Староста, который хотел достичь власти (джен)

Альбус Дамблдор всегда относился ко мне с большим вниманием. Ему было известно, что я получил высокие баллы по всем СОВ, его устраивали мои действия на посту старосты. Зная то, что я знаю теперь, я бы сказал, что еще больше его радовало то, какая у меня складывается репутация. Карьерист — именно так меня называли за глаза однокашники. Для того, что готовил он, это было весьма удобно.

Едва отгремели фанфары прощального пира, я получил свиток, исписанный зелеными чернилами.

Дамблдор усадил меня перед своим столом, предложил мне чаю, его глаза заговорщицки блеснули за стеклами очков-половинок. Он спросил, не хотел бы я попасть на стажировку в отдел Международного Магического Сотрудничества. Вот так просто это было.

— Разве так делается? — недоверчиво спросил я. — Разве для этого не нужно иметь сданные ЖАБА.

— Нужно, — все с той же улыбкой подтвердил Дамблдор.

Больше он ничего не сказал, может быть, ждал, пока я сам все додумаю за него. Он редко тратил слова понапрасну.

— И что же…

— О, — Дамблдор проворно сложил руки на столе и немного подался вперед. — Я уверен, ты справишься.

Он на мгновение замолчал, с удовольствием наблюдая за гримасой удивления и неверия на моем лице.

— Другой вопрос — как ты потом распорядишься этим опытом?

Я только что окончил шестой курс. После ужасов открытия Тайной Комнаты, для всех будущее выглядело мирным и безмятежным. Дамблдор строил планы на будущее. Я думаю, он уже тогда знал, что в ближайшие два-три года ему придется столкнуться с Фаджем, а еще через несколько лет — с самим Волан-де-Мортом. К такому противостоянию необходимо было подготовиться заранее. И сейчас он готовился.

— Так что, мистер Уизли, скажите наконец что-нибудь, — Дамблдор испытующе уставился на меня и улыбнулся.

Без сомнения, он знал обо всех честолюбивых замыслах и тайных мечтаниях, роившихся у меня в голове в эту минуту, о моем стремлении к политической карьере и о зачитанной до дыр скучноватой книжонке «Старосты, достигшие власти», которая с сентября лежала у меня под подушкой. Знал он и о том, что я был честен, что я никогда не смог бы предать своих близких ради собственной выгоды, что потом, когда настанет время выбирать, ему придется уговаривать меня остаться в команде Фаджа.

— Я думаю, это дало бы отличный старт моей карьере, — сказал я. Мой голос был немного хрипловатым: от волнения в горле пересыхало.

— Я тоже так подумал, — кивнул Дамблдор. — Что же, если ты согласен, то Магда будет рада принять тебя завтра. Кстати, я думаю, что ты уже догадываешься, кого назначат старостой школы в будущем году?

— Магда Макгориан? — переспросил я.

Об этой женщине я слышал даже тогда. Она возглавляла Международное Бюро Магического Законодательства, с ее мнением относительно принимаемых законов приходилось считаться самому министру Магии. Было крайне сложно представить, что есть люди, которые называют ее просто по имени.

Дамблдор снова не удостоил этот вопрос ответом, только снисходительно улыбнулся. Так он делал всегда, когда считал, что и собеседнику, и ему самому будет лучше притворяться, что первый ничего не говорил, а второй — ничего не услышал.

Интервью с Магдой прошло хорошо, и я получил место в ее ведомстве. Работа была большей частью механическая, зато должность позволила мне завести много полезных знакомств. В частности, я был представлен Барти Краучу Старшему, главе отдела.

Помнится, в тот вечер я был шокирован до глубины души. Эти люди просто так будут со мной разговаривать?

Дамблдор, впрочем, не разделял моих восторгов. Он настойчиво посоветовал мне не сближаться с Краучем. Тогда я не понимал его опасений, но все равно решил ему довериться: даже мне, каким я был в школе, было очевидно, что раз он, по каким-то неведомым причинам, заинтересован в моей карьере, то к его советам следует прислушаться. Позже я узнал, что Крауч был главным политическим противником Фаджа после падения Волан-де-Морта, и на 1993 год таковым и оставался.

Проведя лето 1993 года в обществе Магды Макгориан, я вернулся в школу и со всем рвением засел за подготовку к новым экзаменам. Обязанности старосты школы отнимали много времени, но я понимал, как это будет выглядеть в моем резюме и старался исполнять их как можно лучше.

Окончив Хогвартс с наивысшими баллами и блестяще сдав ЖАБА, я впервые переступил порог министерства как полноправный сотрудник. Тут и начинается моя история.

Первой должностью редко можно гордиться, и моя первая должность не была исключением из этого правила. Я стал одним из многочисленных безымянных чиновников в Международном Совете по Выработке Торговых Стандартов. Это было странное место и по нынешним меркам, но меня тогдашнего оно просто шокировало.

— Новичок, — занимавший соседний стол толстый обрюзгший волшебник окинул меня оценивающим взглядом. — Как тебя звать?

Мне сразу бросились в глаза золотые часы, небрежно побрякивающие у него на запястье — несколько не та вещь, которую ожидаешь увидеть у того, кто не заслужил даже отдельного кабинета. Разумеется, я догадывался, откуда они.

Собеседник полетел в метафорическую пропасть.

Да, тогда я считал, что могу себе позволить подобную роскошь.

Не отвечая ему, я опустил коробку на стол и принялся разбирать вещи. Пачка пергамента, комплект перьев, чернильница — я медленно выкладывал вещи на столе, притворяясь, что страшно занят, на самом же деле, я просто ждал, пока сосед перестанет смотреть за тем что я делаю и не придется начинать разговор.

— Я, кстати, Мортимер Майлс, — продолжал тот. — А ты… Да, я понял, вундеркинд Перси Уизли, который сдал все СОВ и ЖАБА на отлично.

Игнорируя его, я продолжал разбирать свои вещи, на самом же деле — просто перекладывал их с одного места на другое, надеясь, что он в конце концов оставит меня в покое.

— Странно, я думал, что такие места не дают людям без опыта, — сказал себе под нос сидевший с другой стороны от меня тощий человек. Я заметил, что он писал пять писем одновременно поочередно добавляя что-нибудь то к одному, то к другому, как будто раскладывал карты.

— И какое твое первое задание? — Майлс потянулся и схватил лежащую сверху папку прежде, чем я успел его остановить. — Днища котлов? — удивился он. — Ничего себе! Это же многомиллионная индустрия.

— Верните папку! — я вышел из себя и с бешенством взглянул на толстого Майлса.

— А что ты сделаешь? — спросил тот. — Давай поменяемся. Обменяешь свои котлы на мои магические выщипыватели волос в носу?

Я догадывался, зачем он хотел поменяться. Схему я и тогда представлял себе неплохо.

Можно было объявить какой-нибудь крупной компании, например «Варись-Варись», что их котлы не будут проходить по новому стандарту. У них возникнет закономерный вопрос: а кто это решил? Может быть ему что-нибудь нужно? Чисто по-человечески.

Поездка во Францию? Бутылка лучшего эльфийского вина? Может быть, тысяча галеонов?

— Отдайте мое дело, — с холодным бешенством произнес я. Наверное, что-то в моем взгляде промелькнуло такое, что Майлс тут же кинул папку обратно на стол.

Через секунду, он, впрочем, устыдился своей слабости и вновь вернул себе по-хамски самонадеянный вид.

— Ты не понимаешь, как это работает, Перси Уизли. — угрожающе сказал он. — И если ты думаешь, что лучше других, то очень скоро тебе докажут, что это не так.

— Приходите, поговорим, — с холодным спокойствием сказал я.

Еще через мгновение я был уже на самую толику менее спокоен. Насколько же он был уверен в своей безнаказанности, если носил эти часы на работе?

Тогда я был молод и глуп. Я всегда действовал напролом и привык смотреть своим врагам в лицо. Здесь так было не принято.

В таком месте как Международный Совет по Выработке Торговых Стандартов новый человек всегда представлял собой угрозу. Здесь была круговая порука: каждый был в чем-то замешан, а значит не мог выдать других не выдав одновременно самого себя. Я был новичком. Они немедленно должны были меня в это втянуть.

Тогда я считал, что они не осмелятся.

Это были всего только днища котлов, но теперь я собирался заниматься ими, как будто вся моя жизнь стояла на кону. Я был возмущен, что другие не делают свою работу и хотел выполнить свою как можно лучше. Я готов был сидеть ночами и мой разум заходился в алой лихорадке энтузиазма. Если вы помните себя на позиции молодого и рвущегося вперед сотрудника, то должны представлять, насколько сильно я облажался.

Я считал, что необходимо все сделать по науке и перерывал библиотеки в поисках исследований по поводу оптимальной толщины днищ. К моему удивлению, такие нашлись, причем в большом количестве. Разумеется, я сразу же отмел все исследования, проводившиеся самими фирмами (вам будет сложно в это поверить, но законопроект по поводу днищ котлов Британия принимала далеко не самой первой), рассудив, что им ни на грош нельзя верить. После применения этого фильтра, оставалось еще около ста статей. Не буду утомлять вас подробностями того, сколько времени мне потребовалось, чтобы прочитать их все, но я сидел за этим почти полтора месяца. Поверьте, я бы закончил существенно раньше, если бы мои братья Фред и Джордж, считавшие, что интересоваться днищами котлов может только самый распоследний зануда, не старались меня отвлечь, не щадя своей известной всему миру изобретательности.

В целом, когда я закончил с днищами, я был весьма горд собой. Цифра, которая у меня получилась составила 0.43 дюйма, и я был готов защищать ее обоснованность хоть перед начальником отдела, хоть перед самим сатаной.

Каково же было мое изумление, когда в середине моего блистательного доклада мистер Крауч нахмурился и вкрадчиво спросил:

— А вы не принимали в расчет то… — он сделал паузу.

Как я узнал позднее, мистер Крауч всегда был склонен к излишней театральности, а кроме того, любил заставлять ждать тех, кто не пользовался его особенным уважением.

— … что под ваши стандарты не подойдет ни один котел в Британии?

Из аудитории раздались смешки, я же стоял там красный, как рак, не в силах вымолвить ни слова.

— Так что, Мистер Уизли? — спросил мистер Крауч, ухмыляясь в усы. — Дайте нам ваше экспертное мнение.

В этот момент я неожиданно решил, что терять мне нечего и приосанился. Да, я налажал с котлами, но я налажал по-честному. В крови забурлило вдохновение.

— Мистер Крауч, — уважительно сказал я, — мои стандарты научно обоснованы и, если их приходится изменять вследствие того, что ни один котел им не соответствует, то проблема гораздо серьезнее, чем считалось раньше.

Он снова усмехнулся, но, казалось, мой ответ ему понравился.

— Будьте любезны все-таки их пересмотреть.

С того дня мистер Крауч называл меня Уизерби, по названию компании, которая ведет племенные книги чистокровных верховых лошадей*. Шутка, по-видимому, была в том, что мои стандарты для котлов были настолько же высокими. Впрочем, юмор мистера Крауча был и остается загадкой для меня, но больше об этом позднее.

Облажавшийся перед начальством, но не потерявший присутствия духа, я вернулся к своему рабочему столу и замер в нерешительности. Теперь я вступал на зыбкую почву и больше опереться мне было не на что. Стандарт приходилось вводить произвольно. Кроме того, закончить с котлами надо было как можно скорее, так как надвигался чемпионат мира по квиддичу и, из-за того, что отделу Магических Игр и Спорта как всегда не хватало людей, наш отдел тоже должен был заниматься организацией.

Итак, можете себе представить, что было дальше. У меня оставался один день до сдачи котельного законопроекта, времени просмотреть остаток исследований (еще около ста сорока статей) не было, а мне страстно нужна была цифра. Выбора у меня было всего два: написать что-то малообоснованное или провалить сроки.

Можете себе представить, что второе представлялось мне чем-то схожим с падением небес на землю, так что я без колебаний выбрал первое. И это, разумеется, была ошибка.

Видите ли, когда вы сидите за соседними столами, становится очень сложно скрывать друг от друга положение дел. Мортимер Майлс же внимательно следил за моими успехами и, даже более пристально, за неудачами.

То, что случилось дальше я помню отчетливо, словно это было вчера.

Я не спал ночь и в моем докладе появилась более-менее обоснованная цифра, которая позволяла пройти стандарт почти всем крупным производителям котлов. Если вы поняли, куда дует ветер, то уже догадываетесь, что ключевое слово — «почти». Фирма Квин Би прошла, в то время как их главный конкурент, фирма Снурфа и Снарла осталась за бортом. Все дело начинало сильно отдавать прополисом, что, однако, полностью ускользнуло от моего внимания.

В пять часов утра в глазах у меня плыло, но я все-таки поставил последнюю точку в докладе, запечатал пять его копий в конверты и вышел, чтобы купить бодрящего отвара в кафетерии.

Этого времени оказалось достаточно.

Когда я вернулся, за моим столом сидел тощий грязноватый человек, одетый в длинное пальто с большими карманами, явно ему великоватое. Как я узнал впоследствии, его звали Наземникус Флетчер, и большую часть своей жизни он промышлял деликатными порученьицами, наподобие этого, или спокойно попивал яичный ликер в Дырявом Котле.

Едва завидев меня, он вскочил на ноги и принялся осыпать меня благодарностями.

От неожиданности, я впал в ступор и целую секунду непонимающе на него таращился, он же не терял времени даром. Из его обширных карманов начали появляться небольшие позвякивающие мешочки с вышитой пчелой и выстраиваться на моем столе.

Когда их количество достигло критического уровня, вошел Майлс. Его губы кривились в гадкой торжествующей ухмылке. Мышеловка захлопнулась. У меня перехватило дыхание.

Завидев Майлса, человек в пальто спешно удалился: его дело было сделано. На меня же его уход оказал отрезвляющий эффект.

— Ваше пальто? — как бы невзначай спросил я у Майлса, в то же время судорожно пытаясь сообразить, что мне делать дальше. — И это, наверное, ваше, — я указал на груду мешочков.

Один плюс был в том, что пока здесь не было больше ни одного сотрудника нашего ведомства: желающих приходить на работу в пять утра не находилось.

— Уберите свои вещи, а мне пора отправить доклад…

— Я взял на себя труд… — нарочито-непонимающе протянул он. — Вы, боюсь, тут были заняты, — псевдокроткое выражение на его лице сменилось злорадным, — чахли над золотом.

Мой мозг, казалось, в этот момент достиг вершины своей продуктивности, словно все мое возмущение и ужас перед случившимся неожиданно направились в правильное русло.

Я взмахнул палочкой и все пять заполненных галлеонами мешочков рассыпались в пыль. Восстановить их, даже идентифицировать что это было, теперь не представлялось возможным.

Я даже не думал о том, чтобы поступить иначе, но, если бы вы знали, как я ненавидел Майлса в эту минуту: из-за него мне пришлось собственными руками стереть с лица земли сумму, эквивалентную трехгодовому доходу моей семьи. Даже он сам немного опешил: бедность Уизли была всем известна, и ему казалось, что у меня рука не поднимется это сделать.

В этот момент в комнату вошел человек, обычно сидевший слева от меня, ужасный трудоголик, который умудрялся писать несколько писем одновременно. Он остановился и вопросительно огляделся.

Я понял, на каком тонком волоске все висело, и мое сердце пропустило пару ударов.

— Что тебе нужно, Майлс? — услышал я недовольный голос другого своего соседа. — Что тебе понадобилось от меня в полшестого утра?

К счастью, теперь он уже ничего не мог увидеть.

Майлс что-то пролепетал в ответ — я уже не слушал. Мое дело было еще не закончено, нужно было подстраховаться. Я пулей вылетел в коридор.

Мой доклад как раз собирались отвезти мистеру Краучу и остальным членам комиссии, перед которыми я должен был защищать его вечером. Я выхватил все копии у опешившего от моей наглости клерка и быстро переправил число так, чтобы Снуф и Снарл тоже проходили по стандарту. Остаток времени до вечера я потратил на придумывание убедительных объяснений этому изменению.

Каюсь, в тот момент в моей голове было мало мыслей о защите прав потребителей.

Больше в этот день я на свое рабочее место не являлся. На этот раз оставалось мое слово против слова Майлса, однако, меня не оставляло предчувствие что, раз подкинуть деньги не получилось, в следующий раз меня просто поставят перед фактом. Мол, мы все видели тебя с деньгами и точно так мы и заявим на суде.

Я смог снова вздохнуть полной грудью только когда перевелся во временный Организационный Комитет по Чемпионату Мира. Я знал, что это временная мера и судорожно старался придумать, как устроить так, чтобы не пришлось возвращаться в Международный Совет по Выработке Торговых Стандартов. У меня возникало отчетливое ощущение, что там мою репутацию похоронят.

Впрочем, как оказалось, это была не единственная моя сложность.

* Это несколько неожиданно, так что: https://en.wikipedia.org/wiki/Weatherbys

Мистер Крауч впервые стал известен Британии как непримиримый борец с Пожирателями Смерти. Его противники говорили, что он «не чурается беззакония», сторонники же утверждали, что он «не боится решительных действий». Сам я был и остаюсь верным приверженцем первой позиции, хотя, потеряв брата и многих друзей в Битве за Хогвартс, стал относиться ко второй точке зрения с пониманием.

Говоря о мистере Крауче, нельзя обойти вниманием его сына и также связанную с ним нашумевшую историю, которая, при содействии Корнелиуса Фаджа, на время положила конец его планам занять министерское кресло.

Как известно, сын мистера Крауча, Барти Крауч Младший, был уличен в связях с Пожирателями Смерти и приговорен к заключению в Азкабане. С подачи Фаджа, превалирующая оценка случившегося в газетах, в том числе и в «Ежедневном Пророке», была такова, что «ужасный Крауч отправил своего сына в Азкабан, едва на него легла тень связи с Пожирателями Смерти». Часто звучало, что доказательств вины почти не было, что Крауч Старший давил на членов судейской коллегии и, наконец, то, что он публично отрекся от своего сына прямо в зале заседаний.

Не мне судить, насколько справедливы были эти упреки, скажу только, что тезис об «отсутствии доказательств» всегда казался мне неправдоподобным и особенно в свете того, как мистер Крауч окончил свои дни.

Несмотря на то, что история помогла переманить часть электората Крауча, наиболее рьяные его сторонники увидели в случившемся новое доказательство принципиальности и неподкупности и прониклись еще большим уважением. Их поддержка и приводила к тому, что в 1994 году Крауч все еще оставался серьезной головной болью для действующего министра магии, Корнелиуса Фаджа.

Впрочем, вся эта высокая политика стала меня интересовать несколько позже, а тогда, за неделю перед чемпионатом мира, я отчаянно старался добиться у мистера Крауча разрешения на перевод. Как вы помните, возвращаться на мое старое место было нельзя.

К моей чести, замечу, что ситуация была тем более критическая из-за того, что на следующий день после котельного инцидента, я написал анонимное заявление в Управление Мракоборцев, красочно расписав всю неприглядную ситуацию с Майлсом и его часами. Началось следствие, но сам Майлс все еще разгуливал на свободе, а значит, был готов к отчаянным действиям.

Я избегал его, в то же время отчаянно стараясь выслужиться перед Краучем — такая у меня была повестка на тот момент.

— Уизерби, вы договорились о местах для болгарской делегации?

— Да, сэр, — к тому времени я уже отчаялся отучить Крауча называть меня Уизерби, видимо, он слишком гордился своей выдумкой, а, кроме того, любил напоминать другим об их неудачах.

— Только, сэр, там не хватает двенадцати мест…

— Ничего, — он тонко усмехнулся в усы. — Отправь об этом сообщение мистеру Бэгмену. В конце концов, именно он раздавал приглашения направо и налево… Значит сможет выделить еще.

— Мистер Бэгмен долго отвечает на письменные сообщения, — правда была ближе к «вообще их не читает». — Может быть, я лично…

— Нет-нет, не утруждайтесь, — усы Крауча все еще насмешливо топорщились. — Уверен, у вас много дел. Лучше проверьте все по размещению команд…

Как вы догадались, Людо Бэгмен, тогдашний глава отдела Магических Игр и Спорта, не входил в число его любимых коллег, и он был не против сделать так, чтобы безалаберность ему аукнулась. Другое толкование было в том, что подобная пакость казалась мистеру Краучу забавной. Мне сказать сложно, я никогда не понимал его чувства юмора.

— Кстати да, Уизерби, — Крауч все еще продолжал улыбаться, — ваш отец, насколько я знаю, тоже получил приглашения от мистера Бэгмена. Десять штук, правильно? Почти хватает…

Я мог поклясться, он находил радость в том, чтобы изводить всех вокруг себя и при этом делать вид, что не понимает, в чем дело. Иногда даже казалось, что он вообще не признавал других развлечений.

Следующая неделя пролетела в организационных заботах и за это время я заколдовал, наверное, никак не меньше сорока порталов для разных частей страны. Впрочем, это еще была непыльная работенка, по сравнению с тем, чтобы раскладывать их по полям и лесам.

Неприятностью стало то, что невыразимцы из отдела Тайн что-то напутали с антитрансгрессионным периметром и в его черте одна из десяти волшебных палочек с треском разрывалась. Несколько дней Крауч, не переставая, рассылал громовещатели, пока наконец не махнул на это рукой.

— Да, Уизерби, — задумчиво сказал он, просматривая документы. — Возможно, мы с тобой единственные, кто здесь что-то делает.

Как видите, к этому времени Крауч, предсказуемо, догадался, что мне что-то от него позарез нужно и, со свойственной ему ироничностью, принялся хвалить мою работу, при этом не говоря ни слова о каких-либо вознаграждениях. Я, разумеется, обладал достаточной проницательностью, чтобы понять его издевку и, можете себе представить, был крайне разозлен, хотя по-прежнему не хотел этого показывать.

За два дня до чемпионата мира по квиддичу, когда с каждого человека в нашем комитете уже катился кровавый пот, я получил странное письмо, написанное косым почерком Альбуса Дамблдора. Это, кстати, была единственная весточка от него за долгое время: директор оборвал со мной всякие контакты, едва я окончил школу. Теперь я понимаю, он не хотел, чтобы меня считали его ставленником, тогда я понимал только то, что у него на уме был какой-то план.

Так или иначе, полученная мной записка содержала единственную строчку, которая, впрочем, все равно оказала на меня деморализующий эффект.

Там стояло следующее:

«Если что-нибудь случится, обратись к пророку»

Сперва я совершенно ничего не понял, но вскоре в голове у меня заронилась идея.

Совет был в том, чтобы, если на чемпионате будут какие-нибудь инциденты, немедленно слить всю подноготную в «Ежедневный Пророк».

Тогда меня просто ужаснуло подобное предложение. Я совершенно не понимал, как это поможет моей карьере, не говоря уже о том, что с моральной точки это было более чем шатко.

Вопрос мучительно крутился в моей голове, пока я не пришел к успокаивающему заключению, что «если» в начале записки дает мне право с чистой совестью забыть про нее, когда ничего не случится. В том, что чемпионат пройдет образцово, я тогда не сомневался.

Утром в день игры я проснулся с настойчивой головной болью. Весь вчерашний день и большую часть ночи мои мысли были только о том, что завтра работа организационного комитета будет закончена, а я все еще не выхлопотал себе перевод.

Моя мать заставила меня и моих братьев, Чарли и Билла, подняться и с обычными напутствиями вытолкала из дома. К стадиону мы явились как раз к ланчу. Настроение у всех было приподнятое, а я никак не мог перестать думать о том, как все-таки добиться у Крауча перевода. Чтобы немного отвлечься, я занялся чайником и принялся подбрасывать хвороста в костер, чтобы еще раз его вскипятить.

Перед нашим костром трансгрессировал Людо Бэгмен, одетый в свою старую форму «Уимбурнских Ос» — в свое время он был прекрасным загонщиком в этой команде. Он сиял широкой улыбкой и, было видно, от души наслаждался происходящим. Мистер Бэгмен был прекрасным человеком и ужасным начальником отдела: порой он не мог организовать даже себя. Например, сейчас он собирал ставки вместо того чтобы решать вопрос с обозленной болгарской делегацией, которой не хватало мест в верхней ложе из-за того, что он сам же раздал большую их часть своим знакомым.

Вскоре следом за ним перед костром появился Барти Крауч. Он казался полной противоположностью Людо Бэгмена. На нем был аккуратный магловский костюм, а его лицо хранило бесстрастное выражение. Впрочем, внимательный наблюдатель, мог бы заметить, что его усы щеточкой насмешливо топорщатся, показывая, что он, так же как и Бэгмен, от души наслаждается происходящим.

— Людо, — в голосе Крауча промелькнуло нетерпение, как у ребенка, который ждет не дождется, когда поставленная им хитрейшая ловушка сработает, — болгары требуют, чтобы мы добавили еще двенадцать мест в верхней ложе.

— Так они этого хотят? — Бэгмен выглядел растерянным, мне кажется, старался вспомнить, удастся ли наскрести еще двенадцать мест. — А я думал, этот парень предлагает не то драться, не то брататься…

— Мистер Крауч, не желаете ли чашечку чая? — из вежливости спросил я, закончив возиться с чайником.

В ту же секунду мне пришлось пожалеть об этом. Крауч, разумеется, догадался, что вокруг собрались мои родные и выставить меня идиотом перед ними было весьма в его стиле.

— М-м-м… — он посмотрел на меня, как будто видел впервые, в его глазах выразилось удивление. - Да, благодарю, Уизерби, — его усы иронически встопорщились.

Я залился краской. Ну каков? Как будто не меня он гонял с поручениями последние две недели. «Китти, поручите это кому-нибудь. — Смиту? Он был свободен… — Какому еще Смиту? Уизерби. — Простите, мистер Крауч, но кто такой Уизерби? — Китти, сколько можно! Перси Уизли, разумеется»

Мои братья фыркнули в чашки, едва не забрызгав сидящих рядом. Общее впечатление, как и добивался Крауч, было в том, что он даже имени моего не помнит. Очень нелогичное заключение, если учесть, что сразу после он принялся обсуждать с нашим отцом запрет на ввоз ковров-самолетов, над которым тот работал в то время, при этом называя его по имени. То есть, он не запомнил, что сын знакомого ему Артура Уизли, работает с ним, а также его не навело ни на какое заключение то, что мы были похожи и сидели около одного костра.

Можете себе представить, как я был раздражен. Честно сказать, я был в шаге от того, чтобы высказать ему все, что о нем думаю.

Вскоре Крауч и Бэгмен отправились улаживать назревавший конфликт с болгарами. Первый, к слову, вернул мне чай нетронутым, снова обозвав меня Уизерби.

Наши места действительно были в верхней ложе. Как правильно помнил мистер Крауч, мистер Бэгмен похлопотал о билетах для моего отца и нашей семьи. И, могу вам поклясться, вид на поле действительно был превосходный.

Еще минут тридцать ушло у меня на вялые рассуждения о том, честно ли, что места в верхней ложе не продавали, а распределяли между сотрудниками министерства магии и их семьями. Потом в ложу вошел сам министр магии, Корнелиус Фадж, и мои мысли неожиданно резко сменили направление. Я был так удивлен собственным открытием, что резко дернулся, от чего очки соскочили с моего носа и упали на пол. Это, к слову, вызвало небывалый приступ веселья у моих братьев, что кажется мне странным и по сей день.

Так или иначе, когда в ложу вошел мистер Фадж, я сразу же сообразил, на какую возможность указывал Дамблдор в той странной записке.

Осознание повергло меня в шок.

И сейчас могу сказать, что это было одно из самых сложных решений в моей жизни.

Игру я смотрел, как в тумане, то и дело оборачиваясь на сидевшего сбоку министра Фаджа. И с каждой минутой в моей голове крепло убеждение, что пришедшее мне озарение было совершенно правильным.

Одним из главных заведующих организацией чемпионата мира был мистер Крауч. Если бы здесь что-то навернулось и, если бы организационные просчеты стали известны «Пророку», его репутации был бы нанесен невосполнимый ущерб. Мне же Дамблдор советовал преподнести это простое и изящное решение Фаджу. Так сказать, подарить ему голову заклятого врага.

Я с ужасом понял, что мог бы это сделать. История с антитрансгрессионным периметром была лишь самым крупным из нескольких просчетов, которые, при правильной подаче, можно было бы раздуть до неузнаваемости. Если бы на чемпионате что-то случилось, я действительно был тем, кто мог бы превратить это событие в оружие.

Впрочем, вопрос, заставивший меня вздрогнуть и уронить очки был другого толка.

Я работал на Крауча. Да, я не разделял его политических воззрений, мне он не нравился как человек, но я не мог даже представить, что должен буду нанести ему удар в спину.

«Ладно», — повторял я себе, — «об этом думать рано. Еще ничего не случилось».

Однако теперь эта мысль не приносила былого успокоения.

У меня было первое дежурство, так что, когда игра закончилась, я поспешил на пункт сбора. Дальше были два часа посвященные чтению нотаций подвыпившим ирландским болельщикам, некоторые из которых были существенно больше меня.

— Мистер О’Келли, — терпеливо говорил я, — вы же понимаете, что нужду надо справлять в отведенных для этого местах.

Стоявший передо мной огромный детина неловко кивал, дергаясь всем телом и заискивающе улыбался, а мне, если честно, было удивительно, что он до сих пор способен к каким-то осознанным действиям: минуту назад я наблюдал за тем, как он залпом прикончил целую бутылку виски.

К моему удивлению, когда я вернулся в палатку, никто еще не ложился. Мой отец с упоением спорил с Чарли по поводу матча, прочие же так явственно клевали носом, что, казалось, еще немного и им придется уткнуться себе в колени. Действительно, совсем скоро разговоры были закончены, и все разошлись по своим постелям.

Ко мне сон не шел, я не мог перестать вслушиваться в гомон за стенами палатки и размышлять о послании Дамблдора, так что, когда посреди ночи послышался неестественно громкий удар, я сейчас же вскочил, в полной уверенности, что сбылись мои худшие опасения. Честно сказать, все было даже хуже.

Когда я выскочил из палатки, моим глазам предстало ужасающее зрелище: по полю двигалась колонна людей в масках, а в воздухе высоко над ними бились несколько фигур, в которых я узнал магла-смотрителя, распоряжавшегося лагерем, и его семью.

Я почти не застал времен первого возвышения Волан-де-Морта, но в тот момент мне в голову влезли слова: «Пожиратели Смерти».

Мы с отцом и братьями бросились помогать министерским дежурным. Мне удалось оглушить одного из участников парада, однако, когда я подскочил к нему, чтобы сорвать маску, он неожиданно пришел в себя и так огрел меня по носу, что из глаз посыпались искры.

Затем, как будто бы решив, что его битва здесь окончена, он быстро подхватил с земли свою волшебную палочку и бросился к лесу. Я, разумеется, без колебаний последовал за ним. В моей голове, как ни странно, в этот момент крутился вопрос о Крауче и «Пророке», приобретший в свете происходившего, новую остроту. О том, что бросаться в погоню в одиночку может быть опасно, мыслей не было.

Пожиратель Смерти бежал вперед, петляя между деревьями, и, должен с прискорбием заметить, в конце концов я упустил его из виду. Едва это произошло, как послышался громкий хлопок и стало понятно, что дольше преследовать нет нужды.

Я развернулся обратно к лагерю и столкнулся лицом к лицу со своим отцом. Тот, оказывается, все это время шел за мной и был крайне взволнован. Тогда мне, разумеется, казалось, что он зря переживает, но теперь я чувствую только благодарность.

— Ты в своем уме?! — вскричал он, потрясая волшебной палочкой. — Гоняться за Пожирателями Смерти одному… Разве так можно?

Я никак не отреагировал: в тот момент в моих мыслях крутилась только одна фраза: «это случилось, что делать? Что теперь делать?!».

— Что ты думаешь о мистере Крауче? — рассеяно спросил я.

Отец удивился такому вопросу.

— Очевидно, он не очень хороший организатор чемпионатов мира, — попытался пошутить он, однако, мой потерянный вид подсказал ему, что к вопросу стоит отнестись серьезно, и он продолжил. — Крауч высокомерный и своевольный человек, который пойдет на все для увеличения своего влияния. Честно сказать, я не очень рад тому, что ты работаешь с ним…

Мой отец, разумеется, был прав, но проблема была и в том, что теперь Крауч был для меня не каким-то абстрактным деятелем с газетных страниц, он был человеком, педантом и аккуратистом, посвятившим всю жизнь работе, желчным любителем злых шуток.

— Что у тебя вообще за вопросы? — отец заинтересованно взглянул на меня, но быстро понял, что ничего вразумительного добиться не получится.

— Ладно, потом поговорим. Возвращайся…

Неожиданно его взгляд застыл, сосредоточившись на чем-то над моей головой.

Я обернулся. Из-за верхушек деревьев медленно выплывал зеленый череп с высовывающейся изо рта змеей.

Черная Метка. Тогда я видел ее впервые и даже близко не представлял, что она означает.

— Немедленно… — закончил мой отец начатую раньше фразу, его голос оставался спокойным, как если бы не случилось ничего необычного. — Я вернусь, как только найду остальных.

Я кивнул и побрел обратно к лагерю.

Лес обступал меня со всех сторон и, как я ни надеялся, не приносил моим мыслям ясности. Я чувствовал себя загнанным в угол. Международный Совет по Выработке Торговых Стандартов маячил впереди словно раззявленная пасть уродливого чудовища и, похоже оставался только один способ избежать возвращения туда. Это было предательство. За такую важную услугу Фадж наверняка бы перевел меня.

Я прислонился к дереву и бесцельно уставился в пространство.

Мой внутренний взор снова присматривался к метафорическим весам, на одной чаше которых лежали мои принципы, а на другой — моя карьера.

Неожиданно прямо передо мной трансгрессировал полноватый седой волшебник, в котором я с удивлением узнал министра магии, Корнелиуса Фаджа. Он был здесь один.

Это был невероятный шанс, какой выпадает крайне редко и, возможно, это осознание подстегнуло меня, хотя и сейчас я все еще не могу полностью объяснить себе, как я решился на это.

Впрочем, не буду оправдываться. Я сделал свой выбор и никакие слова этот факт изменить не смогут. Это был момент истины и я, наверное, все-таки оказался змеей.

Это такая вещь, которую не хотелось бы узнать про себя.

— Мистер Фадж, — в моем голосе звучала уверенность, которой у меня на самом деле не было и в помине. — Могу я поговорить с вами?

— Что?..

— Произошедшее просто неслыханно. Мистер Крауч попытается это скрыть, так что я хотел бы обсудить с вами…

Фадж остановился и посмотрел на меня уже более внимательно.

— Я видел тебя на матче. — перебил он. — Рыжие волосы… Ты из семейства Уизли?

— Перси Уизли, — представился я.

— И что тебе надо, Перси Уизли? — спросил Фадж, окинув меня бесстрастным взглядом.

Он пытался оценить меня. Разумеется, при таком осмотре ты не хочешь показать, что носишь под сердцем далеко идущие планы. За следующие несколько лет я выучился в таких случаях убедительно отыгрывать идеалиста, но когда я стоял перед Фаджем в том лесу, не сомневаюсь, он видел меня насквозь

— Мистер Фадж, я мог бы тайно обратиться в «Пророк».

— Ты предлагаешь спровоцировать утечку информации?! — в его голосе явственно прозвучало негодование. Слишком явственно. Разумеется, он делал вид, что не понимает, о чем речь.

— Мистер Фадж, я отношусь к вам с огромным уважением, вы бы никогда… Но мистер Крауч уйдет от ответственности, если этого не сделать.

Такая постановка вопроса пришлась ему по душе. Как и многие другие, Фадж хотел создавать впечатление, что находится на стороне добра. Что существенно отличало его от большинства последующих моих знакомых, так это виртуозность, с которой он расширял границы этого понятия, когда того требовала ситуация.

Взгляд Фаджа стал более дружелюбным. Возможно, в тот момент он увидел во мне гибкого карьериста, умного мальчика без гроша в кармане, которому хотелось получить все и который будет верен тому, кто первый бросит ему кость. Возможно, он не сильно ошибался, просто не принял в расчет того, что первую кость я уже получил.

— Мистер Уизли, — сказал Фадж, его голос стал по-дружески теплым, — боюсь мне и впрямь придется просить вас обратиться в «Пророк».

Рита Скитер, самая известная журналистка «Ежедневного Пророка», всегда одевалась кричаще ярко. На ее носу сидели плоские очки, оправа которых была усыпана фальшивыми камушками, а пальцы с ярко красными ногтями при первой же возможности скрывались в зеленой сумочке из крокодиловой кожи и выуживали оттуда стопку пергамента и прыткопишущее перо. Она была словно гончая, вынюхивающая сенсации или бульдог, мертвой хваткой вцепляющийся в каждый двусмысленный тезис. Разговор изматывал жертву морально за три минуты. Позже я стал склоняться к мнению, что это была продуманная тактика: уставший противник мог проговориться о многих секретах.

— Миссис Скитер… — начал я.

— Мисс, — с раздражением перебила она. — Надеюсь, вы не просто потратите мое время.

Дело было на задворках палаточного лагеря, когда большая часть посетителей чемпионата мира уже спокойно посапывала в своих постелях, измотанная всем пережитым.

— Более того. Я разделю информацию на две порции. Вторую вы получите только если не будет накладок с первой.

— Накладок? — она оскалилась. — Интересно, какие могут быть накладки?

— Вы изложите ненужную точку зрения.

В тот момент мне казалось крайне важным набить себе цену. После всех подколок Крауча и моих братьев, а также свалившихся на меня с первого рабочего дня проблем, я чувствовал потребность получить хотя бы немного уважения. Сейчас я бы посмеялся над этим, но в восемнадцать мне было не смешно. К чему я все это? К тому, что практически напрямую заявить ей, что за мной кто-то стоит было неблагоразумно.

— Начинайте, мистер… — ее губы растянулись в широкой улыбке.

Я не назвался, вместо этого я поведал ей о недочетах, допущенных в организации чемпионата, подробно остановившись на роли мистера Крауча. Рассказ оставил ее очень довольной, в этот момент ее можно было бы сравнить с крысой, обнаружившей крайне богатую помойку.

— Прекрасно. Что же, завтра утром вы увидите, — она спрятала исписанные листки в сумочку. — Тогда, думаю, вы не откажетесь прогуляться до «Красного Льва» в обеденный перерыв. Вторая часть жаждет быть рассказанной.

Я кивнул. «Красным Львом» назывался магловский паб на Парламент стрит, достаточно близко от входа в Министерство Магии.

— Разумеется, оставляю за собой право дополнить ваш рассказ другими источниками. — она снова оскалилась. Мне бросилось в глаза, что два зуба у нее были закрыты золотыми коронками.

Рита Скитер удалилась в сторону лагеря и вскоре скрылась среди рядов палаток. Я же направился к лесу, намереваясь немного поплутать там, пока ей не надоест за мной следить. В том, что она будет пытаться выяснить что-нибудь про меня, я не сомневался.

Я снова шел между деревьев, овеваемый влажным ночным туманом. Голова горела, я все еще пытался осмыслить содеянное и нервничал, словно каждая клеточка металась в поисках ответа.

Не помог мне прийти в себя и мистер Крауч собственной персоной, неожиданно появившийся из-за деревьев. Он двигался как-то странно, рывками, как если бы тащил за собой какой-то невидимый груз, что-то в духе невидимого парящего чемодана.

— Уизерби? — Крауч остановился и смерил меня бесстрастным взглядом. — Что ты здесь делаешь?

У меня возникло смутное ощущение, что я случайно подглядел за какой-то тайной. Впрочем, я был слишком поглощен собственными размышлениями чтобы попытаться построить какие-то предположения.

— Вышел пройтись, сэр, — выдавил я.

— Тогда иди дальше.

Разумеется, я не стал больше участвовать в обсуждениях или задавать вопросы: ясно было, что ответа на них мне не получить. Хотелось бы сказать, что за следующие несколько недель я разгадал загадку странного поведения мистера Крауча, но нет, ответ я узнал не раньше, чем остальные. Тогда мне ясно было только то, что это было не задание Министерства: Крауч не взялся бы выполнять его собственноручно — а личные дела, я решил, совершенно не важны. Что же, вы уже знаете, что я серьезно ошибался.

Проходив по лесу еще около двадцати минут, я вернулся в палатку и рухнул на кровать, даже не раздеваясь. Казалось, едва я опустил голову на подушку, как меня уже будил отец.

Мы возвращались первым же порталом. Едва мы приблизились к дому, как нам навстречу выбежала моя мать. Домашние тапочки шлепали по мокрой от росы траве, она была бледна от волнения. В ее руках я заметил утреннюю газету. Очевидно, она уже прочла о произошедшем на чемпионате мира и страшно переживала, что с кем-нибудь из нас что-то случилось.

Мать по очереди обняла каждого из нас, едва не рыдая от облегчения, я же все это время не мог оторвать глаз от газеты. Похожее чувство, наверное, испытывает убийца, находясь в одной комнате со своей жертвой. Я кивал и, наверное, бормотал что-то успокаивающее вместе с отцом, однако сейчас в моей памяти застыла только первая полоса, украшенная фотографией светящегося черепа с высовывающейся изо рта змеей.

Наконец мы все прошли к дому и, рассевшись на кухне, принялись завтракать. Отец развернул газету. Я заглядывал ему через плечо с внутренним содроганием.

В статье все было изложено с моих слов. Звучали обвинения в адрес мистера Крауча, он практически в открытую назывался главным виновником всего произошедшего. Все было гладко, Фадж должен был остаться доволен. От этой мысли живот болезненно скрутило.

— Этого я и опасался, — с тревогой сказал отец. - Кто все это написал? А… Ну разумеется… Рита Скитер…

И тут меня словно прорвало. Я едва удержался, чтобы не начать оправдываться. Мне было ужасно стыдно перед моими родными, ведь я точно знал, что они сказали бы о моем поступке.

— Эта женщина постоянно нападает на министерство! — вскричал я. Кровь прилила к лицу, и я уже не соображал, что говорю. К счастью, слушать моих панических бредней никому не хотелось.

— Перси, сделай милость, заткнись, а? — мой брат Билл едва сдерживал зевоту.

Не представляете, как я был ему благодарен.

— Тут и обо мне есть, — отец тем временем дочитывал статью.

Мое сердце упало.

К счастью, оказалось, что ничего ужасного про него не сообщалось. Просто Рита Скитер, в своей обычной манере, передергивала какие-то его высказывания. Что действительно привлекло мое внимание, так это упоминание неких «слухов о телах, вынесенных из леса». Я сразу же вспомнил странную встречу с Краучем. Впрочем, я по-прежнему был далек от того, чтобы пытаться в этом разобраться.

Наскоро позавтракав, мы с отцом отправились в министерство. После случившегося, там каждый человек был на счету.

На общем собрании в атриуме, министр Фадж заявил, что намерен лично держать ситуацию под контролем, а потом еще долго распинался насчет того, как каждый должен прилагать усилия к тому, чтобы справиться с инцидентом. Все, разумеется, догадывались, что это значит. Крауча подвинут.

Для меня же все пока складывалось удачно. Международный Совет по Выработке Торговых Стандартов отодвинулся с моего горизонта, и я был, как и большинство других свободных сотрудников, назначен в Чрезвычайный Комитет по Урегулированию Жалоб.

Этот комитет занимался, как следует из названия, прежде всего реагированием на жалобы населения, однако все время до обеда я занимался тем, что тушил самопроизвольно воспламенившиеся громовещатели: за утро их уже успели накидать целую гору, несмотря на то, что обращения в такой форме не рассматривались. Огонь свершал свои завоевания, спалив целую стопку великолепной бумаги и мое любимое перо.

Взмокший и слегка измазанный сажей, я отправился в «Красного Льва», чтобы снова встретиться с Ритой Скитер.

— Мистер Уизерби, — ее губы изогнулись в псевдоприветливой улыбке, — как хорошо, что вы пришли.

Я вздрогнул: в прошлую нашу встречу я не назвался. А то, что она называла меня Уизерби говорило только о том, что она, так же, как и я видела мистера Крауча в лесу. Как я и предполагал, она некоторое время следила за мной.

— Как вы узнали? — спросил я, стараясь чтобы мой голос звучал возмущенно.

— У меня свои источники.

Так где она пряталась? Я был уверен, что никого не видел...

— Не смейте упоминать мое имя в своих статьях, — сказал я, — иначе наше сотрудничество будет окончено.

— Сотрудничество? — с деланным недоумением спросила она. — Вы ничего такого не предлагали.

— Возможно, вы еще сможете быть полезной, но, если подведете, в следующий раз найдут кого-нибудь другого.

— Так о ком же вы говорите? — глаза Риты Скитер жадно блеснули.

Я проигнорировал вопрос, вместо этого выложив остаток сведений про огрехи службы безопасности. Кроме этого, я добавил историю про загадочное исчезновение сотрудницы министерства, Берты Джоркинс, которая пропала в Албанских лесах этим летом. Скандал был в том, что никого не было отправлено на ее поиски. В основном это был удар по Бэгмену и Крауча он задевал лишь косвенно. Основная цель этого рассказа была в том, чтобы уверить Риту Скитер, что наше сотрудничество долгосрочное и отбить у нее охоту отступить от обговоренной нами версии. Прыткопишущее перо зафиксировало мои слова.

Когда я вернулся в министерство, оказалось, что меня уже ищут и, неожиданно, посланец был от мистера Крауча. Я наскоро затушил снова затлевший стол и поспешил в его кабинет.

В тот день Крауч выглядел уставшим и как будто рассеянным, однако, когда он заговорил, его тон был по обыкновению язвительным:

— А, Уизерби, проходите. Как вы, возможно, слышали, мне пришлось избавиться от своего домашнего эльфа, а значит настало время вас повысить.

Я взорвался. Я был еще готов терпеть насмешки относительно "Уизерби", но это было уже слишком. Как сейчас помню, я собирался высказать Краучу все, что о нем думаю, несмотря ни на какие соображения приличий, но он перебил меня.

— А если серьезно, — он и правда стал серьезен, с его лица пропала даже обычная насмешка. — Я впечатлен вашими успехами и считаю, что вы могли бы стать моим личным помощником, когда Чрезвычайный Комитет закончит свою работу.

Это было, мягко говоря, серьезное повышение. Я поперхнулся, злость ослабла до терпимого уровня.

— Вы прекрасно справились с организацией, и я был бы более чем рад, если бы согласились на новую должность. — Крауч остановился, немного подумал и, словно про себя, продолжил. — Кроме этого, вы один из немногих людей в отделе, кому я могу доверять.

Едва он произнес эти слова, как все мое раздражение разом испарилось, сменившись чувством вины. Было крайне неловко принимать награду от человека, которого ты предал.

— Подумайте об этом, скажете мне завтра.

Я кивнул и, как можно быстрее выскочил из кабинета: оставаясь там я чувствовал гнетущее неудобство.

В конце концов, я согласился на предложение мистера Крауча и должен был стать его личным помощником сразу после окончания работы Чрезвычайного Комитета.

О моем назначении узнал мистер Фадж и был крайне им заинтересован: иметь своего человека так близко к Краучу было очень и очень желательно. Он собирался приблизить меня к себе, но, прежде чем решиться на такой шаг, не мог не посоветоваться со своим заместителем. Она же, в свою очередь, не могла принять решения, не переговорив со мной лично.

Посему ровно на следующий день, когда всем заинтересованным лицам стало понятно, что я принял предложение Крауча, я получил приглашение на неофициальную беседу.

Что же, мадам заместитель министра была личностью крайне любопытной.

Ее звали Долорес Джейн Амбридж. Думаю, вы много слышали об этой женщине, и о ее многочисленных преступлениях в период возвышения Волан-де-Морта. Однако, во времена всех этих событий, я не смог бы предположить, что ее жизненный путь будет таким. Не поймите меня превратно, я никогда не обманывался на ее счет, просто она казалась человеком, который сможет выплыть из чего угодно. Сказать честно, я очень рад, что ошибся в этом.

Во время нашей первой встречи, Амбридж возглавляла Чрезвычайный Комитет. Как и всегда, она оказывалась там, куда ее приводила злободневная необходимость. Поначалу это вводило меня в ступор, мне казалось, что у заместителя министра есть определенные обязанности, которые невозможно совмещать ни с чем другим, однако, позже я понял: что бы там ни было прописано в законах, настоящая и единственная обязанность Долорес Амбридж заключалась в обеспечении того, чтобы мистер Фадж оставался у власти.

— Мистер Уизли, как хорошо, что вы пришли, присаживайтесь, — ее голосок был сладеньким, с придыханием. Такой тон подошел бы престарелой кокетке, неожиданно решившей, что она все еще молода. Насколько я знаю, к тому моменту Долорес Амбридж все еще не оставляла надежд на замужество, а потому старалась следить за собой.

Каждая вещь в ее кабинете была нарочито девичья: инкрустированный перламутром стол из розового дерева на резных ножках, цветочные обои, кружевные салфетки, расписные тарелки и органайзер в розовой обложке с белыми горошками, обильно надушенный розовым маслом.

Я вежливо поздоровался, сел перед ней и в ожидании на нее уставился. Первый визит в ее кабинет оказал на меня сильное впечатление, и я не мог подобрать подходящих слов.

— Будете чай?

Я отказался, чувствуя, как ком подкатывает к горлу. От запаха роз едва не начинали слезиться глаза, однако, самой хозяйке кабинета он, по-видимому, не причинял никаких неудобств.

— Вы оказали неоценимую помощь, и мистер Фадж этого не забудет. Разумеется, в свое время, — продолжила Амбридж, растягивая губы в улыбке. — Надеюсь, мы можем с вами найти общий язык и продолжить сотрудничество.

— Разумеется. Очень рад, что мистер Фадж выбрал путь гласности, — выдавил я.

До прихода сюда я приготовил несколько фраз. Не думаю, что в тот момент мне удалось бы больше, чем просто следовать заготовке.

— Я восхищаюсь его смелостью. Очень дорогого стоит способность признать неправоту своих сотрудников и привлечь их к справедливой ответственности, — продолжал я.

Как и ожидалось, замечание про «сотрудников» Амбридж понравилось. Я как бы говорил о том, что не считаю Крауча самостоятельной величиной.

— Что же, я надеюсь, вы сообщите, если мистер Крауч будет замечен в каких-либо незаконных действиях. Или если он попросит вас о чем-то выходящем за ваши обязанности.

Я понимал, речь шла о том, что, если Крауч замыслит ответный удар, я должен буду сразу же передать это ей. Желудок заранее сжимался при мысли об этом.

Здесь я должен сделать признание. Знакомство с Долорес Джейн Амбридж я считал до определенного времени большой удачей.

Вы, возможно, озадачены этим заявлением, так что поясню. Причина крайне малодушная и, честно, я сам считаю ее недостойной порядочного человека, но все же, ее пример перед глазами всегда поддерживал меня. Я видел, что есть те, кто гораздо хуже и даже при всех моих дурных поступках я все еще остаюсь хорошим человеком.

Да, было время, когда я много размышлял об этом. Сами понимаете, то, что случилось с мистером Краучем было первым, но далеко не последним из того, о чем я предпочел бы забыть, и в какой-то момент я задумался о том, чем я, при всем этом, отличаюсь от Амбридж. Она предавала и обманывала, чтобы попасть наверх — я, по сути, тоже. Было в то же время и важное отличие, в частности, я всегда четко понимал, что совершаю подлость и не пытался оправдаться нуждой, благой целью, тем что «они сами заслужили» или чем-нибудь в духе «все так поступают».

Вот из-за того, что я четко видел эту разницу, присутствие Долорес Амбридж до поры до времени поддерживало меня и я знал, что для меня еще не все кончено. Утешение, конечно, было слабым, но был момент, когда оно было для меня единственным.

Так или иначе, в 1994 году я еще не задумывался об этом, а просто был, не в лучшую сторону, поражен Амбридж и самим собой. Мое чувство вины усугублялось тем, что последствия предательства, как я думал, были у меня перед глазами каждый день. Мистер Крауч осунулся, словно расплылся, неожиданно в нем не стало ни язвительной веселости, ни былой энергии, он даже не планировал страшной мести для Фаджа и не пытался вычислить причастных к собственному падению.

— Уизерби, возможно, вскоре мне придется уйти в отпуск, а вы должны будете подменить меня в Хогвартсе, — сказал он в один из дней.

Злосчастный чемпионат мира не был единственным крупным событием в тот год, предстоял еще Турнир Трех Волшебников: состязание трех учеников, по одному из каждой из старейших магических академий: Хогвартса, Шармбатона и Дурмстранга. Это тоже было сопряжено с большими организационными проблемами, большинство из которых мне теперь приходилось разрешать на свое усмотрение.

— Вы собираетесь в отпуск, в такое время?

— Не ваше дело. Идите.

— Вы еще должны подписать…

Он, не глядя, подмахнул протянутую бумагу и еще более настойчиво указал мне на дверь.

Утро первого сентября сразу не задалось. Началось все с новостей про взрывающиеся мусорные баки. Грозный Глаз Грюм, заслуженный в прошлом мракоборец, в последнее время был частым героем подобных происшествий и следовавших за ними расследований о злоупотреблениях магией и нарушениях Статута о Секретности. Этот человек привык к тому, что сначала надо колдовать, а уж потом задавать вопросы, и с ослиным упрямством применял эту стратегию в повседневной жизни. Мой отец всегда старался вытащить его из неприятностей, вот и теперь, он сломя голову спешил прибыть на место происшествия, приглаживая волосы одной рукой, а другой пытаясь застегнуть мантию.

Я остался дома лишь немногим дольше и вскоре уже рассматривал свежие выпуски «Ежедневного Пророка», «Чармстрайкера» и «Фейри тейлс» на своем столе. Уже в то время у каждого из этих журналов была своя направленность, которая, насколько я могу судить, сохраняется и по сей день. «Пророк» представлял право-консервативное ежедневное чтиво, более-менее лояльное нынешнему министру. «Чармстрайкер» пытался создавать облик беспристрастности. «Фейри тейлс» был антиправительственен, писал в истерическом тоне и жил на объедках историй из «Чармстрайкера» и «Пророка», которые были слишком малообоснованны для того, чтобы напечатать их там. Он старательно копировал облик дешевого таблоида, но таковым являлся лишь отчасти. Я был не вовсе уверен, зачем Крауч выписывал последний, возможно, хотел знать, о чем пишут противники.

Так или иначе, на обложке «Чармстрайкера» красовались слова «падение Крауча*» и была фотография, изображавшая самого мистера Крауча присевшего на корточки около стены какого-то здания и нервно мусолящего сигарету. Разумеется, речь в статье шла про его обвалившийся рейтинг, а также ставился вопрос о том, кто составит конкуренцию мистеру Фаджу на грядущих выборах. Я не мог остановиться, пока не прочел все до конца. Новым возможным политическим конкурентом министра назывался Альбус Дамблдор. В ретроспективе, мне это казалось чем-то вроде первого намека на последующие события. Впрочем, обо всем по порядку.

Я просто не мог себя заставить положить этот номер «Чармстрайкера» на стол мистеру Краучу, как я делал во все предыдущие дни, так что я попросту затолкал его в свой ящик. Остальные же газеты я доставил на место вместе с графиком на начинавшийся день и оправился вниз, чтобы захватить для мистера Крауча немного магловского кофе.

— Мистер Уизли! — окликнули меня, когда я выходил из здания.

Я сразу же узнал противный голос Риты Скитер и попытался сделать вид, что ничего не заметил. Она, разумеется, не смутилась и просто перегородила мне дорогу.

— Что же вы, мистер Уизли, может быть у вас накопились для меня новые сведения?

Я с раздражением обошел ее и направился к ближайшей кофейне.

— Мистер Уизли, вам действительно стоит меня выслушать, — она снова оказалась передо мной и теперь широко улыбалась.

— С каких пор вы называете меня по имени? — спросил я, делая очередную попытку обойти ее, но в этот раз она ожидала этого и оказалась проворнее, из ее сумочки выскользнуло прыткопишущее перо и навострилось, чтобы конспектировать мои слова.

— Не все ли равно, — она ухмыльнулась. — Лучше расскажите мне, кто попросил вас устроить этот небольшой скандал для мистера Крауча.

Я внимательно посмотрел на нее.

— Разве вам не было понятно, что, когда еще что-нибудь понадобится, я сам свяжусь с вами?

— Ни в коем случае. Но вот, в чем дело, если у меня не будет другого материала, придется подробно остановиться на вашем отце и его постыдной роли в сегодняшнем инциденте.

Я понял, что она говорит о взрывающихся мусорных баках.

— Да-да, мистер Уизли, ваш отец, серьезно проштрафился…

Ее глаза испытующе впились в меня, как будто она почувствовала, что нащупала уязвимое место.

— Что же, если вы хотите, закончить наше сотрудничество, то вы на правильном пути…

— А мистер Крауч? Что он скажет о вашем повышении, если ему станет известно, что это из-за вас его карьера была окончена? — продолжала Рита Скитер, снова растянув ярко накрашенные губы в широкой улыбке. На ее передних зубах оставалось немного красной помады, что создавало впечатление, будто она выпустила горло очередной трепыхающейся жертвы всего какую-то минуту назад.

— Вы правильно заметили, что теперь я личный помощник мистера Крауча. Дайте себе досуг подумать, сколько еще информаторов с подобным положением вы можете найти, — огрызнулся я. Насчет этой последней истории у нее точно не было никаких доказательств. А мусорные бачки? Это звучало как шутка.

— Знаете, вы не очень оправдываете себя как информатор, — Рита Скитер оскалилась. — Однократная сенсация, может быть это все, на что вы годитесь?

— Однократная сенсация? — я немного разозлился. — Где же вы сможете это напечатать… Знаете, не так много людей читает «Фейри тейлс», «Придиру» или, что еще… «Ведьмин Досуг». Сразу за статьей «10 лучших заклинаний для приготовления яиц» — подходящее место для вашего творчества.

Может быть она выглядела оскорбленной, я уже не обращал внимания. Я вошел в кофейню, протолкался к прилавку и едва сдержался, чтобы не накричать на бариста, когда он в третий раз неправильно написал имя мистера Крауча.

* * *

Удачи и хорошего вечера! :)

Статья про моего отца и взрывающиеся мусорные бачки вышла, как и грозилась Рита Скитер, ровно на следующий день. Читая «Пророк», я с удовольствием отметил, что даже ей не удалось раздуть это происшествие в сенсацию. Просто небольшой плевок, обидно, но не смертельно. В то же время история моего предательства пока оставалась нерассказанной. Я просмотрел все бульварные газетенки и ничего не нашел. Это значило, что Рита решила подкопить доказательств. Я не сомневался, что текст уже лежит написанный в ящике ее стола.

Так или иначе, в отделе все шло спокойно, если не считать одного оскорбленного производителя ковров-самолетов (о нем позднее) и пожаловавшую девушку из HR, которая долго пилила мистера Крауча по поводу политики найма. Девушка производила впечатление феи, зажеванной в жернова производственного процесса. Ее нежно-салатовая мантия была идеально новой, а ее каштановые волосы были завиты в аккуратные локоны. Можно сразу было сказать, что она из тех, кто переплачивает за кофе без кофеина вместо того, чтобы пить обычный и разбавляет его миндальным молоком. Голос у нее был певучий, а гласные тянулись, словно в опере.

— Мы уже давно с беспокойством смотрим на ваш отдел. Только взгляните, — она с неожиданной решительностью сунула Краучу под нос круговую диаграмму, — в вашем отделе 88% сотрудников — чистокровные волшебники, — при последних словах она смерила вашего покорного слугу уничижительным взглядом. — Это просто неслыханно! Вам нужно немедленно нанять кого-нибудь из…

— Я не могу брать недостаточно квалифицированных сотрудников, — вяло бубнил Крауч.

