Староста, который хотел достичь власти (джен)

Когда я стоял и смотрел на мертвое тело Фреда лежавшее в той нише, все внутри у меня покрывалось льдом. Мысли пропадали вместе с тем, как проходил шок и осознание наваливалось всей тяжестью, и объятый языками пламени разрушался мой мир счастливой лжи, и я вдруг заново чувствовал не только его смерть, но и все что произошло в Министерстве, смерть Айи и все свои предательства.

Фред был мертв. Мне снова хотелось плакать, кричать и обнимать его, но теперь я уже не мог этого сделать, этим чувствам больше не было никакого выхода. Они умрут только вместе со мной.

Почти не думая, что делаю, я пошел следом за Гарри, Роном и Гермионой. Везде царил хаос и смерть, за пеленой каменной пыли, неопределенные силуэты бежали, сражались и умирали. Мы свернули за угол, и со странной отчетливостью я увидел вдруг высокую фигуру пожирателя смерти Руквуда. Мне показалось, что в моей голове в тот момент что-то щелкнуло, и все мое сознание воспламенилось, как сноп сухой травы. Это был Долохов. Он видел, что мы были там. Поэтому он… А Руквуд знает, где его искать.

Я закричал и бросился за ним, догнал его возле самой лестницы. Его палочка заскользила сторону, когда мне удалось оглушить его, и я наступил на нее, переломив пополам.

— Где Долохов? — спросил я, запуская в него заклятие круциатус и бесстрастно наблюдая, как он корчился от боли. — Где он?

— Я скажу, хватит, — прохрипел Руквуд.

Но я не остановился. Не сразу.

— Внутренний двор замка! Долохов там!

Долохов действительно был там. Он сражался с Тонкс и Люпином. Я пришел как раз вовремя, чтобы увидеть, как они умирают, но слишком поздно, чтобы помочь им. Их тела, изломанные и безжизненные лежали среди искореженных осколков колонн и обломанных колючих кустов.

— Мистер Уизли, — заметил Долохов, отводя глаза от своих поверженных противников и снова поднимая волшебную палочку. — Ты, вероятно, собираешься отомстить?

Мгновение мне хотелось закричать и потребовать у него ответа, узнать, зачем он убил моего брата, но это желание растворилось в ярости. Ответ был совершенно неважен, даже если бы он и захотел дать его.

Подняв волшебную палочку, я выкрикнул убивающее заклятие. Зеленый огонь полыхнул, скручиваясь безумным вихрем, быстро, как стрела, рванулся к Долохову. И в тот же миг мою правую руку пронзила боль, как будто тонкая и очень острая металлическая леска туго обмотала ее и до крови врезалась в кожу. Я дал непреложный обет Клавдии Долоховой, и это было мое напоминание. Если я убью его, то должен буду умереть и сам.

Долохов увернулся от заклятия, и с легкой насмешкой посмотрел на меня, как бы спрашивая, что я собираюсь теперь делать, однако, взглянув мне в глаза, посерьезнел и поднял волшебную палочку.

Я стоял, чувствуя, как кончики пальцев покалывало от безумной ярости. Перед глазами вновь стояло мертвое лицо Фреда, ужасная рана у него на голове, темная и липкая кровь, смешавшаяся с каменной пылью. И я атаковал снова. Заклятия сталкивались и вокруг разлетались обжигающие искры, струи огня пронзали пространство со странным высоким свистящим звуком. Я чувствовал, как волшебная палочка нагревается, требуя мести, крови и смерти, как становится почти продолжением моей руки и магия возникает почти сама собой. Воздух дрожал, казался липким и пахнущим гарью. Все решала удача, пока она не отвернулась и помогала уворачиваться от заклятий, отражать их, и не оступиться, переступая по заваленной скользящими обломками неверной земле, пока позволяла создавать чары, сражаясь с подступавшей усталостью. Разница между победой и поражением должна была быть не больше волоса. А потом камень выскользнул из под ботинка Долохова, и заклятие тут же попало ему в руку, выбив волшебную палочку, и в то мгновение, пока он пытался сохранить равновесие, с моей палочки сорвалась бешено ревущая струя зеленого огня, рванулась к нему, нацеленная в самое сердце. На моей руке снова стянулась леска, на этот раз гораздо сильнее, словно бы разрезая плоть до самой кости, другая обернулась вокруг сердца, раздирая его на части. Дергающийся пульс. Удар. Еще один. Последний. Я упал среди обломков, согнувшись от боли, но на губы просилась усмешка, ведь эта боль и подступающая смерть значили, что у меня получилось.

