Сердце Скал. Зверь (джен)

Жезл был сделан из электрума — древнегальтарского белого золота.

Светло-серебристый, инкрустированный перламутром, в предрассветных сумерках он казался почти молочным — как морская пена, возникающая на гребнях волн, чеканные изображения которых покрывали его снизу доверху. Единственным тёмным пятном являлся крупный камень в набалдашнике — прозрачный продолговатый аметист. На солнце он, конечно, налился бы глубоким лиловым цветом, но сейчас, в рассеянной полутьме наступающего утра, казался тёмно-серым, даже чёрным.

Монахи хранили реликвию в кипарисовом ларце, похожем на раку, расписанном львиными мордами вперемешку с семилучёвыми эсперами — первый эсперадор Адриан был основателем Ордена Славы. Не потерял ли жезл своей силы от того, что многие века провалялся в этом эсператистском гробу? Альдо осторожно провёл пальцами, ощупывая чеканный рельеф — символы волн. Он не имел представления о том, как должна ощущаться магия, но сейчас это не имело значения: жезл молчал. Белое золото холодило кожу, отчего немного зябли пальцы, только и всего.

«Разумеется, Раканы использовали его в Гальтаре, на Холме Ушедших, — думал Альдо, вертя жезл и так и сяк. — Здесь, в Агарисе, нет такого места силы. Но всё равно: действовать он должен повсюду. Анакс везде анакс. Хорош бы я был, проявляйся сила Раканов только в одном определённом месте! Нет, моё право должно быть моим где угодно на Золотых Землях».

Альдо встал с валуна, на котором сидел, рассматривая возвращённую Юннием реликвию, и повернулся на северо-восток — туда, где по его представлениям находилась Гальтара. До восхода оставались считанные минуты. Несмотря на то, что осень уже перевалила за вторую половину, день обещал быть ясным: на небе кучевались редкие облака, больше похожие на клочья пены, оторвавшиеся от волн. Море синим глазом поглядывало на анакса снизу, из небольшой бухточки, на отвесный берег которой Альдо взобрался, чтобы опробовать жезл.

На этой окраине Агариса жила портовая беднота, но сюда навряд ли забрёл бы даже самый нищий рыбак: бухта была совершенно непригодна для лодок.

Альдо повернулся спиной к морю и поднял жезл, ловя первые лучи солнца, которое как раз показалось из-за шпилей агарисских соборов.

Аметист в набалдашнике вспыхнул алыми искрами, как морская гладь, отражающая рассвет, и засиял мягким лиловым светом. Холодные предутренние сумерки съёжились, исчезая; в осеннем воздухе пахну́ло теплом. Альдо почувствовал, что кровь веселее побежала по его жилам: от мерно гудящего сердца к озябшим пальцам, которыми он сжимал жезл, и обратно. Так волны ритмично перекатываются от одного берега к другому и возвращаются назад. «Но что движет ими? — лениво подумал Альдо, наслаждаясь горячим током крови в собственном теле (от сидения на валуне он немного продрог). — Почему они вечно мечутся туда-сюда? Под действием ветра или звёзд? Или у волн, как и у меня, есть собственное сердце?».

Ответ пришёл из ниоткуда:

«У них твоё сердце».

Альдо замер, внезапно осознав: никакая волна не рождается сама по себе. Взбаламуть сонную запруду — и по её поверхности побежит тяжёлая рябь. Брось в воду камень — и она пойдёт кругами, всколыхнувшись. Сердце океана рождает движение в его глубине, но это сердце бьётся в груди Повелителя. Пока океан не слышит его, он живёт по прихоти ветра или звёзд — по воле случайностей, так же произвольно, как волны играют кораблём, утратившим руль и паруса. Но дай ему почувствовать свой пульс, дай ему зажить в одном ритме с тобою, и он отзовётся тебе. Морская вода — это солёная кровь в твоих жилах, извилистые реки — твои вены, ливень и дождь — твои слёзы. Лишь одно биение твоего сердца способно породить океанскую волну.

Альдо широко распахнул глаза. Разве он не всегда знал это?

Инстинктивно он повернулся спиной к Агарису и лицом к бухте, наставил сияющий аметист на линию горизонта — туда, где небо смыкалось со сверкающей синей гладью, и позвал нежно и тихо, как зовут едва проснувшегося ребёнка:

— Иди ко мне! Я здесь!..

Море наливалось кровью в свете восходящего солнца и широко раскинулось в утренней дрёме — безмятежное и равнодушное. День обещал быть тихим; царил полный штиль.

У Альдо заслезились глаза от серебристой ряби. Он сморгнул влагу и внезапно понял, как нелепо он выглядит, застыв, как истукан, с занесённым над морем жезлом. Воровато оглянувшись, он быстро удостоверился, что алатские слуги-телохранители, оставленные внизу под берегом, не посмели тайком подняться, чтобы подсматривать за ним.

К счастью, он был один.

Наверно, это символы волн на жезле навели его на нелепые фантазии. Впрочем, почему нелепые? Разве море не должно повиноваться Ракану?

Согласно древним легендам, анаксы и Повелители умели приказывать стихиям. Истинный Ракан мог с помощью жезла творить то, что абвениаты называли чудом, а эсператисты — колдовством, наваждением Чужого. Анакс взывал к Ушедшим и владел ключом от входа в Лабиринт.

