. Как буд­то кос­ну­лось на миг что-то до ужа­са чу­жое, про­тив­ное са­мой ее при­роде. Но она пе­реси­лива­ет се­бя и не от­дерги­ва­ет.

Ви­димо, ру­сал­ка те­перь об­ра­ща­ет­ся к ней, по­тому что Дра­ко на­чина­ет пе­рево­дить.

— Гер­ми­она, это Уна. Она го­ворит, что очень ра­да ви­деть те­бя.

— Ты бы хоть объ­яс­нил, от­ку­да ее зна­ешь! И пе­реве­ди, что я то­же ра­да ви­деть ее.

— Я все рас­ска­жу, толь­ко по­поз­же. Так, она го­ворит, что дочь во­ды при­ветс­тву­ет дочь пла­мени. Хм, что-то стран­ное, ка­кие-то че­рес­чур па­фос­ные обо­роты, не мо­гу ра­зоб­рать… Ну лад­но, она удив­ле­на тем, что мо­ей же­ной ста­ла имен­но ты. Она не по­нима­ет, как по­доб­ное ста­ло воз­можным. Так, это уже ос­кор­бле­ние в мой ад­рес. Гер­ми­она, не дер­гай ме­ня, я то­же ни­чего не по­нимаю, пе­рево­жу все бук­валь­но. И еще… Ого!

Ру­сал­ка мед­ленно сни­ма­ет со сво­ей шей­ки оже­релье — три ни­ти иде­аль­но-круг­лых жем­чу­жин, си­яющих по­луп­розрач­ной мо­лоч­ной бе­лиз­ной, слов­но воб­равших в се­бя зыб­кий рас­свет­ный свет. Ни­ти со­еди­ня­ет боль­шой ка­мень чу­дес­но­го зо­лотис­то­го цве­та — кра­ешек сол­нца, выг­ля­дыва­юще­го ут­ром из-за края зем­ли.

— Она про­сит при­нять те­бя это оже­релье. Ка­мень — ред­кий ян­тарь из Се­вер­но­го мо­ря, но­сящий наз­ва­ние «Око Сол­нца».

— Дра­ко, я не мо­гу при­нять та­кой до­рогой по­дарок!

Ру­салоч­ка ка­ча­ет го­ловой и вкла­дыва­ет оже­релье в ла­дони Гер­ми­оны.

— Она го­ворит, что это не по­дарок, она воз­вра­ща­ет те­бе твое. Что-то я сов­сем ни­чего не по­нимаю.

— Как это — мое?

— Ког­да она ре­шила вер­нуть­ся сю­да, она не ду­мала, ра­ди че­го. Что-то ее тя­нуло и тол­ка­ло в путь, но она толь­ко те­перь по­няла, что «Око Сол­нца» ре­шило по­кинуть мор­ские глу­бины и вер­нуть­ся к сво­ей ис­тинной вла­дели­це, той, в чь­ем сер­дце пы­ла­ет сол­нечное пла­мя. У не­го есть пред­назна­чение — быть Стра­жем Жиз­ни. Но она пре­дуп­режда­ет — ког­да зло слиш­ком ве­лико, и ког­да по­теря­на на­деж­да, «Оку Сол­нца» мо­жет не хва­тить сил для за­щиты. Уф, как она вы­соко­пар­но го­ворит! Уна, по­дож­ди, я не мо­гу так быс­тро.

Ру­сал­ка улы­ба­ет­ся, ки­ва­ет и не­ожи­дан­но ны­ря­ет, ока­тывая Дра­ко и Гер­ми­ону со­лены­ми брыз­га­ми. Ее го­лов­ка по­казы­ва­ет­ся из во­ды уже да­леко от кам­ня, и она ма­шет ру­кой, слов­но про­ща­ясь. Дра­ко рас­те­рян­но ма­шет в от­вет.

— Гер­ми­она, не на­до на ме­ня так смот­реть. Я все объ­яс­ню, но то, что сей­час про­изош­ло, то­же не по­нял.

Они бре­дут к бе­регу. Гер­ми­она рас­смат­ри­ва­ет оже­релье, лю­бу­ясь иг­рой све­та и бли­ками, по­яв­ля­ющи­мися внут­ри ян­та­ря.

— Рас­ска­зывай! А то прип­лы­ва­ет ка­кая-то нез­на­комая ру­сал­ка, стро­ит глаз­ки за­кон­но­му суп­ру­гу, да­рит что-то не­во­об­ра­зимо до­рогое, и не зна­ешь, как на это ре­аги­ровать.

— Уна не ру­сал­ка, а мор­ская де­ва.

— Есть раз­ни­ца?

— Не­уже­ли, ми­лая, на све­те су­щес­тву­ет что-то, че­го ты не зна­ешь или о чем не чи­тала? — шут­ли­во изум­ля­ет­ся Дра­ко, по­лучив от Гер­ми­оны лег­кий шле­пок.

— Мор­ской на­род так же да­лек от из­вес­тных те­бе ру­салок, как мы от по­луди­ких пле­мен Аф­ри­ки. Нет, ну что-то об­щее есть, ко­неч­но, но для ме­ня ты как-то прив­ле­катель­нее, чем чер­ная, как са­жа, де­вица в тра­вяной юб­ке. Ру­сал­ки страш­нее, чем все смер­тные гре­хи, вмес­те взя­тые, а мор­ские де­вы, ес­ли ты за­мети­ла, сла­вят­ся сво­ей кра­сотой и еще сво­им пе­ни­ем. Рань­ше для них лю­бимым раз­вле­чени­ем бы­ло то­пить маг­лов­ские ко­раб­ли, эки­паж ко­торых имел не­ос­то­рож­ность зас­лу­шать­ся. Это у них счи­талось чем-то вро­де хоб­би или со­рев­но­вания — кто боль­ше. Их еще зва­ли си­рена­ми. А сей­час то ли си­рены об­мель­ча­ли, то ли сос­тя­за­ют­ся в чем-то дру­гом, то ли маг­лы окон­ча­тель­но ут­ра­тили му­зыкаль­ный слух. Во­об­ще, мор­ской на­род жи­вет го­раз­до юж­нее, в теп­лых мо­рях. Так вот, ког­да я был ма­лень­ким, ма­ма лю­била при­ходить со мной на это мес­то. Ви­дишь, здесь мел­ко­водье хо­рошо прог­ре­ва­ет­ся, пе­сок чис­тый и мяг­кий, и от зам­ка не­дале­ко. Од­нажды на этом са­мом кам­не ма­ма наш­ла по­лумер­твую де­вуш­ку с рыбь­им хвос­том. Она ее вы­ходи­ла и вы­учи­ла ее язык. И я, пос­коль­ку всег­да бе­гал поб­ли­зос­ти, то­же. Уна со мной иг­ра­ла, при­носи­ла со дна кра­сивые ра­куш­ки и ка­меш­ки. И ужас­но тос­ко­вала. Здесь ей бы­ло хо­лод­но, она пла­кала и рва­лась до­мой. Мор­ской на­род жи­вет доль­ше, чем мы, и тог­да она бы­ла, на­вер­ное, еще де­воч­кой, ма­лень­кой и по­теряв­шей­ся, хо­тя по ее сло­вам, бы­ло ей сто пять­де­сят два го­да. Что с ней слу­чилось, она не рас­ска­зыва­ла, а мо­жет, я не за­пом­нил. В об­щем, ког­да Уна поп­ра­вилась, ма­ма как-то су­мела ор­га­низо­вать ее пе­реп­равку в род­ные мо­ря. Про­ща­ясь, Уна ска­зала, что ког­да-ни­будь вер­нется. И вот… ес­ли чес­тно, очень стран­ная по­лучи­лась встре­ча…

— Стран­ная, — сог­ла­ша­ет­ся Гер­ми­она, — и по­дарок то­же стран­ный.

Она во­зит­ся с хит­ро­ум­ной зас­тежкой в ви­де ра­кови­ны. Дра­ко по­мога­ет.

— Ну что, мне идет?

Жем­чуг мяг­ко си­яет на бе­лой ко­же, а внут­ри ян­та­ря вспы­хива­ют зо­лотис­тые огонь­ки. Гер­ми­ону ох­ва­тыва­ет ка­кое-то не­объ­яс­ни­мое чувс­тво вос­со­еди­нения. Слов­но дав­ным-дав­но она что-то по­теря­ла, уже не на­де­ялась най­ти до­рогую сер­дцу вещь, но вдруг наш­ла. Но она же ни­чего не те­ряла, и это оже­релье ей ни­ког­да не при­над­ле­жало…

— Оно те­бе очень идет, слов­но мас­тер де­лал его имен­но для те­бя, — Дра­ко оки­дыва­ет ее оце­нива­ющим взгля­дом и до­бав­ля­ет, — зна­ешь, в ста­рых кни­гах пи­шут, что мор­ской на­род об­ла­да­ет да­ром пред­ви­дения.

— Ее сло­ва проз­ву­чали тре­вож­но. На­де­юсь, что это все-та­ки бы­ло не про­яв­ле­ние ее да­ра пред­ви­дения, — ка­ча­ет го­ловой Гер­ми­она и спох­ва­тыва­ет­ся, — ой, Дра­ко, идем до­мой, ско­ро ужин, на­вер­ня­ка до­мови­ки уже нак­ры­ва­ют.

— Ко­неч­но! Все сты­нет, и мы взя­ли на се­бя труд поз­вать юных но­воб­рачных.

— О, нет! — сто­нет Дра­ко, обо­рачи­ва­ясь, — ну за­чем вы опять по­кину­ли за­мок? А ес­ли кто-ни­будь уви­дит?

Пе­ред ни­ми блек­ло пе­рели­ва­ют­ся поч­ти не­види­мые в лу­чах за­кат­но­го сол­нца два при­виде­ния — су­хопа­рая жен­щи­на в вы­чур­ном оде­янии и вы­соком эн­не­не и стат­ный ры­царь с грус­тным ли­цом. Гер­ми­она хи­хика­ет и тя­нет му­жа за ру­ку.

— Пой­дем, они же хо­тели ус­лу­жить.

— Ус­лу­жить?! Тем, что опять обес­пе­чили неп­ри­ят­ности с Ин­спек­ци­ей по де­лам заг­робно­го су­щес­тво­вания? Как же мне на­до­ели эти иди­оты!

— Те­офи­лус, — стро­го про­из­но­сит да­ма, — я же го­вори­ла, что ко­му-ни­будь из по­том­ков обя­затель­но пе­редас­тся твой не­выно­симый нрав и ужас­ное не­поч­те­ние к стар­шим. Ты ни­ког­да не от­зы­вал­ся с дол­жным ува­жени­ем о мо­ей ма­туш­ке и всег­да ис­че­зал из до­му без пре­дуп­режде­ния. И вот, из­воль, этот маль­чик — твоя ко­пия!

На приз­рачном ли­це ры­царя на­писа­но толь­ко уны­ние. Гер­ми­она, зак­рыв рот ла­дош­кой, что­бы не рас­хо­хотать­ся, та­щит Дра­ко по уз­кой тро­пин­ке к зам­ку. А два приз­ра­ка плы­вут за ни­ми. Да­ма впе­реди, ры­царь — за ней.

— Я по­нимаю, по­чему па­па ни­ког­да не при­ез­жа­ет в Дра­вен­дейл, а по­сыла­ет ма­му — по­тому что ЭТИ дей­ству­ют ему на нер­вы од­ним сво­им веч­ным ныть­ем.

— Слы­шишь, Те­офи­лус? Ты все вре­мя твер­дишь, что те­бе на­до­ело бес­ко­неч­ное заг­робное су­щес­тво­вание, и по­жалуй­ста — наш Лю­ци­ус на те­бя рас­сержен. Сколь­ко я те­бе при­зыва­ла те­бя быть бо­лее сдер­жанным, но ты ме­ня ни­ког­да не слу­ша­ешь!

Ры­царь ед­ва слыш­но бур­чит се­бе под нос:

— Я знаю, по­чему я ос­тался пос­ле Ухо­да — что­бы ты окон­ча­тель­но не за­губи­ла сво­им вос­пи­тани­ем Ас­те­руса, Ар­ту­ра и Эла­ри. И еще что­бы в пос­ледний раз ска­зать мо­ей ми­лой ма­лень­кой Эн­ни, что люб­лю ее и не пе­рес­та­ну лю­бить да­же в смер­ти. Но на­ши де­ти уже дав­но вы­рос­ли, и мно­го лет их нет на этой зем­ле, так же как и Эн­ни, а я за­чем-то здесь. А ты по­чему ос­та­лась, Бри­гита? Или ты — мое веч­ное на­каза­ние за гре­хи, ложь и суп­ру­жес­кую не­вер­ность?

— Что ты там бор­мо­чешь опять, Те­офи­лус? Го­вори гром­че, я ни­чего не слы­шу. На­вер­ное, у ме­ня прос­ту­да, на­до поп­ро­сить на­шу мо­лодую не­вес­тку, что­бы сде­лала ре­монт в этом ка­мен­ном скле­пе. Уве­рена, все бо­лез­ни от сквоз­ня­ков, ко­торые так и гу­ля­ют по зам­ку. Прос­то ужас!

«Еще ка­кой…»

* * *

— Ма­дам, ма­дам, вы не мог­ли бы нем­но­го скло­нить го­лов­ку? Да, вот так, пре­вос­ходно, пре­вос­ходно! Мсье, про­шу вас, ну улыб­ни­тесь же! Или хо­тите ос­тать­ся в па­мяти по­том­ков эда­ким мрач­ным уг­рюмцем? Да что же это та­кое?! Вы опять все пор­ти­те! А свет ухо­дит! — во­пит ма­лень­кий че­лове­чек в бар­хатном бе­рете, с ко­торо­го сви­са­ет ог­ромное го­лубое пе­ро, кар­тинно швы­ря­ет кисть на пол и воз­де­ва­ет руч­ки к по­тол­ку. Вол­шебные крас­ки ка­па­ют с па­лит­ры и со­бира­ют­ся в бу­рую, пе­рели­ва­ющу­юся ра­дугой лу­жицу.

Дра­ко скри­пит зу­бами. Опять ухо­дит свет, по­нима­ете ли! Его тер­пе­ние ухо­дит, что бо­лее важ­но. Тролльи тра­диции! Ко­му нуж­ны эти глу­пые пор­тре­ты?! Ко­му бу­дут ин­те­рес­ны оче­ред­ные фи­зи­оно­мии оче­ред­ных мис­те­ра и мис­сис Мал­фой? «По­том­кам!», как ут­вер­жда­ет этот пар­ши­вый ху­дож­ник, но Дра­ко с этим бы пос­по­рил. По­том­кам — это в луч­шем слу­чае, де­тям и ма­лове­ро­ят­но, что вну­кам. А даль­ше всем бу­дет на те­бя нап­ле­вать. Нап­ри­мер, он сам зна­ет, как выг­ля­дят не­кие Ар­те­ми­ус и Дей­дре Мал­фой, жив­шие в на­чале шес­тнад­ца­того ве­ка, или же У­ил­фрид и У­иниф­рид (ну и име­на!), ко­неч­но же, Мал­фой, бла­гопо­луч­но скон­чавши­еся в кон­це во­сем­надца­того ве­ка. И что из это­го сле­ду­ет? По­гово­рить с ни­ми со­вер­шенно не­воз­можно по при­чине тя­жело­вес­но­го сред­не­веко­вого ан­глий­ско­го, на­сыщен­но­го не­обыч­ны­ми обо­рота­ми и не­понят­ны­ми гла­гола­ми, а так­же из-за весь­ма сво­еоб­разных по­нятий о том, как сле­ду­ет про­жить жизнь. А ведь они еще и мо­рали чи­та­ют.

— Дра­ко! — шеп­чет Гер­ми­она, не по­вора­чивая го­ловы, — по­жалуй­ста, не раз­дра­жай по­нап­расну мас­те­ра Ама­де­уса, ина­че нам при­дет­ся слу­шать его сто­ны не од­ну не­делю.