Прошло всего мгновение. Я вдруг понял, что все еще стою на коленях среди обломков во внутреннем дворе замка. Моя правая рука была залита кровью и мгновение мне казалось, что я видел блеск ленты золотого пламени, обернувшего ее. Сердце медленно ударяло в груди, отдаваясь в висках. Я пытался отдышаться, разогнать маячившие перед глазами красные пятна. И потом вдруг мне пришло в голову, что раз я все еще был жив, то и Долохов все еще был где-то рядом. Слишком поздно. Острие волшебной палочки коснулось моего затылка.

— Не двигайся, — приказал голос. Я узнал Клавдию Долохову. Мои глаза метнулись, разыскивая волшебную палочку, но ее не было.

— Она у меня, — сказала Долохова, как будто читавшая мои мысли. — А я не промахнусь, так что не двигайся.

Я бросился ей под ноги. Вскрикнув, она упала навзничь, ударилась о камни, и я навалился на нее, пытаясь вырвать волшебную палочку. Перед глазами все еще мелькали алые круги, так что почти ничего не было видно. Долохова отпихнула меня, вывернулась, нацелила волшебную палочку, я схватил ее за руку и заклятие метнулось мимо. Очень слабое заклятие, только искры. Я вдруг понял, что другая палочка, ее собственная палочка, направлена мне в лицо. Красная вспышка, застлавшая все вокруг. Темнота.

Когда я снова пришел в себя, то снова лежал на земле, а голова пульсировала от боли. Шевелиться было тяжело.

— Ты обещал, что позволишь ему уйти, — сказала Долохова, голос у нее был бесцветный, уставший.

Она теперь стояла в небольшом отдалении, не желая повторять ошибку.

— Он убил моего брата.

— Он хотел убить тебя, Перси.

Глупее всего было то, что эта фраза в моих глазах в тот момент была почти что оправданием. Боль и ярость на мгновение немного ослабли, хотя и только чтобы вернуться с удвоенной силой.

— Ты больше не увидишь его. Я обещаю, — продолжала Долохова. Тон у нее был медленный, успокаивающий, как будто она пыталась загипнотизировать меня этими словами. — Ты сможешь просто забыть обо всем.

Я почувствовал, что в голове немного прояснилось и, сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть от боли, приподнялся и сел. Немного поодаль сам Долохов привольно развалился на земле, опираясь на обломки колонн, словно те были спинкой кресла. Он был, кажется, серьезно ранен, но на его лице опять блуждала насмешливая усмешка, как будто ему было ужасно интересно узнать, чем все закончится. Волшебной палочки у него не было, кажется, Долохова забрала ее, чтобы не позволить ему напасть на меня.

— Я убью его, — процедил я, почти задыхаясь от усилия, которого требовали любые слова. — Мне плевать, сколько времени и сил на это потребуется. Даже если вы уйдете сейчас, я выслежу и убью его.

— Ты сам умрешь, если сделаешь это...

Я осклабился, глядя ей в глаза, повторил:

— Я отыщу его в любой норе, в любом углу. И убью.

— Что же, ты слышала его, Клавдия, — заметил Долохов. — Он не остановится. Что же ты будешь теперь делать?

Сама Долохова все также стояла неподвижно, направив на меня палочку. Взгляд у нее был усталый и совершенно пустой. Она могла отдать палочку своему дяде и позволить ему убить меня, могла вернуть палочки нам обоим и позволить нам сразиться, а могла просто оглушить меня и уйти, позволив мне выследить их позднее.

Не знаю, сколько бы времени мы стояли друг перед другом, как вдруг кто-то закричал:

— Перси!

Я обернулся. Во внутренний дворик влетел Билл с волшебной палочкой наголо. Долохова обернулась, на ходу сотворив оглушающее заклятие. Вспышка метнулась вдоль плеча брата, не задев его. Вскочив на ноги, я из последних сил бросился на Долохову, чтобы помешать ей нанести еще один удар. Она отвлеклась, посылая в меня заклятие. В грудь ей вонзились красные искры, и все три волшебные палочки вылетели у нее из рук, разлетаясь между камней. Только бы достать… Я бросился на колени, шаря в трещинах. Сзади горел огонь и шипели раскаленные искры. Мне казалось, что от этой какофонии звуков и потоков жара то и дело опаляющих мою спину, моя голова разорвется.