Правда, последний Ракан обобран как последний нищий. Он лишён законного наследства: его корона у Олларов, меч у Ворона, а ключ от Лабиринта Леворукий знает где. Но этот жезл! Этот жезл теперь в его руках, и он должен повиноваться своему анаксу!

Альдо резко ткнул набалдашником в пожухлую осеннюю траву, покрывавшую склон, и коротко приказал:

— Вспыхни!

Яркие искры сверкнули в аметисте, но они были холодными. В лучах рассвета драгоценный камень переливался всеми оттенками алого, лилового и фиолетового; ювелир пришёл бы в восторг от такой богатой игры. Но пожухлая трава оставалась сухой; огонь не торопился заниматься от аметистового блеска.

Альдо раздражённо вскинул жезл и, сосредоточившись, попробовал поменять направление ветра. В такой тихий день его дуновение было слабым, едва заметным. Прикрыв глаза, Альдо попытался мысленно завладеть им и перенаправить с моря — к себе, на берег.

Нет, опять нет! Бессильный ветерок нахально не желал слушаться.

Вытерев рукавом взмокший от напряжения лоб, Альдо повернулся к валуну, на котором недавно сидел. Камень стоял твёрдо и незыблемо: за многие десятилетия он буквально врос в почву. Направив на него жезл, Альдо процедил сквозь зубы:

— Сойди с места!

Валун остался глух.

Леворукий побери! Вода, огонь, ветер и камень — всё это продолжало существовать само по себе, совершенно не обращая внимания на потуги последнего Ракана вывести их из природной спячки!

Альдо со злостью бросил жезл на траву и снова уселся на валун, чувствуя себя смешным и одураченным. Но ведь гоганы хотели эти реликвии! Они просили о них, они готовы были заплатить за них золотом и кровью…

Нет! Они уже заплатили! Они купили союз в Адгемаром и гайифцами, они навербовали наёмников, они убили Фердинанда Оллара. И всё это только за право получить в своё распоряжение ничего не стоящее старьё?!

Неужели гоганы ошиблись? Ушлые ростовщики одурачили самих себя? Оборотистые торгаши разорились, гоняясь за химерой?

Альдо передёрнул плечами. Кто угодно, но только не гоганы! А эсператистские святоши? Зачем они веками хранили языческую реликвию, заперев её в свою ханжескую раку? Разве не проще было переплавить её в эсперу или во что-нибудь там ещё?..

Нет, это неспроста! Монахи хранили жезл, потому что знали о власти, которую он дарует. По той же причине и гоганы стремились завладеть им.

Но тогда почему Альдо Ракан, законный анакс, не в состоянии выжать из него ни капли магии? Или за столько веков пребывания у проклятых святош жезл и впрямь лишился силы? А может быть, предки осуществляли какой-то тайный обряд, прежде чем взять его в руки? Или гальтарские анаксы знали секретное слово, магическую формулу, которую повторяли про себя?..

А если… Альдо вскочил с валуна в сильном возбуждении. А если этот старый трухлявый пень Юнний попросту обманул его, подсунув вместо настоящей реликвии фальшивку? Пустую погремушку?! Подделку?!

Леворукий и его кошки! Это ему даром не пройдёт!

Альдо рывком схватился за жезл и тут же едва не выронил его. Металл гудел, словно морская раковина. Так гудит море, когда в его глубине зарождается буря.

— Невероятно… — пробормотал Альдо.

А ему часом не чудится? Ведь совсем недавно он вслушивался, как гудит кровь в его теле, и возможно, это ощущение ещё не оставило его.

Альдо прислонил жезл к валуну и осторожно отнял руку. Ощущение гула пропало. Выждав пару минут, он снова осторожно поднёс ладонь. Ему показалось, что слабая вибрация прошла между его пальцами и металлом.

Так вот как ощущается магия!.. Но как использовать её?

Альдо опять попытался поджечь набалдашником траву, но безрезультатно. Валун тоже оставался глух, а ветер — нахален, прихотлив и капризен. Но жезл гудел в его ладони, и Альдо даже казалось, что внутренняя вибрация нарастает.

«Старые легенды наверняка неполны, — лихорадочно соображал он. — Из них пропало самое важное: то, что необходимо знать для управления стихиями. Или не пропало. Просто я не вижу очевидного, а ведь оно может лежать прямо у меня перед носом! Как с кровной клятвой, которая на самом деле была в Эсператии».

— Я должен посоветоваться с Мэллит! — воскликнул он вслух, слишком взбудораженный мыслями и ощущениями. — Она наверняка знает что-нибудь из этой своей Кубьерты и подскажет мне.

Кликнув слуг, он отправился назад в гостиницу — ту самую, в которой поселился сразу же по приезде.

Занималось безветренное и солнечное утро. Навстречу Альдо спешил рабочий люд, для которого с рассветом начинался трудовой день. Бо́льшая часть направлялась в порт: Агарис жил рыболовным промыслом и морской торговлей. Последняя приносила Святому престолу колоссальные барыши.

Часы на церкви святого Доминика били шесть.

День был прекрасен.

Первая волна ударила по агарисскому побережью в семь часов утра.

