Шестнадцать (гет)

Существуют две силы, способные нас вести. Или два ветра, если угодно, дующие в противоположных направлениях.

Леденцовые туфельки

Он все падал и падал, а вслед глухим эхом летел торжествующий и в то же время несколько растерянный смех Беллатрикс. Вопреки всем законам физики, столкновения с землей не предвиделось, а послевкусие ощущений от соприкосновения с призрачным полотном завесы на арке смерти было сопоставимо с болью от десятка Круциатусов. И только успел Сириус задуматься о том, что почти наверняка потеряется среди лохматых клочьев бесконечного тумана, прежде чем бой в отделе тайн завершится, и невыразимцы додумаются его вытащить, как полет его внезапно прекратился. Он ударился о воздух — и на него обрушились мрак и тишина.

Тьма здесь была промозглой и ощутимой на физическом уровне: казалось, будто ее можно набрать в пригоршни, пропустить сквозь пальцы, вдохнуть полной грудью и полностью в ней раствориться. Как утопленник на дне океана, подумалось Сириусу, и никуда не деться от темных вод, будто подкрашенных чернилами каракатицы.

Некстати вспомнилось, что в былые времена сквозь арку проводили осужденных на смерть преступников. Волшебная палочка легла в руку прежде, чем он успел обдумать эту мысль — было бы пустым бахвальством утверждать, что он не боится. Не то что бы Сириус ожидал немедленного нападения населявших мрак тварей — хотя дементоров нельзя было назвать удачным с точки зрения прав человека решением министерства, в целом, оно издавна стояло на гуманистических позициях и не склонно было бросать людей на растерзание монстрам. И все же хотелось быть готовым на тот случай, если под руку вдруг подвернется обглоданный череп. Звериное чутье редко подводило Сириуса.

Он был здесь не один.

Глаза постепенно привыкали к темноте, и словно из ниоткуда проступали миры и отголоски завораживающего хорового пения. Пошатываясь, Сириус поднялся на ноги и вполсилы наколдовал крошечный огонек — достаточный, впрочем, для того, чтобы убедиться: истлевших останков тут нет, а есть — бесконечность, оглушительная, пронзительная и необратимая. И сколько ни пытался Сириус аппарировать обратно, картина перед глазами изменяться отказывалась.

Невольно он чувствовал себя персонажем черно-белого сериала, когда-то краем глаза подсмотренного дома у Лили — об инопланетном путешественнике, скитающемся по просторам вселенной. С пришельцем его многое роднило — оба были в меру циничны, не знали настоящих привязанностей, превыше всего ценили свободу и с обреченным достоинством несли на плечах вину за угасание своего рода. И даже смерть для обоих оказалась слишком легким решением — призывно поманив за собой, она обернулась новым началом, беспощадно оставляя за собой шлейф из воспоминаний, сожалений и неотпущенной боли в космическом масштабе…

И тогда пустота с ним заговорила.

— Кто ты?

Голос пустоты оказался неожиданно приятным и юным — словно она лишь училась облекать свои мысли в слова и радовалась каждому успеху, как вновь сделанному открытию.

— Я Сириус Блэк, — хитрить перед лицом вечности было неловко и недальновидно: вдруг она знала пути возвращения домой? — А как тебя зовут?

— Мое имя? — вопрос явно озадачил говорившего, и Сириус осторожно переместил огонек в ту сторону, откуда предположительно доносился голос, чтобы рассмотреть его лицо. Тупой укол в сердце подсказал, что делать этого не следовало: новый знакомый смутно напоминал повзрослевшего Регулуса, хотя Сириус не взялся бы угадать его точный возраст. Темные волосы блестящей волной падали на плечи, а одеяние на манер мантии было так же черно, как сам сумрак; Вальбурге, вне всяких сомнений, было бы приятно верить, что древнейшие и благороднейшие ведут свой род от подобного неземного существа.

— Твое имя, — дружелюбно подтвердил Сириус. — Нужно же к тебе как-то обращаться.

В голове вдруг мелькнула мысль о том, что хозяин пустоты до сегодняшнего дня мог не повстречать в своей обители ни одного человека, тем более, мага, и был так же одинок, как некогда Сириус в Азкабане, а значит, и необходимости обращаться к нему ни у кого не возникало. По всему выходило, что тот вообще не вполне представляет, как обойтись с нежданной находкой.

— Мелькор, — полувопросительно отозвался он, наконец. — Называй меня Мелькор.