История ниффина (джен)

Освальд Реддл. Дамблдор плохо помнил этого ученика. Тихий магглорожденный студент, что предпочитал не привлекать к себе лишний раз внимание. Отучился семь курсов, а после уехал из страны в неизвестном направлении. Уже много позже, когда Дамблдор вплотную начал исследовать биографию самого темного мага в истории, он понял, насколько непростая судьба была у этого паренька.

* * *

Все началось в местечке под названием Литтл-Хенглтон. Освальд родился в семье богатых землевладельцев, к тому же сквайров. Мальчик рос в любви, был окружен вниманием и заботой. Но все закончилось в один миг, когда у Освальда стали происходить первые магические выбросы. Семейное счастье дало трещину. Отец стал смотреть на него с отвращением и страхом. Меж супругами все чаще вспыхивали ссоры. Так Освальд узнал, что его отец, прежде чем жениться на маме, сбежал с какой-то бродяжкой из дома. Только бродяжка та была ведьмой настоящей, магией его приворожила и заставила обвенчаться в Лондоне. Сбежал он при первой возможности и вернулся домой. И про ведьму ту больше не слыхивали. Только глядя на сына, Реддл-старший только и делал, что плевался, и говорил, что прокляли его и его род.

Мать — религиозная фанатичка, — читала над сыном молитвы, водила его к местному священнику, прося избавить несчастное дитя от влияния Нечистого. Святой отец с яростным рвением взялся за спасение невинной души. Освальд стойко сносил все экзекуции, но у всего есть предел: на очередном сеансе экзорцизма магический выброс был столь мощен, что церквушка, где проходил обряд, вспыхнула как спичка.

Тогда же Освальд впервые встретился с представителями магического мира. Обливиаторы оперативно прибыли в Литтл-Хенглтон для ликвидации случайного волшебства. Пожар погасили, свидетелям подправили память, а всех пострадавших от ожогов направили в Мунго на излечение.

Узнав, что помимо него, есть и другие маги, Освальд умолял министерских работников, чтобы они не отправляли его назад в Литт-Хенглтон, а позволили остаться среди себе подобных. Увы, ничего кроме деланного сочувствия добиться от них не удалось. Но чтобы подобные ситуации не повторялись впредь, семью Реддлов обработали Конфундусом, после которого родственники просто перестали обращать внимание на Освальда. Мальчик стал жить подобно тени в собственном доме, считая дни до того времени, как ему исполнится одиннадцать и он сможет отправиться в Хогвартс.

Визит Дамблдора Освальд воспринял как нечто должное, однако речь представителя школы оставила несколько неприятный осадок.

«У нас в Хогвартсе, учат не только пользоваться магией, но и держать ее под контролем, — начал рыжебородый маг покровительственным тоном. — До сих пор ты — несомненно, по незнанию — применял свои способности таки­ми методами, которым не обучают и которых не допускают в нашей школе. Ты не первый, кому слу­чилось не в меру увлечься колдовством. Однако, к твоему сведению, из Хогвартса могут и исключить, а Министерство магии — да-да, есть такое Минис­терство — еще более сурово наказывает нарушите­лей. Каждый начинающий волшебник должен по­нять, что, вступая в наш мир, он обязуется соблю­дать наши законы.»

Законы… Позже Освальд не раз убедился, что эти законы никак не защищают таких как он — магглорожденных, или, попросту говоря, грязнокровок.

Во внешнем мире шла война. Руководство Хогвартса отказалось предоставить магглорожденным студентам убежище на время летних каникул. И хотя Литтл-Хенглтон находился в глуши и потому был относительно безопасен, возвращаться туда не хотелось. Желание найти работу в Косом Переулке хотя бы мальчиком на побегушках накрылось медным тазом, а точнее постоянными бомбардировками.

Слава Мерлину, в округе Хогвартса было полно магических поселений, где можно было найти себя. В том же Фелдкрофте, к примеру, было полно одиноких стариков, чьи дети ушли воевать с Гриндевальдом. Они были не против приютить юного волшебника на лето, ведь лишние руки в огороде никогда не помешают, да и одному в доме было не так грустно.

Став чуть взрослее, Освальд стал ходить в Запретный лес, где вместе с Рубеусом ставил силки на птиц и зверей, собирал магические растения. Полувеликан был добрым малым, и Освальд не верил, что именно его акромантул убил ту магглорожденную. Просто ему не повезло быть не таким, как другие. Некоторые маги были теми еще расистами и относились к прочим расам весьма предвзято. Слизеринский староста, который был его однофамильцем, тоже был таким. Однажды он полюбопытствовал, из какой семьи происходил Освальд, и когда он узнал, что его родители магглы, красивые черты лица исказились в таком уродстве — словами не передать. Выражение его лица так напомнило родного отца, что стало жутко. Конечно, Освальд уже знал, что в магическом мире многие приходятся друг другу родственниками, но фамилия Реддл была довольно распространенной в маггловском мире, чтобы можно было предположить их родство⁽¹⁾.