— А вот ваш помощник, — она бесцеремонно указала на меня. — Какая у него квалификация? Он только год как закончил Хогвартс…

— Вы видели его экзамены? А резюме? А рекомендации? — холодно спросил Крауч.

Девушка смерила меня недоверчивым, но в большей степени неприязненным взглядом. «Привилегированная мразь», — прочел я в ее глазах. Это было достаточно забавно.

— Мистер Крауч, думаю, нам действительно не помешает немного разбавить коллектив, — осторожно сказал я. — Мистер Лист скоро выходит на пенсию и нам нужно нанять кого-нибудь на его место.

Как ни странно, девушку мое высказывание только сильнее разозлило.

— Возвращайтесь, когда мистер Лист уйдет, — с прежним безразличием сказал ей Крауч, как будто повторял заученные слова.

— Я пришлю вам кандидатов, — процедила она и так сильно хлопнула дверью кабинета, что висевшая на стене картина покачнулась.

Как вы понимаете, наш тогдашний HR ратовал за политику позитивной дискриминации. Я тогда относился к этому с умеренным одобрением, но, посмотрев на кадровую политику времен возвышения Волан-де-Морта, стал склонен более поддерживать эту инициативу.

Кто знает, может быть, если бы люди чаще сталкивались с теми, кто отличается от них, хотя бы по жизненному опыту, они стали бы терпимее к друг другу. Хотя, вероятнее, это был бы очередной цирк.

Крауч не выразил никакого интереса в подборе нового сотрудника. Вместо этого он поручил мне выбрать тех, кто закрывает наибольшее количество критериев, и принести заявки ему. Меня это поручение отчасти порадовало: в нем, казалось, на мгновение проглянул прежний Крауч.

К слову сказать, никого из этих отобранных людей в итоге не взяли, так как неожиданно появилась Айи Арма, послужной список которой был красив как картинка и вызывал у работодателей чувство близкое одновременно к любви и безумию. Впрочем, об этой личности мы поговорим отдельно в свое время.

Оставив меня перекапывать стопки резюме, Крауч отправился в Хогвартс и, как будто ничего не могло пройти нормально, там полыхнул (простите за каламбур) новый инцидент. Кубок Огня, артефакт, занимающийся отбором чемпионов от каждой из трех школ, неожиданно выплюнул четыре имени. Я уже не знал, удивляться мне или нет, но лишним в этой компании счастливчиков был ни кто иной, как знаменитый Гарри Поттер.

Года через два будут писать: «Как же это допустили?!» — но тогда это была просто досадная неожиданность. Даже сам Альбус Дамблдор один момент считал, что это проделки самого Гарри Поттера и его друзей, а уж в министерстве тем более никто ничего не мог предвидеть.

Так или иначе, мистер Крауч разрешил Гарри Поттеру участвовать в турнире, и это не вызвало нареканий ни у кого, кроме директоров конкурирующих школ. Мадам Максим, директор Шармбатона, и мистер Каркаров, директор Дурмстранга, были крайне недовольны тем, что Хогвартсу удалось выставить двух чемпионов и во весь голос кричали о подлоге. Так или иначе, в тот момент никто или почти никто не задался вопросом, с какими опасностями придется столкнуться Гарри Поттеру в продолжение турнира, а также тем, кто мог стоять за этим происшествием. Несмотря на появившуюся в небе чемпионата мира Черную Метку, общественность все еще пребывала в блаженном спокойствии.

Лично меня участие Гарри Поттера волновало лишь постольку-поскольку: я практически в одиночку занимался урегулированием конфликта с представителями Шармбатона и Дурмстранга, ведь мистер Крауч опять игнорировал большую часть своих обязанностей.

— Мистер Уизли, мы требуем немедленного исключения Поттера. В противном случае мы будем вынуждены отозвать наших чемпионов...

— Мадам Делакруа, поймите ваши чемпионы теперь не смогут уехать, контракт кубка нерушим и им в любом случае придется участвовать…

— Подождите, мистер Уизли. Не станете ли вы нас убеждать в том, что случившееся — случайность. По-моему, это провокация.

— Поймите, мистер Криворецкий…

— Я соглашусь с мсье Криворецким, это ни что иное как пговокасьон…

Они проговорили еще примерно тридцать минут, я подождал, пока они закончат.

— Наш отдел принесет вам извинения за этот инцидент, вас это устроит? — спросил я, когда они немного выдохлись.

Они немного подумали, но, по всей видимости, быстро поняли, что ничего другого предложить я не в состоянии.

— Хорошо, мистер Уизли, — веско заметил Криворецкий. — Но учтите, что мы будим очень серьезно обдумывать, ехать ли на турнир в будущем году.

— Да. Шармбатон, весьма вероятно, проигнорирует новый турнир.

Ну что я могу сказать? Хорошо, что следующего турнира пришлось ждать еще пять лет.

Мистеру Краучу с трудом потушенный конфликт казался безразличен. Он все меньше оставался в офисе и перекладывал все больше обязанностей на меня, пока наконец все не пришло к тому, что я занимался почти всем, что должен был делать он.

Отчаявшись хотя бы как-то достучаться до него, я написал сообщение Долорес Амбридж и Корнелиусу Фаджу с просьбой как-то урегулировать этот вопрос (меня беспокоило, что, выполняя обязанности мистера Крауча, я серьезно превышал свои полномочия), но получил в ответ только сообщение в духе «так держать».

Неожиданно свалившиеся обязанности так захватили меня, что не осталось даже времени рассуждать о собственном моральном облике, а то, что я хуже спал, было теперь скорее плюсом.

Потом я узнал, что на первом испытании участникам турнира предстоит столкнуться с драконами, и некоторое время находился в шоке от того, как подобное испытание могло просочиться на турнир. Я написал своему брату Чарли, занимавшемуся драконами, и попросил дать об этом знать Гарри Поттеру, хотя это и было против правил. Тот ответил, что, по всей видимости, все уже успели узнать об этом без него. И действительно, впоследствии Гарри Поттер рассказывал мне, что все четверо чемпионов были осведомлены о драконах задолго до испытания. Если вы спросите меня, это было достаточно иронично.

Рита Скитер, к моему счастью, на время оставила меня в покое и переключилась на публикацию выдумок о личной жизни чемпионов турнира. Выпускать ее из виду, впрочем, было весьма опрометчиво. А я в то время был опрометчив.

Рита Скитер была мастерицей выискивать сенсации, а моя жизнь в определенный момент стала похожа на одну из таких сенсаций. Юркая журналистка накропала про меня сразу две статьи. Одну предполагалось опубликовать в «Фейри тейлс» и она называлась: «Убей короля и да здравствует король: секретарь отравил босса и занял его место?». Вторую она прочила в «Пророк» или «Чармстрайкер» и ее заголовок был сдержаннее: «Тот, кто прикончил производителей метел».

Накал страстей был следствием непомерно разросшейся истории с коврами-самолетами, которые в последнее время стали больным вопросом в отношениях со Средней Азией.

После того, как ковры были признаны магловскими изобретениями, их поставки в Великобританию запретили.

А потом началась свистопляска.

Видите ли, производитель ковров по имени Али Башир имел некоторый вес в правительстве своей родной страны и теперь, с его подачи, они пытались ограничить импорт метел. Это было блестяще исполнено: метлы в быстренько вписали в реестр магловских изобретений и на основании этого их ввоз был запрещен. Несколько иронично, правда?

Соседние страны, а, в особенности, местные производители ковров, теперь пытались перенять эту практику, и производители метел могли того и гляди потерять всю Среднюю Азию.

Все это приводило к тому, что представители «Нимбуса», «Чистомета» и «Кометы» постоянно крутились под дверью офиса мистера Крауча настаивая на немедленном решении этой проблемы, а взъерошенные совы из всех стран мира стучали клювами в окна. Ваш покорный слуга же оказался царем всей этой горы.

Самое печальное во всей этой ситуации было то, что, при всем желании, я не мог ничего сделать. У меня не было полномочий заключать какие-либо соглашения, а мистер Крауч удалился от дел и вообще никак не проявлялся.

Первую неделю я пробегал, пытаясь самостоятельно расшатать жернова Комиссии по Определению Реестра Объектов, Запрещенных для Колдовства.

— Молодой человек, — полная женщина неодобрительно воззрилась на меня поверх очков, — вам же сказано, что комиссия постановила, что ковры являются магловскими изобретениями…

— Необходимо рассмотреть апелляцию по этому вопросу.

Она посмотрела на меня и выдохнула, как будто пытаясь вернуть себе самообладание, хотя искать моральных сил, чтобы не повышать голос требовалось мне.

— Заявление на апелляцию подается в установленном порядке и рассматривается в течение двух месяцев.

— Необходимо рассмотреть заявление в ускоренно…

— Читайте, — она хлопнула по столу каким-то сводом процедур. — Здесь написано про какое-нибудь «ускоренно»? Нет. Вот и не морочьте мне голову.

Я вспомнил про полчища почтовых сов, копошащихся по всему кабинету Крауча, и мне стало плохо.

— Мисс Макфадден, — сдержанно сказал я, но глаза мои, могу поспорить, полыхали не хуже адского пламени. — Вы понимаете, что назревает международный скандал?

— Знаете, не надо мне тут угрожать, — она взглянула на меня с бешенством. — Еще молоко на губах не обсохло, а уже «международные скандалы».

— Принимайте заявление на апелляцию, — сказал я, хотя, вы понимаете, мне стоило большого труда удержаться от каких-нибудь резкостей.

Она с видом большого одолжения приняла мое заявление и положила его в какую-то дальнюю стопку.

— Все? Рассматривается в течение двух месяцев. Идите теперь и не мешайте людям работать.

О нет, вы еще не знаете, как я собирался мешать ей работать. Раз уж она не хотела входить в мое положение, я собирался оставить свою скорбную роль посредника и натравить производителей метел прямо на нее.

Я сообщил представителям «Кометы», «Чистомета» и «Нимбуса», что возникли временные затруднения в работе Комиссии по Составлению Реестра, но заявление на апелляцию подано и рассматривается. Я не сомневался, что вся изначальная идея запретить ковры появилась не просто так. По виду представителей фирм казалось, что они приняли мои слова к сведению.

Основное дело было сделано, теперь надо было подумать о себе: разбирательства по поводу превышения служебных полномочий бывали очень и очень неприятными. В порыве вдохновения я написал письмо мистеру Краучу, честно объяснив, что у меня на руках конфликт, который я не имею права разрешить, я также напомнил ему, что провал будет приписан всему отделу и лично ему. В ответ я получил: «Делайте все, что считаете нужным». С этой в высшей степени странной бумажкой я обратился к Корнелиусу Фаджу, прежде всего, чтобы засвидетельствовать, что я ничего не творю самопроизвольно и получил зеленый свет на то, чтобы откатить решение по поводу ковров обратно.

На следующий день я услышал, как в коридоре Комиссии по Составлению Реестра разносится голос представителя «Чистомета»: мисс Макфадден получала на орехи. Чуть позже в тот же день апелляция была принята к рассмотрению.

Дальше я поднял на уши Международный Совет по Выработке Торговых Стандартов, заставив их подготовить материалы для Комиссии. Это придало мне сил и принесло громадное удовлетворение. Особенно когда мне выдался случай отчитать за плохую работу лично старого знакомого Майлса, дело которого, к слову, все еще рассматривалось.

Потом я, уж не знаю как, сумел убедить Международное Бюро по Магическому Законодательству заняться составлением проекта соглашения по поводу «Защиты производителей традиционных летательных аппаратов».

Я был крайне доволен собой, когда в свет вышел злополучный номер «Пророка» с моим портретом в виде уродливого младенца разламывающего метлы. В статье, естественно, говорилось, что я обманом прибрал отдел к рукам и теперь творю беззакония, а страдают от этого «цвет и слава британской волшебной промышленности» — производители метел.

Это было воспринято весьма негативно.

— Мистер Уизли, вы, кажется, должны были понять, что Министерство не хочет скандалов, — короткий палец Амбридж указал на лежавший перед ней «Пророк».

Утром, едва я прибыл на службу, мне сообщили, что мадам заместитель министра ожидает меня. И теперь я сидел напротив нее в ее розовом кружавчатом кабинете.

— Эта проблема уже решена, — твердо сказал я. — Через пару дней это не будет иметь никакого значения.

Она с сомнением посмотрела на меня, но, заметив, что я совершенно спокоен, немного смягчилась. Впрочем, когда она снова заговорила, ее голос был холоден, видимо, ей казалось, что немного профилактики не помешает.

— На следующей неделе министр собирается провести пресс-конференцию. Надеюсь, на ней не будет вопросов про метлы.

— Разумеется нет, вопрос ре…

С крошечным смешком, она подняла руку, показывая, что еще не закончила. Ее жабьи глаза впились в меня, как будто говорили: «Лучше бы тебе это запомнить».

— Вам позволили взять на себя обязанности мистера Крауча не просто так, мистер Уизли. Если из-за вас возникнет впечатление, что министр не справляется с ситуацией, нам придется с вами попрощаться.

Я хотел что-то еще сказать, но она снова подняла руку, издав такой же жеманный смешок, и указала мне на дверь.

Хотя я и знал, что на данный момент меня упрекнуть не в чем, этот разговор, как Амбридж того и добивалась, оставил неприятный осадок. Некоторое время я буквально кожей чувствовал неуверенность и старался перепроверять все, что делаю, по нескольку раз.

После выхода статьи к осаждавшим кабинет мистера Крауча иностранным совам добавились письма с угрозами лично мне. Некоторые были весьма забавными.

Поганые выродки! Не знаю, кому вы продались, но загубить индустрию вам не дадут. Жаль, что отменили смертные казни!

Мистер Уизли, пивоваренный завод моего мужа закрылся три года назад, и теперь я знаю, из-за кого!

Половину этих писем, к слову, по ошибке получил мой отец. Его, как и меня, они скорее развеселили. Впрочем, моя мать выразила обеспокоенность по поводу моей службы, и мне пришлось разубеждать ее, долго объясняя странную ситуацию и то, что, фактически, вся история представляет собой феерический пример того, как производители метел заколдовали собственную ногу. То есть, вы понимаете? Они сначала пролоббировали запрет ковров, а потом от этого же и пострадали.

Если вы думаете, что на этом история закончилась, то вы ошибаетесь. Это было не совсем так.

В ночь на 24 декабря, на улице уже стемнело. Мокрый снег лежал хлопьями на каменных тротуарах, увенчивал бронзовые головы статуй белыми коронами. Я сидел за своим столом в гордом одиночестве. Было тихо, все давно были дома, а некоторые и вовсе уехали к семье на праздники. Я же пытался вникнуть в хитросплетения Трансильванского дуэльного кодекса. Эта вещь как будто специально писалась так, чтобы каждое следующее предложение противоречило предыдущему.

Когда я с грехом пополам продрался через введение, пришел громовещатель. Я не знаю, почему, но он начал выкрикивать послание, едва только коснувшись моего стола, я даже не успел к нему притронуться.

— Мистер Уизли, вы поганая свинья!

Начало было многообещающим.

— Вы обещали урегулировать вопрос с коврами, и вот меня, мать вашу, ловят на границе словно какого-то контрабандиста! Сын продажной собаки! Пусть черви сожрут твой труп, после того, как тысяча коров утопит его в своих испражнениях. Ублюдочная сволочь!

Ну и примерно так продолжалось еще минут пять. Моя настольная лампа содрогалась от звуков этого голоса, а я пассивно следил за ее колебаниями.

По окончании послания стало более-менее понятно, что автором был все тот же злополучный Али Башир, по всей видимости, решивший ввезти немного своих ковров-самолетов к Рождеству, наплевав на то, что, хотя соглашения и были подписаны, новые процедуры еще не вступили в силу.

Первым моим порывом было отправить самому Али Баширу точно такой же громовещатель, но я сдержался. Потом я подумал, стоило ли предпринять что-нибудь конструктивное по этому поводу, и меня, разумеется, одолела апатия: была ночь, уже завтра наступало Рождество и, строго говоря, я даже не должен был сейчас быть на рабочем месте. К тому же, я не обязан был урегулировать какие-то личные проблемы Али Башира. Так что я ничего не делал, просто подошел к окну и смотрел, как падают снежинки за окном.

В который раз я думал о том, что, когда я поступал на работу в министерство, я ждал совершенно другого. Потом мне пришло в голову, что это общая черта всех ожиданий.

Рождество мне, неожиданно, предстояло провести в Хогвартсе, в качестве замены мистеру Краучу, а после, я должен был выступить в роли судьи на втором испытании Турнира Трех Волшебников, впрочем, обо всем по порядку.

Хогвартс искрился снежным серебром в честь Рождества. С лестничных перил и потолков свисали витые нетающие сосульки, ступеньки были усыпаны сверкающими звездами, рыцарские доспехи и портреты распевали гимны, а в Большом Зале, как и всегда, стояли три увешанные блестящими игрушками высоченные ели, которые лесничий Хагрид подготавливал специально к празднику. Отличие состояло в том, что теперь четыре факультетских стола были убраны и заменены на множество столиков поменьше. На прежнем месте оставался только преподавательский стол, который теперь должны были занимать чемпионы, их пары, директора школ и судьи. Я оказался рядом с Гарри Поттером, и в другое время был бы рад поболтать с ним, но теперь сам себе казался несколько заторможенным. Я ужасно не выспался, и в моих мыслях вертелись летучие ковры, ругающийся страшными словами Али Башир и десяток бледных Трансильванцев, размахивающих волшебными палочками, а также мистер Крауч, почему-то пытающийся спрятаться от всех них под одеялом.

Так или иначе, в моей голове засело твердое убеждение, что непременно надо что-нибудь сказать, а дальше все пошло на автопилоте и по самому худшему сценарию. Мой вам совет: приходя на какой-нибудь бал, приготовьте тему для беседы, помимо работы. Помните, что, даже если у вас нет личной жизни, люди не должны об этом знать.

— Меня повысили, — сказал я, изображая бодрость, когда Гарри Поттер сел рядом. — Я назначен личным помощником мистера Крауча и представляю его на вашем балу.

— А почему мистер Крауч сам не пришел?

Он не знал, но этот вопрос задавать не следовало. Вы понимаете, эта тема стала несколько наболевшей в последнее время, особенно после истории с коврами.

— Боюсь, мистер Крауч болен и болен серьезно…

Дальше я распинался минут пятнадцать, то есть ровно то время, которое понадобилось мне, чтобы заметить, что меня уже никто не слушает. Так бывает, когда хочется поговорить, а в голове ни одной идеи.

Потом были какие-то танцы, а я в одиночестве сидел за столом, сонно рассуждая о том, что тебе делать, когда ты слишком стар для учеников и слишком молод для преподавателей.

Может быть, я задремал, так как, когда я снова обратил внимание на происходящее, мой брат Рон, сидевший вместе с Гарри Поттером у стеночки, о чем-то говорил с Виктором Крамом, чемпионом Дурмстранга и всемирно известным ловцом, игравшим за сборную Болгарии. Я встал и подошел к ним.

— Прекрасно! Что, Рон, вы уже с Виктором Крамом друзья? Это и была наша цель — создать международное содружество волшебников.

Вспоминая это, я иногда напоминаю сам себе престарелого пьяного дядюшку.

Вскоре я вышел во двор и, к собственному удивлению, увидел крупного жука прямо на заснеженной статуе. В каком-то отупении я разглядывал его минут десять. Потом я попытался прогуляться, но в каждых кустах натыкался на целующиеся парочки.

Это заставило меня переосмыслить свою жизнь. Дальше, я помню, я одолжил где-то бумагу и перо и настрочил послание для Пенелопы Кристал, девушки, с которой я встречался в школе. Потом я очень долго искал сову, пока профессор Макгонагл не сжалилась надо мной и не отобрала письмо, заявив, что сама его отправит. К ее чести, она, с весьма строгим видом презентовала мне его за завтраком на следующее утро, когда я хорошенько выспался.

— Мистер Уизли, вам стоит вести себя осмотрительней, — в глазах профессора Макгонагл была легчайшая насмешка, и я понял, в чем было дело, когда прочел собственное вечернее сочинение.

«Дорогая Пенелопа,

Я тут подумал, ты просто супер. Я не помню, почему мы расстались, но это точно была твоя вина, и я готов тебя простить.

Перси Уизли»

Ну что вам сказать? Я точно помню, почему мы расстались с Пенелопой Кристал. Она переехала в Австралию. Ночью это как-то ускользнуло от моего внимания.

Детали соглашения с трансильванцами все еще выяснялись, но я был благодарен судьбе хотя бы за то, что все время до Второго Испытания обошлось без серьезных кризисов. Впрочем, моя благодарность оказалась преждевременной, так как по количеству проблем эта история в итоге оказалась худшей из начального периода моей карьеры, но к этому мы еще вернемся. Рита Скитер по-прежнему крутилась вокруг и что-то вынюхивала, но это уже становилось привычным.

День Второго Испытания выдался солнечным, но холодным. Над Черным озером разгуливал ветер, и люди на трибунах кутались в шарфы и втягивали головы в плечи. Я, что бы это ни значило, должен был судить это испытание. Когда я сказал, что даже близко не являюсь никаким экспертом по нырянию в пруд — или что там чемпионы должны были делать — Людо Бэгмен беззаботно рассмеялся и пообещал, что я непременно разберусь в процессе. Дальше все устроились поудобнее и стали ждать: одного из чемпионов, Гарри Поттера, все еще не было. Дошло даже до того, что мадам Максим и мистер Каркаров, рассудив, что, раз я новый из судей, то на меня будет легче повлиять, стали настойчиво требовать у меня его дисквалификации.

— Мистер Поттер опоздал, он получает больше времени на подготовку, пока наши чемпионы дрожат на этом ветру.

— Мы обязательно будем жаловаться на проведение турнира, — не отставал Каркаров. — Мистер Уизли, правильно? Я обязательно напишу вашему начальству.

Я огляделся в поисках Людо Бэгмена, но он как сквозь землю провалился. Это, наверное, был его особый дар — всегда исчезать ровно в тот момент, когда начинаются проблемы. Дамблдора никто ни о чем не спрашивал, и он доброжелательно следил за мной из-за стекол своих очков-половинок.

— Так что, мистер Уизли? Будут какие-нибудь действия?

Я помолчал, в тщетной надежде, что все это решится как-нибудь само.

— Мистер Уизли, следующим нашим шагом будут обвинения в сговоре с директором Хогвартса...

Дамблдор по-прежнему улыбался с таким видом, как будто сказанное не имеет к нему ни малейшего отношения.

— Продажные судьишки! — бушевал Каркаров.

— Вы будете ждать Поттера даже если он не появится? — не отставала мадам Максим.

И вот в этот момент наконец появился запыхавшийся Гарри Поттер.

— Где ты был? Испытание вот-вот начнется, — я не мог удержаться от упрека.

— Ну-ну, Перси, дай ему хотя бы отдышаться, — неожиданно рядом с судейским столом возник Людо Бэгмен. Я мог бы поклясться, что секунду назад его там не было.

Чемпионы погрузились в озеро и всем оставалось только ждать их возвращения. Я же, пока они плавают, собирался, наконец, прояснить для себя суть испытания. И вот это стало для меня неприятным сюрпризом.

— О, на дне спрятан близкий человек каждого из чемпионов, — беззаботно объяснил мне Бэгмен.

— Что-что? — ужаснулся я. — Что значит «спрятан»?

— Дамблдор заколдовал их как-то, я не знаю, суть в том, что каждый из участников должен вытащить кого-нибудь из них.

— Но это безопасно, правда?

— Да, разумеется, не волнуйся, с твоим братом ничего не случится…

— Что?.. — спросил было я, но в этот момент две русалки подняли из воды Флер Делакур, чемпиона Шармбатона. Девушка была бледна и, казалось, не дышала вовсе. Ее мокрые волосы прилипли к исцарапанному лицу, в них запутались водоросли.

Разумеется, испытание было совершенно безопасно.

Поднялась суматоха, мадам Помфри подскочила к Флер Делакур, помогла откашляться, Дамблдор же тем временем слушал рассказ русалок о случившемся.

Я не знал языка подводного народа, но одно слово разобрал весьма четко. Гриндиллоу.

Знаете ли, нырять в глубокое озеро, кишащее этими тварями, в самом лучшем случае можно назвать неосторожным поступком, а уж когда требуется нести на себе еще и вес другого… В который раз я задавался вопросом, кто вообще это организовывал.

Флер Делакур сидела, кутаясь в пуховое полотенце, вид у нее был весьма несчастный.

— Габриэль. Кто теперь вытащит мою сестру? — спросила она у Бэгмена.

— Не волнуйтесь, с ней все будет в порядке, — отозвался тот.

Мне тоже стоило больших трудов не поддаваться панике. Даже если забыть про гриндиллоу, вода была не теплее двух-трех градусов. Ну, скажем, за час ничего критического не могло случиться, но час то уже почти истек…

Первым вынырнул Седрик Диггори, бывший вторым чемпионом Хогвартса, затем появился Виктор Крам, чемпион Дурмстранга, моего брата вместе с Гарри Поттером все еще не было видно, как не было видно и сестры Флер Делакур.

— Да-а… — с некоторым волнением протянул Бэгмен. — Что-то долго их нет.

Он нервно прошелся по помосту туда-сюда.

Для меня же это был сигнал, что все идет совсем-совсем не по плану. Если даже Бэгмен начал переживать, это значило, что более реалистически настроенным людям уже давно пора было паниковать.

Кровь отхлынула от моего лица, и я бросился к Дамблдору, пытаясь выяснить у него, как планируется вытаскивать людей из воды, если русалки помочь не смогут.

— Да, — Дамблдор теперь стал серьезен, и это напугало меня еще больше. — Нужно немедленно…

В этот момент Бэгмен испустил торжествующий вопль, показывая куда-то в середину озера. Присмотревшись, я, действительно, заметил троих людей, медленно, но верно приближающихся к берегу.

Не помня себя, я прошлепал по воде прямо к ним, помог подняться и потащил своего брата Рона к берегу. У меня было четкое ощущение, что я смогу вздохнуть спокойно, только когда он снова будет крепко стоять на твердой земле. Подбежавшие сразу за мной Бэгмен и Дамблдор взяли под руки Гарри Поттера, а Флер Делакур, чуть ли не рыдая, обнимала свою сестренку.

— Да отвяжись ты, — бурчал Рон.

Я поставил его перед собой и внимательно осмотрел. На первый взгляд с ним все было хорошо, так что я немного успокоился. Подошла мадам Помфри, дала Рону полотенце и согревающего отвара, а потом поспешила заняться ранами Флер.

— С тобой точно все нормально? — с нажимом спросил я. — Не переохладился?

— Ты прям как наша матушка, — хмыкнул Рон, вытряхивая воду из уха. — Как будто Дамблдор позволил бы кому-нибудь утонуть.

И тогда я почувствовал себя немного глупо, ведь, действительно, директор Хогвартса не допустил бы, чтобы кто-нибудь серьезно пострадал.

Я был не единственным, кто переволновался из-за испытания. Гарри Поттер, как выяснилось, добрался до пленников первым, но оставался на дне дольше всех, чтобы удостовериться, что ни с кем ничего не случится. Я был восхищен его поступком и так рьяно настаивал, что он заслуживает за это задание высшей оценки, что даже мадам Максим, не говоря уже о Бэгмене и Дамблдоре, была вынуждена со мной согласиться. Каркаров, впрочем, остался непреклонен и поставил всего лишь пять очков из десяти.

Все были счастливы, что испытание завершилось, и поспешили обратно в замок, я же обратил взгляд на судейский стол и увидел знакомого мне по Святочному балу жука. Он ползал по строчкам судейских заключений, и на какой-то момент мне даже показалось, что он читает. Скажу я вам, это был далеко не бред, но об этом после.

Впрочем, волноваться о загадочном жуке мне не пришлось еще долго: трансильванский дуэльный кодекс начисто выветрил у меня из головы все прочие проблемы.

Трансильвания* — место весьма неспокойное. Маги разделены на несколько враждующих кланов, которые в редких случаях объединяются, чтобы урезонить местных вампиров. Как мне объяснил мистер Влад Антонеску, дипломат, приехавший улаживать вопрос с дуэльным кодексом, сейчас времена цивилизованные и, цитирую:

— Чтоб теперь целый клан вырезали — это редкость.

Так вот, этот дуэльный кодекс был введен как раз, чтобы достичь этих самых цивилизованных времен. Теперь войны кланов представляли из себя череду поединков один на один, и стало спокойнее.

Вопросы же возникали в том случае, когда какой-нибудь трансильванский волшебник переезжал в Британию, а те, кому он наступил на хвост на родине, не хотели отпускать его без расплаты.

Тогда поединки случались на британской территории, и, так как они довольно часто заканчивались смертью одного из противников, мракоборцы реагировали на них весьма однозначно. Только за последние три года в Азкабан отправилось двое уважаемых членов Трансильванского общества, и возвращены домой они были только после мучительно долгих переговоров. Теперь моей задачей было заставить трансильванцев признать запрет дуэлей, но это тянулось вязко. Хотя Консилиул одобрил работу над соглашением, большинство трансильванских магов считало, что на трансильванцев распространяются трансильванские законы, где бы они ни находились.

— Это же очень важно. Никто не должен избежать наказания, — втолковывал мне мистер Антонеску.

— Лучше, если такие вопросы будут решаться в рамках закона с нашим отделом Обеспечения Магического Правопорядка…

— Ваш отдел ни понимает наших законов, — отмахнулся он.

— Разумеется, нет, — кивнул я. — Но давайте уважать друг друга. Мы, со своей стороны, сделаем все, что в наших силах, чтобы обеспечить правосудие, а вы, со своей, должны понять, что мы не будем делать исключений в правоприменении на своей территории.

У меня, разумеется, был наготове проект соглашения, который я и выложил перед ним.

Мистер Антонеску смерил меня недовольным взглядом, по его лицу становилось понятно, что он непременно ждет подвоха.

Переговоры должны были быть продолжены на следующий день, а пока я устало откинулся на стуле и пытался продумать дальнейшие действия. Вы понимаете, в международном соглашении должна была стоять моя подпись, которая, на самом деле, не имела юридической силы. Я уже обсуждал этот вопрос с Фаджем, но тот сказал только что-то в духе: «И так сойдет», — и снабдил меня очередным листком бумаги. Это беспокоило меня, однако, задерживать работу отдела из-за своих сомнений мне не хотелось.

Следующая неделя была посвящена вопросам в духе:

— А почему личное оскорбление не считается достаточной причиной?

И мне приходилось обращаться в Международное Бюро по Магическому Законодательству, где моя прежняя начальница, Магда Макгориан, уже начинала на меня косо посматривать. На следующий день я приносил юридическое обоснование, и мистер Антонеску, прочитав бумаги и смерив меня неприязненным взглядом, задавал следующий подобный вопрос.

Наконец, 1 апреля должно было состояться торжественное подписание.

Утром я, ничего не подозревая, собирался подготовить все для этого знаменательного события, но вместо этого наткнулся в приемной на Нимфадору Тонкс, мракоборца. Эта девушка была метаморфом и умела изменять облик по собственному желанию, а значит единственная во всем министерстве могла позволить себе безумный внешний вид: ее волосы были выкрашены в ярко-розовый цвет, а вместо официальной черной мантии она носила магловкую толстовку с кислотным рисунком. Еще она, по какой-то причине, не переносила, когда ее называли по имени. Сейчас меня, впрочем, занимало не это, а принесенные ей новости.

— Мистер Антонеску, румын… Он убит сегодня утром.

— Как это убит? — оцепенело спросил я.

— Думаю, была дуэль, — с увлечением начала рассказывать та. — Похоже на убивающее заклятие… Нужно еще дождаться результатов экспертизы…

— И что теперь, Мерлин подери, делать? — растерянно оглядываясь по сторонам, спросил я.

Очевидно, подписание соглашения теперь откладывалось на неопределенный срок.

— Может быть нужна помощь с чем-нибудь? — участливо спросила Тонкс.

Я покачал головой: мне и самому было не ясно, что предпринять, куда уж координировать помощников.

Впрочем, в растерянности мне пришлось пребывать не долго, ибо появились другие, куда более сильные, эмоции. Когда я вошел в кабинет мистера Крауча, на его столе лежала записка:

«Мистер Уизли,

Ваше соглашение — это оскорбление всех благородных волшебников Трансильвании. Почту за честь уладить сложившуюся ситуацию сегодня на закате в Баттерси парке.

Искренне ваш»

— Тонкс! — громко сказал я.

Тогдашнему мне хватило разума не встревать в какие-то ненужные поединки непонятно с кем. Однако, как говорится, ты может и хорошо подумал, но бывают вопросы, на которые все ответы неправильные.

— Что? — переспросила Тонкс, которая, как я и надеялся, еще не ушла.

— Есть предположение, по поводу убийцы.

Она влетела в кабинет, едва не сбив по дороге стул, и вцепилась в протянутую записку.

— Ого… — ее голос понизился до шепота. — Думаешь, это он? Думаешь, он будет там?

— А зачем еще он стал бы это присылать? Есть свободные люди?

Она энергично закивала и выскочила из кабинета, таки своротив по дороге стул.

Я рассеяно поднял его и еще раз перечитал записку. В то время, все это было слишком странно для меня, и поэтому я не только не был испуган, но даже не волновался. Да, про дуэли я знал, но они были для меня чем-то вроде магических упражнений и никак не пересекались с реальной возможностью умереть на месте. В Трансильвании были другие представления.

Алые лучи закатного солнца плясали на крыше витой беседки и листьях окружавших ее деревьев. Я прошелся по аккуратно подстриженной траве, размышляя о том, в каком мире надо жить, чтобы назначить магическую дуэль в Баттерси парке**. То есть, было время, когда это было достаточно глухое место, но теперь парк был крайне популярен.

Я достал палочку и, обведя широкий круг, произнес маглоотталкивающее заклинание. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь случайно попал под огонь.

Разумеется, я был не один: мракоборцы Тонкс и Сэвидж под прикрытием дезиллюминационных чар тоже были где-то поблизости.

Я остановился возле беседки и принялся ждать. Как я уже говорил, я был совершенно спокоен, прежде всего из-за того, что не осознавал полностью, с чем мне пришлось столкнуться. Например, мне в голову не приходило то, что, хотя я был довольно неплох в тренировочных дуэлях, опыта реальных сражений у меня не было никакого, в то время как в Трансильвании благородные волшебные кланы проводили все время в стычках друг с другом.

— Может кто-нибудь пойдет вместо тебя под оборотным зельем? — с сомнением спросил Сэвидж, когда я несколько ранее встретился с ним и Тонкс в Управлении Мракоборцев.

Я тогда с негодованием отказался.

— Ну смотри, — нахмурившись, протянул Сэвидж. — Эти румыны порой бывают пострашнее Пожирателей Смерти.

Итак, я стоял перед беседкой в Баттерси парке, приготовив, на всякий случай, волшебную палочку, когда, наконец, послышался громкий хлопок, и прямо передо мной из воздуха соткался старомодно одетый молодой человек. На нем был серый фрак, который он, впрочем, почти сразу же скинул, оставшись только в рубахе и жилете из узорчатого шелка. Бросалось в глаза, что волшебная палочка, в отличие от всего остального костюма, имела вид потертый и затасканный. Мы, должно быть, составляли любопытный контраст: он со своим фраком и жилетом, и я в поношенном магловском пиджаке.

— Траян Паладе, к вашим услугам, — молодой человек учтиво поклонился. К слову, он говорил почти без акцента.

— Перси Уизли, — отозвался я.

Было видно, что он ждет, когда я тоже поклонюсь, а мне, в целом, не хотелось этого делать. Не очень люблю, когда мне навязывают свои правила. Вместо этого я спросил:

— Мистер Паладе, вы понимаете, что дуэли запрещены? Хотя вы действовали в соответствии с законами Трансильвании, здесь вас будут судить за умышленное убийство.

Этого, кстати, говорить не стоило. Объяснение, что дуэли запрещены, было для него все равно, что обвинение в трусости. Я же, со своей стороны, считал, что должен предупредить его о последствиях.

— Мистер Уизли, — со злостью процедил Траян Паладе. — Я пришел требовать долг чести, а вовсе не слушать ваши разговоры. Доставайте свою волшебную палочку и приготовьтесь защищаться.

Это заявление вывело меня из себя. Этот аристократишка приезжает сюда, убивает дипломата, а потом приходит требовать какой-то долг чести с меня? Просто немыслимо.

— Я не обязан… — со злостью в голосе начал я, и эти слова чуть было не стали для меня последними.

Струя зеленого огня прошла всего в паре миллиметров. Скажу честно, меня это больше удивило и разозлило, нежели испугало. В груди поднялось лихорадочное возбуждение. С моей палочки сорвалось оглушающее заклинание, а еще через мгновение снова пришлось увернуться от зеленого огня. Потом все закончилось, так же внезапно, как и началось. Остановившись, я огляделся вокруг.

Мистер Паладе растянулся на земле, и к нему, с палочкой наготове, спешил Сэвидж. Рядом со мной воздух стек вниз, блестя, словно зеркало, и открыл глазам фигуру взволнованной Тонкс.

— Убивающее заклятье, — констатировала она. — Это будет быстрый процесс.

— Вы не хотите привлечь его за убийство? — спросил я. Мой голос все еще дрожал от возбуждения, а сердце скакало в груди как бешеное.

— Нет смысла, — бросил издалека Сэвидж. — Все равно его переправят обратно на родину месяца через два.

— Просто невероятно, — заметил я. От этой вывернутой логики у меня просто вскипала кровь.

Сэвидж забрал палочку мистера Паладе и теперь держал его под прицелом своей собственной. Тот уже пришел в себя и осматривал стоящих вокруг с напускным спокойствием. Потом его взгляд остановился на мне.

— Вы, мистер Уизли, проявили чудовищное неуважение. И, поверьте мне, долг еще придется уплатить, — в его глазах, на мгновение выдав его истинные чувства, полыхнула ярость.

Сэвидж и Тонкс взяли мистера Паладе под руки — последней он предложил руку так, словно приглашал на танец — и трансгрессировали.

Я постоял еще немного, подождав, пока сердце перестанет прыгать как сумасшедшее, а потом отправился домой. Мои мысли затапливал гнев. То есть, этот мистер Паладе еще имел наглость что-то от меня требовать? У меня были четкие соображения, куда он может пойти со своими претензиями.

Взволнованная мать встретила меня на пороге: у нас в гостиной уже достаточно давно висели часы, которые показывали состояние каждого из членов семьи, и она, скорее всего, застала тот краткий миг, когда моя стрелка показывала на «смертельную опасность».

Я примерно описал ей случившееся, опустив эпизод с убивающим заклятием, и заявил, что все благополучно закончилось. В этом, к слову, было сложно сильнее ошибиться, и, в отличие от меня, мой брат Чарли, изучавший драконов в Румынии и еще не уехавший после праздников, хорошо это понимал.

— Что ты сделал? — с ужасом переспросил он.

— Сделал так, чтобы его арестовали, — с раздражением повторил я.

Впоследствии Чарли говорил, что в тот момент я напомнил ему одного из его коллег, любившего дразнить драконов. Этот коллега, к слову, уже умер.

* Трансильвания — княжество, расположенное на территории современной Румынии. У Роулинг оно упоминается отдельно, так что я предполагаю, что в магическом мире эта область имеет свои особенности.

** Баттерси парк разбит на территории Баттерси филдс, которые действительно были популярным местом для дуэлей в начале XIX века.

Я в раздражении мерил шагами кабинет мистера Крауча. Моя левая рука висела на перевязи и была прижата к груди. Бинты уже пропитались кровью, но я не обращал на это внимания.

Что сказать, эта неделя выдалась крайне неудачной. Начать с того, что я свел малоприятное знакомство с Титу Паладе, троюродным кузеном моего старого знакомого Траяна Паладе.

Он встретил меня поздно вечером посреди Чаринг-Кросс-Роуд, когда я вздумал немного пройтись после работы. Разумеется, улица была оживленная, и вокруг сновали спешащие по своим делам маглы, и, пока я сомневался, стоит ли доставать палочку, он успел полоснуть меня по руке каким-то странным заклинанием, раны от которого заживали очень долго и жутко болели. Потом он прокричал мне что-то по-румынски, но ответом ему, надо думать, был только хлопок моей трансгрессии.

— Мистер Сэвидж! — крикнул я. Можно было бы, конечно, просто выйти в приемную, но мне не хотелось. — Какого Мерлина я должен сидеть здесь?

Сэвидж со скучающим видом появился на пороге. В руках у него был сложенный номер «Ежедневного Пророка» и карандаш, которым он, по-видимому, вписывал слова в кроссворд.

— Потому что меня приставили к тебе, а мне не хочется бегать по всему зданию.

— И зачем?

— Министерство не может позволить себе инцидентов с участием маглов. Кроме этого, насколько я понимаю, если тебя таки убьют, это будет знатный скандал.

— У меня встреча со специалистом по законодательству.

— Я об этом осведомлен, — язвительно отозвался Сэвидж. — Мистер Сангвини придет сюда, — он повернулся, чтобы выйти. — И, сделай одолжение, перестань совать голову в петлю.

Ситуация с трансильванцами меня ужасно злила. Я совершенно не понимал, почему я должен был следовать каким-то их дуэльным кодексам. Злость, надо думать, полностью отключила мой инстинкт самосохранения, так как никакого желания поберечься и, например, не прогуливаться в одиночестве по магловским улицам, у меня не было. Честно говоря, все шансы были за то, что мой жизненный путь где-нибудь здесь и закончится.

В дверь постучали, и на пороге возник бледный и изможденный Эмиль Сангвини собственной персоной. Едва войдя, он резко остановился, будто споткнулся. Глаза на мгновение метнулись к моей раненой руке.

— Дерьмо, — высказался он. Его пальцы полезли во внутренний карман пиджака, болтавшегося на нем, как на вешалке, вернулись с начатой бутылкой, после чего он приложился к горлышку, запрокинув голову назад.

— Мистер Эмиль Сангвини? — с сомнением спросил я. Посетитель не выглядел как кто-нибудь, кто мог бы консультировать, скорее, как тот, кому не помешала бы консультация определенного рода.

Он слегка кивнул, не отрываясь от бутылки. Я наконец рассмотрел этикетку. На ней была изображена красно-белая мишень, и черными буквами было выведено «Мухоморовый Абсент».

Сангвини тем временем закончил с бутылкой, и, уже пустую, поставил ее на стол.

— Вы эксперт по румынскому и трансильванскому законодательству? — с недоверием спросил я, наблюдая за тем, как он подошел к серванту и взял два бокала.

— Именно, — Сангвини плюхнулся на стул, вытянул из кармана еще одну такую же бутылку и поставил на стол. — Будете? — он налил по немногу изумрудной жидкости в каждый из бокалов.

Я заметил, что зрачки Сангвини теперь были теперь неестественно расширенными, и поспешно отказался. Его мой отказ не обескуражил, и он, пожав плечами, стукнул бокалом о бокал, а затем последовательно осушил один за другим. Я с некоторой оторопью следил за этими манипуляциями.

— Итак, — он налил себе еще и внимательно посмотрел на меня. — Вы уже поняли, что серьезно вляпались?

— Пожалуй, — протянул я.

— А вот и нет, — он слегка усмехнулся, обнажив удлиненные клыки.

Эмиль Сангвини был одним из так называемых адаптированных вампиров. Как я узнал позднее, из всего разнообразия кушаний, существующих на свете, он признавал только две вещи: алкоголь и кровь. Кровь, к слову, обычно была коровьей и цивилизованно приобреталась у знакомого мясника, хотя минимум раз в полгода он вламывался в какой-нибудь магловский донорский пункт и выносил оттуда все подчистую.

— Вам знакома концепция кровной мести? — продолжал он.

— Разумеется, — вот теперь у меня появилось действительно плохое предчувствие.

— Убивают члена одного рода, потом убивают члена рода убийцы, не обязательно его самого, и так далее. Вы сирота? Нет? Тем хуже.

— Давайте по делу, — вспылил я.

Сангвини отпил из бокала и продолжил:

— Хорошо, что вы не убили ни одного из них. Иначе действительно была бы клановая война. Пока есть шанс, что до этого не дойдет. Плохо, правда, что у вас чистокровная семья: они считают вас равными… Да! Ни в коем случае не убивайте никого из них. Еще вам не следует встречаться с членами клана Антонеску. У них вендетта с кланом Паладе, не должно быть никакого подозрения, что вы с ними. Есть понятие пособник рода… Поэтому, собственно, вас и вызвали…

Сангвини еще что-то пробормотал про себя, а потом громко закончил:

— Короче мне все ясно. Сидите и не высовывайтесь. Не умрите сами, а главное — никого не убивайте. Мы постараемся все уладить.

— Может я могу еще что-нибудь сделать? — спросил я. Совет «сидите и не высовывайтесь» мне не особенно нравился.

— Да. Вы можете вырезать весь клан Паладе, — хмыкнул Сангвини. — Не то, чтобы я был против, но это может занять несколько столетий.

Договорив, он попрощался и вышел из кабинета, прихватив с собой бокал.

Мой брат Чарли отложил свое возвращение в Румынию. В отличие от меня, он был благоразумен. Видимо, он также сболтнул лишнее нашей матери, так как она теперь просто места себе не находила. Отец тоже сделался необычно суров и наложил на Нору заклятие доверия, что изрядно затруднило получение писем: большинство сов просто не могло теперь до нас добраться. Я, как и раньше, был больше разозлен, чем что-либо еще, и принимал в штыки все попытки отца и брата заставить меня вести себя поаккуратнее.

Моя работа встала (подписание соглашения по поводу дуэлей откладывалось на неопределенный срок), и я бесцельно просиживал целые дни в кабинете мистера Крауча, размышляя о том, как меня раздражают трансильванские аристократы. Сэвидж под дверью уже перерешал все кроссворды и, надо думать, тоже мучился от скуки.

В один момент он даже задремал, откинувшись в кресле. Для меня это был сигнал к тому, чтобы пойти и как-то развеяться: как раз было время ланча.

У меня было любимое место, куда я раньше ходил каждый день, и теперь меня крайне раздражало, что приходится отказываться от того, чтобы бывать там. Мне это виделось почти как поражение. Вроде как, трансильванцы смогли меня заставить изменить своим привычкам, а значит, в какой-то степени, признать справедливость их претензий.

Да, это, пожалуй, был один из тех поступков, которые Сэвидж называл «совать голову в петлю». Теперь я бы никогда не стал так понапрасну рисковать.

Таким образом, написав спавшему Сэвиджу насмешливую записку с предложением присоединиться ко мне, я выскользнул из здания и пошел по Уайтхоллу в сторону Парламента. Маглов вокруг опять толпилось много, в основном — туристы, поставившие целью сфотографировать каждое здание и каждый памятник на улице.

Дальнейшие события были наполнены драмой.

Я был на месте. На тарелке передо мной возлежали две прекрасных половинки чиабатты, нежно обнимающие ломтики хрустящего бекона и сыра бри, и я примеривался, как бы половчее справиться с ними одной рукой (левая все еще болела).

В этот самый момент в дверях возник хмурый Титу Паладе. Я показал ему на стул перед собой и предложил тоже заказать себе что-нибудь. Он отказался, и, таким образом, моя попытка пойти на переговоры благополучно провалилась.

— Но, может быть, вы дадите мне закончить с ланчем? — не без иронии спросил я.

Титу Паладе еще больше нахмурился, покачал головой и кивнул в сторону двери, показывая, что максимумом уступок с его стороны будет предоставление мне возможности выйти на улицу и приготовиться к сражению. Моим первым порывом было ответить что-нибудь язвительное, но, подумав, что это приведет только к тому, что драка будет в заполненном маглами тесном помещении, я кивнул и вышел на улицу.

Рядом был закоулок с лужайкой посередине, туда мы и направились.

— Мистер Паладе, вы понимаете, что соглашение было выгодно обеим сторонам? Что вы бы сами выиграли, если бы оно было подписано?

Как оказалось, Титу Паладе то ли не говорил по-английски, то ли делал вид, что не понимает, о чем я.

— Вас арестуют за это, вы знаете? — нарочито-небрежно спросил я, представляя в уме переулок около входа в министерство Магии.

Титу Паладе ничего не отвечал, он вытащил свою волшебную палочку и изготовился к бою, а теперь, видимо, ожидал, пока я тоже встану в позицию.

— În gardă! — сказал он, требовательно уставившись на меня.

Я скептически посмотрел на него и приготовился трансгрессировать, однако, случилось непредвиденное.

На сцене появилось еще одно действующее лицо. Как оказалось, это был еще один трансильванец. Человек он был высокий с пепельными, сероватыми светлыми волосами и крючковатым носом и, опять-таки, старомодно одетый. Еще издали он крикнул что-то по-румынски. Титу что-то ответил ему. Они повздорили, и, услышав фамилию Антонеску, я догадался о причине.

Дальше все произошло стремительно. Вновь прибывший выхватил палочку, хлестнул зеленый огонь, Титу отпрыгнул в сторону, оступился на скользкой траве, следующее заклинание попало ему в грудь. Антонеску что-то пробормотал себе под нос и трансгрессировал.

Событие меня шокировало, я даже не знал, что сказать самому себе по этому поводу. Мысли как будто потеряли возможность выражаться словами. Я подошел к распластавшемуся на траве Титу, осмотрел его. Он, без сомнения, был мертв. Хотя, как оно иначе может быть, когда Авада Кедавра попадает в грудь?

Послышался треск, и на лужайке появился очень злой Сэвидж. Видимо, он нашел мою записку и теперь хотел отчитать меня за то, что я ушел без спроса. Когда он разглядел распластавшегося на траве мертвого Титу, его лицо немного вытянулось и перекосилось.

— Да ты что, мать твою, издеваешься?!

Я пожал плечами и, все еще не отводя глаз от мертвого тела Титу, передал Сэвиджу свою волшебную палочку. Тот взял ее, придирчиво повертел в руках, осмотрел, чтобы удостовериться, что это действительно моя палочка.

— Приори Инкантатем, — услышал я.

Там, разумеется, было чисто, и он немного успокоился.

— И кто это сделал? — Сэвидж обошел вокруг тела.

— Какой-то человек из рода Антонеску, — задумчиво сказал я. — Ругался с ним по-румынски, потом они подрались, Титу упал, а он — тут же трансгрессировал.

— Теперь еще его искать, — пробурчал Сэвидж, продолжая осматривать тело и землю вокруг.

Вам, должно быть, показалось, что ситуация странным образом налаживалась и трансильванцы теперь дрались между собой, оставив меня в покое, однако, поверьте, самое худшее было еще впереди.

Черное прыткопишущее перо слегка раскачивалось от сквозняка, балансируя над внушительной стопкой белой бумаги, лежавшей на столе. Сидевший передо мной следователь опустил волшебную палочку и пододвинул ко мне бумажный стаканчик.

— Выпейте, пожалуйста, — сказал он, а потом, слегка повернувшись, надиктовал: — проверка не выявила средств противодействия.

Я залпом проглотил обжигающую жидкость.

— Расскажите о произошедшем.

Я, не спеша, поведал всю историю смерти Титу Паладе. Следователь кивал и изредка посматривал на прыткопишущее перо, наблюдая за тем, как оно набрасывает на бумаге строчку за строчкой. Он не перебивал меня, ждал, пока я сам закончу, только задавал изредка наводящие вопросы. Я же, со своей стороны, старался рассказывать как можно подробнее.

— Все, — сказал следователь, когда мой рассказ подошел к концу. — Можете идти.

Взмахом палочки он сшил белые листы и вложил их в папку ко всем остальным материалам.

— Вы уверены, что все правильно? — на всякий случай уточнил я, обернувшись от двери. — Что все формальности соблюдены, и нет никаких лазеек?

— Да, все точно.

— Думаешь, это их переубедит? Зря надеешься, — вмешался дежуривший в коридоре Сэвидж.

Он, разумеется, говорил о том, что клан Паладе, едва узнав о произошедшем, немедленно счел убийцей меня. Буквально через три часа после того как остановилось сердце мистера Титу Паладе, пришла официальная нота о моей выдаче для суда в Трансильвании. И, когда удовлетворить требования предсказуемо отказались, в ночном небе над Норой скрестились две пламенеющие линии.

— Все-таки до этого дошло, — нахмурившись, заметил тогда отец.

«До этого дошло» — это было мягко сказано.

На следующий день моя мать и Чарли (теперь сопровождавший ее, куда бы она ни пошла) подверглись нападению, но, к счастью, никто из них не пострадал. С меня Сэвидж не спускал глаз, а я сам старался, чем мог, помочь расследованию смерти Титу (но в итоге, скорее всего, только мешал).

Последующие события напоминали дуэль по переписке, в которой моя несчастная голова то и дело получала оглушающие заклятия.

Мои показания под сывороткой правды трансильванцев не убедили, так как «британское Министерство Магии выгораживает своих». Затем поймали того самого Антонеску (его, к слову, звали Аурел). Он узнал о моей ситуации и, стремясь мне помочь, честно во всем сознался. Однако клан Паладе настаивал, что, раз я уже раньше считался пособником клана Антонеску, доверять этому признанию нельзя.

Дальше мой брат Билл попал в больницу Святого Мунго из-за отравления. И эти два дня, понадобившиеся врачам, чтобы выяснить, что это был за яд, и вылечить его, мне показались длиной в целый год.

Когда сова принесла новости об этом, я, наверное, серьезно испугался в первый раз с начала этой истории. Ощущение было такое, словно я с головой нырнул в холодную воду. Меня прошиб озноб, дыхание перехватило, а сердце запрыгало как бешеное.

— Хочешь взять отгул на конец дня? — с участием спросил Сэвидж.

Я кивнул. Мой голос пропал, словно застыл.

Посещение было совершенно бесполезным: к Биллу не пускали, да и он все равно был без сознания. Увидев его сквозь небольшое окошко в двери палаты, я невольно поразился тому, как он был бледен. Почти так же бледен, как Титу. Дрожь пересчитала мои позвонки, заставила каждый из них врезаться в соседний. Окошко задернули, и я отошел, усевшись на скамейке, где уже были мой брат Чарли и родители. Никто не разговаривал, а бледное лицо Билла все еще стояло у нас перед глазами. Яд, не открытое нападение. Мы ждали и ждали, пока к двенадцати целительница не заставила нас уйти.

— Надо написать детям, — бесцветным от усталости голосом сказала мать, когда мы снова сидели на кухне в Норе. Чай остывал в чашках, она разлила его руками, не волшебной палочкой, только чтобы как-то себя занять.

— Пусть приедут… — продолжила она, поднимая чашку и снова ставя на место, так и не пригубив.

— Ни в коем случае, — с неожиданной жесткостью ответил отец. — В Хогвартсе безопаснее.

Потом я поднялся к себе. Силой захлопнул дверь.

В моей комнате ничего не изменилось: те же книжки, стоявшие на полках, перья и бумага, приколотые на гриффиндорский вымпел значки старосты и старосты школы. Я сунул правую руку под подушку и, нащупав там что-то твердое, достал книжку «Старосты, достигшие власти», и едва удержался от горькой усмешки. Каким мелким мне показались все мои прошлые волнения по сравнению с тем, что происходило теперь. Это была просто суета, неважная, и в чем-то даже жалкая. Я стремился следовать правилам, зарабатывать значки и золотые звездочки. В этом была вся моя жизнь. В золотых звездочках бессмысленных достижений.

Перед моими глазами снова встало бледное и неподвижное лицо Билла. Мой брат легко мог теперь умереть, а я ничего не сделал, чтобы этому помешать. Хуже того, именно я, мое тщеславие, привело все к тому, что все так случилось. Только я был в этом виноват. Я рывком распахнул окно и выбросил туда книжку. Больше никаких старост, значков и золотых звездочек.

Это был для меня момент осознания. Наверное, именно в тот момент я повзрослел, повзрослел по-настоящему. Может быть, этого не могло бы случиться, пока жизнь не ударила меня под дых. Может быть, именно это осознание помогло мне пройти все, что произошло потом.

Примерно такие же мысли крутились у меня в голове и на следующий день, пока я сидел в кабинете мистера Крауча и делал вид, что работаю.

Под вечер явился Сангвини и, закрыв дверь, заявил, что почти обо всем договорился.

— Что значит «почти обо всем»? — спросил я.

— Так, — он отодвинул стопку бумаги и уселся на письменном столе мистера Крауча. — Во-первых, мне удалось убедить большинство трансильванских кланов на проверку поединком. Антонеску содействовали…

— И чем это отличается от того, что было до смерти Титу? — перебил его я.

Сангвини хмыкнул, потом его глаза обежали кабинет, но я потрудился загодя убрать все горячительные напитки с серванта, так что он не нашел того, что искал.

— Судебный поединок — не обязательно до смерти, — продолжил он. — Им обычно решают материальные вопросы, но иногда проводят и для того, чтобы подтвердить честность свидетеля. Было бы плохо, если бы каждый такой случай перерастал в родовой конфликт, поэтому...

— Давайте к делу! К тому же, не ясно, как я смогу победить в этом…

— Действительно, — Сангвини довольно усмехнулся. — У тебя левая рука все еще болит? Это тебе сильно мешает колдовать? В любом случае, мы скажем, что очень сильно, тогда и противника выберут соответствующего.

— Может сработать, — я слегка воодушевился, моя рука все еще не зажила, хотя прошло уже несколько дней, но творить заклинания мне это почти не мешало.

— Есть, правда, одно но, — заметил Сангвини, его обычно звонкий голос понизился до шепота. — Для того, чтобы это состоялось, тебя должен рекомендовать хотя бы один член каждого клана. В том числе и клана Паладе.

— Они отказываются, — понимающе протянул я. — Но Траян Паладе, который сейчас в Азкабане…

Сангвини кивнул.

— Если получится его убедить. Сходи туда завтра, я договорюсь. Проблема еще в том, что он не сможет ничего сделать, пока его не освободят и не переправят обратно в Трансильванию, а это из-за последних событий затянется еще больше, чем обычно.

— Если только глава отдела Международного Магического Сотрудничества не ускорит дело… — задумчиво заметил я.

Сангвини действительно устроил мне посещение Азкабана на следующий день.

Это было крайне жуткое место, и сам воздух в нем казался пропитанным человеческими страданиями и отчаянием. Заключенные были обречены медленно сходить с ума, утрачивая малейшие проблески сознания. В будущем министр Кингсли приложит много усилий, чтобы изменить Азкабан к лучшему и добьется успеха, но пока черный замок стоял на скале, словно памятник жестокости правосудия.

— Мистер Траян Паладе, — громко сказал сопровождавший меня охранник, — отойдите от двери, чтобы я вас видел.

Он отодвинул ставню, закрывавшую маленькое окошечко, и заглянул в камеру. Затем, открыв дверь, он жестом пригласил меня войти. Я не совсем знал, что собираюсь сказать, думал только, что сейчас передо мной мой последний шанс, и я не могу позволить себе упустить его.

Мистер Траян Паладе выглядел потрепанным, его костюм потерял прежний изысканный лоск, волосы были в беспорядке, а щеки покрывала щетина. Своего высокомерия он, впрочем, не утратил.

— Мистер Уизли? Чем обязан? — спросил он, насмешливо оглядывая меня.

— Давайте поговорим серьезно. У вас был поединок с мистером Владом Антонеску?