Он за­каты­ва­ет гла­за, но пос­лушно изоб­ра­жа­ет на ли­це по­добие улыб­ки. Уже шес­той (шес­той!) день длит­ся это изощ­ренное из­де­ватель­ство, по не­дора­зуме­нию наз­ванное по­зиро­вани­ем для се­мей­ной га­лереи. Хо­рошо, что этот фран­цу­зиш­ка из­во­дит их толь­ко днем. Из-за ос­ве­щения, как он пов­то­ря­ет по де­сять раз за ми­нуту. Ис­кусс­твен­ное, по его мне­нию, ни­куда не го­дит­ся, ва­жен толь­ко ес­тес­твен­ный свет. Отец заг­ля­дывал па­ру раз и лишь со­чувс­твен­но ус­ме­хал­ся угол­ка­ми губ. Ма­ма, нап­ро­тив, по­дол­гу раз­го­вари­вала с ху­дож­ни­ком (тот млел, взды­хал, при­жимал ру­ки к сер­дцу и го­тов был пасть на ко­лени), зас­тавля­ла Дра­ко пе­ре­оде­вать­ся.

«Этот кам­зол не под­хо­дит к тво­им гла­зам»

«Мер­лин, ка­кое бе­зоб­ра­зие! Толь­ко не го­вори мне, что это твоя но­вая па­рад­ная ман­тия!»

«Пос­мотри, ка­кой пре­лес­тный от­те­нок изум­ру­да. Вот и Гер­ми­она сог­ласна»

«По­чему чер­ное? Это так мрач­но. Хо­рошо-хо­рошо, не бу­ду спо­рить. Мас­тер Ама­де­ус прав, на пор­тре­те ты бу­дешь выг­ля­деть так, что мож­но бу­дет пу­гать де­тей»

— Да-да-да, мсье, вот так! Про­шу вас, зам­ри­те! — ху­дож­ник ед­ва не под­пры­гива­ет от вос­торга, бе­шено сме­шива­ет на па­лит­ре крас­ки, от­че­го они жа­лоб­но зве­нят, и при­нима­ет­ся ору­довать сра­зу дву­мя кис­тя­ми. А еще од­на топ­чется в уг­лу хол­ста, вы­рисо­вывая де­тали об­ста­нов­ки.

— О-о-о, Фи­она бы­ла пра­ва, здесь во­ис­ти­ну за­печат­ле­ва­ет­ся ис­то­ричес­кий мо­мент. Тво­ей звер­ской фи­зи­оно­ми­ей, Мал­фой, мож­но унич­то­жать бог­гартов и упо­ка­ивать вам­пи­ров.

Еще и За­бини при­пер­ся, толь­ко его не хва­тало! Дра­ко стис­ки­ва­ет зу­бы так, что че­люс­ти сво­дит, чувс­твуя не­пере­носи­мое же­лание вуль­гар­но дать За­бини в глаз вмес­то при­ветс­твия.

— Гер­ми­она, — чер­но­воло­сый па­рень це­ремон­но це­лу­ет ее ру­ку, — про­шу про­щения, мис­сис Мал­фой. При­мите мои за­поз­давшие поз­драв­ле­ния. Вы об­во­рожи­тель­ны, впро­чем, как и всег­да. Мал­фой, будь добр, ли­цо поп­ро­ще, а то мне страш­но на­ходить­ся с то­бой в од­ной ком­на­те.

С губ Дра­ко уле­тучи­ва­ет­ся пос­ледний приз­рак улыб­ки. Гер­ми­она скеп­ти­чес­ки хмы­ка­ет.

— А ты, как и всег­да, бес­пардон­но ль­стишь.

— Ну что ты, я прав­див до от­вра­щения.

Блейз гиб­ко и гра­ци­оз­но уса­жива­ет­ся на стул с вы­сокой спин­кой и скре­щива­ет ру­ки на гру­ди.

— Про­шу вас, про­дол­жай­те, мсье Ама­де­ус. Я вам ни­чем не по­мешаю.

Но ма­лень­кий ху­дож­ник ни­чего не ви­дит и не слы­шит. Его ру­ки на­поми­на­ют мель­нич­ное ко­лесо, ле­та­ют над хол­стом, сме­шива­ют крас­ки, на­носят маз­ки и штри­хи.

— Где про­падал, Блейз? В пос­леднее вре­мя ты не ба­лу­ешь нас сво­ими ви­зита­ми, — Гер­ми­она по мол­ча­ливо­му при­казу ху­дож­ни­ка вкла­дыва­ет ла­донь в ру­ку му­жа.

Блейз хму­рит­ся и смот­рит в сто­рону.

— Чес­тно го­воря, мне здесь не­чего де­лать. На­вер­ное, ско­ро пе­ребе­русь в Ита­лию. Де­ла у де­да за­пуще­ны, не хва­та­ет хо­зяй­ской ру­ки. Он силь­но сдал пос­ле смер­ти ба­буш­ки Скай, но не же­ла­ет приз­на­вать­ся в сво­ей сла­бос­ти. Ес­ли так пой­дет даль­ше, Бь­ян­ке не ос­та­нет­ся ни­чего.

— Ма­лень­кая Бь­ян­ка, я так дав­но ее не ви­дела. Она та­кая же за­бав­ная?

— Платье ма­дам! — от­ры­вис­то бро­са­ет Ама­де­ус, и прис­лу­жива­ющая ему до­мови­ха ак­ку­рат­но поп­равля­ет се­реб­ристый по­дол, рас­по­лагая склад­ки та­инс­твен­ным, на­вер­ное, им од­ним по­нят­ным спо­собом.

Дра­ко мол­ча злит­ся. Ка­кие де­мен­то­ры при­нес­ли сю­да За­бини? Его при­сутс­твие раз­дра­жа­ет. И то, как он ус­ме­ха­ет­ся, то­же раз­дра­жа­ет. Как но­жом по стек­лу. А его взгля­ды на Гер­ми­ону во­об­ще при­водят в бе­шенс­тво. Ка­кое он име­ет пра­во так смот­реть на нее? Она — его, Дра­ко, же­на, при­над­ле­жит ему, а все ос­таль­ные пусть ка­тят­ся в гоб­ли­новы во­нючие но­ры. Или уби­ра­ют­ся в свою Ита­лию и по­быс­трее.

— Бь­ян­ка очень вы­рос­ла. Я ку­пил ей мет­лу, и она ув­леклась квид­ди­чем. С ут­ра до но­чи ле­та­ет по са­ду, за­гоня­ла всех до­мови­ков и пе­реби­ла снит­чем по­лови­ну окон на­шей вил­лы. Час­то вспо­мина­ет те­бя и хо­чет приг­ла­сить в гос­ти.

Гер­ми­она улы­ба­ет­ся, а Дра­ко еще боль­ше мрач­не­ет, при­водя в от­ча­яние ху­дож­ни­ка.

— Мсье, вы опять! Нет, так не­воз­можно ра­ботать! О, ма­дам, не мог­ли бы вы уго­ворить ва­шего суп­ру­га…

— Ри­суй­те так! — ряв­ка­ет Дра­ко на от­шатнув­ше­гося мсье Ама­де­уса, — и ска­жите спа­сибо, что я тор­чу тут, как бол­ван, а не прис­лал кол­до-фо­тог­ра­фию. За ту сум­му, ко­торую вы по­лучи­ли, я дол­жен вам дик­то­вать свои ус­ло­вия, а не вы.

— При чем тут день­ги? — ос­кор­блен­но во­пит мсье Ама­де­ус, воз­де­вая ру­ки к не­бесам, вер­нее, к пок­ры­тому тре­щина­ми и раз­во­дами ка­мен­но­му по­тол­ку, — я — Ху­дож­ник, по­нима­ете? Я — Мас­тер, и у ме­ня за­казы­вали свои пор­тре­ты ве­личай­шие ма­ги на­шего…

— А мне пле­вать! — Дра­ко при­ходит в ярость под хо­лод­ным нас­мешли­вым взгля­дом За­бини, — я бу­ду сто­ять так, как хо­чу, и с та­ким вы­раже­ни­ем ли­ца, ко­торое счи­таю нуж­ным, яс­но?

— Свя­тая Си­би­ала, что здесь про­ис­хо­дит? — из сте­ны лю­бопыт­но вы­совы­ва­ет­ся при­виде­ние, — Дра­ко, carissimo mio, ну за­чем же так кри­чать? Пос­мотри, синь­ор Ама­де­ус сей­час упа­дет в об­мо­рок, по край­ней ме­ре, од­на из его вол­шебных кис­тей уже в бес­па­мятс­тве. Ах, бед­няжка! Те­перь у нее вы­лезет ще­тина и бу­дет деп­рессия. Ху­дож­ни­ки — тон­кие и воз­вы­шен­ные на­туры, а твой ди­кий ор расс­тра­ива­ет их неж­ную ор­га­низа­цию.

За­бини уже ед­ва сдер­жи­ва­ет­ся, что­бы не рас­хо­хотать­ся во все гор­ло. Гер­ми­она уко­риз­ненно взгля­дыва­ет на не­го и Фи­ону, ви­нова­то — на по­теряв­ше­го дар ре­чи ху­дож­ни­ка и умо­ля­юще — на Дра­ко.

— Дра­ко, ну по­жалуй­ста, — ти­хо шеп­чет она и при­жима­ет­ся ще­кой к его ще­ке, — мне это то­же не нра­вит­ся, и я то­же ус­та­ла, но ведь это ва­ша тра­диция. Она важ­на для тво­их ро­дите­лей, для тво­ей семьи. По­тер­пи нем­но­го. Прос­то пред­ставь, че­рез мно­го лет нас уже не бу­дет, но ос­та­нет­ся этот пор­трет. Нет, ос­та­нем­ся мы, ведь в вол­шебных пор­тре­тах сох­ра­ня­ет­ся час­тичка на­ших душ. Вдруг ког­да-ни­будь сю­да заг­ля­нет наш сын или внук, ему по­надо­бит­ся со­вет, и ты смо­жешь ему по­мочь. Пом­нишь, ты же сам го­ворил, что раз­го­вари­вал с де­дом.

Да, он лю­бил по­бол­тать с Аб­ракса­сом. У де­да бы­ло пот­ря­са­ющее чувс­тво юмо­ра и ори­гиналь­ный взгляд на мир, нем­но­го ци­нич­ный, слег­ка сар­кастич­ный, рез­кий, но не опус­ка­ющий­ся до ме­лоч­но­го брюз­жа­ния. Дра­ко бы­ло ин­те­рес­но — дед был та­ким всю жизнь или толь­ко в мо­лодос­ти, в двад­цать лет, ког­да ри­сова­ли пор­трет? Од­нажды он спро­сил, но по­лучил до­воль­но ту­ман­ный от­вет: «Раз­ве это важ­но? Я — это я, кля­нусь бо­родой Са­лаза­ра!».

Чес­тно го­воря, Дра­ко не очень лю­бил пор­тре­ты, кол­до-фо­тог­ра­фии, ста­туи, мо­нумен­ты, во­об­ще изоб­ра­жения лю­дей. Они ка­зались ему ка­кой-то фаль­шив­кой, гру­бой под­делкой или па­роди­ей на нас­то­ящих лю­дей. Од­но де­ло, ко­неч­но, собс­твен­ное изоб­ра­жение, но дру­гое — ког­да зна­ешь, что изоб­ра­жен­ных лю­дей нет в жи­вых, и тем не ме­нее, они все-та­ки как буд­то «жи­вут». Не­лов­ко — раз­го­вари­вать с те­ми, чей прах дав­но по­ко­ит­ся под мо­гиль­ны­ми пли­тами — и ды­шать, слы­шать, как сту­чит сер­дце, раз­го­няя кровь по жи­лам, чувс­тво­вать се­бя омер­зи­тель­но бод­рым, пол­ным энер­гии, пла­нов на бу­дущее. Ли­ца, пок­ры­тые па­тиной вре­мени, тре­щина­ми и раз­во­дами поп­лывшей, выц­ве­тав­шей крас­ки, вы­зыва­ли не­воль­ное от­торже­ние и смут­ное чувс­тво ви­ны. Но еще и жгу­чий, поч­ти бо­лез­ненный ин­те­рес. За каж­дым пор­тре­том кры­лась своя ис­то­рия — грус­тная, смеш­ная, тя­желая, стыд­ная, прек­расная, бе­зоб­разная, пе­чаль­ная, страш­ная. Он пы­тал­ся про­честь эти ис­то­рии, не раз­го­вари­вая с людь­ми на пор­тре­тах, уга­дывал по ли­цам, что та­или в се­бе, хо­рони­ли в сво­их ду­шах эти гор­дые де­вуш­ки и са­мо­уве­рен­ные юно­ши, над­менные жен­щи­ны и вы­соко­мер­ные муж­чи­ны.

Од­нажды на чер­да­ке он нат­кнул­ся на со­вер­шенно не­обыч­ный пор­трет. Не­боль­шой, без ра­мы, прос­то пыль­ный ку­сок хол­ста, свер­ну­тый в труб­ку и за­кину­тый в ку­чу хла­ма. Это был го­белен, так ис­кусно выт­канный, что изоб­ра­жение поч­ти ни­чем не от­ли­чалось от кар­ти­ны. На нем бы­ла за­печат­ле­на мо­лодая жен­щи­на, и са­мое уди­витель­ное, пот­рясшее, да­же ис­пу­гав­шее его, тог­да че­тыр­надца­тилет­не­го под­рос­тка — пор­трет был мер­твым. Мер­твое ли­цо смот­ре­ло на не­го. Бла­город­ные чер­ты, глад­кий вы­сокий лоб, изящ­но вы­леп­ленные ску­лы, нер­вные лег­кие крылья но­са, су­хие, но кра­сиво очер­ченные гу­бы. Блес­тя­щие тем­ные во­лосы бы­ли уб­ра­ны в глад­кую при­чес­ку, а гла­за не­обыч­но­го зо­лотис­то-ме­дово­го цве­та за­вора­жива­ли. Он не по­нимал, по­чему пор­трет не дви­га­ет­ся, не го­ворит, а прос­то зас­тыл на об­тре­пан­ном рва­ном хол­сте. Это бы­ло ди­ко и ма­няще. До это­го все пор­тре­ты и изоб­ра­жения на го­беле­нах, ви­ден­ные им, ни­ког­да не бы­ли не­под­вижны­ми. Поч­ти две не­дели при каж­дом удоб­ном слу­чае он мчал­ся на чер­дак и ча­сами про­сижи­вал там, вгля­дыва­ясь в не­под­вижное жен­ское ли­цо, ста­ра­ясь раз­га­дать его тай­ну. Он при­думы­вал жизнь этой жен­щи­ны, пред­став­лял, ка­кой она бы­ла, раз­мышлял, как и по­чему ее пор­трет по­пал в Мал­фой-Ме­нор. Пос­те­пен­но она слов­но ожи­вала, ста­нови­лась оду­хот­во­рен­ней, ста­нови­лась яр­че и жи­вее, чем все пор­тре­ты его зам­ка. Сей­час он мог бы ска­зать, по­чему его так при­тяги­вала эта жен­щи­на, в чер­тах тон­ко­го чис­то­го ли­ца ко­торой си­яла ду­ша, а гла­за све­тились не­уга­са­ющим ог­нем ума. И все это су­мел пе­редать бе­зымян­ный мас­тер, да­же не вол­шебник.

По­том он на­шел в са­мом ста­ром шка­фу их биб­ли­оте­ки по­зеле­нев­ший, поч­ти рас­сы­пав­ший­ся в ру­ках вет­хий сви­ток и уз­нал ее ис­то­рию, с тру­дом про­дира­ясь че­рез деб­ри древ­них рун. Как ни по­рази­тель­но, но это ока­залось изоб­ра­жение са­мой Кан­ди­ды Ког­тевран, од­ной из ос­но­ватель­ниц Хог­вар­тса. Еще бо­лее по­рази­тель­ным бы­ло то, что оно бы­ло за­каза­но од­ним из его пред­ков, Дез­мондом Мал­фо­ем. Он лю­бил Кан­ди­ду не­ис­то­во и неж­но, ярос­тно и прек­расно, сле­по и без­вы­ход­но, а она бы­ла ум­на и сме­ла, она хо­тела ид­ти впе­ред, хо­тела стать кем-то боль­шим, чем прос­то же­ной и ма­терью. Он не мог или не хо­тел под­ре­зать ей крылья, по­садить в зо­лотую клет­ку. Гор­дые, силь­ные и не­ус­тупчи­вые, они стра­дали оба, пы­тались най­ти вы­ход, на­чать все сна­чала, но по­явил­ся Са­лазар Сли­зерин, слад­ко­голо­сый и хит­ро­муд­рый Са­лазар, рас­пахнув­ший пе­ред ней но­вые го­ризон­ты. И она уш­ла, с болью, но ре­шитель­но обор­вав все свя­зывав­шие их ни­ти. Ис­то­рия ста­рая, как мир, и веч­но но­вая. Сох­ра­нив­ша­яся в нес­коль­ких стро­ках рун и в гла­зах жен­щи­ны, чей пор­трет стал единс­твен­ным в ком­на­те Дра­ко.

