Сердце Скал. Зверь (джен)

Как и Нохское аббатство, особняк Манриков был похож на военный лагерь, только осаждённый со всех сторон. Вдоль всей набережной отсюда и до Ружского дворца стояли вооружённые караулы; злые лица солдат и угрюмые — офицеров бросались в глаза на каждом шагу. Вокруг правительственного квартала билось людское море: почувствовав за своей спиной Первого маршала с городским гарнизоном и частью Резервной армии, жители Олларии не стеснялись в выражении ненависти. Кровь на улицах столицы, пролитая Манриками, была ещё слишком свежа.

Хотя Леонард Манрик плохо разбирался в военном деле — карьеру в армии ему навязало честолюбие отца — он ясно понимал: эта партия проиграна. Будь его воля, он предпочёл бы сдаться. Но, зайдя так далеко, его отец, похоже, не собирался останавливаться.

Главные ворота семейного особняка по распоряжению тессория были накрепко заперты; открытой оставалась только небольшая калитка, в которую с трудом мог протиснуться один человек. В нижнем зале собралась бо́льшая часть «огрызка» Тайного Совета: все с нетерпением ожидали исхода переговоров с Алвой.

Но Леонард Манрик не мог сообщить ничего обнадёживающего.

— И это всё, что вы смогли добиться? — презрительно осведомился тессорий, когда генерал закончил свой рассказ. — Вы совсем лишились рассудка, сын мой? Эти условия означают нашу полную капитуляцию!

— Герцог обещал сохранить вам жизнь и свободу! — настойчиво повторил Леонард. — Подумайте, сударь: неужели ваша жизнь в моих глазах не должна быть дороже всего?

Тессорий пожал плечами и брезгливо отвернулся.

— А как же мы, генерал?! — возмущённо пропищал сенескаль Миоссан от имени всего «огрызка». — Я вижу, что в вашем договоре вы совершенно забыли о нас!

— Вам следовало бы послать к Алве меня, отец, — спокойно произнёс Главный церемониймейстер. Он стоял возле взволнованного полковника Арнольда Манрика, небрежно засунув руки в карманы.

— О нет, Фридрих, — живо возразил граф Манрик. — С Алвы сталось бы сделать вас заложником с помощью своих головорезов. Я не мог этого допустить!

«Стало быть, моя участь никого не волновала», — желчно подумал Леонард, бросая на отца быстрый взгляд.

— Что же делать? — жалобно мяукнул престарелый геренций. Он сидел, сгорбившись, в огромном кресле подле своего сына, Главного камергера Адлерберга, сжимая в руках футляр с Малой печатью. — Мы не можем отдать Алве принца Карла. К тому же он у Колиньяра…

— Проклятый Колиньяр! — взвизгнул Миоссан. — Он бросит нас, вот увидите!

— Не беспокойтесь, друг мой: отец Урбан и Главный атторней не позволят герцогу захватить наследника, — успокоительным тоном сказал тессорий. — Но нам нужно как можно быстрее покинуть столицу. Я думал, сын мой, что вы хоть на что-то годитесь, — продолжал он, снова повернувшись к генералу. — А вы даже не смогли выторговать у Алвы условий для безопасного отъезда вашей семьи и друзей!

— Вы не справедливы ко мне, сударь! — с горячностью возразил Леонард. — Если вы отдадите Алве принца и юных Приддов, он отпустит вас целыми и невредимыми!

— Юные Придды — мои воспитанники, брат мой, — возразил Главный церемониймейстер. — По распоряжению покойного короля я их официальный опекун. На каком основании герцог Алва требует их себе?

— Ваши воспитанники теперь — новый герцог Придд и граф Васспард! — запальчиво ответил Леонард. — Их старший брат умер.

— О! — поражённо воскликнул тессорий. — Вы уверены в этом?

— Совершенно. Я сам видел его тело в алтаре Нохской церкви. Мне сказали, что он погиб, освобождая Алву из Багерлее.

Граф Манрик многозначительно переглянулся со старшим сыном и остальными членами своего «огрызка».

— Вот это действительно важное известие, — произнёс он. — Я рад, сын мой, что вы оказались в состоянии узнать хоть что-нибудь действительно стоящее. Жаль только, что вы не смогли воспользоваться этим как до́лжно. Неужели вы не осознаёте, как глупо себя вели, имея такой козырь на руках?

