Сердце Скал. Зверь (джен)

— Довольно, господин кардинал! Никаких переговоров с преступником! Ваш Алва подослал к нам подлого шпиона и убийцу…

— Помилуйте, сын мой, вы же сами посадили виконта Валме в подвал!

— Из которого он вряд ли вышел бы без пособников, не так ли, отче? Как удачно сложилось, что в ту ночь вы тоже находились в замке!

— Все караульные провалялись в беспамятстве до утра! Не вашими ли молитвами, господин кардинал? Может быть, это вы подсыпали им снотворное в святую воду?

— Капитан, думайте о том, что говорите! Я весь вечер был у вас на виду. Разве я приехал бы к вам сегодня, будь я виновен в том, в чём вы меня обвиняете?

— Это уловка! Подлая хитрость! Бритый лис!

— Ворон провёл нас, как кагетов у Барсовых Врат, господа! — громко пояснил граф Дени Агиррэ, криво ухмыльнувшись, и его сторонники немедленно разразились хриплыми воплями:

— Смерть Ворону! Смерть подлому убийце!

Кардинал Левий поднял руки вверх, пережидая бурю. Алва предупреждал его, что из затеи с переговорами не выйдет толку: смерть Штанцлера окончательно обозлила мятежников, и они впали в воинственный раж. С десяток вожаков восстания, столпившись вокруг магнуса Ордена Милосердия, возмущались, выкрикивали угрозы и изрыгали проклятия. Главным заводилой выступал Никола Карваль, капитан местного гарнизона; ему на два голоса вторили его теньенты, Дюварри и Левфож. Номинальный глава мятежа, граф Дени Агиррэ, тоже окружил себя небольшой свитой: в ней состояли его юный оруженосец Жюльен со своим отцом, бароном Александром Горуа, и оруженосец последнего Жорж Гайар, однокорытник Жюльена. Друзья принца Ракана, недавно прибывшие из Сакаци с алатскими наёмниками — братья Борны, Дуглас Темплтон и Анатоль Саво — держались немного особняком, но нелепая смерть Штанцлера потрясла и их.

Однако шестеро участников Военного Совета сохраняли относительное спокойствие, и Левий краем глаза отметил их. Трое были полковниками Резервной армии, пару месяцев назад перешедшими на сторону восставших — Люра, Пикмаль и Рёдер. Не исключено, что сейчас они раскаивались в своём предательстве и искали случая заслужить прощение. Ещё двое являлись давними союзниками герцога Анри-Гийома — бароны Гаржиак и Шуэз. Неоднократно битые, помнящие несчастливое восстание Эгмонта Окделла и ренквахскую битву, они, похоже, трезво оценивали свои шансы и не рвались в заведомо обречённую авантюру. Шестым выступал Луи-Поль Феншо-Тримейн, епископ Риссанский, тайный конфидент Левия при талигском дворе. Именно он вмешался сейчас в разговор, призвав возмущённых эпинцев к порядку.

— Господа! — Его голос гулко прозвучал под сводами нижнего зала, перекрыв гомон, и кардинал Левий ощутил прилив глубокой симпатии к олларианцу. — Я уверен, что мой достойный собрат не замешан в гнусном убийстве графа Штанцлера. Он всего лишь слепое орудие в руках подлого человека. Разве герцог Алва послал бы его сегодня сюда одного, без всякой охраны, если бы господин кардинал участвовал в его замыслах?.. Вы же сами видите, брат мой, — прибавил он, обращаясь к Левию, — Ворон нисколько не дорожит вами.

— Я повинуюсь только Создателю, достойный брат, — тут же отозвался кардинал. — Мне не нужна охрана герцога. Я не могу бросить своих единоверцев на ложном пути. Я приехал, потому что я не враг, а друг.

— Друг? — звонко переспросил юный Жюльен Горуа, копируя ехидную ухмылку своего эра. — Разве друг стал бы тайком прятать этого убийцу Валме у Ворона?

Военный Совет опять зашумел. Барон Александр Горуа, с самого утра напяливший на себя старомодные тяжёлые латы, одобрил слова сына, громко хлопнув металлической рукавицей по каминной доске.

— Это законная претензия, ваше высокопреосвященство! — воскликнул он.

— Вы не можете отрицать, что увезли и скрыли преступника в ставке герцога Алвы, — поддержал его Рихард Борн.

— В тот момент я счёл его несчастным сумасшедшим, сын мой. Милосердие, адептом коего я являюсь…

— Не о милосердии вы думали, когда помогали убийце сбежать! — взвился Карваль. Он был невысок и коренаст; от гнева его лицо налилось кровью, а усы гневно встопорщились и поминутно шевелились, как у потревоженного жука. — Привезите Валме обратно для следствия и суда, и тогда мы, может быть, и подумаем о переговорах!

— Суд! Суд! — подхватили слова Карваля остальные офицеры. — Убийство графа Штанцлера не должно остаться не отомщённым!

Кардинал Левий снова примирительно поднял руки, пережидая очередной шквал негодования. В сводчатом нижнем зале было полутемно, и из-за красных отблесков пылающего камина казалось, что здесь бушует и плюётся огнём обозлившийся многоголовый дракон. Бессолнечный осенний день хмуро смотрелся в старые, почти монастырские окна, прорубленные в толще стен; он озарял тяжёлый стол с военными картами, несколько дубовых кресел и огромный портрет на противоположной стене. Недавно умерший герцог Анри-Гийом в полный рост присутствовал на совете — в рыцарских доспехах, с мечом в руке и выражением сурового недовольства на ещё молодом, но по-старчески насупленном челе.