Дра­ко за­дум­чи­во смот­рит в сте­ну нап­ро­тив, на ко­торой ль­дис­то поб­лески­ва­ет ог­ромное зер­ка­ло в тя­желой брон­зо­вой ра­ме, и не за­меча­ет, как са­мозаб­венно ра­бота­ет ху­дож­ник, как одоб­ри­тель­но ки­ва­ет и ши­ка­ет на са­мого се­бя, что­бы не спуг­нуть это вы­раже­ние на его ли­це, как не­уло­вимо улы­ба­ет­ся ря­дом Гер­ми­она, ста­ра­ясь пой­мать в зер­ка­ле его взгляд, как не­замет­но и мол­ча­ливо ис­че­за­ет Блейз За­бини, в оче­ред­ной раз ощу­тив­ший се­бя лиш­ним и бес­ко­неч­но чу­жим в их ма­лень­кой семье.

* * *

Что есть Лю­бовь? — ме­ня ты спро­сишь,

Я, бо­юсь, не смо­гу от­ве­тить.

Мо­жет быть, Лю­бовь — это си­ла,

Что от­во­дит бе­ду на све­те?

В ко­лыбе­ли те­бя ка­ча­ет,

И к гру­ди те­бя при­жима­ет,

И си­дит она у по­рога,

Ког­да сма­нит те­бя до­рога.

В бой ки­да­ет­ся, ес­ли опас­ность

Вдруг гро­зит те­бе без под­мо­ги,

Улы­ба­ет­ся, ес­ли счастье

Встре­тил ты на сво­ей до­роге.

В во­лосах ее — не­ба тай­ны,

А в гла­зах ее — све­та без­дна,

А в ду­ше ее — мир бес­край­ний,

А в ру­ках ее — твоя неж­ность.

(с) LIlofeya

* * *

Две жен­щи­ны смот­рят друг дру­гу пря­мо в гла­за. Од­на — изящ­ная, строй­ная, свет­ло­воло­сая, дру­гая — вы­сокая, стат­ная, с чер­ны­ми, как ночь, что влас­тву­ет за ок­на­ми, во­лоса­ми, уло­жен­ны­ми в за­мыс­ло­ватую при­чес­ку. В рез­ном че­репа­ховом греб­не та­инс­твен­но мер­ца­ют ру­бино­вые огонь­ки, а в се­рых гла­зах пля­шет от­свет ог­ня ка­мина.

— Ма­терин­ский Обе­рег? Но, Фе­тида, ты зна­ешь, ка­кие у не­го пос­ледс­твия?

— Да, прек­расно. Я зна­ла, на что иду.

— Мер­лин мой! — Нар­цисса в вол­не­нии не мо­жет уси­деть на мес­те, вста­ет и нер­вно про­хажи­ва­ет­ся по ком­на­те, к две­рям и об­ратно, к чер­но­воло­сой жен­щи­не в крес­ле у ка­мина.

Она на­конец ре­шилась выс­про­сить у Фе­тиды За­бини, как ей уда­лось спас­ти Блей­за от Чер­ной Мет­ки. Этот воп­рос му­чил ее на про­тяже­нии нес­коль­ких лет, но спро­сить пря­мо не хва­тало ду­ху. Фе­тида доб­ро­воль­но при­няла Чер­ную Мет­ку и бы­ла слиш­ком близ­ка к Тем­но­му Лор­ду. Но в эти ме­сяцы она бы­ла ка­кой-то стран­ной, са­му на се­бя не­похо­жей, ред­ко по­яв­ля­лась на об­щих соб­ра­ни­ях, и Нар­циссу слов­но кто-то дер­гал из­нутри, бес­по­кой­но шеп­тал на ухо: «По­торо­пись, ина­че бу­дет поз­дно!»

Пот­рески­ва­ет огонь в ка­мине, но ее про­бира­ет мо­розом от слов Фе­тиды, от ее спо­кой­но­го, нем­но­го ус­та­лого то­на. Ма­терин­ский Обе­рег — од­но из древ­ней­ших чар, ос­но­ван­ное не на ма­гии па­лочек, а на узах, свя­зыва­ющих мать и ди­тя. Пос­ле про­веде­ния об­ря­да ре­бен­ка ок­ру­жа­ет не­види­мая за­щит­ная обо­лоч­ка, ко­торая чер­па­ет си­лы из сил ма­тери, кап­ля по кап­ле ис­су­шая их, и не толь­ко в фи­зичес­ком смыс­ле. Те­ря­ет­ся и ма­гия. Об­ряд под­креп­ля­ет­ся зак­лять­ем, ко­торое ус­та­нав­ли­ва­ет срок жиз­ни ма­тери, обыч­но очень ма­лый, и счи­та­ет­ся за­кон­ченным пос­ле ее смер­ти. Фе­тида об­ре­чена. Ра­ди сы­на она мед­ленно ис­та­ива­ет, по­тому что сво­ей жизнью ку­пила ему сво­боду.

— Ког­да…? — Нар­цисса за­пина­ет­ся, не ре­ша­ясь спро­сить у этой еще мо­лодой и кра­сивой жен­щи­ны, ког­да она ум­рет.

— Ско­ро. Очень ско­ро.

— Но…

— Нар­цисса, ты хо­чешь за­щитить Дра­ко?

— Да!

— Не слиш­ком ли поз­дно?

— Бо­юсь, что так. Но я дол­жна по­пытать­ся. Хо­тя бы по­пытать­ся. Ху­же ему не бу­дет, вер­но? Толь­ко мне.

— Да. Обыч­но стра­да­ет толь­ко мать.

И слов­но это пос­лу­жило пос­ледней кап­лей, пе­реве­сив­шей не­види­мую ча­шу, Нар­цисса жес­тко го­ворит, пы­та­ясь твер­достью то­на прог­нать жал­кий не­дос­той­ный страх:

— Я сде­лаю это. Объ­яс­ни, с че­го на­чать.

— Ты ре­шила?

— Да.

И вдруг глу­бокое ко­жаное крес­ло у пись­мен­но­го сто­ла, по­вер­ну­тое к ок­ну, скри­пит нож­ка­ми по по­лу, и пе­ред удив­ленны­ми жен­щи­нами под­ни­ма­ет­ся… Се­верус Снейп.

О, ми­лосер­дная Мор­га­на, они бы­ли не од­ни!

— Бра­во, Фе­тида, я и не по­доз­ре­вал, нас­коль­ко ты ум­на. Зак­лятье Ма­терин­ско­го Обе­рега — ма­ло кто ос­ве­дом­лен о нем.

— Се­верус!

— Как ты мог­ла, Нар­цисса? Я не ожи­дал это­го от те­бя! — чер­ные гла­за Сней­па свер­лят поб­леднев­шую жен­щи­ну.

Он и в са­мом де­ле не ожи­дал, хо­тя и жи­ла в па­мяти од­на не­ожи­дан­ная ночь, в ко­торой зву­чала ис­ступ­ленная прось­ба Нар­циссы, за­ламы­вав­шей ру­ки и ры­дав­шей, про­сящей, как жал­кая ни­щен­ка, об ус­лу­ге. Тог­да она умо­ляла по­мочь, прис­мотреть за Дра­ко, вы­пол­нить за не­го, ес­ли не смо­жет, дан­ное Лор­дом за­дание. Она бы­ла слов­но в пом­ра­чении, и Се­веру­су ста­ло не по се­бе от но­ток не­ис­то­вос­ти, зве­нящих в ее го­лосе. Он тог­да поз­во­лил свя­зать се­бя Неп­ре­лож­ным Обе­том, лишь бы не ви­деть эту чу­жую Нар­циссу и не слы­шать боль­ше ее ры­даний. Он жа­лел ее и в ос­терве­нении мог тог­да пе­рег­рызть глот­ку Лю­ци­усу, ес­ли бы тот не си­дел в Аз­ка­бане. Как этот уб­лю­док пос­мел до­пус­тить та­кую си­ту­ацию? Как та­кое слу­чилось, что Нар­цисса бы­ла вы­нуж­де­на про­сить о по­мощи?!

«Ми­лая моя, лю­бимая, что же ты опять тво­ришь? От­да­ешь ли се­бе от­чет, что бу­дет, ког­да об об­ря­де уз­на­ет Лорд? А Он ведь уз­на­ет, это воп­рос толь­ко вре­мени»

— Я все­го лишь за­щищаю сы­на! — у Нар­циссы пре­рыва­ет­ся ды­хание.

— Дра­ко слу­жит Ему, а ты на­мере­ва­ешь­ся воз­вести меж­ду ни­ми сте­ну, как это сде­лала Фе­тида со сво­им сы­ном.

«Она за­щища­ет… это­го не­донос­ка, щен­ка, сын­ка не­навис­тно­го Мал­фоя, по­хоже­го на от­ца, как две кап­ли во­ды! Так за­щища­ет, что го­това по­жер­тво­вать собс­твен­ной жизнью! Прок­лятье, Лю­ци­ус, по­чему, ну по­чему ты сам не мо­жешь сде­лать хоть что-то? По­чему всег­да уто­па­ешь по гор­ло в дерь­ме, а спа­сать Дра­ко дол­жна твоя же­на, твоя хруп­кая, неж­ная, без­за­щит­ная Нар­цисса?!»

— А что здесь та­кого? Я По­жира­тель­ни­ца по сво­ей во­ле и это­го дос­та­точ­но, что­бы мой сын ос­та­вал­ся в сто­роне.

Как же спо­кой­на Фе­тида! А Нар­циссу ко­лотит дрожь — от стра­ха, что Тем­ный Лорд все уз­на­ет и, ко­неч­но же, бу­дет раз­гне­ван. От ужа­са — что не по­лучит­ся, ес­ли не спас­ти, то хо­тя бы как-то мак­си­маль­но за­щитить сы­на, обес­пе­чить ему бу­дущее.

— Это ни­чего не зна­чит. То, что вы сде­лали и за­дума­ли сде­лать — не­допус­ти­мо, — ка­жет­ся, Снейп нас­тро­ен ре­шитель­но, — ду­маю, Ему сле­ду­ет знать о ва­ших жен­ских коз­нях.

«Ты дол­жна опом­нить­ся, дол­жна яс­но и чет­ко пред­ста­вить, что те­бя ждет в слу­чае не­уда­чи. Лю­бимая, по­думай о се­бе, а не об этих не­дос­той­ных, во­лею сле­пой Судь­бы став­ших тво­ими му­жем и сы­ном»

— Нет, Се­верус, про­шу те­бя! По­жалуй­ста!

Но Снейп не слу­ша­ет, не хо­чет ее слы­шать, стре­митель­но нап­равля­ет­ся к две­ри. Чер­ная ман­тия не­топы­рины­ми крыль­ями ле­тит вслед за ним, и Нар­циссе ста­новит­ся дур­но. Она не мо­жет сту­пить и ша­гу, слов­но на нее на­ложи­ли зак­лятье Обез­дви­жива­ния, хо­тя го­това на ко­ленях умо­лять Се­веру­са, что­бы он не вы­давал, го­това сог­ла­сить­ся на все, что угод­но, на все, что он по­жела­ет. Фе­тида же од­ним гиб­ким ко­шачь­им дви­жени­ем пе­рете­ка­ет к две­рям и вста­ет пе­ред муж­чи­ной, за­гора­живая вы­ход.

— Нет, Се­верус, ты ни­куда не пой­дешь.

Ее го­лос по-преж­не­му та­кой же ров­но-без­жизнен­ный.

— Прочь с до­роги!

Се­верус мыс­ленно прок­ли­на­ет эту жен­щи­ну, воль­но или не­воль­но под­тол­кнув­шую Нар­циссу на бе­зум­ный шаг.

— Я бы не со­вето­вала док­ла­дывать Лор­ду о том, что ты слы­шал здесь.

— Опом­нись, Фе­тида, Он и так уз­на­ет обо всем! Ты не за­была, что Он сво­бод­но про­ника­ет в мыс­ли всех По­жира­телей? Ес­ли я не ска­жу, Он все рав­но уз­на­ет это или из мо­их, или из тво­их мыс­лей.

— Мыс­ли — не от­кры­тая кни­га и не раз­верну­тый сви­ток, их нель­зя прос­то про­честь. Но воз­можно уви­деть то, что ты во­лен или хо­чешь по­казать, не так ли? Или то, что не в си­лах ута­ить. Ты зна­ешь это не ху­же ме­ня, Се­верус, и зна­ешь, что Лорд сво­бод­но про­ника­ет в соз­на­ние По­жира­телей Смер­ти, по­тому что мы бо­им­ся. Страх ско­выва­ет на­шу во­лю, зас­тавля­ет сми­рить­ся с нес­во­бодой и опу­тыва­ет це­пями неп­ро­тив­ле­ния. И нам да­же в го­лову не при­ходит, что мож­но соп­ро­тив­лять­ся, мож­но все­го лишь за­хотеть от­сто­ять свое сок­ро­вен­ное, — Фе­тида мед­ленно нас­ту­па­ет, — ты ис­кусный ок­клю­менист, Се­верус, ты смо­жешь все скрыть, как это де­лала я.

— Я не же­лаю бо­лее ни­чего скры­вать от Не­го! — поч­ти ши­пит Снейп, пы­та­ясь отод­ви­нуть ее в сто­рону.

Ког­да-то он счи­тал Фе­тиду са­мой адек­ватной из По­жира­тель­ниц Смер­ти. По­рази­тель­но, как мо­жет глу­петь че­ловек, ос­леплен­ный ми­молет­ной жи­вот­ной страстью.

— И ты умен, Се­верус.

В го­лосе Фе­тиды по­лужа­лость, по­лувос­хи­щение, но гла­за… Они — два глу­боких про­вала на кра­сивом ли­це. В рас­ши­рив­шихся тем­ных зрач­ках по­лыха­ет ад­ское пла­мя и слов­но бро­са­ет от­све­ты в ком­на­ту. Пла­мя обе­зумев­ше­го от­ча­яния и пла­мя не­ис­то­вой ве­ры. Жес­то­кое и гроз­ное, го­товое сож­рать и спа­лить все и всех.

— Но у те­бя ни­ког­да не бы­ло де­тей.

Фе­тида все нас­ту­па­ет, и он не­воль­но пя­тит­ся. Из ее глаз слов­но ис­хо­дит не­кая си­ла, от­талки­ва­ющая его, по­дав­ля­ющая ре­шимость, уг­ро­жа­ющая… Она по­хожа на разъ­ярен­ную тиг­ри­цу, за­щища­ющую де­тены­ша.

— И ты ни­ког­да не смо­жешь по­нять ма­терин­скую лю­бовь, поз­нать от­цов­скую гор­дость.

Шаг. Еще шаг на­зад. В ду­шу сколь­зкой струй­кой вли­ва­ет­ся оце­пене­ние. Она, слов­но змея, гип­но­тизи­ру­ет его.

Еще шаг на­зад.

Фе­тида де­ла­ет стран­ный лег­кий жест, и бес­по­кой­ство ле­дяной кап­лей па­да­ет за ши­ворот.

— Не смо­жешь по­чувс­тво­вать, ка­ково это — ког­да твое ди­тя, твоя плоть и кровь, ухо­дит из жиз­ни рань­ше те­бя.

Приг­лу­шен­ный гро­хот и скре­жет за спи­ной.

Что там?

По­чему-то нет сил по­вер­нуть го­лову, под­нять ру­ку, сде­лать шаг в сто­рону.

Толь­ко на­зад. Шаг. Еще шаг.

А гро­хот не прек­ра­ща­ет­ся, ста­новит­ся все бли­же и бли­же. Слов­но чья-то тя­желая пос­тупь.

Что она с ним сде­лала?! Не­даром хо­дили слу­хи о том, что в ее ро­ду бы­ли вам­пи­ры, и о не­ес­тес­твен­ной смер­ти всех ее му­жей.

«На­до… что-то на­до… Нар­цисса, лю­бимая… по­чему ты не по­можешь мне?»

А Нар­цисса, поб­леднев еще боль­ше, су­дорож­но сжи­ма­ет ру­ки, раз­ры­вая тон­кое кру­жево ко­сын­ки на гру­ди и, ка­жет­ся, да­же не за­меча­ет это­го. Пе­ресох­шие гу­бы (как же он меч­тал хоть раз при­кос­нуть­ся к ним!) шеп­чут еле слыш­но:

— Что ты де­ла­ешь, Фе­ти? Что ты де­ла­ешь?!