Как я и предсказывал, он не собирался этого скрывать.

— Да, разумеется. Наши кланы давно враждуют, а Влад Антонеску был лично замешан в этом грязном деле с дуэльным соглашением.

Слова «грязное дело» слегка укололи меня, на что он, наверняка, и рассчитывал.

— Вы знаете, что члены клана Антонеску могут попытаться отомстить? — спросил я.

— Знаете, — Траян Паладе скривился, — сюда, конечно, плохо доходят новости, но не настолько, чтобы не знать о смерти Титу. Обвинили Аурела Антонеску, я видел, как его вели по коридору.

— Ваш клан считает, что это я убил Титу.

— Вы? Убили Титу? — он усмехнулся. — Не хотел бы вас оскорбить, но я видел, как вы колдуете.

После этих слов у меня действительно появилась надежда на благополучный исход. Было, конечно, немного обидно, но чувствовал я скорее облегчение.

— Вы согласитесь с судебным поединком? — напрямую спросил я.

Траян Паладе удивленно посмотрел на меня, немного подумал.

— Зачем вам это? — его глаза сузились. — Вы не хотите доказывать величие своего рода так, как это подобает?

— Нет, — вежливо ответил я. — Не в обиду вам будет сказано, моя семья не имеет никакого отношения к разборкам трансильванских кланов.

Он посмотрел на меня с явным осуждением. Кажется, ему показалось, что я просто струсил. Меня это, разумеется, злило, но, если с одной стороны весов лежала всего лишь моя репутация среди трансильванских аристократов, а с другой — безопасность моей семьи, выбор был очевиден.

— Хорошо, — с усмешкой протянул он. — Ты можешь спать спокойно. Я разрешу этот вопрос. Как только выйду отсюда, — он выжидательно глянул на меня.

Я немного опешил от перемены тона.

— В чем дело? — Траян Паладе усмехнулся. — Я знаю, среди таких как ты, все только в сделках и взаимной выгоде, правда?

Мне захотелось хорошенько заехать ему по лицу.

— Не волнуйся, честь — это такая вещь, которую сложно хранить, — со снисходительным видом продолжал тот. — Для многих простолюдинов — слишком сложно.

— И тем не менее, это не я сижу в тюрьме за убийство, — вежливо заметил я.

После этого я вышел за дверь, и тюремщик закрыл ее за моей спиной.

Дальше я взялся готовить бумаги. Что значит «готовить бумаги»? Я несколько раз подделал подпись мистера Крауча на различных документах, чтобы ускорить процесс возвращения Траяна Паладе на родину. Это мне еще аукнулось в дальнейшем, но, вспоминая о том, через что приходилось проходить моей семье, я и сейчас не жалею об этом.

Потом Траяна выпустили, и он рассказал про меня таких ужасов, что Паладе не только признали меня невиновным в смерти Титу, но и отказались от любых претензий к семье Уизли и ко мне лично. Думаю, он под большим секретом рассказал своим родичам, что мы все не более чем крестьяне и не осенены ни прикосновением понимания чести.

Сангвини, объявивший мне эти новости, хохотал до колик и, сквозь выступавшие от смеха слезы, клялся, что даже и мечтать не смел о таком великолепном исходе.

— Они считают вас простолюдинами! Гениально! То есть, вы больше им не ровня, а значит глупо предъявлять претензии… — он просто задыхался, так ему было смешно. — Я бы никогда не подумал, что кто-нибудь по доброй воле решится… Ну да…

— Вы тоже из Трансильвании? — спросил я только чтобы как-нибудь прервать поток безудержного веселья. — Там нет клана Сангвини.

— А кто тебе сказал, что это моя настоящая фамилия? — бросил он, снова взрываясь от смеха. — Добровольное бесчестье… Подумать только…

Я не стал ему возражать, даже оскорбленным себя не чувствовал. Я не особенно уважал представления трансильванцев о чести, да и казалось мне, что убийство невиновного человека точно не должно считаться благим делом.

К моему счастью, на этом история действительно была окончена, мою семью и меня самого оставили в покое. Впрочем, подписание соглашения по поводу дуэлей все равно оказалось отложено на неопределенный срок: клан Антонеску целиком отдался своей войне против клана Паладе и не находил времени работать над этим.

У инцидента с трансильванцами были все шансы стать самым ярким событием в моей жизни, однако, как вы знаете, судьбе было угодно распорядиться иначе. Совсем скоро должен был наступить день, когда магическая Британия изменилась навсегда. День, когда Волан-де-Морт вернулся.

Никто не предчувствовал этого, воздух был мирным и таковым и оставался еще целый год после того, как катастрофа произошла, словно даже после случившегося общество не желало признавать, что поражено ужасной болезнью.

Меня тоже занимали совсем другие вопросы. Они могут показаться мелкими, однако, это было не совсем так. Именно эти события привели меня туда, где я оказался 1 августа 1997 года.

После истории с трансильванцами я несколько дней был сам не свой. Возможно, за это время я успел привыкнуть к безделью, так как никак не мог сосредоточиться на работе.

Чем дальше, тем больше всех волновало, куда подевался мистер Крауч, даже мой брат Рон прислал мне письмо с вопросами об этом. Рита Скитер же взялась за расследование этого всерьез и, по всей видимости, всеми силами пыталась найти возможность приплести меня. Пока ей, впрочем, этого не удавалось, и появившаяся в «Пророке» статья содержала только домыслы и констатацию того, что ничего узнать не получилось. Мое внимание привлекло только замечание о том, что дом мистера Крауча стоял пустым. Я уже некоторое время не получал от него известий, и это меня крайне обеспокоило.

Дом действительно имел нежилой вид. Окна были закрыты и наглухо затянуты шторами, а, когда я подошел к двери, оказалось, что шнурок звонка оторван. На мой стук, хотя он и был достаточно громким, тоже никто не ответил. Спустившись по ступенькам и подойдя к окну, я смахнул крупного жука, сидевшего на раме, и прильнул к стеклу, пытаясь рассмотреть что-нибудь внутри, потом аккуратно постучал по нему пальцем. Это опять же не возымело никакого эффекта.

Обогнув дом, я подошел к задней двери. И снова в ответ на мой стук не раздалось ни звука. В моей душе крепло убеждение, что произошло что-то ужасное и нельзя дольше бездействовать.

Я достал волшебную палочку и направил ее на замок.

— Алохомора.

Дверь по-прежнему оставалась закрытой. Наверняка, она была защищена от взлома.

Может окна? Я еще раз обошел дом, пробуя заклятие на каждом, но меня опять ждало разочарование.

Мгновение было решительно непонятно, что еще можно предпринять, помимо того, чтобы ломать дверь, но потом мне пришла в голову другая идея.

Я наклонился и заглянул в замочную скважину. За дверью располагалась невзрачная и пыльная задняя комнатка. Рассмотрев ее, насколько было возможно, я трансгрессировал внутрь.

К моему удивлению, защиты в доме мистера Крауча установлено не было. Это должно было бы навести меня на какие-нибудь мысли, но, как это бывает, не навело.

Дом казался заброшенным. На полу и на всей мебели лежал толстый слой пыли, казалось, она поднимается клубами от каждого шага.

В гостиной никого не оказалось, так что оставалось еще обследовать второй этаж. В коридор выходило четыре двери, которые я принялся открывать одну за другой. Две комнаты представляли, скорее всего, гостевые спальни, которыми уже многие годы никто не пользовался. Еще одна была крайне странной, больше напоминавшей тюремную камеру: окон в ней не было, а обстановка была крайне аскетичной. Когда же я распахнул последнюю дверь, моим глазам предстало ужасное зрелище.

Крауч сидел на полу, обхватив свои колени, и слегка раскачивался. Он выглядел истощенным, лицо посерело и заострилось, а его глаза с каким-то возбуждением шарили по комнате, но, казалось, не осознавали увиденное.

— Мистер Крауч, что с вами?! — спросил я, подскочив к нему и слегка встряхнув за плечи.

Тот рассеянно перевел взгляд на меня, но, казалось, все равно ничего перед собой не видел.

Я осознал, что спрашивать о чем-либо бесполезно, что ему немедленно нужно в больницу, и бросился его поднимать. Эту попытку Крауч не принял, оттолкнул мою руку и, пронзив меня воспаленным взглядом, отчетливо произнес:

— Уизли*, вы разобрались коврами-самолетами?

Я опешил от неожиданности, и, прежде, чем мне пришел в голову подходящий ответ, Крауч вскочил на ноги и бросился к письменному столу. Он обмакнул облезлое перо в чернильницу, хотя в ней уже давно было сухо. После этого он принялся царапать бумагу, как будто был уверен, что что-то пишет.

— Передайте… — Крауч неожиданно остановился, казалось, он наконец осознал, что чернила высохли. — Нет… — он разорвал бумагу и подскочил ко мне, вцепившись в мой рукав. — Мне… нужно… Дамблдор…

Ему срочно нужна была помощь. Я крепко схватил его за руку, пытаясь быстро представить себе больницу Святого Мунго.

В этот момент на лестнице послышался хлопок, и в дверях появился обрюзгший и сутулый, напоминавший нищего, человек с сальными волосами мышиного цвета. В одной руке он держал коричневый бумажный пакет, другая же, видимо, по привычке, была согнута в локте и прижата к груди, как будто он собирался протянуть ее за подаянием, на ней, кажется, не хватало мизинца.

Недолго думая, я толкнул мистера Крауча на пол и взмахнул палочкой, выкрикнув оглушающее заклинание. Человек испуганно вскрикнул и отскочил обратно в коридор. Из-за дверного проема послышался его скрипучий голос.

— Авада Кедавра.

Я легко уклонился от заклятия и только потом понял, что незнакомец целился вовсе не в меня. Зеленый огонь разбился о пол совсем рядом с дрожащим от страха Краучем. Разумеется, после надлежащего ухода он бы наверняка пришел в себя и смог бы поведать всю историю произошедшего.

— Авада Кедавра! — снова выкрикнул облезлый незнакомец. Я, что было сил, дернул мистера Крауча за руку, и тот качнулся в сторону, словно тряпичная кукла, пропустив зеленый огонь мимо себя.

— Дамблдор… — вяло пробормотал он, словно и не замечая творящегося вокруг.

Времени размышлять не было. Пора было уходить.

— Мне… нужно… Дамблдор…

И почему именно Дамблдор? Крепко держа мистера Крауча за руку, я трансгрессировал. Сейчас не было времени размышлять и готовиться. Просто в первое место, которое пришло мне в голову. Может быть, из-за того, что мистер Крауч не уставал бормотать, что ему нужно немедленно увидеть Дамблдора, этим местом оказалась опушка Запретного Леса — ближайшее место от замка Хогвартс, свободное от антитрансгрессионных чар.

Мои ноги мягко опустились на мох, и я резко втянул в себя воздух

— Дамблдор… — снова подал голос мистер Крауч.

— Вам нужно к целителю, — сказал я.

Он уже не слушал меня, побрел куда-то в чащу.

— Уизли, да, количества учеников должны быть согласованы с Дамблдором. Отправьте ему сову… Я… должен…

— Мистер Крауч, — я догнал его и схватил за плечо. — Мистер Крауч, вам в другую сторону…

Он посмотрел на меня безумным, воспаленным взглядом.

— Лес надо обойти, — успокаивающе заметил я, решив, что, если мистеру Краучу это так важно, и впрямь, можно сперва встретиться с Дамблдором.

— Ты… кто? — с неожиданной озлобленностью он отдернул плечо и принялся сверлить меня взглядом.

— Я Перси Уизли.

Его вид выразил равнодушие, он отвернулся от меня и одарил всем своим вниманием ближайшее дерево.

— Уизли, подготовьте протоколы соревнований и заставьте директоров их подписать. Я не потерплю… Дамблдор… я… совершил… ошибку…

Он отвлекся и снова двинулся к чаще. Его поведение пугало меня. Я не представлял, что могло довести его до такого состояния.

— Пойдемте, я отведу вас к Дамблдору, — громко сказал я, надеясь как-то достучаться до него. Крауч обернулся, на его лице появилось странное испуганное выражение.

— Ты кто? Ты не… его? — запнувшись, спросил он.

— Нет, не его, — твердо сказал я, хотя и не совсем понимал, о чем идет речь.

Крауча, казалось, это успокоило. Я взял его за руку и повел в сторону замка, в обход леса.

Он шел за мной, но, едва я отвернулся, снова принялся бормотать.

— Уизли, вы слышите меня? Я не собираюсь мириться… Дамблдор… нужно… — он снова попытался свернуть в чащу.

— Мы идем к Дамблдору. Лучше будет обойти лес, — настойчиво повторил я, потянув его за собой.

Мистер Крауч, вроде бы, с этим смирился, и какое-то время мы шли спокойно.

Потом мне послышался какой-то шорох, как будто он что-то подобрал и теперь волочил за собой. Я обернулся, чтобы посмотреть, что еще пришло ему в голову, но вместо этого увидел, как тот размахивается какой-то сучковатой палкой. Прежде чем я успел уклониться или даже вскрикнуть, он ударил меня в висок. Мир почернел, я почувствовал, что падаю, потом все стихло.

Не знаю, сколько я пролежал без сознания, но, когда я очнулся, мистера Крауча нигде не было видно. Голова была тяжелой, в ней угнездилась давящая боль, а место удара налилось и горело. Немного пошатываясь, я поднялся и попытался понять, что делать. Мне вспомнились попытки мистера Крауча убрести куда-то в чащу, и я решил, что одному мне будет сложно найти его. В надежде найти помощь, я, что было сил, поспешил к школе.

Минут через пятнадцать я наконец добрался до коридора с горгульей, охранявшей директорский кабинет, и в нерешительности замер перед ней.

— Лимонные дольки? — полувопросительно сказал я.

Горгулья не двинулась с места. Времени гадать не было. Мистер Крауч один разгуливал в Запретном лесу, а ведь у него даже не было с собой волшебной палочки, чтобы защититься от обитавших там чудовищ, не говоря о том, что его рассудок был помутнен. Мне казалось, что времени катастрофически не хватает, и если бывает момент для решительных действий, то такой наступил именно сейчас.

— Конфундус! — выкрикнул я.

Горгулья вяло пошевелилась и отползла в сторону.

Я взбежал по лестнице в круглый кабинет директора. Там, как оказалось, было какое-то собрание: помимо профессора Дамблдора, присутствовали также профессор Макгонагл, профессор Снейп и профессор Грюм, и каждый из них теперь неодобрительно смотрел на меня. Впрочем, меня сейчас ничто не могло смутить.

— Мистер Крауч, он в Запретном лесу, — задыхаясь от быстрого бега, выдавил я.

— Мистер Уизли, — профессор Снейп тонко усмехнулся, как, бывало, делал, когда ему удавалось поймать меня на ошибке, — вы вовремя.

— Расскажите, что случилось, — строго потребовала профессор Макгонагл.

Я как мог быстро пересказал им все случившееся, вскользь упомянув и о встреченном в доме мистера Крауча обрюзгшем человеке.

— Вот мы и поняли, как мистер Крауч попал в лес, — прохрипел профессор Грюм с подозрением оглядывая меня. — А может это ты напал на него и Крама?

— Подожди, Аластор, — мягко возразил ему Дамблдор. — Перси, мы прочесали лес и нигде не нашли следов мистера Крауча. Он исчез.

— Наверное, тот человек нашел его… — с волнением сказал я. — Может он знал, что мистер Крауч захочет видеть вас, профессор.

Я постарался описать незнакомца так точно, как только мог.

— Хвост, — профессор Снейп поджал губы.

— Питер Петтигрю? — прошептала профессор Макгонагл. — Что-то готовится.

Этот самый Питер Петтигрю был сторонником Волан-де-Морта, одним из самых трусливых, а потому, верных. После первого падения своего господина, он подстроил собственную смерть и скрылся, превратившись в крысу. Эту самую крысу сперва я, а потом мой брат Рон продолжительное время держали в качестве домашнего питомца. Если вы, уважаемый читатель, удивлены, поверьте, я был удивлен гораздо больше.

— Петтигрю сам не решился бы действовать, — вкрадчиво заметил профессор Снейп, многозначительно посмотрев на директора. — Кто-то направляет его.

Дамблдор кивнул, его взгляд стал задумчивым. Все вопросительно уставились на него, ожидая, что он немедленно выскажет какую-нибудь объясняющую все истину, но он не спешил.

Думаю, Дамблдор не мог не догадываться, к чему все идет. Впрочем, не был он и всеведущ. Его ошибкой теперь была уверенность в том, что ситуация находится под полным его контролем, так он и пропустил находившегося в Хогвартсе под оборотным зельем Барти Крауча Младшего. Был он и сейчас на тайном совещании в его кабинете. Именно он изображал Аластора Грюма.

— Нам всем нужно быть очень осторожными, — наконец произнес Дамблдор, обводя присутствующих успокаивающим взглядом. — Аластор, Минерва, Северус, я полагаюсь на вас.

В тот день оборвалась жизнь мистера Крауча. Мне всегда сложно было сказать, что было в его личности первичным, что по-настоящему определяло его. Был ли он карьеристом, использовавшим складывающуюся ситуацию в своих интересах или тем, кто посвятил всю свою жизнь борьбе против темных искусств и, потеряв семью, вынужден был утешаться работой.

Мистера Крауча держали под заклятием Империус по приказу Волан-де-Морта, а, когда он смог сопротивляться чарам, его убил собственный сын. Помните, я говорил вам, что обвинения в необоснованности приговора Барти Крауча Младшего казались мне надуманными? Вот, именно поэтому.

Но это дела минувших дней. Все, в чем я могу быть уверен сейчас: мистер Крауч не заслужил такой смерти. Впрочем, так можно сказать почти про каждого.

* в четвертой книге, когда Гарри видит Крауча разговаривающим с деревом, тот действительно называет Перси правильно.

Мистер Крауч пропал без вести, а умершим его признали только к середине мая, тогда же и началось расследование его убийства. На должность главы отдела Международного Магического Сотрудничества была назначена Магда Макгориан, мне же, как я и опасался, грозило разбирательство по поводу превышения должностных полномочий. Повестка пришла 12 мая.

— Разбирательства не избежать, но, если вы не дадите повода, с вами все будет в порядке, — обещала мне Долорес Амбридж. — Мы договорились с Магдой, уже сейчас вы начнете исполнять обязанности помощника министра, но официально вас назначат после окончания процесса.

Несмотря на это, мне казалось, что все вокруг трещит по швам. Мистер Крауч теперь был мертв, а виденный мной сторонник Волан-де-Морта все еще разгуливал на свободе, несмотря на то, что Управление Мракоборцев предпринимало усилия, чтобы найти его.

К этому примешивался и страх за то, что станет известно о том, что я подделал подпись Крауча.

Тем временем, как будто всего предыдущего было мало, надвигались перевыборы в Визенгамот.

Здесь, я думаю, следует ненадолго остановиться и немного поговорить про структуру этой достопочтенной организации. Как вы знаете, Визенгамот состоит из 38 судей местных округов, переизбираемых каждые четыре года, и еще 13 старейшин, сохраняющих свои посты пожизненно, один из которых избирается Верховным Чародеем Визенгамота в первый день сессии.

Судьи местных округов в обиходе именуются, из-за цвета мантий, пламами* и представляют очень разношерстную публику. Присутсвуют там и маглообразные гладковыбритые колдуны, употребляющих слово «прогресс» в каждом предложении, и нарочитые традиционалисты в остроконечных шляпах или клетчатых юбках вместе с «простыми деревенскими парнями». К заседанию же все натягивают свои сливовые мантии и принимают сосредоточенный и в чем-то даже агрессивный вид, словно воины с щитами, собирающиеся грудью защищать интересы своих избирателей. Они сурово смотрят друг на друга и кажутся совершенно неспособными ни о чем договориться, хотя иногда при этом пожимают руки под столом.

Больше всего пламы ненавидят старейшин, прежде всего за то, что те могут спокойно говорить, что им вздумается, не опасаясь потерять голоса: они уже задержатся в Визенгамоте пожизненно. Кроме этого, каждому пламу душу грызет сознание того, что вето Совета Старейшин может быть перебито только квалифицированным большинством всего Визенгамота, а значит легко может погасить на корню всю прекрасную законодательную инициативу.

Сами старейшины представляют не менее разношерстную публику, чем пламы, хотя кажутся более сдержанными. Среди них много известных личностей: глава магической экзаменационной комиссии Гризельда Марчбенкс, непримиримый противник алкогольных акцизов Тиберий Огден, главный по резким заявлениям Флавий Гамп, «стальная Фемида» Амелия Боунс, аристократический зануда Нейтан Перегрин и, разумеется, далеко не в последнюю очередь, сам Альбус Дамблдор.

В доживавшим свой срок Визенгамоте последнего созыва он занимал должность Верховного Чародея, что было так же удобно для мистера Корнелиуса Фаджа, как заноза под ногтем. Внесение любого законопроекта сталкивалось с трудностями, а принятие даже самых простых пактов затягивалось до последнего. Разумеется, допускать подобного в новом созыве Фадж не собирался.

«Как этого не допустить?» — спросите вы.

Началось все с Министерского бала.

Я стоял перед столом с закусками и с потерянным видом и ожидал, пока появится Фадж. По правую руку от меня находилась вторая помощница министра, Айи Арма, которую я уже как-то упоминал и которая теперь выглядела так, как будто ей очень хотелось возмущаться. Айи вообще редко скрывала свои мысли, предпочитая высказываться напрямую. Она не сглаживала углы, не признавала «белой лжи», а может просто не видела во всем этом никакого смысла. Айи Арма была маглорожденной волшебницей, окончила Хогвартс на год раньше меня, ее родители переехали в Великобританию из Ганы.

Вокруг шли круговороты бесед, и, если бы я не был так ошарашен всем происходившим, (и если бы Фадж не заставил нас с Айи вызубрить лица и имена всех присутсвующих) мне непременно доставило бы удовольствие искать знаменитостей. Здесь было достаточно членов Визенгамота, то и дело отблескивали золотые медальоны ордена Мерлина, старый, но бодрый Девлин Вайтхорн из «Нимбуса» объяснял что-то двум своим сыновьям, со скучающим видом расположились в углу несколько курящих сигары гоблинов. Было достаточно и богатых наследников: только что вошедшие Малфои церемонно раскланивались с семейством Гринграссов, неуклюжие даже в отлично сшитых парадных мантиях Креббы шепотом что-то обсуждали с Селвинами.

Это был вечер 10 июня и только лишь вершина айсберга. Весь месяц мы собирали пожертвования для проведения региональных избирательных кампаний, и бал также проводился именно для этого. Нам же с Айи нужно было сделать так, чтобы, пока гости жертвуют кругленькие суммы, они могли приятно провести время. Знаете, я не так часто признаюсь в своей некомпетентности, но я — худший человек, кому можно было бы поручить организацию подобного мероприятия.

Через некоторое время появился Фадж, и вид у него был, что называется, цветущий. Он был собран, сосредоточен и настроен работать.

— Вы готовы, надеюсь? — спросил он, и мы начали постепенно продвигаться к центру зала, где, сбившись в несколько кружков, беседовали аристократы.

Итак, пока мы идем, объясню, почему я был самым ужасным организатором балов на свете. Возьмем, к примеру, затраты на флориста. «Цветы только мешаются, так что нечего на них столько расходовать», — говорил я. Официанты? «Можно сэкономить, организуем подачу с помощью магии, будет быстрее и удобнее». Кейтеринг? «Только ужин». Открытый бар? «Однозначно нет». Сигары? «Мы здесь зарабатываем или тратимся?!» Место? «На природе! Красиво и бесплатно».

В целом, была бы моя воля, я бы заставил всех этих ребят сидеть на голой траве и есть пастуший пирог**. К счастью, Айи в этом понимала лучше, и прием удался. А что произвело на меня поистине ошеломляющее впечатление, так это то, что за вечер действительно удалось привлечь изрядные деньги, и сумма, потраченная на организацию, показалась песчинкой в море.

— Это Маргарет Уимборн, президент Лиги Волшебниц, — шепнул я, наклоняясь к уху Фаджа. — Она недавно развелась со вторым мужем, и у нее есть свободные деньги. Ей хотелось бы, чтобы ее воспринимали серьезно. Отнеситесь к ней с легким пренебрежением, она сможет решиться на крупное вложение, если ее раззадорить.

Фадж улыбнулся леди Уимборн, хотя его взгляд остался холодновато-отстраненным.

Людей было все больше, а папки, которые я и Айи несли следом за Фаджем, наполнялись расписками и тяжелели.

— Уилфред Маккормак, занимается серыми сделками с земельной собственностью, — шепнула Айи. — Напомните ему, что некоторые его схемы могут стать незаконными после принятия нового пакета регуляций, над которыми работает команда Дамблдора.

Скажу честно, я всегда несколько гордился своей неотесанностью. Казалось, это сразу говорит людям, кто я есть, откуда я пришел и зачем. Подделываться под нечто чужеродное — значит лишиться оригинальности и истинности, это выглядит жалко, словно попытки подлизаться к людям, которым ты безразличен. Так к чему я это? А к тому, что сейчас я оделся у того же портного, что Люциус Малфой.

Предшествующий этому разговор был забавный, так что передаю вам его подробно.

Тогда только доставили мою парадную мантию из чистки, и я внимательно смотрел, не осталось ли где-нибудь загрязнений или заломов.

— Ты в этом пойдешь? — скривилась Айи.

— Да, — невозмутимо ответил я.

— Это костюм нищего, который выиграл в лотерею.

— Спасибо.

— Это не комплимент.

Я попытался осмыслить сказанное, но потом просто пожал плечами.

— Вот, — Айи подняла на уровень моих глаз визитку с золотой надписью: «Твилфитт и Таттинг». — Иди сюда и возьми первое, что они тебе предложат. И запомни. Никогда. Слышишь? Никогда! Не доверяй своему вкусу.

Не знаю, чем так плох мой вкус, но в тот раз я решил послушаться.

И что из этого получилось? Ничего хорошего. Я выглядел как один из них!

— Корнелиус, рад вас видеть, — послышался голос Люциуса Малфоя, а сам он подошел к нам и чинно кивнул министру.

— Я вижу, у вас новые помощники, — продолжил он, одарив меня и Айи таким взглядом, какой обычно приберегают для мухи, попавшей в бульон. У мистера Малфоя была интересная манера растягивать слова, словно он давал себе время подумать, стоят ли они того, чтобы их произносить.

— Люциус? — Фадж улыбнулся. — Тоже очень ждал встречи с вами… Пройдемте, тут есть место, где нам не помешают. Подождите здесь, — последнее относилось к нам.

После этого они скрылись в небольшой комнатке, которую специально освободили для особенно важных переговоров.

Я напряг слух.

— … вам кандидатов… — голос Малфоя.

— … люди? — голос Фаджа.

Подошедший официант предложил нам эльфийского вина, и, прежде чем я успел вежливо отказаться, прошло непозволительно много времени.

— … я рад…

— … более…

— … налог… сможем…

Я услышал шаги и отошел подальше от двери, Айи смотрела на меня неодобрительно, но, по всей видимости, все равно собиралась расспросить меня обо всем, что я услышал.

— Хорошо, продолжим, — довольно сказал Фадж, посмотрев на нас и передавая Айи расписку Люциуса Малфоя. Она украдкой взглянула на сумму, и ее глаза слегка округлились.

— Он будет рекомендовать кандидатов, — сложил губами я. — Его интересует налоговый законопроект.

Айи закивала, ведь все встало на свои места. Мы знали, что в последние несколько сессий Визенгамота этого созыва Амелия Боунс собиралась выступить с инициативой нового законопроекта, вводившего налог на наследство и накопленное богатство. Голосования по поводу принятия этого закона должны были пройти уже в Визенгамоте нового созыва, так что Люциус Малфой с друзьями собирались напрячь все свое влияние, чтобы налоги не были введены.

Тогда они еще действовали только за самих себя: до возвращения Волан-де-Морта было еще четырнадцать дней.

— Ты когда-нибудь видел столько денег? — спросила Айи, когда мы вернулись на первый уровень Министерства Магии.

— Нет, — честно ответил я. — Никогда.

Представители Гринготтс должны были явиться завтра, чтобы все проверить, а пока мы заперли все расписки в сейф в кабинете министра. Айи готовилась уходить. Я немного проводил ее, а потом вернулся к своему столу и принялся писать.

Дамблдор должен был узнать о том, что здесь происходит.

* от анг. plum, слива

** shepherd's pie

Стояло 23 июня. Я сидел на жесткой деревянной скамье в зале суда и отвечал на вопросы, хотя мысли мои были заняты совсем другим.

Меня тогда волновал Норфолк, один из колеблющихся регионов, который Фадж всеми силами стремился склонить на свою сторону. Нашего кандидата звали Мортимер Эйрис. Это был тори, харизматичный как тысяча чертей, конфедеративный скептик, выступавший за смягчение статута о секретности. На публике он казался слегка отмороженным и придерживался образа «человека действия, не идущего на компромиссы».

Что же, энтузиазма ему действительно было не занимать. Например, сейчас он колесил по региону, вещая с трибун истории про искореженные судьбы магов, чьи маленькие фирмы приходилось закрыть из-за несоответствия стандартам секретности.

— Плантация мандрагор мадам Видкинс, ферма декоративных слизней мистера Оутса — все эти маленькие предприятия оказались закрыты из-за непомерных требований теперешней редакции Статута о Секретности. Малый бизнес вымывается с рынков, и Норфолк больше всех страдает от этого. Я, Мортимер Эйрис, считаю, что необходимо это изменить. Люди! Так продолжать нельзя!

Кстати, последнее было написано и на его предвыборных плакатах.

Угадайте, кто помогал ему писать речи и программы? Правильно.

Правда, кое-какие детали Эйрис оставлял на импровизацию, он был человек крайне вдохновенный.

— Если Конфедерация подумает, что может навязывать нам условия, мы не побоимся сделать им ручкой! — и он действительно «делал ручкой».

Мне Эйрис отчасти нравился: он верил в то, что говорит. Более того, все свои обещания, он действительно старался выполнить и употреблял для этого все силы, не чураясь порой грязноватых приемчиков, вроде теперешней коалиции с Фаджем.

Впрочем, некоторая моя симпатия к Эйрису не мешала мне правой рукой писать ему речи, а левой — сливать всю информацию Дамблдору.

Сам Дамблдор прислал мне один раз несколько слов благодарности, но, в целом, отмалчивался, заставляя меня каждый день с замиранием сердца ожидать его действий.

Я гадал, какой масштабный план должен был быть у него в голове, если, даже сейчас, когда до выборов оставалось едва ли больше двух недель, он все еще не пошевелил ни пальцем. Что и говорить, я ждал когда этот план сработает со странным нетерпением.

— Расскажите, каким образом вы получали инструкции и отчитывались? — судья строго посмотрел на меня, очевидно, повторяя уже ранее заданный вопрос.

Я слегка повернулся и посмотрел на него. Пикантности всей ситуации добавляло то, что он был именно Норфолкским местным судьей, тем самым, против которого я работал сейчас. Его звали Мартин Эдвардс. Он был крайне добросовестный, въедливый и педантичный. Популярность этой фигуры базировалась на том, что все свои начинания он всегда доводил до конца. Как вы можете себе представить, у такого рода репутации была и обратная сторона: Мартин Эдвардс почти не принимал участия в рискованных проектах. На это мы и давили в нашей агитации против него.

— Мы поддерживали связь по почте. Я получал письменные инструкции каждое утро, а каждый вечер отправлял отчеты о проделанной работе.

— У вас сохранились какие-нибудь из этих писем?

— Нет. Я уничтожал их сразу же после прочтения. Мистер Крауч был строг, когда дело касалось возможных утечек.

Сбоку послышалось язвительное хмыканье, я невольно обернулся и посмотрел на места для прессы. Там в гордом одиночестве восседала Рита Скитер и что-то черкала от руки, а рядом плясало по бумаге зеленое прыткопишущее перо, стенографируя вопросы судьи и мои ответы. По губам журналистки скользила едва заметная улыбка и вид в целом был весьма самодовольным.

По моей спине прогулялся холодок. Если на твоем дисциплинарном слушании присутствует светящаяся плохо скрываемым торжеством Рита Скитер, время ждать неприятностей. Она явно считала, что напала на сенсацию, а ее сенсации обычно больно били по своим героям.

— Бывали ли всегда инструкции безукоризненно точными или иногда вам приходилось действовать по обстоятельствам?

— Иногда они оставляли простор для толкования. В таких случаях я обращался за разъяснением к заместителю министра Долорес Амбридж.

— Вы знаете, почему мадам заместитель министра не удостоила своим присутствием ваше дисциплинарное слушание?

Министр и заместитель министра имели право присутствовать и принимать участие в вынесении вердикта на дисциплинарных слушаниях, все более серьезные процессы были, разумеется, для них закрыты.

— Думаю, сейчас у нее много работы, — ответил я, в моих мыслях теперь, помимо Мортимера Эйриса и его программы, появилась Рита Скитер, отодвинув процесс на самые задворки.

Слушанье продолжалось еще около часа, затем ударил молоток, судья объявил, что заседание будет продолжено на следующий день, люди начали подниматься и уходить.

Я поднялся и шмыгнул к месту, которое занимала Рита Скитер — она сама, к счастью, отошла, чтобы поговорить с членами комиссии — и незаметно вытянул несколько исписанных листков из ее сумочки.

Выйдя в коридор, я немного отошел в сторону и принялся за чтение.

Перси Уизли производит впечатление порядочного молодого человека, в том же вас стараются убедить и его многочисленные достижения, однако, проговорив с ним достаточно долго, вы ловите себя на том, что не можете отделаться от гнетущего впечатления искусственности. Что же, это один из тех случаев, когда предчувствие вас не обмануло. Внутри Перси Уизли холоден, расчетлив и беспринципен…

Написанное далее было зачеркнуто и, будто в раздумье, закрашено, так что я, внутренне холодея от дурного предчувствия, принялся за другой листок.

Подпись на бумагах об экстрадиции опасного преступника была поддельной, остается только догадываться, какие еще решения мистер Уизли счел возможным протолкнуть в отсутствие своего прямого начальника.

Потом снова было много зачеркнутых строчек, а внизу листа был небрежно набросан план на будущее:

Проникновение в дом мистера Крауча. Что ему там понадобилось?

Графический анализ подтвердил подделку.

Когда я прочитал это, сердце, казалось, пропустило удар.

На остальных листках не было ничего полезного, на одном из них, кажется, просто подбирали цвет чернил.

Я судорожно скомкал листы.

— А, мистер Уизли, — послышалось за моей спиной, — не уделите мне минутку?

Я обернулся и посмотрел на стоявшую позади меня Риту Скитер. Она улыбалась, в руках у нее было прыткопишущее перо, а подмышкой она сжимала свою неизменную сумочку.

Ее глаза метнулись к скомканным бумагам, которые я все еще держал в руках и слегка прищурились.

— Значит вы видели? Очень хорошо. Тем проще нам с вами будет разговаривать.

Я, стараясь сохранять невозмутимость, ждал, пока она продолжит.

— Надеюсь, у вас выдастся свободная минутка. Красный Лев, завтра в восемь вечера. Буду вас ждать.

Очевидно, она собиралась получить информацию по поводу текущих дел министра, шантажируя меня тем, что ей удалось найти по поводу подделки подписи.

К счастью, она дала мне достаточно времени.

Как только она удалилась, я развернул одну из бумажек, вытащил карандаш из внутреннего кармана пиджака и принялся писать.

Я считал, что это подходящий момент, чтобы дискредитировать Фаджа (особенно если Рита Скитер буквально требовала, чтобы ей позволили это сделать), ведь это должно было бы бросить тень на всех тех, кто теперь избирался от его коалиции, однако, принимать такое решение, не посоветовавшись с Дамблдором, мне не хотелось.

— Так… — задумчиво тянула Айи, вертя приколотый к пиджаку значок «Команда Фаджа» и разглядывая развешенную на стене карту, округа на которой были раскрашены в разные цвета, в зависимости от того, кто сейчас, согласно опросам, выигрывал.

Деньги на предвыборные кампании были вложены грамотно. Гремели публичные выступления, проходили дебаты, и карта почти вся была зеленой: во многих областях побеждали нужные кандидаты. Мы пристально занимались только несколькими колеблющимися регионами, такими как Йоркшир, Норфолк и Поуис.

Вокруг нас громоздились коробки с плакатами, листовками, значками и флажками, так что, посмотрев в сторону, было почти невозможно не наткнуться на чью-нибудь улыбающуюся физиономию.

— Мортимер Эйрис заберет Норфолк, — лениво сказал я. Работать мне не хотелось, так как я был уверен, что Дамблдор даст добро на предложение Скитер, а значит в самое ближайшее время ситуация сильно пошатнется. — Дебаты пройдут в эту субботу. В конце концов, у Марти Эдвардса было не так много успехов, как всем кажется. Я все подготовил…

— Это твоя часть работы, не надо мне про нее рассказывать, — вкрадчиво заметила Айи, не отрывая глаз от карты. — Я тебя хвалить не собираюсь.

— А что у тебя по Алексу Нейви? — язвительно поинтересовался я. Это был наш кандидат в Йоркшире, и человек, в лучшем случае, проблемный. Впрочем, и у его соперника, Уильяма Фарго, было достаточно промахов.

— Ничего.

— Я тебе помогать не собираюсь, — передразнил я ее недавние слова.

— Спасибо. Теперь давай поработаем, м?

На пороге появилась седоватая зашуганная женщина, в крохотных очочках с толстыми папками, помощница Найджела Нортона, который переизбирался в Хайленде и по этому случаю, похоже, взялся отремонтировать там каждый старый замок.

— Мы рассмотрели… — начала она, но запнулась, нервно поправила пучок и продолжила: — Мистер Нортон просил вам передать, ему нужны еще средства на…

— Мы уже потратили на Хайленд больше, чем рассчитывали, — заметила Айи.

— Мистер Нортон… — еще раз попыталась та.

— Давайте, — Айи протянула руку за папками. — Мы все посмотрим и представим министру для решения.

Сама она уже начала что-то черкать на другом листе, так что, не глядя, бросила папки ко мне на стол.

— Пожалуйста, посмотри, что там с Хайлендом. Твоя очередь.

Найджел Нортон действительно проявлял немереную активность, хотя кого-кого, а его должны были переизбрать без малейших сложностей.

Это был потомок чистокровной семьи, что было заметно в каждом его слове или движении. Наверное, лучше всего его описало бы слово рафинированный. Он играл в радушие, растягивал губы в улыбке, хотя глаза его подозрительно щурились, словно у почуявшей дичь породистой легавой собаки. Найджел Нортон всегда и во всем искал двойное и тройное дно. Его стезя была планы внутри планов.

Я нехотя взялся за работу, читая длиннющие строительные сметы и спецификации проектов.

День был долгий, мы работали усерднее эльфов-домовиков и, по мере того, как падала продуктивность наших мозгов, сначала бросали друг другу насмешки, а потом пили бодрящее зелье на брудершафт.

В три часа ночи пришли свежие данные опросов.

Новости были лучше некуда. Фракция сторонников Фаджа должна была получить большинство, а, значит, не бывать Дамблдору Верховным Чародеем.

Когда к четырем утра я добрался домой, меня радовало только то, что сегодня я собирался взять отгул, чтобы провести день в Хогвартсе вместе с семьей и поддержать Гарри Поттера на третьем испытании.

В моей комнате меня ожидал ответ Дамблдора на отправленное утром письмо. Крайне удивительный ответ, надо сказать.

Откажись от встречи. Я позабочусь об этом. Не высовывайся и ничего не предпринимай.

Я был слишком уставшим, чтобы размышлять о том, что это означает, или строить предположения. За окном занимался рассвет 24 июня, и, прочитав записку, я, с радостью осознав, что от меня пока ничего не требуется, провалился в сон.

Приказ бездействовать меня тогда ни капли не обеспокоил: я верил, что у Дамблдора есть план, что выборы в Визенгамот находятся под его невидимым контролем и что он повернет ситуацию в свою пользу одним рассчитанным точным ударом.

Мне представлялось, что все это игра, большая шахматная партия, в которую играли министр магии и директор Хорвартса.

На деле все оказалось несколько иначе.

Это был реальный мир. Здесь никогда нельзя недооценивать возможность того, что появится кто-нибудь третий и перевернет доску.

Волан-де-Морт вернулся к жизни 24 июня 1995 года.

Это произошло на кладбище небольшой магловской деревушки, там, где когда-то располагалось имение его отца. Впоследствии Гарри Поттер рассказывал, как смешали в огромном котле кость отца, кровь врага и плоть слуги дабы создать новое его тело, как возродившийся Волан-де-Морт ступил на траву, как горели его жуткие красные глаза, и как созвал он своих Пожирателей Смерти.

Именно в этот день сломался хрупкий мир, и началась вторая магическая война.

— Перси! Перси! — кто-то потряс меня за плечо. — Ты что, в одежде спишь? Вставай, тебе пора.

Я открыл один глаз и посмотрел на мать.

— Куда? — я поискал часы и понял, что стрелки показывают десять минут восьмого, а я, как вы помните, лег спать после четырех.

— Слушание, Перси! Только приведи себя в порядок, милый.

— Я хотел поехать на третье испытание…

— Тебе же не разрешили его судить. Езжай, там что-то еще случилось. Ты точно ничего не нарушил? У них какие-то новые претензии…

Их новые претензии не сильно отличались от старых, вопросы и обсуждения были все те же, но они все равно продержали меня в зале суда до самого обеда. Мне казалось, что я бы обязательно заснул, если бы от меня не требовали ответов.

Времени прошло достаточно, и к началу испытания в Хогвартс я не успевал, так что я решил все-таки попытаться поработать. Да-да, работать, несмотря на то, что была суббота.

— Хорошо, — сказала Айи, едва сдерживая зевоту, когда я наконец явился к своему столу и теперь с трудом боролся с соблазном устроиться под ним и уснуть. — Министр остался доволен. Сказал, что Визенгамот у нас в кармане. Сказал, что сам поедет в Хогвартс посмотреть в лицо Дамблдору.

— Значит ничего не делаем? — с надеждой спросил я.

— Речь для Фабиана. Я уже набросала часть про поддержку малого бизнеса, добавь про льготы и субсидии.

После слушания день, казалось, вошел в нормальную колею, были даже и приятные моменты. Например, пришло странное послание от Риты Скитер.

Поздравляю. Не знаю, как вам удалось это узнать, но ваша взяла. Я больше не печатаюсь.

Я решил, что Дамблдор, как и обещал, уладил мою проблему. Только много позже я выяснил, что это было не совсем так. Директор еще ничего не успел сделать, зато постаралась моя будущая невестка, Гермиона Грейнджер. Как оказалось, она была так возмущена статьями Риты Скитер, что, потратив изрядное количество часов на изучение вопроса, выяснила, что та является незарегистрированным анимагом.

Удивило ли это меня? Немного. Особенно когда я осознал, что странные жуки, которых я видел то и дело в неподходящих для этого местах, были на самом деле альтер-эго Риты Скитер.

В любом случае, тогда меня это волновало в последнюю очередь: Рита Скитер отказалась от своих замыслов, этого мне было достаточно.

Денек в министерстве был спокойный: очень мало кому еще могло прийти в голову работать в субботу. Не было и новостей из Хогвартса, пока наконец их не принес красный от злости Корнелиус Фадж. Когда он влетел в приемную, полы его мантии развевались, а свой неизменный котелок он, по-видимому, где-то потерял.

— Грязный трюк, — раздраженно бормотал он. — Как раз перед выборами в Визенгамот. Не думал, что Дамблдор настолько не умеет проигрывать. «Ослеплены любовью к своему посту»! Ха! Мне кажется, это кое-кто другой ослеплен любовью к своему посту. И не только к своему.

Он поднял глаза на нас с Айи и как будто только сейчас осознал, что не один.

— Это объявление войны, — хрипло сказал он, сверля нас глазами, как будто ожидал, что мы начнем возражать. — Это объявление войны, мать его!

— В чем дело, господин министр? — спокойно спросила Айи.

— Альбус Дамблдор заявляет, что Волан-де-Морт вернулся, — Фадж осклабился. — Как раз за пару недель перед выборами в Визенгамот, которые он проигрывает. Ха! Как удобно.

После этого он влетел в кабинет и захлопнул за собой дверь, и уже оттуда было слышно, как он недовольно бормочет:

— Нашел где-то сумасшедшего свидетеля, мальчишку заставляет байки рассказывать… Грязный трюк!

Мы с Айи переглянулись. Я пытался осмыслить слова Фаджа.

В первую секунду мне казалось, что министр прав, что вот он, один точный удар Дамблдора, который я ждал. В тот момент вполне можно было объяснить себе ход мыслей Фаджа. Посудите сами: выборы переносятся, а то и вовсе отменяются ввиду чрезвычайного положения, это дает Дамблдору дополнительное время на посту Верховного Чародея и позволяет перевернуть ситуацию в свою пользу. Помимо этого, я думаю, Фаджа беспокоило также и то, что Верховный Чародей Визенгамота был третьим в наследовании полномочий главы Магической Британии, а возвращение Волан-де-Морта могло бы помочь объяснить несчастные случаи с министром его заместителем.

Как я уже сказал, первую секунду это казалось мне правдоподобным, но еще через мгновение мне пришло в голову, что план был слишком груб и примитивен, не похож на то, как привык действовать директор Хогвартса. Кроме этого, даже при том, что Дамблдор не был чужд политики, было сложно представить, что он стал бы врать о чем-то настолько важном, как возвращение Волан-де-Морта.

И тогда мое сердце упало.

Это случилось. Мы вступали в новую войну.

В тот день я отправился в школу Хогвартс, едва мне представилась возможность улизнуть со службы.

В кабинете Дамблдора были Кингсли Бруствер, Нимфадора Тонкс и еще несколько незнакомых мне людей. Они, по всей видимости, обсуждали что-то важное, но я был слишком взволнован, чтобы проявлять тактичность. Я прошел прямо к директорскому столу и заявил, что хочу помочь.

— Перси, как жизнь? — донесся сзади приветливый голос Тонкс. — Тоже пришел вступить в орден Феникса?

Это был первый раз, когда я услышал об ордене. Догадаться, кто его возглавляет и чем занимаются его члены, было не сложно.

— Да, я хочу вступить, — я посмотрел на Дамблдора, тот ответил мне заговорщицким взглядом, потом его лицо стало серьезным.

— Нет, — ответил он.

— Но почему? — растерянно спросил я.

Мне почудилось одобрительное хмыканье Кингсли.

— Перси, ты работаешь на Фаджа, — невозмутимо произнес Дамблдор. — Давай не будем ставить друг друга в неловкое положение, которое неизбежно возникнет, если ты возьмешься за мной шпионить.

Я был ужасно обижен этим высказыванием. Это было настолько неприятно услышать, что я даже не знал, что сказать. Сейчас, конечно, меня бы подобное даже не укололо. Порой бывает удивительно осознавать, насколько я изменился после всех этих событий, особенно, когда, как сейчас, находишь такое явное различие. Честно признаюсь, иногда это вызывает ностальгическую улыбку.

— Но профессор Дамблдор, — вмешалась Тонкс.

— Я не… ни в коем случае… — выдавил я.

— Не надо, Перси, Нимфадора, — все так же невозмутимо сказал тот. — Если хочешь, Перси, мы с тобой можем поговорить позже, а сейчас выйди, пожалуйста.

Я понуро вышел из кабинета и остановился под дверью. У меня в голове не укладывалось, как такое может быть, ведь, думал я, Дамблдор справедлив, он не обвинит никого если не будет полностью уверен…

Я убедил себя, что еще не все потеряно, что я еще могу убедить его, что он ошибается на мой счет.

Через полчаса, когда я вернулся в директорский кабинет, там уже никого не было, только сам Даблдор все так же сидел за своим столом. Едва я начал говорить заготовленную речь, убеждавшую его мне поверить, он усмехнулся и произнес:

— Прости за этот небольшой спектакль, но я не совсем уверен в некоторых наших новых членах.

Он верил мне? В моей груди появилось легкое ощущение и я, наверное, даже слегка улыбнулся. Как я уже говорил вам, было время, когда для меня было очень важно, что обо мне думают те, кого я уважал.

— Разумеется, ты можешь помочь. Думаю, ты сможешь рассказывать мне, что делает наш достопочтенный министр. Также могут возникнуть и другие поручения.

— Я постараюсь их исполнить, — с радостью согласился я.

— Думаю, ты справишься, — одобрительно кивнул Дамблдор. — Правда, скорее всего, тебе придется на время порвать с семьей. У Фаджа не должно быть сомнений, что ты верен ему.

Мое сердце пропустило удар. Дамблдор преподнес это как ничего не значащую деталь, видимо, пытался сгладить эффект, но я догадался, что это было важно.

— Нет, я не могу, — твердо сказал я. — Я никогда не…

Дамблдор внимательно посмотрел на меня, в нем больше не было ни капли былой мягкости, была только сухость и жесткость.

— Перси, скажи мне, ты действительно хочешь помочь или хочешь сделать вид, что помогаешь?

Я осекся, сбившись с мысли. Дамблдор все так же внимательно смотрел на меня. Я чувствовал, что должен отвечать.

— Я… я хочу быть в ордене Феникса.

Мое сердце скакало, как будто я снова сражался на дуэли.

— То есть, делать вид, м? — в голосе Дамблдора, казалось, просквозило разочарование. — Я почему-то всегда считал, что ты не удовлетворишься подобным.

Это словно ударило меня. В моей голове носились противоречивые мысли.

— Я не могу так поступить с моей семьей!

Дамблдор усмехнулся, и на этот раз усмешка была совсем не веселой, скорее иронической.

— Поздно изображать святую невинность, дорогой Перси. Мы оба знаем, на что ты способен. Удалось ли тебе посетить похороны мистера Крауча?

Это было как пощечина. Мне казалось, я чувствовал, как мое лицо горит от удара.

— Ты легко пошел на предательство, правда? Скажи, как так получилось?

— У меня не было выбора, — отчаянно огрызнулся я, хотя и сам считал, что это вовсе меня не оправдывает. Тогда я все еще чувствовал себя виноватым за тот случай.

— Разумеется, — в голосе Дамблдора было изрядно сарказма, от него не укрылось мое состояние. — А последняя история с подделанной подписью? Весьма чистая работа.

Я молчал.

— Знаешь, ты мог бы помочь победе над Волан-де-Мортом. Помочь по-настоящему. Редко кому выпадает такой шанс…

Дамблдор остановился и, так как я все еще не произносил ни слова, вскоре заговорил опять:

— Что же, надеюсь, ты не пожалеешь о своем выборе, — продолжил он, словно бы тактично бросив неудобную тему. — Хотя, может, мы проиграем именно потому, что ты отступил сейчас.

Дамблдор испытующе посмотрел на меня, потом отвлекся на какие-то бумаги на своем столе и будто бы перестал обращать на меня внимание.

А я? Я уже ни о чем не думал. Мысли звенели, бестолково крутились и ударялись в стенки черепа.

— Я сделаю, — мой голос дрожал от волнения. — Я сделаю это, слышите?!

Дамблдор поднял на меня глаза и улыбнулся. Теперь он снова был дружелюбен, и, когда он заговорил, в его голосе было сочувствие.

— Это всего лишь временно. Потом ты сможешь вернуться.

Я кивнул. Мои колени ослабли, казалось, я вот-вот упаду.

— Но они же будут знать, что это только игра? — голос дрожал, гораздо больше, чем мне хотелось бы. — Я смогу сказать? Хотя бы родителям?

— Послушай, Перси, — мягко отозвался тот. — Волан-де-Морт теперь вернулся. И, так как Фадж игнорирует очевидное, возможно, он в скором времени захватит Министерство. У тебя хорошая позиция, чтобы, если это случится, снова перевернуть ситуацию в нашу пользу. А для того, чтобы сторонники Волан-де-Морта смогли в будущем тебе довериться, ты должен порвать с семьей сейчас. Вранье не сработает. Все должно быть взаправду. Ты же понимаешь, что твои родители не смогут хладнокровно бездействовать, если будут знать, как ты рискуешь? Будет проще, если ты избавишь их от лишних волнений.

— Вы имеете в виду… — похолодел я. — Чтобы они взаправду…

— Именно.

— Я не смогу.

— Как я и говорил, — голос Дамблдора снова стал прохладным. — Надеюсь, ты не пожалеешь о своем выборе.

Меня снова словно охватило лихорадкой. Я пытался думать о том, что он говорил мне. В тот момент мне казалось, словно весь мир всей тяжестью навалился на мои плечи, словно победа или поражение Волан-де-Морта зависели только от меня.

— Вы уверены, что не удастся…

— Совершенно. Но, как я и говорил. Это всего лишь временно.

— Я понял, — выдавил я, и сердце мое рванулось вверх, словно я шагнул в темную пропасть.

Так и начался новый период в моей жизни.

Теперь кажется почти очевидным, что Дамблдор специально выводил меня из равновесия, чтобы заставить согласиться на опасную и тяжелую работу. Могу сказать, что, несмотря на это, я никогда не мог винить его. Кто-то должен был остаться в министерстве, а тогда я действительно был лучшим кандидатом.

Мне пришлось нелегко, все члены моей семьи некоторое время считали меня предателем, но, как это часто бывает с Дамблдором, все оправдалось, ведь, как оказалось, я действительно мог помочь. Впрочем, я так никогда и не научился с убежденностью говорить, что все это того стоило.

Фадж собрал достаточно пожертвований на том балу, так что теперь было нетрудно найти средства, чтобы проспонсировать несколько обличающих статей в «Ежедневном Пророке». Дамблдора в этих статьях называли «выжившим из ума стариком», а Гарри Поттера — «недалеким мальчишкой, падким до дешевой славы».

Самое странное заключалось в том, что никто из журналистов «Пророка» не пытался возражать или писать опровержения, хотя, я знаю, Фадж не мог запугать всех этих людей, а платить каждому из них — поскупился бы.

Позже мне стало ясно, что объяснение было самое простое, но, в то же время, необычное. Фаджу не пришлось никого запугивать: на всех очень подействовал неожиданный уход Риты Скитер и ее полный отказ от дальнейшей карьеры, как раз тогда, когда она работала, как всем в «Пророке» было известно, над чем-то касающимся министра. Теперь многие предпочитали присмотреться, собрать информацию, а не бросаться прямо в пекло.

И, пока они присматривались, время было упущено. Статьи вышли и были прочитаны, а спустя неделю уже почти никого не волновал ни Дамблдор, ни его история. Чтобы возродить интерес и перевернуть жернова общественного мнения, нужны были подтвержденные факты. Но фактов не было.

Я сидел за своим столом и смотрел на Айи, которая располагалась симметрично на другом конце приемной и тоже смотрела на меня. Работы у нас не было, как не было и сил разговаривать.

— Почему у тебя такой вид? — равнодушным голосом спросила Айи. — Тебя же официально наняли, наконец, да и процесс твой закончился.

Действительно, сегодня утром было последнее заседание, и я отделался только простым предупреждением, а час назад Фадж вызвал меня к себе в кабинет и сообщил о моем назначении.

— С завтрашнего дня ты официально становишься моим помощником, — серьезно сказал он. — Но, прежде чем мы продолжим работать, ты должен серьезно подумать о своих приоритетах, — я затаил дыхание, догадываясь, что он сейчас скажет. — Мне не хотелось бы давить на тебя, но у меня есть определенные сомнения по поводу твоей семьи.

Меня пронзило волнение. Я надеялся, что не придется приступать к этому так сразу, однако, отступать было нельзя.

Поздно изображать святую невинность, дорогой Перси.

— Я не разделяю их верности Дамблдору, — заметил я.

— Тогда сделать выбор будет не сложно, м? — голос Фаджа стал нарочито дружеским, именно таким тоном он обсуждал все неприятные темы. — Но стоит поторопиться. Ситуация сейчас такая, что я не могу держать рядом с собой тех, в ком я не уверен.

Я кивнул, немного расслабившись и позволив лицу принять его настоящее мрачно-задумчивое выражение. Но решение было уже принято. Больше ни шагу назад.

— Хорошо, господин министр, я понимаю, — медленно произнес я.

В ту секунду мне казалось, что мир рушится вокруг меня.

Фадж говорил о том, что я просто должен переехать от родных, но я знал, что этого не будет достаточно. Я должен был оборвать с ними все контакты.

— А у тебя почему такой вид? — спросил я, снова посмотрев на Айи.

Мы одновременно пожали плечами.

— Но говорить мы об этом не будем, — подвела итог Айи, слегка усмехнувшись уголком губ. Не было понятно, радует ее это, огорчает, или она просто констатирует факт; в любом случае, это было верно: мы никогда ничего не обсуждали.

К вечеру работы так и не появилось, так что пришлось уйти пораньше, хотя я и старался оттягивать этот момент так сильно, как только было возможно.

Я вошел домой и аккуратно закрыл за собой дверь. На кухне отец с серьезным видом читал газету. У меня возникло желание обнять его покрепче, как будто перед отъездом, но для таких случаев прощания не предусмотрены. Надо было действовать немедленно, казалось, что еще немного, и у меня уже не получится решиться.

— Меня повысили, — с самодовольством сказал я. — Я буду помощником Фаджа.

— И что ты будешь делать? — как я и предсказывал, он не был доволен моим повышением.

— Я думаю, помогать министру с его делами, как тогда у мистера Крауча.

— А если Фаджу важна твоя связь с Дамблдором? — нарочито-небрежно протянул отец, было видно, что это соображение очень его волнует, и он хотел бы предостеречь меня. — Тебе не кажется, что, возможно, ты получил эту должность чтобы министр мог через тебя шпионить за всеми нами?

— Нет, не кажется, — сварливо перебил его я.

Вдохнув, словно ныряльщик перед прыжком, я продолжил:

— А кажется мне, что это вам пора заканчивать якшаться с Дамблдором.

Отец с удивлением посмотрел на меня.

— Дамблдор преследует какие-то свои цели, — продолжал я, стараясь, чтобы мой голос звучал жестко, как будто я был оскорблен. — Я не настолько глуп, чтобы верить всему, что он говорит.

— Перси? — отец был растерян, поражен моими словами.

— Кто вообще видел, что Волан-де-Морт вернулся? Только Поттер? Знаете ли, мне этого недостаточно…

— Что ты говоришь! Ты хоть видел Гарри, когда он вернулся с кладбища?! Он же…

— Да как можно в это верить! — перекричал его я. — Только идиот мог бы поверить в эту байку! Понятно, что тебя давно уже никто в министерстве не воспринимает всерьез.

После этих слов отец явно разозлился. Нужно было еще немного, чтобы размолвка была убедительной. Он должен был в нее верить. И приходилось продолжать, хотя каждое слово, что я говорил, оставалось пульсировать кровоточащей раной у меня в мозгу.

— С самого первого дня, — чеканил я, — мне пришлось сражаться с твоей поганой репутацией. Ты не знал? Тебя считают местным сумасшедшим! У тебя были возможности, а ты предпочел закопаться со своими маглами. Знаешь, я буду зарабатывать больше чем ты, а ведь года не прошло…

— И какая цена у предательства? — с мрачной ухмылкой спросил отец.

Я заметил, что он побелел от негодования, но из последних сил держится, чтобы не сорваться. Это был первый и последний раз, когда я видел его таким.

— Я сам выбираю сторону! — выкрикнул я. — И я буду с министерством. И знаешь еще что? Я объявлю всем и каждому, что больше не считаю себя частью этой семьи.

И вот теперь отец не сдержался. Он размахнулся и ударил меня по лицу.

