Шестнадцать (гет)

Варда отлично умела сеять в душах зерна сомнения — напрасно они отводили Мелькору роль духа-искусителя. Казалось, еще не развеялся тонкий аромат роз, что источали ее длинные волосы, не утихло эхо от звучного и прекрасного голоса — а вечное ожидание во мраке уже успело довести Сириуса до состояния отчаяния.

Нет, он не сомневался, рано или поздно его попытаются спасти. Вопрос состоял в том, останется ли к тому времени прежний Сириус Блэк, все еще желающий быть спасенным.

Внутренний голос корил его сейчас на все лады. Отказаться от предложения Варды мог только высокомерный глупец — кто-то вроде дяди Сигнуса... или Альфарда... или его отца. Что греха таить, Сириус оказался ничуть не лучше череды поколений своих вспыльчивых предков. Лгать, притворяться ради собственной выгоды им удавалось лишь до определенного момента — а затем пружина не выдерживала, и миру являли свое истинное лицо Финеас Найджелус Блэк, снискавший репутацию самого непопулярного директора Хогвартса, или безумная Беллатрикс, кричавшая в лицо Краучу угрозы о возвращении Темного Лорда.

Сириус никогда не считал ведение переговоров своей сильной стороной. К чему теперь притворство: его палочка потеряна, валар никогда не забудут этого бунта, и кто знает, не была ли инициатива Варды еще одним хитроумным планом, чтобы его ослабить?

Оставаться в чертогах Мандоса в пока еще здравом уме или наслаждаться всеми благами Валинора под Обливиэйтом? Для Сириуса и не стояло выбора. Впрочем, еще несколько столетий неизменных мрака и тишины — и о стабильности его сознания настанет пора беспокоиться.

Сириус попытался по старой привычке наколдовать рунический код, но цепь, сковывающая его руки, блокировала всякую магию. Досадно. Хотя это вряд ли поможет — ведь здесь нет двери, ключ к которой он должен подобрать. Не пригодятся уроки профессора Медоуз.

Он тяжело вздохнул, и тут, словно вторя его мыслям, откуда-то издалека донеслось слабое: "Я скоро умру"..

.

Сириус иронично изогнул бровь. Он уже умер. Умер, пожалуй, большее количество раз, чем предписано нормальному человеку.

И тогда он услышал зов. Этот зов невозможно было передать словами или описать на уровне ощущений — его будто затягивало в невидимую воронку, и хотя тело сопротивлялось, дух летел вперед, словно завороженной музыкой из дудочки Гамельнского крысолова.

Голову сдавила легкая боль — как при неудачной аппарации, и вместо набившей оскоминой тьмы, он вдруг увидел лес.

— Мелькор? — не веря самому себе, позвал он. Все это выглядело слишком нереальным — но больше никто не мог найти способ вытащить его из чертогов Намо. Никто, кроме Мелькора — но ведь он и сам такой же пленник, тогда как?..

— Бродяга? — позвали его.

И тогда Сириус почувствовал, что действительно умирает.

Джеймс почти не изменился со дня смерти. Он стоял здесь же, такой настоящий, не человек и не призрак — точнее не скажешь, воплощенное воспоминание. Ремус — тоже куда более молодой и жизнерадостный, чем запомнился Сириусу в последний год их знакомства. И Лили — зеленоглазая и невозможная Лили — сияющая, словно тропический цветок в этом заколдованном ночном лесу.

— У нас что, вечер встреч выпускников, и Макгонагалл не позволила мне его прогулять? — попытался пошутить он. — Или это Варда так издевается?

— Бродяга, ты ничуть не изменился, — рассмеялся Джеймс и обнял его — такой настоящий и невозможно далекий, не человек и не призрак. — А я и представить не мог, как мне тебя не хватало!

— Но постой, — как бы Сириусу ни хотелось сейчас непринужденно веселиться, он все же оставался начеку, — это означает, что все мы умерли? И ты, Ремус?

— Увы, — развел тот руками. — Смерть не выбирает подходящих моментов. А я ведь только-только стал отцом. Наш сын остался сиротой.

