История ниффина (джен)

Вальбурга бродила по дому, погруженная в свои думы. История повторялась, вот только каждый виток становился хуже предыдущего. Сколько можно отнимать у нее детей?

Она любила своего мужа всем сердцем. Хотела быть достойной супругой и поскорее подарить ему наследника. Этим планам не суждено было сбыться!

Первая попытка — выкидыш. Уродливый комок розовой плоти был сожжен в ритуальном зале. Без пола. Без имени. Без будущего.

Шестнадцать лет. Целых долгих шестнадцать лет, наполненные презрительными взглядами, притворным сочувствием, насмешками окружающих.

Травля любовниц Ориона зельями стерилизации позволяла ей удерживать положение хозяйки дома. Изматывающие ритуалы, подношения духам плодородия, очищение ауры — в ход шли любые средства для достижения изначальной цели.

Ее страдания окупились сполна. На свет появился Сириус Блэк. Пускай шумный, крикливый, после стольких лет тишины, она была готова простить младенцу любое поведение. Главное, чтобы мальчик рос крепким и здоровым.

Но страх так глубоко пророс в сердце колдуньи, что вырвать его корень удалось только после появления второго ребенка. Регулус был тихим, отнюдь не капризным, его можно было спокойно оставлять на попечение Кричера, в отличие от Сириуса, который требовал к себе постоянного внимания.

Ее две маленькие звездочки. Старший, такой яркий, полный бешеной энергии, как у хаски, и младший, робкий и неуверенный, словно маленький львенок.

Минуло шестнадцать лет. Дети выросли, а с ними выросли и проблемы.

Сириус вырос таким шумным, бесконтрольным и самовольным. Не ставящий ни во что авторитеты взрослых, он искренне не понимал, за что его наказывают. Любое нравоучение он воспринимал как попытку надавить: надеть намордник и поводок. И когда впереди мелькнул луч свободы, паршивец сбежал.

Регулус кротко следовал доктрине почитания предков, но взращенный в клетке, не отрастил клыков. Вальбурга хотела, чтобы он вырос настоящим мужчиной, а не мямлей. Что ж, может служба в рядах Пожирателей Смерти закалит его характер? И она дождалась этих изменений.

Как форма Патронуса может изменяться на протяжении жизни волшебника в результате тяжелой утраты, когда человек влюбляется или если произошли глубокие изменения в характере личности, так и листья на фамильном гобелене Блэков меняли свою форму, глаголя об преобразованиях в душе члена семьи.

Когда в тот день младший сын не спустился к завтраку, Вальбурга заволновалась, ведь Темный Лорд частенько устраивал ночные рейды. Идя к комнате Регулуса, она прошла мимо гобелена и увидела, как тонкие и прямые листья ивы вокруг портрета младшего сына скукожились, увядая.

Она испугалась, рванула к комнате на втором этаже, но услышав шаги за дверью, заставила себя отдышаться и принять благородный вид. Она ведь не хочет выглядеть как квочка, что носится за своим цыпленком.

Ее впустили внутрь по первому требованию. Но тот, кто ее встретит, был не юноша с вечно извиняющимся взглядом, а кто-то, кого она пока не знала. Глаза холодные, настороженные, словно у раненного зверя. От протянутой руки он отшатнулся, ощетинился еще больше, попытался закрыться. Но Вальбурга уже заметила раны от какого-то явно темного заклятия. Ей хотелось помочь ему, но во всей позе Регулуса, в его поведении чувствовалось, что помощь он не примет, лишь озлобится еще больше, и колдунья впервые отступила.

В течение следующих дней она не трогала его, лишь осторожно наблюдала издалека, опасаясь, что малейшее вмешательство с ее стороны, и Регулус хлопнет дверью точно так же, как старший брат. А тем временем на родовом гобелене вокруг портрета сына набухали почки иного растения.

Верно говорят: то, что нас не убивает — делает нас сильнее. А еще злее, подлее, равнодушнее. Магическая гражданская война неумолимо меняла Регулуса. Блэки беспокоились за сыновей — даже за непутевого Сириуса, что сражался в Ордене Феникса. Еще сильнее они беспокоились из-за Темного Лорда, с каждым днем все яснее осознавая, насколько тот бывает безжалостен на пути к своей цели.

Окончание войны не принесло облегчения. Начались гонения, обыски, аресты.

Сириуса взяли с поличным на месте убийства двенадцати магглов. Помимо этого против него было выдвинуто обвинение в шпионаже на Волдеморта.

Регулуса арестовали из-за анонимного доноса. Аврорат был в курсе, что своим последователям Темный Лорд ставил Метки. Однако некоторых арестовывали и за меньшее, просто за пропаганду или иную поддержку идей Пожирателей Смерти.