— Как ты можешь! — процедил он.

Потерев горящую щеку, я со злобой посмотрел на него.

— Прекрасно. Давно хотел съехать из этого свинарника.

Я развернулся и поднялся по лестнице в свою комнату. Чемодан собрался по взмаху палочки, я отправил его вниз, и он, едва не сорвав дверь с петель, оказался на крыльце.

Я прошел через гостиную, не говоря ни слова. Отец проводил меня разъяренным взглядом.

— Перси, ты куда? — крикнула мне вслед мать. — Остановись!

— Пусть идет, — со злостью сказал отец, останавливая ее.

Прохладный вечерний воздух овеял мое горящее лицо. Отшвырнув в сторону стоявшие на ступеньках резиновые сапоги, я прошел через двор и захлопнул за собой калитку, взял в руки чемодан, трансгрессировал.

Освещенные фонарями и вывесками улицы Лондона вокруг меня сливались в мельтешение световых пятен. Голова была точно забита ватой, казалось, я вообще ничего не чувствовал.

Как во сне, я остановился, рассматривая афишу какого-то обшарпанного театра. Толстые черные буквы заголовка прорезали путь в мой разум, и он, словно радуясь случаю отвлечься, отчаянно ухватился за них. Как сейчас помню, в тот сезон ставилось нечто под названием «Собака Баскервиллей». Это и было написано на афише, а сразу под заглавием располагался рисунок злобной черной собаки с алыми глазами. Грима, одним словом. Вопрос, откуда мог появиться Грим в магловском спектакле, показался мне до странного увлекательным, и я в отупении таращился на картинку, пока в моей голове медленно складывались из кирпичиков шаткие и неуклюжие предположения.

— Вы билет брать будете? — донеслось из маленького окошка кассы. — Представление сейчас начнется.

— Сколько? — спросил я.

— Двадцать.

Я достал фиолетовую бумажку, и отпечатанная на ней кудрявая женщина в короне укоризненно глянула на меня. Забрав билет, я протащил свой чемодан мимо подозрительно оглядевшего меня билетера и устроился на последнем ряду шатких деревянных откидных стульчиков. Зал был наполовину пуст.

Я поставил локти на колени и уставился в пол. Свет погас. Мгновение темноты и тишины, когда стихли шуршащие беседы немногочисленных зрителей, а вступительная музыка еще не успела заиграть. Это мгновение было словно точка, и вот тогда я осознал, что все, что это было все, что теперь я был совсем один.

— Не верю, — Фадж поднял глаза от пары листков, которые я только что вручил ему, и посмотрел на меня. — Это точно?

Выборы в Визенгамот прошли гладко, даже, как он считал, слишком гладко.

— Да, министр.

— Дамблдор так ничего и не сделал? — Фадж казался растерянным.

— Нет, министр. Поздравляю вас, в общей сложности, наша фракция получила двадцать семь округов.

— Да, конечно, — протянул он, его голос все еще был неуверенным, казалось, он неожиданно перестал отдавать себе отчет, что я все еще в кабинете. — Но неужели он так ничего и не сделал? Он же видел, что эти заявления не сработали…

Я тактично молчал.

— Может мы ошиблись? Может он и это спланировал? — Фадж на мгновение посмотрел на меня, словно ждал ответа, но быстро опомнился и продолжил: — Ладно, — он нахмурился, — даже если так, до послезавтра мы ничего не успеем исправить. Будет избрание Верховного Чародея, вот и посмотрим…

Но и тогда сомнения министра не разрешились, а только усугубились: все местные судьи из его фракции проголосовали, как и было условлено, за Нейтана Перегрина, сделав его Верховным Чародеем. Сам Дамблдор только вяло поднял руку за Амелию Боунс, но выглядел отрешенным, как будто итог голосования почти его не интересовал. Он терял Визенгамот с полнейшим безразличием на лице.

Впоследствии я много размышлял, почему в тот момент Дамблдор отступил.

Многие местные судьи, лишившиеся своих постов после перевыборов, в частности, Уильям Фарго, говорили мне, что директор Хогвартса обещал им поддержку, которая потом так и не появилась. Думаю, ситуация сложилась так, что все средства, собранные для предвыборных кампаний, пошли на финансирование вновь созванного ордена Феникса. То есть, у Дамблдора попросту не хватило ресурсов и на то, и на другое, ему пришлось выбирать.

Сложно судить, сделал ли он правильный выбор. В одном, впрочем, сомневаться не приходится. Выборы в Визенгамот 9 июля 1995 года стали первым серьезным поражением, хотя сразу и не было понятно, насколько серьезным.

— Он так ничего и не сделал, — задумчиво шептал Фадж, уставившись в окно министерской машины, мягко катившей его по одетым огнями улицам Лондона.

Мы направлялись на прием, который Нейтан Перегрин устроил в честь собственного избрания Верховным Колдуном, и вид у министра был задумчивый, почти растерянный.

— Он так ничего и не сделал, — как бы про себя шептал он.

Мы вышли из машины и направились к городскому дому Перегринов. Снаружи он ничем не отличался от своих соседей: такой же аккуратный, но ничем не примечательный кремовый дом с колоннами.

— Я хочу, чтобы он ушел из старейшин, Долорес, — процедил Фадж, обмениваясь церемонным приветствием с встретившей его Амбридж. — Мне плевать, как вы это сделаете, я хочу, чтобы в Визенгамоте его не было.

Министр снова сделался по обыкновению спокойным и принялся раскланиваться с вышедшим ему навстречу хозяином дома, Нейтаном Перегрином.

— Что же, думаю, после приема вы еще успеете подобрать кандидатуры, — вполголоса сказала Амбридж, повернувшись к нам с Айи, хотя, было видно, она отнеслась к предложению министра скептически. — Если ничего не изменится, завтра представите варианты, — она снова лучезарно улыбнулась и посмотрела на подошедшего теперь к ней Нейтана Перегрина. — Нейтан! Поздравляю с избранием! Мы все очень рады видеть тебя Верховным Колдуном.

— Благодарю, Долорес, — слегка встопорщив уголки губ, отозвался тот.

Нейтан Перегрин был немолодой уже человек, с очень выступающим на иссохшем лице длинным носом и немигающим, почти птичьим, взглядом. Его серые от седины волосы были с чрезмерной аккуратностью зализаны назад, а о край его манжет, казалось, можно порезаться.

Теперь он пригласил Амбридж и Фаджа внутрь. Все уже собрались, не хватало только министра и его заместителя.

Мы с Айи прошли следом. Я был задумчив. Конечно, была вероятность, что Амбридж сможет убедить Фаджа приберечь пока силы, однако, следовало подготовиться и к тому, что будет попытка убрать Дамблдора из Совета Старейшин.

Само по себе исключение Дамблдора, конечно, не было катастрофой, однако, у меня было чувство, что лучше защищать все позиции, которые возможно. Я, впрочем, не собирался рисковать слишком сильно. В конце концов, я остался в министерстве сейчас, рассчитывая сохранить свое место и в том случае, если к власти придет Волан-де-Морт, значит, подставляться было нельзя.

— Господин министр, я понимаю вашу личную заинтересованность в этом вопросе, но понимаете ли вы, скольких ресурсов это потребует? — Амбридж говорила спокойно и холодно, не было ее обычных жеманных ужимок.

Было десять часов утра, и министр только что пришел на службу. Амбридж явилась почти сразу же, наверняка, ждала его.

— Напомню вам, что для снятия с должности старейшины Визенгамота нужно квалифицированное большинство, значит, учитывая, что все члены нашей фракции проголосуют за, понадобится еще, как минимум, трое. Значит, придется потерять некоторые комитеты.

Комитеты Визенгамота занимались оценкой существующих законопроектов и редактурой новых. Для судей участие в соответствующих комитетах означало прямую возможность влиять на законодательство в определенной сфере. Членство в комитетах, за некоторыми ограничениями, было в ведении Верховного Чародея.

— Я считаю, это стратегически ошибочное решение, — веско закончила Амбридж.

По лицу Фаджа не было понятно, то ли он прислушивается к ней, то ли просто ждет, пока она закончит, чтобы все равно поступить по-своему.

— Вы отчасти правы, Долорес, — наконец сказал он. — Однако, вариантов тут быть не может. Я хочу, чтобы Дамблдора в Визенгамоте не было.

— Я понимаю, Корнелиус, — с досадой отозвалась та. — Ваши помощники должны были уже подготовить…

Айи положила папку на стол Фаджу. Кандидатуры для голосования мы подготовили прошлой ночью.

— Может быть Амата Маккрей? — спросил я, посмотрев на Айи. Было около часа пополуночи, мы были в приемной одни, и нам нужен был последний голос. — Она на все согласится, если ей пообещать спасти единорогов.

Амату Маккрей, второй срок занимавшую должность местного судьи от Кента, я выбрал не случайно. Ей было около тридцати пяти, она всегда одевалась в белое, ценила животных гораздо больше чем людей и придерживалась какого-то данного самой себе обета безбрачия.

— Лучше Флавий Гамп, — отозвалась Айи. — Эта судья Маккрей, насколько я понимаю, идейная. Если выяснится, что Фадж расходится с ней во взглядах…

Айи понимала ситуацию правильно.

Затем мне и нужен был идеалист. Тот, кого легко будет убедить расторгнуть соглашение, тот, кто думает не только о выгодах и издержках. Мне нужна была Амата Маккрей.

— Во-первых, это вряд ли выяснится за короткий срок, — уверенно сказал я. — Во-вторых, Гампу придется предложить серьезные уступки.

— Я не знаю, — упрямо возразила Айи. — Если она неожиданно откажется, найти ей замену за короткий срок будет невозможно.

Разумеется, я знал об этом. Именно на это я и рассчитывал.

— Зато, уговаривая Флавия Гампа, мы растратим весь политический капитал, — парировал я. — Он потребует чуть ли не поправок к конституции.

Айи нахмурилась.

— Как хочешь, но я вношу Амату Маккрей, — заявил я, надеясь заставить ее принять решение побыстрее.

— Итак, — пробормотал Фадж, раскрывая папку, которую Айи только что положила на стол и пробегая бумаги глазами. — Даррен Картрайт, Стивен Хант и Амата Маккрей. Ну отлично… Работайте, Долорес. Помогите мне убрать Дамблдора из Совета Старейшин.

Амбридж слегка поджала губы. Было видно, что она осталась не слишком довольна решением министра, однако за дело она все-таки принялась со всей серьезностью. Всю неделю продолжались бесконечные встречи с судьями, все из которых она проводила лично и которые мне, временно помогавшему ей, приходилось организовывать.

— Не переношу Ханта, — устало сказала Амбридж вечером в четверг.

Голосование должно было состояться уже завтра, и только теперь мы наконец утрясли все детали со Стивеном Хантом. Этот человек был из тех, кто торгуется до последнего.

— В конце концов вам удалось убедить его принять более чем скромные условия, — отозвался я, стараясь, чтобы в голосе ненавязчиво промелькнуло восхищение.

Судя по всему, у меня получилось, так как Амбридж довольно улыбнулась.

— Садись, Перси, — сказала она. — Выпей, чего-нибудь, если хочешь. Ужасная неделя, правда?

Мне бросился в глаза стоявший перед ней пустой бокал, в котором, судя по всему, раньше был херес.

— Успешная, — мягко возразил я. — Дамблдор покинет Визенгамот, а вы сохранили фракции министра почти все основные позиции в комитетах.

Взмахнув палочкой, я заставил бутылку хереса перенестись к столу и, аккуратно поймав ее за донышко, снова наполнил бокал для Амбридж и для себя самого. Последнее, разумеется, без помощи магии. Важно было понимать, когда это не было уместно.

Амбридж снова польщенно улыбнулась.

— Ты и сам неплохо справился, Перси, — с крохотным смешком проговорила она. — Рада была узнать, что ты из тех, кто не даст семейному балласту утянуть себя на дно.

Тогда я этого не знал, однако, моя история напоминала Амбридж ее собственную. Пробившись из низов, в свое время, она стремилась откреститься от семьи, чтобы безбоязненно врать в министерстве о своем чистокровном происхождении.

— Мне было жаль сделать это, — с некоторым напряжением заметил я. Лучше было не врать о том, что могло было бы быть слишком заметно, а, кроме того, у меня было чувство, что немного искренности пойдет любому притворству на пользу.

— Понимаю, — Амбридж кивнула, казалось, ее забавляет мое напряжение. Позднее я стал понимать это чувство, возникающее, когда ты видишь кого-то, кто проходит по той дороге, которая уже осталась за твоими плечами.

— Но знаешь, в конце концов, важно осознавать, что это они тебя предали, — она усмехнулась моему явному удивлению. — Они предали тебя уже потому, что не смогли добиться для тебя наилучших возможностей. Скажешь нет? Обноски своих братьев, слава предателя крови, чудак-отец в забытом отдельчике — такой себе стартовый капитал, — она едва ли не рассмеялась.

Когда она снова потянулась к бокалу, ее рука двигалась немного неточно, и я понял, что она, по всей видимости, усердствовала. Внутри у меня закипал гнев, но мой вид оставался спокойным и заинтересованно-задумчивым. Амбридж продолжала, судя по всему, ей было искренне приятно, что к ней прислушиваются.

— Главное — вовремя осознать, что к твоей шее привязан камень, и сбросить его. Все эти высокие ценности… Все это для того, чтобы удержать тебя внизу. Те, кто это отрицают, просто слишком слабы, чтобы понять правду. И они обречены подчиняться.

Она все говорила и говорила, я же смотрел на нее с восхищением, как если бы она озвучивала те мои мысли, которые еще не успели выразиться словами.

Думаю, именно такой реакции она и ждала. Что же, она должна была получить то, чего хочет. Ее расположение могло оказаться полезным.

Небольшие ажурные часы с резными ангелочками и розочками мелодично зажурчали, отмечая полночь.

— О, уже так поздно, — неожиданно прервалась Амбридж, хрустально усмехнувшись. — Поверить не могу. Что же, в таком случае, до завтра.

— Спасибо вам, — сказал я, все еще не отрывая от нее взгляда. — Вы…

— Идите, Перси, уже поздно, — она как-то странно хохотнула. Ее дряблое лицо светилось от удовольствия.

Я кивнул и вышел из ее кабинета, специально слегка замешкавшись в дверях, как будто мне хотелось что-то спросить, но я не решался. Она должна была думать, что произвела неизгладимое впечатление, что она для меня чуть ли не пример для подражания. Могу сказать, что я был достаточно убедителен. И херес. Да, он оказался полезен.

Так или иначе, комитеты получили новых членов, а единороги могли теперь спать спокойно.

— На единорогов же не охотятся, — с недоумением произнесла Айи, рассматривая старый номер «Ежедневного Пророка», в котором была напечатана крупная фотография Аматы Маккрей с транспарантом против использования животных компонентов в зельеварении.

— Нет вроде, — я пожал плечами. — Но, говорят, в Хогвартсе несколько лет назад были случаи. Хотя какая разница в конце концов?

— Главное, что этот вопрос беспокоит судью Маккрей… — с сомнением протянула Айи.

Думаю, Амату Маккрей больше беспокоило сокращение ареала из-за ограничений секретности и, в частности, законопроект «О Дополнительном Ограничении Мест Обитания Магических Существ».

Этот факт не афишировался, но одним из тех, кто этот проект разрабатывал, был Фадж. Это было самое начало его карьеры, он тогда только несколько лет как закончил Хогвартс. Главное же было в том, что у меня была копия протокола его доклада. И, как говорится, «по неудачному стечению обстоятельств», утром в день голосования этот протокол оказался на столе у судьи Маккрей.

— Я не собираюсь вести дел с таким человеком, как вы! Соглашение отменяется! — услышал я, а следом за этим в приемную решительно вышла высокая женщина в развевающейся белой мантии и с очень недовольным лицом.

До начала заседания Визенгамота оставалось двадцать минут. 33/50 Квалифицированного большинства не было.

Неудачно было то, что судья Маккрей решила лично сообщить Фаджу о том, что не намерена голосовать за исключение Дамблдора.

Много ли министр мог исправить за двадцать минут? Этого я не знал.

Знал только то, что делать больше того, что уже было сделано, было небезопасно. Если бы меня уволили сейчас, все жертвы были бы напрасны, а я был полон решимости ни за что этого не допустить.

Финт Вронского по праву считается одной из сложнейших квиддичных фигур. Ловец устремляется вниз, входя в вертикальное пике и заманивая за собой ловца другой команды. Требуется перейти в бреющий полет у самой земли. Если противник не успеет среагировать, его, весьма вероятно, придется соскребать с поля.

У вас может возникнуть закономерный вопрос: если я исполнял финт Вронского, то кто же был вторым ловцом. Что же, вы это поймете в свое время, пока же я с неприятным тянущим ощущением в животе смотрел на то, как Фадж что-то горячо обсуждает с Нейтаном Перегрином.

Законных способов исправить положение с голосованием не оставалось, были только темно-серые варианты, на которые, я надеялся, было сложно решиться.

Члены Визенгамота уже начали собираться. Дамблдор неуловимо кивнул мне, заняв свое место среди остальных старейшин, рядом с Гризельдой Марчбэнкс. Амата Маккрей сидела, раздраженно закинув ногу на ногу. Я заметил, как на места для зрителей поднялся мракоборец Долиш и слегка кивнул Фаджу. Чувствовалось, что ситуация накаляется, хотя пока и не было понятно, что должно произойти. Нейтан Перегрин занял центральную трибуну.

Ударил молоток.

— Заседание объявляется открытым. Сегодня на повестке дня вопрос об исключении Альбуса Дамблдора из Совета Старейшин. Однако, прежде чем мы перейдем непосредственно к нему, необходимо рассмотреть еще одно чрезвычайно важное событие.

По залу пробежал заинтересованный шепоток, я же был как на иголках.

— Сегодня утром в Управление Мракоборцев были доставлены улики и свидетельства, заставляющие подозревать судью Маккрей в коррупционной деятельности.

— Что?! — с возмущением вскричала та, вскакивая на ноги. — Что вы себе позволяете, Перегрин?!

— Тишина в зале! — громко сказал тот. — Позвольте мне закончить, судья Маккрей. Вы знаете, существует ответственность за нарушение порядка заседания.

Я во все глаза смотрел, во что это выльется. История не могла быть хорошо подготовлена, и улик у них никаких, скорее всего, быть не могло. Я не понимал, к чему они клонят.

— В связи с этим, я хотел бы поставить вопрос о временном лишении судьи Маккрей неприкосновенности и полномочий члена Визенгамота, вплоть до завершения расследования, — продолжил Перегрин. — Как Верховный Чародей, я считаю, что необходимо подчеркнуть отличие нынешнего созыва от предыдущих. Все должны четко увидеть, что мы придерживаемся политики полной прозрачности, не пытаемся покрывать своих членов и призываем их также встречать обвинения лицом к лицу. Подчеркиваю, что коррупция — недопустимое преступление для народных представителей, и Визенгамот должен стараться исключить любые подозрения. Если судья Маккрей будет признана невиновной, она немедленно будет восстановлена во всех правах, и я лично буду рад принести ей извинения, — он слегка поклонился в ее сторону. — Однако, если все же будет доказана ее вина, мы сделаем первый шаг к тому, чтобы изменить Визенгамот к лучшему. Итак, уважаемые судьи, я ставлю на голосование вопрос о лишении судьи Маккрей неприкосновенности.

Я вздрогнул. Понятно. Если Амату Маккрей временно исключат из Визенгамота, останется 33/49. Значит, Дамблдору придется попрощаться с Советом Старейшин.

Большинство судей выглядело озадаченными. Все это было слишком неожиданно, все было шито снежно-белыми нитками. Я увидел, как Гризельда Марчбэнкс язвительно кривит губы.

— Это была твоя ошибка, — прошипела мне на ухо сидевшая рядом Айи. — Из-за того, что ты настаивал на включении судьи Маккрей в список кандидатов, приходится теперь пойти на такие меры. И, если хочешь знать, я не собираюсь делить с тобой ответственность за то, что ты сделал.

Я ничего ей не ответил, все так же смотрел на стоявшего за трибуной Перегрина.

— Итак, кто поддерживает лишение судьи Маккрей неприкосновенности, прошу поднять руки. Напоминаю вам, судья Маккрей, что вы не можете голосовать по этому вопросу.

Один, два… Двадцать восемь. Почти вся фракция Фаджа.

— Итак. Двадцать восемь — за, двадцать — против, двое воздержались. Судья Маккрей, мистер Долиш проводит вас. До окончания расследования вы лишаетесь статуса местного судьи и судейской неприкосновенности. Желаю вам удачи.

Амата Маккрей желчно усмехнулась, но все же проследовала из зала следом за Долишем.

Я с ужасом смотрел ей вслед. И беспокоило меня вовсе не то, что она должна была теперь подвергнуться расследованию и даже не то, что Дамблдор терял место в Визенгамоте. Больше всего меня волновало то, с какой искрометной легкостью все это случилось.

Конечно, Амату Маккрей оправдали по всем пунктам буквально на следующей неделе, сразу после того, как в воскресном «Пророке» появилась статья, расхваливающая непримиримость Нейтана Перегрина, но дело было уже сделано.

— С этими идеалистами всегда столько проблем. Они порой склонны поступать наперекор самим себе, — Амбридж по-девчоночьи усмехнулась.

Я промолчал, ожидая, пока она продолжит. Казалось, она имеет в виду совсем не судью Маккрей.

— Амате могли подкинуть этот протокол, как ты думаешь, Перси? — Амбридж испытующе посмотрела на меня. Настроение у нее, судя по всему, было весьма приподнятое. У меня возникло чувство, что это была проверка.

Теперь разум услужливо подкидывал мне то, о чем я хотел вспоминать меньше всего. Мне бросился в голову один из наших недавних разговоров с Айи.

— Я поддерживаю Фаджа, — просто сказала она.

— Правда? — не сдержав недоумения отозвался я.

— У него есть ошибки, но он двигается в нужном направлении. Он пытается улучшить сосуществование волшебников и маглов. Это единственный, на моей памяти, министр магии, который этим озаботился.

Я снова не мог сдержать некоторого скептицизма: на мой взгляд, Фадж все время обходился полумерами.

— Ты думаешь, все может просто так мгновенно измениться? — Айи насмешливо щелкнула пальцами. — Просто, раз, и все замечательно? Знаешь ли, если хочешь что-то сделать, надо что-то делать.

— А что его травля Дамблдора? — поинтересовался я. — Если Волан-де-Морт действительно вернулся…

— Пока ты хлопотал вокруг Амбридж, Фадж встретился со Скримджером, — отрезала Айи. — Если уж принимать свидетельства Дамблдора всерьез, то лучше найти факты, прежде чем поднимать панику.

Вынужден признать, ее точка зрения имела право на существование. Айи действительно искренне следовала своим убеждениям.

Впрочем, сейчас для меня это значило лишь то, что я не смогу ее переубедить.

А теперь Амбридж решила устроить мне проверку. И, хотя я и не понимал, была ли это проверка моей лояльности, или же ей просто хотелось посмотреть, смогу ли я угадать ее предположения, я знал, как собираюсь поступить.

— Итак, теперь, когда мы разрешили чрезвычайный вопрос с судьей Маккрей, вернемся к нашей основной повестке, — продолжил Нейтан Перегрин, проводив глазами покидавшую зал Амату Маккрей. — Итак, я ставлю на голосование вопрос об исключении судьи Дамблдора из состава старейшин Визенгамота. Прошу голосовать.

Амбридж пригласила меня к себе сразу же после окончания заседания и теперь испытующе смотрела на меня, ждала, что я скажу.

По мере того, как пауза затягивалась, я чувствовал в себе все больше и больше решительности. Хоть некоторое время назад я предпочел бы все отрицать, я уже довольно давно знал вдоль и поперек все, что собираюсь делать.

С самого начала? Этого я не могу точно сказать. Просто я уже научился оставлять некоторое пространство для маневра. Или финта.

— Тридцать три за, шестнадцать против. Итого 33/49. Есть квалифицированное большинство. Мистер Дамблдор, с настоящего момента вы исключены из совета старейшин, прошу вас сложить полномочия и покинуть зал заседаний, — объявил Нейтан Перегрин, закончив подсчитывать поднятые руки.

Дамблдор проворно поднялся и, провожаемый взглядом всех присутствующих, покинул зал. Вид у него был спокойный, словно его и вовсе не обеспокоила потеря должности старейшины. Едва он шагнул за порог зала, как Гризельда Марчбэнкс вскочила с места.

— Уважаемый мистер Перегрин, — зло промолвила она, — вы должны отдавать себе отчет, что Визенгамот — это, прежде всего, народное представительство. Не превращайте происходящее здесь в цирк!

Я во все глаза смотрел на нее, не понимая, что она задумала.

— Вы дискредитируете себя как Верховного Чародея в первый же месяц своей работы, — продолжала Гризельда Марчбэнкс. — Если это то, во что теперь превратится Визенгамот, у меня нет никакого желания в этом участвовать.

— Вы собираетесь выйти из состава старейшин? — с напускной растерянностью спросил Перегрин.

Я затаил дыхание. Нет. Нет. Ответьте «нет»!

— Да, — обрубила судья Марчбэнкс. — Если сейчас данное собрание представляет собой не более чем сборище ваших подпевал, я больше не вижу смысла в нем участвовать.

Я едва не схватился за голову.

— Я поддерживаю мадам Марчбэнкс, — медленно сказал Тиберий Огден. — Я не намерен терпеть превращения заседаний Визенгамота в ваш личный бенефис, мистер Перегрин.

С этими словами они покинули зал. Я с ужасом поймал улыбку, на мгновение скользнувшую по губам Нейтана Перегрина.

Совет Старейшин лишился трех соратников Дамблдора. Кандидатуры новых старейшин предлагал Фадж.

Большинство Совета Старейшин и его право вето только что были отданы практически бесплатно.

Меня затопила ненависть к Марчбэнкс и Огдену. Пока я пытался сделать все, чтобы улучшить ситуацию, они все сломали просто потому, что захотели сделать красивый жест.

Я был очень зол. И я все еще очень зол.

— Так что вы думаете, Перси? — снова спросила Амбридж, внимательно взглянув на меня.

Пауза излишне затянулась. Настало время выходить из пике и выравнивать метлу. Вронскому вряд ли когда-нибудь случалось работать в государственных структурах, но его трюк, я думаю, мог бы заслужить славу общеупотребительного.

Что же, я решился. Совет Старейшин был потерян.

Пора было немного расчистить площадку для собственных действий. Я был очень зол. В тот момент для меня не существовало никакого «слишком».

Впрочем, после того, как я бросил семью, многие вещи, кажется, перестали задевать меня.

— Думаю, это была продуманная атака, — отчетливо произнес я.

Амбридж подняла брови и заинтересованно уставилась на меня. Такого ответа она не ждала? Может быть. У нее было недостаточно информации, чтобы начать подозревать что-то подобное. Что же, тогда я просто должен был изобрести кое-какие обстоятельства.

— Айи Арма настаивала на кандидатуре Аматы Маккрей. Думаю, у нее был готовый план действий. Кроме этого, сегодня ранним утром я видел на ее столе папку из архива. Потом она отошла куда-то, забрав ее, но вернулась уже с пустыми руками.

Бреющий полет прямо над землей.

Не составляло труда догадаться, кому из нас двоих Амбридж поверит в этой ситуации.

Сзади слышался неприятный хруст, с которым мой противник ударился о землю.

Было около девяти, но Фадж все еще беседовал со Скримджером в своем кабинете. Я стоял, прислонившись к своему столу и в задумчивости чертил в воздухе светящиеся линии с помощью волшебной палочки. Рабочее место Айи было пустым.

Я думал о том, правильно ли я поступил.

Айи, работавшая со мной в одном кабинете и искренне поддерживавшая министра, сильно сковывала мои действия, и было не так сложно представить себе ситуацию, в которой ее присутствие могло разрушить мою легенду.

Иногда я говорил себе, что все правильно. Ведь достаточно было одной ошибки, одного слова, сказанного не тому человеку, чтобы все разрушилось. Значит, надо было минимизировать риски заранее. Еще до того, как что-то случится.

Иногда же я думал, что, на самом деле, всегда был и будет миллион вещей, которые я мог сказать, не наведя ни на кого подозрений.

Может быть, я зря все это устроил?

Может, это вовсе не было так необходимо, как я себе внушил?

Я поймал себя на том, что понимаю только то, что больше не понимаю, что и почему я делаю. Снова вспомнился утренний разговор с Амбридж, и меня передернуло.

В голове зрел отчаянный план.

Может, план был глуп, может, это бы все испортило. Я не знал этого, но, в любом случае, меня просто резало желание сделать что-нибудь, в правильности чего я буду совершенно уверен.

От размышлений меня отвлек молодой человек, неожиданно появившийся на пороге приемной. Он был, на вид, ненамного старше меня, одет в потрепанную магловскую куртку и держал руки в карманах, но шагал решительно, как будто был уверен, что его не только примут, но и ждут с нетерпением.

По виду молодого человека казалось, что он не из тех, с кем у министра могла бы быть назначена встреча, и не из тех, кто пытался пробиться без назначения: тогда бы он, вероятнее, пришел бы раньше, не в девять часов вечера.

Возможно, догадка была поспешной, но мне не верилось, что случайный человек может с такой уверенностью промаршировать в приемную министра магии в нерабочее время.

Я опустил волшебную палочку и переложил ее в левую руку, а потом, оттолкнувшись от стола, встал на пути посетителя и спросил:

— Чем могу помочь?

Орден Феникса активно занимался вербовкой. Было сомнительно, что они тщательно проверяют всех и каждого. В любом случае, такого рода подозрения не следовало оставлять без внимания.

— Мне нужно переговорить с министром, — отозвался тот, так и не вынимая правой руки из кармана куртки. Волшебная палочка?

— По какому вопросу? — в моем голосе не чувствовалось напряжения, но, на самом деле, я был взволнован. Правую руку я все еще держал у него на виду, а левой обхватывал палочку за центр, не за рукоятку, словно ручку портфеля. Многие считают, что так невозможно колдовать, но, на самом деле, хотя это и было сложно, все-таки не невозможно. Главное же, когда я держал ее в таком положении, она оказывалась направлена на того, кто стоял передо мной.

— Просто передайте министру, что это Ланс Гамильтон из Управления, — сдержанно сказал он.

Я приветливо улыбнулся, как будто министр предупреждал меня о том, что он может прийти. На самом же деле, меня прошиб холодный пот.

Мракоборец? Наверное, только недавно прошел тесты, как Тонкс. И заявляется к Фаджу. Не к Скримджеру. К Фаджу. Я раньше нигде не встречал его имени, однако, Гамильтон был уверен, что министру оно известно.

Время истекало. Фадж и Скримджер могли появиться из кабинета в любой момент.

Надо было действовать. В запасе было только одно заклинание.

Пусть сначала отпустит волшебную палочку.

— А, Ланс Гамильтон! Рад, наконец, познакомиться с вами лично. Перси Уизли, помощник министра.

— Перси Уизли? — он внимательно посмотрел на меня и пожал протянутую руку. — Я о тебе слышал.

«Слышал», значит? Так я и думал. Что было важнее, волшебную палочку он все-таки выпустил. Казалось, она действительно была у него в правом кармане куртки.

— Понимаю, — отозвался я.

Теперь следовало задать ему какой-нибудь простой вопрос.

— Они говорят об этом?

Тот ничего не ответил. Промолчал. Но теперь, я видел, поверил, что министр действительно рассказал мне про него и про то, чем он занимается.

Он, казалось, немного расслабился: уже думал, что победил.

Похоже, Гамильтон узнал что-то важное, раз решил заявиться сюда.

Даже не просто что-то важное. Решительное.

Нервы натянулись до предела.

Оставалось неясным только то, почему Фадж встречается со своим человеком лично. Либо он не доверял Скримджеру, либо просто предпочитал держать ситуацию под личным контролем. Я припомнил его неприязнь к Дамблдору и остановился на последнем варианте.

— Простите за эти вопросы, но, вы понимаете… — дружелюбно сказал я, Гамильтон кивнул.

Шанс у меня был только один, и шуметь было нельзя: Фадж и Скримджер — вот они, за дверью.

— У министра сейчас встреча и, если вы не против, подождите пару минут… — я слегка отвернулся от него и указал на кресла для посетителей. Требовалось, чтобы он четко видел все, что я делаю. Или почти все. Вот он я, отвернулся и даже не смотрю в твою сторону.

— Вот, можете распола…

С моей палочки слетел синий луч и слегка ожег бок Гамильтона. Тот, не успев, к счастью, вскрикнуть, рухнул на пол.

Министр и Скримджер могли все слышать. Они могли появиться из кабинета с минуты на минуту.

Быстро.

Я запустил в Гамильтона еще одно парализующее заклятие, потом забрал у него волшебную палочку, отлевитировал его в угол и наложил дезиллюминационные чары. Так было не слишком заметно, если, конечно, не присматриваться.

Возможно, прошло достаточно времени, однако, мне показалось, что буквально в ту же секунду дверь кабинета отворилась, и на пороге появились Фадж и Скримджер.

— Проверьте тщательно, — услышал я голос Фаджа. — Даже если до сих пор ничего не найдено, мы не можем этим рисковать.

— Разумеется, министр, — ответил ему Скримджер.

Мой взгляд упал на пустое место Айи. Я выдохнул. Если бы она была здесь, Гамильтон получил бы свою встречу с министром. Рассказал бы ему все, что знал.

Лед был тонкий. Меня прошиб озноб. Видимо, это все-таки было правильно, максимально расчистить себе пространство для действий, сразу, как только появилась возможность? Я не мог рассуждать об этом здраво.

Возникало ощущение, что я только запутываюсь в хитросплетениях последствий и не могу больше делать выводов. Вот Гамильтон пришел, и я уже смотрю на гадкий, в общем, поступок совершенно по-другому? А если бы он не пришел? Поступок же тот же самый, правда?

Когда в приемную вошел Кингсли, я в задумчивости сидел на диване, размышляя о превратностях всего происходящего.

— Что у тебя? — спросил он.

— Ланс Гамильтон, — я взмахнул палочкой, снимая дезиллюминационное заклятие, и предоставляя ему самому убедиться, что Ланс Гамильтон, вот он, действительно здесь.

— Гамильтон? — Кингсли был очень удивлен. — Гамильтон работает на Фаджа?

— Так он сказал.

— Ну, э, хорошо, что он не успел ему ничего донести. Сегодня он был на площади Гримо.

— И видел Сириуса Блэка, которого Дамблдор прячет там? — уточнил я. — И всех, кто в ордене?

Мне было известно, что Блэк, считавшийся тогда преступником, скрывается в своем семейном доме на площади Гримо, и что там же расположена штаб-квартира ордена Феникса. То есть, если Гамильтону удалось бы рассказать о том, что он видел, Фадж мог, при надлежащем старании, отправить каждого члена ордена Феникса за решетку за укрывательство опасного преступника. И моих родителей.

— А я последние полгода рассказывал, что Блэк скрывается в Тибете, — Кингсли немного нервно усмехнулся. Что же, тюремное заключение за препятствование расследованию полагалось весьма продолжительное. А с той ситуацией, которая сейчас складывалась в Визенгамоте, было не сложно себе представить, что все политические противники министра получат максимально возможные сроки.

— Нам сегодня везет, — с невеселой усмешкой заметил я.

Кингсли кивнул и, взмахнув палочкой, заставил Ланса Гамильтона забыть свой визит на площадь Гримо.

Мои моральные дилеммы же не собирались заканчиваться.

Разумеется, меня несколько впечатлило неожиданное появление связки: подставил Айи — спас своих родителей от Азкабана, но это казалось таким случайным, что оправдываться этим было смешно. Хуже всего было то, что я больше не понимал, что правильно, а что — нет. В любом случае, от свежезародившегося плана, того самого, от обдумывания которого меня отвлек Гамильтон, я отказываться не собирался.

Я снова вспомнил утренний разговор с Амбридж.

— Больше никаких грязнокровок, — с улыбкой объявила она сразу после того, как Айи вышла за дверь ее кабинета.

Я едва не поперхнулся, но вовремя сумел взять себя в руки.

Айи перевели в отдел Международного Магического Сотрудничества. Должность, формально, была выше, но все понимали, что, на самом деле, ее хотели убрать из администрации министра.

Амбридж, как я и предполагал, просто не стала ее слушать. Подавать формальный иск, с другой стороны, было не за что: все-таки, это было скорее повышение.

— Больше никаких грязнокровок, — Амбридж довольно посмотрела на меня. — А ты не заметил? Они весьма скользкие твари.

У меня просто в голове не укладывалось, как кто-то, кто позволял себе высказываться подобным образом, мог занимать в министерстве хоть сколько-нибудь значительную должность.

Казалось, каждый раз, когда я считал, что хуже уже быть не может, реальности удавалось меня удивить. И теперь я сидел и выслушивал ее разглагольствования про превосходство чистокровных.

Она снова засмеялась, я же схватился за бутылку и налил ей еще вина, чтобы скрыть свое замешательство. В голове билась единственная мысль: если бы только она работала на Волан-де-Морта. Но нет, я уже знал, что она чиста, и от этого становилось только хуже.

— Взять хотя бы этот случай, — продолжала рассуждать Амбридж. — Просто нагло просочиться к министру поближе и вредить.

Она снова хихикнула и отпила из бокала.

Усилием воли я заставил себя не обращать внимания на ее слова. К счастью, говорить ей в ответ ничего не требовалось.

— Грязнокровки — это яд, который пропитал все общество. И от них надо избавляться, — сказала Амбридж. — Фадж, конечно, верит в сотрудничество, но, между нами, он просто не видит правды. Не лидер, что сказать.

Она снова засмеялась. Я растянул губы в доброжелательной улыбке, но вместо нее, я чувствовал, получилась какая-то болезненная гримаса. И то, как она это говорила. С каким наслаждением. Казалось, это опьяняет ее не хуже вина.

Этот образ надолго застрял у меня в голове.

Хуже этих воспоминаний была только мысль, что я был в чем-то на нее похож.

Так или иначе, у меня появился план.

Может быть, этот план был глупый, может быть, я был на пути, чтобы все испортить, однако, мне было просто необходимо сделать что-то, в чем я был уверен.

В тот вечер я вернулся домой и запечатал в пузырек несколько воспоминаний. Потом я вычистил их, чтобы нельзя было понять, кому они принадлежали и когда происходило записанное в них. Я был готов.

В тот вечер я запечатал в пузырек несколько воспоминаний. Плохо было то, что, прежде чем отправляться к министру, Ланс Гамильтон сделал то же самое.

Кингсли Бруствер был одним из самых приятных в общении людей, с которыми мне выпал шанс познакомиться за время моей работы на Фаджа. Он был мракоборцем, но умело совмещал свою работу в управлении с членством в ордене Феникса. Я не мог понять, когда он все это успевает. Иногда у меня даже создавалось ощущение, что здесь не обходилось без маховика времени.

В то время Кингсли возглавлял операцию по поимке Сириуса Блэка, так что ему приходилось часто наведываться в кабинет Фаджа, проявлявшего к этим поискам живейший интерес. Министр, казалось, подозревал, что Сириус Блэк как-то связан с Дамблдором, а потому желал получать доклады едва ли не каждый день. Каждый такой раз, Кингсли, увидев меня в приемной, церемонно со мной здоровался, а потом незаметно подсовывал под громоздившуюся на столе кипу документов небольшую записку.

В этот раз там было:

Гамильтон прятал воспоминания. Мы следили за ним, но ему удалось сбежать. Воспоминания у него. Мы следим за всеми, с кем он может выйти на контакт. Смотри в оба.

Едва закончив читать, я уничтожил записку и принялся размышлять над написанным.

Новости повергли меня в ужас. Самое худшее было в том, что было совершенно не ясно, что делать. Искать Ланса Гамильтона было все равно, что иголку в стоге сена, так что оставалось надеяться, что Кингсли и его команде удастся перехватить его, или что у ордена подготовлен план отступления.

В целом, ситуация снова начала раскачиваться, словно деревья в ураган. Впрочем, сидеть и нервничать я не собирался. У меня был план, и он ждал исполнения.

— Уйди, я не хочу с тобой разговаривать, — огрызнулась Айи.

В ответ я поставил на стол небольшой пузырек со светящейся голубоватой жидкостью.

— Воспоминания? — она казалась слегка заинтересованной и, вероятно, согласилась бы теперь немного меня послушать.

— Это воспоминания, которые помогут сильно испортить жизнь Долорес Амбридж, — заметил я, кладя рядом с пузырьком листок бумаги. — И вот еще список.

— Мне казалось, вы с ней нашли друг друга, — язвительно произнесла Айи. — Опять какие-то махинации?

— Подожди, послушай… — начал я. Попытка была не особенно хорошая, но следовало попробовать. Я так верил в то, что собираюсь сделать, что просто не мог отказаться без борьбы.

— Ладно, — с раздражением перебила меня Айи. — Как насчет, ты платишь за меня целый вечер, а я послушаю твои бредни, а потом вылью это — она показала на пузырек, — в унитаз и забуду? Подходит?

— Как хочешь, — отозвался я. — В конце концов, я же не собираюсь вымаливать прощения, а просто предлагаю тебе возможность.

Айи равнодушно пожала плечами.

— Какой же, интересно, нужен психопат, чтобы сначала подставить человека, а потом что-то ему предлагать? — спросила она. — Может лучше расскажешь, как испортить жизнь тебе?

— Я работаю на Дамблдора. Мне не было нужно, чтобы на меня докладывали, только и всего.

Нужно было показать ей, что я серьезен, что мое предложение совершенно реально, что теперь никаких виляний. В любом случае, она вряд ли пошла бы с этим к Фаджу. Снова обращаться к тому, кто оскорбил тебя в прошлый раз, нет, она так не делала. По крайней мере, я надеялся на это.

— Это я уже поняла, — отрезала Айи, окинув меня равнодушным взглядом.

Я немного удивился, но потом подумал, что, да, это было отчасти логично. Плюс, блеф, конечно, тоже никогда не бывал лишним.

— Тогда нет смысла злиться на меня, стоит злиться на тех, кто тебя не выслушал? — спросил я. — Посмотри это, — я подвинул к ней пузырек с воспоминаниями. — Я хотел бы свалить Амбридж, и, если ты тоже этого хочешь, мы могли бы помочь друг другу.

— Серьезно? — Айи подняла брови. — Ты серьезно думаешь, что я захочу иметь с тобой дело после всего?

— Слушай. Потеря места у Фаджа — это очень неприятно, но это только начало для тебя. Знаешь, скоро все может измениться.

— Потому что Волан-де-Морт вернулся? — с ядовитым сарказмом спросила та.

Я невольно передернул плечами, Айи насмешливо посмотрела на меня.

— Волан-де-Морт попробует захватить министерство?! — еще громче спросила она.

Сидевший рядом волшебник вздрогнул и обернулся на нас, я постарался говорить тише.

— Я сейчас не об этом. Это как раз надо попытаться предотвратить.

— Скримджер ничего не нашел, — хмыкнула Айи. — Кто-то качественно промыл тебе мозги, мой дорогой.

— Могу сказать про тебя то же самое, — отозвался я. — Что насчет Амбридж?

Она снова язвительно усмехнулась, но промолчала. И тогда я решил продолжить.

— Знаешь, Айи, мне кажется, ты просто не понимаешь, о чем здесь идет речь, — четко сказал я. В тот момент я искренне хотел бы оказаться на ее месте. То, что я собирался ей предложить, было честным делом, настоящим. Это было то, во что я верил. Это было то, чем я хотел заниматься, чтобы на мне не висело всей этой грязной возни между Фаджем и Дамблдором.

В любом случае, я не справился бы один. А Айи, как никто, могла помочь.

— И о чем же?

— Это, — я показал на пузырек. — Не просто какой-то мой проект. Это воспоминание, в котором Амбридж высказывается против маглорожденных. Понимаешь? И эта женщина занимает пост заместителя министра. Вот это. Именно это — то, что нужно изменить. Не какие-то робкие шаги Фаджа. Нет. Именно то, что люди с такими взглядами занимают ведущие посты в министерстве.

Айи молчала, я продолжал. Чувствовалось, что я говорю сбивчиво, не всегда хорошо, но уже поздно было останавливаться и обдумывать свои фразы.

— И, если ты хочешь что-то с этим сделать, ты должна что-то делать, — она хмыкнула, вспомнив, что сама говорила мне что-то подобное. — И, знаешь, я в тебя верю. Это, — я снова указал на пузырек, — это только первый шаг.

— Хочешь сказать, я смогу даже выиграть от своего перевода? С этим? Как мило с твоей стороны, — она желчно хмыкнула и пристально посмотрела на меня. — Ты с самого начала спланировал это?

— Нет, — твердо сказал я. — Просто. Раз Амбридж сама дала мне оружие против себя, я был бы полным идиотом, если бы не положил все силы, чтобы им воспользоваться. Я верю, что все может получиться.

— А список?

— Люди, которые, скорее всего, с ней согласны. Поверь. Если это пойдет вверх, я смогу раскрутить их на что-нибудь еще. Они скажут все сами, — я уже не помнил себя, едва мог перевести дух между обрывистыми словами. — Мы потом должны будем просто показать это всем остальным.

— И зачем тебе я?

— Потому что я не справлюсь один, — просто ответил я. — И потому что всему этому понадобится лицо. Лидер, понимаешь?

— Сдается мне, это дело склизкое. — ядовито сказала Айи, но, я видел, она раздумывает над моими словами.

И она действительно обещала мне подумать, так что, когда я шел обратно в свою квартиру в Хакни, наконец было ощущение того, что я что-то сделал правильно.

Когда же я открыл дверь и вошел домой, оказалось, что за столом в единственной комнате сидит ни кто иной, как Ланс Гамильтон.

Самое сложное в этот момент было сохранить безразличное выражение лица.

— Помощник Министра Перси Уизли? — Гамильтон направил на меня волшебную палочку.

— А ты кто? — спросил я, окинув его равнодушным взглядом. Он не помнил нашу прошлую встречу, ведь его воспоминания были записаны до того, как он отправился к министру, так что выбор, как преподнести себя, снова был за мной. Кингсли говорил, они следили за всеми, с кем он мог выйти на контакт. Тогда теперь он надеется передать воспоминания через меня? В любом случае, радоваться было преждевременно.

— Ланс Гамильтон, Управление Мракоборцев, — сказал тот.

— И у тебя, конечно, есть удостоверение? — он кивнул и, не опуская волшебной палочки, достал из кармана значок и показал мне.

— И с каких пор мракоборцы позволяют себе вламываться в чужие дома? — язвительно спросил я.

— Мне нужно, чтобы ты передал кое-что министру Магии.

Я снова с безразличием посмотрел на него. Так просто? Слишком просто. Создавалось ощущение, что это была проверка.

После того, как его воспоминания были стерты, он должен был неизбежно заподозрить, что я работаю на Дамблдора, и, хотя он все-таки не мог быть полностью уверен в этом, он наверняка собирался как-то выяснить правду.

— И ты думаешь, что я передам министру неизвестно что неизвестно от кого? — спросил я.

— Это воспоминания, — Гамильтон достал из кармана небольшой пузырек. — Они помогут отправить за решетку самого Дамблдора.

На вид казалось, что это тот самый пузырек, который я так жаждал заполучить, однако, предпринимать что-либо, пока он держит меня под прицелом своей палочки, было опрометчиво.

— Слушай, — очень вежливо сказал я. — Я вижу нечто похожее на воспоминания. Но, знаешь ли, это ничего не доказывает. То, что ты хочешь передать, министр получит только после проверки.

Гамильтон вздохнул и, порывшись в кармане, достал еще одну небольшую бутылочку, на этот раз из черного стекла. В такие запечатывал сыворотку правды профессор Снейп.

Как он достал это? Это было не важно, важнее было понять, что делать теперь.

— Это сыворотка правды, — сказал Гамильтон. — Я выпью ее и отвечу на все твои вопросы. Тогда ты передашь воспоминания министру?

У меня было четкое ощущение, что он внимательно следит за мной. Если я просто поверю в то, что в пузырьке действительно сыворотка правды, его подозрения усилятся. Спрашивать, что в пузырьке, после того, как он выпьет то, что в нем находится, тоже было бесполезно: ответ в любом случае был бы «сыворотка правды».

И, если бы я действительно работал на Фаджа, появление какого-то непонятного пузырька не должно было меня убедить.

— Сыворотка правды? Неужели? — переспросил я.

— Я выпью ее, и ты сможешь задать все вопросы, которые сочтешь нужным, — повторил Гамильтон.

— Если только это действительно сыворотка.

— Тогда ты тоже можешь выпить ее, — я едва подавил нервную дрожь. — Ты должен знать, как она действует. Разумеется, я выпью первым. Будем задавать вопросы по очереди.

— Хочешь, чтобы я выдал тайны министра?

— Ты можешь отказаться отвечать, — Гамильтон усмехнулся. — Просто подумай. А что, если я говорю правду? Что если вот эти воспоминания действительно помогут отправить Дамблдора за решетку? Министр очень хотел бы их получить. А я бы тогда не мог отдать такие ценные сведения неизвестно кому, так что и я собираюсь проверить тебя.

Он меня поймал. Если бы я действительно работал на министра, не было бы причин не согласиться. Разумеется, была возможность не отвечать на вопрос, однако, в моем случае, это было все равно, что прямо признаться в своей роли.

Холодные мурашки маршировали по моей спине. Впрочем, не стоило этого показывать.

— Хорошо. Не понимаю, какой в этом смысл, но пожалуйста. — я ответил ему такой же усмешкой. — Пей.

Он вытащил пробку и выпил половину содержимого пузырька. Потом он передал его мне. Волшебную палочку он опустил и положил на стол: ему не хотелось, чтобы, в случае чего, у меня была возможность заявить, будто он угрозами заставил меня принять зелье. Впрочем, он по-прежнему внимательно следил за мной.

Сыворотка правды обжигала, как перец. Я едва не закашлялся.

Теперь требовалось сосредоточиться. Если не позволять себе отвлекаться, можно было обдумывать свои ответы, а значит, был шанс вывернуться.

И все равно я постарался нащупать в кармане волшебную палочку.

— Хорошо, надеюсь, ты разрешишь мне задать вопрос первому, — усмехнулся я. — Пузырек, который ты мне показал. С помощью содержащегося в нем воспоминания действительно можно отправить Дамблдора в Азкабан?

Мне нужно было знать, те ли это самые воспоминания, или это какие-то другие, в то время как те самые он спрятал где-нибудь в надежном месте, прежде чем отправляться сюда.

Гамильтон немного смутился.

— Нет, — ответил он.

— Так сразу? — спросил я, потянувшись в карман за волшебной палочкой. Гамильтон должен был заметить мое движение, однако сейчас оно хорошо вписывалось в происходящее. Возможно, будет сражение. Я морально готовился к этому.

— Пузырек совершенно безопасен, — поспешил добавить Гамильтон. — Это другое воспоминание. То, которое нужно на самом деле, я спрятал. И оно действительно может отправить Дамблдора за решетку.

Я положил волшебную палочку на стол рядом с собой, сделав вид, что меня немного успокоил его ответ. На самом же деле это добавляло сложностей. Мне нужно было выяснить, где он спрятал настоящие воспоминания.

— Являешься ли ты членом ордена Феникса? — спросил Гамильтон.

— Что за орден?

Конечно, я не мог сказать, что не знаю про орден Феникса, но мог попробовать навести его на эти мысли.

— Ответь на вопрос.

— Нет, я не являюсь членом ордена Феникса, — сказал я, нахмурившись.

Гамильтон казался удивленным.

— Ты действительно не общаешься со своей семьей? — спросил он.

— Да, — выпалил я, потом, сделав вид, что опомнился, принял оскорбленный вид и добавил: — Стоп. Моя очередь. И в любом случае, какое вообще отношени…

— Неважно, — казалось, Гамильтон был почти убежден в моей честности.

Я же просто не мог поверить своему везению.

— Настоящее воспоминание действительно у тебя? Я мог бы завтра передать его министру.

Правда, мог, но не стал бы. А вот сказать, что «передам воспоминания министру», я не мог.

— Да, — задумчиво протянул Гамильтон. — Ты контактировал с кем-нибудь из ордена Феникса в последнюю неделю?

— Возможно, — я кивнул. — Кто входит в орден Феникса?

— Кингсли Бруствер, Нимфадора Тонкс…

— И ты тоже? — перебил его я. — Ты — агент Фаджа, правильно?

Гамильтон, кажется, немного смутился.

— Это правда, — сказал он. — Когда ты в последний раз контактировал с Дамблдором?

— На заседании Визенгамота, — когда я видел директора в последний раз, было то самое заседание, на котором его исключили из Совета Старейшин. — Может быть, ты перестанешь меня допрашивать?

Я знал, что ему придется отдать мне настоящее воспоминание. Первое. То, что было теперь у него в голове — только воспоминание того, как он просматривает воспоминание. В суде это было непредставимо.

Гамильтон все еще пристально смотрел на меня.

— Ты хочешь сместить министра с должности? — спросил он.

— Нет, — я сделал вид, что начинаю злиться.

Гамильтон начинал чувствовать себя неуверенно. Я должен был еще немного надавить на него. В конце концов, я был невиновен, а он меня изводил своими вопросами.

— Когда ты в последний раз контактировал с Кингсли Бруствером?

— Он сегодня был у министра, — огрызнулся я.

— Ты говорил с ним?

— Я говорю со всеми, кто приходит к министру. Слушай, Гамильтон, сколько еще будет вопросов?! Я уже год работаю на Фаджа, — правда, я же его помощник в конце концов, — даже вынужден был порвать со своей семьей, после того, как он попросил меня об этом, — после не значит вследствие, — теперь ты говоришь, что у тебя есть что-то, что может помочь осудить Дамблдора, но ты, вместо того, чтобы действовать, допрашиваешь меня. Может хватит?!

На того, кажется, мое выступление произвело благоприятное впечатление.

— Ну хорошо, — сказал он.

Гамильтон взмахнул палочкой, и в воздухе материализовался второй пузырек, почти такой же, как и первый, однако, я заметил, пометки на пробках различались.

Я подставил руку, и пузырек мягко приземлился в мою ладонь.

— Это Хельмут Риз, с этого года работает в Чармстрайкере, — молодой человек, сидевший напротив Айи, поднялся и пожал мне руку. — Перси Уизли, помощник министра.

— Предлагаю сначала пообедать, а уж потом заняться делами, — Риз улыбнулся, пододвинув ко мне меню. — Советую взять ягненка. Мне кажется, здесь это одна из лучших вещей.

Судя по всему, именно Риз выбрал место встречи. Мне показалось, что он старается поддерживать крайне дорогой образ жизни, обходясь невысокой зарплатой начинающего журналиста. Весь его облик как бы говорил: квартира в дорогом квартале со сниженной по знакомству рентой, театры и концерты по контрамарке, знакомый портной, отпускающий работу за половину цены и бармен, поящий в кредит.

Риз был знакомым Айи, но она, судя по всему, уже давно с ним не встречалась. Сейчас весь ее вид выражал скептицизм: Риз не выглядел как человек, готовый работать на износ. Другой вопрос был в том, что все, что нам сейчас было нужно — пропихнуть историю на первую полосу Чармстрайкера, а вот для этого дела Риз был кандидатурой идеальной.

— К делу, — сказал он, когда все закончили с обедом. — Что же у вас за животрепещущая история?

— Как ты знаешь, — сказала Айи. — Меня недавно перевели. И Долорес Амбридж высказалась по этому поводу весьма однозначно.

— Есть доказательства? — тон Риза стал деловитым.

— Воспоминания, — Айи поставила на стол бутылочку с моими воспоминаниями. — Это для начала. Впрочем, есть условия: это не должно попасть в печать в чистом виде и, во-вторых, не должно быть никакой связи с Перси.

— Поэтому это не годится для суда, понимаю, — протянул Риз.

— Это вопрос, который следует задать, — твердо сказала Айи.

— И у вас, я понимаю, много вопросов. Вы собираетесь найти что-то еще?

Мы действительно собирались найти много чего еще. Нам нужны были все, придерживающиеся доктрины Слизерина, не только Долорес Амбридж.

В архиве было пусто и темно, только светился штатный омут памяти. Айи стояла перед ним, и плавающие в нем нити воспоминаний бросали голубоватый отблеск на ее лицо. Она пыталась вспомнить всех, с кем Амбридж разговаривала на вечере у Перегрина и министерском приеме перед предвыборными кампаниями.

— Что скажешь? — спросил я.

— Почти пусто. Нужно зайти с другой стороны, — она похлопала ладонью по одной из высоких стопок папок, стоявших на столе рядом с омутом. — Личные дела всех маглорожденных сотрудников за последние двадцать лет. Садись, мы должны это разобрать.

— Риз писал тебе? — спросил я. — Ему удалось прощупать почву?

— Завтра я даю интервью. Через пару дней он пришлет полный текст. Проверим, чтобы нельзя было связать статью с тобой.

— Ты уверена, что готова? Придется принять удары.

— Ты думаешь, я этого не понимаю? — холодно осведомилась Айи. — Кроме того, мне кажется, мы с тобой могли бы обойтись без этого «меня беспокоит, что с тобой случится», потому что, как известно, и ты и я все делаем только для себя.

В чем-то она, может быть, была права, но я все равно не мог не переживать о том, что Амбридж могла предпринять в ответ.

Интервью Айи вышло через несколько дней.

Фадж рвал и метал, я слышал, как он кричит на Амбридж у себя в кабинете:

— Вы сами заварили это зелье, Долорес!

— Успокойтесь, господин министр, это ничего не значит…

— Мои избиратели, Долорес! Моя программа обещала совершенно другое. Либо вы исправляете ситуацию, либо мне придется искать себе нового заместителя.

Амбридж метнулась через приемную и раздраженно прошла к себе в кабинет, я последовал за ней, надеясь узнать, что она теперь собиралась делать.

— А, Перси? — она обернулась на меня. Я заметил у нее в руках бутылку с огненным виски. — Ты уже видел интервью?

— Я думаю, вы сможете справиться, как всегда делали, — сказал я.

Амбридж отхлебнула из бокала и ухмыльнулась.

— Посмотрим.

— У вас уже есть план действий?

— Может быть, — она выпила еще. — Ладно, иди, работай, я могу сама о себе позаботиться.

Амбридж связывала выход статьи прежде всего с Дамблдором, ей казалось, что именно он стоял за этим. Тогда я этого не знал, но именно в тот момент у нее появилась идея попытаться воздействовать на Дамблдора через Гарри Поттера. Ей было ясно, что директор Хогвартса не допустил бы, чтобы Поттера исключили, значит, если бы удалось получить судебное решение, обязывающее сделать это, можно было добиться от него существенных уступок.

— Прошло хорошо, — довольно заметил Риз, когда мы с Айи встретились с ним, чтобы отметить успех интервью. — Редактор сказал, что с радостью напечатает что-нибудь еще по этой теме.

— Горничная Амбридж, — предложила Айи. — мисс Уивер, кажется… Думаю, она должна была что-нибудь слышать… Мы можем получить информацию у нее.

— Если она заговорит, Амбридж наверняка ее уволит, — с сомнением произнес я. — Нужно подумать, что ей предложить...

— Ну, вижу, у вас все схвачено, — Риз закивал. — Рассчитываю на вас.

После этого он отвернулся и отошел, чтобы пообщаться с сидевшей за соседним столиком красивой девушкой. Казалось, он с самого начала только и ждал удобного предлога.

— И таким образом разговоры о делах закончены, — хмыкнула Айи, глянув ему вслед.