— Я понимаю вашу скорбь, дети мои…

— Ваше высокопреосвященство, — вальяжно перебил кардинала полковник Симон Люра, расположившийся у самого выхода из зала, небрежно опершись на балюстраду лестницы. — Здесь собрались люди, которые не нуждаются в ваших проповедях. Они нуждаются в том, чтобы дружбу доказывали не словами, а делами. Убедите герцога Алву выдать нам своего офицера по особым поручениям для разбирательства и суда, и мы воспримем это как жест доброй воли.

— Прекрасно сказано, полковник! — одобрил Дуглас Темплтон. — Справедливость прежде всего!

Надежду на благоразумие Люра следовало оставить. Левий повернулся к Карвалю и графу Агиррэ:

— Как ваш единоверец и друг, я первым воспрепятствую возвращению виконта Валме в этот замок. Разве вы не осматривали помещение, в котором он содержался? Неужели вас не насторожило, что вся охрана лежала без памяти, огонь погас, а стены покрылись ледяной плесенью? Или вы желаете страшной смерти всем защитникам Эр-Эпинэ?

— О чём вы говорите, ваше высокопреосвященство? — искренне удивился теньент Левфож, стоявший за плечом у Карваля.

— Его высокопреосвященство просто шутит! — насмешливо воскликнул юный барон Жорж Гайар, переглянувшись с Жюльеном Горуа. — Он хочет сказать, что этот Валме — сказочное чудище, способное поразить всех нас одним своим взглядом, ха-ха!

— Я отнюдь не шучу, — строго ответил Левий. — Сам виконт не опасен, пока остаётся живым. Казнить его легко, и вы, разумеется, так и поступите. Но к чему это приведёт? По своей неосмотрительности господин Валме навлёк на себя угрозу, которая может стать угрозой для всего замка. Когда мы с герцогом Окделлом подобрали его в деревне, он сказал, что за ним гнался выходец.

— Что? Выходец?! — хором воскликнули Жюльен Горуа и Жорж Гайар то ли с недоверием, то ли с восторгом.

Барон Гаржиак скептически покачал головой:

— Чего не скажешь, чтобы сбежать из темницы!

— Выходец? — удивлённо повторил Удо Борн. — Вот так история! Можно подумать, Дуглас, что мы с вами и не выезжали из Алата. Там обожают подобные сказки.

— Видимо, там он их и набрался! — Капитан Карваль презрительно фыркнул, гневно пошевелив усами. — Выходец! У вашего Валме извращённое воображение. Вся эта семейка — лжецы, пустомели и мерзавцы.

— А я думаю, господа, — объявил полковник Люра, широко осклабившись, — что под выходцем господин Валме имел в виду свою совесть, давно скончавшуюся в страшных муках. Неудивительно, что увидев покойницу, виконт до смерти перепугался.

Граф Дени Агиррэ тоненько захихикал, и барон Горуа тут же последовал его примеру, разразившись громким лающим хохотом.

Епископ Риссанский пропустил их веселье мимо ушей.

— Вы говорите серьёзно, брат мой? — обеспокоенно спросил он у Левия. — Вы уверены, что виконт Валме не вводит вас в заблуждение?

— Спросите у теньента Дюварри, — ответил Левий. — Кажется, это вы, сударь, обнаружили позавчера тело графа Штанцлера и всех караульных, лежавших без сознания? Расскажите об этом епископу во всех деталях. Ведь вы, брат мой, как никто другой можете узнать признаки, свидетельствующие о выходце.

— Что? Неужели это действительно так серьёзно? — Барон Гаржиак удивлённо повернулся к Луи-Полю Риссанскому. — В этой болтовне есть хоть какой-нибудь смысл, ваше преосвященство?

Епископ не ответил, пребывая в сильном волнении.

— А виконт… — проговорил он, обращаясь к Левию, — Виконт знал этого выходца… живым?

Левий многозначительно кивнул.

— Да. И вы тоже, — негромко произнёс он. — То, о чём вы написали мне из Атрэ-Сорорес… Ваше предположение оказалось истинным.

Епископ Риссанский ахнул и отступил, прикрыв рот рукой. Все военные с удивлением уставились на него.

— Виконт Валме полагает, что выходец приходил за графом Штанцлером, — продолжал Левий, обращаясь к ним. — Спасая себя, виконт убил графа, но в результате оказался в ещё большей опасности. Если герцог Алва вернёт его вам, в замке возникнет угроза, против которой ваше оружие бессильно.

Уверенность, с которой говорил Левий, и видимый ужас епископа Риссанского произвели на присутствующих некоторое впечатление. Однако Карваль, презрительно оттопырив нижнюю губу, заявил с явным подозрением:

— Мы не так легковерны, как вы, господин кардинал. Если за Валме гоняется выходец, почему тогда Ворон принял его в своей ставке? Разве ему не выгоднее было бы выдать его нам и тем самым погубить? Нет, нас не проведёшь подобными баснями!

— Герцог Алва Повелитель Ветра, — возразил Левий. — В его жилах течёт кровь Ушедших. Для него и герцога Окделла выходец не представляет никакой опасности.

— Полноте, преподобный отче, вы говорите не серьёзно! — воскликнул граф Агиррэ обычным своим снисходительным и чуть саркастическим тоном. — Не могу поверить, что вы, кардинал и магнус нашей пресвятой церкви, произносите подобную ересь! Кровь Ушедших, прости меня Создатель! Да вы кощунствуете против нашей истинной веры!

— Господин кардинал готов оправдывать преступление Ворона любыми способами, — ядовито заметил Карваль. — Даже если приходится жертвовать догматами церкви.