Орион в поте лица дергал за имеющиеся у него рычаги влияния, раздавал взятки, шантажировал, но супруги прекрасно понимали: их влияния хватит лишь для спасения одного из сыновей. Надо было выбирать, но как же трудно было сделать этот выбор.

Освобождение Регулуса стало для них полным шоком. Когда он вернулся домой, веселый и злой, они не удержались от расспросов. Тот, усмехнувшись, ничего не стал объяснять, лишь намекнул, что с Железным Краучем они пришли к выгодному взаимозачету.

Но даже пара месяцев в камере предварительного заключения сумела оставить в его облике неизгладимый след. Трещина в душе, оставленная войной, была растревожена отнюдь не гуманными методами допроса аврорами и дементорами, и с каждым днем лишь ширилась.

Орион знал, как в обществе за глаза называют их семью. Сумасшедшие Блэки. Бешеные Блэки. Бедовые.

Глава Рода внимательно следил за младшим отпрыском, который после освобождения ходил как сплошная загадка, с тикающей часовой бомбой в голове. Куда он кинется и на кого — неизвестно. По-своему он был даже рад, что Регулус бросился именно в науку. Там безумные идеи хотя бы смотрятся органично. Если бы он только знал, к чему это приведет…

* * *

Орион вернулся в дом на площади Гриммо, двенадцать, поздно вечером. Прямо в уличной мантии поднялся на третий этаж, в свой кабинет. Достал из настенного шкафа бутылку огневиски и тяжело опустился в кресло.

В дверях неслышной тенью возникла супруга.

— Какие новости?

Мужчина хмуро покачал головой.

Как Глава, Орион тщательно оберегал Род, продолжая традицию чистоту крови. До недавнего времени он считал, что кровные узы — самые важные, совсем не ставя в расчёт духовное начало. Зря.

Боязнь родительского гнева. Сокрытие своих желаний и стремлений ради выживания. Раздражение от вечного сравнения со старшим братом. Искренняя ненависть к Волдеморту, желание превзойти и низвергнуть могущественного волшебника. Орион не мог разглядеть в подсознании Регулуса четких картин — все смешалось в шторме диких страстей, тщательно скрываемых за внешних благоразумием. Мужчина не мог перекричать эту бурю. Любое видение, за которое он пытался зацепиться, ускользало морской пеной.

Его выбросило из чужого сознания точно также, как волны выбрасывают на песок обломки разбитых кораблей. В голове шумело. Бриндлмор, ругаясь напропалую, прижимала к носу окровавленный платок, из ушных раковин по шее текли тонкие черные струйки.

— Гребанный социопат, параноик конченный, — шипела колдунья, глядя на испорченную рубашку, — Да ваш Шизоглаз Моуди и рядом с ним не стоял. Кто так вооружает подсознание? Хотя чему я удивляюсь. Сам же рассказывал мне про вампиров-эфиреалов, потрошителей разума, внешних богов. Ууу, дайте мне обезболивающее!

Его выпроводили из палаты, как только маг более-менее пришел в себя. После такого сокрушительного поражения оставалось только отступить.

— Помнишь, Вэл, тот случай, когда ты разгромила «Дырявый Котел» лишь потому, это был выход в магловский мир и там часто околачивались грязнокровки? Сколько нам тогда пришлось платить за возмещение ущерба? Помнишь, как мы тогда ругались?

— Такое забудешь, — хмыкнула колдунья. — Почему ты вспомнил об этом?

— Ну, мы всегда говорили детям, что нужно сдерживать хаос, а не становиться им. И сами же не соблюдали это правило. Сириус, что забавно, тоже. А вот Рег всегда стремился оправдать наши ожидания. Он всегда держал всё внутри.

Мужчина так крепко сжал стакан, что по нему поползли трещины.

— Он когда-нибудь говорил тебе, что он думает? Что его беспокоит?

Вальбурга пожала плечами.

— Разве ему было на что жаловаться? — Изумилась она и тут же осеклась, вспомнив один эпизод.

Это случилось уже после падения Волдеморта, когда с Регулуса уже сняли обвинения. Пускай ночные рейды остались в прошлом, сын все равно редко ночевал дома.

Вальбургу мучила бессонница. Накинув домашний халат, она решила спуститься на кухню, что находилась в полуподвальном помещении. Однако, ноги почему-то понесли ее дальше — до ритуального зала. Толкнула окованную железом дверь — та оказалась незаперта.

В подвале горели свечи. Посреди зала была возведена конструкцию из бревен, наверху которой лежала соломенная кукла. Регулус стоял рядом, раскладывая вокруг символичного тела различные предметы.

Бросив короткий взгляд на женщину, маг молча вернулся к своему занятию.

Вальбурга решительно прошла внутрь.

— Что ты делаешь?