— Не смо­жешь пред­ста­вить, во что прев­ра­ща­ет­ся твоя жизнь пос­ле то­го, как его не ста­ло. Мне очень жаль, Се­верус…

Се­веру­су чу­дит­ся, что он зас­тыл бес­по­мощ­ной му­хой в ян­та­ре, ско­ван­ный чу­жой во­лей. Ды­шать труд­но, сте­ны ком­на­ты сдви­га­ют­ся тес­ней, над­ви­га­ют­ся на не­го. Тиг­ри­ца с нес­терпи­мо по­лыха­ющим ог­нем в ка­рих гла­зах ска­лит­ся, и его с си­лой от­швы­рива­ет на­зад.

И тут же от­ча­ян­но, обе­ими ла­доня­ми за­жимая рот, вскри­кива­ет Нар­цисса, и ис­терзан­ный кру­жев­ной пла­ток сос­каль­зы­ва­ет с ее плеч. А тиг­ри­ца сно­ва прев­ра­ща­ет­ся в Фе­тиду, без­жа­лос­тную, рав­но­душ­ную и хо­лод­ную.

Се­верус взгля­дом про­вожа­ет пла­ток, мед­ленно, не­ес­тес­твен­но мед­ленно па­да­ющий на пол.

«Как стран­но… Как стран­но жжет в гру­ди…»

Чу­жая во­ля мед­ленно сла­бе­ет, и жже­ние ста­новит­ся все нес­терпи­мей. Он опус­ка­ет гла­за и с отс­тра­нен­ным удив­ле­ни­ем ви­дит тор­ча­щий из гру­ди блес­тя­щий кон­чик че­го-то ос­тро­го. От­ку­да это?

Он не ви­дит, ЧТО сто­ит за его спи­ной.

ЧТО ма­нове­ни­ем ру­ки Фе­тида За­бини ожи­вила на нес­коль­ко мгно­вений.

К ЧЕ­МУ она его тес­ни­ла.

Сред­не­веко­вая ста­туя, изоб­ра­жа­ющая не то ры­царя, не то ка­кого-то во­ина в бо­евой стой­ке. По­лусог­ну­тые но­ги, на го­лове шлем, ле­вая ру­ка прик­ры­ва­ет щи­том сер­дце, а в пра­вой, вы­тяну­той впе­ред ру­ке — меч, по ле­ген­де при­над­ле­жав­ший од­но­му из Мал­фо­ев. Ос­трый. На­точен­ный. Сколь­ко раз Нар­цисса про­сила Лю­ци­уса уб­рать это чу­дови­ще из ка­бине­та! Еще ког­да Дра­ко был ма­лень­ким и вос­торжен­но пы­тал­ся вы­тащить кра­сивую блес­тя­щую иг­рушку из брон­зо­вых рук. Но Лю­ци­усу во­ин нра­вил­ся, и по­это­му ос­та­вал­ся на сво­ем мес­те, хо­тя меч все-та­ки был за­менен ил­лю­зи­ей. Но ед­ва сын по­нял, нас­коль­ко опас­но мо­жет быть хо­лод­ное ору­жие, и не де­лал боль­ше по­пыток зав­ла­деть им, бо­евой меч вер­нулся на свое мес­то.

И сей­час его ос­трие тор­чит из гру­ди Се­веру­са, а на тем­ной тка­ни кам­зо­ла, по се­реб­ря­ному шитью рас­те­ка­ет­ся и ши­рит­ся влаж­ное пят­но.

Нар­цисса в оце­пене­нии смот­рит на пят­но, по­чему-то ста­ра­ясь по­нять, от­ку­да оно взя­лось. Как буд­то что-то про­лили…

А чер­ные гла­за Се­веру­са с без­гра­нич­ным удив­ле­ни­ем ос­та­нав­ли­ва­ют­ся на не­под­вижном ли­це Фе­тиды.

— Ф… Фе­тида… за­чем…

«За­чем? Я прос­то хо­тел при­пуг­нуть. Хо­тел ос­та­новить, но не ска­зал бы Лор­ду. Ко­неч­но, я бы скрыл или за­ву­али­ровал мыс­ли, как де­лал мно­го раз, так мно­го, что это поч­ти ста­ло при­выч­кой. Нар­цисса, да раз­ве я су­мел бы пре­дать те­бя? Собс­твен­ны­ми ру­ками пос­лать на смерть? Не­уже­ли ты по­вери­ла пус­тым сло­вам, пред­назна­чен­ным все­го лишь для ус­тра­шения, по­чему не заг­ля­нула в ду­шу? Ведь ты уме­ла, всег­да мог­ла по­нять не­ус­лы­шан­ное, нес­ка­зан­ное… А ты, Фе­тида? Ум­ная, храб­рая, ре­шитель­ная… Я те­бя не­до­оце­нивал… А вы бы­ли ис­пу­ганы и пос­пе­шили…»

Стран­ные ощу­щения… Нет, не боль­но, но он не мо­жет вздох­нуть. А так хо­чет­ся воб­рать пол­ной грудью воз­дух. На­вер­ное, в пос­ледний раз…

Соз­на­ние му­тит­ся. Мыс­ли кру­жат­ся в бе­шеном хо­рово­де. Он ух­ва­тыва­ет ко­нец од­ной и на­чало дру­гой… Тя­жело, как все за­пута­но…

Фе­тиду при­вела под власть Лор­да жаж­да мще­ния, его — не­нависть к вра­гам, дру­гих — тру­сость, ко­рысть, вы­года, собс­твен­ная сла­бость, без­во­лие. В этом ми­ре, на­вер­ное, все пе­реме­шано и пе­реп­лавле­но в од­ном ги­гант­ском кот­ле. И ва­рит­ся чу­довищ­ное зелье, вкус ко­торо­го — вкус смер­ти. То, от че­го бе­жит Лорд. Но… раз­ве от это­го сбе­жишь? И раз­ве смерть — ко­нец? Нет, нет и нет!

Се­верус не­воль­но де­ла­ет дви­жение впе­ред, но тут же грудь раз­ры­ва­ет страш­ная боль, и в гла­зах тем­не­ет.

Смерть… смерть — это все­го лишь на­чало бес­ко­неч­но­го пу­ти, ухо­дяще­го да­леко за пре­делы все­лен­ной. Это се­рая за­веса, ог­ражда­ющая кос­ный и бес­цвет­ный мир обы­ден­но­го, шаг­нув за ко­торую, мож­но най­ти веч­ность. То, что лю­ди на­зыва­ют смертью, все­го лишь еще один по­ворот бес­ко­неч­ной до­роги. По-нас­то­яще­му они уми­ра­ют всю свою жизнь, от мла­ден­чес­тва и до ста­рос­ти — от нес­бывших­ся же­ланий и раз­бивших­ся на­дежд. От нес­ка­зан­ных слов и нес­держан­ных клятв. От от­вер­гну­той люб­ви и от­бро­шен­ной друж­бы. Не от­данных дол­гов и не при­нятых да­ров. От обид и сом­не­ний, пре­датель­ства и оди­ночес­тва, из­му­чен­ные со­вестью и па­мятью.

На­вер­ное, ду­ша его дав­но мер­тва, уп­лы­ла по хо­лод­ным во­дам ре­ки Веч­ности в ту вет­ре­ную зим­нюю ночь, ког­да Нар­цисса Блэк сбе­жала из до­му с Лю­ци­усом Мал­фо­ем. Или в дру­гую, ве­сен­нюю — ког­да в от­вет на ти­хую, поч­ти нес­лышную моль­бу Дамб­лдо­ра он без­жа­лос­тно под­нял па­лоч­ку и про­из­нес зак­лятье…

Се­год­ня уми­ра­ет прос­то те­ло.

Ста­рый ди­рек­тор был прав — все в этом ми­ре по­луча­ет свой от­клик. За зло от­пла­тят не­навистью, за не­нависть — местью, за рав­но­душие — не­быти­ем. Что ос­та­нет­ся пос­ле не­го в ми­ре? Толь­ко не­нависть и жаж­да мще­ния, гнез­дя­щи­еся в ду­ше сы­на Джей­мса Пот­те­ра. Но и тот, ес­ли вы­живет, быс­тро за­будет о Се­веру­се Сней­пе, мер­твом и нич­тожном, не об­ре­меняя се­бя дол­гой па­мятью.

В его жиз­ни бы­ла и ве­ликая не­нависть, и ве­ликая лю­бовь, и сей­час он осоз­на­ет, да, в пол­ной ме­ре, так яс­но и так от­четли­во, и как рань­ше не по­нимал? Не­нависть — ка­кое мяг­кое и в то же вре­мя ос­трое сло­во, не прав­да ли? В нем чер­ная го­речь на­несен­ных обид и стон из­ра­нен­но­го сер­дца, страх по­терять се­бя и страх уви­деть свое ис­тинное ли­цо. В нем ос­кал прош­ло­го, смя­тение пе­ред бу­дущим и боль нас­то­яще­го, при­тяга­тель­ное же­лание взгля­нуть в гла­за прав­де и ужас от поз­на­ния кро­вавой су­ти ис­ти­ны. Не­нависть — обо­юдо­ос­трый смер­то­нос­ный кин­жал, опас­ный и для то­го, про­тив ко­го он нап­равлен, и для то­го, в чь­ей ру­ке он за­жат. Но не­нависть сла­ба нас­толь­ко, нас­коль­ко силь­на лю­бовь. Не­нависть тлен­на, а лю­бовь веч­на! Быть мо­жет, че­рез ты­сячи лет, че­рез че­реду жиз­ней, он вновь встре­тит­ся с среб­ро­косой де­воч­кой, и она сно­ва зна­комо улыб­нется ему. Нет че­лове­ка, ко­торо­му судь­ба не уго­тови­ла бы ис­пы­тание лю­бовью, а пу­ти люб­ви не­ис­по­веди­мы…

Как жаль, что он по­нял это слиш­ком поз­дно…. Ес­ли бы еще мож­но бы­ло объ­яс­нить это то­му маль­чи­ку, ко­торый был оди­нок сре­ди тол­пы и, бес­силь­ный, с тос­кой наб­лю­дал, как ус­коль­за­ет пес­ком сквозь паль­цы его счастье, как его лю­бимая ста­новит­ся чу­жой… от­крыть ему ве­ликую тай­ну, что на­деж­да всег­да есть и бу­дет!

Но он ска­жет это Дамб­лдо­ру, и ста­рый маг бу­дет слу­шать его, по обык­но­вению ки­вая и лу­каво и всез­на­юще пос­верки­вая по­ловин­ка­ми оч­ков…

— Нар…цис­са…

Все рас­плы­ва­ет­ся пе­ред гла­зами, те­ря­ет свои очер­та­ния, гас­нет блек­лый су­мереч­ный свет, но Нар­цисса про­дол­жа­ет си­ять пе­ред ним, слов­но си­няя ве­чер­няя звез­да в тем­ном про­вале не­бес, прек­расная и не­дос­ти­жимо да­лекая.

Пос­ледний вы­дох, и Снейп об­мя­ка­ет. А тя­желая ста­туя да­же не ше­лох­нется.

— Ка­кой ужас. Это был нес­час­тный слу­чай, Нар­цисса, — Фе­тида не спра­шива­ет, а ут­вер­жда­ет.

И бе­лая, как по­лот­но, Нар­цисса ма­шиналь­но от­кли­ка­ет­ся, слов­но эхо:

— Это был нес­час­тный слу­чай, Фе­тида.

Но по­том вдруг спох­ва­тыва­ет­ся:

— Но Он уз­на­ет!

— Ус­по­кой­ся, — слег­ка мор­щится от ис­те­рич­ных но­ток Фе­тида и сно­ва взма­хом ру­ки ожив­ля­ет ста­тую.

Та дер­га­ет­ся, скре­жеща дос­пе­хами, вы­дер­ги­ва­ет меч, от­че­го те­ло Сней­па меш­ком осе­да­ет на пол, и, пя­тясь, тя­желы­ми ша­гами воз­вра­ща­ет­ся на свое мес­то, в угол меж­ду дву­мя шка­фами. Фе­тида нак­ло­ня­ет­ся над те­лом, взма­хива­ет па­лоч­кой, что-то шеп­чет, а Нар­цисса слов­но раз­два­ива­ет­ся. Од­на ее часть отс­тра­нен­но наб­лю­да­ет, как блед­не­ют и ис­та­ива­ют пят­на и кап­ли кро­ви на по­лу, на бе­лос­нежном во­роте ру­баш­ки, как ис­че­за­ет ды­ра на кам­зо­ле и ман­тии. Те­перь все це­ло, чис­то. И соз­да­ет­ся ощу­щение, что Се­верус жив, прос­то за­чем-то при­лег на пол в стран­ной не­удоб­ной по­зе.

Дру­гая Нар­цисса кри­чит, без­звуч­но от­кры­вая рот, ме­чет­ся в ужа­се от про­изо­шед­ше­го, го­товая за­бить­ся в ис­те­рике.

— В пос­ледние ча­сы про­ис­хо­дит всплеск сил. Вер­но, все сог­ласно зак­лятью, — не­понят­но ро­ня­ет Фе­тида, и от ее ров­но­го, без эмо­ций, нег­ромко­го го­лоса Нар­цисса по­чему-то при­ходит в се­бя.

— Нет, ник­то ни­чего не уз­на­ет, да­же Лорд. Не бу­дет ни­каких сле­дов, по­доз­ре­ний, кля­нусь. Се­верус уже не рас­ска­жет, а те­бя ник­то не за­подоз­рит, по­тому что ты ни в чем и не ви­нова­та. А я… Ког­да я го­вори­ла: «Очень ско­ро», это зна­чит — срок нас­ту­па­ет се­год­ня в пол­ночь. Пой­дем в бо­лее спо­кой­ное мес­то. Мне мно­гое нуж­но те­бе объ­яс­нить, а вре­мя не сто­ит на мес­те. Я еще не поп­ро­щалась с сы­ном и внуч­кой.

Нар­цисса смот­рит в как-то ра­зом смяг­чивше­еся ли­цо Се­веру­са Сней­па. Единс­твен­но­го че­лове­ка, ко­торо­го мог­ла бы наз­вать, нет, все-та­ки на­зыва­ла дру­гом, ко­торо­му, бы­ло вре­мя, до­веря­ла, как се­бе. Но что-то раз­ла­дилось в их друж­бе. И она не мог­ла ска­зать — что имен­но. Что бы­ло ког­да-то прос­тым и лег­ким, вдруг ста­ло не­имо­вер­но слож­ным, гро­моз­дким, тре­бу­ющим ка­ких-то объ­яс­не­ний. Как буд­то меж­ду ни­ми вы­рос­ла не­види­мая проз­рачная сте­на. И Лю­ци­ус не лю­бил Сней­па, всег­да нер­вни­чал да­же при их со­вер­шенно не­вин­ных обы­ден­ных встре­чах. Са­ма не за­метив, Нар­цисса по­теря­ла дру­га.

Она сла­бо удив­ля­ет­ся то­му, что поч­ти не со­жале­ет о его ги­бели. Но он хо­тел по­мешать, а сей­час она, как и Фе­тида, не ос­та­новит­ся ни пе­ред чем. Узы друж­бы ока­зались бес­силь­ны пе­ред ма­терин­ским ин­стинктом.

Она горь­ко шеп­чет:

— Прос­ти. Я не мог­ла ина­че.

Его гла­за по­лу­от­кры­ты и поб­лески­ва­ют бел­ка­ми. Нар­цисса не­воль­но от­во­дит взгляд, при­жима­ет ру­ку к гру­ди, ста­ра­ясь унять бе­шено ко­лотя­ще­еся сер­дце, и ос­то­рож­но, ста­ра­ясь не за­деть его, вы­ходит вслед за Фе­тидой.

Се­верус Снейп ос­та­ет­ся оди­ноким в смер­ти так же, как и в жиз­ни. При­няв­ший смерть не от рук вра­га, не из па­лоч­ки не­нави­дяще­го его Гар­ри Пот­те­ра, а от рук жен­щи­ны, с ко­торой не­ког­да де­лил ло­же, в при­сутс­твии дру­гой жен­щи­ны, ко­торую лю­бил еще с тех пор, ког­да она бы­ла нес­клад­ной де­воч­кой с длин­ны­ми ко­сами, а он уг­рю­мым не­люди­мым под­рос­тком. И из глаз ко­торой не вы­кати­лась ни од­на сле­зин­ка, да­же са­мая кро­шеч­ная, что­бы оп­ла­кать судь­бу Се­веру­са Сней­па, сли­зерин­ца-зель­ева­ра, пре­дав­ше­го ког­да-то единс­твен­но­го че­лове­ка, до­веряв­ше­го ему от чис­то­го сер­дца.