С этого момента Освальд постоянно чувствовал неприязнь со стороны слизеринца. Одним из его талантов было умение чувствовать эмоции и помыслы окружающих его людей, так как это было необходимо для его выживания. И интуиция кричала ему держаться от однофамильца подальше. Увы, это не всегда удавалось.

Однажды, прогуливаясь по окрестностям Хогвартса и рассматривая старинные развалины, Освальд услышал странное шипение. Создав вокруг своих ног кольцо режущего воздуха, он стал осторожно отступать прочь. Слишком уж хорошо он знал, что появляется после такого шипения. Змеи! Весьма агрессивные змеи!

— Хорошая реакция, мелкий, — рядом с ним как из-под земли возник слизеринский староста. — Здесь недалеко гнездо амфисбены⁽²⁾. Так что лучше здесь не ходить.

— Ага, уже сваливаю, — хмуро ответил Освальд. — Только если не хочешь, чтобы другие здесь ходили, нужно чары для отвода глаз вешать, а не змей натравливать. А то знаешь ли, несчастные случаи как-то сильно привлекают внимание.

По лицу слизеринца пробежала едва заметная тень.

— А с чего ты решил, что змей хотели натравить? Будто ты понимаешь, о чем змеи говорят, магглокровка.

— Да уж кое-что понимаю, — огрызнулся Освальд. — Жил у нас на окраине один старик, колдун, очень уж он любил на местных змей разных натравливать. Хочешь не хочешь, а атакующие команды загодя научишься распознавать.

Слизеринец коротко хмыкнул себе под нос.

— Хм, весьма занимательная история. Умение говорить со змеями — дар весьма редкий. И почему тебя с твоей наблюдательностью не распределили на Рейвенкло? Кстати, не помнишь, как звали того колдуна? — На мгновение в глазах Реддла мелькнул красный огонёк.

— Как-то по мрачному, — Освальд передернул плечами. Излишний интерес слизеринца жутко напрягал. — Гонт вроде бы. И имя такое, сложное, шекспировское, Ма… Мальволио… Мальворо⁽³⁾.

— Марволо? — Слизеринец резко приблизился к Освальду и навис над ним. Его ноздри хищно расширились, как у хищника, учуявшего добычу. — Где, говоришь, он живет?

— Уже нигде, — Освальд увернулся от тянущейся к нему руки, сделав шаг назад. Ему не нравилось отвечать на вопросы старосты, хотелось поскорее от него сбежать. — Умер он.

— В смысле «умер»? — Глаза у Реддла стали круглыми, как у совы.

— В прямом. С людьми, знаешь ли, такое часто случается.

Пока слизеринец пытался осознать услышанное, Освальд быстро свалил от него. Слава Мерлину, преследовать его не стали, чему он был несказанно рад. Этот был самый длинный разговор между ними, и Освальд был морально измотан. И потому на долгое время выкинул эту беседы из головы.

Следующим летом произошла еще одна трагедия. Его семья, которую он не видел уже несколько лет, была убита. В Министерстве сразу же началось расследование, ведь это была семья магглорожденного волшебника. Авроры бросились на поиски Освальда. Когда они нашли его в Фелдкрофте, живым и здоровым, его забрали в Министерство. Конечно, мало кто верил, что несовершеннолетний волшебник способен хладнокровно заавадить всю семью. Хотя некие сомнения все же оставались, ведь в подразделении Обливиаторов сохранились записи о жестоком обращении магглов с этим ребенком. Однако миссис Кавендиш, у которой Освальд жил этим летом, подтвердила его алиби.

Весьма быстро нашелся другой, более удобный подозреваемый — Морфин Гонт, уже сидевший однажды в тюрьме за напа­дение на одного из убитых. До­прашивать его, применять сыворотку правды или легилименцию не было никакой необходимости. Он сразу с гордостью признался в убийстве, сооб­щив подробности, которые мог знать лишь винов­ник этого преступления. На судебном заседании Морфин довольно заявил, как же он был рад наконец-то перебить этих маглов, ведь он много лет дожидался такой возможности. Экспертиза его палочки показала, что Реддлы были убиты с ее помощью. Затем он, не оказав сопротивления, поз­волил отправить себя в Азкабан. Только одно его и беспокоило — пропавший перстень отца.

Освальд, присутствующий при оглашении приговора, не испытывал к Морфину ни злости, ни ненависти. Даже полное отсутствие раскаяния у преступника не вызвало никакого отклика. Было лишь тупое опустошение.