— А разве вы сами, капитан, — немедленно возразил Левий, — разве вы сами не верите, что в жилах Повелителей и Раканов течёт могущественная кровь, дающая особые права? Разве не поэтому вы стали сторонником старой династии и прочите принца Альдо на престол?

Карваль слегка смешался. Старая династия интересовала его меньше, чем прошлогодний снег, но не признаваться же в этом перед лицом союзников из Алата!

Рихард Борн с живостью уцепился за слова кардинала:

— То есть вы поддерживаете притязания его высочества? Принц скоро прибудет из Агариса, и тогда ваше влияние как князя церкви…

— Я желаю его высочеству только добра, — перебил Борна Левий, — но в нынешней ситуации я бессилен. Мне пишут, что Святой город наполовину разрушен наводнением; возможно, и сам принц стал его жертвой. Но даже если он жив, это ничего не меняет. Прежде чем соберётся конклав, прежде чем новый Эсперадор примет полноту власти пройдёт много времени. Мы должны смотреть на вещи трезво. Сейчас герцог Алва согласен пойти на уступки мятежникам Эпинэ. Я предлагаю своё посредничество и обещаю сделать всё возможное, чтобы предотвратить это гибельное междоусобие. Неужели, дети мои, вы желаете проливать кровь, свою и чужую, когда душа каждого эсператиста скорбит по Агарису и отцу нашему Юннию? Во дни траура вы желаете бряцать оружием? Я не в силах спокойно смотреть, как ввергаете свой край в ужасы братоубийственной войны! Истинная вера призывает вас к миру.

Барон Флоримон Шуэз, до сих пор молча стоявший позади Гаржиака, встрепенулся.

— Если герцог Алва и впрямь готов пойти на уступки, — проговорил он, — его стоит хотя бы выслушать. Не будет большого вреда в том, чтобы выяснить условия мира через его высокопреосвященство.

— Да вы рехнулись, Шуэз! — воскликнул возмущённый Карваль. — Вести переговоры с подлецом, который не постеснялся подослать своего шпиона для убийства несчастного графа Штанцлера? Для него солгать не сложнее, чем разрядить пистолет в ваш медный лоб!

— И не забывайте, что в царствование покойного Оллара Алва поддерживал все притеснения, которые мы тут терпели, — добавил граф Агиррэ. — Не по наущению ли его друга Дорака были распущены наши парламенты? А наша знать? Нет ни одной фамилии, которая не пострадала бы от гонений покойного кардинала!

— Кардинал Сильвестр сам был эпинцем, — напомнил Левий. — Его семейство соперничало с вашими, преследуя свои интересы. Но герцог Алва здесь ни при чём. Он кэналлиец и не занимался делами Эпинэ.

— А Октавианская ночь? — гаркнул барон Горуа тоном обвинителя, вторично грохнув латной рукавицей по многострадальному камину, да так, что старинные доспехи, украшавшие углы зала, вздрогнули. — Я был тогда в столице, ваше высокопреосвященство, и едва остался в живых! Ваш Алва позволил Дораку резать эсператистов как баранов! Как застигнутых врасплох беспомощных баранов, слышите ли? А потом собственноручно зарезал на дуэли капитана Феншо-Тримейна, графа Гирке, Килеана и обоих братьев Ариго, предварительно свалив на них вину за происки проклятого Сильвестра!

При упоминании о старшем брате епископ Риссанский помрачнел как туча.

— Герцог Окделл… — начал было Левий.

— Герцог Окделл безумный мальчишка! — завопил барон Горуа в неистовстве. — Он забыл о смерти своего отца и дал присягу служить его убийце!

— Герцог Окделл заверил конгрегацию кардиналов, что герцог Алва не причастен к Октавианской ночи, — договорил Левий, пытаясь перекрыть рёв барона.

— А в чём ещё он вас заверил? — насмешливо поинтересовался полковник Люра со своего места у балюстрады. — Может быть, в том, что генерала Феншо-Тримейна и впрямь следовало расстрелять в Варасте, раз уж он не понравился его эру?

К счастью, опасную издёвку заглушил лошадиный топот, донёсшийся со двора: должно быть, кавалерийский отряд возвращался с обхода. Тут же послышались вскрики и невнятная речь: это конюхи бросились к лошадям, чтобы отвести их в стойла. Левий сделал вид, что не расслышал насмешки, и ответил как можно твёрже:

— Герцоги Окделл и Алва спасли епископа Оноре во время беспорядков в столице. Кроме того, именно Первый маршал пресёк резню в Олларии. Его действия изучены, а невиновность признана Святым престолом. Что касается дуэли, то, хотя церковь и осуждает её, со светской точки зрения в ней не было ничего вероломного. Поэтому я не вижу оснований не доверять его слову.

— Не было ничего вероломного? — возмутился Карваль. — А как же магический амулет, который спас его на линии?..

— Расскажите о честности Алвы генералу Манрику, ваше высокопреосвященство, — насмешливо бросил Люра. — И его людям, которые не далее как в прошлом месяце пытались договориться с Вороном в Олларии. Я слышал, что дело закончилось пушечной пальбой по особняку тессория. Может быть, у вас иные сведения? Может быть, вас заверили, что Ворон облобызал господ Манриков, наградил верных им офицеров и возвёл на престол малыша Оллара? Или от снисходящей от Ворона благодати все его враги воскресли? Если такое чудо свершилось, я не возражаю против переговоров с ним.

Полковники Пикмаль и Рёдер переглянулись: если они и колебались окончательно принять сторону мятежников, напоминание о недавних событиях в Олларии подействовало на них как ушат холодной воды.