А потом вдруг стало тихо.

Я наконец нашел палочку, развернулся, судорожно оглядываясь, разыскивая глазами Долохова, чтобы все-таки закончить начатое, но сражаться уже было не с кем. Долохов лежал распростертый на земле, его голова была неестественно откинута в сторону, пустые распахнутые глаза смотрели в пространство, а изо рта стекала струйка крови. Билл стоял над ним с ошарашенным выражением на лице, все еще неспособный поверить в то, что только что сделал.

Я услышал, как закричала Долохова. Позабыв обо всем, она бросилась к дяде на грудь, прижалась к ней, пытаясь расслышать биение сердца. Ее плечи дрожали от беззвучных рыданий, она взмахнула палочкой, применяя какие-то лечащие заклятия, хотя, наверное, знала, что они уже не помогут. Потом она в бессилии опустилась, снова прижимаясь к телу своего дяди, задыхаясь от плача.

Мне стало очень жаль ее, ведь я точно знал, что она чувствовала. Моя ярость утихла, сменившись гулкой разъедающей внутренности пустотой. Билл подошел ко мне, все еще отрешенный, ни слова не говоря, помог мне подняться.

— Она… Она хотела напасть на тебя? — хрипловато спросил он.

Я покачал головой, все еще не способный отвести взгляда от плакавшей Долоховой.

В этот момент неожиданно стены замка содрогнулись и откуда-то, словно бы из самого воздуха, послышался голос Волан-де-Морта:

— Вы храбро сражались, — говорил он. — Лорд Волан-де-Морт умеет ценить мужество. Однако вы понесли тяжелые потери. Если вы будете и дальше сопротивляться мне, вы все погибнете один за другим. Я этого не хочу. Каждая пролитая капля волшебной крови — утрата и расточительство. Лорд Волан-де-Морт милостив. Я приказываю своим войскам немедленно отступить. Я даю вам час. Достойно проститесь с вашими мертвецами. Окажите помощь вашим раненым.

А теперь я обращаюсь прямо к тебе, Гарри Поттер. Ты позволил друзьям умирать за тебя, вместо того чтобы встретиться со мной лицом к лицу. Весь этот час я буду ждать тебя в Запретном лесу. Если по истечении часа ты не явишься ко мне и не отдашься в мои руки, битва начнется снова. На этот раз я сам выйду в бой, Гарри Поттер, и отыщу тебя, и накажу всех до единого — мужчин, женщин и детей, — кто помогал тебе скрываться от меня. Итак, один час.

Долохова так и не подняла головы, все еще продолжая плакать. Какое дело было ей до этой битвы, в которой она никогда не хотела участвовать. Я стоял, прислушиваясь. Мне чувствовалось, что это был блеф, и все было совсем не так безнадежно, у Волан-де-Морта оставалось совсем не так много сторонников, а еще меньше было тех, кто готов был бы сражаться за него до последней капли крови. Хотелось верить, что и Гарри знал это.

— Пойдем, — сказал Билл.

Мы вернулись в Большой зал, подхватив тела Люпина и Тонкс. Кто-то уже перенес туда Фреда и, когда я вновь увидел его там, мертвым, в горле встал комок. Рон, Гарри и Гермиона тоже вошли в зал. Их глаза скользили по лицам умерших и с каждой новой потерей, казалось, свет в них угасал. Я обнял Рона за плечи.

— Знаешь, Снейп тоже умер, — заметил он, разглядывая Тонкс и Люпина, лежавших рядом с Фредом. — Волан-де-Морт убил его.

Снейп, значит, тоже умер. Мне вдруг вспомнились его слова. “Вы действительно думаете, что есть путь назад? После всех этих убийств?” Он, наверное, действительно считал, что пути назад уже не было, и я понимал это даже слишком хорошо. Если нет ничего, кроме цели, то что же остается, когда она выполнена?

Когда я вышел во внутренний двор замка было около четырех утра. Было тихо, очень тихо. В царстве смерти не должно было быть посторонних звуков. Я увидел Невилла, разгребающего завалы, и остановился, чтобы помочь ему.