Вернувшись в школу, он в равной степени стал получать от окружающих сочувствие и насмешки. Кто-то искренне выражал свои соболезнования, кто-то злорадствовал, говоря, что ему весьма повезло, что он не сдох вместе с теми маггловскими свиньями. А вот сказавшему эти слова Лестрейнджу не повезло от слова совсем, так как его услышал замдиректора и оштрафовал его факультет аж на сто баллов.

Позже к нему подошел Реддл, ставший уже префектом школы, и от лица своего факультета принес извинения за поведение своего однокурсника. Во время его речи Освальд не смотрел ему в лицо. Он смотрел на его руки, изящные, бледные, с тонкими, как у пианиста пальцами, и на золотое кольцо с черным камнем.

Когда же он поднял на него взгляд, в глазах префекта были весьма смешанные эмоции: здесь было и жадное любопытство, и досада, и какое-то внутреннее напряжение.

— Все говорят, мне повезло, что меня в тот день не было дома, — наконец произнес Освальд. — Но это было отнюдь не везение. А простое следствие из действий моих родственников. Нельзя жить там, где тебя даже за человека не считают. Нельзя жить там, где твою магию считают знаком Нечистого и стараются изгнать различными «обрядами очищения», от которых до сих пор на теле остались шрамы. Я хотел жить. И я ушел от них тут же, как только магический мир согласился принять меня, — слизеринец слушал его как завороженный, не перебивая. — Я почти стер их из своей памяти, почти забыл их лица. Вот только когда после суда я впервые вернулся в дом, где родился, и увидел их портреты, особенно тот свадебный, где отец еще довольно молод, — Освальд увидел, как префект задышал чуть чаще, — я понял, что у Вселенной отвратное чувство юмора.

Освальд не стал ему говорить, что понял, что на самом деле произошло в Литтл-Хенглтоне. Не стал говорить, что имелся свидетель-маггл, садовник, что работал в поместье Реддлов и видел в тот день незнако­мого подростка— темноволосый и бледный. Не стал говорить, какое на самом деле отношение имеет слизеринец к Реддлу-старшему и ведьме, охмурившей его.

Префект продолжал гипнотизировать его взглядом, как змея, палочка в его пальцах слегка дрожала, а Освальд… Освальд не испытывал ни капли страха, словно символ его факультета, барсук, наградил его иммунитетом к этому яду.

Слизеринец не выдержал первым. Сделав стремительный шаг навстречу, он наклонился к самому уху и прошипел.

— Знаешь, неуёмное любопытство порой бывает вредно для здоровья. Вспомнить ту же когтевранку, как ее, Плаксу Миртл. Не думаю, что тебе захочется разделить ее судьбу.

Освальд едва заметно хмыкнул.

— Я сказал что-то смешное? — Изумился префект.

— Я просто не понимаю, как можно так ловко манипулировать окружающими и при этом не уметь читать их сердца? — покачал головой Освальд. — Разве в моем рассказе прозвучало хоть одно слово обвинения? В конце концов карма настигла Реддлов и к этому добавить нечего. Вопрос лишь в том, получу ли я в ответ на свою откровенность откровенность от сына Меропы.

Имя ударило префекта, как пощечина. Он отступил на шаг, ошарашенный, сбитый с толку. Впервые слизеринец видел перед собой человека, будто готового к любому исходу, и потому он не знал, что с таким человеком можно сделать. Резко развернувшись на каблуках, он спешно удалился прочь, подальше от этого проницательного взгляда.

Струна, натянутая между ними, лопнула с громким треском, отдаваясь в сознании Освальда горьким чувством удовлетворения. Некстати вспомнилась книга Премудрости Иисуса, сына Сирахо-ва, гл. 13, ст. 19—20, где было сказано: «Всякое животное любит подобное себе, и всякий человек — ближнего своего. Всякая плоть соединяется по роду своему, и человек прилепляется к подобному себе». Да только они не люди, а раненные звери, которые будут рычать и огрызаться, не давая к себе приблизиться.

Все оставшееся время вплоть до своего выпуска Том Реддл старательно игнорировал его. Сам Освальд тоже к нему не лез. Ситуация немного изменилась, когда слизеринец выпустился из школы. Оказывается у Тома была целая шайка в Хогвартсе с говорящим названием Пожиратели Смерти. И когда их лидер покинул стены учебного заведения, банда пошла вразнос. Участилась травля магглокровок и полукровок. Не обошло стороной и Освальда.