Левий почувствовал, что ломится в закрытые двери. Сердце его сжалось от мысли о том, сколько крови прольётся в самом скором времени из-за его неудачи. Голоса солдат, доносившиеся со двора, звучали в его ушах горьким упрёком: сегодня эти люди ещё живы, а завтра большинство из них будут мертвы.

— Дети мои! — воззвал он в последний раз. — Подумайте хотя бы о последствиях вашего мятежа. Герцог Алва — законный регент Талига, а возможно и король. Покойный Фердинанд II признал своего наследника Карла незаконнорождённым, к тому же нынешнее местонахождение ребёнка неизвестно. Если он и Манрики погибли во время бегства, то герцог Алва — ваш государь, которому вы обязаны повиновением!

Епископ Риссанский побелел так, что губы на его лице почти слились с цветом кожи, и ответил ледяным тоном:

— Вы должны понять, достопочтенный брат: никто из нас не признает герцога Алву ни королём, ни регентом. Если Карл Оллар жив, мы потребуем назначения опекуна, который устраивает знатные дома королевства. Если Карл Оллар мёртв, Эпинэ присягнёт принцу Альдо Ракану.

Барон Горуа звучно хлопнул руками в латных рукавицах друг о друга.

— Отлично сказано! — одобрил он.

— Его преосвященство изрёк истину, как сама Эсператия, — тут же поддержал этот ультиматум граф Агиррэ, а Борны, Темплтон и Саво заявили с энтузиазмом:

— Наш король Альдо Ракан!

— А если принц погиб от наводнения в Агарисе, — воскликнул Карваль восторженно, — то мы отложимся от Талига и сами изберём себе короля — собственного, из дворян Эпинэ!

— Верно! Верно! — наперебой заговорили его офицеры. — Нам не нужен кэналлиец или Оллары, нам нужен свой король! Смерть Ворону! Да здравствует Великая Эпинэ!

Последнее прозвучало до того единодушно, что Левий понял: в запале Карваль высказал задушевную мечту восставших. Даже снаружи, во дворе замка, казалось, вняли этому призыву: там нарастало возбуждение, будто солдаты и впрямь готовились приветствовали своего короля.

Капитан Карваль не слышал этого. Вдохновлённый мыслью о Великой Эпинэ, он повернулся к портрету покойного герцога Анри-Гийома:

— Пусть монсеньор ведёт нас за собой! — провозгласил он.

— Герцог скончался несколько месяцев назад, — напомнил Левий с досадой.

Карваль упрямо выпятил подбородок:

— Неважно! Его наследник вернётся и возглавит нашу борьбу!

— Его наследник пропал по дороге из Сакаци в Талиг, — возразил Левий. — Разве вы не выяснили этого, когда захватили в плен виконта Валме? В Агарисе я говорил с принцем Раканом, и тот был уверен, что герцог Робер давно добрался до Эр-Эпинэ. Но здесь его никто не видел. Я не хочу предполагать худшее, но всё свидетельствует о том, что он погиб. Возможно, он разбился в горах, когда перебирался с проводником через отроги Мон-Нуара, или просто доверился не тому человеку…

— Иноходцы не погибают так легко, — напыщенно изрёк граф Агиррэ. — Члены этого рода крепки как столетние дубы.

— Эти дубы, сколько помнится, давно повержены, — начал Левий не без язвительности, но, к счастью, его слова (способные вызвать бурю гнева у эпинцев), потонули в шуме со двора: несколько десятков человек громко рявкнули что-то нестройным хором.

— Да что за кавардак там творится, Леворукий побери? — досадливо воскликнул Леон Дюварри, шагнув к лестнице с намерением подняться в переднюю.

Симон Люра, стоявший ближе всех к выходу, вытянул шею, лениво оглядываясь через плечо, но вдруг резко развернулся и схватился за шпагу.

— Это похоже на бунт, господа!

Действительно: в замке громко захлопали двери, и по коридору внезапно загрохотало множество сапог. В передней раздавались взволнованные крики, смысл которых отсюда было невозможно разобрать.

Офицеры бросились к балюстраде, сжимая оружие в руках. Дюварри вытащил из-за пояса пистолет. Шум быстро нарастал, становясь всё отчётливее.

— Ура! Да здравствует герцог! — наконец-то явственно донеслось из передней.

— Немедленно доложите маркизе! — отчаянно завопила какая-то женщина под окнами. — Беги же быстрее, чучело!.. Ах, Создатель!

Шум нарастал как прибой, и мгновением спустя с лестницы в нижний зал хлынула целая толпа народу. Во главе её шагал высокий худой мужчина лет тридцати, осунувшийся, но мускулистый, с усталыми тёмными глазами и широкой седой прядью в волосах, зачёсанных надо лбом. Казалось, что сам покойный герцог Анри-Гийом вышел из рамы своего портрета, сбросив старомодные парадные доспехи: нарисованное лицо отражало лицо вошедшего как зеркало. Новоприбывший был в простом дорожном костюме, покрытом слоем пыли; из оружия при нём имелась только шпага, да за плечами зачем-то болтался небольшой золочёный лук без колчана и стрел. Правой рукой он крепко прижимал к себе молодую женщину с огромными янтарными глазами, закутанную в дорожный плащ с капюшоном, такой же пыльный, как у него самого.

— Робер! — потрясённо выдохнул Рихард Борн, мгновенно узнав вошедшего. — Ты здесь!

Капитан Карваль смотрел на мужчину во все глаза.

— Монсеньор герцог… — поражённо выдохнул он. — Одно лицо!..

— Монсеньору виват! — вопили слуги и солдаты, сгрудившись вокруг Иноходца в полном восторге.