* * *

Что есть Лю­бовь? — ме­ня ты спро­сишь,

Я, бо­юсь, не смо­гу от­ве­тить.

Мо­жет быть, Лю­бовь — это вер­ность,

Что силь­нее все­го на све­те?

Она пти­цей ле­тит над то­бою,

Зас­ло­нив от ко­варс­тва и лес­ти,

Она тенью сколь­зит за то­бою,

Ох­ра­няя от зло­бы и мес­ти.

Она чут­ко сто­ит на стра­же,

Ког­да ты ус­тал и из­мо­тан,

И она не из­ме­нит, да­же

Ес­ли ты не за­метишь за­боты.

В во­лосах ее — не­ба тай­ны,

А в гла­зах ее — све­та ве­ра,

А в ду­ше ее — мир бес­край­ний,

А в ру­ках ее — жиз­ни ме­ра.

(с) Lilofeya

* * *

— Хо­зяй­ка, мо­лодой хо­зя­ин про­сит по­дать чай им.

До­мови­чок со смеш­но всто­пор­щенны­ми уша­ми быс­тро ми­га­ет и пя­тит­ся на­зад.

— Он поп­ро­сил ме­ня?

Гер­ми­она нем­но­го удив­ле­на. Обыч­но чай в Ка­бинет, ког­да там со­бира­ют­ся По­жира­тели во гла­ве с Тем­ным Лор­дом, по­да­ет са­ма Нар­цисса.

— Да, да! Хо­зя­ин ска­зал, толь­ко вы!

— Ну хо­рошо, — Гер­ми­она по­жима­ет пле­чами и идет на кух­ню.

До­мови­ки уже все при­гото­вили. Она слег­ка хму­рит­ся — ча­шек слиш­ком мно­го, а у нее ма­ло опы­та по тран­спор­ти­ров­ке тя­жело гру­женых пред­ме­тов сер­ви­ров­ки в от­ли­чие от той же Нар­циссы, у ко­торой это, на­вер­ное, вхо­дило в обя­затель­ную прог­рамму до­маш­не­го обу­чения. Слов­но про­читав ее мыс­ли, до­мовик под­пры­гива­ет на мес­те, прив­ле­кая вни­мание:

— Пин­ки вам по­может, хо­зяй­ка, не бой­тесь.

Он лов­ко под­хва­тыва­ет два тя­желых се­реб­ря­ных под­но­са и то­почет по ко­ридо­ру, Гер­ми­она бе­рет ма­лый под­нос и мед­ленно идет сле­дом.

За­чем Дра­ко поп­ро­сил имен­но ее по­дать чай? Ведь он зна­ет, что ей неп­ри­ят­ны эти сбо­рища, тя­жело сре­ди этих лю­дей, а при­сутс­твие Тем­но­го Лор­да не­из­менно ли­ша­ет ду­шев­но­го рав­но­весия. Он смот­рит на нее слиш­ком вни­матель­но, рас­то­ча­ет слиш­ком слад­кие и не­обос­но­ван­но гром­кие пох­ва­лы, сле­дит за каж­дым сло­вом, жес­том, от­ме­ча­ет каж­дое вы­раже­ние ли­ца, неп­ро­из­воль­ное дви­жение. Слов­но хо­чет про­ник­нуть в ее го­лову, выт­рясти и рас­смот­реть на ла­дони все глу­боко зап­ря­тан­ные тай­ны, пой­мать смут­ные те­ни мыс­лей. Слов­но до кон­ца не по­верил то­му, что па­мять Гер­ми­оны Грей­нджер в ре­зуль­та­те неп­ра­виль­но­го зак­лятья мно­гое по­теря­ла, без­жа­лос­тно стер­ла со сво­их лис­тов лю­дей, встре­чи, чувс­тва. Слов­но раз за ра­зом про­верял и пе­реп­ро­верял, же­лая убе­дить­ся.

Нет, Он боль­ше не ус­тра­ивал се­ан­сов лег­ги­лимен­ции, но Гер­ми­ону и без это­го не раз стис­ки­вало в уду­ша­ющем коль­це ужа­са, ког­да она ду­мала, что Он все зна­ет, толь­ко по ка­ким-то стран­ным при­чинам мол­чит. Ему по­чему-то бы­ло вы­год­но дер­жать ее в по­ле Сво­его зре­ния и вни­мания. И она по-преж­не­му не мог­ла по­нять при­чину Его ин­те­реса к се­бе. Он не нас­та­ивал на том, что­бы она ста­ла По­жира­тель­ни­цей, не да­вал ни­каких по­руче­ний и за­даний. Лишь из­редка про­сил дать ис­толко­вание ка­кой-ни­будь ру­не, по­делить­ся сво­ими поз­на­ни­ями в ну­меро­логии или зель­ева­рении. Иног­да поч­ти не за­мечал, иног­да па­рой двус­мыслен­ных фраз бро­сал в за­сасы­ва­ющий во­дово­рот оз­но­ба, а в сле­ду­ющий мо­мент улы­бал­ся Сво­ей сты­лой зме­иной улыб­кой и рас­сы­пал­ся в тон­ких ком­пли­мен­тах. Ему, ка­залось, бы­ло важ­ным толь­ко то, что Гер­ми­она Грей­нджер на­ходит­ся в зам­ке Мал­фой-Ме­нор, что Гер­ми­она Грей­нджер ста­ла мис­сис Дра­ко Мал­фой. Единс­твен­ное, в чем Он был неп­рекло­нен — она дол­жна бы­ла всег­да при­сутс­тво­вать ря­дом с Дра­ко на бес­ко­неч­ных раз­но­об­разных ба­лах, при­емах, ве­черин­ках, ра­утах. Иног­да на сход­ках По­жира­телей Смер­ти. Но и в этих слу­ча­ях Ему бы­ло дос­та­точ­но то­го, что она мол­ча пря­талась за спи­ной Дра­ко и не ро­няла ни сло­ва.

Как же она Его не­нави­дит! До бо­ли в вис­ках, до тем­но­ты в гла­зах. По ка­ким-то со­об­ра­жени­ям она выз­ва­ла Его ин­те­рес, и Он вы­дер­нул ее из прош­лой жиз­ни и те­перь дер­жит на ко­рот­ком по­вод­ке. Он рас­четли­во и без­жа­лос­тно убил ее род­ных. Он си­лой при­вязал к Се­бе Дра­ко, и в Его влас­ти каз­нить или ми­ловать. Будь это в ее во­ле, она не по­жале­ла бы и се­бя, лишь бы это су­щес­тво ис­чезло из ми­ра.

На­до ус­по­ко­ить­ся. Она глу­боко взды­ха­ет и про­водит ла­донью по ли­цу. До­мовик уже рас­па­хива­ет вы­сокие две­ри. Двад­цать пар че­лове­чес­ких глаз встре­ча­ют ее. Лю­тый и кро­вожад­ный взгляд обо­рот­ня. И крас­ные ще­ли су­жива­ют­ся на плос­ком ли­це Тем­но­го Лор­да.

Ка­кое-то тре­вож­ное, нап­ря­жен­ное ожи­дание дро­жит в ат­мосфе­ре этой стро­гой ком­на­ты, об­став­ленной до­рогой ме­белью из чер­но­го де­рева. Слов­но воз­дух прев­ра­тил­ся в во­ду, и в нем кро­вавы­ми ни­тями и сгус­тка­ми пла­ва­ют и тя­нут­ся от од­но­го к дру­гому мыс­ли, на­мере­ния, стрем­ле­ния.

Раз­го­вор пре­рыва­ет­ся чь­ей-то обор­ванной фра­зой:

— …ве­ро­ят­но, не так глуп, как мы по­лага­ем, и до­гада­ет­ся.

Тем­ный Лорд кри­вит уз­кие гу­бы в през­ри­тель­ной гри­масе:

— Ему прос­то ве­зет. Од­на­ко до­воль­но об этом. Я все ре­шил. От­пра­вим пя­терых и Ро­дери­ка, ра­зуме­ет­ся. Хвост, прос­ле­дишь и до­ложишь.

Вы­сокий ши­рокоп­ле­чий Як­сли скло­ня­ет го­лову и пос­пешно вы­ходит, за ним се­менит Пи­тер Пет­тигрю, неп­ри­ят­но ух­мы­ля­ясь и от­ве­шивая из­де­ватель­ский пок­лон в ее сто­рону. Сер­дце Гер­ми­оны гул­ко под­ска­кива­ет в гру­ди.

О чем, вер­нее, о ком шла речь?

Она не­лов­ко опус­ка­ет под­нос на ближ­ний сто­лик и отыс­ки­ва­ет взгля­дом му­жа. На свет­лом фо­не ок­на вы­рисо­выва­ет­ся не­под­вижный си­лу­эт Дра­ко, оку­тан­ный зыб­ким ма­ревом. По­чему-то от это­го со­вер­шенно обы­ден­но­го зре­лища сно­ва пры­га­ет сер­дце. За­чем же все-та­ки он ее поз­вал?

Скры­вая дрожь, она усер­дно раз­ли­ва­ет чай, бе­рет ма­лый под­нос и об­но­сит всех. Неп­ро­из­воль­но дер­жится по­даль­ше от Фен­ри­ра Си­вого, от ко­торо­го, как обыч­но, пах­нет пси­ной, по­том и кровью, про­гоня­ет под­сту­па­ющую к гор­лу тош­но­ту. Обо­ротень ска­лит­ся и что-то шеп­чет. Она не по­нима­ет, не слы­шит, по­тому что пе­ред гла­зами толь­ко Дра­ко, и ко­лотит­ся пуль­сом в вис­ках воп­рос: «Что про­ис­хо­дит?».

Бел­латри­са Лей­нстрендж брез­гли­во от­талки­ва­ет чаш­ку, ед­ва не про­лив чай на ее платье.

Алек­то Кэр­роу хи­хика­ет, по­казы­вая ос­трые зу­бы.

Они су­мас­шедшие. На са­мом де­ле.

Ами­кус Кэр­роу су­ет­ли­во вска­кива­ет с мес­та и под­чер­кну­то по­добос­трастно при­нима­ет свою чаш­ку, при этом ста­ра­ясь при­кос­нуть­ся к неж­ной ко­же за­пястья под длин­ным ру­кавом. Она от­дерги­ва­ет ру­ку и ед­ва не ро­ня­ет под­нос.

Вей­ланд Джаг­сон, Фрэн­сис Розье и Ан­то­нин До­лохов хо­лод­но бла­года­рят.

Ман­фред Крэбб и Дэ­ми­эн Гойл оди­нако­во не­ук­лю­жи и не­лов­ки. Как же стран­но они по­хожи на сво­их сы­новей, вер­нее, те по­хожи на них.

Свы­сока ка­ча­ет го­ловой, от­ка­зыва­ясь, дол­го­вязый Ра­бас­тан, млад­ший из трех брать­ев Лей­нстред­жей (и все — По­жира­тели. Прав­да, сред­ний Рольф сей­час ред­ко по­яв­ля­ет­ся на сход­ках, от­си­жива­ясь в глу­хом шот­ланд­ском уг­лу сво­их вла­дений пос­ле на­шумев­шей ис­то­рии со свя­зав­шей­ся с ма­гом-по­лук­ровкой и сбе­жав­шей до­черью).

У­ол­ден Мак­Нейр, Эмет­ри­ус Эй­ве­ри, Гил­берт Рук­вуд, Юд­жи­ус Нотт, Пер­сей Пар­кинсон, Ини­го Маль­си­бер. Ис­пы­тан­ные, пре­дан­ные, го­товые на все ра­ди сво­его Гос­по­дина слу­ги. Мо­лодые, но су­мев­шие по­казать се­бя и об­ле­чен­ные Его вы­сочай­шим до­вери­ем Мар­кус Флинт и Те­одор Нотт.

Все чле­ны ны­неш­не­го Пра­витель­ства Вол­де­мор­та. Круг на­ибо­лее приб­ли­жен­ных к Хо­зя­ину, не хва­та­ет толь­ко Се­веру­са Сней­па и Фе­тиды За­бини. Смерть Сней­па, най­ден­но­го в этом Ка­бине­те, бы­ла не­ожи­дан­ной и выз­ва­ла не­мало пе­ресу­дов и кри­вотол­ков. Лорд был разъ­ярен и са­молич­но про­вел рас­сле­дова­ние. Но так ни­чего и не вы­яс­нил. Ни­каких сле­дов зак­лятья, «са­мый обыч­ный раз­рыв сер­дца», как в один го­лос ле­пета­ли все све­тила ма­гичес­кой ме­дици­ны под про­низы­ва­ющим взгля­дом Лор­да. Воз­можно. А Фе­тида умер­ла во сне, и ди­аг­ноз был тот же.

«Что-то сре­ди мо­их По­жира­телей ста­новит­ся мод­ным уми­рать маг­лов­ским спо­собом», — про­цедил Лорд и боль­ше не вспо­минал ни о Сней­пе, ни о За­бини. Он прос­то за­был о них.

Вмес­те с тем, не­ред­ко в ми­нуты стран­но­го и не всег­да умес­тно­го па­фоса Он сам ут­вер­ждал, что все По­жира­тели Смер­ти — Его семья. Но по­нима­ет ли Он во­об­ще, что кро­ет­ся под этим сло­вом? Его нас­то­ящее, не ис­ко­вер­канное зна­чение?

На­вер­ное, нет. Ина­че не го­ворил бы.

Она пос­по­рила бы на мил­ли­он гал­ле­онов, что да­же са­мые фа­натич­ные По­жира­тели Смер­ти в по­та­ен­ных, поч­ти ин­стинктив­ных глу­бинах сво­их душ не счи­та­ют се­бя Его семь­ей. Мо­жет быть, лишь Бел­латри­са ис­крен­не ве­рит в это, но она, аб­со­лют­но бе­зум­ная в сво­ей при­вязан­ности к Лор­ду — осо­бый раз­го­вор. А эти пред­ста­вите­ли са­мых древ­них и са­мых чис­токров­ных ро­дов ма­гичес­кой Ан­глии, как бы ни ста­рались, но приз­нать свое родс­тво с по­лук­ровкой То­мом Ред­длом ни­как не мо­гут, по­тому что это в кор­не про­тиво­речит их сло­жив­шимся за ве­ка тра­дици­ям и пред­став­ле­ни­ям. Приз­нать Его родс­тво — зна­чит, пос­та­вить Его на­рав­не с со­бой. Но чис­тая кровь, бе­гущая в их жи­лах, ярос­тно это­му соп­ро­тив­ля­ет­ся. Быть мо­жет, по­это­му они приз­на­ют Его власть? По­тому что, от­да­вая дол­жное Его не­за­уряд­но­му уму, Его внут­ренней си­ле, не­ор­ди­нар­ности Его на­туры, го­товы на все, что угод­но, лишь бы Он не сме­шивал Се­бя с ни­ми?

Лю­ци­ус бе­рет чаш­ку, ос­тро взгля­дыва­ет на нее, но ни­чего не го­ворит. Сле­ду­ющий — Дра­ко. Она приб­ли­жа­ет­ся к му­жу со стра­хом, дро­жащим во всем те­ле. Она бо­ит­ся. Че­го? Да что та­кое? «Опом­нись, ду­роч­ка! Раз­ве ты в пер­вый раз ви­дишь этих лю­дей?»

Роб­ко пы­та­ет­ся улыб­нуть­ся и са­ма про­тяги­ва­ет ему чаш­ку, спи­ной чувс­твуя ко­лючие ощу­пыва­ющие взгля­ды, вы­жида­тель­ные неп­ри­яз­ненные ус­мешки. Че­рес­чур гром­ко в во­царив­шей­ся ти­шине зве­нит хруп­кий фар­фор. Дра­ко смот­рит на нее в упор не­мига­ющи­ми гла­зами, по­тем­невши­ми поч­ти до чер­но­ты. И они бук­валь­но кри­чат. Без­мол­вно, но от это­го еще страш­нее.

«Бли­же»

Хо­лод­ные паль­цы смы­ка­ют­ся на ее за­пястье.

«Бли­же!»