— Ты видел Гарри? — спросил я. Мне вдруг показалось важным спросить у него, знал ли он о содержимом снитча, объяснил ли ему Дамблдор предназначение камня?

— Да, минут десять назад… Шел куда-то в мантии-невидимке. Наверное, хотел побыть один.

Если Гарри не хотел быть увиденным, неужели, он собирался принять предложение Волан-де-Морта? Я похолодел.

— Он сказал, куда идет?

— Нет…

Не дослушав, я бросился к лесу. Лишь бы не опоздать. Дезиллюминационные чары скрыли меня и, почувствовав впереди присутствие дементоров, я точно понял, куда идти. И наконец я оказался на поляне, перед жарко горевшим костром, плясавшим на лицах пожирателей смерти. Но слишком поздно.

Гарри лежал на земле, уткнувшись лицом в старые листья, неподвижный, совсем как Фред. Мертвый. Было тихо. Волан-де-Морт, тоже почему-то ослабевший, грузно поднимался, оттолкнув бросившихся помогать ему сторонников. И почему-то на его лице не было торжества, только страх, только сомнение.

— Мальчишка… мертв? — спросил он.

Все пожиратели уставились на тело Гарри, но не сдвинулись с места без прямого приказа. Их лица были изможденные, уставшие, у них не было больше ни одной причины желать победы, а теперь они сомневались, возможна ли она. Даже если Гарри Поттер был мертв, что было делать с сотнями уцелевших защитников замка, готовыми сражаться до последнего и отомстить за его смерть? Что было делать с тем, что они сами больше не желали видеть Темного Лорда своим повелителем? С тем, что он позволял себе то, что ни один из них не мог допустить в отношении себя?

Вот и сейчас, Волан-де-Морт обернулся к Нарциссе Малфой.

— Ты, — приказал он, хлестнув ее по руке разрядом магии, — Осмотри его. Доложи мне, мертв он или нет.

Я видел как глаза Нарциссы и ее мужа сузились от ненависти, как от многих других пожирателей слышался недовольный ропот, едва различимый, как шум дождя, но неотвратимый и потому пугающий. Чистокровные не могли позволить, чтобы так обращались с одной из них. Было ясно, что и Волан-де-Морт слышал этот ропот, и что он пугал его, и что он специально предпочитал делать вид, что ничего не замечает, чтобы сохранить хотя бы видимость своего главенства. Но все-таки сейчас Нарцисса выполнила приказ, подошла к Гарри и прикоснулась к его груди, нащупывая сердце.

— Он мертв! — наконец объявила она.

Дыхание перехватило. Уже знакомая боль вонзилась в сердце острым ножом. Айи, Фред, теперь Гарри. Они заплатят мне за каждого из них. Я готов был броситься на поляну, чтобы попытаться перебить столько пожирателей, сколько получится, прежде чем самому упасть замертво, но вдруг мой взгляд упал на что-то поблёскивающее среди травы. Воскрешающий камень. Оружие Дамблдора.

Я наклонился и подобрал его. Битва еще не была окончена. Нужно было немедленно вернуться в замок вместе с ним, чтобы избежать новых потерь.

Я бежал сквозь лес, цепляясь за корни, спотыкаясь и падая, но каждый раз поднимаясь. И вдруг дорогу мне преградила фигура, закутанная в черную мантию пожирателей смерти. Долохова. Она взмахнула палочкой и с неба пролился вдруг дождь, смывший скрывавшие меня чары невидимости. В глазах у нее была усталость, все то же бесцветное выражение, и я почему-то узнал тот самый взгляд, который видел иногда в зеркале. Сказать здесь было нечего. Перед этой пустотой, которую я чувствовал, которую чувствовала она, любые слова, казалось, были бессильны. Мое сердце быстро колотилось, мне так нужно было скорее попасть в замок.

— Я не хочу с тобой сражаться! — крикнул я. — Мне нужно в замок. Пожалуйста, Клавдия!

Она горько усмехнулась.

— Почему ты думаешь, что я отличаюсь от себя?

— Ты столько раз спасала меня, столько раз помогала мне, — продолжал я, сбиваясь и часто дыша от волнения.

— И чем это обернулось? — она почти кричала. — Мой дядя мертв! Потому что я забрала его палочку и...