Робер высоко поднял левую руку, жестом призывая их к тишине.

— Я рад видеть всех вас, — отрывисто сказал он. — Но сейчас прошу всех удалиться. Мне необходимо посовещаться с друзьями, которые собрались на военный совет.

Солдаты, толкаясь и восторженно гомоня, попятились назад в переднюю.

— Ваша светлость… — пробормотал граф Агиррэ, забыв поклониться и глядя на Робера как на привидение.

— Герцог Эпинэ! — громко провозгласил барон Горуя не хуже иного церемониймейстера, приходя в себя. — Вы как нельзя более вовремя!

— Где Альдо? — обратился к Роберу Рихард Борн в радостном возбуждении. — Ведь вы, конечно же, приехали вместе? Мы должны его встретить, господа!

— Да здравствует принц! — с энтузиазмом воскликнули его брат, Дуглас Темплтон и Анатоль Саво.

— Нет! — остановил их Робер. — Альдо здесь нет. И он больше не появится. Никогда. И нигде.

Рихард Борн застыл, недоуменно уставившись на Робера.

— Что ты имеешь в виду?

— Господа! — громко произнёс Робер, окинув взглядом присутствующих. — Я должен сообщить вам кое-что важное. То, что может в корне переменить ваши планы. — Он осторожно вывел вперёд усталую и испуганную Мэллит, которая продолжала бессознательно цепляться за его руку, и бережно усадил на одно из жёстких дубовых кресел, стоявших в зале. — Позвольте представить вам её высочество младшую принцессу Ракан.

— Я свидетельствую брак её высочества с принцем Альдо, — вмешался Левий, тоже выступая вперёд. — Обряд имел место 10 дня Осенних Волн в Агарисе, и его совершил сам Святой отец. Я сослужил ему.

Услышав голос своего посаженного отца Мэллит робко протянула к нему дрожащие руки. Удивлённый отчаянным выражением её лица, Левий осторожно наклонился к ней:

— Дитя моё, что с вами?

— Это младшая принцесса Ракан, — повторил Робер, и кадык на его горле судорожно дёрнулся. — Младшая вдовствующая принцесса, господа.

После этих слов в зале наступила полная тишина.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Рихард Борн, явно отказываясь верить собственным ушам.

— Альдо погиб в Агарисе во время наводнения, — негромко ответил Робер. — Увы! Его больше нет среди нас.

Рихард Борн отшатнулся. Удо Борн и Дуглас Темплтон, поражённые ужасом, заговорили одновременно:

— Нет! Быть такого не может!

Анатоль Саво стоял безмолвный, словно его ударило молнией.

— Альдо мёртв, — твёрдо повторил Робер. — Принца Ракана и его дела больше не существует, господа.

Алатские гости замерли в растерянности. Барон Горуа в знак скорби поднёс левую руку к губам; его сын и оруженосец, поколебавшись, сделали то же самое. Епископ Риссанский, сложив руки на груди, беззвучно зашептал молитву. Граф Дени Агиррэ вопросительно переглянулся с капитаном Карвалем, и тот решительно выступил вперёд.

— Ну и что же? — воскликнул он. — Что это меняет? Пусть принц Ракан погиб. Но Великая Эпинэ жива!

Робер оглянулся на него с недоумением.

— Кто вы, сударь? — поинтересовался он.

— Капитан гарнизона замка Никола Карваль, — по-военному чётко отозвался тот. — А это мои теньенты Дюварри и Левфож.

— Вас назначил мой дед? Не вы ли летом отправили ко мне гонца в Сакаци с письмом моей матери?

— Таково было пожелание покойного герцога, ваша светлость, — с готовностью отозвался Карваль. — Он надеялся увидеть вас перед смертью.

Робер кивнул:

— Я понимаю. Вы верный офицер моего деда.

— Я служил ему как самому Создателю, ваша светлость, — ответил Карваль, смело глядя прямо в лицо Роберу. — И хотел бы вновь обрести его в вас. Но я виноват перед вами, я не выполнил своего долга так, как надлежало. Мне не удалось уберечь графа Штанцлера, чьи советы поддерживали герцога Анри-Гийома, а сейчас существенно помогли бы вам.

— Что?! — воскликнул Робер, подумав, что ослышался. — Штанцлер умер?

— О, ваша светлость, имело место ужасное злодейство! — воскликнул граф Агиррэ, вмешиваясь в разговор. — Герцог Алва подослал в ваш замок своего офицера по особым поручениям. Мы арестовали его и заточили в тюрьму, но мерзавец всё-таки смог сбежать и злодейски умертвить господина кансилльера!

— Всё случилось не совсем так… — попробовал вставить слово кардинал Левий.

— Преступление произошло не далее, как третьего дня, ваша светлость! Тело несчастного всё ещё лежит в замковой церкви. Мерзавец размозжил господину кансилльеру голову каминными щипцами.

— Я знаю у Алвы лишь одного офицера по особым поручениям, — произнёс Робер, силясь вникнуть в суть дела. — Его звали виконт Валме.

— Это он! Он приехал сюда якобы с письмом от принца Ракана к вашей светлости. Граф Штанцлер догадался о ловушке и приказал заточить его в подвале. Однако этот подлый Валме…

— При чём здесь Алва, любезный граф? Виконт Валме приезжал ко мне в Сакаци с поручением… личного характера. То письмо от принца Ракана, которое, как вы говорите, он привёз, всё ещё у вас?

— Граф Штанцлер приказал сжечь его, монсеньор, — ответил Карваль. — Он полагал, что это фальшивка, призванная нас одурачить.