— Я не понимаю вас, сударь. — Поражённый неприятной мыслью Леонард даже отступил на два шага от отца. — Не хотите же вы сказать, что мне нужно было шантажировать Алву жизнью и свободой двоих детей?.. Это немыслимо!

Граф Миоссан презрительно крякнул, а тессорий только досадливо махнул рукой.

— В любом случае сейчас уже поздно, — негромко заметил Главный церемониймейстер. — Нам вряд ли удастся вывезти их из Олларии. Алва начеку, и если он отпустит нас самих, то не отпустит нас с Приддами. Нужно удержать в своих руках хотя бы принца.

— Хвала Создателю, что он не в Олларии! — воскликнул геренций. — Господин Флермон был трижды прав, советуя держать его за городом!

— Вы правы, — сухо согласился тессорий. — Итак, — он снова повернулся к Леонарду, — у нас есть время до заката? — Генерал кивнул. — Отлично! Мы не принимаем условий герцога Алвы, который беззаконно именует себя Верховным Правителем Талига!

— Одумайтесь, отец! Вы упускаете выгодные условия, — настаивал Леонард. — Вы ведь знаете, на что способен Ворон, Леворукий подери! Скажите ему, что принц у Колиньяра и отдайте юных Приддов. Через несколько часов будет поздно, и…

Тессорий отвернулся от сына, не дослушав.

— Граф, — произнёс он, обращаясь к Адлербергу, — вам, как Главному камергеру, известны все входы и выходы из Ружского дворца. Сможете ли вы добыть для нас ключ от Ворот предателей?

Тессорий произнёс это название без всяких задних мыслей, но все невольно вздрогнули. Слово было сказано.

— Безусловно, ваше сиятельство, — отозвался Адлерберг, чуть помедлив: ему потребовалось несколько секунд, чтобы избавиться от впечатления, вызванного неприятной аналогией. — Но на реке наверняка устроены заставы.

Воротами предателей назывался выход из Ружского дворца, который вёл прямо на реку. Покинуть дворец этим путём можно было только на лодках. Им пользовались обычно при отправке или доставке государственных преступников.

— Однако это всё же самый безопасный выход, — вздохнул сенескаль Миоссан. — Если мы минуем городские ворота по Данару, то сможем благополучно улизнуть.

— Нам придётся разделиться и взять охрану, — заявил тессорий и озабоченно повернулся к полковнику Арнольду Манрику. — На кого из ваших людей мы можем положиться, сын мой?

Тот встрепенулся и по-военному чётко шагнул вперёд.

— Я уже отобрал самых надёжных, — отрапортовал он. — Они ждут нас в передней.

— Превосходно! — одобрил тессорий. — Слава Создателю: вы не такой мямля, как Леонард. Отправьте небольшой передовой отряд с нашего причала. Реку пересекать не нужно. Пусть плывут на восток и ждут нас за заставой короля Франциска.

— Отец… — начал генерал Манрик.

— Когда мы выберемся из Олларии, то отправимся на север, — перебил сына тессорий. — Герцог Ноймаринен — родной дядя кронпринца Карла, ему и надлежит стать регентом при короле, права которого пытается присвоить герцог Алва! А что касается лично вас, — и граф Манрик смерил Леонарда пренебрежительным взглядом, — то вы останетесь здесь с полком вашего брата и попробуете доказать, что вы действительно мой сын, а не позор на репутации вашей матери!

Генерал дёрнулся как от пощёчины.

— Захватывая наследника, вы совершаете большую ошибку, отец, — проговорил он сквозь зубы. — Но, если такова ваша воля, я выполню её, даже если это будет стоить мне жизни!

— Вашей жизни ничто не угрожает! — насмешливо ответил тессорий. — Мы оставляем вам обоих Приддов. По ним Алва стрелять не станет. Но я требую за отказ от опекунства сохранить за мной и вашим братом наши должности, слышите, сударь? Посмотрим, сумеете ли вы разыграть эти козыри удачнее, чем сегодня утром!.. А если вы окажетесь достойным фамилии, которую носите, то сумеете позаботиться и о себе. Пойдёмте, господа!