— Мы слишком много работаем, — заметил я. — Это входит в привычку.

В целом, это, к сожалению, было чистой правдой: если я не работал над делами Фаджа, что-нибудь обязательно случалось в ордене Феникса, а вчера, например, мы с Айи перебирали личные дела сотрудников.

— Это нормально, — отрезала Айи.

— А что, в твоей жизни есть что-нибудь кроме работы?

Дальнейшие события приняли неожиданный, но весьма приятный оборот. Девизом всего происходящего стала фраза Айи, сказанная на следующее утро:

— Что теперь? Продолжать, пока одному из нас не надоест.

Я могу сказать, она всегда поражала меня своей нарочитой логичностью.

Утро было испорчено только выходом свежего номера «Пророка».

«Давайте не будем устраивать охоту на ведьм», — заявила Долорес Амбридж нашему корреспонденту. — «Все эти заявления — всего лишь игра оскорбленного самолюбия. Девушка она, конечно, разумная, но в администрации министра определенно не справлялась. Нам пришлось перевести ее на более подходящую должность, не вижу, о чем здесь говорить».

— Мисс Уивер, — проникновенно произнес я. — Вы работаете у мисс Амбридж уже третий год, не поверю, что она никогда не высказывала при вас своих взглядов.

Я был дома у Амбридж, доставлял кое-какие документы, которые нельзя было доверить другому. Проекты реформы образования. Эта реформа была очень важна, но о ней мы поговорим позднее. Теперь я остановился в холле и разговаривал с горничной.

— Я не хочу потерять эту работу, — захныкала та.

— Сколько вы получаете в месяц? — спросил я. — Мы заплатим вам столько, сколько вы получаете за три. Кроме этого, мы поможем вам устроиться к Флориану Фортескью.

Дело было не в том, что у нас было много денег, дело было в том, что мисс Уивер получала слишком мало, кроме того, Фортескью, хозяин кафе-мороженого в Косом Переулке, был еще одним знакомым Риза.

«Мисс Амбридж всегда была настроена против маглорожденных. Я убиралась и слышала все те ужасные вещи, что она говорила…»

«Жаль, что находятся журналисты, которые считают, что можно свободно платить людям, заставляя их лжесвидетельствовать против бывших работодателей».

Жернова крутились. Тема поднималась, как на дрожжах. Теперь ее не нужно было подталкивать. Теперь люди смотрели и не могли не видеть.

«Фейри-Тейлс», «Чармстрайкер» — все издания кроме «Пророка» — подхватили волну.

Уильям Перри, маглорожденный волшебник, сотрудник отдела Магического Транспорта. Уволен без объяснения причин в 1993 после смены руководства отдела.

Текущая глава отдела Магического Транспорта, Эглантина Берк, отказалась давать комментарии. «Я здесь не для участия в интригах, я здесь делаю работу».

Сара Дженкинс, маглорожденная волшебница, сотрудница отдела Магических Происшествий и Катастроф. Ушла по собственному желанию в 1990, по причине «не сложившихся отношений в коллективе».

«Она была замкнутой, я пыталась помочь ей вписаться, но она все равно всегда садилась отдельно», — говорит Нэнси Джонс.

Майкл Уэллс, маглорожденный волшебник. Получил отказ в приеме в Мракоборцы, отлично сдав все тесты, кроме устного собеседования.

«Парень не выдержал бы этой работы. Он недостаточно [психологически] устойчив. Вам нужны мракоборцы, которые выпускают убивающие заклятия в толпу?» — заметил Джон Хэмфри.

«Позвольте узнать, кто это определил, мистер Хэмфри».

«Я. Как вы могли догадаться Управление [Мракоборцев] платит мне именно за это».

— Нужно перевернуть это, — Амбридж отложила газету и посмотрела на меня. — Пока они тычутся вслепую, но, если они будут пинать камень слишком долго, из него может что-нибудь вывалиться.

— Они смотрят не туда? — спросил я, стараясь, чтобы в голосе прозвучало облегчение.

Амбридж хихикнула.

— Перси, Перси, — довольно сказала она. — Не важно, куда они смотрят. Важно то, что они не смогут смотреть туда слишком долго.

— Что вы имеете в виду? — переспросил я.

— Новости — это товар. И этот товар тоже нужно продавать. Люди устают от одного и того же. Нам просто нужно дать этой истории счастливый конец.

Я непонимающе посмотрел на нее.

— Министр показательно уволит кого-нибудь, — пояснила она. — Может быть, несколько человек. Кого-нибудь из тех, на кого они указывали. Джона Хемфри? И кого-нибудь покрупнее, может даже Эглантину Берк, — лягушачий рот Амбридж растянулся в злорадной улыбке. — Она мне никогда не нравилась, курица надутая.

— Думаете, они удовлетворятся этим? — спросил я.

— О, не волнуйся. Вряд ли даже сам Салазар Слизерин ненавидел грязнокровок больше, чем Эглантина Берк. Мы просто сольем в «Пророк» несколько ее писем, — Амбридж серебристо захихикала. — А потом — виновные наказаны, и все могут обо всем забыть и жить дальше.

«Несмотря на то, что против меня выдвигались беспочвенные обвинения», — говорит заместитель министра, Долорес Джейн Амбридж, — «я верю, что столько дыма без огня появиться не может. Сегодня утром я посоветовала министру инициировать исследования случаев, указанных в прессе и, возможно, в скором времени мы сможем получить ответы.»

«Что вы скажете об увольнении Айи Армы?»

«Она не справлялась на позиции помощника министра. Однако заданные ей вопросы глубоко всколыхнули все магическое сообщество и меня лично. Я не жалею, что министр освободил ее от должности, хотя мне искренне жаль, что у нее могли остаться превратные впечатления об этом событии».

Они уже думали, что им удалось выплыть. У меня было другое впечатление.

Я устроился за столом в своей крошечной квартире и, при тусклом свете пыльной настольной лампы, вывел:

Уважаемая леди Эглантина…

Я встал с дивана и прошелся по комнате. Мысли метались, словно тысячи сов одновременно хлопали крыльями прямо в моей черепной коробке. Айи собиралась прийти? Она что-то говорила, но я не был полностью уверен.

Я прошел к столу, взял книжку и снова уселся на диван. Обычно немного чтения помогало мне успокоиться и отвлечься. Плохо было то, что своих книг у меня здесь не было, а эта осталась еще от предыдущих жителей квартиры.

Книга была, мягко говоря, выдающейся. Она вгоняла меня в сон приблизительно за десять минут. Обложка нежно сиреневого цвета и каллиграфическое название: «Общество старых подружек»*. Я не помнил, где остановился, как не помнил и сюжета, но все равно перелистал подальше.

В дверь позвонили. Это была Айи.

— Интересно? — язвительно спросила она, заметив мою книжку.

— Нет, — отозвался я.

Айи посмотрела на заднюю обложку и ухмыльнулась.

— Сможет ли Полли Макларен выбрать между…

— Да, я знаю. Выпьешь чего-нибудь?

Тот день был сложным с самого начала.

— Леди Эглантина Берк просила вас зайти.

Ее помощница была явно недовольна, что ее отправили позвать меня лично, а не послали какую-нибудь записку. Даже сейчас, когда она ждала, пока я закрою все ящики, мне явственно слышался мелкий стук каблука ее туфли.

Сама миссис Берк обреталась в просторном кабинете на шестом уровне. И, на самом деле, он, был, пожалуй, даже больше, чем казалось на первый взгляд: по правой и левой стене располагалось несколько дверей, ведущих, должно быть, в сопредельные комнаты, а то и вовсе в какое-нибудь место, располагающееся в милях и милях от министерства Магии. Однако, эти двери, хотя и были главной деталью кабинета, бросались в глаза далеко не сразу. Сразу вы замечали только безумное количество серебряных предметов, выставленных на каждом участке стены и каждой свободной поверхности. Казалось, вы оказались в хранилище банка Гринготтс.

Среди предметов особенно выделялся изысканно украшенный чернением серебряный трон, на котором восседала сама Эглантина Берк. Я мог бы поспорить на что угодно, что ей было очень жестко и неудобно. Кажется, ей хотелось произвести впечатление.

— Мистер Уизли, — Берк оглядела меня. — Вы знаете, зачем я позвала вас?

— Нет, — отозвался я.

Разумеется, письмо я отправил анонимно, так что, мог только пытаться угадать, что ей могло от меня понадобиться.

— Пожалуйста, не отпирайтесь. Это вы натравили Чармстрайкер на Долорес Амбридж.

Это было неожиданно, я постарался сохранить безразличное выражение лица.

— Нет. Вам должно быть прекрасно известно, что это инициатива Айи Армы.

— С которой у вас как раз закрутился роман, — Берк улыбнулась.

Я не понимал, откуда ей это могло стать известно, но гораздо важнее было узнать, что она собиралась делать с этой информацией.

— Так что вы, наверное, не могли упустить случая отомстить Амбридж, раз уж она уволила вашу возлюбленную.

— К чему вы клоните?

— Статья в Чармстрайкере упоминала о воспоминаниях, в которых Амбридж высказывается против гр… маглорожденных. Я думаю, это были ваши воспоминания. Отдайте мне их, или, могу пообещать, вы потеряете работу.

Я с иронией посмотрел на нее. В голове начинала кристаллизоваться идея.

— Если вы обнародуете эти воспоминания, меня все равно уволят, — заметил я.

Берк, кажется, не могла сходу придумать, что на это ответить. На ее лице отразилась досада за то, что она сама не подумала об этом.

— Честно сказать… — доверительно начал я.

У меня было ощущение, что она была одной из тех, кто, во-первых, очень себялюбив и, во-вторых, немного не уверен в себе. Она примет чужую идею? Возможно.

Почему бы и не попробовать…

— Честно сказать, — я слегка огляделся, окинув глазами серебряные фигурки, выставленные на ее столе, так чтобы она заметила, — я не могу понять, почему вы, леди Берк, просто не раздавите Долорес Амбридж, хотя вам, я уверен, это было бы проще простого.

Она грациозно улыбнулась, но казалась немного растерянной.

Нужно было продолжать. Я вспомнил, как она дружески разговаривала с Люциусом Малфоем на приеме в министерстве в начале лета. Может быть это?

— У вас, должно быть, такие могущественные друзья… Люциус Малфой, говорят, имеет влияние на самого Верховного Чародея Визенгамота…

Берк явно заинтересовалась моими словами.

— Да, я хорошо знаю Люциуса, — задумчиво произнесла она, слегка проведя рукой по собранным в высокую прическу волосам. — Но неужели Нейтан согласится сделать ему такое одолжение, он, говорят, человек министра…

— Только отчасти, — отозвался я. — Они старые друзья с Люциусом, а, кроме того, мистер Перегрин был бы не прочь показать министру, что он сам по себе, только дайте ему достойный повод.

Если моя идея действительно придется ей по душе, это был бы отличный способ вбить клин между Визенгамотом и министром Магии, а это, в свете назревающей образовательной реформы, было очень полезно.

Берк внимательно посмотрела на меня, отыскивая знаки неискренности на моем лице, однако, то, что я говорил, было чистой правдой.

— Откуда вы столько знаете?

— Я помощник министра Магии. И, как вы и сами знаете, у меня есть причины желать увольнения Долорес Амбридж. Думаю, если вы поговорите с мистером Малфоем, это поможет нам обоим...

В это леди Эглантина могла поверить, в конце концов, именно это она предполагала с самого начала.

— Наверное, я должна поблагодарить вас, — задумчиво сказала она.

В окно назойливо стучали. Наверное, сова пыталась доставить письмо.

— Плевать, — сказал я, снова целуя Айи.

Стук продолжался. «А если это важно?» — отдавалось в моей голове.

Следовало правильно расставлять приоритеты. Как назло, вспомнилась недавняя история с Гамильтоном.

Я отстранился и, подойдя к окну, раскрыл шторы, впуская встрепанную птицу внутрь. Айи подскочила следом за мной и, забрав записку, быстро ее прочитала.

— Амбридж хочет немедленно видеть тебя в офисе, — заметила она. — Похоже, что-то случилось.

— Берк говорила с Перегрином. Наверное, это, — лениво сказал я. — Она кстати, знает про нас. Ты не знаешь, откуда?

Айи пожала плечами.

— Я, наверное, не пойду, — сказал я.

— Да? — она посмотрела на меня с нарочитым удивлением.

Я остро пожалел о сказанном. Требовалось быстро исправить ситуацию.

— Конечно нет, — я усмехнулся.

Айи ответила мне такой же язвительной улыбкой.

Вообще говоря, с этим надо было заканчивать. Следовало четко понимать, что в моих жизненных обстоятельствах, я мог бы оказаться достаточно глуп, чтобы начать видеть то, чего нет. Это никому из нас не было нужно.

Еще через десять минут я был в министерстве.

— Мисс Амбридж? — спросил я, церемонно постучав о косяк. — Что-то случилось?

Я мог бы этого и не делать: дверь была раскрыта настежь.

— Поттера исключат! — выкрикнула Амбридж и рассмеялась. — Он применил магию вне Хогвартса. Подготовь бумаги к слушанию.

Тогда я этого не знал, но это она отправила дементоров, чтобы они той ночью напали на Гарри Поттера, вынудив его применить заклинание патронуса.

Я кивнул и вышел из ее кабинета.

Скорее всего, Дамблдор уже знал о случившемся, но я все равно отправил ему сообщение. Хуже было то, что, я понимал, добиться того, чтобы Визенгамот принял решение в пользу Гарри Поттера, было сложно.

* Old-girl Society (книжка действительно существует :) но я ее не читала... )

Дементоры появились в магловском городке Литтл-Уингинг поздним вечером 2 августа. Чтобы защититься от них, Гарри Поттер был вынужден применить заклинание патронуса, несмотря на то, что рядом находился его двоюродный брат-магл. Дисциплинарное слушание по этому вопросу назначили на 12 августа.

Как и все подобные вопросы, дело должно было разбираться комиссией из трех судей в присутствии свидетелей и адвоката. В комиссию попали Амелия Боунс, Эверетт Брингэм и мой старый знакомый Мортимер Эйрис.

— Боунс поддерживает Дамблдора… — задумчиво протянул я, взглянув на только что доставленный совой кусок пергамента с результатами жеребьевки. — Как у вас кстати?

В последнее время Айи искала возможностей перейти от обличительных слов к конкретным действиям, пусть даже и не очень значительным. Действуя через Дамблдора, я познакомил Айи с мадам Боунс, и теперь они вместе, пользуясь поддержкой Чармстрайкера, готовили небольшой законопроект о льготах для маглорожденных студентов Хогвартса: для начала обучения требовалось потратить около тысячи фунтов, а для многих родителей-маглов это была, мало того, что значительная сумма, так еще и сумма потраченная впустую, не говоря уже о том, что многие бывали обеспокоены, что детям приходится уезжать неизвестно куда на полгода. Я считал этот проект неплохим, но слишком мелким, мне казалось, что следует действовать решительнее.

— Неплохо. Но нам еще предстоит пропихнуть его в Визенгамоте…

— С этим позже, — отозвался я, предчувствуя, что этим снова придется заниматься не кому-нибудь, а мне. — Сейчас надо разобраться со слушанием Поттера.

Пока состав комиссии вызывал большие сомнения: Брингэм был склонен поддерживать линию министра, оставался только шанс повлиять на Эйриса: его нелюбовь к Статуту о Секретности могла перевесить все прочие соображения. Кроме того, Эйриса я хорошо знал, не зря же я помогал еще в его предвыборной кампании, в частности, я подозревал, что он был готов на многое ради шума. Но шум, конечно, должен был идти в первую очередь.

— Айи? Как ты думаешь, Риз сможет пропихнуть статью о дементорах в Фейри Тейлс? — спросил я.

— Если у него будет хотя бы какой-нибудь источник, — протянула та.

Разумеется, найти источник было не сложно, особенно после того, как Кингсли сказал мне, что в тот вечер Гарри Поттера должен был защищать Наземникус Флетчер и Арабелла Фигг. Последняя видела нападение собственными глазами, но ее знания, на всякий случай, решено было сохранить в тайне до слушания. Со вторым персонажем, как вы помните, я уже встречался в прошлом году: ободранный человечек в плаще, пытавшийся выдать себя за представителя фирмы, производящей котлы, и дать мне взятку. Котлы и сейчас не отпускали старину Наземникуса. В частности, в ночь, когда напали дементоры, он занимался именно ими. Впрочем, он все равно должен был хорошо запомнить состояние кузена Гарри Поттера после случившегося, и этих показаний должно было быть достаточно, чтобы убедить редактора Фейри Тейлс напечатать статью.

— Наземникус Флетчер? — переспросил меня Хельмут Риз.

— Знаешь его? Я договорился…

— Конечно, я знаю старину Наземникуса, — хмыкнул тот. — Кое-кто говорит, что он продает лучший Двойной Ф в Лондоне.

Двойным Ф Риз называл Феликс Фелицис — зелье, приносящее удачу. При чрезмерном употреблении оно было токсично и могло вызывать привыкание. Риз позднее рассказывал, что в редакции Чармстрайкера использование этого зелья было не просто распространено, а очень распространено. Впрочем, не только там. Поговаривали, что в отделе трейда банка Гринготтс, эта же штука была известна как Ликвидность.

— Наземникус продает Двойной Ф? — переспросил я, думая, знает ли об этом Дамблдор.

— И, видимо, знает производителя… Сколько, говоришь, он купил котлов? — протянул Риз.

Я решил пока не задумываться над этой в высшей степени интересной деталью, было важнее, что, поговорив с Наземникусом, Риз мог написать достаточно обоснованную статью.

Это было с блеском исполнено, а Эйрис, естественно, не мог упустить шанса показать своим избирателям, что он совершенно независим в принятии решений.

«Я не знаю, что говорит Гарри Поттер о Том, Кого Нельзя Называть. Это и не имеет значения. Здесь я вижу волшебника, который попал в непростую ситуацию и должен был применить магию, чтобы защититься. Как вы знаете, я в целом не одобряю того, что закон об ограничении волшебства несовершеннолетних так сурово относится к подобным незначительным нарушениям. И здесь я вижу прежде всего возможность закрепить прецедент и высказаться за всех волшебников.»

— Что он вообще думает? — спрашивала меня Амбридж. — Он не понимает, против кого пошел? И эта Берк. Только полюбуйся, что Перегрин прислал этим утром.

Эглантина Берк начинала действовать? Новость обрадовала меня. Правда, теперь вокруг происходило столько всего, что становилось трудно держать все в памяти.

Я взял у Амбридж записку и прочитал:

«Дорогая мисс Амбридж, я понимаю ваши подозрения, но леди Берк — моя хорошая знакомая и я не могу допустить, чтобы она лишилась должности по ложному обвинению. Я понимаю ваше тяжелое положение и уверен, что вы и сами совершенно не причастны к тому, в чем вас обвиняют, однако, не следует впадать в крайности. Визенгамот этого не потерпит. Нейтан Перегрин, Верховный Чародей Визенгамота».

— И что значит «Визенгамот этого не потерпит»? — со злостью спросила Амбридж.

— Я думаю, он хотел бы выступить как самостоятельная фигура, по крайней мере, в глазах общественности, — заметил я. — Боюсь, если мы попытаемся уволить леди Берк, Визенгамот может попытаться пойти против вас. Думаю, с обвинениями мисс Армы, ваше положение действительно достаточно неустойчиво, а заставить министра пожертвовать Ферзя…

Амбридж задумалась. Я продолжал. У меня появлялась идея по поводу того, как протолкнуть законопроект Айи через Визенгамот. Даже не просто законопроект Айи, а, возможно, кое-что более амбициозное.

— Может быть, следует организовать совместную деятельность? Я слышал, мадам Боунс сейчас работает над чем-то подходящим… Перегрин может первым выступить в поддержку, а министр потом поддержит его…

Амбридж продолжала молчать, потом наконец, вздохнув, пропела:

— Тогда мы сможем разом решить вопрос с этими обвинениями и сделать Перегрина более сговорчивым, когда придет время образовательной реформы... Молодец, Перси, мы не зря тебя наняли, — она по-девчоночьи усмехнулась.

— А с Эйрисом… Я не уверен, что мы сейчас можем много сделать…

— Да, с ним ничего не сделаешь, — я понял, что она много думала об этом. — Мы устроим суд полным составом, — Амбридж хмыкнула. — В конце концов, там у нас все еще большинство.

Я похолодел, осознав, что это сражение еще не закончено.

— Вы уверены, что стоит привлекать к исключению Поттера столько внимания? — спросил я.

— Министр настроен решительно. Это будет предупреждение для Дамблдора. Старик должен уяснить, кто здесь заказывает музыку, — Амбридж хмыкнула.

Когда я встретился с Айи тем вечером, я был выжат как лимон. Оставалось сказать только одно:

— Твой проект. Включите туда все, что возможно.

— Что? Как ты планируешь протащить это?

— С поддержкой Перегрина и Фаджа.

Айи удивленно подняла брови.

— Перегрина?

Я предчувствовал, что упоминание этого имени ей не понравится. Перегрин, в конце концов, не вылезал из аристократических кругов чистокровных волшебников и был известен как, прежде всего, защитник их интересов.

— Он пытается пиариться на этом, — отозвался я. — Так что надо хотя бы заставить его заплатить достойную цену.

— Тогда работаем, — кивнула Айи. — В конце концов, если законопроект будет принят, меня не волнует, кто будет создавать себе имидж. Все равно мы добьемся своего.

— Понятно, что мне лучше с Айи, чем без нее, но я могу с ней расстаться, когда захочу, так что все в порядке, — сказал я себе.

Гермес, моя сова, презрительно ухнул с подоконника. Я не обращал на него внимания.

Сегодня слушание, так что нужно было сосредоточиться. Я постарался выбросить из головы все постороннее. Вроде бы, на этот раз, все учли?

В опустевшие мысли вплыл образ Айи, я улыбнулся. Нет-нет, сейчас не об этом…

Потом я умылся холодной водой.

Моя квартира была пустой, даже растворимый кофе кончился еще неделю назад, так что я просто вышел из дома, стараясь подобрать для трансгрессии местечко поукромнее.

Кингсли уверял меня, что проблем не возникнет. По всей видимости, у них с Дамблдором были на руках донесения, которыми они не спешили со мной делиться.

Со своей стороны, я знал только то, что Перегрин, в принципе, мог решить показать министру свою самостоятельность и оправдать Поттера, как собирались сделать, вслед за Мортимером Эйрисом, и некоторые из местных судей.

В любом случае, сейчас все должно было выясниться.

Я вошел в зал и устроился на месте для секретаря. Вчера было решено перенести слушание на час раньше, но, разумеется, это никак не могло сработать: несмотря на то, что Дамблдор не получил официального извещения, кое-кто из верных ему судей взял на себя труд самолично рассказать ему об этом.

Суд полным составом в присутствии министра Магии и заместителя министра (как вы помните, они имели право участвовать в принятии решений по дисциплинарным вопросам). Положа руку на сердце, я до сих пор не могу понять, как Фадж мог решиться на этот цирк. Он сам и Амбридж теперь занимали центральную скамью вместе с мадам Боунс. Перегрин сидел немного левее, сложив костлявые руки на бортике перед собой и прикрыв круглые птичьи глаза. Он казался спокойным, как будто закончил важное дело и теперь отдыхал после праведных трудов. Зато Мортимер Эйрис полыхал энтузиазмом и беспрестанно крутился на своем месте, бросая взгляд то на Перегрина, то на Фаджа.

Гарри Поттер влетел в зал с некоторым опозданием, видимо, ему не сказали о переносе времени слушания. В проеме закрывающейся за его спиной двери я увидел своего отца, с волнением смотревшего ему вслед. В груди слегка дернуло. С ним встречаться не хотелось.

— Очень хорошо, — с тонким налетом издевки сказал Фадж. — Обвиняемый явился — наконец-то. Можно начинать. Вы готовы? — он оглядел собравшихся.

— Да, сэр, — сказал я, и, бросив беглый взгляд на Гарри Поттера, уткнулся в пергамент: мне предстояло вести протокол.

Слушание тянулось и тянулось, и, хотя Фадж выходил из себя и старался закончить дело побыстрее, сразу становилось понятно, что шансов у него не было. Показания свидетельницы — соседки Гарри Поттера — были неопровержимы.

Визенгамот, несмотря на мои опасения, действительно проголосовал в пользу обвиняемого.

— Оправдан по всем пунктам, — провозгласил Фадж. При этом лицо у него было такое кислое, словно он проглотил лимон.

- Отлично, — веселым голосом отозвался Дамблдор и, не перемолвившись ни словом с Гарри Поттером, вышел из зала суда. Такое поведение озадачило меня, впрочем, намек на ответ я должен был получить совсем скоро. Пока же я поднялся со своего места и принялся собирать бумаги, надеясь, что за время, пока я буду возиться, Гарри Поттер и мой отец успеют уйти, и мне удастся избежать встречи.

Я покинул зал последним, и, едва оказавшись за дверью, понял, что план не удался. Отец все еще был здесь, они с Гарри Поттером неторопливо беседовали. Я прошел мимо, стараясь не смотреть на них, и смог наконец выдохнуть только когда поднялся по лестнице на девятый уровень.

Коридор не был пуст. Почти возле самой лестницы стояли Фадж и Люциус Малфой. Стараясь ничем не выдать своей заинтересованности, я прошел мимо и, спрятавшись за ближайшим поворотом коридора, шепнул заклинание, улучшающее слух. Впрочем, это было излишне, так как собеседники и не старались таиться.

— Поттера оправдали, — с яростью сказал министр.

— Не могу поверить, — растягивая слова, отозвался Малфой. Он, по обыкновению, сдерживал эмоции, однако, отчего-то мне показалось, что он доволен случившимся.

— Все так, — продолжал министр, который, казалось, ничего не заметил. — Представьте себе, Перегрин заявил мне, что Верховный Чародей министру не подчиняется.

— Нейтан не хотел вас оскорбить. Уверен, вы по-прежнему можете рассчитывать на его помощь.

Значит Перегрин хотел устроить так, чтобы Поттера оправдали? Интересно…

Если предположить, что инициатива исходила от Малфоя, пожирателя смерти… Может ли быть, что Перегрин тоже работает на Того, Кого Нельзя Называть? Мысль настолько захватила меня, что я едва не пропустил весь последующий разговор.

— Да? — язвительно спросил Фадж, он все еще был зол из-за того, что произошло в зале суда.

— Министр, — Малфой теперь говорил тише, отчего его голос принял какой-то склизкий оттенок, — посудите сами, исключение Поттера ничего не даст, а Нейтану нужно сохранять пристойный имидж. Думаю, он просто хотел иметь возможность поддержать вас, когда это будет необходимо, не опасаясь неудобных вопросов… Помните? В прошлый раз, когда в министерстве был подобный альянс, закончилось импичментом.

Слово «импичмент», казалось, остудило пыл Фаджа. Он хотел уже согласиться с Малфоем, как на лестнице послышались шаги.

— Так, так, так… Патронус, Поттер, — произнес Малфой.

Гарри Поттер с моим отцом теперь тоже поднялись на девятый уровень и, пройдя дальше, неизбежно должны были бы оказаться там, где теперь прятался я. Так что, не дожидаясь, пока они направятся в мою сторону, я поспешил дальше.

Становилось понятно одно: Перегрин устроил так, что Поттера не выгнали из Хогвартса. Несколько позже, мне довелось точно узнать, почему.

Широко известно, что в ночь, когда Волан-де-Морт убил родителей Гарри Поттера, между ними образовалась некая связь и, благодаря этой связи, Волан-де-Морт надеялся, во-первых, разузнать о планах Ордена Феникса от самого Дамблдора, а, во-вторых, возможно, попытаться напасть на него. Этого, к счастью, осуществить не удалось, однако, все равно не обошлось без потерь. Впрочем, обо всем в свое время.

День слушанием не закончился. Еще предстояло посетить званый вечер Эглантины Берк. О нем сейчас и пойдет речь.

У леди Эглантины были очень хорошие связи. И, когда я говорю о хороших связях, я имею в виду, что ни Долорес Амбридж, ни даже Корнелиус Фадж с ней близко не стояли.

У нее была репутация принципиальной дамы, жесткой, когда задевалось что-то, касающееся ее работы в отделе магического транспорта и, напротив, мягкой и приятной в общении женщины, во всех остальных случаях. Ее успех в обществе обуславливался тем, что она никогда не задавала лишних вопросов. Если она видела, что человек из кожи вон лезет, чтобы представиться тем, кем он не является, она никогда не стала бы разоблачать его, напротив, постаралась бы убедить в том, что всему верит.

— Вы большая хулиганка, леди Эглантина, — с добродушным смешком заметил Фадж, уже отошедший от утренних разочарований и даже вполне примирившийся с Перегрином. — Пригласить мисс Арму…

Айи действительно была здесь вместе с Ризом. Я же пришел с Фаджем и Амбридж. Кроме них, здесь был, конечно, весь прочий цвет министерства, куда же без него.

— Корнелиус, — Эглантина Берк улыбнулась, — я всего лишь выражаю скромную надежду положить конец этой распре. Если бы вы поговорили, смогли бы во всем объясниться, — она кивнула и отошла от Фаджа, помахав кому-то еще. На этом вечере должно было быть заключено соглашение между Айи и Фаджем. Законопроект, над которым они работали вместе с мадам Боунс, должен был получить поддержку министра и Верховного Чародея, оставалось только уладить несколько мелких противоречий.

Не знаю, как Эглантина Берк убедила проводить это событие у себя, видимо, после обвинений в Чармстрайкере, ей тоже хотелось погреться у огонька общественно полезной деятельности.

Впрочем, надо сказать, что многих собравшихся сегодня интересовал не столько законопроект, сколько сама Айи. Сейчас она неожиданно оказалась в центре всеобщего внимания и закономерно вызывала интерес.

— У нее есть осведомитель, — заметила Амбридж, окидывая Айи и Риза внимательным взглядом. — У Армы точно есть осведомитель: все идет слишком гладко. Этот же человек рассказал Берк, что мы собираемся делать. И не просто рассказал, хуже того, надоумил ее, как поступить.

— У вас есть догадки? — светским тоном спросил я.

— Знаешь, Перси, — она хихикнула. — Не будь лично ты причиной, почему Арму вышибли с первого уровня, я бы подумала, что все ниточки ведут к тебе.

— Разумно, — согласился я, хотя внутри все похолодело: за всем происходящим я почти забыл, как был неосторожен. — Я знал о том, что вы собирались сделать из Берк козла отпущения. Но думаю, что вы заблуждаетесь.

— Да? — со смешком поинтересовалась Амбридж.

Я быстро перебирал имена, укоряя себя, что не задумался о том, чтобы подготовиться к подобному вопросу раньше. Впрочем, смысла в этих укорах ни малейшего не было.

— Вы зря думаете, что был один человек, — по возможности небрежно сказал я. — Берк могла обо всем узнать у кого-нибудь из Пророка: вы же поручили им написать обличающую статью. А воспоминания в которых, якобы, раскрывается правда о ваших взглядах может быть и вовсе не существуют: их никто не видел, только автор статьи. Может, все, что у них есть — это слухи.

— Интересно, — Амбридж внимательно посмотрела на меня.

— Если я прав, — продолжил я. — Вам было бы гораздо проще договориться с ними, чем пытаться это продолжать.

— Министр склоняется к этому, — отозвалась Амбридж.

Я отчего-то почувствовал, что она совсем не одобряет такого поступка. Позже я узнал, что подобное попадало для нее под понятие «прогнуться», а она никогда ни под кого не прогибалась.

Вечер шел своим чередом. Айи встретилась с министром и после едва заметно кивнула мне с другого конца зала, показывая, что все в порядке.

— Кстати, кто это рядом с ней? — спросила меня Амбридж.

— Один из репортеров Чармстрайкера, — отозвался я. — Хельмут Риз.

— Тот, под чьим именем печатается добрая половина статей по интересующей нас теме, — протянула Амбридж, внимательно осматривая его. — Наверное, большая удача, найти такое золотое дно, — она язвительно усмехнулась.

Вечер закончился на непринужденной и почти дружеской ноте.

— Мы, кажется, дурно распрощались, мисс Арма, — немного жеманно заметила Амбридж, проходя мимо Айи. — Надеюсь, теперь вы удовлетворены.

Айи только улыбнулась в ответ и кивнула Ризу, предлагая уходить. Встреча с министром состоялась, так что оставаться дольше не было никакой нужды.

Я вздохнул с облегчением: никаких сложностей, по-видимому, не возникло.

Айи с Ризом были первыми, кто собрался уходить, все прочие были полностью захвачены вечером, даже, как я с недоумением заметил, сама Амбридж, хотя обычно она предпочитала не задерживаться на подобных сборищах.

Может быть, все было даже слишком хорошо?

Потом я приметил Ланса Гамильтона, лениво облокачивающегося на барную стойку.

Амбридж слегка кивнула ему.

Сердце скакнуло.

Я отошел, пропустив к Амбридж кого-то из стоящих вокруг людей, надеясь, что так она не заметит моего отсутствия. Нужно было торопиться. Я выскочил на крыльцо, немного опередив Гамильтона, которому нужно было пробираться к выходу с другого конца зала, и наложил на себя дезиллюминационное заклятие, а потом, отойдя в сторону наблюдал за тем, как он вышел из дома Эглантины Берк и спустился по ступенькам. Гамильтон сменил свою потрепанную магловскую куртку на опрятную парадную мантию, однако все равно, видимо, по привычке, предпочитал не вынимать рук из карманов.

Немного впереди были Айи вместе с Ризом, направлявшиеся, по-видимому, к Эклстон Мьюс — маленькой улице, на которой было удобно трансгрессировать. Гамильтон пристроился следом.

Я наблюдал за происходящим с небольшого отдаления. Дезиллюминационное заклятие скрывало меня, но я все равно предпочитал не вмешиваться, не оценив сначала обстановку.

Айи и Риз направились к арке, ведущей к Эклстон Мьюс.

Гамильтон продолжал идти за ними, я заметил, как он достал палочку и начал шептать какое-то заклинание.

— Что, не получается? — с усмешкой спросил он, услышав, как Айи едва слышно выругалась, когда ей не удалось трансгрессировать.

— Вы кто? — спросил Риз.

— Ланс Гамильтон, — сказал он, поднимая палочку и направляя ее на них.

Церемонно. Мне стало немного спокойнее. Значит, он хотел, чтобы они знали и могли рассказать об этом? Следовало подождать, посмотреть, что еще он скажет.

Впрочем, на самом деле, меня одолевало желание закончить рассуждать и стукнуть его заклятием немедленно, даже если не будет полной уверенности в успехе.

Риз, по-видимому, рассуждал так же: в следующее мгновение волшебная палочка оказалась у него в руках. Я не ожидал от него такой быстрой реакции.

— Остолбеней! — выкрикнул он.

Гамильтон увернулся от заклятия, однако, вопреки моим ожиданиям, не стал отвечать на него. Прежде, чем кто-либо успел среагировать, он сорвался с места и подскочил к Айи, крепко схватив ее за локоть. За спиной у него теперь была стена одного из домов и, хотя он все еще не мог меня видеть, попасть в него теперь было сложно.

Гамильтон внимательно посмотрел на Риза и усмехнулся.

— Бросай палочку, — спокойно сказал он.

Тот задумался едва ли на долю секунды. Я услышал его судорожный выдох, потом с острия его палочки сорвался красный луч.

Ему странно везло, как, наверное, везет всем безумцам. Вместо того, чтобы просто спрятаться за спиной Айи, Гамильтон взялся отбивать заклинания и, когда он немного выпустил ее, она вывернулась и, отскочив на безопасное расстояние, тоже выхватила палочку.

— Что теперь? — язвительно спросила она.

— Ничего, — спокойно, но с некоторой досадой ответил Гамильтон.

Я немного напрягся, внимательно следя за ним. Хотя теперь я был полностью уверен, что никого убивать он не собирается, все равно не переживать я не мог.

Гамильтон слегка пошевелил пальцами, будто готовясь к чему-то.

В долю секунды он переместился, оказавшись между Айи и Ризом и, когда они на мгновение замерли, не решаясь колдовать, что-то прошептал. Все вокруг затянула непроницаемая чернота. Мне послышался глухой удар, треск искр.

Я отскочил к стене, пробормотав контрзаклятие и, когда свет наконец вернулся, увидел, что Гамильтон как-то умудрился отобрать палочки у Айи и Риза и теперь направляет на них свою.

Сейчас он что-нибудь скажет? Что-нибудь, что поможет мне понять, зачем все это затеяно. Я сделал шаг в сторону и оказался у Гамильтона за спиной.

Сейчас…

Сзади нас обоих зародился и полыхнул зеленый огонь. Мгновение я наблюдал, как зеленая струя заклятия влетела в стену, всего на какие-то пару миллиметров миновав Риза и как он со странным выражением на лице разглядывает оставшуюся от нее подпалину. Гамильтон резко обернулся, едва не задев меня, пристально вгляделся в пространство за моей спиной. Развернувшись, я тоже обежал глазами полутемный проулок, но ничего заметить не получилось: убийца, как и я, был скрыт чарами невидимости.

Клещи волнения сжали меня, кажется, что взбесившемуся сердцу неожиданно стало тесно в груди.

Новое заклятие не замедлило последовать. Струя зеленого пламени пронеслась так близко, что, казалось, я мог почувствовать ледяной порыв ветра, дуновение смерти, миновавшей меня едва ли на несколько сантиметров. Обернувшись, я проследил его взглядом, видел, как Айи — уже на ногах — чудом сумела отскочить от него. И тогда я бросился вперед, так, чтобы оказаться между ней и тем, кто пытался ее убить.

Страх охватил меня, казалось, я почти чувствовал вес каждого своего движения. Ведь если я хотя бы немного ошибусь…

Гамильтон перебросил волшебные палочки Айи и Ризу, вытолкнул их обратно на главную улицу.

— Твою мать, — услышал я его приглушенное ругательство. Его убить не пытались, но все равно он тратил драгоценное время на то, чтобы отражать оглушающие заклятия, а не снимать антитрансгрессионные чары. Ему нужно было немного времени, чтобы сосредоточиться и спокойно закончить с этим. Что же, для этого здесь был я.

Подняв палочку, я ощутил странное облегчение от того что все стало вдруг очень просто, на мгновение мне показалось, словно я почти счастлив.

Взмах, и плиты брусчатки вспучились, взвились в воздух, шквалом промчались вглубь улицы, сметая все на своем пути. Все пространство, казалось, заполнил звон разлетающихся на куски кадок с цветами, металлический скрежет сминающихся кузовов припаркованных машин и стук камней врезающихся в стены аккуратных домиков.

Одна область осталась нетронутой. Угол моих губ слегка дернулся, ведь теперь было ясно, где скрывался мой невидимый противник. Я бросился вперед, влетев прямо в него, пальцы нащупали край мантии. Сердце быстро билось, ведь, понятно, что, даже если он не ожидал столкнуться со мной, все равно сейчас пытался направить на меня волшебную палочку.

Никаких рассуждений больше не оставалось. Мысли сами собой сложили обезоруживающее заклятие.

— Авада Кедавра, — громкий шепот, всего каких-то полметра. К счастью, он все еще не мог меня видеть. Я смотрел, как огонь зародился на кончике его палочки, сорвался вперед, почувствовал мертвенный холод, когда заклятие, оставив длинную подпалину, самым краем задело мою мантию. Это уже не важно, главное — был слышен звонкий стук, с которым его палочка упала на развороченную мостовую позади него.

Целясь наугад, я произнес контрзаклятие. Воздух передо мной начал дрожать, доказывая, что я не промахнулся. Я силился разглядеть дрожащий, ускользающий силуэт, понять, кто же пытался напасть на Айи и Риза. Но мой противник все еще был опасен, даже если у него больше не было волшебной палочки. От невидимого удара потемнело в глазах и, пока я приходил в себя, он атаковал снова. Похоже, на его пальце был крупный перстень и теперь, проскальзывая по моей щеке, он оставил за собой рваную ссадину. Горячее, болезненное ощущение, смешалось с железным привкусом во рту, со звенящим туманом в голове. Я дернулся назад, сплевывая, стирая рукавом струящуюся по подбородку кровь. Силуэт проступал все более явно.

Размышлять не требовалось, срываясь с волшебной палочки, понеслись вперед оглушающие заклятия.

Откуда-то издалека до моего сознания донесся хлопок: Айи и Риз трансгрессировали.

Я смотрел только на своего противника. Неожиданно я понял, что видел его раньше. Палач из отдела по контролю за популяциями. Макнейр. Теперь он пытался улучить мгновение, чтобы снова подобрать свою волшебную палочку. Я не собирался позволять ему уйти.

Я трансгрессировал, так что его палочка теперь лежала прямо передо мной.

Макнейр приближался, шел прямо на меня, я неторопливо поднял свою волшебную палочку. Угол губ снова дернулся, ведь я чувствовал свою победу.

Неожиданно, в спину ударило какое-то заклятие и, уже падая на мостовую, я понял, что за всем этим совсем забыл о Гамильтоне. Обломки камней тоже снесло этими чарами, и я в странном замедлении видел, как они по дуге проносятся мимо. Я распластался на изломанной мостовой, чувствуя, как голова кружится, наливаясь болью. Очки слетели и, наверное, разбились о какой-нибудь торчащий камень. Мгновение я едва мог понять, что происходит, чувствовал только, что зол из-за этого неожиданного вмешательства, очень зол.

Рядом послышались торопливые шаги. Это Гамильтон, он спешил подойти ближе к тяжело поднимавшемуся Макнейру. Его тоже отбросило заклинанием, но, наверное, ему досталось меньше, чем мне, ведь он стоял дальше. Что хуже, его волшебная палочка оказалась рядом с ним и теперь, сжав ее в кулаке, он с каким-то недоумением смотрел на нее. Еще одна волна заклятия Гамильтона прокатилась по улице, но слишком поздно. Макнейр, как будто сообразив наконец, что к чему, трансгрессировал.

Неожиданно я осознал, что должен немедленно сделать то же самое. В глазах у меня плыло, но, я знал, моя палочка тоже должна была быть где-то рядом. Нужно было только найти ее…

Пальцы нашарили полированное дерево, я с трудом поднялся на ноги, пытаясь быстро представить себе какое-нибудь место…

— Экспеллиармус, — послышался твердый голос Гамильтона. Палочка выскользнула у меня из рук. Контрзаклятие ударило меня, заставив чары невидимости развеяться.

— Ты еще кто? — с недоумением спросил Гамильтон, уставившись на меня.

Это показалось мне так странно, что захотелось рассмеяться. Он, разумеется, не помнил, что встречался со мной.

Я прищурившись посмотрел на Гамильтона. Без очков все было немного мутно, но вполне терпимо. Вопрос был только в том, следует ли мне атаковать. Мысли путались.

«Конечно стоит!» — клокотало в голове. — «А какой у тебя выбор? У него твоя палочка, но можешь, хотя бы, попробовать. И, кстати, да, если тебя раскроют, то сможешь, по крайней мере, вернуться домой, разве не так?»

Последняя мысль в эту секунду казалась крайне здравой.

— Назовись, — требовательно повторил Гамильтон, поднимая свою палочку чуть выше.

«Нет… Не лучшая идея…» — Мне требовалось много усилий, чтобы снова заставить себя рассуждать логически.

В голове постепенно формировалось осознание того, что происходит. Если сложить все обстоятельства… Ну конечно!

— Я сам сказал ей, что Айи работает на Дамблдора, так что они не могли оставить в живых ни ее, ни Риза, — сказал я. Гамильтон слегка опешил от неожиданности.

— Они победили, Амбридж этого не любит. Так сразу двух зайцев. Агент Дамблдора убивает известную правозащитницу и журналиста. Вот и мотивация для арестов. А человек в Ордене Феникса у них только один — ты, — я посмотрел на Гамильтона. — Так что тебя, наверное, попросили немного припугнуть их. А Макнейр… Он должен был довершить остальное...

Мне показалось я заметил коричневую рамку оправы, так что я наклонился, поднял ее: оставлять ее здесь было нельзя. Гамильтон, нахмурившись, следил за мной.

— Так ты агент Дамблдора? — спросил он.

— Понятно… — выпрямляясь, продолжал рассуждать я. — Они знали, что ты, Ланс, не пошел бы на убийство, так что это поручили Макнейру. А вот арестовать должны были тебя. Когда это случилось бы, спорить было бы уже бесполезно. Если Перегрин — человек Того, Кого Нельзя Называть, то приговор ясен. Выбор у тебя был бы простой: либо срок в Азкабане, либо ты говоришь то, что они просят и получаешь полную амнистию и новую личность. А они попросили бы тебя под сывороткой правды сказать, что ты состоишь в Ордене Феникса. Было бы отлично и убедительно, — я на мгновение остановился. Гамильтон внимательно слушал меня. — Значит они… они скоро будут здесь, — я посмотрел на него. — Надо уходить.

Гамильтон, как я и ожидал, решил, что мои слова заслуживают внимания и хотел дослушать их до конца.

— Ну хорошо, — он протянул мне руку.

Эклстон Мьюс — это тупик, спрятаться здесь было негде, оставалось перенестись куда-нибудь еще. У меня же выбора не было: сам я без палочки трансгрессировать не мог, а за поворотом уже слышались шаги отряда мракоборцев.

С громким треском, пространство вокруг затянула удушливая чернота, и мы оказались на какой-то пустынной площади.

— Очень интересная версия, — сказал Гамильтон, внимательно оглядывая меня. Как будто наш разговор и не прерывался.

— Ты сам знаешь, что это правда. Думаешь, Макнейр оказался там случайно? Его должен был направить кто-то, кто знал о твоей операции.

— А кто направил тебя? — поинтересовался тот. — Думаю, ты просто пришел следом за Армой и Ризом. Может Макнейр, как ты говоришь, сделал то же самое?

— Зачем?

Он пожал плечами, показывая, что убедить его — моя работа, однако, я видел, что, хотя он и сомневается, но все-таки готов мне поверить, было видно, что произошедшее произвело на него впечатление. Все-таки, его пытались подставить, обвинить в убийстве, и, не вмешайся я, им бы, наверное, это удалось.

— Ну, — заметил я. — Тебя он убить не пытался. Значит, ты должен был взять на себя ответственность. И, я полагаю, что ты не знал об этом, иначе не было бы никакого смысла в том, что он скрывался. Кроме того, он не мог бы надеяться обвинить тебя, если бы его не прикрывал кто-то из министерства. В наши дни осудить невиновного человека достаточно сложно.

Гамильтон кивнул, но все еще выглядел задумчивым.

Я давал ему время подумать. Почему-то мне верилось, что, когда он исчерпает последние сомнения, он не откажется поделиться всей информацией, что у него есть. Тогда Амбридж уже не смогла бы отделаться увертками. Если Гамильтон рассказал бы в суде о том, что она поручила ему, и о неожиданном появлении Макнейра… Мне стало легко, словно упал с моих плеч тяжкий груз. Амбридж уволят.

— Как насчет других ответов? — спросил Гамильтон. — Агент Дамблдора, да? Может назовешься?

— Перси Уизли.

— Ну хорошо, Перси Уизли, надеюсь, ты не против того, что я не собираюсь принимать поспешных решений? — Гамильтон с иронией посмотрел на меня. — Приходи сюда завтра в то же время, закончим это.

— О чем тут думать? — с досадой спросил я.

Тот снова усмехнулся.

— Ты кажешься мне знакомым, — сказал он. — Думаю, мы уже встречались, только я не помню об этом. При таком раскладе я бы не хотел действовать необдуманно.

Он кинул мне мою палочку и трансгрессировал.

*mews (мьюс) — (от анг. конюшни) ряды одинаковых небольших домиков, формирующих узкие проезды за городскими особняками; в старых районах — бывшие помещения для карет и лошадей.

Маленькая площадь тонула в ночной тишине. Темные травинки лысоватого сквера раскачивались в такт легкому ветерку, отблескивая росой в свете фонарей.

Минуты тянулись, проходили одна за другой. Вместе с ними, казалось, по капле вытекала моя уверенность. Я еще раз припоминал все события, убеждая себя, что Гамильтон не тот человек, который стал бы игнорировать случившееся, но все-таки не мог отделаться от сомнений.

А если он все-таки решил доложить обо всем Амбридж?

— Экспекто патронум! — вот что первое сказал я, после того, как Гамильтон трансгрессировал вчера, и на асфальт передо мной опустился серебристый лис.

Это был способ, изобретенный Орденом Феникса для передачи срочных сообщений. Телесный патронус мог явиться в нужное место и воспроизвести надиктованный текст.

— Передай… — я задумался.

Метод был крайне неудобным: мало того, что сообщения никак нельзя было отправлять незаметно, но еще и получатель подвергался риску быть раскрытым. Однако то, что Кингсли входит в Орден Феникса, было известно еще давно, не даром же его подвинули с поста главного следователя по делу Блэка при первой же возможности.

— Кингсли Брустверу, — продолжил я. — Ланс Гамильтон совершил нападение на Айи Арму и Хельмута Риза. Потом появился Макнейр. По всей видимости, ему было приказано убить обоих и выставить ответственным Гамильтона, а значит и Орден Феникса. Вероятно, приказ исходил от Долорес Амбридж. Гамильтон, возможно, согласится выступить против нее в суде.

Лис слегка вспыхнул, подтверждая, что сообщение записано, и растворился в воздухе. Я должен был сказать им. Нельзя было рассчитывать на то, что я ничего не упустил, а теперь орден Феникса сможет позаботиться об остальном.

Я опустился на скамейку и уставился на желтую лампу фонаря. Мне хотелось хотя бы немного оттянуть момент, когда придется вернуться на прием и снова улыбаться, глядя в жабьи глаза Амбридж.

Адреналин выветрился, и теперь я чувствовал, что очень устал. От того, что в моей жизни, казалось, больше не было ничего нормального. От того, что я должен был притворяться каждый день, каждую секунду.

Она приказала убить Айи.

На виске дернуло, когда я понял, что на мне лежала вина за происходящее. Это я втянул ее в это. Из-за меня Амбридж отправила за ней Макнейра.

«И дальше будет только хуже.» — пронеслось в голове.

Я нервно облизнул разбитую губу, снова почувствовав привкус железа.

«Например, когда к власти придет Тот, Кого Нельзя Называть…»

По спине пробежали мурашки.

«Что будет с Айи, как ты думаешь? — спросил я себя. — Он убивал людей и за гораздо меньшее. А с ней он постарается. Она теперь значительная фигура. Он, может быть, даже сам придет за ней. И это ты ее втянул.»

Дыхание перехватило, казалось, легкие неожиданно сжались в болезненный комок, не пропуская в себя ни унции воздуха.

Как я раньше не подумал об этом? Смотрел только на возможный результат, ведь он был для меня важен.

А теперь Айи и Ризу приходилось рисковать, пока я сам отсиживался позади.

Удары сердца отдавались у меня в голове, пока я отчаянно пытался взять себя в руки.

Я просто не имел права на это. После того как сам же и поспособствовал тому, что ситуация развивалась именно так.

«Этот законопроект. Эта кампания в прессе. «Хотел сделать что-то стоящее»? Да, кое-какие успехи были. Ты доволен?» — я снова окинул себя внутренним взором. — «Что теперь? Других людей убьют. А ты будешь прятаться за их спинами.»

В груди сжимало, как будто тысячи железок раздирали меня изнутри, словно было что-то, отчаянно прогрызающее себе путь наружу.

Я усмехнулся своему лицемерию. Расстроен? Как я мог быть расстроен, если сам все устроил?

Хуже того, теперь я сидел на скамейке и жалел себя, хотя уже давно надо было снова быть на приеме. Я не мог позволить Амбридж узнать, что отлучался. Должен был оставаться хотя бы один козырь. Права на ошибку не было.

Голова налилась горячей болезненной тяжестью. Я с трудом поднялся. Мне вспомнилось искусственно улыбающееся лицо Амбридж.

«Пусть Гамильтон выступит против нее», — с надеждой подумал я. — «И тогда ее арестуют».

В груди немного потеплело. Я заставил себя сосредоточиться, представить улицу перед домом Эглантины Берк.

Ветки единственного, торчащего посреди площади, словно памятник, дерева прошелестели на ветру.Гамильтона все еще не было.

Я взглянул на часы. Стрелка неумолимо приближалась к 11 вечера.

Сколько можно было ждать? А если он вообще не собирался приходить?

Я нервно прошелся туда-сюда. Под ногу попала пластиковая бутылка, и я пинком отшвырнул ее прочь.

А если он все-таки решил доложить обо всем Амбридж?

Вчера она не успела заметить моего отсутствия. Да и это было понятно: на приеме вокруг нее было много людей, каждый из которых норовил поговорить с ней по поводу реформы образования.

Смотря на свое отражение в темном стекле, я пригладил волосы, почистил лицо. Губа немного болела, но, к счастью, распухла не очень сильно. В любом случае, это можно было временно исправить с помощью трансфигурации. Когда я закончил, мой внешний вид, казалось, не создавал впечатления, что всего минуту назад я сражался с Макнейром. Хорошо, что он слишком торопился, чтобы сбить с меня дезиллюминационное заклятие, значит, не смог бы меня узнать.

Я прошел к барной стойке, проверив, что Амбридж заметила, что я здесь и никуда не отлучался. Я знал, что пить не собираюсь. Ведь каждую секунду снова могло настать время действовать.

— Перси Уизли, вы все еще живы! — послышался смех и стук опускаемого на столешницу бокала.

— Мистер Сангвини, — отозвался я, узнав специалиста по Румынскому законодательству.

Нужно было делать вид, что я занят каким-то делом, а не только что пришел.

— Sunt eu!* — довольно отозвался тот, одним глотком осушая бокал и знаком прося бармена повторить.

В глубине выходящего на площадь переулка что-то зашуршало. Я вздрогнул и, выхватив палочку, принялся вглядываться во тьму между домами, но оказалось, что это был всего лишь бродячий кот, треплющий пустую упаковку из-под чипсов. Ни на улице, ни на площади никого не было.

Где же Гамильтон? Вдруг он не появится?

А если он все-таки решил доложить обо всем Амбридж?

Вчера, как только мне удалось вырваться с приема, я сразу же отправился домой. Почему-то у меня было чувство, что, если Айи и Риз собирались ждать меня, то они непременно стали бы ждать там. Я не ошибся.

— Это Амбридж? — спросила Айи, едва я зашел. — Она приказала тому первому напасть на нас? А другому и убить?

Она крепилась, но, было видно, что ее ужасно поразило случившееся, Риз же лучился беззаботностью, казавшейся, впрочем, достаточно искусственной.

— Я думаю, так, — выдавил я. Что я мог им сказать?

— Бесподобно, — Риз тонко усмехнулся. — Теперь Амбридж пытается нас убить.

— Нам действительно очень повезло, что все в порядке, — протянула Айи.

Тот ответил странным понимающим смешком, но больше ничего не говорил.

— И почему они не нападали вместе? — снова спросила Айи.

Я пересказал свои предположения.

— Да, — с иронией заметил Риз, — это немного за пределами моей зоны комфорта.

— Завтра я встречаюсь с Гамильтоном, — я даже не обернулся к нему, все еще смотрел на Айи. — Возможно, он согласится свидетельствовать против Амбридж.

Риз, кажется, хотел спросить что-то еще, но в тот момент я слишком мало обращал на него внимание.

— Отлично, — очень странно, но, казалось, Айи стало спокойнее, когда я объяснил, кто и зачем пытался их убить. — Тогда ты позаботишься об этом? У меня много другой работы.

— Вам лучше уехать! — выпалил я. В голове ворочались воспоминания о том, как отец рассказывал о первой магической войне. «Если Тот, Кого Нельзя Называть, решал тебя убить, спастись было практически невозможно».

Айи вопросительно подняла брови.

— Надеюсь, ты шутишь.

— Не шучу, — твердо произнес я. «Некоторых Тот, Кого Нельзя Называть, карал лично. В основном тех, кто был замечен в активных связях с маглами.» — Когда Тот, Кого Нельзя Называть…

— Очень жаль, что у тебя нет никакой возможности повлиять на мое решение, — она пожала плечами.

Мышцы опять свело судорогой. Я думал и не знал, что еще сказать. Опять я делал что-то не то. А что я должен был делать?

— Я это начал. Теперь вы подвергаете себя опасности, — выдавил я. — А я прячусь, вместо того чтобы…

На секунду показалось, что Айи разозлилась, но, когда она снова заговорила, ее голос казался гораздо более теплым, чем обычно.

— Успокойся, Перси, тут каждый…

Мысли заглушили ее слова. «Одна ошибка и вот, кто-то умирает…» — крутилось в голове. — «Нельзя позволить себе ошибок. Я должен убедить их… Но как я это сделаю, если они даже не верят, что он вернулся?» Вспомнилась неожиданная встреча с Сангвини. Инцидент с Трансильванцами, такой, казалось, давно прошедший красной вспышкой пронесся в моей памяти. Мой брат чуть было не погиб тогда. Из-за меня, того, что я был неосторожен и подставился так, что меня начали подозревать в убийстве. Больше я не мог позволить себе подобного. Не теперь.

— Айи, пожалуйста, ты не понимаешь…

— Думаешь я не могу сама принимать решений? — переспросила та. — Что я не понимаю последствий?

— Но…

— Это мое дело, — отрезала она, потом ее голос снова потеплел, она, казалось, даже улыбнулась. — Перси, тебе нужно переставать беспокоиться за все подряд. Так ты долго не протянешь.

Я попытался перебить ее.

— Каждый решает за себя, — чуть повысив голос продолжила Айи. — Ты не единственный, кто несет ответственность за происходящее. Тебе нужно давать себе передышку.

Я не мог согласиться с ней. Я знал, что должен и буду стараться исправить все, насколько это возможно. И все равно внутри теплело от ее слов.

— У меня есть мечта, — с напором произнесла Айи. — Сейчас мы идем к ней. И, знаешь, я не собираюсь отступать, бежать или прятаться. Даже если мне придется рисковать жизнью.

Я невольно улыбнулся. С неожиданной остротой почувствовалось, что мы действительно стали чем-то большим, чем просто людьми, которых случайно прибило друг к другу.

Риз, про которого уже все успели забыть, громко и нецензурно откашлялся.

— Бесподобно, — сказал он, как будто все только и ждали, пока он подведет итог.

— Может хотя бы ты уедешь? — без особой надежды спросил я.

— Не стоит, — тот снова тонко усмехнулся. — Думаешь, я брошу такой сочный кусок? Подумай еще раз. Надеюсь только, что ты не собираешься культивировать пораженческое настроение? Было бы неудобно.

Почему-то его уверенность казалась немного наигранной, как будто он пытался подбодрить себя этими словами, но мне уж точно не хотелось заниматься разоблачениями.

— Значит завтра я встречусь с Гамильтоном и после этого с Амбридж можно будет попрощаться, — мой тон был до странности деловитым.

Листья встревоженно прошелестели на ветру. Секунды с щелканьем нагромождались в бесконечную пирамиду. Часовая стрелка тягуче подбиралась к четырем утра.

Гамильтон так и не появился.

Sunt eu!* — Это я! (рум.)

Зал заседаний Визенгамота полнился людьми. Сливовые и черные мантии мешались перед входом, упорядочивались на скамьях. На сегодня было назначено голосование по поводу реформы образования, которая должна была, как говорили, повысить уровень преподавания в школе Хогвартс. На деле, министра скорее привлекала возможность вторгнуться на территорию, которую Дамблдор уже давно привык считать своей вотчиной.