— Что за чушь! — воскликнул Робер с досадой. — Валме приезжал летом в Сакаци. Может быть, он и впрямь виделся с Альдо после моего отъезда и взялся выполнить его поручение. За какими кошками вы его арестовали?

— Но граф Штанцлер…

— Был лжец и мерзавец! — резко закончил Робер за него. — Вы не знали этого человека, если доверяли ему. Это старый интриган, который бесчестно пользовался людьми в своих интересах. Говорите, что Валме прикончил его? И правильно сделал.

Карваль изумлённо отступил, уставившись на Робера во все глаза:

— Монсеньор! Монсеньор!..

— Ро! — внезапно окликнул Робера негромкий женский голос со стороны передней.

Тот обернулся: его мать стояла на нижней ступеньке лестницы, ведущей в прихожую, протягивая к нему руки.

— Жозина!

Робер бросился к ней и осторожно обнял. Бедная женщина уткнулась лицом в покрытый пылью и грязью плащ сына и замерла, едва заметно подрагивая в его объятиях. Иноходец осторожно поднял руку и принялся тихо гладить её по волосам, успокаивая.

— Однако, господа, — проговорил Рихард Борн, отвлекая внимание присутствующих от этой трогательной сцены, — даже если принц Ракан действительно погиб, теперь это не играет роли. Мы уже предприняли слишком многое, чтобы остановиться на пол-пути. Пусть Альдо мёртв, но мы должны встать за права её высочества Матильды. Если уж мы ввязались в это дело, нам придётся позаботиться о её интересах и за интересах младшей принцессы, присутствующей здесь.

Рихард Борн поклонился в сторону Мэллит.

— Нет! — воскликнула гоганни, поднимаясь со стула в сильном волнении. — Мне ничего не нужно, ничего! И царственная… царственная бабушка согласна в этом со мной!

— Вы не можете говорить от её имени, принцесса, — возразил Рихард Борн. — Она старшая в роду.

— Нет! — повторила Мэллит. — Я могу… Я могу говорить. Я отказываюсь от всего, что вы хотите нам предложить, от имени бабушки и моего будущего сына!

— Как? — воскликнули братья Борны в унисон. — Сына?

Робер, мягко отстранившись от матери, повернулся лицом к Мэллит и произнёс, указывая на неё маркизе:

— Жозина, это супруга принца Альдо Ракана, моего друга… Его вдова. Она ожидает ребёнка и нуждается в вашем попечении. Прошу вас присмотреть за ней.

Маркиза Эр-При за одну минуту собралась с духом. При всей её нежной впечатлительности, в ней жило истинное мужество.

— Ваше высочество… — почтительно обратилась она к Мэллит.

— Не называйте меня высочеством! — взмолилась бедная гоганни чуть не плача. — Я всего лишь недостойная изгнанница, одинокая и ничтожная!

— Не говорите так о себе, принцесса! — воскликнул шокированный Удо Борн.

— Принцесса не в себе! — сказал Дуглас Темплтон с горячностью. — Она слишком поражена смертью супруга, которого так любила. На что она обрекает себя и своего ребёнка, если отрекается от законных прав Раканов?

— Принцесса и её сын ни в чём не будет знать нужды, покуда я жив! — решительно отрезал Робер. — Мой дом отныне — их дом.

Маркиза Эр-При, мгновенно оценив ситуацию, шагнула навстречу плачущей Мэллит.

— Если позволите, я буду называть вас дочерью, — ласково сказала она.

Мэллит не сдержалась и тихонько заплакала, спрятав лицо на груди у маркизы.

Робер повернулся к Борнам, Темплтону и Саво.

— Друзья, её высочество сказала своё слово, — проговорил он. — Она не желает, чтобы за дело Раканов лилась кровь. Сложите оружие, распустите наёмников и оставьте гибельную идею возродить Талигойю.

— Всей душой солидарен с герцогом! — воскликнул кардинал Левий, чьи надежды склонить мятежников к миру сразу воскресли. — Необходимо сейчас же начать мирные переговоры!

— Ваша светлость! — произнёс епископ Риссанский, возмущённый до глубины души. — Неужели вы призываете ваших друзей сдаться Алве?

— Сдаться? — проговорил Удо Борн тоном человека, не верящего своим ушам. — Накануне сражения? Да все скажут, что мы просто струсили!

— Сдаться? — эхом повторил капитан Карваль. — Монсеньор, о чём вы? При чём здесь Раканы и Талигойя?! Разве ради них мы поднялись на борьбу с Олларами?

— Так у вас были другие цели? — удивлённо спросил Робер.

Никола Карваль с глубоким изумлением взмахнул руками:

— Мы сражаемся за вас, монсеньор, и за Эпинэ! — И его теньенты наперебой подхватили: — Мы за вас, за вас, монсеньор!

Робер остолбенел, недоверчиво переводя взгляд с одного лица на другое.

— За меня? — произнёс он, когда смог, наконец, выговорить хоть слово. — Кто внушил вам эту нелепую идею? Штанцлер?

— Ваш дед, монсеньор, должен был стать суверенным государем Великой Эпинэ! — заявил Карваль с горячностью. — Нам не нужны ни Оллары, ни Раканы! Мы призываем вас на трон и готовы сражаться за вас до последнего вздоха!

— Чем мы хуже Ноймара или Кэналлоа? — тут же подхватил граф Агиррэ. — Почему бы нам не иметь своего герцога или соберано? Разве мы обязаны терпеть над собою потомков марагонского бастарда? Нет!

— Все Оллары ублюдки и потомки шлюх! — звонко выкрикнул его оруженосец.

— Офицеры Резервной армии тоже присягнули на верность вашему дому! — заявил Роберу полковник Люра. — Если пожелаете, у вас под рукой сегодня же соберётся целая армия.