На его гу­бах по­яв­ля­ет­ся улыб­ка. То­же хо­лод­ная, на­поми­на­ющая улыб­ки Тем­но­го Лор­да. Гер­ми­она по­нима­ет, она пред­назна­чена для тех, ко­торые за ее спи­ной. А по­том он ше­велит гу­бами. Сов­сем чуть-чуть. И гла­за кри­чат:

«Пой­ми! Проч­ти! До­гадай­ся!»

Она хму­рит­ся, пы­та­ясь по­давить на­рас­та­ющий страх. Он раз за ра­зом пов­то­ря­ет без­звуч­ным ше­потом нес­коль­ко слов. Хо­рошо, что се­год­ня она рас­пусти­ла во­лосы. За ее гри­вой ли­ца Дра­ко, на­вер­ное, не вид­но. Что же он хо­чет ска­зать? По­чему нель­зя вый­ти?

«Пре­дуп­ре­ди!»

Ко­го? За­чем?

«Не­мед­ленно!»

«Пот­те­ра!»

Гар­ри?! О, гос­по­ди, что еще та­кое?

Она пре­рывис­то взды­ха­ет, и Дра­ко тут же пре­дуп­режда­юще сжи­ма­ет ее ру­ку.

«На­паде­ние!»

«Его дом!»

«Я не мо­гу вый­ти»

На Гар­ри го­товит­ся на­паде­ние в Год­ри­ковой Ло­щине?!

Она мед­ленно опус­ка­ет рес­ни­цы, да­вая знать, что все по­няла. Дра­ко, не от­ры­вая взгля­да от ее ли­ца, сно­ва улы­ба­ет­ся, но уже имен­но ей, неж­но про­водит ла­донью по ще­ке, скло­ня­ет­ся к уху. Все в по­ряд­ке, гос­по­да, прос­то он бла­года­рит свою крот­кую ус­лужли­вую же­ну. А вы что пред­по­ложи­ли?

«Они уже уш­ли. Пос­пе­ши» — ед­ва раз­борчи­вый ше­пот об­жи­га­ет и зас­тавля­ет по­холо­деть от ужа­са. Она смот­рит в гла­за му­жа.

Сно­ва ки­вок и ос­ле­питель­ная улыб­ка при­сутс­тву­ющим. Пос­лушная суп­ру­га вы­пол­ня­ет свои обя­зан­ности. А вы о чем по­дума­ли, гос­по­да?

— Бла­года­рю вас, Гер­ми­она, — это, ко­неч­но же, Лорд, — вы всег­да так лю­без­ны. Не же­ла­ете к нам при­со­еди­нить­ся? Мы тут как раз об­сужда­ли не­кото­рых зна­комых вам лю­дей. Ду­маю, что очень ско­ро вам пред­ста­вит­ся воз­можность уви­деть­ся с од­ним быв­шим близ­ким дру­гом.

Дер­жать ли­цо.

Рас­ста­вить мо­лоч­ник, сли­воч­ник, са­хар­ни­цу, ва­зы с ка­напе и сла­дос­тя­ми так, что­бы ни­чего не звяк­ну­ло.

Мед­ленно вып­ря­мить­ся.

Рав­но­душ­но по­жать пле­чами.

— Ми­лорд, ко­неч­но же, при­ят­но бу­дет уви­деть­ся с дру­гом, но сей­час ме­ня ждут не­от­ложные де­ла по хо­зяй­ству. Про­шу прос­тить.

Сно­ва неп­ро­ница­емо улыб­нуть­ся.

Спи­ну пря­мо.

Ни од­но­го лиш­не­го жес­та.

Как же сво­дит ску­лы от ли­цеме­рия.

— С ва­шего поз­во­ления.

Не рас­слаб­лять­ся.

Тя­жесть в го­лове и в но­гах.

Зак­рыть две­ри.

И тут ожес­то­чен­но наб­ра­сыва­ет­ся усер­дно по­дав­ля­емая па­ника. Она враз пе­рес­та­ет со­об­ра­жать. Страх одур­ма­нива­ет ра­зум, пу­та­ет соз­на­ние. Она бе­жит прочь от Ка­бине­та с единс­твен­ной мыслью, ко­лотя­щей­ся в пус­той го­лове: «На­до что-то сде­лать!»

Что же?! Что?!!

Она не­сет­ся по бес­ко­неч­ным ко­ридо­рам Мал­фой-Ме­нор.

«Вре­мя ухо­дит!» — вдруг бь­ет по соз­на­нию.

По­шат­нувшись, она ед­ва не па­да­ет. Вбе­га­ет в ка­кую-то ком­на­ту. Ру­кой за­дева­ет вы­чур­ный брон­зо­вый под­свеч­ник на ко­моде ря­дом с дверью. Мгно­вен­ная от­рез­вля­ющая боль. Из ма­лень­кой, но глу­бокой ра­ны по­яв­ля­ет­ся кровь, стру­ит­ся по ко­же, тя­желы­ми кап­ля­ми па­да­ет на пол. Она смот­рит на сад­ня­щую ру­ку и вдруг при­ходит в се­бя. Ум про­яс­ня­ет­ся, на­чина­ет ра­ботать быс­тро и чет­ко, пе­реби­рая ва­ри­ан­ты, как пре­дуп­ре­дить Гар­ри. Но пер­вым де­лом выз­вать до­мови­ка.

— Ес­ли спро­сят, я в оран­же­рее. Сре­заю ро­зы к ужи­ну.

До­мовик ки­ва­ет и уно­сит­ся.

Опо­вес­тить Грю­ма?

Поз­дно. Ста­ло поз­дно, по­ка она бе­гала как бес­толко­вая ду­роч­ка и па­нико­вала. К то­му же, че­рез Вра­та мож­но прой­ти толь­ко в соп­ро­вож­де­нии Дра­ко, а где на­ходит­ся дом ста­рого Ав­ро­ра, она, ес­тес­твен­но, не зна­ет.

Ор­ден Фе­ник­са?

Нет, они на­вер­ня­ка дав­ным-дав­но сме­нили ес­ли не штаб-квар­ти­ру, то Хра­ните­ля тай­ны. По­пасть в дом на Грим­мо она не смо­жет.

Свя­зать­ся с кем-ни­будь нап­ря­мую — Мак­Го­нагалл, Тонкс, Лю­пином, Хаг­ри­дом?

То­же поз­дно. Они не бу­дут ее слу­шать, сра­зу на­ложат зак­лятье, а ес­ли выс­лу­ша­ют, то все рав­но не по­верят. Пус­тая и не­безо­пас­ная тра­та вре­мени. К то­му же, они все в офи­ци­аль­ном ро­зыс­ке, скры­ва­ют­ся. Вряд ли во­об­ще она най­дет их.

Ос­та­ет­ся од­но — свя­зать­ся с Гар­ри. Нет, не встре­тить­ся с ним. Ее от­сутс­твие в зам­ке сра­зу за­метят. Все мо­жет по­лететь к чер­тям.

Гер­ми­она ду­ет на за­леде­нев­шие паль­цы. Она заб­ра­лась в не­оби­та­емую часть Мал­фой-Ме­нора, здесь прос­то че­реда ком­нат и за­лов, в ко­торые ник­то не заг­ля­дыва­ет. Но тем луч­ше.

Итак.

Он ее луч­ший друг… Нет... он был… ее луч­шим дру­гом. Те­оре­тичес­ки меж­ду ни­ми на тон­ком ас­траль­ном уров­не дол­жна быть свя­зу­ющая нить. На­вер­ное. Ес­ли он ее не обор­вал, хо­тя это неп­росто. Да­же че­рез де­сят­ки лет мож­но най­ти сла­бые сле­ды пер­вой люб­ви и преж­ней при­вязан­ности, от­го­лос­ки сос­тра­дания и бы­лой неж­ности, от­зву­ки друж­бы.

Она де­лови­то ос­матри­ва­ет ком­на­ту. Что тут есть?

Це­лая связ­ка вос­ко­вых све­чей в ящи­ке ко­мода. Очень удач­но.

Окон­ные стек­ла. Ог­ромная се­реб­ря­ная ва­за. Ла­киро­ван­ные двер­цы шка­фов.

Не под­хо­дит.

На тем­но-кре­мовой обив­ке ка­напе ртут­ным от­блес­ком дро­жит хрус­таль­ная амаль­га­ма. Руч­ное зер­каль­це в изящ­ной се­реб­ря­ной оп­ра­ве, кем-то здесь бро­шен­ное. От­лично!

Она креп­ко сжи­ма­ет ви­тую руч­ку.

Све­чи в круг. Платье без­жа­лос­тно со­бира­ет пыль на по­лу.

Сос­ре­дото­чить­ся. Соб­рать всю во­лю и всю свою вол­шебную си­лу в ку­лак. Шаг за ша­гом прой­ти весь путь друж­бы, за­родив­шей­ся в ва­гоне Хог­вартс-Экс­прес­са.

Как же дав­но это бы­ло! И сов­сем не­дав­но…

Вспом­нить ин­то­нации го­лоса Гар­ри, спер­ва еще сов­сем дет­ско­го, по­том ло­ма­юще­гося под­рос­тко­вого, по­том поч­ти взрос­ло­го.

Вспом­нить цвет его глаз. Зе­леные, изум­рудные, гла­за его ма­тери, как он сам го­ворил. Но в их глу­бине зо­лотые точ­ки, ко­торые по­яв­ля­ют­ся, ког­да он счас­тлив. Толь­ко это бы­ва­ет так ред­ко… Из пос­ледних лет толь­ко ря­дом с Джин­ни в его гла­зах пля­сали зо­лотые чер­ти­ки.

Вспом­нить его чер­ные не­пос­лушные вих­ры. Под ру­кой они жес­ткие, ко­лют ла­донь.

Вспом­нить, как он сме­ет­ся, как сер­дится, как хму­рит­ся и при­выч­ным жес­том по­тира­ет шрам на лбу. Джин­ни од­нажды приз­на­лась, что ей тог­да ужас­но хо­чет­ся раз­гла­дить по­яв­ля­ющу­юся мор­щинку и про­вес­ти паль­цем по тем­ным бро­вям.

Вспом­нить, ка­ким он бы­ва­ет уп­ря­мым и упер­тым. Злым и не­тер­пи­мым. Яз­ви­тель­ным и ко­лючим. Она сра­зу са­ма раз­дра­жалась на тех иди­отов, кто при­вел его в та­кое сос­то­яние.

Вспом­нить, как не­воль­ной жа­лостью сжи­малось сер­дце при ви­де его ху­дой уг­ло­ватой маль­чи­шес­кой фи­гуры — ру­ки не­зави­симо за­суну­ты в кар­ма­ны, а пле­чи от­тя­гива­ет тя­желый рюк­зак с кни­гами.

Вспом­нить, как он ог­ры­зал­ся на из­девки сту­ден­тов и как ссо­рил­ся с Ро­ном. Как хо­телось пок­репче сжать в ру­ках вол­шебную па­лоч­ку и нас­лать на них хо­тя бы "Пет­ри­фикус То­талус", а Ро­на прос­то стук­нуть по го­лове и на­орать.

Вспом­нить, что Гар­ри всег­да ка­зал­ся ей у­яз­ви­мым и взрос­ле­ющим рань­ше вре­мени, и хо­телось встать ря­дом с ним, при­нять на се­бя часть той но­ши, ко­торая лег­ла на его пле­чи.

Вспом­нить, как он лю­бит ле­тать, как обо­жа­ет квид­дич, ей ка­зав­ший­ся глу­пой и че­рес­чур трав­ма­тич­ной иг­рой. Еще и по­тому, что ле­тать она со­вер­шенно не уме­ла, ее на­чина­ло ука­чивать при од­ном взгля­де на мет­лу. И Гар­ри об этом знал и ни­ког­да не нас­та­ивал, что­бы она по­иг­ра­ла с ни­ми в квид­дич у У­из­ли, ес­ли она не хо­тела. А Рон, хо­тя то­же знал, но все рав­но под­тру­нивал и сы­пал нас­мешка­ми.

Вспом­нить дра­же «Бер­ти Боттс» с не­ожи­дан­ны­ми вку­сами, по­тому что их Гар­ри то­же лю­бит.

Вспом­нить все их бес­числен­ные раз­го­воры — серь­ез­ные, бес­печные, важ­ные, глу­пые, ве­селые, от­ча­ян­ные, нап­ря­жен­ные, злые, оби­жен­ные, ти­хие, до­вери­тель­ные.

Вспом­нить Джин­ни. И ощу­тить, как внут­ри на­чина­ет сад­нить так же, как и ру­ку, и ста­новит­ся еще боль­нее. Она всег­да счи­тала, что Джин­ни пред­назна­чена Гар­ри, пусть это зву­чало слиш­ком вы­соко­пар­но, и изум­ля­лась, как Гар­ри умуд­рялся не за­мечать эту де­воч­ку с ее жду­щими гла­зами и неж­ной свет­лой лю­бовью. Джин­ни уме­ла лю­бить и уме­ла ждать, не пог­ру­жалась в хан­дру, а жи­ла сво­ей жизнью, ра­дова­лась каж­до­му ми­гу, мог­ла рас­цве­тить яр­ки­ми крас­ка­ми лю­бой день, да­же са­мый скуч­ный, се­рый или тя­желый. Гер­ми­она по­ража­лась ей — та­кой дру­гой, та­кой от­ли­ча­ющей­ся от нее са­мой, и счи­тала ма­лень­ким чу­дом, вы­рос­шим, слов­но ди­ковин­ный цве­ток, в доб­ром са­ду У­из­ли. Она бы­ла по-нас­то­яще­му ра­да сво­ей друж­бе с ней. И бы­ла поч­ти счас­тли­ва, ког­да Гар­ри на­конец на­чал проз­ре­вать. А те­перь, Джин­ни, на­вер­ное, так же, как и все, счи­та­ет, что…

Нет, об этом не на­до. Сей­час Гар­ри, толь­ко Гар­ри.

Зер­ка­ло в за­немев­шей ру­ке дро­жит, при­ходит­ся пе­рех­ва­тить дру­гой ру­кой, лип­кой от кро­ви. Она зак­ры­ва­ет гла­за и выб­ра­сыва­ет из го­ловы ос­колки стра­ха, вы­мета­ет лип­кую па­ути­ну сом­не­ний и не­реши­тель­нос­ти.

«Гар­ри, Гар­ри, Гар­ри, Гар­ри, Гар­ри!

Ус­лышь ме­ня! Поз­воль ус­лы­шать…»

Не­мой зов не­сет­ся сквозь прос­транс­тво, про­бега­ет по стру­нам вре­мени, пре­одо­лева­ет пус­то­ту, про­бива­ет сте­ны, зам­ки, до­ма, не ос­тавляя за со­бой ни эха, ни от­го­лос­ка.

Гер­ми­она дот­ра­гива­ет­ся вол­шебной па­лоч­кой до зер­ка­ла. А оно дро­жит все силь­нее, так, что труд­но удер­жать. Глад­кая по­вер­хность по­дер­ги­ва­ет­ся мел­кой рябью, как во­да ти­хого пру­да под по­рывом вет­ра, и мут­не­ет. Ее от­ра­жен­ное ли­цо ис­ка­жа­ет­ся и ис­че­за­ет. Боль силь­нее вцеп­ля­ет­ся в ра­нен­ную ру­ку. Но она ни на се­кун­ду не от­ры­ва­ет взгля­да. В зер­каль­ном ова­ле клу­бит­ся се­рая мгла, а в глу­бине ее про­бива­ет­ся кро­хот­ная бе­лая точ­ка, ко­торая ста­новит­ся все боль­ше и яр­че и вне­зап­но вспы­хива­ет не­выно­симым ог­нем, на миг приз­рачно ос­ве­щая всю ком­на­ту. Но ее гла­за по-преж­не­му ши­роко рас­кры­ты. Нель­зя, на­до тер­петь.

Пос­ле вспыш­ки зер­ка­ло ров­но си­яет теп­лым оран­же­во-зо­лотис­тым све­том.

Он жив! Они до не­го не доб­ра­лись, а она ус­пе­ла! О, Гос­по­ди, все-та­ки ус­пе­ла и сде­лала боль­шую часть де­ла!

И она ед­ва не ро­ня­ет зер­ка­ло от нах­лы­нув­ше­го об­легче­ния.

Пос­те­пен­но в оран­же­во-зо­лотом ова­ле по­яв­ля­ют­ся и дру­гие цве­та. Она ви­дит ра­дугу его хо­роше­го нас­тро­ения, то и де­ло вспы­хива­ющие свет­лые пу­шис­тые об­ла­ка ра­дос­ти, тон­кие зе­лено­ватые щу­паль­ца нас­то­рожен­ности (он все-та­ки при­рож­денный Ав­рор!). И ог­ромные бу­кеты жиз­не­радос­тных алых пи­онов его люб­ви.