Такая перспектива вызывала закономерное беспокойство в ордене Феникса, но, как справедливо заметила мадам Боунс: «Перегрин контролирует большинство а, кроме того, не пристало заикаться о пользе автономии школы, когда ни один год не обходится без инцидентов». Действительно, именно последнее обстоятельство заставляло многих, как простых обывателей, так и членов Визенгамота, искренне поддерживать реформу.

«Дамблдора пора урезонить!» — под таким заголовком печатался «Пророк».

«Чармстрайкер» высказывался сдержаннее, однако и он не поскупился на подробную аналитическую статью с разбором деятельности действующего директора Хогвартса.

«Монстр Тайной Комнаты, дикие животные Запретного Леса, беглые преступники, прогуливающиеся по коридорам — вот лишь некоторые из возможных неприятностей, которыми так славен замок. (…)

Программы обучения не согласованы, в результате чего некоторые темы могут проходиться по нескольку раз, а некоторые — не затрагиваться вовсе. (…)

Хотя в последнее время в школе не было зарегистрировано ярких эпизодов буллинга, психологическая обстановка остается крайне напряженной. Для некоторых студентов давление экзаменов оказывается слишком тяжелым, в это время особенно часты нервные срывы. «Когда начинаются экзамены, я знаю, что многим понадобится моя помощь», — говорит мадам Помфри, школьная медсестра, человек, в одиночку обеспечивающий работу школьного Больничного Крыла…»

В целом, сомнений в том, что реформу примут, ни у кого не было.

На бумаге образовательный законопроект производил приятное впечатление, все предложенные меры казались разумными и вполне умеренными.

Но, как говорится, если пианист плохой, то он ни по каким нотам не сыграет.

Я повернулся и с недоумением заметил розовый костюм Амбридж, на мгновение мелькнувший среди судейских мантий. Похоже, она тоже хотела понаблюдать за заседанием. Зубы непроизвольно сжались.

— Значит, ты его так и не дождался? — спросил Риз.

Я встретился с ним и Айи еще до того, как первые члены Визенгамота вошли в зал, за ланчем, хотя они, по всей видимости, ничего есть не собирались: перед ними стояли только чашки черного кофе.

— Он пропал, — отозвался я, думая о вчерашней ночи.

Когда стрелка моих часов доползла до четырех утра, я смирился с тем, что дальше ждать бессмысленно. Первый момент мне показалось, что Гамильтон рассказал обо всем Амбридж и утром меня ждет увольнение. Потом появилась другая мысль. Гораздо хуже.

С громким хлопком я провалился в черноту и, вынырнув возле дома Кингсли, направился прямо к двери. Тот не спал.

— Заходи, — только и бросил он. — Мы попытались выйти с ним на контакт сразу же, как только получили твое сообщение. Его все еще не удается обнаружить.

— Он спрятался? — со странной надеждой спросил я.

Кингсли пожал плечами, но, казалось, честный ответ был бы отрицательным. Если даже Гамильтон собирался остаться верным Амбридж, то наверняка попытался бы притвориться, что готов помогать, а не стал бы прятаться.

— Думаю, его убили, — странным голосом уточнил я, снова посмотрев на Айи и Риза.

— Амбридж, — процедил Риз, сжав ручку своей кружки так сильно, что даже костяшки пальцев побелели.

Я кивнул. С самого момента, когда мне пришлось признать, что другое объяснение найти сложно, казалось, что я находился в каком-то состоянии пассивного взрыва. Как будто этот самый взрыв очень медленно перекатывался внутри меня. И, я знал, достаточно самой маленькой искры, чтобы выпустить его наружу.

Кто-то мертв, а кто-то остается на вершине успеха и влияния.

— То есть, на этом все? — деловито спросила Айи.

— У нас нет больше ничего против Амбридж, — мрачно подтвердил я.

— Пока, — с несвойственной ему прямолинейностью отрезал Риз, поднимая и снова ставя кружку на стол. — Пока нет. Она пыталась убить нас, убила того мракоборца, я не позволю ей уйти от ответственности.

Мне казалось, он выглядел немного встрепанным, как будто ему, как и мне, пришлось не спать всю ночь.

— Думается мне, какие-то доказательства должны были остаться, — задумчиво протянул он.

— Похоже, это была работа Отдела Тайн, — заметил я. — Управление, конечно, начало расследование, но не думаю, что даже им удастся что-нибудь найти. В Отдел Тайн не набирают людей с улицы.

— Одним словом, ничего найти не получится, — задумчиво подвела итог Айи. — Тогда лучше заняться чем-то, где есть шанс преуспеть, и не тратить время понапрасну. Вряд ли Амбридж снова попробует нас убить, раз ей уже не удастся обвинить во всем Дамблдора.

— Бесподобно, — Риз резко повернулся к ней. — Один раз был недостаточно убедителен? Не понимаю, как ты можешь так спокойно рассуждать…

— Это называется здравомыслием, — Айи пожала плечами. — Я знаю, в чем моя цель, и она не имеет ничего общего с тем, чтобы разбираться сейчас с Амбридж.

— А моя имеет, — огрызнулся Риз. — Как я могу теперь уделять внимание мелким скандалам! Она же убила человека!

— Что именно ты считаешь мелким скандалом? — вкрадчиво переспросила Айи.

Я перебил Риза, прежде, чем он успел ответить.

— Орден Феникса занимается расследованием, — примирительным тоном заметил я. — Наша же забота — законопроект по поводу маглорожденных, который идет в обсуждение на следующей неделе.

Риз фыркнул, казалось, то, что какой-то там орден занимается расследованием, его не устраивало.

— Так что с законопроектом? — тон Айи снова стал деловым.

— Он выносится на обсуждение. Нужно следить, чтобы его не вычесали слишком сильно, — отозвался я. — Чтобы он не превратился в пустышку. Инициатива сейчас у них, так что нужно быть готовыми отвечать.

Риз особенного энтузиазма не выказал, похоже, обвинить Амбридж для него действительно было важнее всего. Я хорошо понимал это. Взрыв внутри разлетался алыми хлопьями пламени, вспучивался, перекатывался и рычал. Меня, да, уверен, и Айи тоже, возмущало то, что организовав покушение и убийство, Амбридж все равно осталась совершенно чиста. Но была правда и в другом. Как сказала Айи, в первую очередь нужно было заниматься тем, где был шанс преуспеть.

Казалось, Риз мог натворить каких-нибудь глупостей и, чем четче я припоминал его схватку с Гамильтоном, тем более правдоподобным мне казалось такое развитие событий.

Сам Риз, видимо, догадывался об этих размышлениях, так что, едва мы вышли из кафе, он спросил:

— Не хотите прогуляться?

Айи отказалась, я же решил пройтись с ним и посмотреть, что же он задумал и что так спешил показать мне.

Наш путь лежал на южный берег Темзы, Кукс-роуд, если быть точным. На всем протяжении улица была окована унылыми серо-бежевыми кирпичными трехэтажными домами.

Поднявшись на два лестничных пролета, Риз уверенно постучал в дверь. Я все еще не понимал, чего он хотел добиться, но теперь был крайне заинтересован.

Нам открыла женщина лет тридцати, носившая немного потрепанный шелковый халат с цветочным узором. Ее губы были ярко накрашены, несмотря на то, что она, по всей видимости, никуда не собиралась. Женщина окинула нас недоумевающим взглядом, потом на ее лице отразилось понимание, и она с раздражением произнесла:

— Я не знаю, где он, и это я уже сказала мракоборцам.

— Роберта Гамильтон, очарован… — не сдавался Риз, его голос стал немного елейным. — Если позволите, я все же хоте…

— Послушайте, — нетерпеливо сказала та, окидывая, впрочем, его оценивающим взглядом. — Он всего лишь племянник моего мужа, мы с ним никогда не были особенно близки…

— Что там?! — вслед за женщиной на пороге появился представительный мужчина, старше ее лет на двадцать. Он, казалось, немного оплыл и облысел с возрастом, но по-видимому, старался следить за собой.

— Что вам опять нужно?! — недовольно гудел он. — Мы же уже говорили…

— Не сердись, дорогой, они уже уходят, — жена погладила его по руке.

— Я всего лишь хотел задать несколько вопросов о вашем племяннике, — со странной надеждой продолжал Риз. — Может быть, у вас есть какие-то подозрения? Или в завещании было…

— Завещание? Ланса? — мужчина язвительно усмехнулся, потом его взгляд стал хищным. — Кстати, раз уж племянник погиб на службе, может быть, настало время отдать заслуженную компенсацию его родственникам?! Сколько можно с этим тянуть?

— Извините, мы этим не занимаемся… — пробормотал Риз, немного шокированный таким поворотом событий.

Я же, сказать честно, не чувствовал никакого желания вступать в разговоры. Это было до странного больно услышать. То, что они говорили.

— Проклятые крючкотворы, — мужчина побагровел. — Тогда чего вы стоите? Вон отсюда!

— Но ваш племянник умер, — зачем-то продолжал Риз.

— И что теперь? — тот уже заслонял весь дверной проем, оттеснив жену назад. — Знаю я, что он умер, вот и требую! — наверное, он заметил невольное осуждение мелькнувшее на наших лицах. — Станете говорить, что это трагедия? Я до притворства еще не опустился, — он казался очень доволен собой. — От Ланса больше пользы от мертвого, чем живого. Ровно на тысячу галеонов.

Воздух в зале заседаний Визенгамота казался застывшим. Морщинистые руки плавно поднимались, голосуя за реформу образования.

И вот судьи, закончив работу, начали подниматься со своих мест, многие из них подходили к Амбридж, пожимали ей руку, поздравляли с успехом.

Как напишет завтрашний «Пророк»:

«Говоря о людях, всеми силами поддерживающих образовательную реформу, нельзя не упомянуть мадам заместителя министра, Долорес Джейн Амбридж.

Эта замечательная женщина более всех ответственна за все прогрессивные подвижки в сфере образования, которым мы становимся свидетелями в последнее время.

«Министр, да и я тоже, не намерены останавливаться на достигнутом», — говорит Долорес Амбридж. — «Не хотела бы выдать никаких секретов, но грядут большие перемены».

Я лежал на своем потрепанном диване, уставившись в темный потолок. Я думал о том, зачем Риз притащил меня к родственникам Гамильтона. Думал, что, увидев, как они переживают, я соглашусь помочь ему с расследованием? Нет.

Скорее всего, он просто хотел получить от них подходящие цитаты.

«Мой любимый племянник мертв и что, как вы думаете, они сделали? Прислали жалкую тысячу галеонов!» «Ланс… Он бы никогда так не поступил! Не исчез, никому ничего не сказав...»

Ведь, даже если не получалось найти доказательств, все равно можно было бросить обвинение Амбридж в лицо.

Как бы я хотел, чтобы они сказали что-нибудь такое. Чтобы проявили участие. А не так.

Я перевернулся на бок, уткнувшись носом в отдававшую пылью спинку дивана. В голове зрела одна из тех раздражающих мыслей, которые могут появиться только глубокой бессонной ночью, а далее развиваться, переворачиваться так и эдак, обрастая жуткими подробностями. Одна из тех, о которых вы на утро предпочитаете не вспоминать.

Я лежал и думал. Что случилось бы, если бы кто-нибудь убил Долорес Амбридж?

— Итак, реформа образования принята, — Амбридж улыбалась, как ни в чем не бывало.

Нижнее веко дернуло судорогой. Я моргнул, улыбнулся в ответ.

— Это большой успех министра и ваш…

А Гамильтон тем временем был мертвее мертвого.

— Разумеется. Я хотела обсудить новые обязанности, которые тебе придется взять на себя на время моего отсутствия. Весьма вероятно, я займу должность преподавателя Защиты от Темных Искусств.

— Вы? — я не мог сдержать недоумения.

— Что делать, — она серебристо хихикнула. — Министр считает, что мне не помешает еще немного положительной рекламы. А раз уж наш главный противник обосновался в Хогвартсе…

Я понял, на самом деле она ехала туда, чтобы шпионить за Дамблдором.

— Пересылай мою почту, а еще тебе придется взять на себя координацию переговоров по поводу этого грязнокровского законопроекта… — она внимательно посмотрела на меня, я ответил ей таким же взглядом, молясь, чтобы она не прочитала в нем моих мыслей. — Фадж прогнулся. Ты знаешь, с чем он согласился на вечере у Эглантины?

— Законопроект мисс Армы? — невозмутимо спросил я. Взрыв внутри зарычал, вспучился языками пламени и, казалось, в этот раз достал до горла.

— Именно он. Я уезжаю, так что именно тебе предстоит устроить так, чтобы он оказался почищен от всего лишнего. Думаю, тебе легче всего будет общаться напрямую с Перегрином. Я попросила его встретиться с тобой завтра.

Я кивнул, думая о том, как мне удастся провалить это задание, не привлекая к себе подозрений.

— Еще. Ты должен найти информатора Армы, — жестким голосом продолжала Амбридж. — Я не знаю, как ты это сделаешь, но, я думаю, после… — она осеклась, словно сказала что-то лишнее, потом довольно улыбнулась и продолжила: — Я думаю, мы с тобой согласимся, что он есть, и где-то достаточно близко.

Я понял, что Амбридж вспомнила доклад Макнейра. О том, что кто-то помешал ему выполнить задание. Скорее всего, именно это окончательно уверило ее в том, что был некто поддерживающий Айи из тени.

Она действительно организовала все это. Хотела убить Айи. В ушах зазвенело. А Гамильтон теперь мертв. А Амбридж принимает поздравления и улыбается, думая о случившемся.

В голове появилась странная мысль, врезалась в мозг, словно раскаленный осколок.

А что если я сейчас достану палочку? У меня получится?

Сердце застучало быстрее.

— Перси? — недовольно переспросила Амбридж. Я понял, что уже некоторое время не отвечал ей.

«У тебя бы получилось».

— Я все еще придерживаюсь мнения, что это не был один человек, — сказал я, надеясь, что, чтобы убедить меня, она выдаст что-нибудь важное. — Но я могу…

— Я ценю твое мнение, — отрезала Амбридж. — Просто найди его.

Может быть, это снова была проверка? Холодные размышления потонули во все повторявшихся словах.

«У тебя бы получилось».

— Кто такой Ланс Гамильтон? — спросил я.

В глазах Амбридж просквозило удивление.

— Он один раз приходил к министру, но не дождался его, а недавно я видел приказ о посмертном пособии, — уточнил я.

Амбридж кивнула моим словам, словно приняла какое-то решение. Ее вид стал гораздо серьезнее обычного.

— Наверное тебе лучше узнать, — медленно произнесла она. — Ланс Гамильтон — это мракоборец, которого мы отправили к Дамблдору. Он был убит позавчера ночью.

Взрыв снова ожег меня.

— Я надеюсь, ты не обольщался на счет директора? — спросила Амбридж, посмотрев на меня. — Во всяком случае, больше уже нет, — она усмехнулась.

Я понял, что слегка дрожал. Потому что она пыталась перевернуть все с ног на голову, и это получалось достаточно складно. Так уж вышло, что теперь я был уверен, что она врет, но сколько же подобного она проворачивала раньше? Дело же в правильной подаче?

— Ну, вижу, тебе есть о чем подумать, — усмехнулась Амбридж. — Тогда иди. Надеюсь получить результаты в самом скором времени.

«У тебя бы получилось».

Пальцы прикоснулись к рукоятке волшебной палочки. Вот она, здесь.

«У тебя бы получилось».

Я поднял руку и несколько раз нажал кнопку звонка. Послышался звон, потом наконец дверь открыли.

— Айи, — сказал я, — можно?

Я все еще был в той мантии, в которой я обычно ходил в Министерство. Ничего удивительного, ведь я сразу же отправился сюда.

— Перси, — без особенного удивления отозвалась та. — Я работаю, — она открыла дверь пошире, небрежно указав на стопку бумаги, лежавшую на столе. Мое же внимание, как всегда, на мгновение сосредоточилось на масках, развешенных в ряд на стене. Деревянные лица были изображены с закрытыми глазами-щелями, как будто спящими. Или мертвыми.

— Я ненадолго.

Она пожала плечами, пропуская меня внутрь.

— Ты ушел раньше? Непохоже на тебя.

Я кивнул и, усевшись за стол, уставился на длинную царапину на его темной поверхности, проглядывающую в прогалинах между листами бумаги.

— Все вокруг серость, — мой собственный голос слышался мне словно издалека, я с трудом узнавал его. — Мне кажется, я больше не вижу никаких оттенков. Как будто ничто не хуже, чем что-то другое. Как будто даже убийство может быть простительным, таким же серым, как и все остальное. Как и все и всегда зависит от обстоятельств и целей.

— Ты пришел рассуждать о философии? — нетерпеливо прервала меня Айи.

Я рассмеялся.

— Знаешь, бывают случаи, когда философские вопросы становятся крайне насущными.

— Если тебе нужно мое мнение, скажу: есть непростительные поступки, и их довольно много, — отрезала Айи, возвращаясь к бумагам. Я чувствовал, что, хотя она и старается казаться безразличной, мне удалось вывести ее из равновесия. Впрочем, это сейчас было совершенно не важно. Важно было услышать. Важно, чтобы кто-нибудь сказал.

— Даже если ты убиваешь Волан-де-Морта? — спросил я.

— Да, — отрезала Айи.

Я никогда не знал и до сих пор не знаю, почему она так думала, но в тот момент это было совершенно не важно. Она говорила как раз то, что мне так надо было услышать, чтобы найти в себе силы не делать глупостей. Меньше всего мне хотелось знать ее доводы и начать выискивать в них логические неточности.

— Знаешь, Айи, похоже, ты — единственное, что остается светлого в моей жизни, — задумчиво произнес я. Она с удивлением посмотрела на меня. Однако, прежде, чем Айи успела что-то ответить, снова постучали, впрочем, скорее было похоже на то, что кто-то врезался в дверь с разбега.

— О! Перси! — Риз запыхался, его лицо немного покраснело, а костюм сбился на сторону. — Хорошо, что ты здесь. Я был в Отделе Тайн. Один человек последовал туда за мной. Его схватили. Тебе следует спешить. Этот человек, похоже, был от Дамблдора.

Я почувствовал, что цепенею, что, хотя и слышал все слова Риза, никак не мог извлечь из них смысла. Потом наконец в голове возник образ Кингсли, объяснявшего мне, что Орден Феникса будет дежурить в коридоре Отдела Тайн. Я услышал, как Айи говорит:

— Тебя могли арестовать.

— Говорят же, фортуна любит храбрецов, — со смешком отозвался тот.

— Потому что те храбрецы, которым не повезло, не выжили, чтобы рассказать об этом, — огрызнулся я, вскакивая с места и пытаясь судорожно сообразить, не мой ли отец дежурил сегодня.

— Как тебе удалось сбежать оттуда? — деловитым тоном продолжала расспрашивать Айи. — Тебя видели?

— Нет, не видели. Но, скажу тебе, мне посчастливилось обнаружить кое-что… — услышал я голос Риза. Потом дверь захлопнулась за мной, и я с громким хлопком отправился в министерство.

Арестованного звали Стерджис Подмор, и сейчас он находился в одной из комнат для допросов. Скримджер и Фадж вместе с Амбридж, наблюдали за ним через прозрачную стену, причем последние выглядели так, словно Рождество наступило на три месяца раньше. Думаю, они были уверены в том, что арестованный действовал по приказу Дамблдора, а значит, едва это подтвердится, должен был появиться повод, чтобы начать полноценную охоту на Орден Феникса.

— Ну? Где там сыворотка? — нетерпеливо спросил Фадж. — Подтверждение, нам нужно подтверждение.

— Не волнуйтесь, господин министр, совсем скоро все будет, — Амбридж серебристо усмехнулась.

Я остановился за поворотом коридора, пытаясь придумать, каким образом я мог узнать о случившемся и почему решил, что мне необходимо присутствовать.

Потом я увидел, как ко мне приближается плюгавенький и грязноватый волшебник в круглых очочках. Насколько я помнил, этого волшебника звали Эрик Манч. Впрочем, это сейчас не имело значения, важно было только то, что в руках он нес запечатанный пузырек. Сыворотка правды для Стерджиса Подмора.

Я незаметно вытащил волшебную палочку — к счастью, Манч был слишком воодушевлен происходившим (а как же, ведь ему первый раз выпала удача поучаствовать в таком значимом событии), чтобы замечать, что происходит вокруг.

Нужно было оказаться поближе к пузырьку. Подменить его мне было нечем, но, если отвлечь Манча на несколько секунд, можно было направить преобразующее заклинание.

— А, — сказал я, перегородив ему дорогу. — Это вы для нас? Наконец! Давайте сюда… — я потянулся за пузырьком.

Манч отшатнулся словно от огня. Пузырек выскользнул у него из рук и покатился по полу.

— Это не для вас! — возмущенно повысив голос, сказал он.

— Ой, извините... — со смущением отозвался я, бросившись поднимать пузырек. — Как неудобно получилось...

Я оказался спиной к Манчу, а значит, он не мог разглядеть то, что я делаю. Пузырек был у меня в руках. Теперь небольшое заклинание...

Я вскочил и вернул пузырек Манчу.

— Простите еще раз, — с чувством извинился я, вручив ему пузырек и, словно и забыл думать о нем, отправился прочь по коридору.

Оставалось надеяться, что Стерджис Подмор сможет соврать достаточно убедительно.

Я вылетел к лифтам и, едва двери одного из них открылись, столкнулся с Кингсли.

— Что ты тут делаешь? — прошипел он.

— Я превратил сыворотку в воду, — объяснил я. — Никто не…

— Входи, — отрывисто бросил Кингли, казалось, он видел какую-то сложность, которую я не заметил. — Ты должен быть аккуратнее, — требовательно сказал он, когда двери вновь закрылись. — Сейчас, к счастью, можно удалить точку со снимков положений, но ты должен понимать, что так будет не всегда.

— Снимки положений? — переспросил я.

О них я слышал впервые. Кингсли устало вздохнул.

— Не знаешь? Ладно, разберемся потом. А пока иди, нельзя, чтобы тебя здесь видели.

— Когда? — спросил я, чувствуя, что захотел бы узнать об этих снимках подробнее.

Двери лифта снова открылись.

— Я зайду к тебе позже. А теперь иди, — отозвался Кингсли, едва не выталкивая меня наружу.

Мне действительно было чем заняться. Я пересек пустынный атриум, направившись к выходу и, едва оказавшись снаружи, трансгрессировал.

Айи и Риз все еще разговаривали. Кажется, они так увлеклись, что даже не потрудились запереть дверь.

— О, Перси, что там? — громко сказал Риз, едва заметив меня.

— Все нормально, — не было нужды вдаваться в подробности. — Так что удалось узнать? — спросил я, заходя и тщательно закрывая за собой дверь.

— Почти ничего, но… — ответила Айи. Вид у нее был довольный, словно то, что достал Риз, действительно могло решить все проблемы. Это внушало оптимизм.

— Я достал карту перемещений Гамильтона, — вмешался Риз. По видимому, ему не терпелось самому рассказать о своем успехе. — Оказывается, у Отдела Тайн есть способ отслеживать местоположение своих людей… Протеевы Чары, скорее всего…

— Как тебе удалось проникнуть в Отдел Тайн? — спросил я.

Это меня сейчас волновало в первую очередь. В конце концов, я и сам бы не отказался наведаться туда, если бы точно знал, что останусь незамеченным. Сказать честно, я совершенно не понимал, как такое было возможно. В конце концов, это был Отдел Тайн, не какое-то забытое ведомство…

— Не суть, — отрезал Риз, сразу было видно, что делиться своим секретом он не собирается. — Важно то, что у меня есть карта перемещений Гамильтона. След на ней обрывается приблизительно в шесть вечера. Думаю, все, что было дальше, засекречено... А, может быть, стерто...

Я пока не мог понять их с Айи радости.

— На Макнейра мне ничего достать не удалось… — продолжал Риз. — Его карта еще не в архиве…

— Но мы и так знаем, что после шести вечера он был на приеме у Эглантины Берк… — протянул я, все еще не совсем понимая, куда они клонят. — А то, что Гамильтон делал до этого не имеет никакого значения: тогда еще даже Амбридж не знала, что придется его убрать.

— Это вещи второстепенные, — с самодовольством сказал Риз. — Во-первых, наличие карты перемещений ясно говорит, что Гамильтон был агентом Отдела Тайн: это один из видов чар, который нельзя наложить без разрешения. Во-вторых, мы прекрасно знаем, что он напал на нас с Айи. Вопрос. Какого Мерлина?

— А как ты докажешь, что карта — не подделка? — с интересом спросил я, тоже проникаясь всеобщим приподнятым настроением. Хотя, было неприятно, что намертво связать происшествие с Амбридж пока не получалось.

— Мне не нужно этого доказывать. Я журналист, а не мракоборец, — хмыкнул Риз.

Айи тоже улыбалась.

— Мы можем устроить интервью, — заметил я. — С сывороткой правды. Можно будет говорить, что вы уверены в том, что карта настоящая. Вы оба выступите, расскажете…

— Все, — с кивком закончила Айи. — До последнего слова.

В этот момент в дверь с остервенением постучали.

— Мисс Арма! Откройте, Управление Мракоборцев!

Я похолодел. Значит Риз все-таки наследил. Или это я? В голову вскочили слова Кингсли. Он упоминал какие-то снимки положений.

— Твою мать, — шепотом выругался побледневший Риз. — Они что, знают? Как?

Стук продолжался. Думать, кого конкретно они хотели найти, времени не было.

— Похоже, — отозвался я, выхватывая палочку и поворачиваясь к Айи. — У тебя защищено?

Я, разумеется, имел в виду защиту от сенсорных заклинаний. Чтобы нельзя было определить, сколько человек находится внутри помещения.

Айи кивнула.

— Собираешься драться? — непонимающе спросил Риз, в голосе которого, тем не менее проскальзывало облегчение. Видимо, от того, что так ему, по крайней мере, не придется отправляться в Отдел Правопорядка в одиночестве.

Вместо ответа я ткнул в него волшебной палочкой, невербально применив дезиллюминационные чары: как и всегда, лучше было не сражаться, а прятаться.

Потом я повторил то же самое для себя, почувствовав знакомые ледяные струйки.

Убедившись, что мы готовы, Айи открыла дверь.

— Где он?! — гаркнул грубый голос.

И в дверь влетел высокий и плечистый светловолосый волшебник (позднее я узнал, что его зовут Торфинн Роули, и он один из пожирателей смерти).

— Да? — с неплохо сыгранным раздражением спросила Айи. — По какому праву…

— Мы ищем Хельмута Риза, — отозвался другой голос, прокуренный хрипловатый. — Вам известно, где он скрывается?

Вслед за Роули появился знакомый мне Долиш с по обыкновению хмурым лицом и в тренче унылого песочного цвета.

Значит это не меня они искали. Было большим облегчением осознать, что мое прикрытие пока оставалось в целости.

Я потянул Риза за руку, пробираясь к открытой двери спальни. Насколько я помнил, там было достаточно большое окно, через которое можно было уйти. Скорее всего, ордера у них не было, но лучше было сразу обеспечить себе возможность отступления.

— И у вас, конечно, есть основания входить сюда? — спросила Айи, перегораживая Роули дорогу.

Тот, по всей видимости, хотел сказать что-то неприятное, а то и вовсе отодвинуть ее с дороги, но Долиш вовремя вмешался.

— Вы же понимаете, что мы вернемся сюда с ордером в самое ближайшее время? — все тем же прокуренным голосом протянул он. — Укрывательство беглого преступника…

— Вот тогда и поговорим, — отрезала Айи. — До свидания.

Роули зло посмотрел на нее и, громко топая, вышел обратно в коридор.

— Ну тогда извините за неудобства, — с напускной галантностью сказал Долиш. Весь его облик словно говорил: отпираясь, вы только увеличиваете свою вину. Улыбнувшись напоследок, он отправился следом за Роули.

Айи прикрыла дверь и старательно заперла ее.

— Ну… — начал было Риз, но я вовремя успел ткнуть его в бок.

Айи одарила пустоту немного левее его недовольным взглядом и выразительно изобразила, как Долиш слушает возле замочной скважины, надеясь на что-нибудь, что позволит ему все-таки устроить обыск. Потом она подошла к окну и, со скрипом подняв стекло, показала нам на улицу.

Я высунул голову наружу, удостоверившись, что внизу никого не было.

— Будем прыгать, — прошипел я на ухо Ризу.

Я не видел его лица, но догадывался, что его, как, впрочем, и меня, не радует такая перспектива.

Я шел первым. Рассуждать о том, как мне ненавистны подобные штуки, времени уже не было.

Ветер засвистел в ушах, пока я мог думать только о словах — Арресто Моментум.

Ступни ударились об асфальт, отдавшись напряжением в коленях. Я выдохнул и несколько мгновений просто стоял, пытаясь успокоить стремительно колотящееся сердце.

За моей спиной стукнули каблуки ботинок Риза.

— Теперь идем, — обернувшись и смотря в пустоту, сказал я. — Отойдем подальше, чтобы они не услышали хлопок, и трансгрессируем.

— Ага, — сбивающимся голосом отозвался тот.

Пока мы молча шагали по улице, я не мог перестать думать о том, что сказал Кингсли.

Снимки положений. Похоже, они точно знали, что Риз был в Отделе Тайн, затем и искали его.

Вопрос того, где спрятать Риза от мракоборцев, меня не особенно заботил — Орден Феникса мог легко с этим справиться — гораздо больше меня волновало, сможем ли мы с Айи использовать карту перемещений Гамильтона и привести план в исполнение.

Мы с Ризом трансгрессировали и теперь тащились по отдававшей тонким запахом затхлости и бензина Аппер-Клаптон Роуд. Людей попадалось мало, но мы все равно не разговаривали. Лично мне, после того как стало понятно, что все, скорее всего, закончится более-менее благополучно, нестерпимо хотелось спать.

Пока мы пытались добраться до моей квартиры — а я собирался временно спрятать Риза именно там, ведь к себе возвратиться он не мог — я позволю себе воспользоваться случаем и остановиться на нескольких важных подробностях работы Отдела Тайн того времени (да, уважаемый Кингсли Бруствер сам вычитал мои откровения, дабы удостовериться, что в них не попало ничего лишнего). Часть из них мне стала известна совсем скоро, часть я собирал по крупицам в дальнейшем.

Отдел Тайн в то время состоял из нескольких ведомств. Во-первых, была внутренняя безопасность. Там занимались прежде всего вопросом защиты министерства, его зданий и сотрудников. Именно в их архиве хранились снимки положений, по сути дела, карты, на которых отображались перемещения всех, находящихся на территории министерства. Например, на них было ясно видно, что в заканчивавшийся день я посещал этаж Отдела Правопорядка или то, что Риз вломился в Отдел Тайн. За этими снимками положений не следили постоянно (у такого сотрудника должен был бы быть слишком высокий уровень допуска), а проверяли только тогда, когда что-нибудь происходило. Например, после того как в Отделе Тайн сработала сигнализация, мракоборцы сразу же проверили, кто конкретно туда вторгнулся, и так узнали, что им нужно искать именно Хельмута Риза. Если же шума не было, как например в случае с подменой сыворотки правды, карты не проверяли сразу же, только если начиналось расследование. И в таком случае тот, кто занимал достаточно высокую должность в ведомстве внутренней безопасности, мог успеть стереть с карт все лишнее. В Ордене Феникса этим занималась Гестия Джонс.

Вторым ведомством были особые операции. Там работал, например, Ланс Гамильтон. Они занимались подготовкой и ведением агентов, и именно у них хранились карты их перемещений. Они отличались легчайшей безалаберностью в охранении архива (туда попадали сведения только о тех, кому уже ничто не повредит) и именно туда влез сегодняшней ночью Риз. За картами перемещений агентов тоже, по всей видимости, не следили постоянно, только во время операций или при сигнале тревоги.

Наконец третье ведомство занималось научными разработками. Злые языки рассказывали, что невыразимцы-исследователи очень и очень любят тех, кто вламывается в их лабораторию без спроса. Правда, впрочем, была гораздо прозаичнее: большинство хранившегося там транспортировке не подлежало, к остальному же было слишком опасно приближаться.

Кто-то из моих любезных читателей сейчас может задаться вопросом:

— Снимки положений? Как они работают? Гомункуловы чары?

Честно говоря, я уже не помню, когда и при каких обстоятельствах происходил этот разговор, но почти уверен, что моим собеседником был Кинсли. Он сам неизменно утверждает, что такого не припоминает, но книга все-таки моя, так что:

— Они самые, — ответил Кингсли.

— И чтобы никто не создавал таких карт неофициально…

— Владение зачарованным предметом, привязанным к государственному учреждению из списка А, приравнивается к государственной измене, — закончил за меня Кингсли. — Именно так.

— А я слышал, что некоторые студенты Хогвартса делали такие, — заметил я.

Не помню, как я об этом узнал, но у кого-то из учеников была карта, которой они пользовались, чтобы безбоязненно выходить из спальни после отбоя. Иногда я надеялся их поймать и тогда сам целыми ночами слонялся по коридорам, но им неизменно удавалось ускользнуть.

— Подумать только, так глупо рисковать. Если бы эту штуку нашли у них… — продолжил я.

— Хогвартс не входит в список А, — поправил меня Кингсли. — К тому же, если не будет доказано использование предмета с преступным умыслом, то полагается только штраф. Ну и конечно несовершеннолетние…

— То есть, за такую карту Хогвартса ничего не было бы? — перебил я, немного пристыженный тем, что никогда не удосуживался этого узнать. Я бы мог сам попробовать наколдовать такую штуку… Столько упущенных возможностей.

— Неужели никто не просветил тебя? Ты вообще в том же Хогвартсе учился? — усмехнулся Кингсли. — Может, в ваше время это уже вышло из моды, но в наше время многие пытались создавать магические карты. И была, по крайней мере, парочка более-менее удачных экземпляров.

— У вас была такая? — с интересом спросил я.

— Сам сделал, — с гордостью кивнул Кингсли. — Но законы я знал, так что, чтобы карта проявилась, нужно было сказать: «торжественно клянусь, не использовать эту карту, для причинения физического или морального вреда, собственного обогащения, а также вторжения в частную жизнь учеников, персонала и посетителей школы Хогвартс».

— То есть, если бы вы врали, то карта бы не открылась? — со смешком переспросил я, думая о том, как, должно быть, странно он выглядел перед своими однокашниками, когда, прежде чем покинуть спальню после отбоя, начинал произносить нечто подобное.

— Ну да, — Кингсли улыбнулся. — Таким образом никакого риска уголовного преследования.

Что я могу сказать, он всегда отличался большим уважением к букве закона.

Моя квартира была темной и до неприличия пустой. То есть, мебель присутствовала, хотя и очень дешевая, но вещей почти не было. Я думал, что Риз с присущей ему язвительностью пройдется на этот счет, но ему, по всей видимости, было не до этого.

— Они меня искали, — сказал он, я заметил, что теперь, когда все опасности временно остались позади, он почти дрожал от страха. — Они знают, что я был в Отделе Тайн.

Это было странно, хотя я и был рад, что все эти волнения нахлынули на него сейчас, а не когда надо было немедленно действовать.

— Мы еще не знаем, что конкретно у них есть на тебя, — отозвался я. — Выпьешь чего-нибудь?

Риз кивнул, с заметной нервозностью оглядываясь по сторонам. Можно было подумать, что он ожидал что мракоборцы вот-вот выскочат из-за дивана и набросятся на него. Оставалось непонятно только, где был этот в высшей степени полезный инстинкт, когда он решил, что проникнуть в Отдел Тайн — хорошая идея. Впрочем, я бы не стал ручаться, что сам не поступил бы так же, если бы мне представилась возможность.

— И что мне теперь делать? — с растерянностью в голосе спросил Риз, потом замер, словно настороженно прислушивался к чему-то.

— Не стоит сильно переживать, — протянул я, ставя на стол два бокала и бутылку виски. — Я в любом случае смогу помочь тебе спрятаться…

Риз обернулся так резко, словно только что вспомнил о моем существовании. Возникло странное ощущение, что задавая этот вопрос, он ожидал ответа от кого-то другого, хотя больше никого поблизости не было.

— Ты прав, — после паузы сказал он.

Что-то с ним было не так. Мне вспомнился мистер Крауч. Заклятие Империус?

— Думаешь, было обязательно тебе идти туда? — поинтересовался я, незаметно доставая волшебную палочку. — Конечно, информация полезная, но тебе теперь придется либо уехать, либо скрываться.

— Не знаю, — отозвался тот, его голос звучал напряженно. — Я не думал, что меня поймают.

Казалось, он больше прислушивался к шуму изредка проезжавших по улице машин, чем к нашей беседе. Или пытался сосредоточиться на своих мыслях.

— Развейся! — громко сказал я, направив на Риза волшебную палочку. Белые искры окатили его светящимися брызгами. Риз запоздало дернулся в сторону, пытаясь от них уклониться.

— И зачем? — недовольно спросил он, протирая заслезившиеся от ярких вспышек глаза. — Тебе обязательно было…

— Проверяю, — я пожал плечами, радуясь, что заклятие Империус можно было исключить. — Ты ведешь себя странно.

— Спасибо, что указал мне на это, — съязвил тот. — Я устал. Можно немного такта?

— Конечно можно, — с радушием сказал я.

Какое-то время мы сидели молча, потом Риз спросил, ни к кому особенно не обращаясь:

— Так как они все-таки узнали…

— Я сегодня узнал, что есть некие снимки положений, — ответил я. — Наверное, все дело в них…

— Что за снимки? — спросил Риз.

— Кингсли Бруствер обещал рассказать мне детали. Кстати, он обещал зайти сегодня.

— Бруствер тоже с Дамблдором?

Кивнув, я ожидал новых вопросов, но Риз снова как будто застыл и уставился в стол. Я не стал больше пытаться разговорить его. Вместо этого я решил подробнее изучить документы, которые он достал из Отдела Тайн.

Как и обещал, Кингсли действительно появился сразу же, как только уладил свои дела. Он не собирался задерживаться дольше, чем было необходимо, так что, едва появившись на пороге, принялся говорить:

— Итак, снимки положений… — потом он заметил Риза с задумчивым видом пялящегося в стол. — А это, значит, второй нарушитель?

— Хельмут Риз, из Чармстрайкера, — представился тот.

— Наслышан, — Кингсли на мгновение задумался. — Думаю, мистер Риз тоже захотел бы узнать. В конце концов, за ним охотятся именно из-за них.

После этого он пустился в объяснения. Эти объяснения отчасти повторяли то, что я уже успел изложить вам, однако, некоторые важные детали были в них опущены: часть — из-за недоверия к Ризу, часть — из-за незнания.

— Теперь вы понимаете? Едва поймали Стерджиса, дежурные мракоборцы проверили снимки положений и увидели на них вашу фамилию, — закончил Кингсли. — Пока производили арест Стерджиса, с проверкой снимков возникли промедления, что позволило вам скрыться, однако, теперь за дело принялись всерьез. Вам следует быть очень осторожным. Думаю, ваш дом обыскали и теперь наблюдают за ним, а кто-то сейчас проверяет ваших известных знакомых…

— Я понял, — напряженно прервал его Риз. — Хватит.

— Не волнуйтесь, вам помогут скрыться, — заметил Кингсли, а после, обернувшись ко мне, спросил: — Что удалось узнать?

— Местоположение Гамильтона отслеживали с помощью специальных чар. Именно из-за них Амбридж удалось найти его раньше нас, — ответил я. — Следует учитывать это в дальнейшем.

Кингсли кивнул, а после, снова повернувшись к Ризу, сказал:

— Спасибо вам, мистер Риз. Но все же я должен спросить. Что вы планируете делать с полученными сведениями?

— Опубликовать, — не раздумывая, отозвался тот. — Пусть министерство отвечает.

Кингсли кивнул самому себе, словно Риз подтвердил его опасения.

— Мне очень жаль, но я не могу позволить обнародовать эти документы, — твердо сказал он.

Я уставился на него, отчаянно надеясь на глупую шутку, но он оставался серьезен.

— Что?! — ощерился Риз, вскакивая с места и едва ли не хватаясь за волшебную палочку. — Что значит не можете позволить?..

— Будет лучше, если вы немедленно вернете все бумаги, — твердо сказал Кингсли. — Информация о том, что Отдел Тайн может отслеживать перемещения своих агентов снизит эффективность. Если станет известно об этом заклинании, будут стараться обнаружить следы его применения или попытаются его обмануть. Люди окажутся под ударом. Вы и сами должны понимать… — он повернулся ко мне, видимо, надеясь, что я поддержу его. У меня же не было для этого ни сил, ни желания. Нам нужны были эти бумаги, было бы обидно, если бы авантюра Риза оказалась бессмысленной, однако, в то же время я понимал и опасения Кингсли.

— Простите конечно, но вас не спрашивают, — елейным голосом произнес Риз, резким движением схватив со стола папку с бумагами.

— Я имею право арестовать вас, — спокойно напомнил Кингсли. — Не стоит доводить до этого.

Риз улыбнулся, взял со стола еще один выпавший листок, преувеличенно-аккуратно разгладил его и засунул в папку к остальным.

— Если меня арестуют, думаете, я буду молчать? — он кивнул в мою сторону. — Амбридж была бы рада узнать, кто все время вставляет ей палки в колеса.

От вялых размышлений о том, говорил ли Риз серьезно, меня отвлек документ, единственный, который все еще оставался лежать на столе. В глаза мне бросилось написанное большими буквами имя Гамильтона, стоявшее в самом верху страницы и уходившие вниз строчки анкеты. Я пробежал их глазами. Это было то, что надо.

— А вы думаете, что сумеете все вспомнить? — все так же спокойно спросил Кингсли.

Риз прищурился, вытащил волшебную палочку.

— Нападение на мракоборца… — по голосу Кингсли казалось, что он выходит на тропинку затверженного текста.

Риз презрительно хмыкнул.

— Подождите, — громко сказал я. Они, к счастью, как бы ни были увлечены своей перепалкой, все-таки обратили на меня внимание. — Нам не нужны все бумаги. Только это, — я помахал листком.

— Анкета? — спросил Кингсли.

— Для того, что мы задумали, этого вполне хватит, — кивнул я. — Это поможет доказать, что Гамильтон работал на Отдел Тайн, а интервью мисс Армы дополнит это рассказом о нападении.

— Хорошо, — кивнул тот. — Если остальные документы вернутся прямо сейчас…

— Что именно вы можете пообещать? — требовательно спросил Риз.

— Вы, думаю, не хотите уезжать? — спросил Кингсли. — Есть неплохой шанс обеспечить вам укрытие.

К несчастью, это означало, что, пока Орден подыскивает Ризу жилье, он останется в моей квартире.

Ярко-алый паровоз с мягким толчком тронулся, потянув за собой вереницу вагонов. Рассекая облекающие его клубы белого дыма, поезд медленно пополз вперед. Просыпающиеся ото сна колеса неторопливо переворачивались, ритмично отстукивая по рельсам. Сначала стук был редким, но, по мере того, как состав набирал скорость, удары становились все чаще и чаще. Платформа отъехала назад, а потом, вырвавшись из бежево-кирпичного здания вокзала, поезд полетел вперед, увлекая за собой тянущихся к знаниям юных волшебников. Ехала в этом поезде и Долорес Джейн Амбридж.

Для меня ее отбытие стало большим облегчением. Я все так же с ненавистью думал обо всем, что она сделала, но, по крайней мере, у меня не было возможности сотворить какую-нибудь глупость. Я должен был сосредоточиться и заняться законопроектом.

— Вы, я думаю, понимаете, что главное для нас — судебный вопрос? — с напором спросил Перегрин, по обыкновению уставившись на меня своими немигающими птичьими глазами.

Я был в недоумении. За всем происходившим я совсем потерял из виду, что происходило с законопроектом, а Айи и мадам Боунс, по всей видимости, серьезно поработали над ним. Недоумение, наверное, отразилось на моем лице, так что Перегрин, слегка скривившись, толкнул ко мне через стол кипу сброшюрованных листов.

— Советую вам ознакомиться с этим в ближайшее время.

Я поймал их, открыл на оглавлении, чтобы понять, что за судебный вопрос имелся в виду, и, пробегая по строчкам, понял, что не узнаю не единого пункта.

— Читать будете не здесь, — оборвал меня Перегрин.

— Я даже могу это не читать, — уверенно отозвался я, захлопнув брошюру. — С той расстановкой в Визенгамо…

— Знайте свое место, — голос у Перегрина был сухой, словно египетский песок. — Визенгамотом займутся другие. Ваша задача — министр.

Фадж очень благодушно относился к законопроекту: одним махом он выполнял одно из своих предвыборных обещаний и поднимал пошатнувшийся рейтинг. Перегрин разумеется, собирался изменить его настроение и в этом, по задумке Амбридж, я должен был ему помочь.

— Разумеется вы можете на меня рассчитывать, — сказал я. — Но разве не было бы проще перетянуть на свою сторону нескольких судей и провалить проект на стадии голосования? Если узнать, кто собирается поддержать…

«Если узнать», — говорил я. На самом деле, я был почти уверен, что им уже было все известно, нужно было только удостовериться. Вчера ночью в квартире Айи все-таки устроили обыск.Едва распрощавшись с Кингсли и убедившись, что Риз вполне разместился, я, несмотря на очевидную глупость такого поступка (мракоборцы, скорее всего, следили за входом), отправился к ней. Я должен был убедиться, что с Айи ничего не случилось.

В коридоре никого не было видно, что ни о чем не говорило: ведь и я тоже пользовался заклинанием. Я старался ступать тише, чтобы не выдать себя, медленно продвигаясь по коридору. Потом я увидел наполовину открытую дверь, и мое сердце пропустило удар. Борясь со сбивавшимся от волнения дыханием, я заглянул внутрь и, к своему облегчению, сразу же заметил Айи, сидевшую за столом с огромной чашкой чая.

Этот стол казался единственным уцелевшим островком порядка в полностью разгромленной гостиной. Маски были сорваны со стен и разбросаны по дивану, из которого тут и там выглядывали комки поролона. Ковер сбился на сторону, ящики буфета выдвинули и выпотрошили, а их содержимое разбросали вокруг. По всей видимости, Айи не хотелось подниматься, даже несмотря на то, что привести все в порядок можно было достаточно быстро. Она меланхолично потягивала свой чай, встрепенулась и обернулась на дверь, только когда я переступил порог. Как будто что-то кольнуло ее. Наверное, защитное заклинание…

Я отступил от двери, так чтобы меня не было видно из коридора, и снял дезиллюминационное заклятие.

— А, это ты, — в голосе Айи было облегчение. Она поднялась и, небрежно пройдя по прямо по разбросанным на полу бумагам, закрыла дверь.

— Как ты? — спросил я, провожая ее взглядом.

Айи снова устроилась за столом, медленно отпила из своей кружки, так же неторопливо поставила ее обратно на стол.

— Я задолбалась, — честно сказала она. — Я ужасно задолбалась, Перси.

Как же хорошо я это понимал.

— Все это очень иронично, — горько продолжила она, снова отхлебнув из кружки. — Только я поверила, что хотя бы один раз все пойдет гладко, как… — она слегка мотнула головой, словно призывая оценить, насколько ее квартира была разгромлена.

Я сел рядом с ней, обнял ее за плечи. Она прижалась ко мне.

— Все действительно будет не плохо, — заметил я. — На этот раз, думаю, мы своего добьемся.

Айи усмехнулась, но ничего не говорила, просто обняла меня крепче.

Не знаю, сколько мы просидели так. Это было и не важно. Я чувствовал, что мне нужно было быть рядом, пусть даже за порогом толпились сотни мракоборцев.

— Мне кажется, они скопировали список судей, которые поддерживают проект, — наконец сказала Айи, словно заставив себя двигаться дальше. — Я не могла следить за ними за всеми, пока они копались здесь…

Так что, мистер Перегрин, вы видели этот список?

— Но разве не было бы проще перетянуть на свою сторону нескольких простых судей и провалить проект на стадии голосования? Если узнать, кто собирается поддержать… — говорил я, внимательно следя за его реакцией. Хотя, нужно было быть честным, маловероятно, что мне удалось бы заметить его ложь таким образом.

— Вы займетесь министром, — отрезал Перегрин. — Вам понятно?

Я с досадой кивнул.

— Надеюсь, вы догадываетесь, что от вас требуется? — продолжал тот. — Устройте так, чтобы он видел только одну сторону вопроса. Это ведь вы передаете ему все сводки, так что вам решать, какие из них дойдут до по назначению.

Это было ясно.

— Понимаю, — сказал я и, надеясь, что он уловит мою интонацию, добавил: — Уверяю вас, будет сделано все, что можно сделать.

Пусть поймет, что, если мне не будут рассказывать все, как есть, на лишний риск я не пойду. Поднявшись, я собирался уходить, однако Перегрин остановил меня.

— Вы правы, министр — это не слишком надежно, — сказал он. — Это запасной план. Если сорвать голосования не удастся.

— Спасибо за откровенность, — сказал я, обернувшись уже от дверей. — Я займусь министром.

Перегрин работал над запасным планом. Тем же занимались и мы с Айи.

Нужно было найти замену Ризу, ведь, раз ему приходилось скрываться, интервью должен был брать кто-то другой.

— Не найдете, — мрачно заявил он, не поднимаясь с моего дивана. Он вообще был очень подавлен последнее время, хотя все так же предпочитал говорить, что «устал». Впрочем, допрашивать его у меня охоты не было.

— Не найдете, — повторил Риз.

— Как насчет Райс Ричардс? — спросила Айи.

— Эта стерва?

Райс Ричардс (я иногда задавался вопросом, настоящее ли это имя), работавшая в Фейри Тейлс, была, что называется, девушкой с перчинкой. Если кто и мог привлечь к себе внимание, стоя в толпе других журналистов, то именно она. Не удивительно поэтому, что у них с Ризом была кое-какая общая история. Закончилась эта история, разумеется, плачевно.

— Она душевнобольная… Она… — Риз любил рассказывать, что, когда их роман с треском разрушился, Ричардс изготовила яд, намереваясь то ли отравить его, то ли отравиться сама. Ни я, ни Айи в это, разумеется, не верили.

— Она сделает сюжет для радио, — сказал я.

К этому сюжету еще нужно было основательно подготовиться. Перво-наперво, следовало решить, как лучше всего представить миру досье Гамильтона.

— Больше — лучше, — предложил Риз, наконец перестав распространяться о превратных качествах Ричардс. — Просто отправьте копии всем подряд. Без объяснений. Одна часть примется расследовать сразу же, другая — после того, как услышит интервью Айи. Шум, скандалы — гарантированы.

Я уселся за стол, водрузил перед собой старенький радиоприемник и слегка стукнул по нему волшебной палочкой. Послышалось жужжание помех, потом резкий ультразвук маглоотталкивающих чар и, наконец, отчетливый голос диктора ВРВ.

— Ты собираешься это слушать? — осведомился Риз, лежавший на диване и с какой-то особенной злостью перелистывавший последний номер Чармстрайкера.

Я кивнул и, от нечего делать, взялся в третий раз перечитывать копию проекта, врученную мне Перегрином. С того разговора прошло уже около недели, но пока все было тихо. Я изображал бурную деятельность, стараясь создать впечатление, что прилежно отсортировываю все сведения, получаемые министром, но, по сути, почти ничего не делал.

Приемник забренчал звучной перебивкой. Я потянулся и прибавил звук. Они начинали.

— Здравствуйте, уважаемые радиослушатели, — донесся из приемника бодрый и звонкий голос Райс Ричардс.

— Здравствуй, стерва, — машинально буркнул Риз, не отвлекаясь от журнала.

— Сегодня со мной в студии находится Айи Арма, известная правозащитница, работающая над законопроектом касательно маглорожденных волшебников, — продолжала Ричардс.

— Добрый вечер, — послышался голос Айи.

Они принялись обсуждать законопроект, я сидел и рассеянно слушал. Я не видел ее всю неделю: мракоборцы, по всей видимости, узнали, что кто-то приходил и усилили охрану, даже явились, размахивая еще каким-то ордером — Айи не посвящала меня в подробности.

— Расскажите о судебном вопросе, — попросила Ричардс.

— Мы хотим ввести ограничение, запрещающее принимать судебные решения используя в качестве аргумента чистоту крови, — сказала Айи. — К примеру, в деле Брайан против Келлога постановление…

Я терял нить того, что она говорила, мне достаточно было слышать ее голос.

— Как ты так живешь? — ни с того, ни с сего спросил Риз. — Я к тому, что твоя жизнь — полное дерьмо.

На мгновение я опешил, но, раз он сам напрашивался с разговорами, у меня было, что ему ответить.

— Твоя тоже, — я знал, что попал в точку. Было видно, что вынужденное бездействие и необходимость не выходить из квартиры дурно на нем сказываются.

— Ты пропадаешь с утра до ночи в министерстве. Тебе приходится все время притворяться, ведь ты ненавидишь тех, с кем работаешь, — он, похоже, вознамерился соревноваться.

Сказать честно, у меня не было никакого желания в этом участвовать.

— И, получается, из хорошего только то, что с Айи вы спите вместе, — Риз загибал пальцы. — Негусто.

— А вот это вообще не твое дело, — отрезал я, досадуя, что ему все-таки удалось втянуть меня в беседу.

— Ты ее любишь, — констатировал тот, внимательно оглядев меня. — Могу поспорить, она к тебе так же не относится. Не в ее характере. Она тебя бросит.

Мне подумалось о том, что Айи так ничего и не ответила на мое почти признание, даже не вспоминала о нем. В любом случае, я знал, что у меня нет ни времени, ни желания задумываться над этим.

— Ричардс, значит, тебя бросила? — язвительно спросил я.

— Мой тебе совет, — он отложил журнал. — Предложи ей расстаться первым.

— Неужели это возможно? — неожиданно громко переспросил голос Ричардс, Риз покосился на радиоприемник.

— Если ты так постоянно поступаешь, то это многое объясняет, — усмехнулся я.

— Как хочешь, — с нарочитым безразличием заметил тот. — Дело твое.

Ему, похоже, было совсем нечем заняться. К счастью, больше идей у него не осталось. Я отвернулся обратно к радиоприемнику. Интервью подходило к развязке.

— Пришлось ли вам столкнуться с трудностями? — задала вопрос Ричардс.

— Настало время рассказать об этом… — решительно начала Айи.

— Я бросаю Перси Уизли, — насмешливо вставил Риз, я не обращал на него внимания.

— Летом на меня было совершено нападение. Как стало известно совсем недавно, нападавший был агентом Отдела Тайн.

Райс Ричардс шумно вздохнула. Получилось достаточно натурально.

Посыпались новые вопросы, упомянули досье, имя Ланса Гамильтона, его смерть.

Я сидел и слушал, ощущая как пьянящее ощущение успеха струится в моих жилах.

Послышался стук и, обернувшись, я заметил министерскую сову, колотившую по стеклу клювом. Порхнув в комнату, она уселась на столе, требовательно уставившись на меня в ожидании ответа. Я узнал почерк Фаджа.

«Перси. Я надеюсь, ты слышал программу. Подготовь все. Утром должно пройти совещание. Мне нужны Амбридж и Перегрин.»

Наскоро набросав ответ и отправив сову восвояси, я подозвал Гермеса: нужно было сообщить Амбридж и Перегрину.

— Быстро, — заметил Риз, немного приободрившись. — Фадж паникует.

Я кивнул, быстро царапая пером по бумаге. Гермес с недовольным видом описал несколько кругов под потолком и, удостоверившись, что на него не обращают внимания, со стуком приземлился в середине стола, оставив на дереве несколько царапин.

— Одно — для Нейтана Перегрина, второе — Долорес Амбридж, — сказал я.

Тот ухнул, намекая на то, что он лучше бы поохотился, а не отправлялся в Хогвартс, но все же скользнул в окно и скоро скрылся за домами.

— Фадж паникует, — продолжал размышлять Риз. — Не знаю даже, к лучшему это или к худшему.

— Будут действия, — согласился я. — Главный вопрос — какие.

Воскресное утро просыпалось яркими лучами на грязноватую после субботнего вечера Аппер-Клаптон роуд. Сверкнули на восходящем солнце рассыпанные по серому асфальту алмазы битого стекла, отразились, сверкнув, блики в пустых бутылках. Легкий ветерок играючи зашелестел в грязных обрывках газет и оберток, взвихрил клубы пыли и сигаретного пепла. Пока я мерил шагами безлюдную улицу, первый проблеск тепла уходящего лета мягко коснулся моей спины.

И вот под ногами уже не шершавый асфальт, а полированный мрамор пустынного в выходной день Атриума.

— Что произошло?! — вскричал Фадж, его лицо было красным от гнева, казалось, он копил его всю ночь и теперь, наконец, выплеснул наружу. — Нет, не так. Каким образом?! Это была ваша операция?! Что вы молчите, Долорес?! Нейтан?!

Я затаил дыхание, в груди билась крохотная ниточка надежды. Если с Верховным Чародеем министр ничего не мог поделать, то уволить заместителя…

Амбридж, разумеется была здесь, в одной из своих неизменных кружавчатых кофточек.

Если Фадж уволит ее… Я изо всех сил велел себе успокоиться.

Перегрин с превеликой аккуратностью сложил свои костлявые пальцы на столе и, уважительно понизив голос, произнес:

— Сказать серьезно, я так и думал.

— Что вы думали?! — выходил из себя Фадж. — Вы хоть понимаете, какая это катастрофа?! И что, это правда?!

— Разумеется нет, — с тщательно отмеренной дозой раздражения прервала его Амбридж. — Краденное досье одного из агентов Отдела Тайн, к тому же, погибшего агента…

— Что вы хотите сказать? — Фадж с бешенством уставился на нее.

— Это тщательно спланированная акция, — продолжала та. — У нас нет никакой возможности поймать их на лжи. Без сомнения, они хорошо поработали.

— Значит, они лгут?! — министр повышал голос, но я чувствовал, что теперь он готов слушать.

Легкие сжались от неожиданно объявшего их холода. Амбридж останется.

— Разумеется, — рассудительным тоном заметил Перегрин. — И самым наглым образом. Если вы не знали об операции, напрашивается вывод, что ее не было.

— Зачем им это? — требовательно спросил Фадж.

— Господин министр, — с придыханием заметила Амбридж. — Вы, кажется упускаете самую суть, — и, когда он с интересом посмотрел на нее, продолжила: — Им нет никакой разницы, за что выступать. Вы думаете, им нужен этот законопроект сам по себе? Что они борются за какие-то свои убеждения? Нет и еще раз нет.

Министр теперь слушал, казалось, почти завороженно.

— Им нужна только власть. Больше ничего, — закончила Амбридж. — Ваша власть.

— И… — протянул Фадж.

— Именно из-за этого никакая ваша поддержка, никакие уступки, — она на мгновение остановилась, — не смогут выиграть вам расположение этих людей. Вы должны проявить твердость и пресечь подобные атаки.

Усилием воли я заставил себя выдохнуть.

— И что же мне делать? — спросил Фадж, уже почти растерянно.

— Делайте свое дело министр, — веско заметил Перегрин. — Законопроект мы рассмотрим, отредактируем…

— Думаю, не обойтись без пресс-конференции, — перебил его тот. — Я должен выступить, прокомментировать случившееся. Не должно казаться, будто я боюсь этих вопросов.

— Я бы посоветовала повременить… — начала Амбридж.

— Нет, — отрезал Фадж. — Вы правы, Долорес, я должен проявить твердость. Здесь разговор окончен.

Я едва удержал дернувшийся было угол губ. Пресс-конференция — это был хотя и не лучший, но далеко не худший сценарий.