Альдо как раз заканчивал завтракать с Мэллит, когда крики со двора привлекли его внимание.

— Беда! Беда! — кричали снизу. — Большая волна! Потоп!

Альдо отправил слугу к хозяину гостиницы узнать причину переполоха. Тот вернулся бледный и растерянный.

— Несчастье в порту, гице принц, — доложил он. — Говорят, что по нему ударил седьмой вал. Вода идёт на город.

Альдо бросился вон из гостиницы в чём был, без плаща и без шляпы. Здесь, в центре Агариса, ещё не ощущалось суматохи, но тревожные новости передавались из уст в уста. Множество людей устремлялись по направлению к агарисскому порту, причём некоторые мчались полуодетыми, как и Альдо. Отсюда до доков было не больше четверти часа бегом вниз с холма.

Но дойти Альдо так и не смог: на крутом спуске к причалам возник затор. Здесь в толпу врезался встречный поток: раненые, обезумевшие свидетели седьмого вала отчаянно карабкались наверх, всё выше и выше. Они кричали что-то неразборчивое, а внизу под ними бесновалась вода — мутная, яростная, словно пьяная.

Она прибывала на глазах, как во время наводнения. Набухшие волны выплёскивались на улицы, гигантским языком слизывая всё, что попадалось на пути. Всюду стоял треск ломаемых строений и отчаянный крик бегущих в панике людей.

Только то, что Агарис стоял на семи холмах, спасало его от полного затопления.

Альдо, остолбенев, смотрел вниз на бурлящий водоворот, который всего четверть часа тому назад был богатейшим в Агарии портом. Теперь там бесновались волны, остервенело пытавшиеся взобраться как можно выше. В них, как в кипящем котле, крутились стволы вывернутых деревьев, куски разбитого вдребезги мола и пирсов, сорванные крыши и части стен развороченных портовых складов, раздавленные рыбацкие лодки и шлюпки. Между обломками то и дело мелькали какие-то вещи, разбитые ящики, бесформенные тюки, которые вполне могли быть телами несчастных жертв. Корабли, утром горделиво стоявшие на рейде, теперь были размётаны и смяты, как яичная скорлупа; снасти обломаны, как спички, а тяжело гружёные баржи злобно выплюнуты на берег.

«Неужели всё это сделал я?» — потрясённо спросил себя Альдо.

Разве на восходе он не велел морю прийти к нему? И вот море здесь!

Альдо инстинктивно оглянулся, ища глазами на берегах разгорающийся пожар, но пожара не было. Камни, не затронутые водой, тоже стояли на своих местах.

Но море — море пришло!

Порт внизу превратился в огромный кипящий чан, в который неумелая хозяйка швырнула разом всё, что нашлось у неё под рукой.

— Помогите! Ради Создателя помогите! — исступлённо вопили несчастные, остервенело цепляющиеся за всё, что подворачивалось под руку. Некоторых смывало потоком, и бешено мотало в водовороте вместе с кусками древесины, вывернутыми из мостовой булыжниками и множеством товаров с разбитых судов.

Над сложившимися как карточный домик доками поднимался какой-то нечеловеческий вой. Должно быть тех, кто там работал, раздавило и расплющило корпусами кораблей.

Обезумевшие люди сновали вокруг Альдо, толкая и задевая его.

— Мой «Найер»! — хрипло рычал какой-то мужчина, должно быть, судовладелец. Он рвался вперёд, а две растрёпанные, но хорошо одетые женщины цеплялись за него и висли на плечах, удерживая. — Мой корабль! Мы потеряли всё, всё!..

— Повезло мне, вот уж повезло! — дрожащим голосом бормотал оборванный рыбак, сноровисто карабкаясь вверх по улице. — Чуток задержался, и пронесло. А Тито сразу к лодке пошёл. Нету больше Тито…

— Ренцо! Ренцо! — пронзительно кричала какая-то девушка, протягивая руки к какому-то несчастному, который метался внизу в болтанке волн. А рядом ещё с полсотни голосов выкликало с полсотни других имён.

Люди суетились, кричали, бегали туда и сюда. В голосящей толпе то и дело мелькали лица, которых обычно не увидишь при свете дня.

— Склады-то все разбило водой… — шептались они между собой. — Ежели бы туда пробраться, то добыча выйдет жирная…

Под ногами прохожих шмыгали серые крысы, бегущие из затопленного порта вместе с людьми. Это было похоже на конец света.

Наконец с ближайшей колокольни ударили в набат; скоро ему отозвались с других церквей. Били вразнобой, торопливо, почти истерично: казалось, что сам Святой город издал нестройный испуганный вопль.

«Неужели всё это сделал я?» — безостановочно повторял про себя потрясённый Альдо.

На подгибающихся от восторга и ужаса ногах он вернулся в гостиницу. Испуганная Мэллит ждала его, стоя на верхних ступеньках лестницы, ведущей в их номер.

В нижней зале царила суета, почти неприличная для столь солидного заведения: постояльцы метались, не находя себе места, а некоторые собирались спешно уезжать из Агариса.

— Альдо… — пролепетала Мэллит, увидев его. — Альдо… Ведь мы могли бы… Мы могли бы как-то помочь пострадавшим?

Альдо схватил её за руки и поспешно затолкал обратно в номер.