Он где-то с Джин­ни, не в Год­ри­ковой Ло­щине, и ему спо­кой­но и хо­рошо. Уди­витель­но, ес­ли учесть, на ка­ком он сей­час по­ложе­нии. Но все-та­ки он нас­то­роже, и это все­ля­ет на­деж­ду. Его не так-то прос­то дос­тать.

На­до по­торо­пить­ся. Сос­ре­дота­чива­ясь, она на­бира­ет в грудь воз­ду­ха и мед­ленно де­ла­ет вы­дох. Ее ды­хание ка­са­ет­ся зер­каль­ной по­вер­хнос­ти и рож­да­ет но­вый цвет. Чер­ный цвет смер­ти.

«Ты ме­ня слы­шишь? Ты чувс­тву­ешь ме­ня? Смерть, Гар­ри, вот что те­бя ждет. По­бере­гись!»

В от­вет сно­ва вспы­хива­ет оран­же­вое зо­лото, по­том гас­нет и соз­да­ет­ся ощу­щение, что в зер­каль­ном ова­ле сме­шались все крас­ки, су­щес­тву­ющие на зем­ле. Бор­до­вый всплеск, се­рое си­яние, ла­зур­ный взрыв, шаф­ра­новый во­дово­рот, чер­ная про­пасть, го­лубые ис­кры, изум­рудные вспо­лохи, ро­зовое бе­зумие, сол­нечный луч, лун­ное се­реб­ро…

Он что-то по­чувс­тво­вал. Она до­тяну­лась до не­го!

«Гар­ри, ос­то­рож­но. По­жалуй­ста, будь ос­то­рожен. Бе­регись. Гар­ри, от это­го за­висит твоя жизнь. По­жалуй­ста, про­шу те­бя, бе­регись, ос­то­рож­но. Те­бе гро­зит бе­да. И не толь­ко те­бе, бе­реги Джин­ни. Гар­ри, ос­то­рож­но, бе­регись. Про­тив те­бя за­мыш­ля­ют зло. Гар­ри, ты мо­жешь по­гиб­нуть. Будь ос­то­рожен, бе­регись…»

Она пов­то­ря­ет эти сло­ва раз за ра­зом, за­быв о кро­вото­чащей ру­ке, о вре­мени, за­быв обо всем, дви­жимая толь­ко стра­хом за Гар­ри, стре­мясь пе­редать ему свой страх и бес­по­кой­ство, за­жечь в его соз­на­нии крас­ный ого­нек опас­ности.

Из гряз­ной сме­си цве­тов мед­ленно вы­тека­ет си­рене­вая струй­ка тре­воги. Она ста­новит­ся тем­нее и тем­нее, пуль­си­ру­ет и на­конец за­лива­ет весь овал. Гер­ми­она пе­рево­дит дух. Точ­но, по­лучи­лось. Тре­вога по­яви­лась не зря, не на пус­том мес­те.

Вне­зап­но тем­но-фи­оле­товое од­ной пуль­са­ци­ей пе­рете­ка­ет в кро­ваво-баг­ро­вое (он чувс­тву­ет опас­ность!), зер­ка­ло взры­ва­ет­ся, осы­пав ее блес­тя­щими кап­ля­ми амаль­га­мы, го­рячи­ми звез­дочка­ми рас­пла­вив­ше­гося се­реб­ра. Она ед­ва ус­пе­ва­ет за­щитить гла­за и бес­силь­но ро­ня­ет оби­жен­но дер­нувшу­юся па­лоч­ку.

Слож­ное зак­лятье от­ня­ло мно­го сил, и она ус­та­ло прис­ло­ня­ет­ся спи­ной к со­фе, ощу­щая за­тыл­ком хо­лод­ное твер­дое де­рево и мяг­кую ткань обив­ки. Не хо­чет­ся вста­вать, те­лом ов­ла­дева­ет без­во­лие. Тя­жело да­же пред­ста­вить, что на­до под­нять­ся на но­ги, ку­да-то ид­ти, фаль­ши­во улы­бать­ся, дер­жать се­бя в ру­ках, не поз­во­ляя рас­сла­бить­ся ни на ми­нуту. Да, на­до ид­ти, ее мо­гут хва­тить­ся, ско­ро, на­вер­ное, ужин. А к ужи­ну нель­зя опаз­ды­вать ни в ко­ем слу­чае, по­тому что бу­дет Тем­ный Лорд.

Она не от­даст ему Гар­ри. Ни­ког­да. Гар­ри дол­жен жить, дол­жен вый­ти по­беди­телем.

Она поч­ти уве­рена, что он ус­лы­шал ее пре­дос­те­реже­ние и при­нял ме­ры бе­зопас­ности. Гар­ри все-та­ки не так лег­ко выс­ле­дить и пой­мать.

Лорд не раз раз­гла­голь­ство­вал о том, ка­кими у­яз­ви­мыми ста­новят­ся лю­ди, свя­зан­ные лю­бовью, друж­бой, при­вязан­ностью, семь­ей. Их лег­ко зас­та­вить сде­лать все, что тре­бу­ет­ся, лишь при­пуг­нув, да­же не при­бегая к зак­лять­ям под­чи­нения. Они пос­лушны и вер­ны, ско­ван­ные по ру­кам и но­гам стра­хом за близ­ких. Да, во мно­гом это вер­но, хо­тя да­же Он не до кон­ца по­нима­ет, нас­коль­ко они у­яз­ви­мы. Но при этом нас­коль­ко они сла­бы, нас­толь­ко и силь­ны. И это­го Он то­же не по­нима­ет.

Ко­лени еще под­ги­ба­ют­ся, но она вы­ходит из ком­на­ты. И вов­ре­мя. По­яв­ля­ет­ся Кри­ни и взвол­но­ван­но всплес­ки­ва­ет ру­ками.

— Моя гос­по­жа! Ужин че­рез со­рок ми­нут, а вы в та­ком ви­де! Ужас­но!

— Ни­чего, — сла­бо шеп­чет Гер­ми­она, опи­ра­ясь в из­не­може­нии об хо­лод­ную ка­мен­ную сте­ну, — я сей­час при­ду в се­бя. По­жалуй­ста, срежь в оран­же­рее нес­коль­ко роз по­пыш­нее и дос­тавь Бер­нарду. Ска­жи, что я пос­ла­ла.

Кри­ни не сме­ет ос­лу­шать­ся. А она кое-как доб­ре­да­ет до их с Дра­ко ком­нат и без сил па­да­ет в крес­ло у две­рей. Стран­ное сос­то­яние — как буд­то она пла­ва­ет в гус­том, как же­ле, плот­ном воз­ду­хе вне сво­его те­ла. И си­дит, и од­новре­мен­но смот­рит на се­бя си­дящую со сто­роны, от­четли­во ви­дит блед­ное, осу­нув­ше­еся и ка­кое-то опус­то­шен­ное ли­цо с си­ними те­нями под гла­зами, без­воль­ные, не­лов­ко вы­вер­ну­тые ру­ки на ко­ленях, по­мятое пыль­ное платье, все в ос­колках и се­реб­ристых пят­нах, во­лосы тор­чат в раз­ные сто­роны. На­до при­вес­ти се­бя в по­рядок…

Это тя­желое из­ма­тыва­ющее чувс­тво раз­дво­ен­ности те­ла и соз­на­ния вмес­те с на­валив­шей­ся ус­та­лостью не про­ходит весь ве­чер. По­это­му она еще бо­лее мол­ча­лива, чем обыч­но, и лишь од­нослож­но от­ве­ча­ет на воп­ро­сы Тем­но­го Лор­да. Дра­ко то­же мол­чит, до­гады­ва­ясь, чем выз­ва­но ее сос­то­яние, и не­воль­но чувс­твуя свою ви­ну, бе­реж­но уха­жива­ет за ней.

— Вам нез­до­ровит­ся, Гер­ми­она? — Лорд смот­рит на нее сквозь ру­бино­во поб­лески­ва­ющий бо­кал ста­рого ви­на, — что-то вы блед­ны. И где вы так по­рани­ли ру­ку?

— Не­ча­ян­но за­дела под­свеч­ник, Ми­лорд. Я не очень хо­рошо се­бя чувс­твую с са­мого ут­ра.

— С са­мого ут­ра?

Ес­ли бы на плос­ком ли­це от­ра­жалась ми­мика, Гер­ми­она мог­ла бы пок­лясть­ся, что Лорд под­нял не­сущес­тву­ющие бро­ви.

Она опус­ка­ет рес­ни­цы, ста­ра­ясь по­бороть обыч­ное от­вра­щение и на­рас­та­ющее раз­дра­жение. В сущ­ности, ка­кое Ему де­ло? Ведь Ему без­различ­но, она в этом уве­рена. Но как же тя­готит и при­водит в бе­шенс­тво эта на­иг­ранная за­бота, стрем­ле­ние кон­тро­лиро­вать и быть ос­ве­дом­ленным обо всем, за­бот­ли­вый тон и страш­ные не­чело­вечес­кие гла­за, хо­лод­ные и жес­то­кие…

— Мо­гу ли я вас поз­дра­вить?

Про­тес­ту­юще зве­нит хрус­таль­ный бо­кал, не­лов­ко за­детый и раз­ливший­ся бор­до­выми ру­чей­ка­ми, Дра­ко пос­пешно из­ви­ня­ет­ся. Гер­ми­она вна­чале не по­нима­ет, а по­том гус­то крас­не­ет, на миг да­же чувс­твуя при­лив сил. Она вски­дыва­ет взгляд, но бо­ит­ся взгля­нуть на свек­ровь и тем бо­лее на свек­ра, си­дящих нап­ро­тив. Не­лов­ко.

— Нет, Ми­лорд, уве­ряю Вас, Вы оши­ба­етесь! У ме­ня прос­то бо­лит го­лова! — чуть бо­лее взвол­но­ван­но, чем сле­дова­ло бы, вос­кли­ца­ет она.

— Жаль, жаль… — за­дум­чи­во тя­нет Вол­де­морт, — я был бы весь­ма рад по­яв­ле­нию нас­ледни­ка ро­да Мал­фой.

Гер­ми­она при­кусы­ва­ет в не­году­ющем сму­щении гу­бу, сно­ва опус­кая гла­за, и не ви­дит, что от этих слов обыч­но не­воз­му­тимо спо­кой­ное ли­цо Лю­ци­уса на миг дер­га­ет­ся от прор­вавших­ся чувств, и его ру­ки, как всег­да при вол­не­нии, мнут ска­терть. Нар­цисса, вып­ря­мив­шись, как от­пу­щен­ная вет­ка де­рева, зас­тывшим взгля­дом смот­рит на се­реб­ря­ную суп­ни­цу в се­реди­не сто­ла. Дра­ко су­дорож­но сжи­ма­ет под сто­лом ру­ку же­ны так, что об­ру­чаль­ное коль­цо боль­но вми­на­ет­ся в паль­цы.

Пос­ле не­дол­го­го, но на­сыщен­но­го мно­гоз­начностью и поч­ти зве­нящи­ми в воз­ду­хе над сто­лом до­гад­ка­ми и мыс­ля­ми мол­ча­ния, Лю­ци­ус, вски­нув­шись, на­чина­ет от­вле­чен­ный раз­го­вор о чем-то пус­то-свет­ском. Нар­цисса бе­зучас­тно под­держи­ва­ет, Дра­ко то­же ки­да­ет па­ру реп­лик, а ще­ки Гер­ми­оны так и го­рят ру­мян­цем не­лов­кости. Вдруг рас­па­хива­ют­ся две­ри, и впол­за­ет (по-ино­му и не ска­жешь) Пи­тер Пет­тигрю.

— Гос­по­дин, мой Гос­по­дин, — его урод­ли­вое, те­ря­ющее че­лове­чес­кие чер­ты ли­цо жа­лоб­но мор­щится, — Вы ве­лели, в лю­бое вре­мя, как толь­ко вер­немся…

Нар­цисса под­жи­ма­ет гу­бы. Это­го от­вра­титель­но­го не­чис­топлот­но­го че­лове­ка она не вы­носит и ед­ва тер­пит.

— Я слу­шаю. Где Ро­дерик?

— Там. Он… Он не ос­ме­лил­ся… пос­лал ме­ня. Гос­по­дин, мы не смог­ли… Он ус­пел уд­рать… Как буд­то его кто-то пре­дуп­ре­дил…

— ЧТО?

Гер­ми­она за­быва­ет, что нуж­но ды­шать, от вне­зап­но сняв­шей­ся тя­жес­ти и уле­тучив­шей­ся бес­след­но тре­воги. У нее по­лучи­лось! Да-да-да-да! Ох, как же хо­рошо! Гар­ри жив! Он пре­дуп­режден и пой­мет, что нуж­но уд­во­ить, нет, ут­ро­ить ос­то­рож­ность! Зна­чит, она не нап­расно от­да­ла то­лику сво­ей вол­шебной си­лы жад­но­му зак­лятью… Как же лег­ко ста­ло на ду­ше!

Опом­нившись, она ук­радкой про­веря­ет, не вы­дала ли свою не­ча­ян­ную ра­дость. Но Лорд не за­метил, Ему не до нее. И Лю­ци­ус с Нар­циссой то­же смот­рят на Пет­тигрю. Он — с до­садой, она — с от­вра­щени­ем, как на ог­ромную бе­зоб­разную кры­су, вы­бежав­шую на се­реди­ну ком­на­ты. А Дра­ко, по­няв, обод­ря­юще улы­ба­ет­ся угол­ком губ и сно­ва, уже лег­ко сжи­ма­ет ее ру­ку.

Вол­де­морт рез­ко под­ни­ма­ет­ся из-за сто­ла, Пет­тигрю пя­тит­ся на­зад. Ка­жет­ся, еще нем­но­го, и он па­дет ниц, рас­плас­та­ет­ся вы­пот­ро­шен­ной ля­гуш­кой на узор­ных раз­во­дах мра­мор­но­го по­ла.

— Про­шу про­щения, да­мы, — чер­ное оде­яние по­лощет­ся, слов­но раз­ве­ва­емое вет­ром.

Лю­ци­ус и Дра­ко, пе­рег­ля­нув­шись, отод­ви­га­ют стулья и сле­ду­ют за длин­ной фи­гурой Тем­но­го Лор­да. За ни­ми, из­ви­нив­шись, уда­ля­ет­ся Гер­ми­она, чувс­твуя, как ка­ча­ют­ся пе­ред гла­зами сте­ны от вол­не­ния и вновь наб­ро­сив­шей­ся сла­бос­ти. По­быс­трее бы до­мой, в свой ма­лень­кий у­ют­ный до­мик на бе­регу мо­ря... Но по­коя не бу­дет до зав­тра.

Она не слы­шит, как дож­давшись, ког­да все вый­дут, Нар­цисса сквозь зу­бы ед­ва слыш­но ки­да­ет в пус­то­ту ог­ромной рос­кошной Зо­лотой сто­ловой:

— Как же мне это на­до­ело! Ка­кое Он име­ет пра­во втор­гать­ся в на­шу семью, вес­ти се­бя в на­шем ро­довом зам­ке, как хо­зя­ин? Кто поз­во­лил Ему впус­кать в Мал­фой-Ме­нор вся­кую мразь? До ка­ких пор бу­дет это про­дол­жать­ся?!

Но раз­ве пус­то­та от­ве­тит?

* * *

На баш­не ду­ет прон­зи­тель­ный, про­низы­ва­ющий ле­дяной ве­тер, за­лета­ет в уз­кие окон­ные про­емы без пе­реп­ле­тов, шны­ря­ет по­низу у ног про­ныр­ли­вым гор­носта­ем, во­роша клу­бы пы­ли, перья и при­несен­ные им же су­хие листья. С вос­то­ка на тем­ном го­ризон­те на­пол­за­ет ог­ромная чер­ная ту­ча, по пу­ти сли­зывая ред­кие тус­клые звез­ды и под­би­ра­ясь к боль­ной жел­тизне ущер­бной лу­ны. Хоть баш­ня нас­квозь про­дува­ет­ся, но все рав­но по­пахи­ва­ет со­вами, как на хог­варт­ской со­вят­не. Впро­чем, са­мая вы­сокая баш­ня Мал­фой-Ме­нор — это и есть со­вят­ня. Вот что-то ти­па ка­мен­ных на­сес­тов, а на по­лу вид­не­ют­ся кое-где куч­ки по­мета, брен­ные ос­танки мел­ких гры­зунов и перья. Обыч­ные оби­тели баш­ни, фи­лины Зевс и А­ид, со­вы Де­мет­ра и Пер­се­фона сей­час на охо­те. Но Пер­се­фона вре­мя от вре­мени за­лета­ет, са­дит­ся на пле­чо и неж­но по­кусы­ва­ет моч­ку уха, как бы на­поми­ная о се­бе.