Последние два года в Хогвартсе Освальд выдержал с трудом, а после выпуска тут же покинул остров без всяких сожалений. Если уж Великобританией будут править такие чистокровные ублюдки, как Лестрейндж, Эйвери, Нотт, Розье и Мальсибер — в такой стране ему делать нечего. К тому же, мир слишком велик, чтобы оставаться на одном месте. Но, к сожалению, мир был слишком тесен для двух последних Реддлов.

* * *

Многие эпизоды в их жизни Освальда так и остались для Дамблдора нераскрытыми, равно как и информация о том, как сложилась судьба юноши после выпуска из школы. Ему и так с огромным трудом удалось собрать горсточку воспоминаний о том, каким был Том Реддл во время уче­бы в Хогвартсе, ведь не­многие из тех, кто знал его в ту пору, готовы были хоть что-то о нем рассказать, в большинстве сво­ем они оказались слишком запуганными. Все, что знал директор, было получено уже после того, как Волдеморт покинул Хогвартс, и потребовало кропотливой работы: нужно было найти людей, которых мож­но разговорить хотя бы хитростью, отыскать ста­рые документы, опросить свидетелей — и маглов, и волшебников. Но Дамблдор не сомневался, что из-за ненависти к своей маггловской родне, Том рано или поздно захочет устранить единокровного брата. И в школе Освальд выжил лишь потому, что оба Реддла не хотели привлекать к себе лишнее внимание. Об их взаимоотношениях директор тоже не пытался строить каких-либо предположений. Единственное, что он знал наверняка, что у Освальда был такой же значительный потенциал, как у Тома. Чего только стоили его магические выбросы в детском возрасте. И было настоящим чудом, что развиваясь в той среде, мальчик не обратился в обскура. Да и учителя в школе не раз отмечали, что на старших курсах Освальд делал огромные успехи в беспалочковой магии. Хотя самым большим его талантом можно было назвать умение оставаться незаметным ради собственного выживания.

— И вы предполагаете, что Регулус или Освальд используют друг друга ради мести Неназываемому? Но вы не можете понять, кто доминирует в этой связи, — резюмировал Северус после рассказа директора.

— А с чего вы вообще вспомнили про этого Освальда? И на чем вообще основана ваша теория об их связи? — тряхнул головой Сириус, чувствуя, что окончательно запутался.

Светлобородый маг забарабанил пальцами по столу.

— Вы уже знаете о наличие ментальной связи меж Гарри и Волдемортом. Когда Пожиратели напали на Хогвартс и Гарри был оглушен, его сознание в очередной раз соприкоснулось с сознанием Темного. И мальчик мог видеть последние мгновения Волдеморта перед его… очередным падением. Понимая, что проигрывает, он попытался сбежать в Умбру, Мир Духов и Теней, где каждый предстает в своем истинном облике. Однако там его ждала засада в лице Регулуса. Или Освальда. Или их обоих. В сознании Тома эти две личности воспринимались одним целым.

— Вы думаете, это плохой знак?

Дамблдор тяжело вздохнул и сцепил руки в замок.

— Не хочу быть категоричен, — пробормотал мужчина, — но магия, касающаяся души, весьма опасное увлечение, и может увести своего последователя в опасные дебри. Регулус, или кем бы он ни был, имеет слишком большое влияние на окружающий мир, чтобы оставить его деятельность без контроля.

Маги переглянулись меж собой. Каждый из них думал о своем.

— Так… что нам нужно сделать?

1) Фамилия Риддл может иметь англосаксонское происхождение и быть географическим названием любого из различных североанглийских или шотландских мест, названных староанглийскими до 7-го века «ryge», рожь и «dael», долина, родственными старому английскому слову «ryge», «rye» и «dael», долина. Скандинавское «дал (р)», долина. К этим местам относятся: Райдол (Уэстморленд); Райдейл (Северный райдинг Йоркшира); Ридделл, к юго-западу от Лиллислиф в Роксбургшире и древний город Райдейл в Кирккадбрайтшире. Местные фамилии первоначально давались местным землевладельцам и хозяину поместья, и особенно тем бывшим жителям, которые покинули место своего происхождения, чтобы поселиться в другом месте, и лучше всего идентифицировались по их прежнему названию деревни. Вторая возможность состоит в том, что Риддл происходит от старофранцузского личного прозвища «Ридель», буквально означающего «маленький холм», и используется здесь в переносном смысле для описания пухлого или коренастого человека.

Вернуться к тексту

2) В представлениях греков гигантская двухголовая змея, вторая голова которой находится на хвосте. Если в мире ГП есть трехглавный рунеспур, то и такая змея тоже может существовать

Вернуться к тексту

3) Имя «Марволо» образовано от имени Мальволио, что в переводе с латинского означает «злая воля». Это также имя главного антогониста пьесы Уильяма Шекспира «Двенадцатая ночь, или Что угодно?»

Вернуться к тексту