Весь особняк тут же пришёл в движение. Небольшая группа солдат и офицеров, сгрудившись позади дома, принялась спускать лодки на воду: как и у всей знати, жившей вдоль Данара, у Манриков был свой собственный причал. После двадцатиминутных переговоров вполголоса сенескаль Миоссан сел вместе с уезжающими. Все эти действия сопровождал глухой недовольный ропот: караулы, стоявшие у особняка, взирали на приготовления к бегству с подозрением и всё возрастающей тревогой. Леонард кожей чувствовал, что если бы его отец или брат тоже сели в лодку, вокруг вспыхнул бы бунт.

Верность людей, навербованных в полк Арнольда Манрика, была покупной, и теперь многие из них спрашивали себя: а стоит ли их жалование того, чтобы идти против непобедимого Ворона? Вздумай главари мятежа удрать, то последний полк изменил бы тессорию. Но граф вместе с сыновьями, геренцием и Главным камергером вернулся с причала и потребовал карету, чтобы ехать во дворец.

Волнение вокруг слегка улеглось, чему немало поспособствовало то, что Леонард Манрик остался на месте. Он чувствовал себя глупцом, брошенным за ненадобностью на алтарь отцовских интриг.

Его мучили тяжёлые предчувствия. Бессолнечный осенний день казался ему концом безрадостной и неудачной жизни. Он знал лучше несчастных обманутых солдат: через час или два его отец и братья сбегут через Ворота предателей, бросив его и всех на произвол судьбы. А ему — отнюдь не военному и совсем не интригану — придётся торговаться с Алвой за должности тессория и Главного церемониймейстера, прикрываясь малолетними Приддами… Какая мерзость!

Леонард поморщился как от зубной боли. Следовало подняться в библиотеку — комнату, в которой Фридрих спрятал детей, так как она была расположена в глубине особняка. Но, уже открывая дверь, он понял, что ему не хватит духу сообщить мальчикам о смерти их старшего брата. И так было слишком тяжело смотреть на их бледные, испуганные лица.

Новый герцог Клаус молчал, старательно отводя глаза — ему уже исполнилось двенадцать и он многое понимал. Девятилетний граф Питер, напротив, настойчиво засматривал в лицо, ища ободряющую улыбку сильного и умного взрослого. Он так искренне обрадовался Леонарду, что у того сжалось сердце.

— Сударь! — порывисто воскликнул он, хватая генерала за руку. — Мы скоро поедем? Опекун сказал, что здесь опасно и что нас скоро увезут!

— Это ещё не решено окончательно, — соврал Леонард. — Сегодня мы ещё побудем дома.

Почуяв ложь, Питер задрожал и сник. Клаус кинул на Леонарда быстрый недобрый взгляд исподлобья и ничего не сказал. Леонард почувствовал, что в этот миг юный герцог Придд увидел в нём врага. Вероятно, так оно и было на самом деле. Войди в библиотеку друг, он немедленно увёл бы детей и отдал тому, с кем они находились бы в безопасности — герцогу Алве.

Но Леонард никогда не мог идти против воли отца.

Поняв, что он не может выносить враждебное молчание одного и испуганный лепет второго, он поспешил уйти из библиотеки, хотя первоначально собирался пробыть с детьми подольше.

Спустившись во двор, он поискал взглядом среди солдатни кого-нибудь с лицом подобрее, чем у остальных. Он плохо знал своих подчинённых. Он вообще тяжело сходился с людьми, а уж солдаты всегда казались ему одинаковыми, как дрова в поленнице. Сейчас он как никогда сильно сожалел об этой своей несчастной особенности. Вот Алва видел людей и умел находить с ними общий язык! Верный человек необходим сейчас как воздух, но способен ли генерал Манрик выбрать верно?

Один из солдат поднял голову. Его простое лицо показалось Леонарду открытым и честным.

— Как ваше имя, сержант? — спросил он, стараясь говорить как можно твёрже.

— Йозеф Шеллер, господин генерал! — отозвался тот, вытянувшись в струнку.

— Отлично, сержант Шеллер. У меня есть для вас поручение.

Леонард отвёл сержанта на второй этаж.

— Я поручаю вам охрану наших маленьких гостей, Шеллер. Это дети покойного герцога Вальтера Придда. Они здесь, в библиотеке. Об этом не знает никто, кроме меня, пары слуг и теперь вас. Запомните: с этой минуты никто, кроме меня, не имеет права заходить к ним. Вам это ясно, сержант?