— Я должен поговорить с тобой! — лихорадочно прошептал он прямо ей в лицо и обернулся к телохранителям и слугам: — Выйдите все! — Едва дверь затворилась, он снова повернулся к жене. — Я должен рассказать тебе нечто совершенно невероятное! Совершенно невероятное! — Он задыхался и говорил сумбурно. — Со мной никогда не случалось ничего настолько чудесного!.. Я понял, я только сегодня понял это как следует. Ощутил всей кожей… Понимаешь ли, понимаешь ли ты меня? Я — Ракан!

Последние слова он проговорил так торжественно, словно читал молитву. Мэллит смотрела на него с недоумением, переходящим в страх: вероятно, она решила, что он сошёл с ума.

Перехватив её взгляд, Альдо громко расхохотался.

— Думаешь, что я рехнулся? Я — Ракан, говорю тебе! Всё, что происходит сейчас в порту, весь этот потоп, этот седьмой вал, всё это сделал я! Понимаешь — я!!!

От избытка чувств он подхватил Мэллит и закружил по комнате. Бедная гоганни, съёжившись, молчала, напуганная его истерическим весельем. Наконец, пароксизм восторга прошёл, и Альдо рухнул в кресло, так и не выпустив жену из рук.

Прошло несколько минут. Осмелевшая Мэллит тихонько высвободилась и отошла в сторону. Утомлённый бурными переживаниями Альдо не препятствовал ей.

— Это всё сделал я, — повторил он устало.

— Как? — почти неслышно спросила Мэллит, сжавшись в комочек.

— Я взял жезл, — ответил Альдо бездумно, — и позвал море. Море пришло ко мне.

Мэллит задышала часто, как человек, подавляющий слёзы.

— Но ведь первородный не знал о последствиях… — несчастным голосом пробормотала она. — Ты же не знал?..

— Не знал, — хрипло подтвердил он.

— Значит, всё произошло случайно. Ты не винова…

— Но теперь знаю, — перебил он, не слушая. — Я убедился в силе Раканов. В своей силе! Никакой Алва мне больше не страшен. Пусть попробует противостоять мне хоть со всей талигской армией. Ха-ха-ха! Я утоплю их в море, вот и всё.

Мэллит ощутимо вздрогнула и с ужасом воззрилась на него.

— В Талиге нет моря, — произнесла она медленно.

Альдо не слушал.

— Собирайся! — велел он коротко, отбрасывая золотистые волосы с лица. — Завтра, в крайнем случае послезавтра, мы отправимся в Алат. Я оставлю тебя у Матильды, а сам присоединюсь к Борнам. Корона Талига почти что у меня на голове. Я — анакс нового Круга!.. А дорого бы я дал, — внезапно усмехнулся он со злорадством, — чтобы посмотреть на ту мину, которую сейчас делает этот старый пень Юнний! Он такого не ожидал, даю слово, ха-ха-ха!

Мэллит смотрела на него немигающими огромными глазами.

— Альдо, — наконец произнесла она неожиданно решительным тоном. — А если ты ошибаешься? Вдруг всё случилось… само по себе, и ты не виноват?

Альдо прекратил смеяться и нахмурился. В глубине души его и самого точил червячок сомнения.

— А зачем тогда твои родичи просили у меня старые реликвии? — возразил он. — Гоганы владеют магией, и они знали, какую власть дают вещи Раканов! Я сказал тебе: час назад я поднял жезл и приказал морю идти ко мне. Однако… — он задумался, покусывая губу, — отчасти ты права: всё это следует хорошенько проверить. Нельзя ехать в Талиг до тех пор, пока я не буду полностью убеждён…

Он сорвался с кресла и рывком открыл кипарисовый ларец, стоявший на столе. Мэллит метнулась за ним, как растревоженная оса.

— Нет!

Она повисла на нём всем телом, но Альдо, не глядя, стряхнул её на пол и поднял жезл, который продолжал ровно гудеть в его ладони. Аметист в набалдашнике горел нестерпимо-ярким лиловым огнём. Альдо замер на секунду, заворожённый его блеском.

Ясно теперь, почему гоганы хотели эти вещи! И не только гоганы. Проклятые монахи, эти серые «крысы» из Ордена Истины, тоже тянули к реликвиям Раканов свои мерзкие лапы. Но сегодня всем крысам, и портовым, и монастырским, досталось на славу. Альдо захихикал про себя. Истинники тоже хотели купить его кровь, его первородство. Но они опоздали: тогда он уже заключил сделку с гоганами. Не потому ли исчезла семья Мэллит, а гоганская ара была разрушена? «Крысы» замыслили разрушить первую сделку, чтобы действительной стала вторая! Но они просчитались. Сегодня с Орденом Истины будет покончено.

Альдо ещё крепче сжал жезл и поднял его над головой.

— Нет! — отчаянно кричала Мэллит, вцепившись в его колени. — Дело первородного — милосердие! Ты же Ракан!

Альдо невольно удержал руку.

— Ты не ведал, что творишь, — торопливо зашептала гоганни, запрокинув к нему белое, как бумага, лицо, — но кровь тех, кого ты погубишь сейчас, восстанет против тебя! Истинный правитель не должен быть жесток. Пусть первородный будет милостив!