— Да здравствует герцог Робер, государь Великой Эпинэ! — зычно возгласил барон Горуа, и его оруженосец, барон Гайар, подхватил мальчишеским фальцетом:

— Виват!

— Вы с ума сошли, господа? — спросил потрясённый Иноходец, ошеломлённо поворачиваясь то к одному, то к другому.

Ну и дела творятся в родной провинции! Хорошенькую же кашу заварил его покойный дед в компании с покойным Штанцлером. Жаль, что Валме не прибил старого интригана раньше.

— Я полагаю, господа, — осторожно проговорил барон Гаржиак, вклинившись между Карвалем и Агиррэ, — что мы должны выслушать самого герцога, прежде чем навязывать ему наши идеалы.

— Да-да, выслушаем его светлость! — поддержал друга барон Шуэз.

— Великая Эпинэ?.. Но это же бред и химера, господа, — развёл руками Робер. — Если мой дед и верил в неё, то это простительно лишь потому, что он был стар и не здоров рассудком. Что же касается графа Штанцлера, то я убеждён: он ни на мгновение не разделял ваших заблуждений. Кансилльер умел пользоваться людьми, поддерживая в них иллюзии ради своих делишек, и весьма грязных к тому же. Что хорошего вы получили в результате? Разве вы способны сопротивляться силам Алвы? Он разобьёт вас, как всех и всегда.

Барон Горуа разочарованно лязгнул латами.

— Немыслимо! — произнёс он про себя. — Герцог Эпинэ — и трусит!

— Значит, вы готовы просто сдаться на милость Ворона? — презрительно поинтересовался у Робера епископ Риссанский.

— Однажды в Варасте я уже был в руках герцога Алвы, — ответил Робер. — И не имею причин жаловаться.

— Повторяю: герцогу Алве можно доверять, — снова настойчиво заговорил кардинал Левий. — Герцог Окделл свидетельствует это так же, как и его светлость!

Никола Карваль недоверчиво смотрел на Робера, словно надеясь, что тот шутит.

— Ваш дед посвятил последние годы жизни делу создания Великой Эпинэ, — проговорил он. — А вы, едва явившись, уже готовы предать его? Как это возможно?

— Великой Эпинэ не существует, капитан, и никогда не было, — повторил Робер терпеливо. — Я не стану подталкивать вас к гибели, соглашаясь потворствовать вашим несбыточным мечтам.

— Если так, — выкрикнул граф Агиррэ, — то нам не нужен предатель в наших рядах! Я сам стану герцогом и поведу войска в битву!

— О-о! — протянул барон Шуэз, оглянувшись на Агиррэ и пристально глядя на него. — Так вот что на самом деле у вас на уме, граф! Маленькая собственная корона, не так ли?

Граф Агиррэ спохватился, что ненароком выболтал свою заветную мысль.

— Я сказал это просто в качестве примера, — возразил он, быстро осадив назад. — Великая Эпинэ сама выберет себе короля, когда придёт срок.

Робер пожал плечами: тайные замыслы Агиррэ не вызывали у него ничего, кроме брезгливости.

— То есть вы намерены съесть зайца, которого ещё не поймали, сударь? Неужели вы полагаете, что способны справиться с армией Алвы, которая стоит в двух шагах отсюда?

— Это невозможно, дети мои, — произнёс Левий убедительным тоном. — Я был в ставке герцога и видел всё собственными глазами. У него есть артиллерия, которой нет у вас; у него есть обученная закалённая пехота, тогда как у вас — необстрелянное ополчение.

— В том, что говорит его высокопреосвященство, есть доля истины, — сдержанно заметил Гаржиак. — У нас в замке всего одна пушка да пара фальконетов. А набранные вами солдаты, Агиррэ, держат ружья как лопаты. Нам не стоит обольщаться насчёт своих сил.

— Могу подтвердить: пехотное ополчение крайне скверное, — подал голос полковник Рёдер впервые за всё время.

— Но у нас есть ваш полк и полк господина Пикмаля, — тут же возразил теньент Дюварри.

Рёдер и Пикмаль промолчали. Люра встревоженно покосился на них.

— Не нужно недооценивать моё ополчение, Гаржиак! — протестующе воскликнул граф Агиррэ. — Да, его составляет мужичьё, но против Алвы и Колиньяров они готовы драться как звери! Их преданность вне всяких сомнений. Они вцепятся в эту землю зубами, но не дадут врагу пройти.

А теньент Левфож добавил:

— Я сомневаюсь, что силы Ворона так велики, как пытается представить его высокопреосвященство. Алве пришлось оставить часть армии в Олларии для предотвращения бунтов.

— И подкреплений он не дождётся! — желчно добавил Карваль. — Губернатор Савбе со своими полками надолго застрял на юге. Готов поклясться, что граф Пуэн и Сэц-Ариж повыдёргивают перья из его хвоста. А с моря нас прикроет барон Феншо: он, хотя и не молод, но один стоит десятка. Старая сталь не ржавеет! Так что с юга и запада мы прикрыты. А если Алва выбьет нас из Эр-Эпинэ, мы отступим за стены Нежюра.

— В Нежюре нельзя держать оборону, — тут же возразил Гаржиак. — У нас будет больше шансов, если мы отойдём к Мон-Нуару, не дожидаясь боя здесь.

— Поддерживаю, — высказался Шуэз. — Город капитулирует, как только возникнет угроза осады.

— Никогда не думал, что вы настолько малодушны, господа! — возмущённо заявил граф Агиррэ. — Вы готовы бежать, едва заслышав имя Алвы!