— Так точно, господин генерал! — отрапортовал тот и деловито уточнил: — Этот приказ касается и графа Манрика и виконта Эммануилсберга?

— Я имел в виду: меня и членов моей семьи, — сухо поправился Леонард, досадуя, что так глупо проговорился.

Сержант взглянул ему прямо в лицо умными проницательными глазами.

— Будет исполнено, господин генерал! — отчеканил он.

«Он понял, — подумал Леонард, сцепив зубы, — он понял, что отец больше сюда не вернётся…».

— Вы головой отвечаете мне за их жизнь, сержант, — выговорил он с усилием. — Что бы сегодня ни случилось, юный герцог Придд и граф Васспард должны остаться в живых. Вам это ясно?

— Так точно! — повторил сержант Шеллер, вытягиваясь по стойке «смирно». Славное лицо его разом одеревенело, и в эту секунду он и впрямь казался бесчувственным поленом — старательным служакой, ничем не лучше тех дуболомов, которыми был полон двор особняка.

«Нужно только продержаться до заката, — повторял Леонард про себя как заклинание. — Нужно продержаться до заката… Когда придёт Алва, я отдам ему мальчиков, и будь что будет».

Верховный Правитель Талига пришёл ещё до заката. Короткий осенний день только пошёл под уклон, как особняк начали окружать правительственные войска. Вчерашние союзники подвезли к дому пушки. Из витражного окна отцовского кабинета Леонард увидел жерла орудий, направленные, казалось, прямо на него. Цветные мутноватые стёкла окрашивали людей и пушки в какие-то нереальные тона.

Во дворе между тем поднялась суматоха и шум.

— Измена! Измена! — кричали взволнованные голоса. — Манрики сбежали! Манрики предали всех нас!

Леонард не успел выскочить на улицу: внутрь кабинета ввалилась целая толпа, едва не снеся по дороге тяжёлые дубовые двери.

— Как это понимать, генерал? — выкрикнул один из офицеров, кажется, какой-то капитан. — Вы бросаете нас на пушки Первого маршала, а сами улепётываете, как трусливые крысы?

— Где вы видите, чтобы я улепётывал? — холодно поинтересовался Леонард, с достоинством выпрямляясь перед разъярённой толпой. Только бы не дать им почувствовать, как он слаб, как бесконечно слаб и одинок! — Разве я сейчас не перед вами?

— Ваш отец говорил то же самое! — выплюнул ему в лицо капитан. — А сам сбежал, едва улучил минутку!

— С чего вы взяли, что мой отец сбежал? — решился возразить Леонард, пытаясь выиграть время.

— Ружский дворец сдан! Слышите: Ружский дворец сдан без боя! — наперебой закричали все вокруг. — А мы заперты здесь как в ловушке!

— А ваша проклятая семейка удрала вместе с кронпринцем! — крикнул капитан, угрожающе наступая на Леонарда и тыча его пальцем в грудь. — Через какие-нибудь полчаса нас всех перестреляют, как крыс в мышеловке!

Взбудораженные офицеры загалдели.

— Послушайте, господа!.. — попытался перекричать их Леонард.

— Но вам не удастся сбежать от нас, генерал, даже не надейтесь! — потрясая кулаками, продолжал капитан. — Если всем нам суждено быть расстрелянными за измену, то и вы сдохнете вместе с нами!

Всеобщий вопль согласия и одобрения встретил эти слова. Десятки рук протянулись к Леонарду, чтобы схватить его, и он невольно отступил на полшага, вздрогнув от омерзения. Однако мысль о маленьких Приддах заставила его быстро взять себя в руки.

— Вы хотите привязать меня к жерлу пушки, господа? — спросил он с таким презрением, что возбуждённая толпа на минуту примолкла. — Извольте. Я готов умереть и первым показать вам, как должны умирать мужчины. Но если вы трусите, — прибавил он, скривив губы, — если вы боитесь обвинения в измене и хотите сделки с властями, то я могу спасти вас. Я готов вступить в переговоры и выпросить у герцога Алвы прощения для вас. Выбирайте, что вам больше по вкусу.

Офицеры отступили. Все они, несомненно, были храбрыми людьми, способными доказать это на поле боя, но умирать за сбежавших Манриков не хотел никто. В глубине души Леонард хорошо понимал их. Он и сам не пошёл бы против Первого маршала, не будь он, к несчастью, сыном своего отца.