— Что ты несёшь? — раздражённо спросил Альдо. — Неужели тебе жаль магнуса Клемента и его «крыс»? Да они всегда ненавидели и преследовали людей твоего племени! Дай им волю — и они бы поджарили всех гоганов не хуже, чем твой отец — своих знаменитых куриц! Готов побиться об заклад, что твоя семья исчезла именно по их вине!

— Я прощаю их, — бесстрашно отвечала Мэллит. — Пусть Кабиох будет им судьёй!

— Не Кабиох, а Создатель, пчёлка, — наставительно поправил её Альдо. — Кардинал Левий был бы очень разочарован услышать, как плохо ты усвоила его уроки.

— Может быть, недостойная сказала неверно, — не отступилась Мэллит, — но её чувства правильны, и отец Левий одобрил бы их. Творец Ожерелья миров един, и он учит нас милосердию.

— А Ракан учит справедливости! — отрезал Альдо. — Не забывай: теперь ты моя жена, а значит гоганы — часть моего семейства. Я не прощаю насильников и убийц. Ты говоришь, что кровь погибших восстанет против меня? А как насчёт крови твоих родных? Или она в твоих глазах ничего не стоит? Так?

Мэллит, задрожав, опустив голову.

— Пусть Создатель будет им судьёй, — повторила она, запинаясь.

— А земным судьёй буду я! — ответил Альдо и вскинул жезл. — Моё дело творить закон.

Вторая волна обрушилась на агарисское побережье, но на сей раз она пришла с юго-востока. За ней последовала третья, четвёртая и пятая. Альдо, выбежав из гостиницы, наблюдал за гигантскими валами с колокольни святого Фомы, откуда «крысиное» подворье было видно как на ладони.

Звонарь, которому Альдо сунул в руку целую велу, бил в набат, периодически останавливаясь и утирая пот с лица. От непрерывного звона гудело в ушах, а внизу мельтешили люди, казавшиеся отсюда бегающими цветными пятнами. В Агарисе началась паника. Море неумолимо надвигалось на аббатство святого Торквиния, резиденцию Ордена Истины.

Оно располагалось на одноимённом холме, самом низком в городе (семь холмов носили имена семи основателей эсператизма). Это было массивное приземистое здание с узкими входами и извилистыми, как крысиные лазы, коридорами — о, Альдо хорошо помнил их! Теперь туда с рёвом врывалась вода, круша на своём пути тяжёлый камень стен. Альдо представлял себе, как она бурлит внутри низких сводчатых залов, тщетно ища выход, как быстро поднимается до самого потолка, заливая глотки верещащим от ужаса монахам. И вот — огромная масса воды фонтаном вырвалась наверх! Казавшееся незыблемым здание треснуло и стало разваливаться на глазах, словно в его подвале взорвали целый пороховой склад. Волны, взвыв от облегчения, понесли каменные обломки на город. Казалось, что по меньшей мере пятая часть Агариса разом ушла под воду.

Колокола в восточной части города замолчали. Все, кто мог, спасался бегством. Но тысячи людей за минуты были поглощены жадной морской стихией.

«Крысиному» ордену настал конец.

Альдо, внутренне содрогаясь, жадно смотрел туда, где недавно стояло аббатство. Теперь там не было ничего, кроме бурлящей воды, швыряющей туда-сюда тяжёлые обломки. В голове его не оставалось ни единой мысли, и он лишь бессмысленно повторял вслух, как твердят вызубренные наизусть стихи:

— Истинникам конец! Истинникам конец!

— Упокой, Создатель, их души! — отозвался звонарь, остановившийся передохнуть. — Там был кто-то из ваших близких, сударь?

— Н-нет… — произнёс Альдо, не в силах отвести взгляд от зрелища наводнения. Оно гипнотически завораживало своей разрушительной мощью и своеволием.

Стихия волн была всемогуща и прекрасна!

— Ну да всё одно: все человеки, — вздохнул звонарь.

— Такое случалось когда-нибудь прежде? — спросил Альдо, не поворачивая головы.

— Никогда! — убеждённо ответил тот. — Никогда не бывало подобного. Даже мы, «совы», не могли и помыслить о таком. Жестокие Осенние волны! Горестный месяц!

Альдо обернулся и увидел на рясе звонаря знак совы: колокольня принадлежала церкви Ордена Знания.

— Мне кажется, вода спадает, — наугад произнёс он.

— Дай-то бог, сударь! —ответил звонарь. — И так сколько человечьих душ уже погублено!

И он вернулся к своему делу.

Через час вода действительно начала отступать: по крайней мере, валов больше не было. На колокольню, тяжело дыша, взобрался какой-то священник, вероятно, настоятель.

— Звоните Miserere*, брат, — велел он. — Преосвященнейший магнус Клемент и наши собратья утопли!

— Тело магнуса нашли? — живо спросил Альдо.

— Его унесло в море, — ответил настоятель. — Созывайте всех уцелевших! Преосвященнейший Леонид распорядился открыть монастыри для приёма погибших и раненых. Он с выжившими кардиналами отправился служить молебен в Храм Семи свечей.

— Подождите, отче, — сказал звонарь и протянул настоятелю золотую велу, данную ему Альдо. — Возьмите от меня пожертвование на пострадавших.

