Староста, который хотел достичь власти (джен)

— Перси! — кто-то кричал и тряс меня за плечи. — Перси!

Я открыл глаза и увидел лицо отца. Поняв, что я очнулся, он прижал меня к себе.

— Пожалуйста, скажи что-нибудь! — крикнул он мне в самое ухо. — Пожалуйста.

— А остальные? — хрипло спросил я.

Отец только крепче обнял меня. Вокруг кружила крохотная серебристая ласка, его патронус, а дементоров не было видно.

— Перси, — пробормотал он. — Ты цел, скажи?

— Все х-хорошо.

Вокруг все еще плясали тени, в которых мне виделись дементоры, и нервы натягивались от ужаса. Отец отстранился и посмотрел на меня, казалось, будто он хотел что-то прочесть в моем взгляде, и это почему-то тоже напугало меня.

— Я очень рад, что ты вернулся, — с легкой улыбкой заметил он.

Мое сердце сжалось от этих слов, он очень заботился обо мне, хотя я совсем этого не заслуживал. Я тоже попытался улыбнуться, хотя получилось очень жалко и лживо, даже стыдно.

Долохова была тут же, уже полусидела, хотя выражение ее лица было слабым и измученным. Заметив, что я смотрел на нее, она слегка помахала мне, и я в ответ тоже махнул ей.

— Зачем вы ушли из замка? Что вы делали в этом лесу? — волнуясь и даже немного разозлившись спросил вдруг отец. — Здесь не только дементоры, где-то здесь находится лагерь пожирателей смерти…

Он вдруг заметил черную мантию Долоховой, и его лицо напряглось.

— Ты..?

Я удержал его за руку. Долохова все также потерянно сидела а земле и смотрела на меня. Повисло странное молчание и никто не знал, что сказать. Отец переводил взгляд с одного на другую, пытаясь понять, что произошло.

— Мне надо идти, — голос Долоховой был каким-то надломленным. — Больше незачем оставаться здесь.

Я посмотрел ей в глаза и снова увидел в них пустоту.

— Клавдия, пожалуйста… — я не знал, как закончить эту фразу. — Удачи тебе. Удачи во всем.

Она едва заметно усмехнулась. Это, несомненно, было прощание, месть больше не интересовала ее. Тогда я не мог понять, почему, но почти боялся спросить ее об этом.

— И тебе удачи.

Послышался хлопок, и она исчезла. Мгновение, я смотрел ей вслед.

— Кто эта девушка? — спросил отец. — Она из пожирателей?

— Нет, не из пожирателей, — я покачал головой. — Совсем нет.

Когда мы с отцом вернулись к замку, там снова кипело сражение. И, как и предсказывала Долохова, перевес в конце концов оказался на нашей стороне. Моя мать одолела Беллатрису Лестрейндж, мой отец справился с Толстоватым, в очередной раз подвергнутым заклятию империус. А потом пришло время и для противостояния, во многом начавшего всю эту войну, которое должно было навсегда остаться в истории. Гарри Поттеру предстояло сразиться с Волан-де-Мортом. Все замерли, наблюдая за этой сценой. Это была в большей степени битва характеров, нежели волшебных палочек.

С одной стороны был Волан-де-Морт, полагавшийся только на себя, от которого отвернулись теперь многие сторонники, который посвящал все время бегству от собственного страха перед смертью. Он не был уже живым в полном смысле этого слова, он хватался за любые иллюзии, только чтобы уберечь себя от необходимости принять существующий порядок. Он искал ответы в старых книгах и прятался от мира, гнался за привилегиями, потому что другие говорили, что он должен получить их. Несмотря на всю кажущуюся грандиозность его фигуры он, в конечном итоге никогда не знал, кто он такой, и мог только добиваться поклонения от других жестокостью и выдуманными титулами. И теперь, когда он остался без всей этой мишуры, без своих сторонников, без авторитета древних авторов и без своих крестражей, он был слаб.

С другой стороны стоял Гарри Поттер, Мальчик, Который Выжил. С самого начала отмеченный Волан-де-Мортом как угроза, он рос с осознанием некоего предназначения и все-таки, не давая ему завладеть собой. Сирота, которому не были рады собственные дядя и тетя, вошел в чужой для себя мир, смог научиться дружить и ценить других, так что ему никогда больше не надо было идти вперед одному. Ему не нужно было скрываться от мира, он доверял ему, и, самое главное, Гарри Поттер всегда точно знал, кто он такой.

Некоторое время продолжалась их беседа, содержание которой, кажется было понятно лишь им одним, а потом они наставили друг на друга палочки и одновременно выкрикнули заклятия. В центре зала взвилось золотое пламя, волшебная палочка вылетела из рук Волан-де-Морта, а он сам, раскинув руки, упал на пол. Его пустые глаза взглянули в потолок, все еще объятые этим страхом перед миром, людьми и смертью, который заставлял его бежать всю жизнь.