— Что вы предлагаете сделать? — с подозрением спросил у Леонарда один из офицеров.

— Сдаться герцогу Алве при условии, что он помилует вас, — спокойно отозвался он.

Офицеры переглянулись. Они были удивлены, но недавние известия о сдаче Ружского дворца заставляли их повсюду искать подвох.

— Не верьте ему, господа! — обратился к ним капитан, по-видимому, зачинщик бунта. — Он из семьи предателей! Он вступит в тайные переговоры и выторгует себе прощение ценою наших жизней!

— Вы ошибаетесь, сударь! — холодно одёрнул его Леонард. — Переговоры не будут тайными. Я поднимусь на крышу особняка и стану разговаривать с Алвой оттуда. Вы все сможете слышать нас!

Капитан нехотя уступил: он явно понимал, что это единственный шанс избежать обстрела дома. Но слова Леонарда ни на йоту не уменьшили его подозрений.

— Хорошо, пусть будет так, — угрюмо согласился он. — Но я поднимусь на крышу вместе с вами и берегитесь, если вздумаете надуть меня!

Леонард пожал плечами: ему было всё равно. Всё отступало на задний план перед тем, что он обязан был сделать.

Хмурое осеннее небо висело так низко, что с крыши, казалось, было легко дотянуться до облаков. Капитан растянул в руках белую скатерть, сдёрнутую с какого-то сервировочного столика в столовой: белый цвет означал, что осаждённые желают вступить в переговоры.

— Я хочу обсудить условия капитуляции с герцогом Алвой! — крикнул Леонард, забравшись на широкий парапет. Отсюда он как на ладони видел собственный двор, полный солдат, запертые ворота, а за ними — пушки, артиллеристов и орудийную прислугу, офицеров гарнизона во главе с полковником Анселом и самого Алву в окружении небольшого отряда кэналлийцев.

Алва, не спешиваясь, приблизился к воротам.

— Я слушаю вас, генерал, — ответил он сильным звучным голосом.

Хотя ему приходилось задирать голову, у Леонарда возникло ощущение, что сам он стоит ниже Первого маршала.

— Мы готовы сдаться без сопротивления, ваша светлость! — крикнул он громко. — Но у нас есть одно условие! Оно касается моих людей.

— Какое же?

— Полк моего брата выполнял приказы своего командира, — ответил Леонард как можно отчётливее. — Они служили тому, кого считали своим государем Карлом IV. Если они совершили ошибку, то ответственность за неё несу только я, а не мои подчинённые. Сам я готов предстать перед судом вашей светлости, но прошу помилования всем моим людям!

Алва немного подумал.

— Если ваши люди служили своему государю, — ответил он, — это не может считаться изменой. Тот, кто не совершил преступлений, может ничего не бояться.

— Это ваше слово, монсеньор? — громко спросил Леонард.

— Моё слово.

Капитан, размахивающий белой скатертью за спиной у Леонарда, рвано выдохнул. Очевидно, после дня баррикад и разгона церковного хода кардинала Сильвестра ему было чего бояться.

Но генералу Манрику было не до него.

— Пусть ваши люди откроют ворота и сложат оружие, — властно распорядился Алва.

Леонард глубоко вздохнул и наконец произнёс главное, ради чего он полез на крышу.

— Помимо солдат в этом доме есть дети, ваша светлость. Прежде всего я хотел бы, чтобы им было позволено покинуть особняк.

— Постойте! — крикнул капитан, мгновенно насторожившись. — Какие дети? О них не было разговора между нами!

— Это наши воспитанники, дети покойного герцога Придда, — сухо ответил Леонард через плечо и добавил брезгливо: — И я не считал нужным обсуждать с вами мои семейные дела, сударь.

Это были лишние, опасные слова.

— Нет! — выкрикнул капитан с отвращением. — Я не согласен с этим!

— А кто вы такой, чтобы выражать своё несогласие? — лениво поинтересовался Алва снизу.

— Я капитан Со́ден! — заявил капитан таким тоном, словно его имя должен был знать весь свет. — И я не позволю генералу Манрику выводить отсюда кого бы то ни было без нашего разрешения!