— А что Его святейшество? — снова вмешался Альдо. При этом вопросе настоятель заметно помрачнел и нахмурился. — Не бойтесь рассказать мне всё! — приободрил его Альдо. — Я никому не передам ваших слов. Просто я лично знаю Святого отца и беспокоюсь о нём.

Священник вздохнул и горестно поднёс пальцы левой руки к губам.

— Говорят, Его святейшество скончался, — признался он. — Умер сегодня утром, едва ему сообщили о затоплении порта.

— Ох, беда, беда! — охнул звонарь.

— Но пока это нужно держать в тайне. Сейчас такое известие посеет среди народа ещё большую панику, — заметил священник.

«Уж куда больше!» — не без иронии подумал Альдо.

— Вы можете положиться на меня, — уверил он настоятеля. — Я приезжий и завтра же покидаю город.

Спустившись с колокольни, он принялся бездумно блуждать по Агарису. Адрианов холм, самый высокий, остался совершенно не затронут стихийным бедствием — так же, как соседние с ним Танкредов и Иоаннов; Андрониев, лежавший на западе, пострадал очень мало. Однако остальные были так или иначе разорены потопом, а порт и холм святого Торквиния ушли под воду полностью.

Люди метались по Агарису в поисках своих родных и друзей; многие спешно собирались бежать подальше от побережья. Набаты постепенно смолкали; их тяжёлый гул повсюду заменялся жалобным колокольным Сaeli terraeque creator, miserere nobis!**

«Это меня они молят о милости, — думал Альдо. — Меня!».

Ощущение собственного могущества пьянило его.

Этот город — проклятый ханжеский город, который столетиями кормил Раканов жидкой похлёбкой своего милосердия, а под конец выгнал, как гонят со двора назойливого попрошайку, — этот город теперь молил его о пощаде сотнями своих медных языков. Альдо упивался сладостью справедливого возмездия. О, он, конечно, пощадит этих жалких испуганных людей, которые шлёпали вокруг него по щиколотку в воде и грязи и отчаянно выкликали имена своих близких. Он пощадит их. Виновные уже наказаны.

Над Агарисом полил дождь.

Он шёл весь день и всю ночь и не прекратился утром. Вода, казалось, истощившая свою ярость накануне, снова начала подниматься. Все дороги, ведущие от агарисского побережья на север к полудню оказались забиты людьми и телегами; в гостинице, где жил Альдо, творился настоящий кавардак.

Сам он тоже велел слугам собираться, но подготовке к отъезду сильно мешала Мэллит. Она двигалась и говорила как сомнамбула, всё валилось у неё из рук. Ставшая его женой гоганская простушка была явно напугана его силой.

Альдо решил, что терпение и доброта — лучшее средство для приведения бедняжки в чувство.

— Мы уезжаем в Сакаци, пчёлка, — ласково сказал он, остановив шатающуюся по комнатам Мэллит и взяв её за подбородок, чтобы она подняла к нему лицо. — К Матильде, к царственной бабушке Матильде. Разве ты не хочешь вернуться к ней?

— Недостойная не может… Недостойная не имеет права… — забормотала Мэллит как в бреду. Глаза её блуждали.

— Запомни, пчёлка, — наставительно сказал Альдо, удерживая её за подбородок, — моя жена не должна называть себя недостойной. Так чего же ты не можешь? Расскажи мне!

— Первородный не захочет остаться в Сакаци… — бормотала Мэллит.

— Конечно нет, — подтвердил Альдо, решив не заострять внимания на «первородном». Пускай. — Я же ясно сказал тебе вчера: я поеду вслед за Борнами. Мои люди ждут меня в Талиге.

— Я должна быть рядом с тобой, — неожиданно заявила Мэллит совершенно осмысленно. То есть, разумеется, так только казалось: смысл её слов оставался бредовым.

— Не говори ерунды, пчёлка! — отмахнулся Альдо. — Твоё дело — родить мне здорового сына. Неужели ты хочешь подвергнуть младенца всем опасностям военного похода?

— А зачем ты хочешь подвергнуть этой опасности себя? — спросила Мэллит. — Зачем тебе… Всё это?..

Альдо засмеялся. Так малышка просто беспокоится за него! Это совершенно естественно.

— Не волнуйся, пчёлка, мне не угрожает никакая опасность, — благодушно уверил он её. — Фердинанд Оллар мёртв, а его наследник — отвергнутый рогоносцем ублюдок. Не то, что наш с тобой сын! — Он игриво подмигнул гоганни. — Обещаю тебе: к тому дню, как он родится, ты станешь законной королевой Талигойи! Неплохо, а? Хороший подарок от мужа, не так ли, пчёлка?

— У Талига уже есть королева, — бесцветно пробормотала Мэллит.

— Ты имеешь в виду Катарину? О, она может оставаться в монастыре, замаливать грехи перед тенью покойного мужа. А знаешь, какие стишки пели про неё в Олларии, когда муженёк-рогоносец сослал её в Атрэ-Сорорес? Мэтр Балажи, сиречь достославный Тариоль, прислал мне список.

И Альдо игриво запел:

— Я неверной женою была королю.

Это первый и тягостный грех.

Десять лет я любила и нынче люблю

Эра маршала больше, чем всех!

Но сегодня, Создатель, покаюсь в грехах,

Пусть проступок мой будет прощён!