— Если проблема только в этом, то она легко решаема, — вмешался Люра. — И не такие армии отступали, если теряли своего полководца. Один меткий выстрел и дело сделано! Чего будут стоить солдаты Ворона, оставшись без него? Я не дам за них ни суана.

И Люра пренебрежительно щёлкнул пальцами в воздухе.

— Берегитесь, сударь! — осадил его Робер. — Многие до вас мечтали о таком метком выстреле. Однако же Алва жив до сих пор, а его несостоявшиеся убийцы мертвы.

Люра было открыл рот, но мелодичный женский голос опередил его.

— Что вы решили, сын мой? — спросила маркиза Эр-При, о которой все немного позабыли. Она стояла позади группы мужчин, прижимая к себе Мэллит, немного успокоившуюся в её руках.

— Я предпочитаю мир, — произнёс Робер спокойным твёрдым тоном. — Я не желаю заливать кровью землю моих предков. Капитан Карваль! Приказываю вашему гарнизону сложить оружие. Эр-Эпинэ отказывается бунтовать против законной власти в лице Первого маршала герцога Алвы.

Карваль, поражённый в самое сердце, отступил от Робера с чувством близким к гадливости.

— Нет, — проговорил он. — Нет, монсеньор. Вы не сделаете этого. Ваш великий дед перевернулся в гробу от ваших слов!

— Капитан! — перебила его маркиза. — Вы можете думать, что угодно, но мой сын владелец этого замка. Вы обязаны исполнять его приказы.

— Ваш сын просто трус, эрэа маркиза, — презрительно бросил Симон Люра. — А я не стану подчиняться предателю и трусу!

— На вашем месте не стоит кидаться такими словами, полковник, — возразил ему барон Шуэз, усмехнувшись. — Разве вас самого не ославили предателем, когда вы изменили губернатору Сабве?

— Вы ответите мне за оскорбление, господин барон! — угрожающе зарычал Люра.

— Довольно, господа! — прикрикнул на них Гаржиак. — Только ваших ссор нам и не хватало!.. Её светлость маркиза права. Герцог Эпинэ здесь хозяин, и только он может распоряжаться и замком и силами, собранными его именем под знамёнами Эпинэ. Герцог Анри-Гийом решил бы иначе, но его больше нет среди нас. Мы обязаны подчиниться его светлости.

— Ваша правда, барон! — воскликнул Карваль, отскакивая с Леону Дюварри (тот всё ещё держал в руках пистолет). — Но в словах полковника Люра тоже есть правда!..

Барон Шуэз, стоявший справа от Робера, внезапно кинулся прямо перед ним, отталкивая Иноходца назад, к выходу. Грохнул выстрел. Шуэз, не издав ни звука, медленно сполз на пол. Робер с удивлением поднял взгляд: пистолет Дюварри дымился в руках у Карваля, а на лице капитана проступало выражение досады и полного замешательства.

— Ро! — воскликнула маркиза Эр-При, в испуге бросившись к сыну. Мэллит кинулась к нему с другой стороны, загораживая собой. Робер почувствовал тяжесть тела Шуэза, привалившегося к его ногам, и с недоумением переводил взгляд с него на Карваля и обратно.

— Вы хотели убить меня, капитан? — спросил он.

— Вы обезумели? — потрясённо воскликнул кардинал Левий.

— Убийца! — сказала маркиза Жозина, повернув к Карвалю бледное разгневанное лицо. — Так вот какова ваша верность нашему дому? Но вам не добраться до моего сына. Сначала вам придётся застрелить меня.

Карваль хмуро опустил разряженный пистолет.

Барон Гаржиак присел на корточки рядом с телом своего друга. Его лицо, когда он поднял его, искажала судорога.

— Барон мёртв, господа, — сказал он сухо и холодно. — Итак, кто из вас согласен с мнением его светлости и готов заключить перемирие с герцогом Алвой?

Эпинцы молчали. Рихард Борн кинул на друга взгляд, в котором читалось извинение, и произнёс:

— Если мы сложим оружие накануне сражения, нас сочтут трусами. Если мы взялись за это дело, то должны идти до конца.

— Никто из нас не капитулирует перед Алвой, — едко добавил епископ Риссанский, мстительно сверкнув глазами. — Он сам объявил нам войну и пусть пеняет на себя!

Барон Гаржиак выпрямился и посмотрел на Робера со спокойным достоинством.

— В таком случае я один пойду за вами, монсеньор. Я слишком долго жил на этом свете, чтобы бояться за свою репутацию. Я считаю, что вы правы, а там будь что будет!

Иноходец крепко стиснул протянутую ему руку.

— Это честь для меня, барон, — искренне сказал он.

Гаржиак повернулся к Карвалю.

— Не рассчитывайте больше на меня и моих людей, капитан, — сказал он жёстко. — Они уйдут со мной вместе с людьми барона Шуэза. Наши полки, монсеньор, — добавил он, обращаясь к Роберу, — составят конвой для принцессы Ракан и вашей матушки.

— Как угодно, — ответил Карваль угрюмо. — Я не возражаю. Герцог волен уйти и увести с собой своих женщин. Но вот господин кардинал, — бросил он насупленный взгляд на Левия, — останется здесь. Вы ведь желали мира, не так ли, ваше высокопреосвященство? Отлично: вы и останетесь заложником мира. Мы не причиним вам вреда, если Алва не станет вредить нам. Передайте герцогу, монсеньор, что если он ценит своего посла, ему стоит быть осмотрительнее в своих действиях! И уходите, пока солдаты не знают о вашем низком предательстве, иначе никто не поручится за вашу жизнь.