— Только позволь мне отдать им камень, — я почувствовал, что готов умолять, наверное, теперь мы поменялись местами. — Я знаю, ты не хочешь, чтобы Темный Лорд победил…

— Он не победит, — произнесла она. — Даже Гарри Поттер остался жив. Я почувствовала, когда они несли его через лес. Так что доставай свою палочку, Перси.

И вот мы стояли перед друг другом, принесшие обет не убивать, но все-таки собиравшиеся сражаться. Одновременный взмах палочек. Заклятия столкнулись с шипением рассерженных змей, лесные тени в страхе отступили, я снова почувствовал стальную леску на своей руке. Она собиралась убить меня, даже если это означало ее собственную смерть. Все вокруг превратилось в беспорядочное волнение беснующихся сгустков света. Красные искры волной накатывали на прозрачные пузыри щитов, расплывались в зарослях.

Вокруг вдруг стало холоднее, тяжелое дыхание превращалось в пар, а сердце билось медленнее, убеждая бросить палочку и принять свою судьбу. Повсюду, из-за деревьев выплывали дементоры в развевающихся черных плащах, казалось, поглощавших весь свет, что падал на них. Мне стало тяжело, усталость и отчаяние свинцом навалились на меня. Заклятие Долоховой сбило меня с ног, палочка отлетела куда-то в темноту. Не в силах подняться, я мог только свернуться на земле, обхватив руками голову и из последних сил приказывать дементорам уходить. Но они не повиновались. Приоткрыв глаза, я увидел Долохову, стоявшую посреди поляны, бледную и напряженную. Мне пришло в голову, что дядя рассказал ей, как управлять ими, и теперь, даже если она не могла убить меня из-за обета, она могла отомстить иначе. Мне стало страшно, как не было страшно уже давно. Я попытался подняться, чтобы бежать, так далеко, как только возможно, но тело не слушалось, как будто в ночном кошмаре. В следующую секунду одна из закутанных в плащ фигур подобралась ближе. Ее покрытые струпьями холодные и склизкие пальцы обхватили меня за горло, и я почувствовал, что меня поднимают, почувствовал, что задыхаюсь. Перед моими глазами предстала уродливая, покрытая струпьями голова, совсем без глаз, с одним только ртом. Мое тело дернула судорога, голова запрокинулась назад, все жилы, все нервы натянулись, как будто кто-то вытягивал их прочь, оставляя только пустоту. Из последних сил я велел дементору отпустить себя, но он только крепче сжимал хватку. На краю поля зрения показалось свечение и, я понял, что оно исходило от моих собственных губ, что это было сияние души, готовой раз и навсегда покинуть тело. И мне показалось, что все было кончено, что остаток своих дней я проведу без памяти, наедине со своей пустотой. А потом я почувствовал, что падаю обратно на лесную подстилку, кашляю, пытаясь дышать снова.

В моей голове раздавался приказ Долоховой, она требовала, чтобы дементоры оставили меня, и стало вдруг ясно, что она сразу пыталась заставить их уйти, что она вовсе не хотела навредить мне с их помощью, что для нее было точно такой же неожиданностью, когда они вдруг появились из леса. Я чувствовал, что дементоры недовольны, их общее сознание, тысячезубая тьма, выворачивалось из-под влияния и требовало поглотить души двух наглых людей, осмелившихся ей приказывать. Я принялся разыскивать волшебную палочку, вслепую шаря среди прошлогодних листьев. Долохова тоже слишком ослабела, и ей было не под силу сдержать дементоров.

Я наконец нащупал свою палочку. У меня уже давно не получалось, но может быть теперь? Вечер с семьей, Рождество.

— Экспекто Патронум!

Фред был там, в то Рождество, а теперь его не было. Из палочки не вылетело ни искры. Тяжело дыша, я упал на колени. Рядом Долохова тоже раз за разом произносила заклятие, но ее патронус был слишком слаб, и вот она тоже опустилась на землю, совсем обессиленная. Ее глаза встретились с моими, и в них читались точно такие же страх и отчаяние, как будто все ужасные воспоминания вернулись за ней, чтобы растерзать.

— Прости меня за все, — сказал я. — Я знаю, что ты не можешь, но все равно…

— Я рада была знать тебя, — едва слышно ответила она, — даже если я тебя ненавижу.

И вот дементоры, целая их стая ринулись на нас, я снова почувствовал тошнотворное и склизкое прикосновение, и, в качестве, может быть, последней милости, сознание покинуло меня.