— А разве не видно? — Равнодушно ответил Регулус. — Хороню тех, кого не похоронили.

Колдунья поджала губы. Конечно, Министерство Магии организовало прощальную церемонию с жертвами, погибшими во время войны. Но вход семьям тех, кто сражался на стороне Пожирателей, был закрыт. Пускай неофициально, но все всё понимали. Но ведь и у проигравшей стороны были свои мертвецы. Им тоже хотелось скорбеть.

Но волшебница была возмущена не этим.

— Почему ты нарядил чучело в свою школьную мантию? И почему нацепил на нее свою Маску Пожирателя? Мерлин, ты еще и свою старую ивовую палочку ей впихнул! Других вещей в доме не нашлось что ли? Что за святотатство, Регулус! Не себя же хоронишь!

Волшебник запрокинул голову наверх и безумно рассмеялся.

— А что если и так! Вам-то какая разница, мама? Если на руках есть живая оболочка, с которой можно играть, как с куклой, то зачем размышлять, что у нее внутри! Главное — внешние приличия. Юношеские мечты, надежды, все эти мусорные эмоции, сердце, в конце концов, — Регулус махнул в сторону погребального костра, и Вальбурга заметила зажатую в руке пустую бутылку из-под абсента. «Мерлин, да он пьян!» — Да гори оно все синим огнем.

Столб пламени поднялся вверх, такой яростный, что колдунья вздрогнула и сделала шаг назад. Блэк, увидев ее испуг, криво усмехнулся.

— Что ж, я это начал, мне и говорить прощальную речь.

Маг прикрыл глаза. Между его бровей пролегла складка. Глубокий вдох, бархатный голос поплыл по залу:

Не гасни, уходя во мрак ночной.

Глупец, побитый штормовой волной,

Как в тихой бухте — рад, что в смерть упрятан…

Встань против тьмы, сдавившей свет земной.

Подлец, желавший солнце скрыть стеной,

Скулит, когда приходит ночь расплаты.

Не гасни, уходя во мрак ночной…⁽¹⁾

Вальбурга всем нутром ощущала дрожание дикой, неукротимой энергии пламени, но ей даже в голову не приходила мысль прервать этот варварский обряд.

Когда погребальный костер потух, Регулус смел магией пепел и церемониально поклонился в направлении центра.

— Меня простите и прощайте. Идите и не возвращайтесь. Долг отдан. Занавес опущен. Идемте! — Последняя фраза явно предназначалась Вальбурге.

Женщина вынырнула из воспоминаний. Ох зря он тогда хоронил свое подобие. Зря! Смерть не терпит над собой насмешек. Возможный итог был весьма закономерен.

— Я с ним мало общалась, — честно призналась волшебница мужу. — Мне казалось, что у вас с ним было больше общих тем для разговора, нежели со мной.

— Только когда дело касалось заседаний в Визенгамоте.

Оба замолчали, не зная, о чем говорить.

Вальбурга встала, оправила складки на платье, и развернувшись к двери, чинно произнесла.

— Не засиживайся допоздна. Когда штормит — нужно держаться крепче. Наш Род так просто не сломить, уж мы об этом позаботимся. Цегинус вырастет…

Резной стакан просвистел мимо головы женщины и разлетелся вдребезги, ударившись о дубовую дверь.

— Не смей, — зарычал мужчина, — Не смей отворачиваться от Рега, пока он еще жив. Я подыхал от драконьей оспы, а он дрался за мою жизнь как лев. Кричал на колдомедиков, на меня кричал, чтобы я не смел сдаваться. Я еще удивлялся, что он, мол, возится с таким стариком как я. А он уверял, что я еще молод, возмущался, что ему грядущий геморрой с наследством к дракклу не нужен.

Да, тогда сын много чего ему наговорил, чего он в горячке сразу и не вспомнил. Ему ведь тогда предложили выбор: помириться с Сириусом или завести еще одного ребенка. И почему Орион выбрал именно второй путь, ведь тот гораздо сложнее.

Мог ли Регулус предвидеть, что с ним произойдет нечто плохое? Сейчас, анализируя все его поступки, Орион уже не мог исключить подобной возможности. Особенно если сравнить его семью и семью Сигнуса, где старшая дочь кукует в Азкабане, средняя отсечена от рода, и лишь младшая, Нарцисса, счастливо живет в браке, растя сына Драко.

— Прости меня, — тихо произнес Орион, не зная, к кому из членов семьи обращается, ведь каждый из них был важен. — Прости.

1) Не уходи безропотно во тьму (Do not go gentle into that good night) стихотворение валлийского поэта Дилана Томаса, считающееся его самым известным произведением. Впервые было опубликовано в журнале Botteghe Oscure в 1951 году. Отрывок стиха цитируется в фильме Interstellar.

Вернуться к тексту