Гер­ми­она гре­ет ру­ки над го­лубо­ватым вол­шебным огонь­ком, ве­село пры­га­ющим по дав­но по­тух­шим уг­лям в жа­ров­не. Ста­ло нем­но­го теп­лее, и она про­дол­жа­ет на­чатое де­ло — тво­рит из ть­мы осен­ней но­чи, из ба­шен­но­го сум­ра­ка и при­та­ив­шихся в уг­лах гус­тых те­ней пти­цу. Па­лоч­ка тан­цу­ет в ее ру­ке, вы­пус­кая из се­бя дым­ные тем­ные ни­ти, ко­торые вып­ле­та­ют при­чуд­ли­вые узо­ры, срас­та­ют­ся, сли­ва­ют­ся в плот­ную мас­су.

Пос­ле Бод­ро­пер­цо­вого зелья ус­та­лость как ру­кой сня­ло. Лорд вне­зап­но ку­да-то от­пра­вил­ся вмес­те с Рук­ву­дом и До­лохо­вым, и она сра­зу проб­ра­лась сю­да.

Ша­ги на лес­тни­це. Она нас­то­ражи­ва­ет­ся. Во­об­ще-то сю­да ред­ко кто за­бира­ет­ся. Баш­ня уз­кая и вы­сокая, внут­ри ее опо­ясы­ва­ет, из­ви­ва­ясь на­верх, древ­няя лес­тни­ца. Ка­мен­ные сту­пени от вре­мени ис­терлись, кро­шат­ся и опас­но под­ра­гива­ют под но­гами. Пе­рил нет, и каж­дый раз Гер­ми­она, под­ни­ма­ясь, су­дорож­но цеп­ля­ет­ся за сте­ны, бо­ит­ся лиш­ний раз гля­нуть вниз. А еще в баш­не жи­вет ры­царь, пред­став­ля­ющий со­бой од­ни лишь пус­тые дос­пе­хи, но во­инс­твен­но раз­ма­хива­ющий ржа­вым ме­чом при ви­де ви­зите­ра. Прав­да, сэр Фе­лици­ус со­вер­шенно бе­зоби­ден, в чем она быс­тро убе­дилась. Те­перь он да­же вы­пол­ня­ет роль пос­то­вого — по­ка она на­вер­ху, на­чина­ет ко­лотить ме­чом о щит, пре­дуп­реждая о не­желан­ном гос­те.

Сей­час он мол­чит, и зна­чит, это Дра­ко. Пер­се­фона, по­чувс­тво­вав ее не­тер­пе­ние, сни­ма­ет­ся с пле­ча и бес­шумно уле­та­ет.

Да, Дра­ко. Он не­сет ее теп­лую ман­тию и, лег­ко пе­реп­рыгнув пос­ледние сту­пени, уко­риз­ненно ка­ча­ет го­ловой:

— Прос­ты­нешь.

Она за­куты­ва­ет­ся в ман­тию, с нас­лажде­ни­ем чувс­твуя, как ра­ду­ет­ся те­ло теп­лу и вы­гоня­ет из се­бя ко­лючие иг­лы оз­но­ба.

— Ноч­ной Пос­ла­нец? — по­нят­ли­во ки­ва­ет Дра­ко на сот­во­рен­ное су­щес­тво, ко­торое не­под­вижно и нем­но­го не­ес­тес­твен­но для жи­вой пти­цы си­дит на по­лу. Ее перья от­ли­ва­ют та­ким от­тенком чер­но­го, что да­же ночь и ту­ча, уже пог­ло­тив­шая пол­не­ба, ка­жут­ся се­рыми, блек­лы­ми.

— Да. Не очень по­лучи­лось, прав­да?

— По-мо­ему, пре­вос­ходно. Ты еще не за­кон­чи­ла? — Дра­ко вы­тяги­ва­ет свою вол­шебную па­лоч­ку.

— Нет.

— Да­вай я.

По взма­ху па­лоч­ки го­лубой ого­нек пос­лушно под­ле­та­ет к пти­це. Дра­ко очень ос­то­рож­но и мед­ленно, слов­но под­ма­нивая ди­кого зве­ря, зас­тавля­ет его приб­ли­зить­ся. Пти­ца так­же бе­зучас­тно си­дит на по­лу. Ни сов­сем мер­твая, ни впол­не жи­вая. Ого­нек все бли­же и бли­же, от­ра­жа­ет­ся в ее вы­пук­лых гла­зах кро­хот­ной све­тящей­ся точ­кой. Дра­ко рез­ко взма­хива­ет па­лоч­кой, и пти­ца, по­мед­лив, ши­роко рас­кры­ва­ет хищ­ный клюв и прог­ла­тыва­ет ого­нек, как яго­ду клуб­ни­ки. С ми­нуту ни­чего не про­ис­хо­дит, а по­том Пос­ла­нец взма­хива­ет ос­тры­ми длин­ны­ми крыль­ями, нег­ромко кле­кочет, и его гла­за све­тят­ся уже не от­ра­жен­ным го­лубо­ватым огонь­ком, а злы­ми алы­ми бу­син­ка­ми.

Гер­ми­она одоб­ри­тель­но вос­кли­ца­ет:

— Как быс­тро! У ме­ня уш­ло бы поч­ти пол­ча­са.

Дра­ко вы­тяги­ва­ет из кар­ма­на ман­тии ма­лень­кий, ту­го свер­ну­тый сви­ток.

— Ты се­бя не­до­оце­нива­ешь.

Он при­вязы­ва­ет сви­ток к но­ге пти­цы, Гер­ми­она про­тяги­ва­ет еще один.

— По по­воду се­год­няшне­го. Я хо­рошень­ко про­песо­чила кое-ко­го за то, что не осу­щест­вля­ет над­ле­жащую за­щиту за кое-кем дру­гим.

— Это, слу­чай­но, не гро­мове­щатель? Я пред­став­ляю ли­цо это­го кое-ко­го, — хмы­ка­ет Дра­ко, от­пуская Пос­ланца.

Тот, пок­ру­жив под по­тол­ком, вы­лета­ет чер­ной стре­лой пря­мо сквозь кры­шу, иг­но­рируя окон­ные про­емы, и мгно­вен­но рас­тво­ря­ет­ся в но­чи. Вер­нувша­яся Пер­се­фона удив­ленно уха­ет, про­вожая стран­ную пти­цу вни­матель­ным ян­тарным взгля­дом.

— На сколь­ко ты его ожи­вил? Ог­ня хва­тит?

— Хва­тит. Я на­ложил зак­лятье Раз­ру­шения, ко­торое при­дет в дей­ствие в ту же ми­нуту, ког­да кое-кто от­вя­жет свит­ки. К то­му же этим кое-кем дол­жен быть толь­ко тот, ко­го мы име­ем в ви­ду. Пос­ла­нец его Уз­на­ет.

— Хит­ро при­думал. Я не ду­мала, что так мож­но.

— У те­бя учусь, — Дра­ко сме­ет­ся, — ты всег­да на­ходишь обыч­ным зак­лять­ям нес­тандар­тное при­мене­ние. Зак­лятье Уз­на­вания на на­ших во­ротах, ко­торые не про­пус­ка­ют нез­на­ком­цев и дол­го, со скри­пом вы­яс­ня­ют лич­ность каж­до­го. Это иног­да уто­митель­но.

— Пре­вос­ходно, мис­тер Мал­фой. Де­сять бал­лов Сли­зери­ну за сво­бод­ное твор­чес­тво.

— Ну тог­да и Гриф­финдо­ру то­же, за по­за­имс­тво­ван­ный ход мыс­лей.

— Дра­ко, до ка­ких пор бу­дет это про­дол­жать­ся? — Гер­ми­она, са­ма не зная, пов­то­ря­ет воп­рос Нар­циссы.

— Что? Наг­лое за­имс­тво­вание?

— Нет. ЭТО. Ты зна­ешь, се­год­няшнее про­ис­шес­твие ни­чем не обер­ну­лось, по­тому что нам со­путс­тво­вало ред­кое ве­зение. Но так не мо­жет быть всег­да. Мы не всег­да смо­жем за­щитить, мо­жем опоз­дать или прос­то не уз­нать о том, что го­товит­ся. У нас поп­росту мо­жет не хва­тить сил. Что тог­да? По­чему он рвет­ся в са­мое пек­ло? Не ща­дит се­бя, не ду­ма­ет о дру­гих? По­чему наш кое-кто не мо­жет сдер­жать его? Я за­дава­лась этим воп­ро­сом, еще ког­да… — Гер­ми­она сби­ва­ет­ся.

Дра­ко вне­зап­но ста­новит­ся душ­но в теп­лой ман­тии, и он рас­слаб­ля­ет во­рот.

— Ду­маю, ты са­ма прек­расно по­нима­ешь по­чему и мо­жешь от­ве­тить на свой воп­рос. Ты зна­ешь его го­раз­до луч­ше ме­ня.

— Да, — вздох Гер­ми­оны уле­та­ет вмес­те с вет­ром в ночь.

— Да­вай не бу­дем об этом.

— Хо­рошо, — Гер­ми­она зяб­ко ёжит­ся, ощу­щая, как прох­ла­да зме­ей прос­каль­зы­ва­ет да­же под тол­стую ткань ман­тии, — ох, Дра­ко…

— Что, ми­лая? — Дра­ко об­ни­ма­ет ее, при­жима­ет к се­бе.

Она чувс­тву­ет спи­ной его теп­ло, его на­деж­ность, его зна­комый и род­ной за­пах, и по­нево­ле улы­ба­ет­ся во мрак, ста­новя­щий­ся все бо­лее глу­боким. Лу­ны уже нет, ту­ча рас­пол­злась на все не­бо, и баш­ню на­пол­ня­ет сы­рая те­мень. Как же ра­но в эти края при­ходит осень, и ка­кой не­лас­ко­вой она обыч­но бы­ва­ет!

— Нет, ни­чего. Прос­то по­дума­ла, по­чему Лорд выс­ка­зал се­год­ня за ужи­ном та­кое… пред­по­ложе­ние.

— О при­чине тво­его не­дуга?

— Да. И еще при­бавил, что жаль.

— Я не знаю, — в го­лосе му­жа за­дум­чи­вость, — мо­жет, это прос­то бы­ла дань веж­ли­вос­ти?

— Ду­ма­ешь? А я мо­мен­таль­но пред­по­ложи­ла кое-что ду­рац­кое и ис­пу­галась. Вдруг он уже по­ложил глаз на на­шего бу­дуще­го ре­бен­ка, еще не­рож­денно­го, еще да­же не­зача­того? Вдруг уже сей­час ре­шил сде­лать из не­го еще од­но­го пре­дан­но­го По­жира­теля Смер­ти? — Гер­ми­она сод­ро­га­ет­ся и поб­ли­же при­жима­ет­ся к Дра­ко.

Она чувс­тву­ет, как его ру­ки, об­ни­ма­ющие, за­щища­ющие, ста­новят­ся тя­желы­ми и твер­ды­ми, и нем­но­го по­мед­лив, он жес­тким го­лосом го­ворит:

— Я кля­нусь те­бе, наш ре­бенок ни­ког­да, слы­шишь, ни­ког­да не бу­дет По­жира­телем! Я ско­рее ум­ру, чем до­пущу это. Хва­тит, на­ша семья спол­на зап­ла­тила дань Тем­но­му Лор­ду за свои ошиб­ки. И про­дол­жа­ет пла­тить. Мы при­ходим на пер­вый же Зов на­шего Гос­по­дина, не­замед­ли­тель­но вы­пол­ня­ем все Его при­казы. Мы бы­ли в пер­вых ря­дах, ког­да Он на­пал на Ми­нис­терс­тво Ма­гии. Сей­час отец, как пос­ледний гоб­лин, ра­бота­ет в Его не­фун­кци­они­ру­ющем не­мощ­ном Пра­витель­стве. Что еще Ему тре­бу­ет­ся для пол­но­го удов­летво­рения? Нет, ис­ка­лечить и от­ра­вить ду­шу еще од­но­го Мал­фоя ядом лжи­вых по­сулов я Ему не дам. Ес­ли бу­дет нуж­но, я от­прав­лю вас во Фран­цию, по­даль­ше от­сю­да.

— Я ни­куда не по­еду! — не­году­юще вос­кли­ца­ет Гер­ми­она, — по­чему ты ре­ша­ешь за ме­ня?

— По­едешь, ес­ли бу­дет ре­шать­ся воп­рос жиз­ни или сво­боды на­шего ре­бен­ка.

Слов­но по­няв, что слиш­ком ре­зок, Дра­ко отс­тра­ня­ет­ся от нее, по­вора­чива­ет ли­цом к се­бе и мяг­ко це­лу­ет в лоб.

— По­жалуй­ста, не сер­дись. Ког­да при­дет вре­мя, ты са­ма все пой­мешь.

Ве­тер ста­новит­ся все силь­нее, бро­са­ет­ся на баш­ню го­лод­ным вол­ком, вгры­за­ет­ся в ее ка­мен­ную плоть. Он уно­сит сло­ва, сры­вая их с губ, и до­воль­но за­выва­ет под по­тол­ком, взме­тывая вих­ри из листь­ев и пы­ли.

— А как же я бу­ду там, во Фран­ции, без те­бя? — спра­шива­ет Гер­ми­она под вой вет­ра, от­ки­дывая с ли­ца ме­ша­ющие во­лосы, — что бу­ду де­лать? Как жить?

Зву­чащий во ть­ме, ее го­лос об­манчи­во спо­ко­ен, но в по­та­ен­ных глу­бинах его прос­каль­зы­ва­ет страх. Страх пе­ред еще не­нас­ту­пив­шим, гря­дущим, не­решен­ным. Они не зна­ют, сколь­ко им от­ме­рено, и не хо­тят знать. Они идут из прош­ло­го в бу­дущее, ту­ман­ное и тем­ное, как эта осен­няя ночь, жес­то­кое и су­ровое, как этот се­вер­ный ве­тер. Фа­тум, Судь­ба, Рок — слиш­ком мно­го наз­ва­ний для то­го, что пре­доп­ре­деля­ет их жизнь, что глу­боко по­се­яло в них зер­на стра­ха, дав­ше­го бур­ные всхо­ды. Они ста­ра­ют­ся выр­вать его с кор­нем, вы­кор­че­вать и сжечь все, но, на­вер­ное, это бес­по­лез­но… Он — их не­от­лучный спут­ник. На­до прос­то жить, ра­довать­ся теп­лой ру­ке в ла­дони, ра­дос­тно­му и лю­бяще­му взгля­ду и бе­речь, как толь­ко мож­но, свое неж­ное ме­довое счастье со сла­бым прив­ку­сом го­речи. И не­зачем за­ранее тре­вожить­ся о том дне, рас­свет­ная за­ря ко­торо­го еще без­мя­теж­но спит.

Дра­ко сно­ва об­ни­ма­ет же­ну и го­ворит, ста­ра­ясь быть уве­рен­ным:

— Бу­дешь за­щищать на­шего ре­бен­ка. Ты су­ме­ешь, ты силь­ная.

— Я силь­ная ря­дом с то­бой.

Гер­ми­она кля­нет­ся се­бе, что они еще вер­нутся к это­му раз­го­вору. А по­ка они слу­ша­ют ноч­ные го­лоса, чувс­тву­ют сты­лые при­кос­но­вения вет­ра на сво­их ли­цах и вмес­те смот­рят ту­да, от­ку­да при­пол­зла ог­ромная ту­ча, где клу­бит­ся ее пол­ночная мгла, сож­равшая звез­ды и лу­ну. Ско­ро бу­дет дождь, и по­тянут­ся хо­лод­ные длин­ные дни, на­пол­ненные за­бота­ми и тре­вога­ми срод­ни той, ко­торая ед­ва не све­ла их с ума се­год­ня. Но они бу­дут вмес­те, бу­дут го­реть друг для дру­га ог­нем, ко­торо­му в си­лах об­жечь да­же ле­дяные крылья смер­ти.