— Кайся, кайся! — сурово ответил монах,

А другой прошептал: — Мэратон!

Мэллит слушала его с расширившимися от ужаса почерневшими глазами.

— Что с тобой? — недовольно спросил Альдо. — Ты-то чего боишься? Ты же не такая, как наша милейшая святая Катарина! Впрочем, её недавно похитили, — продолжал он, пытаясь отвлечь Мэллит от её непонятных переживаний. — Мне сообщил об этом кардинал Левий, твой посаженный отец. Они с Юннием полагали, что это лишит меня поддержки Штанцлера. Глупцы! — добавил он презрительно. — Я всегда видел двуличие Штанцлера, его игра не способна меня обмануть. Ему мешал не Фердинанд, а Дорак и Ворон. Он пыжился устранить их руками Людей Чести под знаменем верности Раканам. Удайся ему задуманное, он обезглавил бы оппозицию и стал бы править сам через свою куклу-Катарину. Но её слабость к мужским статям подвела его. Теперь вся его игра пошла насмарку. Он должен либо погибнуть, либо стать моим верным сторонником, так как Ворон вздёрнет его на первом попавшемся дереве, как это у него в обычае. И даже если Катарина отыщется, это не изменит ничего. Даю слово, что эта милая песенка прилипла к ней до конца её дней!

И Альдо снова запел:

— Не от мужа, увы, родила я детей:

Старший принц и хорош и пригож,

Ни лицом, ни умом, ни отвагой своей

На урода отца не похож.

Но сегодня, Создатель, покаюсь в грехах,

Пусть проступок мой будет прощён!

— Кайся, кайся! — сурово ответил монах,

А другой прошептал: — Мэратон!

Да что ты так смотришь?

— Альдо… — проговорила Мэллит едва слышным шёпотом. — Но ведь эта песня… Разве её сочинили не о твоей прабабушке Бланш?

Альдо осёкся.

— Это сплетни, — резко сказал он.

— Но если ты поедешь в Талиг, — пролепетала Мэллит, — и если ты запоёшь там эту песенку… Тебе скажут, что ты тоже незаконнорождённый.

Её слова хватили Альдо будто обухом по голове. Это была позорная часть семейной истории: королеву Бланш почти открыто обвиняли в связи с тогдашним Первым маршалом Эктором Приддом. Если бы мямля Эрнани XI дал ход расследованию в отношении жены, как это сделал Фердинанд, никто не знает, чем бы кончилось дело.

— Я еду в Талиг чтобы воевать, а не петь, — жёстким тоном проговорил Альдо. — А что касается моей прабабки Бланш… Тот, кто усомнится в моём происхождении, быстро об этом пожалеет. Он захлебнётся так же, как захлебнулась эта крыса Клемент.

— В Талиге нет моря, — вздрогнув, напомнила Мэллит.

— Оно придёт туда, куда я скажу. Хотя… Ты права. На его пути окажется Эпинэ, а я не хочу наказывать Робера, несмотря на то, что он так и не написал мне после отъезда. Но в Талиге есть реки и озёра. На худой конец я вызову ливень. Армия Ворона утонет в грязи, ха-ха-ха!

— Вчерашний дождь тоже вызвал ты? — бесцветно спросила Мэллит, указывая на потёки воды на оконном стекле.

— Нет, пчёлка, успокойся, — усмехнулся Альдо. — Этот дождь — самый обычный дождь.

— Нет, — по-прежнему бесцветно возразила Мэллит. — Ты воззвал к морю, и море идёт к тебе. Оно последует за тобой, куда бы ты не направился.

Назавтра уехать не удалось. Дождь продолжал лить, и стоящий на семи холмах Агарис стал походить на флотилию из семи терпящих бедствие кораблей. Население бежало: возле всех городских ворот, кроме затопленных Восточных, волновалось человеческое море. Всюду царили хаос и неразбериха. Улицы, превратившиеся в водостоки, были запружены людьми, лошадьми, мулами, повозками, телегами и подводами. У колёс то и дело ломались оси, животные нервничали, люди толкали друг друга и ругались. Временами возникали настоящие потасовки и драки, а молитвы мешались со сквернословием. С монастырских дворов несло смрадом разложения: не хватало рук, чтобы хоронить погибших, хотя большую часть тел унесло в море. А проклятый дождь всё лил и лил, словно само небо оплакивало агонизирующий город.

У Танкредова холма их смяла толпа, и Альдо решил вернуться в гостиницу. У него было мелькнула мысль обратиться за помощью к курии, но о его приезде были осведомлены только Эсперадор и кардинал Левий. Второй покинул Агарис ещё до начала бедствия, а старик Юнний наконец-то отправился к праотцам в Рассветные сады. К тому же у курии сейчас имелись дела куда важнее принца Ракана.

По возвращении в гостиницу его осенила другая мысль: чтобы уменьшить панику нужно было прекратить дождь. Такое наверняка было ему по силам. Едва слуги втащили сундуки обратно в номер (взволнованный хозяин визгливо протестовал: он как раз собирался закрывать своё заведение), как Альдо достал кипарисовый ларец с жезлом. Однако он не успел ничего сделать: Мэллит, как и давеча, бросилась к нему как бешеная кошка:

— Альдо, нет! — отчаянно закричала она. — Оставь, пожалей!..