— Тонкс? — только спросил Сириус. Ремус мрачно кивнул, и свечение вокруг его фигуры будто померкло.

— Я бы не стала причислять тебя, Сириус, к нашей компании, — возразила Лили. — Мы все нужны Гарри, вот почему мы здесь. Он нашел способ призвать самых близких своих людей, из тех миров, где они находились. И мы будем рядом с ним в самый сложный момент.

— Я слышал голос, — нахмурился Сириус. — Он что, и вправду собрался умирать? Мы должны этому помешать!

— Мы должны проводить его до грани, — возразил Джеймс. — Выберет Гарри сам. Идти ли ему вперед или возвращаться назад, не нам решать. Ему сейчас не советчики нужны, Бродяга, а плечо, на которое можно опереться.

— Пора, — шепнула Лили. — Он ждет нас.

Сириус последовал за Джеймсом словно в полусне, ощущая себя участником нелепой постановки. Гарри стоял в полумраке деревьев, такой потерянный и одинокий, а он даже не мог крикнуть ему о том, что он не погиб тогда, в министерстве, что у него появился новый дом, новая жизнь, новое дело, за которое стоит сражаться. И он не может забрать крестника с собой, отмахнувшись от глупых правил.

— Это больно? — Гарри смотрел ему прямо в глаза, ожидая ответа.

— Умирать? — Сириус припомнил свое падение сквозь арку. — Нет, нисколько. Быстрее и легче, чем засыпать.

Он старался не вспоминать сейчас о битве у ворот Утумно, о погибших гоблинах и балрогах, сон которых уже не прервет даже самая мощная магия, об эльфах, судьба которых, вероятно, так и останется для него тайной, о сожженном поле мандрагоры и криках ее корней, так похожих на человеческие, молящие о милосердии голоса…

— Они вас не увидят? — с беспокойством спросил Гарри.

— Мы часть тебя, — отозвался Сириус. Лгать вдруг стало так легко и просто. — Мы видны только тебе.

Он шел за Гарри сквозь Запретный лес, невидимый, неуязвимый для заклинаний пожирателей, недосягаемый для валар — и ненавидел себя за совершенно неуместные мысли. Купол защитных чар над Хогвартсом поврежден, невооруженным глазом заметен его истрепавшийся край.

Каменные горгульи — как это Сириус не вспомнил о них в Утумно, лучшего стража и не найти, любые проклятия отскакивают от них рикошетом? Спящий дракон на гербе — почему они с Мелькором никогда не задумывались о выведении летающих змеев, вивернов, василисков? Он всегда возражал против монстров в крепости — и не от его ли ложной приверженности идее, что все прекрасное есть добро, им пришлось капитулировать?

Волдеморт выглядел еще ужаснее, чем в воспоминаниях из думосброса — жалкая тень мага, которого несколько десятков лет назад прочили в будущие министры. Ужас, что он теперь внушал, слишком тесно переплетался с гадливой жалостью и отвращением. Таким ли он представлял себе путь к власти? Сириус всерьез сомневался, что глава Темного ордена счастлив или опьянен своим успехом.

Он перевел взгляд на собравшихся вокруг своего хозяина пожирателей. Нарцисса — держит за руку Люциуса — чуть в стороне, сразу видно — переживает лишь за мужа и сына. Беллатрикс — тут Сириус снова вздрогнул от невольного сравнения — у ног своего повелителя, и глаза ее мертвы, еще более мертвы, чем все в этом зловещем лесу. Прежний мир, давно оставленная жизнь показалась Сириусу игрушечной — он не должен был здесь находиться, он больше не принадлежал этой действительности.

— Гарри Поттер, — тихо произнес Волдеморт. — Мальчик, который выжил.

Сириус сам поразился холодности, с которой он наблюдал, как его крестника пронзает зеленый луч смертельного проклятия. И прежде, чем и этот мир опрокинулся куда-то в неизвестность, он успел наклониться и поднять выпавший из рук мальчика черный камень с вырезанными на нем странными символами.