Все было кончено. Какое-то мгновение стояла тишина, а потом вдруг зал взорвался миллионом счастливых голосов. Люди кричали от радости, вскидывая вверх руки, говорили что-то друг другу, шагали туда-сюда и выпускали в воздух шипучие искры. Вся наша семья, весь орден, кинулись к Гарри, чтобы обнять его, поздравить, порадоваться тому, что он жив и что благодаря ему все наконец закончилось.

Все это я, к сожалению, не видел собственными глазами. Меня не было тогда в Большом Зале. Мы с отцом потеряли друг друга во время схватки, и я, чувствуя, что слишком устал, остался во внутреннем дворе. Вокруг все так же громоздились развороченные обломки колонн и стен, сминавшие кусты, солнце еще не показывалось, и единственный свет изливался из моей волшебной палочки и вспыхивающих окон Большого Зала, в котором все еще продолжалось сражение. Я как завороженный разглядывал этот мерцающий голубоватый шар, погружаясь в свои мысли. Очень остро чувствовалось, что все мои родные не знали правду, что все мое пребывание здесь было страшной ложью, и я вспоминал глаза отца, смотревшие на меня с любовью и заботой, и снова дрожал от страха, представляя, как это выражение изменится, если он узнает обо мне правду. Мне думалось, что я был таким же, как Долохов, и набатом звучали слова Снейпа, что после всех этих убийств дороги назад быть не может. Конечно, сам Снейп был теперь мертв. Казалось, он с самого начала думал, что не переживет последнюю битву. Интересно, что он думал о такой судьбе? Мне почему-то показалось, что она не расстраивала его, и он только считал ее закономерной. Я думал о том, что было бы, если бы Долохова не пришла, и мое заклятие достигло бы цели, и ударило бы ее дядю в самое сердце, как тогда бы и с меня упал этот тяжкий груз необходимости мириться со всем, что я сделал в министерстве, вспоминать все эти убийства и предательства, рассказывать о них родным и видеть отвращение на их лицах. Может быть, Снейп был прав, и дороги назад уже не было. Я машинально сунул руку в карман и неожиданно нащупал крохотный камешек. Воскрешающий камень. Я совсем забыл о нем, а теперь в нем больше не было нужды.

И вот я поднялся на ноги и пошатываясь шел обратно к Запретному Лесу. В голове было так болезненно пусто, словно дементорам все-таки удалось забрать мою душу. Все эти неразрешенные вопросы впивались, словно занозы. Остановившись на берегу озера, я достал Воскрешающий камень, и хотел было сжать его, чтобы увидеть наконец Айи и Фреда, и поговорить с ними в последний раз, но мое сердце вдруг пронзил ужас перед тем, что они могут сказать мне, и я поспешно сунул камень обратно в карман, словно он жег мне руки. Еще мгновение я стоял на берегу в полной неподвижности, а потом шагнул в воду.

Я больше не узнавал себя. Я предал все, что когда-либо знал и любил, ради своей цели. У меня не осталось ничего кроме нее. Без нее я больше не существовал. И теперь, когда завершалась Битва за Хогвартс, моя цель, моя функция была выполнена, и больше я не видел в себе никакой надобности. Любили мои родные меня, каким я был раньше, а вовсе не это опустившееся существо, и если бы мне хватило сил рассказать им правду, то они, конечно, не пожалели бы о нем. И даже если я не мог теперь заставить себя показать перед ними все свое гниющее нутро, я считал, что они быстро утешатся, и моя смерть просто растворится среди сотни других, кто умер тогда, и никто не придаст ей никакого значения.

Вода была очень тяжелая, холодная, мутная и почти черная от торфа, как это часто случается в Шотландии. Даже зайдя только по колено, я уже не мог разглядеть своих ботинок. И вот я заходил все глубже. Рана на руке заныла, когда в нее попала вода, меня одолевала слабость и почти сонливость, я очень устал, но шел дальше, зная, что скоро все это прекратится. Одежда напиталась влагой и была очень тяжелой, промокшие ботинки тянули меня на дно как два груза. А потом, сделав очередной шаг, я вдруг не почувствовал под собой дна и провалился с головой. Вода была черная и почти непрозрачная, оглушительно тихая,, она сомкнулась где-то наверху без единого всплеска. В первый момент я совершенно ничего не почувствовал, это было почти сверхъестественным. Течение потянуло меня, завертело, погружая все глубже. Вырываясь изо рта, пузыри воздуха скользили по моим щекам, дрожа поднимались куда-то к поверхности. Вода проникла в легкие, болезненно сдавив их. И вдруг, как будто с опозданием, чудовищный ужас пронзил меня, так что само сознание ускользнуло. В голове среди застывших мыслей словно взорвались петарды, затмившие собой все остальное. И когда я очнулся, я снова был на мелководье, стоял на коленях, задыхаясь, кашляя и дрожа от холода, а мои пальцы тонули в илистом песочном береге. Все это было такой обыденностью, что мне хотелось то ли расплакаться, то ли рассмеяться. Все внутри как будто сжалось в бесчувственный болезненный комок, не было больше мыслей. Мокрые волосы липли к моему лбу и, отодвигая их, я вдруг вспомнил, как точно также отодвигал волосы Фреда, слипшиеся из-за крови, как его череп вдавился от того удара. Я видел его смеющимся всего за какую-то минуту до этого, а потом он умер, лежал под камнями, залитыми его собственной кровью. И мне подумалось, как он хотел жить, и как у него не было шанса, и как отвратителен был я в сравнении. Меня затошнило. И я стоял там, скрючившись в воде, мокрый и жалкий, дрожа от холода, но не находя сил пошевелиться. Что было мне делать? Куда мне было идти? Я не знаю, сколько простоял там, не в состоянии сделать никакого выбора, потом, словно во сне, я достал из кармана воскрешающий камень и крепко сжал его в руке. Они появились, я сразу это почувствовал. Они улыбались мне и вовсе не были злы. Айи, на лице которой не было ни следа усталости и Фред веселый, как будто каждую минуту готовый к какому-нибудь розыгрышу.