Воскресение выдалось суматошным днем по двум причинам: во-первых, из-за подготовки пресс-конференции и, во-вторых, из-за ускорения вступления в силу второй фазы реформы образования. Эта вторая фаза заключалась в учреждении должности Генерального Инспектора и проверке им деятельности преподавателей. Амбридж неожиданно решила, что к этому нужно приступить в понедельник.

— Этим я займусь сама, — сказала она (спрашивать, кто получит новую должность было излишне). — Разберись сначала с пресс-конференцией и зайди ко мне, когда закончишь.

Амбридж очень торопилась присвоить себе новые полномочия, из чего я с удовлетворением заключил, что первая учебная неделя прошла для нее вовсе не так хорошо, как она рассчитывала и ей хотелось отыграться. Впрочем, я не догадывался о том, что в голове у Амбридж зреет вполне определенный план и что ей нужна небольшая услуга лично от меня.

Когда я, закончив договариваться с журналистами, явился к ней в кабинет, то первым делом заметил мою сову, сидевшую на письменном столе (по всей видимости, она оставила Гермеса подле себя, после того, как он принес ей письмо сегодня утром), а также стопку пергамента и очиненное перо.

Бросалось в глаза, что Гермес вовсе не был настроен к Амбридж дружелюбно: он расставлял крылья, пригибал голову, выставив вперед клюв и угрожающе шипел, как если бы пытался напугать потенциального врага. Впрочем, я и без этого подтверждения догадывался, что Амбридж не брезгует перехватывать письма.

— Гермес, — позвал я, и он, последний раз злобно щелкнув клювом, порхнул на тумбочку поближе ко мне, слегка порвав когтями кружевную салфеточку.

— Я понимаю, что ты очень занят, но у меня будет к тебе одна небольшая просьба, — пропела Амбридж.

Я кивнул, ожидая продолжения.

— Твой брат, Рон. Мне нужно, чтобы ты написал ему письмо, повлиял на него.

— Да, хорошо, — кивнул я. — Если это все…

Первым моим порывом было, разумеется, проигнорировать эту просьбу. Если она не могла проверить, что я действительно все отправил…

— Будет лучше, если ты закончишь сейчас же, — перебила меня Амбридж, я почувствовал, как ее взгляд изучающе скользнул по моему лицу.

Кольнула досада, потом, словно закипая, она вспенилась, выжигая изнутри раскаленным паром, оставляя единственную мысль: «я ненавижу ее».

Я выдохнул, приказывая себе успокоиться. Отвлекайся, думай о чем-нибудь другом, о чем угодно… Почему она настаивала? Подозрения...

Я вспомнил, что не представил никаких результатов по поводу «информатора Айи Армы», которого Амбридж поручила мне найти перед отъездом. Необходимо было исправить это, хоть у меня и не было идей, как мне это удастся. Пока же нужно было хотя бы избежать разговора на эту тему.

— Хорошо, если вы хотите, — я пожал плечами. — Вы расскажете, в чем проблема?

— К сожалению, я сталкиваюсь с противодействием части учащихся и учителей, — Амбридж улыбнулась, показывая, что все это только временные трудности. — Учитывая, сколько это место находилось под влиянием Дамблдора, это неудивительно. Я намерена раскрыть глаза хотя бы нескольким из учеников и надеюсь, что ты отчасти мне поможешь.

— Вы хотите, чтобы я попросил Рона помочь вам?

— Скорее показать ему, что мы с ним могли бы помочь друг другу, — мягко поправила она меня. — Я смогу кое-что сделать для его карьеры, однако, и я буду ждать от него поддержки.

Я не обманывался ее словами. Ее цель была — надавить на Гарри Поттера, лишить его друга. Наверное, он доставил ей много неприятностей, раз она сочла нужным задуматься об этом.

Но что я собирался делать? Я собирался написать это письмо.

У меня была четкая уверенность в том, что Рон никогда не отвернется от своих друзей, так что никакого риска в том, что Амбридж достигнет желаемого не было. Раз так, я собирался выиграть себе несколько очков. Было бы гораздо проще, если бы Амбридж рассказывала мне о своих настоящих мотивах, значит, я должен был показать, что нахожусь с ней на одной волне.

— Мисс Амбридж, — проникновенно сказал я, — я понимаю, что вам нужно надавить на Поттера, на Дамблдора, что вам нужна поддержка учеников. Так что лучший друг Поттера, мой брат, мог бы очень помочь в этом. Чем больше сторонников директора перейдет на вашу сторону — тем лучше. Вам нужно сломать влияние Дамблдора изнутри, тем более, если школа может сейчас использоваться как вербовочный пункт.

Она с удивлением посмотрела на меня.

— Для меня вам не нужно смягчать ситуацию, — доверительно заметил я. — Я могу одолжить у вас перо и бумагу?

— Да, конечно, садись… — все еще немного растерянная, Амбридж показала мне на стул перед своим столом.

Я уселся и задумчиво уставился на чистый листок бумаги. Это было сложнее, чем я думал. Письмо заставит меня еще больше упасть в их глазах… Впрочем, я был уверен, что терять уже нечего. Все что я мог — попытаться сделать так, чтобы мое пребывание на посту помощника министра принесло пользу. А для этого она должна была доверять мне.

«Дорогой Рон!» — вывел я.

— Не надо смягчать ситуацию значит… — протянула Амбридж, снова изучающе посмотрев на меня. Нужно было еще совсем немного…

— Именно, — твердо сказал я, подняв голову от бумаги и посмотрев ей прямо в глаза. — Всем, чего мне удалось достигнуть, я обязан вам. Не министру, именно вам. Я выбрал свою сторону. Я буду с вами до конца.

Нервы защекотали разряды бегущего электричества. Они были натянуты так сильно, что даже казалось, вибрировали от напряжения. Высокий звон их колебаний давящей смолой влился в уши.

— Рада это услышать, — сказала Амбридж.

Я кивнул и вернулся к письму, выводя слова одно за одним, думая только о том, что бы она хотела в нем увидеть. Чтобы даже подумать о том, что я работаю на Дамблдора стало для нее невозможно.

— Я наблюдала за ними. Твой брат общается с Поттером и грязнокровкой… Грейнджер, — задумчиво протянула Амбридж, которой, похоже было скучно ждать, пока я закончу. — В вашей семье, кажется, он всегда оставался в тени. Наверное, его сравнивали с тобой и еще этими Фредом и Джорджем… С последними особенно… И теперь с этими его так называемыми друзьями… Думаю ему, как и тебе, хотелось бы вырваться из этого. Можешь надавить на это.

Я принялся писать, стараясь как можно меньше думать о том, что делаю. Амбридж неторопливо прохаживалась вокруг и с каждым ее шагом по капле в мысли просачивалась ненависть. Она накапливалась внутри и, казалось, скоро сдерживать ее станет невозможно.

«…настоятельно рекомендую тебе обратиться к Долорес Амбридж. Эта замечательная женщина, я знаю, будет только рада помочь тебе советом.» — выводил я, чувствуя, как каждое слово кислотой течет в горло.

Наконец я закончил и протянул Амбридж письмо.

— Отправляю? — спросил я.

Быстро пробежав написанное глазами, она кивнула, тогда я запечатал конверт и протянул его Гермесу, а через мгновение уже смотрел, как он рассекает мутневший от вечера лондонский воздух.

— Отличное письмо, — довольно заметила Амбридж. — Думаю, на сегод…

— Наверное, кто-то из «Пророка» еще здесь, — деловито перебил я. — Министр готовится к пресс-конференции, но я могу дать дополнительные комментарии к образовательной реформе, если хотите.

— Да, было бы…

Я кивнул и, прежде, чем она успела закончить, решительно вышел из кабинета. Нужно было дать себе передышку. Я закрыл глаза, с остервенением потер виски. Раздражение неохотно отступало, пока наконец не ослабло до терпимого уровня. Я выдохнул. Дела ждали меня.

Найти представителя Пророка в министерстве всегда было несложно и, пока я отвечал на бесконечные вопросы, мысли, постепенно успокаиваясь, возвращались к привычному спокойному течению. Больше всего меня заботило, что мне делать с информатором, которого Амбридж поручила мне найти. Я понимал, что надо непременно сообщить ей о каких-то результатах, иначе подозрения неизбежно падут на меня.

Я должен был найти того, кого можно было бы выдать за информатора.

Пресс-конференция была назначена на два часа дня понедельника и, так как сообщить Айи и Ричардс напрямую было невозможно, я заставил журналиста из Пророка втиснуть в понедельничный выпуск заметку о том, что «министр лично прокомментирует ситуацию».

— Для большей рекламы, — объяснял я, под одобрительные кивки Фаджа.

Кроме этого, я, разумеется, должен был сделать вид, что тщательно фильтрую список тех, кто попадет в министерство, так что личное приглашение Ричардс получить не могла. Вместо этого я отправил приглашения без уточнения имен в несколько журналов, не имеющих никакого отношения к политике, в том числе в подчеркнуто дамский Ведьмин Досуг, в смертельно занудный Вестник Магических Шахмат, в шизофренически изобретательную желтую газетенку Придира и прочие подобные издания.

— Для массовости, — замечал я.

На эту массовость я также убедил намекнуть в той заметке Пророка: «министр прокомментирует ситуацию и встретится с представителями максимально широкого спектра газет и журналов» — как-то так. Я надеялся, что Ричардс и Айи догадаются либо договориться с кем-то из них, либо выкупить приглашение.

Когда вечером я вошел в свою квартиру, закат уже догорал, бросая последний красный отблеск на дома за окном. Было еще совсем не поздно, но я чувствовал, что очень устал.

Я опустился на диван и уставился в пространство. Наверное, мне нужно было что-то делать, однако, никак не получалось сообразить, что конкретно. Вокруг было тихо, даже прохожие на улице, казалось, старались ступать помягче. Я рассеянно огляделся.

Вдруг, словно удар, на меня обрушилось понимание. Риз. В квартире его не было.

Ужас охватил меня, я вскочил и зачем-то прошелся по комнате, как будто бы надеялся, что он спрятался где-то в углу. Сердце скакнуло.

Его действительно нигде не было.

Меня охватила паника. Он уже мертв? Как Гамильтон?

Маловероятно. Я заставил себя выдохнуть. Он полезнее живой, чем мертвый, правильно? Полезнее было бы арестовать его и заставить выдать сообщников… Айи!

Я бросился к двери.

«Нужен жесткий ответ», — как говорила Амбридж. Если подвернется повод отправить Айи в Азкабан, они не будут отказываться. А Риз, пожалуй, может предоставить им такой повод, если вытянуть из него нужные слова… Может еще есть шанс уйти…

Я замер, схватившись за дверную ручку.

Что я делал?

Если они действительно забрали Риза, то кто-нибудь должен был бы остаться, чтобы дождаться хозяина квартиры. И, если они все еще не показали себя, то ждут именно того, что я приведу их к кому-то еще.

Я заставил себя усесться обратно на диван. Сердце прыгало в груди, как бешеное.

Азкабан и дементоры вставали передо мной — реальнее некуда. Приговор за укрывательство беглого преступника.

Тикали стоявшие на тумбочке часы, отбивая ритм жестяными стрелками.

Каждое мгновение я ждал, что прямо передо мной материализуется ехидно улыбающийся Долиш.

Но никто не появлялся. Прошла минута, потом еще одна. Наконец миновало пять минут.

Дыхание выравнивалось. Им незачем было ждать так долго.

Паника сменилась раздражением. Риз, где бы он сейчас ни был, ушел сам.

Я заставил себя рассуждать логически.

Он ушел сам. Может он пытается заключить сделку?

Я вспомнил его состояние в последнее время. Он был подавлен от того, что приходилось скрываться. Могло ли быть, что он решил все вернуть таким способом? Мне не хотелось в это верить. Но вероятность. Она была.

Сердце снова застучало чаще. Иглы впились в измученный мозг. Нужно было сделать выбор.

И тогда я решил оставаться на месте, решил, что Риз скорее опрометчивый глупец, чем предатель.

Я так и не сумел заставить себя уснуть в ту ночь. Я лежал, с открытыми глазами, думал. Бессодержательные мысли ходили кругами, оставляя за собой лишь безотчетное волнение и дрожь натянутых до предела нервов. Голова болела, казалось, внутри черепа перекатываются очень твердые металлические шары.

Если выпасть из событий хоть на секунду. Если сделать хоть одну ошибку. Если я не справлюсь? Ответа не было.

Утром я, как обычно, отправился в министерство. Что бы там ни было, я по-прежнему должен был работать. Время не стояло на месте, а у меня всегда было ощущение, что я бегу наперегонки именно с ним.

И вот, отметка в два часа дня вместе с пресс-конференцией приблизилась вплотную. Еще с часу атриум начал наполняться людьми. Первые пришедшие собирались вокруг трибуны, опаздывавшие, отчаявшись пробиться к центру, оседали на периферии, готовясь лишь записывать ответы на чужие вопросы. Мое место находилось сразу за возвышением, на котором должен был стоять министр, так что было достаточно удобно наблюдать за толпой. В первых рядах я с удовлетворением заметил Ричардс, сейчас горячо спорившую с каким-то непропорционально высоким и тощим, неряшливым колдуном. В отдалении, там где толпа журналистов редела, стояла Айи. Мы встретились взглядами. По крайней мере, я думаю, что встретились, ведь я не очень много мог рассмотреть на таком расстоянии. Я с неожиданной остротой почувствовал, что очень соскучился по ней.

— Хельмута Риза заметили в Лютном Переулке, но ему удалось уйти. Что вы об этом скажете? — прошипел стоявший рядом со мной Фадж, с недовольством глядя на Скримджера. — Разве я не дал вам понять, что арестовать его крайне важно?

— В этот раз ему удалось уйти, — спокойно отозвался тот. — Но, поверьте, долго ему скрываться не удастся.

— Я надеюсь на это, — заметил Фадж, после чего, расплывшись в улыбке, он выступил вперед, встал за трибуну. — Приветствую всех собравшихся здесь сегодня.

Я все еще ошалело взирал на Скримджера. Значит в сложившейся ситуации Риз считал возможным прогуливаться по Лютному Переулку? У меня просто в голове не укладывалось. Впрочем, было хорошо уже то, что он не был предателем.

— Мы расследуем это возмутительное происшествие, — твердо сказал Фадж, уже начав отвечать на чей-то вопрос. — Это все, что я пока могу сказать. Работа над законопроектом будет происходить в обычном режиме.

— Как получилось, что вы не знали об операции? — спросил тот самый высокий неряшливый колдун. Его голос показался мне странно знакомым.

— Произошедшее не являлось операцией Отдела Тайн, — с легким раздражением сказал Фадж.

— Может вы не знаете обо всем, что там происходит? — продолжал придираться высокий колдун.

— Кто это? — понизив голос, спросил Скримджер. Я все равно мог отчетливо слышать каждое слово, ведь он стоял прямо передо мной.

— Здесь он указан как Лоуренс Смит, из «Вестника Норвуда»…

— Уверяю вас, что это невозможно, — твердо произнес министр.

— Почему агент, совершивший нападение, погиб в тот же день?

Фадж едва заметно огляделся, надеясь на что-нибудь, что позволит ему проигнорировать вопросы, однако, большинству хотелось услышать, что он скажет.

— Давайте кое-что проясним, — твердо сказал он. — Я не хочу недосказанности. Смерть мистера Гамильтона — большая трагедия для всего министерства. Этот человек был прекрасным сотрудником, образцом чести и выдающимся мракоборцем. Уверяю вас, его смерть и сопутствующие ей обстоятельства расследуются самым тщательным образом и, поверьте, когда мы наконец докопаемся до правды, виновные будут наказаны по всей строгости закона, — он слегка поднял глаза и посмотрел на верхнюю галерею.

Проследив его взгляд, я увидел статную фигуру Альбуса Дамблдора.

— Так какая судьба ждет законопроект? — спросил немного сутулившийся журналист из Пророка. Сменить тему. Пора было сменить тему.

— Уверяю вас, прискорбные обстоятельства смерти мистера Гамильтона не повлияют на работу Визенгамота, — Фадж, казалось, немного расслабился. — Я лично с большой поддержкой отношусь к инициативе мисс Армы.

— В чем конкретно выражается ваша поддержка?! — снова выкрикнул высокий колдун.

На долю секунды воцарилась тишина. Журналист Пророка искал вопрос, который позволит министру косвенно ответить на эту придирку. Что-нибудь, что министр мог бы пообещать...

— Будет ли судебный вопрос включен в окончательную версию законопроекта? — неожиданно влезла Ричардс.

— Я уверен в этом, — кивнул Фадж и прыткопишущие перья записали его слова во все протоколы. Я слегка усмехнулся. Дело было сделано.

Снова оглядев толпу, осаждавшую министра новыми вопросами, я увидел, как странно дернулось лицо высокого колдуна, как он выудил из кармана пиджака небольшую фляжку и приложился к ней. И тогда мне все стало ясно.

— Оборотное зелье, — приглушенно сказал стоящий передо мной Скримджер. — Проверьте его.

Вот он я, стою на небольшом возвышении за трибуной, с которой министр отвечает на вопросы журналистов. С боков и позади меня — мракоборцы из его личной охраны.

— Проверьте его, — отчетливо слышу я приказ Скримджера. Я уверен, что под личиной высокого колдуна скрывается Риз. Мои глаза следят за его макушкой, быстро удаляющейся в сторону выхода. Это было странно. Он шел сквозь напирающую толпу легко, словно за мгновения предсказывая, куда будет двигаться каждый из составлявших ее людей. Вот он проскользнул в проход, на доли секунды образовавшийся за спиной шагнувшей вперед журналистки в ярком платье, и уже считанные метры отделяли его от ближайшего камина-выхода, ведущего на улицу.

— Как ты это сделал? — спросил я, посмотрев на Риза. — Сначала в Отделе Тайн, теперь снова…

Высокому колдуну, как будто, очень везло, но этого было бы недостаточно, если бы успели перекрыть выходы.

Я понял, что мне пора вмешаться. Я не знал, зачем Риз снова шел на такой риск, но время вопросов должно было прийти позднее. Пока же я отошел назад, пропуская нескольких людей ближе к раздававшему приказы Скримджеру. Нужно было дать высокому колдуну возможность уйти.

— Конфундус, — пронеслась в голове четкая мысль. Это должно было замедлить события, выиграть немного времени.

Скримджер вздрогнул, рассеянно помотал головой. Вокруг ждали его приказа.

— Так как ты это сделал? — снова спросил я. Риз молчал, словно раздумывал над чем-то.

Высокий колдун мягко проскользнул между двумя болтающими между собой журналистами. Выход теперь был прямо перед ним. Оставалось совсем немного. Казалось, я слышал стук, с которым его шаги отсчитывали эти последние несколько метров.

— Сэр, прикажете перекрыть выходы?

Скримджер как будто не расслышал вопроса.

— Сэр! Перекрыть выходы?!

— А… — рассеянно протянул тот, потом, неожиданно гораздо четче добавил: — Да! Немедленно!

Но высокий колдун уже исчез, охваченный зелеными языками пламени.

— Как ты это сделал? — спросил я в третий раз, уже не ожидая, что Риз захочет мне ответить.

— Я принимаю Феликс Фелицис. Понятно? — быстро сказал, почти выплюнул, он.

Ясные после дождя золотистые сумерки сгущались над городом, свет тек по-медовому тягуче, погребая щербатые ряды зданий словно в янтаре.

— Феликс Фелицис? — оторопев, переспросил я. И следовало ли столько медлить прежде чем сказать об этом! И теперь все наконец выстраивалось в логичную последовательность.

— И в тот раз в Отделе Тайн тоже?

Риз усмехнулся, залез рукой под одну из диванных подушек и достал небольшой футляр из полированного красного дерева. Внутри было аккуратно выложено пять хрустальных пузырьков. Три были пусты, еще в двух плескалась золотистая жидкость. Это действительно был Феликс Фелицис, легендарное снадобье удачи.

— А куда ты потратил третий? — спросил я, любуясь, как световые блики качаются на золотистых завихрениях зелья. Злость на Риза прошла, как и усталость. Пусть из-за волнений я не сомкнул глаз всю ночь, но теперь я держал в руках то, что могло помочь нам решить множество проблем. Может быть, даже исправить все, что было неправильного в моей жизни.

Риз вздохнул.

— Я должен кое-что прояснить, — с напряжением заметил он.

— Что? — спросил я, даже не поднимая глаз на него. Собственные мысли захватили меня. Пространные образы того, как я снова могу видеться с Айи, как Амбридж отправляется в Азкабан за убийство, как Волан-де-Морт оказывается побежден, как я возвращаюсь к семье…

— Эти три я принял сегодня, — громко сказал Риз.

— На удачу? — не удержался я. На самом деле меня переполняло недоумение.

Риз усмехнулся.

— Здорово мы с Ричардс сработали, да? — довольно заметил он, как будто радуясь подвернувшейся возможности сменить тему.

— Министр, похоже, сказал лишнего, — недовольно заметила Амбридж, откладывая в сторону большой перекидной блокнот. — Теперь от судебного вопроса избавиться не получится.

Это было первое, что она сказала мне, когда я, отряхивая пепел, вылез из камина в ее хогвартском кабинете. Она настаивала, чтобы я лично рассказал ей обо всем, что произошло сегодня в министерстве.

— К сожалению, мы не смогли этого предвидеть, — отозвался я, замечая, что здесь кабинет был оформлен так же, как и в министерстве: много котят, цветочков, кружавчиков и вышитых салфеточек. Образ того, как она со слезливым умилением разглядывает картинку с котеночком, а потом оборачивается говорит что-нибудь в духе: «ну и спрячьте труп получше» — всегда застревал у меня в голове.

— Мисс Ричардс все-таки как-то попала в министерство, — Амбридж внимательно посмотрела на меня. — Впрочем, стоит ли об этом беспокоиться, когда Хельмут Риз самолично разгуливает по Атриуму.

Пресс-конференция окончилась едва ли полчаса назад, но мракоборцы уже успели проверить по снимкам, что под личиной высокого волшебника действительно скрывался Хельмут Риз. Вы не можете представить, каких трудов мне стоило дотерпеть до вечера, когда я наконец смог расспросить его обо всем.

— Мисс Ричардс прошла как корреспондент журнала Придира. Я учту это в дальнейшем, — я знал, что в действительности Амбридж не очень заботила эта небольшая неудача: конференция должна быть массовой, а лучше было отдать больше мест Придире, чем Чармстрайкеру. — Что до мистера Риза, то, я думаю, дело в информаторе мисс Армы…

Тянуть с этим дольше было нельзя, к счастью, у меня был план. План, который должен был превратить проблему в подарок судьбы.

— Рада, что ты заговорил об этом, — с кивком заметила Амбридж. — Теперь, когда эта постыдная афера исчерпана, настало время заняться нашей любимой мисс Армой вплотную, — она жеманно хихикнула.

Смешок дрожью прогулялся по моей спине. Я уже достаточно хорошо успел узнать Амбридж, чтобы не обращать на подобные вещи внимания.

Я кивнул на ее замечание и продолжил:

— Я проверил все, что мне было доступно, но, боюсь, продвижения не будет, пока у меня не будет более полных данных.

— И какие же данные ты хочешь? — спросила Амбридж.

Нужно было четко отмерить то, что я сейчас скажу. Не больше и не меньше, чем возможно.

— Полный список я собирался передать вам позже. Но, могу сразу сказать, мне нужно все, что есть у Управления Мракоборцев и Отдела Тайн на мисс Арму, на мистера Риза, на мисс Ричардс, на мистера Гамильтона — раз уж его досье все равно было украдено. Кроме этого, я бы не отказался получить все, что возможно, на профессора Дамблдора и его сообщников, — четко сказал я. — Честно говоря, я сомневаюсь, что мисс Арма никак не связана с ними.

— Ах, Перси, — Амбридж снова растянула губы в своей сладенькой улыбочке. — Тебе не терпится проникнуть в самую суть, правда?

— Я не могу не замечать нарастающей тревоги, — заметил я. — И, простите меня, но я не могу верить в то, что директор Хогвартса не имеет к этому отношения.

— И ты думаешь, что сможешь найти что-нибудь, чего не нашли мракоборцы? — она с иронией посмотрела на меня.

— Знаете, — ядовито сказал я, — успехи в поимке мистера Риза явно говорят об эффективности их работы.

— Что же, очень проницательно, — она серебристо хихикнула. — Я подумаю, что делать с твоим допуском.

— Здорово мы с Ричардс сработали, да? — довольно спросил Риз.

«Не так хорошо, как я», — подумалось мне. Чувствовался некоторый подъем. А теперь у меня в руках было целых два пузырька с жидкой удачей.

— Так зачем тебе понадобилось пить три? — с недоумением спросил я. — С Феликсом у тебя в любом случае все получится…

Риз пристально посмотрел на меня.

— Ты не понимаешь? Думаешь, зелье тебе поможет? — как будто приняв какое-то решение, он отобрал у меня футляр, захлопнул его и засунул обратно диванную подушку. Я с разочарованием следил за его действиями.

— Ну… Феликс приносит удачу… — заметил я.

— Феликс врет, — твердо сказал Риз, посмотрев на меня. — Он убеждает тебя в том, что ты можешь все, толкает тебя на необдуманный риск. Все это ложь.

Я неожиданно понял, что он был прав. Просто и без прикрас. В конце концов, Риз сейчас был здесь именно потому, что Айи и я сильно рисковали, чтобы помочь ему. Как сегодня со Скримджером и как несколько дней назад, после проникновения в Отдел Тайн, и сейчас, когда приходилось прятать его от мракоборцев. Снова вспомнилась бессонная ночь, стрелой скользнуло напоминание о тонкой нити, отделявшей меня от провала.

— Он лишь прибавляет уверенности в себе, немного улучшает интуицию. Для всего, что действительно важно, удачи Феликса недостаточно, — закончил Риз.

Смутная и неприятная идея по капле заполнила сознание, задушила в зародыше зарождавшуюся надежду на легкий путь. Впрочем, это было к лучшему, ведь не было никакого легкого пути. И все же я почувствовал, как усталость бессонной ночи снова всей тяжестью наваливается на меня.

— Но зачем все-таки тебе понадобилось пить три? — спросил я.

— Конечно ты этого не понимаешь, — словно сам себе сказал Риз. — Один пузырек или три — совершенно не одно и то же. От одного немного проясняется в голове, чувствуется небольшой подъем. От трех — словно оказываешься вне времени, как будто разум разделяется и часть тебя смотрит на все со стороны. Чувство такое, словно ты просто не способен сделать ошибку, — он слегка улыбнулся. — Эйфория окутывает тебя теплым одеялом и ты чувствуешь себя в безопасности, даже если вокруг бушует сражение.

Он откинулся на диване и какое-то время молча думал о собственных словах. Я следил за ним, ожидая, когда он продолжит.

— Знаешь, Перси, я не знаю, зачем я тут пытался проповедовать, — все с той же отстраненной улыбкой заметил он. — Я вот знаю, что Феликс не приносит удачи. Но все же, с ним ничто не сравнится. Думаю, каждый хотел бы почувствовать, себя так, как будто не сможет ошибиться даже если захочет. И неважно, если это всего лишь ложь.

— Это важно, — заметил я. — Ошибки же остаются.

Привычное ощущение пустоты теснилось в груди, словно все неопределенное будущее сжалось в один массивный шар, теперь мучительно сдавливавший мне ребра. Я понимал Риза. Бывали моменты, когда больше всего мне хотелось, чтобы все это исчезло, пусть даже и ненадолго.

— Еще как остаются, — усмехнулся Риз, замолчал, задумавшись о чем-то.

— После Отдела Тайн я хотел бросить, — продолжил он. — Именно из-за этого. Последствия были хуже, чем я ожидал, — он снова усмехнулся.

Айи перешла через дорогу и устроилась на скамейке. Небольшой парк был погружен во тьму, только стоячий свет редких фонарей отвоевывал у тени тусклые круглые пятна. В отдалении отрывисто стучала аккордами музыка.

Айи достала из кармана крохотную бутылочку, сделала один глоток и вылила остатки на землю.

— Никто не одинок, — тихо и торжественно произнесла она. Слова казались странными, но почему-то придали ей спокойствия. Она откинулась на скамейке и некоторое время сидела, вслушиваясь в отдаленное дыхание ночного города.

Эта история, может быть, более сухо, была изложена в рапорте, который я сейчас бережно держал в руках. Это был желтоватый листок исписанный мелким корявым почерком и умащенный жирными пятнами от сэндвичей, к которому было приложено несколько не очень четких рвано двигающихся фотографий, изображавших Айи на скамейке.

У меня было много таких листков — за каждый день прошедшей недели. Листки собирались в зеленую папку с именем на обложке, и у меня было несколько таких папок — для каждого, сведения о ком Амбридж помогла мне получить.

Теперь я проскальзывал глазами сквозь листы, словно разматывал клубки чужих жизней. Вот Айи встретилась с Ричардс, чтобы обсудить очередное интервью. Вот Ричардс отправилась в офис Фейри Тейлс, вот она смешала один из своих странных травяных коктейлей и принялась за работу. Я видел белые пятна, оставшиеся там, где пара минут пропадала из виду. Как например тот момент после первого слушания по законопроекту.

— Подождите, пожалуйста!

Я поспешно остановил закрывающиеся двери лифта. Едва Айи вошла, они сдвинулись снова, и мы оба услышали приглушенный стук, словно кто-то, кому очень хотелось оказаться внутри, не смог успеть вовремя.

— Мы, похоже, остались одни, — заметил я.

В следующее мгновение Айи порывисто прижалась ко мне. Она была рядом, так близко, что кожу опалял жар ее дыхания. Кровь вспенилась в жилах, а сердце, казалось, колотилось теперь так близко к поверхности, словно собиралось выскочить.

— Импедимента, — выдохнул я. Заклятие распласталось по потолку. Ускорение на мгновение лишило нас всякого веса.

Я подался вперед. Айи обхватила меня за шею, притягивая к себе. Наши губы соприкоснулись. Волшебная палочка упала и покатилась по полу.

— Атриум, — объявил прохладный женский голос.

Ледяная пелена воздуха неожиданно возникшего между нами, и через секунду я уже шел прочь по просторному и пустому залу, изо всех сил стараясь не оборачиваться. И вот теперь -вспоминал об этом, рассматривая минутный прочерк в рапорте Отдела Тайн.

Айи. Я помнил слова Амбридж о том, что «настало время заняться ей», и даже мысль о том, что может что-нибудь случится, была болезненной.

Риз сидел на диване и перелистывал собственное досье. Вид у него был довольный и дело было вовсе не в том, что ему нравилось прочитанное: рядом с ним лежал пустой пузырек из-под Феликса — один из двух, которые еще оставались. Он говорил, что закончит с ними перед тем, как бросить.

Заметив, что я закрыл папку Айи, Риз отвлекся и спросил:

— Ну и что, есть у нее опасные секреты?

— По крайней мере не в этих файлах, — я до маниакальности тщательно думал об этом. — Она поступила на работу сразу после Хогвартса, так что не думаю, что им удастся раскопать что-нибудь в ее прошлом. Из семьи у нее только сестра, Эфуа, она еще учится, так что тут тоже все чисто. Только одно странно. Майкл Уэллс, кажется, всеми силами пытается с ней встретиться.

Историю Майкла Уэллса мы освещали, когда проводили кампанию в прессе. Ему отказали в приеме в мракоборцы, провалив на психологическом тесте.

— А помню, — благодушно кивнул Риз. — Мне кажется, ничего удивительного. Это же мы привлекли внимание к его случаю. Когда ты сделался таким подозрительным?

— Амбридж четко сказала, что нужно заняться Айи. Понимаешь, что это значит? — с раздражением отозвался я. — Если у Уэллса есть хотя бы малейший секрет, которым они могут воспользоваться… Если он замешан в чем-то противозаконном…

Уэллс не был замешан ни в чем противозаконном. По крайней мере, на тот момент, когда, днем позже, ему все-таки удалось встретиться с Айи. Впрочем, все равно, после того как я прочитал рапорт об этом вечером того же дня, у меня появились первые седые волосы.

Разговор произошел в небольшой закусочной на Тоттенхем-Корт-Роуд.

Сидевший напротив Айи Уэллс казался угловатым и острым. Резкость, не принимающая полутонов сквозила в каждом его слове и движении. Он жевал зубочистку — эта привычка оставалась у него с тех пор, как он бросил курить.

— Я тебя не видел, наверное, с самого моего выпуска, — сказал Уэллс; они с Айи заканчивали Когтевран с разницей в два года.

— Что тебе нужно, Майкл?

— Спросить, пригодилась бы вам еще одна пара рук, — небрежно отозвался тот. — Мне нравится то, что вы делаете.

Айи с сомнением посмотрела на него. Думаю, предчувствовала, что они не сойдутся во взглядах.

— И что, по-твоему, мы делаем? — осторожно спросила она. Уэллс, конечно, не придал этому значения, но в рапорте упоминалось, что при этих словах она на мгновение скосилась, посмотрев через плечо.

— Боретесь с Фаджем и его прихлебателями, конечно, — вид у него был такой, словно его спросили о чем-то очевидном.

— Не… — твердо начала Айи. Я не знаю, хотела ли она предупредить его или возразить.

— Да называй это как хочешь, — с жаром перебил ее Уэллс и, прежде, чем она успела его остановить, добавил: — Мне ясно одно. Фаджу не долго быть министром магии. Его сместят, может быть, даже силой. И я готов вам в этом помочь.

На этом месте у меня ощутимо екнуло сердце. С точки зрения закона все было почти невинно, но я представлял, как Амбридж говорит Фаджу что-нибудь в духе: «Арма обсуждала с Уэллсом, неуравновешенным, хорошо тренированным бойцом, ваше смещение». Звучало это очень плохо.

— Это не имеет ничего общего с моими целями, — громко сказала Айи.

Повышать голос, впрочем, не было нужды, ведь тот, кто все это записывал, и так слышал каждое слово. Он, подмечал малейшие детали, этот человек. Например то, что Айи очень нервничала: было написано, что она сцепила пальцы в замок с таким напряжением, что явственно проступали сухожилия. Мне было почти больно это читать.

— Значит тебе просто не хватает смелости задуматься об этом, — снова перебил ее Уэллс. — Вот ты мне скажи. Разве ты не чувствуешь себя чужой в волшебном мире?

— Это не имеет значения… — отмахнулась Айи, попыталась продолжить, но он уже не мог остановиться:

— Бесполезно что-то делать. Ведь этот мир принадлежит не мне и не тебе. Этот мир принадлежит чистокровным. Они хозяева жизни, а нам остается побираться на их милостях.

— За мной следят, Уэллс, — Айи наконец удалось перебить его.

Тот на мгновение запнулся, потом его вид сделался понимающим.

— А, — сказал он. Казалось, на языке у него вертелось: «ты поэтому».

Но я знал, что совсем и совсем не «поэтому», и мне очень хотелось хорошенько его встряхнуть.

— Не надо недопонимания, — жестко сказала Айи. — Я не занимаюсь борьбой с Фаджем.

Теперь Уэллс как будто слушал, но, похоже, скорее оглядывался по сторонам, пытаясь отыскать того, кто следил сейчас за Айи.

— Меня не волнует, что кому принадлежит. Я не собираюсь ничего ни у кого отбирать, — продолжала та. — Я делаю все это не для того, чтобы выхлопотать себе теплое местечко. Я просто стараюсь исправить то, что могу.

— Они не позволят тебе, — желчно усмехнулся Уэллс. — Ты играешь на чужом поле по чужим правилам.

Весь его вид говорил о том, что он очень разочарован, хотя и пытается это скрыть.

— Я просто буду делать свое дело, — с нажимом повторила Айи. — А результаты мы увидим.

Иногда я думал, что вопрос, который они обсуждали, никогда не приходил мне в голову. Кто мне позволит или не позволит что сделать? Кто устанавливает правила? Пока я учился в школе, при любых сложностях, мне думалось: «тем славней будет победа» — а немного позже подобные абстрактные вещи перестали волновать меня. Айи говорила, что и то и другое было закономерно.

Впрочем, для меня теряли всякое значение их слова. Я видел только ниточку, которая, если правильно за нее потянуть, могла привести Айи в Азкабан. Впрочем, этот разговор еще не был решающим. Им должно было потребоваться что-то посерьезнее.

И, пока я ждал, когда Риз дочитает рапорт, меня волновало только одно: как они это что-то получат. Ответ был неутешительный: если я не смогу заранее узнать об их планах, защититься будет сложно.

— Ты все-таки был прав, — заметил Риз, откладывая новый листок к остальным папкам и доставая свой последний пузырек с Феликсом, — Это оказалось не кстати. — он как-то странно улыбнулся, залпом проглотил свою последнюю порцию, после чего прикрыл глаза и медленно выдохнул. — Это оказалось совсем не кстати, — повторил он.

— Как думаешь, Уэллс мог быть провокатором? — задумчиво спросил я.

Риз сперва подумал, что я шучу, но я не шутил.

— Он положил много усилий на то, чтобы стать мракоборцем, а потом провалился на тесте непонятно из-за чего, — сказал он. — Ты думаешь, вся эта длинная история была подстроена ради этого момента? Просто смешно.

Я пожал плечами. Мне и самому не особенно верилось в такую возможность, но, когда что-нибудь случится, рассуждать станет бесполезно.

— По-настоящему все начнется позже, — произнес я. — Через два дня проект идет в голосование. Его примут. Все начнется после этого.

Риз вяло кивнул на мои слова, потом вложил опустевший пузырек от Феликса обратно в футляр и сказал:

— Что же, мы будем готовы.

Но мы не были.

Я проснулся от того, что Риз тряс меня за плечо.

— Какого Мерлина? — недовольно спросил я, поспешно нашаривая очки. — Который час...

— Они здесь! Перси, они пришли! — шепот Риза был почти паническим. — Они здесь!

Моргая, я мгновение непонимающе смотрел на него, потом сердце сорвалось с места, дыхание участилось. Я вскочил, все еще плохо соображая, что делаю, вытащил из-под подушки волшебную палочку, поспешно оделся.

— Где они?! — спросил я, заклинанием застегивая пуговицы на рубашке.

— Не знаю, — Риз был бледен, волосы промокли от пота, а широко раскрытые глаза метались туда-сюда. — Я слышал, как они переговариваются в коридоре…

— Открой окно, — сказал я, бросаясь к двери и аккуратно выглядывая в гостиную.

Риз рвано кивнул, его руки так дрожали, что поднять стекло удалось ему далеко не с первого раза.

— Пошли, — его голос срывался. — Они уже…

Я прислушивался. Каждый мускул дрожал от напряжения, словно натянутая тетива. Было до странности тихо, как будто они ждали подходящего момента. Из-за защитных чар никто не мог войти в квартиру так, чтобы я ничего не почувствовал, так что было неясно, почему они до сих пор не сработали.

— Чего они ждут? — спросил я, больше обращаясь к самому себе. Это было странно: прошла уже, наверное, целая минута с тех пор как Риз ворвался ко мне.

— Какая разница?! — огрызнулся тот. — Какого Мерлина ты медлишь?! Сказали: «Можно начинать». Только что. «Входим. Двое вперед, двое здесь.» Не слышишь разве?..

Заметив, что я опустил палочку и внимательно смотрю на него, он осекся.

— Не слышишь, — он истерически рассмеялся. — Забери меня Мерлин. А теперь они ломают дверь. Ты и правда не слышишь? — он продолжал смеяться. — Вот дерьмо.

Он опустил стекло, отошел от окна и, все еще дергано улыбаясь, отправился обратно в гостиную.

— Вот дерьмо! — услышал я его голос.

Когда я вошел, Риз сидел за столом, обхватив голову руками. Он что-то бормотал, мне показалось, я разобрал слова: «а что если без удачи тебе конец?».

— Слушай, — успокаивающе заметил я, он резко обернулся, на мгновение на его лице выразился испуг.

— Что?

— Это же от Феликса. Выпей успокаивающего зелья и иди спать. Я думаю, это скоро кончится, — я и сам надеялся на это. Произошедшее напугало меня.

Риз кивнул, потом его взгляд рванулся в сторону, застыл, остановившись в углу. Он усмехнулся.

— Ну да… — пробормотал он. — Но это же не значит, что они не могут появиться…

Он подошел к буфету и, немного порывшись в нем вытащил бутылочку с успокаивающим зельем и с сомнением уставился на нее.

— Это же не значит… — повторил он.

— Есть защитные чары.

— А если они знают о них?

— Что ты предлагаешь? — с немного большим раздражением, чем мне хотелось бы, спросил я.

Риз пожал плечами, казалось, он прикладывает усилия, чтобы снова не начать оглядываться по сторонам. Потом он отпил немного из пузырька с зельем и, вернув его обратно в буфет, аккуратно закрыл дверцы.

— Я уже и забыл это чувство, — с усмешкой заметил он. — Как будто твоя голова лежит на плахе и палач примеривается как бы рубануть поточнее.

Когда Риз уселся обратно на диван, его руки все еще дрожали, наверное, он все еще слышал мракоборцев.

Я и сам чувствовал, что не смогу больше заснуть. В наступившей тишине мысли становились слишком отчетливыми, а еще я слышал тиканье своих наручных часов, и оно вызывало у меня небывалое раздражение. Я постарался найти у себя в голове нейтральную тему для разговора и не смог, тогда я просто включил радио.

Гитара настругала остатки моих нервов мелкими кусочками. «Взошла дурная луна…» — прокричал солист. Я поспешно переключил: это было слишком. Группа называлась «Вервольфы». Я их не слушал, но из-за того, что мой брат Билл был их фанатом, каждый в нашей семье знал все песни.

— Ну ты дал, конечно, — произнес Риз, я заметил, что он старательно трет виски, видимо, голова у него побаливала.

— Было бы намного проще, если бы тебе мерещились вервольфы, — рассеяно заметил я.

«К другим новостям, — произнес отлаженный дикторский голос, — завтра состоится голосование по нашумевшему законопроекту…»

Наступивший день тоже не принес успокоения. Начать с того, что Уэллс снова заявился к Айи. Разговор в этот раз пошел совсем о другом.

Я должен признаться, что, если в первый раз, я видел в появлении Уэллса главным образом неудобства, то теперь все казалось далеко не так просто.

— Я хотел извиниться, — объяснил Уэллс, Айи внимательно смотрела на него. — Я вчера перегнул, наговорил лишнего. Думал что-то вроде «к черту все», и слова полились сами, половину, мне кажется, имел в виду не так, как она прозвучала. Накопилось, наверное… Не хотел доставлять тебе неприятности. Прости меня, пожалуйста.

— Ну… Хорошо, — сказала Айи.

Они вместе пошли по улице.

— Я бы не стал так напрашиваться, — продолжил Уэллс. — Просто не знаю, что еще сделать. Это все взрывает мне мозг, если честно. Из-за того, что они написали в моем резюме, я год уже не могу найти работу. Скажем, я не надеялся попасть в Гринготтс, но когда мне отказали даже Флориш и Блоттс, — он усмехнулся. — Как будто мне остается только вернуться обратно в мир маглов. Но там тоже меня не ждут: у меня даже нет школьного аттестата. И, знаешь, я не хочу прятать магию всю жизнь. Магия — это то, в чем я действительно неплох, понимаешь?

Некоторое время они шли молча.

— Я думал, что все будет совсем по-другому. Ладно, не хотел тебя грузить, — наконец сказал Уэллс, разворачиваясь, чтобы уходить.

— Ты спрашивал у других своих знакомых?

— Мои родители маглы, — пожал плечами Уэллс. — А те, кого я знаю по Хогватсу, еще недостаточно продвинулись, чтобы такое решать. Кроме тебя, я думал.

— Я не могу, — твердо сказала Айи. — Все стало слишком сложно.

Тот понимающе кивнул, но, по всей видимости, ему было тяжело это услышать.

— Да, понимаю, — сказал он. — Ну, надеюсь, мы по крайней мере сможем остаться друзьями.

Айи кивнула, но, я видел, задумалась. От чего-то я понял, что она попытается, хотя бы немного, помочь ему. Иногда казалось, что я уже мог сам догадываться, что она сказала бы. В этот раз, что-нибудь вроде: «ну и чего стоит вся наша деятельность, если мы отказываем в помощи тем, кому она нужна». И я даже был с ней согласен. Но риск, был риском, тем более если мы не могли его избежать. Мне показалось, что все внутри у меня забилось в судорогах, когда я понял, что успех или неудача будут целиком зависеть от меня.

— Не ревнуешь? — небрежно спросил Риз, тоже закончивший читать рапорт, пока я размышлял. — Вы сейчас не можете видеться, а Уэллс — вот он, рядом. Могу поспорить, Айи ему, по крайней мере, не совсем безразлична.

— Может быть, ты лучше найдешь себе многосерийную радио-пьесу? — лениво поинтересовался я.

Его замечания, конечно, задевали меня, и, наверное, задевали бы еще больше, если бы не множество других вещей, о которых приходилось сейчас волноваться. Например, очень настораживал тот факт, что Отдел Тайн не установил официальной слежки за Уэллсом. Казалось, что дело было в том, что, если бы были получены ордера на соответствующие заклинания, пришлось бы известить его об этом. Хуже всего было то, что, если слежка была неофициальной, у меня не было никаких шансов получить данные по ней. Я не знал, как мне извернуться, чтобы точно узнать, что происходит. Когда, на следующий день, я встречался с Амбридж, это было все, о чем я мог думать.

— Не волнуйся об Уэллсе, — заметила она, когда я поднял эту тему. — Им занимаются.

Мне очень не нравилось это «им занимаются».

— За Армой следят уже вторую неделю, не похоже, что она общается с информатором лично, — продолжил я. — Дело все-таки в Дамблдоре, но у меня все еще нет его файлов, чтобы говорить точно…

— Как думаешь, — неожиданно спросила Амбридж, казалось, она не слышала моих последних слов, — этот Уэллс случайный человек?

— Случайный, — твердо сказал я. — Дамблдор должен был знать, что за Армой следят. Значит, Уэллс ни в чем не замешан…

— Будет замешан, — с удовлетворением сказала Амбридж.

Злость привычно ошпарила меня, но я не был удивлен. Это было только то, чего я ожидал.

— Вы хотите, чтобы я что-то предпринял по этому поводу? — деловито спросил я.

Абридж была несколько удивлена моими словами, я же думал только о том, что, если она поручит это мне, у нас хотя бы будет информация.

— Не стоит тебе пока путаться в подобных делах, — улыбнулась она. — А, кроме того, я и так слишком много на тебя навалила.

Все это ни капли не помогало моему спокойствию.

И правильно.

Ведь все только начиналось.

— Я все учту, — пробормотал Риз, в десятый, должно быть, раз, проходя из угла в угол.

Потом он странным резким рывком подлетел к столу и, присев на угол стула, подтянул к себе листок бумаги и принялся что-то писать.

— Мне нужны книги по защитным заклинаниям, — продолжал он, — самые лучшие, которые ты сможешь достать, — после этого я понял, что теперь он обращается ко мне. — И еще… нужно подготовить…

— Я пойду спать, — заметил я. — Тебе тоже стоило бы…

Но он, конечно, не собирался. Не прошло и десяти минут, как он снова разбудил меня.

— Ты уже спишь? — прошипел он, и, когда я недовольно посмотрел на него, добавил: — Куда ты положил рапорты? У меня есть одна мысль…

Кое-как объяснив ему, я перевернулся на другой бок, надеясь, что теперь он оставит меня в покое.

— Я вообще не понимаю, почему ты так мало об этом думаешь, — послышался недовольный голос Риза. — Думаешь, пара заклятий, которые ты установил помогут?

Я проигнорировал его и попытался заснуть, но это было не так то просто, так как теперь до меня доносились непрерывные разговоры радиоведущих: Риз боялся сидеть в тишине. Когда я снова вышел в гостиную, он сидел за столом, схватившись за живот одной рукой, а другой вцепившись в бумаги. Его лицо, казалось, заострилось от болезненной сосредоточенности. Могло показаться, что он читает, однако, по тому, с каким напряжением он вглядывался в листок, было понятно, что он снова что-то слышит.

— Опять? — спросил я.

Риз проигнорировал меня, даже не обернулся, зато, когда я тронул его за плечо — подпрыгнул так, что едва не свалился со стула.

— А, это ты, — недовольно сказал он, возвращаясь к своим бумагам.

— Хочешь поговорить? — спросил я.

Риз ничего не ответил, тогда я уселся напротив него и тоже принялся просматривать рапорты.

— Что еще ты надеешься найти здесь?

Тот, немного скривившись, усмехнулся.

— Раз уж я все равно не могу выходить отсюда, — сказал он, — то могу хотя бы удостовериться в том, что мы ничего не пропустили. Не забудь принести книги.

И так он просидел всю ночь, изредка поднимаясь и пришпиливая какой-нибудь особенно понравившийся ему листок на стену.

Мне тоже заснуть удалось едва ли к пяти утра, так что теперь, сидя в зале Визенгамота, я отчаянно старался не клевать носом.

Заседание начиналось. Мадам Боунс поправила монокль и поднялась со своего места, судьи зашевелились, замолкая и одаривая ее своим полным вниманием.

— Рада приветствовать вас, — произнесла она. — Сегодня на повестке дня голосование по законопроекту о маглорожденных…

Я не обращал слишком много внимания на мадам Боунс, ее доклад и начавшееся сразу после него голосование, я смотрел только на Айи, сидевшую напротив меня на местах для зрителей. Она выглядела уставшей, но довольной, даже если и не могла не понимать, что победа была сопряжена с большой угрозой. Приятное теплое чувство от того, что я снова мог воочию убедиться, что с ней все в порядке, смешивалось с сонливостью.

— Приступим к голосованию, — объявила мадам Боунс, и я, вяло оглядываясь по сторонам, принялся считать поднимающиеся руки судей.

Заметил я тогда и Амбридж, специально приехавшую из Хогвартса ради этого заседания. Она, как и я, оглядывала собравшихся, однако, в отличие от меня была бодрой и собранной. Рук поднималось много, но она не выглядела слишком расстроенной, несмотря даже на то, что убрать из окончательной версии законопроекта не устраивавшие ее пункты, не удалось. Одним из таких пунктов оказался очень важный в дальнейшем судебный вопрос: законопроект содержал параграф, запрещавший «основывать судебные решения на аргументах, учитывающих чистоту крови обвиняемого» — но к этому мы еще вернемся в свое время.

Пока же я с волнением, окрашенным некоторой воинственностью, следил за тем, как поднимаются руки судей. Чувство было неприятным, как будто я ожидал, что Амбридж нанесет ответный удар сразу же, как только голосование будет окончено. Этого, разумеется, не случилось: было еще не время — она ограничилась только несколькими колкостями в адрес мадам Боунс.

— Амелия, — с ядовитой улыбочкой произнесла Амбридж, столкнувшись с ней в дверях, — от всей души хотела поздравить вас с этим потрясающим успехом.

— Я знаю, что вы очень пристально следили за этим проектом, Долорес, — поджав губы, отозвалась та.

— Ох, разумеется! — закивала Амбридж и, все еще немного улыбаясь про себя, вышла из зала заседаний.

Фадж исходом голосований казался доволен: пришедшие в середине дня данные рейтинга он, казалось, готов был поместить в рамку и повесить на стену.

— Чудно, — приговаривал он, то и дело косясь на лежавший на столе листок. — Чудно.

— Господин министр, — с легчайшим раздражением замечала Амбридж, которая, конечно же, при первой возможности, снова была у него в кабинете, — вы понимаете, что…

— Дамблдор, Арма и, кто там новый, Уэллс… — оставим разговоры об этом на сегодня, — Фадж продолжал благодушно улыбаться.

Меня его благодушное настроение не обманывало: я знал, что, когда настанет времени, никакого снисхождения он проявлять не собирается. Также не было у меня и сомнений в том, что ситуация ухудшится в самое ближайшее время. Необходимо было все время оставаться в полной готовности, я не мог позволить себе упустить хоть что-нибудь. Так что, как бы сильно я ни устал, закончив текущие дела, я отправился в архив, чтобы получить данные наблюдений за прошедший день.

Как я и ожидал, Айи предложила Уэллсу помощь, даже обсуждала его историю с мадам Боунс: та обещала рекомендовать его своему племяннику.

Дочитав рапорт до конца, я остановился, задумавшись, значило ли это, что, в случае чего, мадам Боунс тоже попадет под удар, но, похоже, уже слишком устал, чтобы делать выводы. Оставалась только безотчетная тревога, заставлявшая все мои внутренности сотрясаться от мелкой дрожи. Я все еще не знал, что мне сделать, чтобы все закончилось хорошо, хотя и чувствовал себя так, словно все зависело только от меня. Негативные сценарии проскакивали в моей голове, отдаваясь тупой болью в затылке.

«Чтобы все сработало, они должны заставить Уэллса сделать глупость. Наказуемую по закону глупость. А уж доказательства причастности всех остальных найти будет не сложно», — говорил я себе.

Когда я, прихватив с собой копии рапортов, вышел из архива, каждая моя клеточка, казалось, чувствовала себя вымотанной от всех этих размышлений. Я шел по мощеному темно-зеленой плиткой коридору, уставившись в пол и продолжая размышлять о том, что мне делать с Уэллсом, пока практически не налетел на какого-то человека, направлявшегося, по всей видимости, к отделу Тайн.

— Перси? — это был голос моего отца. — Что ты здесь делаешь?

Он говорил сдержанно, но, судя по всему, был удивлен.

Я проигнорировал его вопрос и просто прошел мимо. Было понятно, зачем он здесь: сегодня была его очередь дежурить перед дверью отдела Тайн. Я тогда еще не совсем знал, что там хранится — это мне стало известно немного позднее — однако, слышал от Кингсли, что орден Феникса занимался охраной.

Зайдя за поворот, я остановился. Я вдруг остро ощутил: домой возвращаться мне не хочется. Потом, не совсем понимая, что делаю, я наложил дезиллюминационное заклятие, развернулся и отправился обратно в коридор отдела Тайн. Я знал, что отец был сейчас здесь, даже если я не мог поговорить с ним, от того, что он был рядом, становилось спокойнее. Стараясь не шуметь, я опустился на пол, прислонился к стене. В голове проигрывались сценарии того, как я мог бы все ему рассказать, объяснить. Я думал, что бы он мог ответить, и мне казалось, что он бы все понял, подсказал бы, что мне делать. Я, конечно, знал, что отец не смог бы помочь мне решить мои проблемы, но какая-то часть, оставшаяся из далекого детства, по-прежнему верила.

Мысли начали ускользать от меня, я по-прежнему сидел, прислонившись к холодной стене коридора. Здесь мне было гораздо спокойнее, чем где бы то ни было.

Проснулся я от того, что кто-то ткнул меня в бок носком ботинка, а потом чья-то рука, словно пытаясь вслепую определить, где я нахожусь, прикоснулась к моим волосам.

Я вскочил, едва не ударившись о склонявшегося надо мной человека.

— Спокойно, — прошипел Кингсли. — Перси, что ты тут делаешь?

Гестия Джонс, наверное, доложила ему, что я был на снимках положений, когда удаляла с них отпечаток моего отца.

— Сколько времени? — спросил я, чувствуя, как ноет каждая моя косточка.

— Семь утра… Ты был тут всю ночь?

— Был, — ответил я. — Я пойду, мне нужно привести себя в порядок перед работой…

— Почему? — спросил Кингсли.

— Устал, — я пожал плечами. — Я пойду, у меня еще много дел сегодня.

Так я и сделал. У меня действительно было много работы.

Все утро я потратил на то, чтобы выяснить как можно больше о племяннике Амелии Боунс и, убедившись в том, что он не был замешан ни в каких политических интригах, вздохнул спокойно. Это, как вы можете себе представить, было преждевременно, но к похождениям Уэллса мы подробно вернемся в следующей главе.

Было время обеда, и я стоял в очереди в кафетерии, задумчиво уставившись на осиротело лежавший в витрине сероватый кусок говядины.

Рядом со мной стояла красивая девушка — помощница Эглантины Берк. Она то и дело косилась на меня, как будто собиралась заговорить, но сомневалась.

— Интересно, как мисс Арме удалось преодолеть все эти препятствия? — наконец, немного нараспев, спросила она.

Я едва не закашлялся — так вдруг пересохло в горле.

— Прошу прощения? — выдавил я, стараясь изобразить искреннее непонимание.

— Мисс Арма очень удачно вписалась между министром и Визенгамотом, — безмятежным тоном произнесла помощница Эглантины Берк, все еще не оборачиваясь на меня. Я припомнил, что ее звали Ронуэн Мелтон.

— Мисс Мелтон, могу я пригласить вас? — холодноватым тоном спросил я.

Я расплатился, и мы сели за один стол, в самом дальнем углу кафетерия.

— Я так понимаю, у вас есть какие-то подозрения почему бы вам не высказать их напрямую?

Мелтон разгладила салфетку, бросила на меня внимательный взгляд и произнесла:

— Вы были весьма близки с мисс Армой, мистер Уизли.

Ворох мыслей промчался сквозь сознание. Значит, это именно она рассказала тогда Эглантине Берк? Может это именно Берк послала ее поговорить со мной? Что именно было им известно? Я не представлял, как мне удастся выкрутиться, но все равно решил врать напропалую. Хорошо было только одно: Мелтон разговаривала со мной, не с Амбридж.

— И она жестоко обманула мое доверие, — со всей желчью, на которую был способен, произнес я. — Вы, может быть, знаете, кто такой Хельмут Риз?

В глазах Мелтон на мгновение мелькнуло сомнение, впрочем, она не спешила мне верить. Я понял, что нужно продолжать.

— Не знаете? — с остервенением спросил я. — Так вот. После того, как я, рискуя своей карьерой, помог ей против Амбридж, она бросила меня ради этого журналиста. Она пыталась врать, но, знаете, я видел их вместе. На вечере у леди Эглантины, да и до этого… Одно меня радует, — я зло усмехнулся, — мистеру Ризу тоже не поздоровилось.

Мелтон едва заметно улыбнулась.

— Я тоже недолюбливаю мистера Риза, — тягуче произнесла она.

— Что же, рад, что мы это прояснили, — язвительно сказал я.

Если у Мелтон было что-то еще, что она не спешила раскрывать сразу, то теперь было самое время. Чтобы скрыть волнение, я опустил взгляд, принявшись пилить лежавший передо мной на тарелке кусок курицы. Мне нужна была передышка.

Мелтон молчала. Когда я снова поднял на нее глаза, оказалось, что она улыбалась. Не с превосходством того, кто только что уличил собеседника во лжи, а вполне мило. Улыбка ей шла, от нее ее глаза загорались каким-то манящим блеском.

— Вы не считаете, что вредно пить столько бодрящего зелья? — спросила она.

Я едва сдержался, чтобы не окинуть ее вопросительным взглядом. Было решительно непонятно, чего она добивалась.

— Спасибо за заботу, мисс Мелтон, — равнодушно отозвался я. — Расскажите лучше, чем вам насолил мистер Риз?

— Как вы сказали, — певуче произнесла та, все еще не сводя с меня глаз, — он предал мое доверие.

Договорив, Мелтон подняла свою кружку с бодрящим зельем.

— Если бы те, кого мы любим, всегда этого заслуживали, — она выжидающе смотрела на меня.

— Мир стал бы намного лучше, — отозвался я. Все это казалось мне крайне странным.

Она снова улыбнулась мне, я притворился, что пью и, уже поставив свою кружку на место, заметил торжество, на мгновение проступившее на ее лице.