— Ты всё неправильно поняла, пчёлка! — отбивался он. — Я же хочу помочь!..

Но Мэллит, не слушая, изо всех сил уцепилась за верхушку жезла. Альдо дёрнул его на себя, молясь при этом, чтобы он оказался достаточно крепким и выдержал эту нелепую борьбу. Жезл перевернулся, нацелившись аметистовым набалдашником на глупую гоганскую упрямицу, и из него внезапно вырвался луч света. Сине-зелёный, цвета морской воды, он ударил в Мэллит и тут же мягко растёкся, обволакивая всю её фигуру мерцающим изумрудным ореолом, придавая ей какое-то неземную красоту.

Альдо, растерявшись, выпустил жезл. Мэллит проявила больше присутствия духа: она осталась стоять, держа жезл неподвижно, а прозрачный изумрудный свет струился вокруг неё, укутывая с головы до ног.

Сине-зелёный луч! Но ведь это же… Ведь это же цвет Волн?..

Альдо твёрдо знал, что женщина не может быть носительницей силы, но если она носит ребёнка Повелителя или Ракана, исходящий из жезла свет укажет на это. Именно так было разоблачено преступление Ринальди Ракана, когда беременная Беатриса Борраска потребовала испытания. Кто же не знал этой древней гальтарской легенды? Её читали даже детям. Сколько раз дед и бабка пересказывали её ему!

Но цвет Раканов — огненно-белый! В нём сочетаются цвета всех Повелителей: багровый — Скал, синий — Ветра, золотой — Молний и изумрудный — Волн. Почему же вокруг Мэллит не возник, как рассказывает легенда, огненный венец Раканов?..

Или его будущий ребёнок не от него? Может быть, Мэллит забеременела от какого-то неведомого Повелителя Волн?.. Нет, какая глупость! Он лучше всех знает, как и от кого понесла гоганни. О, он отлично помнит и ту ночь, и всё, что произошло после. Но почему, почему тогда Мэллит окружает сине-зелёный ореол Дома Волн, когда отец её ребёнка он?..

Альдо растерянно отступил, и в его памяти вдруг всплыл его собственный голос, издевательски напевающий:

— Не от мужа, увы, родила я детей:

Старший принц и хорош и пригож,

Ни лицом, ни умом, ни отвагой своей

На урода отца не похож.

Эрнани XI был слабым калекой, а Первый маршал Эктор Придд — красавцем и Повелителем Волн! Неудивительно, что королева Бланш предпочитала мужу любовника.

— Шлюха… — пробормотал Альдо одними губами. — Мерзкая кошкина шлюха…

Мэллит угадала его слова по движению губ и попятилась, опуская жезл. Изумрудное сияние погасло. Бледная испуганная гоганни снова стала сама собой: тоненькой девочкой с золотыми глазами и рыжими, как осенняя листва, волосами. Но Альдо больше не думал о ней.

Его охватила ярость, бессильная, бессмысленная, беспомощная ярость. Ему хотелось разбить блеклое серое надгробие над могилой прабабки, пинками вытолкать на свет её истлевшие кости и топтать их до тех пор, пока они не превратятся в пыль.

— Шлюха! — рычал он, сам не сознавая этого. — Подлая, бесстыжая сука!

— Я всегда была верна тебе! — отчаянно крикнула Мэллит, вытягивая вперёд руки в защитном жесте.

Животный страх, прозвучавший в этом крике, немного привёл Альдо в себя. Он схватился за голову.

— Этого не может быть!.. — забормотал он лихорадочно. — Я же Ракан! Я видел первого Ракана в аре, когда мы ходили разорвать кровную связь!

— Я ничего об этом не знаю! — залопотала Мэллит, дрожа и инстинктивно забиваясь в угол комнаты.

Альдо метнулся к ней и схватил за плечи.

— Нет, знаешь! Вы, гоганы, присвоили себе знания, которые по праву должны принадлежать мне! Говори! Разве то, что я видел первого Ракана, не означает, что я сам Ракан?

И он затряс Мэллит так, что её голова замоталась из стороны в сторону.

— Я не знаю! — воскликнула она отчаянно. — Клятва заключается перед Создателем. А если первый Ракан и есть бог?!

Альдо резко выпустил её, и она шарахнулась прочь от него, прикрывая рукою живот.

— А в первый раз? — медленно проговорил Альдо, соображая. — Гоганы не стали бы покупать у меня первородство, не убедившись в том, что я Ракан. И они убедились в этом! Енниоль говорил, что память крови не лжёт. Ара показала прошлое моего рода. Все это видели! Все! Смерть моего предка, Ракана. Я видел, как убили…

Горло его свело судорогой, и он вынуждено остановился, задыхаясь и хватая ртом воздух.

Прошла минута. Потом другая.

— Альдо?.. — шёпотом позвала его Мэллит из своего угла, когда пауза затянулась.

Альдо повернулся к ней всем телом. Застывшее лицо его было неподвижно, но яркие голубые глаза смотрели беззащитно и беспомощно, как у обиженного ребёнка.

— Я видел смерть маршала Эктора Придда, — ровно ответил он. — Придда, не Ракана. Ты носишь под сердцем сына Повелителя Волн.