— Прекрасно, капитан Соден, — спокойно отозвался Алва. — Но если я согласен не воевать с вами, то я тем более не воюю с детьми. Если в доме находятся женщины и дети, они могут беспрепятственно выйти прямо сейчас. И мне безразлично, кто их выведет. Если желаете, капитан, выводите их сами!

Пока Соден пытался возразить Алве, Леонард торопливо бросился к слуховой лестнице и в одну минуту сбежал вниз на второй этаж.

— Быстрее, сержант! — крикнул он, едва завидев Шеллера у дверей в библиотеку. — Ведите Приддов во двор!

Однако Соден опередил их.

— Это ловушка! — доказывал он офицерам. — Манрик просто спасает свою шею, отдавая Алве Приддёнышей. Они же заложники, понимаете? Нельзя выпускать заложников, пока мы не получим письменные гарантии!

— Вы с ума сошли, сударь! — воскликнул раздражённый Леонард. — Разве вам мало слова герцога?

— А что он сказал? — злобно возразил Соден. — Что помилование получат те, кто не замешан в преступлениях? А разве смерть кардинала Сильвестра — не преступление? А стрельба у Собора Святой Октавии — не преступление? А как насчёт штурма дома Ворона в ночь баррикад, а? Кто будет отвечать за всё это?

— То есть вы трусите и готовы прятаться за спины двух детей? — с отвращением спросил Леонард. — Вы, офицеры?

В толпе воцарилось замешательство. Кто-то был готов довериться слову Алвы, другие склонялись на сторону подозрительного Содена. Как видно, им и впрямь было чего опасаться.

Нужно было ловить момент.

— Откройте калитку, — вполголоса приказал Леонард караульным.

Солдаты неохотно принялись выполнять его распоряжение. Едва засовы были сняты, как сержант Шеллер подхватил Питера-Иммануила под мышки и кинулся в образовавшуюся щель, закрывая ребёнка своим телом.

От неожиданности мальчик закричал. Этот истошный детский крик словно выбил последние подпорки из-под самообладания взрослых людей.

— Бей Манриков! — завопил капитан Соден, выхватывая из-за пояса пистолет. — Смерть проклятым предателям!

— Бей! — завопило ещё десятка два голосов.

Леонард толкнул в спину двенадцатилетнего Клауса-Максимиллиана, пытаясь подбросить его к калитке, но мальчик в ужасе шарахнулся в сторону. В эту минуту Соден выстрелил. Он целил в Леонарда и попал. Генерал почувствовал, как в груди разливается боль как от ожога и непроизвольно перевёл глаза туда, откуда толчками вырывалась кровь. Следующую пулю он пропустил: во дворе началась беспорядочная стрельба. Палили и справа, и слева, и сверху; кто-то кричал, тщетно пытаясь навести порядок, но обезумевшие люди не слышали приказов. Маленький Клаус с испуганными глазами метался из стороны в сторону, а Леонард пытался прикрыть его собой, но почему-то безуспешно. Руки и ноги отказались ему служить и разъезжались на утоптанной земле, как на льду. К счастью, честное лицо сержанта Шеллера вновь мелькнуло в калитке. Он кинулся к юному герцогу Придду.

— Держи мальчишку! — истошно закричал кто-то, по-видимому капитан Соден. — Не отпускай! Он наш залож…

Пуля срезала Клауса, как срезает стебелёк травы. Сержант Шеллер подхватил ребёнка и прикрыл собой, но было уже поздно. Леонард, чувствуя, как задыхается то ли от собственной крови, то ли от бессилия, упал в пыль. Сверху на него обрушилось с десяток ударов, но он почти не заметил этого.

Он подвёл своего отца и не спас маленького Клауса. Неудачник. Вечный неудачник! Было что-то мучительно стыдное в том, чтобы умирать вот так, в грязи у собственного дома, от ударов убийц, бывших твоими же офицерами.

Кто-то продолжал кричать, но Леонард уже не разбирал ни слов, ни голосов. Калитка захлопнулась, отрезая двор от внешнего мира. С полсотни сапог выбивали пыль прямо перед носом у Леонарда, и в конце концов поднявшаяся в воздух земля ослепила его.

Он уже не слышал, как по запертым воротам ударила первая пушка, как тяжёлые ядра пробили кирпичную кладку и как сгрудившиеся во дворе люди побежали в панике, кашляя и задыхаясь от каменного крошева.