— Мне так жаль, — произнес я, все еще не сумев заставить себя взглянуть на них. — Я не смог…— я не знал, что сказать, все казалось таким мелким. — Не смог ничего…

— Ну, всякое случается, — в своей такой обычной манере Фред пожал плечами. — Только мы с тобой начали ладить, да?

Я не смог сдержать улыбки, глядя на него, хотя на глаза навернулись слезы. Его не было. Его больше не было.

— Ты правда хотел умереть, Перси? — спросила Айи. Ее глаза смотрели на меня так мягко, что сердце сжималось от боли. Ее не было. Ее больше не было.

— Такой идиот, да? — не в силах больше выдержать ее взгляда, я согнулся и прижал руки к лицу. Было так больно смотреть на них. Слезы сами собой заструились по щекам, смешиваясь с налипшей из воды грязью. Я пытался стереть их, но только больше размазывал по щекам.

— Простите меня, — выдавил я. — Я не смог…

— Ты сделал более чем достаточно, — Айи снова улыбалась. — Тебе не за что извиняться.

— Точно, — Фред небрежно пожал плечами. — Просто иди дальше, ладно? Потом поймешь, куда. И позаботься от меня о Джордже.

Мое сердце снова сжалось, на этот раз от любви к ним, и мне стало вдруг очень тепло даже на этом холодном ветру.

— Спасибо, — я стоял там, посреди озера, спрятав лицо в ладонях, а слезы все текли и текли, и, кажется, невозможно было остановить их. — Спасибо вам за все…

Потом я посмотрел на Айи и достал из кармана волшебную палочку, бывшую со мной так долго и выручавшую меня столько раз, волшебную палочку из эбенового дерева с сердцевиной из пера феникса. Ее волшебную палочку. Айи улыбнулась и кивнула.

Я опустил палочку на воду и плотная тяжелая древесина постепенно погрузилась под воду. Теперь была очередь камня.

— Ну, еще увидимся, — весело сказал Фред, махнув мне.

— Еще увидимся, Перси, — Айи опять улыбнулась.

Тоже улыбаясь, я кивнул.

— Еще увидимся.

Размахнувшись, я метнул камень так далеко, как только мог.

Светало. Они ушли, навсегда уснули, но я знал, что когда-нибудь мы встретимся снова. Я стоял по колено в воде и смотрел на алое восходящее солнце. Слезы высохли, оставив соль на щеках, мокрая одежда тяжко давила на плечи. Мыслей все еще не было, но я чувствовал, что попробую. Попробую идти вперед, даже если не знаю, куда. Меня окликнули с берега.

— Что ты там делаешь?

Это была девушка со светлыми волосами, такая красивая, что у меня перехватило дыхание, ее глаза были светло-серыми и почти прозрачными в этом ярком розовом свете. Она показалась мне знакомой, как будто мы уже встречались раньше, но я никак не мог вспомнить ее имени. После битвы, ее лицо и руки были покрыты бесчисленными порезами, а куртка испачкана и потрепана, казалось, теперь, когда все закончилось, ей хотелось побыть одной, но вместо этого она наткнулась на меня.

— Что? — как в тумане, я побрел к берегу, на ходу выжимая свою одежду.

— Что ты там делаешь? — повторила девушка, и на этот раз я наконец расслышал ее.

Почему-то мне сразу стало ясно, что надо ответить, и я даже усмехнулся себе под нос.

— Ничего! Просто я потерял кое-что.

— Но ты нашел, что искал? — поинтересовалась она.

Я наконец выбрался на берег и неопределенно пожал плечами, а потом улыбнулся ей.

— Я Перси Уизли.

Девушка сочувственно поглядела на меня, тоже легко улыбнулась, как будто дело происходило на каком-нибудь званом обеде.

— Одри Фадж, очень рада познакомиться.