— Так что, вы действительно разорвали все отношения с мисс Армой? — небрежно спросила Мелтон. Тон вопросов стал другим. Значит сыворотка правды? По спине пробежала едва заметная дрожь. Эглантина Берк хотела убедиться?

— Разумеется, — твердо сказал я. — Скажу честно, она никогда не была моего круга, а в таких условиях… — я покачал головой.

— И вы не знаете, где найти мистера Риза? — с волнением перебила меня Мелтон. Мне подумалось, что этот вопрос обладал значением уже лично для нее.

— Если бы я знал, он давно бы сидел в Азкабане, — процедил я.

Мелтон с разочарованием молчала.

— Иногда не понимаю, как я мог быть таким глупцом? — с каким-то азартом продолжил я. — Так рисковать! И из-за кого? Начинаешь задумываться, не подмешивала ли мисс Арма мне чего-нибудь в бодрящее зелье.

Мелтон странно посмотрела на меня. Я едва удержался, чтобы не ухмыльнуться, и постарался принять мрачный вид, словно говорил совершенно серьезно.

— А все-таки, зачем вам мистер Риз? — продолжал спрашивать я. — Зачем вам пытаться найти его самой?

— Я должна отплатить ему, — процедила Мелтон, потом, словно опомнившись, спокойно продолжила: — Не могла отказать себе в удовольствии спросить, мистер Уизли.

— Знаете, — заметил я, — я понимаю, что вы должны сейчас испытывать. Если я хотя бы чем-то смогу вам помочь… У меня ведь тоже есть причины недолюбливать мистера Риза.

— Благодарю вас, мистер Уизли, — не знаю, изображала ли Мелтон признательность, но выходило натурально. — Надеюсь только, что вы сможете держать это в тайне?

Я с готовностью кивнул. Казалось, Мелтон пыталась совместить выполнение поручения от Эглантины Берк с чем-то более личным. Ей хотелось отомстить Ризу? По крайней мере, было ясно, что она его недолюбливает.

— А леди Эглантина? — спросил я. — Вы поможете мне добиться встречи с ней? Я думаю, что должен объяснить ей ситуацию…

— Не волнуйтесь, — засмеялась Мелтон. — Леди Эглантина с пониманием относится к таким вещам. Просто помните о том, чем вы ей обязаны.

Когда я ворвался домой, Риз сидел за столом и волшебной палочкой запускал дротики в висевшую над диваном карту Лондона.

— Что у тебя было с Ронуэн Мелтон? — спросил я.

— Ронуэн Мелтон? Почему ты спрашиваешь? — лениво спросил тот, метнув очередной дротик и с удовольствием кивая самому себе, когда тот вонзился прямо в купол собора Святого Павла.

— Она сегодня пыталась расспросить меня о тебе. Похоже, она на тебя зла.

Риз довольно улыбнулся.

— Ничего не поделаешь. Мы с ней встречались пару дней, начиная, кажется, с того вечера, когда вы сошлись с Айи. Какая ирония.

— Я не совсем уверен, но, видимо, она пытается разыскать тебя. — уточнил я.

— Так она только заработает себе проблем, — пожал плечами Риз.

Я был склонен с ним согласиться: встреча с Мелтон, конечно, была неожиданностью неприятной, однако же, было сомнительно, что она сможет доставить какие-то серьезные проблемы. Гораздо больше меня волновало, чего потребует от меня Эглантина Берк, впрочем, я надеялся, что она не будет выкидывать эту возможность на мелочи, а помочь ей избавиться от Амбридж я был совсем не против.

Тем временем приближался октябрь. А ведь именно в первые выходные этого месяца Гарри Поттер впервые встретился со своими однокашниками для того, чтобы организовать кружок по Защите от Темных Искусств, получивший название Отряда Дамблдора. В этот кружок входили мои братья Рон, Фред и Джордж и сестра, Джинни, кроме них, была его членом и Эфуа, сестра Айи.

Амбридж узнала об этой встрече в тот же день — благодаря мелкому стукачу, по имени Уилли Уиддершинс, которому кто-то из Отдела Тайн, не очень, наверное, надеясь на результат, поручил день и ночь ошиваться в «Кабаньей Голове», пабе, принадлежавшем брату Альбуса Дамблдора. Впрочем, об этой истории мы еще поговорим в свое время.

Детали событий последующих нескольких недель мне не удалось бы изложить во всей полноте без участия мистера Уэллса, за что выражаю ему свою благодарность.

Майкл Уэллс всегда считал, что чего-нибудь добьется. Он привык рассчитывать на себя, на свой ум и способности. Он был самоуверен, и не уважал никого, кто не мог заслужить уважения. Попав в одиннадцать лет в волшебный мир, он достаточно быстро освоился с магией, по его собственному признанию, она всегда вызывала и вызывает у него почти детский восторг. Когда же на пятом курсе пришло время выбирать специальность, Уэллс сразу же заявил о своем желании поступить в мракоборцы.

Теперь его жизнь сделала крутой поворот и неожиданно оказалась связана с издательским бизнесом. Ему приходилось сложновато, ведь сам он читал только учебники заклинаний и зелий, впрочем, не таков был Майкл Уэллс, чтобы отступать перед чем-либо.

Началось все с того, что Уэллс познакомился с Эгбертом Боунсом, племянником Амелии Боунс и единственным выжившим сыном Эдгара Боунса. Обычно говорили, что Эдгар погиб вместе со всей своей семьей, так что Эгберт большую часть молодости провел объясняя всем вокруг, что это было не совсем так: младший из трех детей остался жив, хотя, учась в Дурмстранге, и называл себя Эгберт Делл.

Что еще можно было сказать об Эгберте?

— Он чудовищный бездельник, — поджав губы, говорила мадам Боунс. — Я уже три года слышу о его намерении организовать издательство — и ничего, никаких продвижений.

Это было большей частью верно. Вернувшись в Лондон три года назад, Эгберт с тех пор целые дни колесил по книжным ярмаркам или сидел у Флориша и Блотса. Вроде бы, предполагалось, что он пытается определить, какие книги найдут рынок, хотя, на самом деле, ему просто нравилось читать все подряд.

— Мистер Уэллс кажется целеустремленным молодым человеком, — с присущей ей суровостью замечала мадам Боунс. — Может быть, он заставит Эгберта наконец заняться делом.

Надежда на это, впрочем, была слабая: Эгберт был человеком с характером и, казалось, твердо решил ничего не делать. Уэллсу предстояло самому убедиться в этом уже на следующий день, когда он явился в Флориш и Блоттс.

— Так вы мистер Уэллс? — вместо приветствия спросил Эгберт, не вставая даже для того, чтобы пожать ему руку.

— Майкл Уэллс, — отозвался тот.

— Тетушка сказала, что вы по поводу работы, — утвердительно сказал Эгберт, возвращаясь к своей книге.

— Мне говорили, что у вас сложности, — ядовито отозвался Уэллс. — Если вы не справляетесь, я готов сам наладить дело.

Эгберт оторвался от чтения и насмешливо посмотрел на него.

— Сколько вы хотите в месяц? — спросил он. — Чтобы оставить меня в покое?

Но Уэллса было не так то просто сбить с намеченной цели. Несмотря на то, что он не ел последние два дня, его самолюбие притушить было невозможно.

— Итак, — из палочки Уэллса вылетел рулон бумаги и, развернувшись, завис в воздухе. На нем обнаружились какие-то разноцветные графики и диаграммы: готовясь к встрече Уэллс пролистал с полдюжины каталогов и статистических альманахов.

— Моя ставка — биографии. Эта ниша все еще пустует. Читатели изголодались по правдивым жизнеописаниям.

— И кто будет это писать? — нехотя отвлекаясь, спросил Эгберт.

— Рита Скитер, — твердо сказал Уэллс. — Я не знаю, что с ней случилось в последнее время, но она, похоже, осталась без места в Пророке. Читателям нравится ее стиль, у нее есть имя. Мое предложение — мы платим ей аванс за Армандо Диппета, бывшего директора Хогвартса. В свете всего этого шума вокруг школы — пойдет.

— Почему не Дамблдора? — с прежним равнодушием спросил Эгберт.

— Неоднозначная личность. Вам придется выбрать сторону, мистер Боунс, — насмешливо отозвался Уэллс, смерив того покровительственным взглядом.

— А я всегда избегал этого, — без тени смущения отозвался Эгберт. Потом он слегка улыбнулся, словно над шуткой, которая была понятна только ему одному.

— Так что? — практически со злостью спросил Уэллс.

Эгберт взмахнул палочкой, достав из воздуха украшенный печатью листок бумаги.

— Вот расписка. Вы станете моим деловым партнером, думаю, двадцати процентов от прибыли будет достаточно?

— Нет.

— Больше вы не получите.

Разумеется, Уэллсу пришлось согласиться: он сам не мог вложить в это дело ничего, кроме своего времени.

За следующие пару дней Уэллс переделал тысячу дел, начиная от встречи с Ритой Скитер и заканчивая договорами с книгопечатниками. За все это время Эгберт не пошевелил и пальцем, ни капли не изменив своему привычному образу жизни. Весь его вклад заключался в том, что он ввел Уэллса в так называемый «Книжный Клуб», с тем, чтобы, во-первых, больше не появляться там самому, и, во-вторых, из удовольствия скандализировать собиравшуюся там почтенную публику. Второе, к слову, даже более чем удалось.

Да будет вам известно, что «Книжный Клуб» был крайне чинным местом, в него входили такие тузы книгопечатания как Септимус Флориш (владелец небезызвестного магазина и одноименного издательства), Элфиас Дож (известный автор филосовских эссе и друг Дамблдора), Варнава Кафф (главный редактор Пророка), Тобиас Мисслторп (основатель и владелец Ведьминого Досуга) и Эразинус Нотт (известный меценат и, как выяснилось позже — пожиратель смерти).

Как вы можете себе представить, в первый же день своего появления в клубе, Уэллс успел рассориться с мистером Каффом, едва не дойти до рукоприкладства с Эразинусом Ноттом и шокировать своими высказываниями почтенного старика Дожа, когда тот, следуя своей давней привычке и имея в виду полученные от меня сведения, попытался его увещевать.

— Будьте осторожнее, мистер Уэллс, — своим высоким, слегка хрипловатым голосом начал Дож. — У вас появился такой шанс, не упустите его.

— Шанс есть шанс, — со злостью и почти фирменной наглостью ответил Уэллс. — Но любезничать с консервированными стариками я не намерен, не примите на свой счет. И если Нотт будет при мне высказываться о «чистой крови» и потом спрашивать меня, что я об этом думаю, то он может пойти…

От окончания этой фразы бедняга Дож так поперхнулся своим чаем, что не мог откашляться еще минут десять.

— Мой дорогой мальчик! — наконец выдавил он. — Прошу вас, подумайте о своем будущем! Вы же знаете, что, после того, что вы говорили, Отдел Тайн имеет вас в виду?

Кстати, именно поэтому Альбус Дамблдор остерегся принять Уэллса в Орден Феникса.

— Благодарю вас за беспокойство, — уже мягче сказал Уэллс, ему было немного совестно за недавнее высказывание. — Но, поверьте, я ничего противозаконного не сделал, а что касается моих высказываний — так на то и существует свобода слова.

Всем этим светопреставлением он, разумеется, не мог не обратить на себя внимания более молодой части «Книжного Клуба».

— Между нами говоря, вам, мистер Уэллс, стоит отказаться от сотрудничества с мистером Боунсом, — нарочито-шутливым тоном говорил Джастин Берд, известный тем, что ему принадлежала газета Фейри Тейлс. — Мистер Боунс — чудовищный бездельник, вы, наверное, заметили. Вести с ним дела я бы никому не посоветовал.

— Есть предложение получше? — со своим фирменным нахальством спрашивал Уэллс.

И предложений, разумеется, не находилось — Берд только усмехался, — пока ему не стало известно про книжку под названием «Армандо Диппет: Идеал или Идиот?», которая ускоренными темпами вылетала из-под пера Риты Скитер с тем, чтобы быть опубликованной уже к Рождеству. После этого он стал относиться к Уэллсу с некоторым уважением и, хотя и не предложил ему перейти работать к нему, но пригласил в так называемый «Новый Книжный Клуб».

И вот теперь наконец мы подходим к главному, ведь «Новый Книжный Клуб» был как раз тем сборищем, где Уэллс оказался бы на своем месте.

— Аристократия поросла мхом, — замечал Берд. — Они просто сидят на своих деньгах и ничего не делают, как, например, ваш приятель, Эдгар. Заботятся ли они о простых волшебниках? Нет и еще раз нет. Все, что их заботит, — опасность потерять свои привилегии. Вот один только законопроект о маглорожденных чего стоит. Такая разумная вещь, а копий сломано немерено. Если бы не Райс Ричардс, а она, к слову, работает на меня, — это Берд всегда находил нужным подчеркнуть, — так вот если бы не Райс Ричардс — ничего бы этого не смогло случиться.

— Я слышал, с ней связались только после того как Хельмут Риз был объявлен в розыск, — с тонкой издевкой заметил Хаскелл Грейвс, владелец Чармстрайкера, знакомый Риза и человек, которого Берд ненавидел всеми фибрами души. Я бы сказал, что они походили на хозяев скаковых лошадей, которые не могли не спорить о достоинствах своих питомцев при каждом удобном случае.

Берд окинул его недовольным взглядом и, еще больше повышая голос, продолжал:

— Я не знаю, какова роль мистера Риза в этом деле. Но факт, — он особенно напирал на слово «факт», — остается фактом. Только журналист Фейри Тейлс не побоялась выпустить интервью мисс Армы на ВРВ.

— А что, мистер Берд, — все с той же издевкой замечал Грейвс, — как Фейри Тейлс реагировала на все эти атаки на господина Дамблдора? Что-то я не припомню ни одной опровергающей статьи.

А надобно вам сказать, что сам Грейвс совсем недавно сменил курс с нейтрального и поместил в недавний номер несколько статей в поддержку Дамблдора. Сам Дамблдор позднее говорил, что это был достаточно крупный успех, а Фадж по этому случаю разбил гипсовую статуэтку, стоявшую у него в кабинете.

— Я следую фактам, — ощерился Берд. — И не стану поддерживать малодоказанную точку зрения только потому, что она расходится с позицией министра.

Грейвс усмехнулся и хотел было уже отпустить язвительный комментарий, когда в их беседу неожиданно вмешался Уэллс.

— И вы думаете, что достаточно хорошо делаете свою работу? — громко сказал он.

Грейвс и Берд с недоумением обернулись и посмотрели на него.

— А мне кажется, Фейри Тейлс и Чармстрайкер упускают главное, — с какой-то озлобленностью продолжил Уэллс. — Эти маленькие интимные связи чистокровных фамилий и министерства. И никаких статей.

— Вы не представляете и наполовину так хорошо, как я, насколько сгнила эта система, — снисходительно заметил Берд. — Я печатаю все, и, боюсь признаться, все мы ходим по лезвию бритвы: Фейри Тейлс того и гляди могут закрыть…

Грейвс был сдержаннее и не спешил вступать в спор.

— Сдается мне, вы боитесь, — усмехнулся Уэллс.

— А вы предлагаете ворваться на первый уровень, размахивая волшебной палочкой? — хмыкнул Берд.

— Если это единственный вариант, — крайне вежливо ответил Уэллс, сделав вид, что не заметил насмешки. — Понимаете, мой жизненный опыт немного отличается от вашего. Я считаю, что, когда зажимают в угол — наступает время пустить кровь.

Берд на мгновение осекся, однако все равно сохранял такой важный и снисходительный вид, словно Уэллс говорил нечто очень забавное или был очень забавен в своих заблуждениях.

— А что, может, вы и правы, — с язвительным смешком вмешался Грейвс. — Но если вдруг решите перестать размахивать знаменем и замараться в журналистских расследованиях, я с радостью куплю у вас все, что напишете.

И приблизительно в этот момент в главный зал клуба вошли мракоборцы Долиш и Роули.

Когда Долиш и Роули вошли в зал «Нового Книжного Клуба», на них поначалу не обратили внимания. Они спокойно подошли к Берду, Грейвсу и Уэллсу и попросили их выйти с ними. Могу сказать точно, они тогда действовали наугад, однако, на всех вокруг их появление произвело самое превратное впечатление. Всего в клубе в тот вечер было человек пятнадцать.

— Явились! — мрачно заметил кто-то. — Убирайтесь к Мерлину!

Остальные же просто неодобрительно разглядывали непрошенных гостей.

Джастин Берд явно переживал в этот момент не самые лучшие мгновения своей жизни.

— И зачем? — твердым голосом спросил Уэллс.

— Мы хотели задать вам несколько вопросов, — сказал Долиш, Роули же в этот момент окидывал каждого вокруг подозрительным и, по возможности, угрожающим взглядом.

— Спрашивайте здесь, — сказал Уэллс. Долиш слегка осклабился и с иронией посмотрел на него.

В этот момент Берд не выдержал и шмыгнул за спину одного из своих соседей. Роули издал какой-то нечленораздельный рык и рванулся за ним, растолкав нескольких людей и наконец споткнувшись о чью-то неудачно выставленную ногу. Когда он поднялся, в его руках уже была волшебная палочка.

— Никому не двигаться! — проревел он.

Эффект вышел в точности обратный: Роули не выглядел надежным человеком, а получать заклятие никому не хотелось. Кто-то поспешил отойти подальше, кто-то — тоже выхватил палочку. В наступившей суматохе Грейвс скользнул куда-то в сторону.

— Стоять! — крикнул Роули, со злостью оглядывая редеющую толпу. Кончик его волшебной палочки начинал искриться.

— Остановите его! — Уэллс смотрел на Долиша. — Что вы стоите?

Но Долиш принял равнодушный вид и, казалось, собирался позволить ситуации развиваться своим чередом.

Тем временем все грозило перерасти в полноценную стычку. С палочки Роули сорвалось оглушающее заклятие, пролетевшее, к счастью, выше голов собравшихся и затухшее, ударившись о потолок.

Потом на глаза Роули попался Берд, почему-то все еще стоявший в дальнем конце зала. Он снова сорвался за ним, ругаясь на всех вокруг. Кто-то стукнул его заклятием-подножкой и он снова растянулся на полу. Послышались смешки. Лицо Роули наливалось кровью от злости. С каждым мгновением он свирепел все больше и, казалось, скоро должен был перестать отдавать себе отчет в том, что делает.

— Значит так, да? — процедил он сквозь зубы, оглядывая окружавших его людей. Острие его палочки снова засветилось.

В следующий момент, казалось, должно было произойти что-то ужасное, однако в спину Роули ударило обезоруживающее заклятие, его палочка оказалась в руках Уэллса, а в следующее мгновение тот сорвался с места и, проскальзывая между людьми, бросился к выходу.

— Держите его! — завопил Роули.

— Спокойно, — усмехнулся Долиш и потом, обращаясь уже ко всем, добавил: — Мы уходим.

Когда Уэллс выскочил на улицу, прохладный вечерний воздух обдал его пьянящим ощущением свободы. Еще через секунду он заметил двоих мракоборцев с палочками наготове, которые, по всей видимости, ожидали его. Уэллс попытался проскочить мимо, но словно ударился в невидимую стену. Едва приходя в себя, он отразил рванувшиеся к нему заклятия, чувствуя, что времени на то, чтобы разрушить щит вокруг клуба, выиграть не получится.

— Давай. Порадуй меня, — послышался равнодушный голос Долиша. И, когда Уэллс обернулся, его глаза встретили такой же безразличный взгляд.

Рядом с Долишем вышагивал все еще кипевший от злости Роули, впереди с напускной безмятежностью шел Грейвс и трусил, словно побитая собачонка, Берд.

Но Уэллс был не такой человек, чтобы останавливаться на половине пути. Все как раз немного отвлеклись, ожидая, что он сдастся.

Уэллс оглушил одного из мракоборцев, защитился от атаки другого, сбил с ног Роули, размахивавшего палочкой Берда, потом снова бросился бежать, пытаясь на ходу сотворить заклинание, снимающее щит вокруг здания.

Чего он не учел — так это того, что в оцеплении было больше, чем двое.

Севидж и Тонкс выросли перед ним, как будто из-под земли, оглушающее заклятие ударило Уэллса в грудь, он отлетел, выпустив из рук волшебную палочку, подоспевший Роули с чувством пнул его в живот.

— Итак, — голос отдававшего приказы Долиша казался Уэллсу мутным, — Смит, Роули и Тонкс отправляются с этими тремя в министерство…

— Может быть, я пойду, сэр? — вмешался Севидж.

— Нет, вы останетесь со мной и Корнером ждать подкрепления.

— Зачем? Мы уже…

— Закон есть закон. Вам, Тонкс, это кажется странным, но закон надо уважать, — Долиш вытащил из кармана пачку сигарет и закурил, — так же, как и тех, кто этот закон представляет, — закончил он.

Уэллс почувствовал, что его поднимают на ноги. В голове у него все еще было немного мутно от заклятия, но он понял, что Долиш теперь смотрел на него.

— Ну что, мистер Уэллс, повезло вам? — все тем же равнодушным тоном спросил он.

Но прежде чем Уэллс успел придумать, что на это ответить, Смит взял его под локоть и они оба трансгрессировали.

Я видел, как Уэллса, Грейвса и Берда вели по коридору.

«Это случилось», — пронеслось в голове. Я развернулся и шмыгнул обратно в архив, на ходу доставая волшебную палочку и тараторя сообщение вылетевшему из нее серебристому лису. Я еще не знал, что именно случилось, но нужно было, чтобы это происшествие не смогли связать с Айи и мадам Боунс. Серебристая рысь на мгновение мелькнула прямо передо мной, только чтобы сказать:

— Гестия на месте. Удали все немедленно. Агента мы берем на себя.

Я шагал вдоль стеллажа, заставленного пузырьками, пока наконец не достиг нужной полки. Именно здесь были воспоминания того человека, который следил за Айи. Я вытащил все пузырьки, которые там были, не разбираясь, рассовал их по карманам.

— Он сказал — просмотрите все, что есть, — донеслось от двери.

Кто-то направлялся сюда. Так быстро? Они действительно не теряли времени даром. Я наложил дезиллюминационное заклятие, бросился к выходу.

Впереди маячил свет — заклятие люмус. Два волшебника шли мне навстречу. Размеренные шаги. Я вжался в стеллаж.

Развевающаяся от быстрой ходьбы мантия задела мое колено. Всколыхнувшийся ветер ошпарил мой мокрый от пота лоб. Они прошли мимо. Я выдохнул.

Рука, которой я опирался на полку соскользнула. Послышался звон разбивающегося стекла, голубоватая жидкость тускло блеснула, расплескиваясь по полу.

Они обернулись, слепящий луч волшебной палочки ударил мне в лицо.

— Мерлин подери, ты, кажется, что-то разбил.

Затаив дыхание я отступал к выходу. Сердце колотилось у самого горла.

— Это не я. Оно позже упало. Тут кто-то есть…

Свет заметался, отблескивая в стекле бесчисленных пузырьков с воспоминаниями. Я продолжал пятиться, отчаянно надеясь не оступиться.

— Забери воспоминания. Я посмотрю.

Один из волшебников развернулся и пошел по проходу, высоко подняв волшебную палочку.

«Конфундус», — отчаянно подумал я, делая еще несколько торопливых шагов назад.

Он дернулся, как от удара, споткнулся, судорожно схватившись за полку, чтобы не упасть. Еще несколько пузырьков сорвались вниз и, разбиваясь, стеклянно зазвенели по полу.

— Ты что делаешь? — донеслось из глубины зала.

— Мерлин, — ошеломленно выдохнул другой.

Я резко развернулся и со всей возможной скоростью пошел к выходу. Если он придет в себя быстрее, чем мне удастся уйти…

— Да что там у тебя?

Глянув назад, я увидел, как второй луч света приближается к первому.

— Что с тобой?!

— Там кто-то… кто-то есть!.. Он… оглушил!.. меня

Сзади послышались торопливые шаги. Луч осветил пол прямо передо мной. И тогда я бросился бежать, уже не заботясь о том, чтобы не быть услышанным.

Заклятие чиркнуло мимо, угодив в полку, снова послышался звон битого стекла.

— Аккуратнее, ты!

Я подлетел к двери, проскользив по полированному полу. Схватился за ручку. Заклятие ударилось в стену. Я выскочил наружу, едва не задев плечом за косяк, пробежал коридор, взлетел вверх по лестнице на девятый уровень.

Шагов сзади было не слышно. Меня больше не преследовали. Значит, собирались взглянуть на снимки. Здесь оставалось только довериться Гестии Джонс.

Все еще пытаясь отдышаться, я подошел к лифту и, когда двери закрылись за мной, снял дезиллюминационное заклятие.

Уэллса, Грейвса и Берда поместили в отдельные камеры. Каждая из них представляла собой пустое ярко освещенное помещение, выложенное темно-зеленой плиткой.

Уэллс услышал, как щелкнул засов за его спиной. Он был почти уверен в том, что задержать его надолго не получится. Как он и сказал Элфиасу Дожу всего каких-то пару недель назад (хотя, казалось, целую вечность): на то и была свобода слова, чтобы говорить то, что думаешь.

Единственное, что вызывало у Уэллса смутное беспокойство — его нападение на Роули и попытка побега. Вокруг этого и крутились его мысли, пока он сидел на полу, ожидая, что что-нибудь произойдет.

Возможно Уэллсу начинало казаться, что время остановилось, однако суетящимся в Атриуме людям его, казалось, критически не хватало. Туда-сюда сновали мракоборцы с палочками наготове, спешили куда-то, сгибаясь под тяжестью бумажных стопок, судебные клерки. Я знал, что они готовили ордера и повестки. Мимо, к счастью, не заметив меня, решительно прошагал Фадж. Я услышал, как он сказал шедшим за ним Скримджеру и Амбридж:

— Чем быстрее, тем лучше…

Я постарался не попадаться им на глаза. Где-то впереди мелькнула Айи: ей тоже собирались задать несколько вопросов. Мне почти становилось тошно от волнения.

— Перси, не оборачивайся, — прошептал Кингсли буквально в самое мое ухо. Я постарался сохранить безразличное выражение лица, но сердце ощутимо провалилось вниз от неожиданности. — Есть дело…

Когда я ворвался к себе домой, Риз, по обыкновению, сидел за столом, нервно перелистывая рапорты.

— Что-то случилось? — не отрываясь, спросил он. — Тебе письмо.

Я поспешно пробежал глазами строки торопливой записки, впрочем, я и по розовому цвету бумаги мог догадаться, что это Амбридж вызывает меня к себе.

— Я должен возвращаться, — заметил я. — Тебе придется зачистить квартиру Уэллса. Забери и уничтожь все, что может быть нелегальным. Ингредиенты, книги…

Дело было в том, что, для того, чтобы избежать неожиданностей, Орден собирался обыскать квартиры всех, кого арестовали сегодня, а так же редакцию Чармстрайкера и Фейри Тейлс. Действовать нужно было очень быстро, так что меня с Ризом Кингсли просил помочь: нам доставалась квартира Уэллса.

Я, как мог, объяснил ситуацию.

— Так что тебе придется пойти самому.

— На улицу? — в голосе Риза был неподдельный ужас. Я мог бы поклясться, что он даже побледнел от одной мысли о том, что придется выйти из квартиры. — Я… я не могу.

— Больше некому, — сказал я, оглядываясь. — Я знаю, ты справишься.

Мне казалось, что я забыл что-то сделать.

— Ты что, не понимаешь? — взорвался Риз. — Я же…

Я отвлекся и посмотрел на него.

— Я бы попросил их отправить кого-то другого, но больше никого нет, — повторил я, уже направляясь к двери. — Айи арестовали, за Ричардс все еще наблюдают, Орден занимается Чармстрайкером. Просто постарайся. Я не думаю, что там очень много работы…

Все еще смертельно бледный от страха, Риз кивнул.

Получив таким образом подтверждение, я отправился в обратно в министерство.

Амбридж я нашел в ее обычном кабинете. Она была деловита и собрана, думаю, ей гораздо больше нравилось здесь, чем в Хогвартсе.

— Перси, отлично, — сказала она. — Уэллса арестовали, ты уже слышал?

Прежде чем я успел ответить, она довольно усмехнулась и продолжила:

— Возьмешь на себя часть работы и будешь, само собой, все докладывать лично мне.

Я кивнул. Видимо, она не хотела оставаться в стороне.

— Хорошо, — Амбридж, кажется, была захвачена потоком собственной мысли. — Идем.

Когда мы спустились в Отдел Правопорядка, мне послышался развязный голос Роули, как будто пытавшегося перед кем-то оправдаться:

— Вовсе нет. Совершенно нет. Один на один я бы…

Мы прошли по коридору (по дороге Амбридж пересказывала мне основные детали произошедшего) и, наконец, оказались в комнате с единственным столом и несколькими стульями.

— Ладно, Перси, — сказала Амбридж. — Можешь пока поработать здесь. Проведи парочку допросов. Но больше всего — смотри за тем, что они делают и докладывай мне.

— Думаете здесь есть агенты Дамблдора? — с удивлением спросил я.

— О, они гораздо ближе, чем ты думаешь, — деловито заметила Амбридж. — Но про них мы знаем, это не так страшно. Есть, конечно, еще осведомитель Армы, но раз уж она тоже здесь… — мое сердце екнуло. — Вопрос в том, что Скримджер попытается присвоить все заслуги себе, — Амбридж остановилась и значительно посмотрела на меня.

Я кивнул. Ясно как день, это был вопрос влияния на министра.

В этот момент в комнате появился Долиш. Вид у него был серьезный и хмурый, как будто каждый человек на свете нанес ему, по меньшей мере, личное оскорбление.

— Мадам Заместитель Министра, — заметил он, посмотрев на Амбридж и как будто бы выражая удивление тем, что встретил ее здесь. — Вы уже знаете, что кто-то выкрал все относящиеся к делу воспоминания из архива внешних наблюдений?

Это они, в запечатанных пузырьках сейчас побрякивали в моем кармане. Я понял, что забыл их выложить, когда заходил домой.

— Да? — со злостью произнесла Амбридж. — Вы уже знаете, кто их вынес?

— Снимки были отредактированы, — равнодушно произнес Долиш. — Мы…

Значит Гестия Джонс успела. И все равно я был как на иголках.

— Так у нас, значит, работает Управление Мракоборцев и отдел Внутренней Безопасности, — издевательски пропела Амбридж. — Лучше будет, если кто-нибудь сегодня начнет говорить, — она сахарно улыбнулась.

— Непременно, — немного напряженно сказал я и тут же пожалел об этом.

— Прекрасно, — Долиш покосился на меня — от него не укрылась моя нервозность — но смотрел он большей частью все равно на Амбридж. — Тогда я допрошу вашего помощника, — мое сердце пропустило несколько ударов. — У него тоже был доступ в архив. Вы не против?

— Да, пожалуйста, все что необходимо, — деловито сказала Амбридж, потом, уже обращаясь ко мне, добавила: — Закончи с этим побыстрее, Перси, и займись делом.

Я кивнул. Неожиданно мне начало казаться, что стены сжимаются.

— Я не хочу вас сильно отвлекать от работы, мистер Уизли, так что пейте, — прикрыв дверь следом за Амбридж, Долиш снова обернулся ко мне и протянул пузырек с сывороткой правды, — и закончим с этим.

Мозг лихорадочно работал. Я искал выход и не находил. Сердце забывалось в лихорадочной пляске, напоминая о тех давних временах, когда от любой опасности можно было просто убежать.

Паузу нельзя было затягивать. Я протянул руку и взял пузырек.

«Что же», — с удовлетворением подумалось мне, — «по крайней мере, когда все выяснится, Амбридж на своем месте не удержится».

— Просто выпейте, — Долиш безразлично смотрел на меня, казалось, ему надоедало ждать.

В этот момент по этажу отдела правопорядка разнесся пронзительный крик. Казалось, человек мучился от невыносимой боли.

Я вздрогнул, глаза метнулись к двери.

— Что это еще, — с досадой произнес Долиш. — Ладно, вы подождете, мистер Уизли, я сейчас вернусь.

Мне было, наверное, слишком страшно, чтобы радоваться тому, что это происшествие только что выиграло мне немного времени.

О том, что тогда случилось, Уэллс рассказывал мне в дальнейшем, впрочем, о многом я мог догадаться и без этого.

Началось все с того, что дверь камеры скрипнула, и на пороге появился ухмыляющийся Роули.

— Одному не то же самое, да? — с злорадством спросил он.

Уэллс небрежно пожал плечами в ответ. Он не знал, что ему могли предъявить и как он мог защититься от этих обвинений, но показывать свои сомнения кому-то вроде Роули, конечно, не собирался.

— Ты свое получишь, — тем временем продолжал тот, тщетно разыскивая в собеседнике следы смятения. — Это научит тебя…

Уэллс не удержался от смешка, в один момент ему даже пришло в голову напомнить Роули, как глупо тот выглядел, когда явился в Книжный Клуб.

Но Роули, казалось, в напоминаниях не нуждался. Его лицо враз покраснело от нахлынувшей ярости, исказилось от странной гримасы то ли злости, то ли обещания.

Не долго думая, Роули поднял волшебную палочку, направив ее Уэллсу в лицо.

— Ты пожалеешь, — осклабился он.

Уэллс среагировал мгновенно. Позднее он говорил, что в тот момент, неожиданно для себя осознал, что боится, но не тем страхом, который заставляет забиться в угол и дрожать, а тем, который толкает тебя вперед.

Красные искры оглушающего заклятия чиркнули мимо, Уэллс рванулся вперед. Один точно рассчитанный удар — противник обезоружен.

И тут Уэллс понял, что в руках у Роули откуда-то появилась еще одна волшебная палочка. Та, которая принадлежала Берду. Было видно, как Роули усмехается. Наверное, будь у него достаточно времени, он бы обязательно пустился в объяснения, что ровно так все и планировал. Заклятие угодило Уэллсу в лоб, голова резко дернулась назад, неприятно хрустнули шейные позвонки. Он почувствовал, что ударился затылком, понял, что сползает на пол.

— Уже не смешно? — спросил откуда-то издалека злорадный голос Роули. Ему действительно не требовалось напоминать о том, что он глупо выглядел в клубе, и теперь он собирался отыграться.

Последовал новый удар, начисто выбивший воздух из легких. Заклятие растеклось по телу раскаленным металлом, сотни игл вонзились в каждый дюйм кожи. Уэллс скрючился на полу, словно бы отчаянно надеясь защититься. Казалось, кости вывернулись из суставов, раздробились на крохотные острые осколки, брызнули в разные стороны, разрывая плоть. Голос отразился от стен. Легкие разрывались, горели огнем. Голова, казалось, была начинена искореженными металлическими пластинами. Не осталось мыслей, кроме одной: только бы это прекратилось.

Еще одно заклятие попало в висок, левое ухо заполнилось кровью, послышался стук — череп врезался в плиточный пол, мозг напитался едким, неприятным теплом. Темнота сомкнулась над ним. И тогда боль наконец отступила.

Уэллс понял, что лежит на полу, мелко и часто дыша, а, кроме Роули, в камере находится кто-то еще. Он едва мог расслышать, о чем они говорили: в ухе остался только неопределенный высокий звук.

— …напасть на меня, — небрежно произнес голос Роули. — Не очень получилось. — Он хмыкнул.

Кроме него в камере теперь была Тонкс, которую Уэллс, впрочем, тогда не знал по имени.

— Он… — Уэллс попытался встать, но ноги не держали его, к горлу подкатила тошнота. Держась за стену, он, как мог, аккуратно, опустился обратно на пол, голова болела, казалась тяжелой и горячей, словно мозг распух и ему становилось тесно. В глазах темнело.

— Это будет расследовано, — заявила Тонкс.

— Он пытался напасть на меня, — с самодовольством повторил Роули.

Уэллсу приходилось напрягать все свое внимание, чтобы разобрать хоть что-нибудь. Левое ухо совсем ничего не слышало, только кровь все еще текла, оставляя неприятное мокрое ощущение на шее.

— Проверьте палочку, — голос был хриплым. — Он использовал непростительное заклятие.

Тонкс посмотрела на Роули, протянула руку.

— Вашу палочку, — твердо сказала она.

— Тонкс, знайте свое место, — с какой-то наглой напыщенностью отозвался тот, — будете проверять все, что угодно, но не здесь.

С этими словами он сделал шаг к двери, та перегородила ему дорогу.

— Вашу палочку, мистер Роули, — с напором повторила она, взгляд словно пробивал навылет.

— В коридоре, — тон был развязным. — И при свидетелях.

— Хорошо, — процедила та.

Прежде чем они оба вышли за дверь, Тонкс достала собственную волшебную палочку и взмахнула, указав на Уэллса.

— Это ненадолго поможет, — сказала она. — Я пошлю за целителем.

Когда Долиш вышел, пузырек он оставил мне. Я, разумеется, не сомневался, что он сделал это не совсем случайно, так что преобразовывать сыворотку правды я не стал, вместо этого, сотворил второй точно такой же пузырек, только заполненный водой, и спрятал в рукав.

Сердце сильно билось: я не знал, что произошло, а эхо того голоса, казалось, все еще билось в плиточные стены. Долиш вернулся приблизительно минут через пять.

— Что случилось? — спросил я.

— Уэллс напал на Роули, — равнодушным тоном отозвался он. — И тот, кажется, перестарался. Это проверят. Ладно, — Долиш взял пузырек, который я оставил на столе, капнул что-то в него, взболтал и, когда жидкость приобрела синеватый оттенок, хмыкнул: — Все еще сыворотка, значит.

Я изобразил легкое раздражение.

— Что теперь?

— Выпейте это, — Долиш протянул мне пузырек с синеватой жидкостью.

Я забрал его, нервно думая, как теперь незаметно перекрасить воду в другом пузырьке.

В этот момент дверь снова распахнулась и на пороге появилась Тонкс.

— Мы готовы к проверке палочки, вы хотите присутствовать?

Долиш обернулся на нее. Я быстро вылил посиневшую сыворотку правды под стол. Глаза Тонкс немного расширились от удивления, но, к счастью, она ничего не сказала.

Я поднес опустевший пузырек к губам.

— Нет, разбирайтесь сами. Сообщите мне о результатах, — Долиш резко повернулся обратно ко мне. На долю секунды раньше — непременно бы заметил.

— Так. Уже выпили?

— Да, — я сделал вид, что закашлялся, поставил пузырек на стол, потянулся за волшебной палочкой. — Сделаю стакан воды, если вы не против.

— Позже. Вы выносили из архива что-нибудь, что не имели права выносить?

— Нет, — ответил я, несмотря на то, что пузырьки с воспоминаниями все еще звякали в моем кармане.

Долиш еще минуту с сомнением смотрел на меня: по всему было видно, что он не до конца убежден в моей честности.

— Хорошо, — наконец заметил он. — Тогда больше не буду вас задерживать.

Я понял, что, несмотря на это, в его списке подозреваемых я все еще был наверху. Помня о том, что мое горло все еще должно было жечь, я сотворил стакан воды и жадно приник к нему. Сердце все еще прыгало, как сумасшедшее.

Когда Долиш наконец вышел за дверь, я высушил заклинанием разлитую под столом сыворотку и задумался. Нужно было что-то делать, но хуже всего было то, что я даже не до конца понимал, что происходит. Действовать, как всегда, приходилось вслепую.

Я поднялся, вышел за дверь и попросил стоявшего в коридоре мракоборца вызвать Джастина Берда.

Я никогда прежде не видел его, но пробежав досье за те несколько минут, что ждал его появления, узнал, что он возглавлял Фейри Тейлс и состоял в так называемом «Новом Книжном Клубе», из-за происшествия в котором, как вы уже знаете, он и оказался здесь.

Берд выглядел испуганным. Войдя, он затравленно огляделся по сторонам. Я отчетливо понял, что и он тоже слышал, как кричал Уэллс.

— Мистер Берд, — начал я.

— Вы кто? — тот посмотрел на меня с какой-то мрачной решимостью. — Я хочу немедленно поговорить с Долишем.

Долишем? Вот это мне совсем не понравилось.

— Вы будете говорить с тем, с кем положено, — сдержанно заметил я.

— Хорошо же. Надеюсь, я не просто теряю время, — он уселся на стул, пытаясь изобразить самоуверенность. Получалось у него не очень хорошо: он все еще был испуган.

— Мне нужны гарантии, — продолжил он. — У вас есть такие полномочия?

Казалось, в его голове тянется какой-то непрерывный мыслительный процесс и мне очень не нравилось, куда все это идет. Впрочем, лучше было предоставить ему самому объяснить, что он хочет.

— Какого рода гарантии, мистер Берд? — спросил я.

— Вы можете пообещать мне неприкосновенность? — спросил он. — И тайну. Сохранение моей репутации. И… — казалось, мысли приходили ему обрывками, по мере того, как он раз за разом напоминал себе, что нужно просить больше. — И то, что Чармстрайкер будет закрыт… Грейвс отправится в Азкабан.

Вы, конечно, помните, что они были конкурентами.

— Хотите использовать Управление в своих целях? — вкрадчиво спросил я, откинувшись назад и в то же время судорожно обдумывая, что теперь делать. — Думаете, вы в том положении, чтобы торговаться?

Берд слегка напрягся, но быстро взял себя в руки.

— Это мои условия. Без них я ничего не скажу.

Я усмехнулся. Это было, скорее, от расшатанных нервов, но Берд, к счастью, истолковывал все в мою пользу.

На самом деле, мне было совершенно не ясно, что теперь делать. Заявить Берду, что не желаю принимать его показаний я не мог, так что надо было хотя бы потянуть время.

— А что вы можете сказать, мистер Берд? — спросил я.

— Например то, что Уэллс занимался подстрекательством к вооруженному мятежу. Что журналисты Чармстрайкера постоянно нарушают правила профессии. Двойной Ф, вы слышали?

— Феликс Фелицис? — я изобразил сдержанный интерес.

Орден зачистил редакцию Чармстрайкера. Если не будет ничего кроме слов Берда, тем более, он не собирается выступать в суде, состряпать дело не получится. С другой стороны, свидетельство против Уэллса могло серьезно подпортить ситуацию.

— Многие люди из Чармстрайкера принимают его постоянно, — отозвался Берд.

Я выдержал паузу. Судя по всему, он знал, о чем говорит, и это были не просто домыслы. У него есть какие-то доказательства? Я оборвал себя. Не время быть наивным. В редакции Фейри Тейлс наверняка тоже не брезговали Феликсом, так что Берд вполне мог знать какие-нибудь детали. А, в качестве вишенки на торте, Наземникус Флетчер, который, я не сомневался, был в этом замешан, входил в Орден Феникса.

— Сдается мне, — заметил я, нащупав, как мне казалось, возможность потянуть с его признанием немного подольше, — вы пытаетесь прежде всего выгородить себя. Что-то за вами есть, мистер Берд. Настолько важное, что вы готовы сдавать своих сообщников.

Берд вздрогнул.

— Нет, — выдавил он. — Я не хочу проблем из-за того, что этот идиот Уэллс вляпался во что-то. Я не имею никакого отношения…

— Это мы выясним, — перебил я, пытаясь скопировать равнодушную манеру Долиша. — Так какие там у вас условия?

— Неприкосновенность. Меня должны выпустить. Но соглашение останется в тайне. Вы должны позаботиться о том, чтобы я сохранил репутацию.

— Значит в суде выступать вы не хотите? — протянул я, словно в задумчивости. — Может вы и есть глава всего этого заговора? Вот тут сказано, что вы один из организаторов «Нового Книжного Клуба». Пытаетесь запутать следствие?

Я решил пока прикрываться тем, что пытаюсь, так сказать, «докопаться до правды» и, в то же время, как можно толще намекнуть Берду, будто бы ничего хорошего от подобного соглашения он не получит.

Ничего лучше в голову не приходило.

Тот на мгновение растерялся, не придумав сходу, что ответить.

— Очень хорошо, мистер Берд, — сказал я, стараясь дать ему понять, что не оставил его замешательство без внимания. — Мы с вами еще поговорим.

— Нет. Давайте… — начал тот.

— И не забудьте, — я слегка повысил голос, показывая, что еще не закончил, — говорить об этом вы будете со мной и только со мной. Иначе, мистер Берд, — я пристально посмотрел на него, было важно, чтобы он все понял правильно, — Грейвс обо всем узнает.

Берд с напряжением посмотрел на меня, едва заметно, словно нехотя, кивнул. Все-таки, для него было очень важно сохранить репутацию.

В комнату вошел мракоборец.

— Идите, — сказал я. — Вас позовут.

Мне нужно было обдумать свои действия. А для этого требовалось выяснить, что именно у них было. Если показания Берда уже ничего не испортят… Сердце опять колотилось, как бешеное, я чувствовал собственный пульс, и это не давало мне сосредоточиться.

Нужно было узнать, удалось ли что-нибудь обнаружить при обыске.

Если нет, то показания Берда были последним ключом. Если убедить его отказаться давать показания не получится… Как я мог помешать ему?

«Заклятие Империус, другого выбора нет», — подумалось мне. Я внутренне содрогнулся.

И сколько придется его держать? По меньшей мере месяц, пока все не успокоится, возможно, еще дольше. Мне невольно вспомнился мистер Крауч.

Может показания Берда уже ничего не решали. Может, у него ничего и не было. «Хочешь рискнуть?» — пронеслось в голове.

Выглянув в коридор, я увидел сияющего самодовольным торжеством Роули.

Как вы понимаете, он использовал палочку Берда, которую сломал сразу же после, а, так как он колдовал невербально, было невозможно доказать, какое именно заклинание он применил.

Так что? Империус? Мне становилось тошно от того, что я даже задумывался об этом. Но что еще я мог сделать? Может я снова обманывал себя, говоря, что это необходимо? Я собирался защищать Чармстрайкер только потому, что он теперь поддерживал Дамблдора? Или его действительно было важно сохранить?

«Берд — приспособленец», — сказал я себе. — «Даже если Чармстрайкер ведет себя не совсем корректно, доставая информацию, то он… Кажется, для него ничего не имеет значения, кроме того, чтобы его газета продавалась».

И что, это повод применить на нем непростительное заклятие? Справедливость с большой буквы. Я невесело усмехнулся. Впрочем, можно было философствовать сколько угодно, проблемы это не решало.

Закрыв дверь, я прошелся по комнате и уселся обратно за стол.

«Рано паникуешь», — сказал я себе. — «Ты что, действительно думаешь, что Берд такой один?»

Когда Айи зашла, мое сердце сперва защемило, а потом я почувствовал как внутри начинает закипать ярость. Это был первый раз, когда я видел ее вблизи с нашей встречи в лифте. Она выглядела очень уставшей, даже истощенной от усталости. Деятельное спокойствие, которое она показывала окружающим, не доставалось ей бесплатно, и это становилось заметно.

— Айи, — выпалил я, едва мракоборец вышел, — запомни, на тебя у них ничего нет.

Я сжал ее руку.

— У них ничего нет, — повторил я. — Им придется тебя отпустить через несколько часов. Я удостоверюсь в том, что они так и сделают.

Она немного улыбнулась.

— У них ничего нет, — продолжал повторять я. Больше всего на свете мне хотелось взять ее за руку и немедленно вывести отсюда. Однако, все, что я мог — сказать снова:

— Запомни, у них ничего нет.

В этот момент в коридоре послышались шаги. Я заметил, как глаза Айи немного расширились, полуулыбка пропала, сменившись отстраненной холодностью. Выпустив ее руку, я откинулся назад.

— Мистер Уизли, — сказал появившийся в дверях Долиш. Было заметно, что он внимательно присматривается то ко мне, то к Айи. Конечно, ведь именно ее информатора они сейчас искали.

— Как видите, я занят, — отозвался я, одарив его недовольным взглядом. — Мы можем поговорить позже.

— Я думала, мы закончили, — холодно произнесла Айи. — Вызовите мракоборца, я не намерена здесь больше оставаться.

— Не торопитесь, мисс Арма, — равнодушно произнес Долиш. — А вы не обращайте на меня внимания, мистер Уизли. Работайте.

— Позвольте узнать, кто назначил вас следить за моей работой? — спросил я, поднимаясь и проходя через комнату. Выглянув, я кивнул стоявшему за дверью мракоборцу, чтобы тот отвел Айи обратно в камеру. Сердце дрожало: я не мог выносить даже мысли о том, что она снова останется там совсем одна.

— Я не намерен терпеть ваше вмешательство, — сказал я Долишу. — Хотите поговорить? Давайте поговорим.

Тот немного скривился.

— Что же, это, разумеется, ваше право, — с усмешкой протянул он. — А говорить мне с вами пока не о чем, мистер Уизли.

— Было бы проще, если бы вы объяснились напрямую и перестали мешать моей работе, — мой голос был холоден. Я был зол на каждого из них, за то, что Айи пришлось пережить, так что направить эту злость в другое русло было не сложно.

— Не мой метод, мистер Уизли, — Долиш остановился в дверях, оказавшись совсем рядом со мной. — Впрочем, если вы действительно, — он выделил это слово, — ни при чем, переживать не стоит.

И потом он ушел, оставив меня рассуждать о том, насколько много он мог знать и что он собирается делать с этим дальше.

Впрочем, Долиш был не из тех людей, которые фокусируются на единственном деле и не отпускают его, пока оно не будет закончено, напротив, он метался от одного занятия к другому без всякой видимой закономерности. Вот он вышел от меня, ничего не добившись, и, словно мой случай не мог удержаться в его памяти дольше нескольких минут, тут же взялся за другой.

Так он работал. Думаю, если бы мистер Долиш имел склонность составлять афоризмы, то непременно сказал бы что-нибудь в духе: когда распутываешь узел, нужно тянуть за разные концы.

Можно было услышать, как он что-то пробормотал себе под нос, как прошел коридору. Через мгновение мракоборец уже открывал перед ним дверь камеры Уэллса.

За несколько минут до того, как Долиш зашел к нему, тот лежал на спине: так голова и шея болели гораздо меньше.

Уэллса до остервенения раздражало, что приходится следить за тем как он двигается. Хотелось немедленно вскочить на ноги, чтобы показать всем, что так просто они с ним не справятся, но было ясно, что с этим придется подождать. Все же, когда правое ухо уловило скрежет замка, он не мог удержаться.

Пошатываясь, Уэллс поднялся и прислонился к стене, злясь, что не может стоять ровно без этого. Появившийся на пороге Долиш с удивлением посмотрел на него.

— Ну, вижу, вам лучше, — заметил он, взмахнув палочкой и создав стол и два стула. — Садитесь, поговорим.

— Я думал, подозреваемых допрашивают в специальных помещениях.

— А вы сможете туда дойти?

Уэллс усмехнулся. Ему хотелось заявить, что они еще поплатятся, но было ясно, что это выглядело бы жалко. Он прошел к столу (его сильно шатнуло в сторону, но он был рад хотя бы тому, что не упал) и уселся напротив Долиша.

— Надеюсь, вы понимаете, что дело ваше плохо? — спросил тот, насмешливо оглядев его. Уэллс понял, что его попытки выглядеть здоровым никого не обманули. Ему пришло на ум, что ударь он тогда Роули чем-нибудь похуже Экспеллиармуса, тот, возможно, не смог бы заявиться за местью.

— Ваш мракоборец применил на мне Круциатус, — зло сказал он. — По закону, дело должно быть плохо у него.

— Если хотите, можете написать заявление, — Долиш равнодушно пожал плечами. Казалось, он хотел сказать: «Может был Круциатус, а может и нет. Приори Инкантатем непростительных заклятий не показало. В целом, я не Визенгамот, чтобы в этом разбираться.»

— Вы, мистер Уэллс, лучше расскажите, что за зелья вы варите у себя в квартире, — продолжил он.

Уэллс слегка напрягся. Задним числом, ему начало казаться, что кое-что из того, что было у него дома, могло показаться подозрительным.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — сказал он. — Вы дадите мне бумагу? Я…

— Конечно не знаете, — кивнул сам себе Долиш. — Ваши дружки вынесли все подчистую.

Разумеется, Уэллс не понял, о чем он, но вы помните, что Риз собирался проверить его квартиру. Впрочем, не все было так просто.

— Мистер Мерфи, домовладелец, видел ваши опыты.

— Мистер Мерфи не знаком с магией, — парировал Уэллс, все еще спрашивая себя, почему кому-то пришло в голову прикрывать его. — Он не сможет отличить зелье от супа.

— Может быть, — философски заметил Долиш. — Но читать, во всяком случае, он умеет. Может вы скажете, почему у вас были «Начала Массивной Магии» Этельвольда Грина и «Тайны Наитемнейшего Искусства» Оула Буллока?

Как вы знаете, некоторые книги с особенно опасной магией находятся в ограниченном обороте и владеть ими, как и темными артефактами, можно только получив специальное разрешение. Которого у Уэллса, как «неуравновешенного человека, обучавшегося на мракоборца», естественно, не было.

— Я не знаю, что видел мистер Мерфи, но таких книг у меня нет. Если вы закончили с домыслами…

— Вы занимались изучением темных искусств. Боевых заклинаний. Варили какие-то зелья. Добавим ваши высказывания, и получим подготовку вооруженного мятежа, — равнодушно продолжил Долиш. — С показаниями ваших сообщников, думаю, лет двадцать пять будет. Не говоря уже о том, что в клубе вы совершили нападение на мистера Роули, значит еще минимум пять лет. Итого тридцать.

— Это дикость. У вас нет доказательств, — процедил Уэллс, чувствуя, как в голове начинает болезненно пульсировать.

— Не было, — поправил его Долиш. — А вот мистер Грейвс, мистер Берд и мисс Арма, потрудились их предоставить.

— Вы бы со мной не говорили, — хмыкнул Уэллс. — В любом случае…

— Здесь вы не правы, — отрезал Долиш. — Я прекрасно понимаю, что эти трое виновны не меньше вашего. Если в тюрьму отправитесь только вы, для меня будет один из четырех, что скверно.

— И вы, конечно, дарите мне невероятную возможность им отплатить, — издевательски сказал Уэллс. Впрочем, он, конечно, чувствовал себя совсем не так уверенно. В мыслях невольно начинало проскакивать все, что он когда-либо говорил.

— Именно так, — не смутившись, отозвался Долиш. — Подумайте над этим.

С этими словами он поднялся.

— Ах да, бумага, — задумчиво произнес он. — Вам ее принесут.

Чего-чего, а бумаги было в тот день потрачено немерено. Впрочем, к моему счастью, кроме Берда пока никто не собирался давать показаний. «По крайней мере, из тех, о ком ты знаешь», — говорил я себе.

Долиш старался отрезать меня от любой информации о ходе расследования, например, мне так и не удалось узнать, обнаружили ли что-нибудь при обыске. Вокруг этого и вертелись мои мысли, когда я шел по Аппер-Клаптон-Роуд в сторону своего дома. Я чувствовал, что устал, душу грызло волнение за Айи, раздражающим звоном простреливало сомнение.

Что делать дальше? Заклятие Империус. Я так и не понял, стоило ли оно того. Я даже не был уверен, что у меня получится. Я не хотел этого делать.

Поднявшись по лестнице, я в задумчивости прошел к двери своей квартиры и, только остановившись прямо перед ней, понял, что она не была заперта. «Риз не закрыл, когда вернулся», — подумалось мне. Но, войдя в гостиную, я обнаружил совсем не Риза.

— Добрый вечер, мистер Уизли, мы ждали вас, — сказал Долиш, стягивая с рук перчатки и поворачиваясь ко мне. Кроме него здесь было еще человека три — если никто сейчас не копался в моей спальне.

Сердце пропустило несколько ударов. Все было кончено.

Я остановился в дверях, пытаясь быстро сообразить, что лучше — сдаться или попробовать сбежать. Интересно, был ли Риз здесь, когда они пришли?

— Ну, мистер Уизли, скажите мне, — начал Долиш, — сколько вы уже этим занимаетесь?

И вот тогда, после этих слов, я почувствовал какую-то странную легкость. Ведь, если они теперь все знали, ситуация крайне упрощалась. Хотя провал и должен был привести к катастрофическим последствиям, пока я чувствовал только азарт, словно лишние эмоции были затушены.

Я внимательно посмотрел на Долиша, собираясь отвлечь его каким-нибудь дерзким высказыванием и при первой возможности выскочить за дверь.

— Я не… — и тут мои глаза уперлись в картину, висевшую на стене за его спиной. Впрочем, это была даже не картина, скорее посаженный на скотч дешевенький постер с цветастой фотографией подводного мира. Главное — этого постера здесь раньше не было.

Но кому могло понадобиться оставлять его здесь? Мысли сделали крутой поворот и, догадавшись, что вряд ли постер повесил кто-то из людей Долиша, я решил отпираться до последнего.

— … совсем понимаю, что вы имеете в виду, — спокойно закончил я. — Надеюсь, у вас есть право находиться здесь.

Долиш вытащил ордер и продемонстрировал мне.

— Да, мистер Уизли.

— Что вы хотите найти? — спросил я, не дав ему продолжить.

— Здесь тоже чисто, сэр, — из спальни появился еще один мракоборец.

Долиш смерил его неодобрительным взглядом.

Они ничего не знали. Желудок провалился вниз, словно я раскачивался на качелях. Захотелось рассмеяться им в лицо. Похоже, Риз не только догадался не возвращаться сюда, но еще и прихватил с собой все бумаги.

— Если вы закончили, — равнодушно протянул я, — мог бы я просить вас уйти? Мне завтра работать.

И когда через некоторое время они действительно собрались и ушли, я почти не мог поверить своим глазам. Закрыв за ними дверь, я посмотрел на беспорядок, оставленный в гостиной, на плакат с подводным миром и тогда мне показалось, словно внутри что-то лопнуло, губы сами собой растянулись в улыбку.

— Мерлинова мать, это было близко, — со смешком произнес я, чувствуя, как все внутри начинает дрожать. — Это было очень близко.

Я почувствовал, как запоздалая тревога обхватывает меня за горло.

«Узнай они сейчас…» — в голове возник образ Айи, того, как Волан-де-Морт захватывает Министерство. — «Я больше никому бы не смог помочь.»

Я сунул руку в карман и обнаружил пузырьки с воспоминаниями. О них я уже успел забыть. Нужно будет уничтожить их едва представится возможность…

А что Империус? Неопределенное сомнение стало резким. Я так и не решил, что с этим делать. Наверное, сейчас рисковать не стоило? В конце концов, что такого Берд мог им рассказать… Феликс Фелицис? Но об этом Дамблдор прекрасно знает, значит, готов к тому, что мракоборцы могут начать копать в этом направлении. Уэллс? Его было жаль, но риск был слишком велик.

Мне стало неприятно. Впрочем, Империус — это тоже не лучше… Снова вспомнился мистер Крауч. Империус — это тоже не лучше... С этой мыслью я провалился в тяжелый и беспокойный сон.

Утром я проснулся со смутной тревогой и, когда мне на глаза снова попался постер с рыбами, идея стала четкой. Не могу в точности объяснить ход моих мыслей, но ранним утром, до того как явиться на службу, я поднимался по ступеням мраморного вестибюля банка Гринготтс. Здесь у меня была ячейка (я не мог платить за обслуживание полноценного сейфа), где я держал то, что оставалось от моей зарплаты и, после случившегося, у меня было ощущение, что будет лучше если эти деньги будут под рукой.

Привычно скользнув глазами по строчкам над дверями: «Если пришел за чужим ты сюда, Отсюда тебе не уйти никогда!», я прошел в главный зал и уже через минуту разговаривал с клерком. Его голос был неприятно скрипучим, как у других гоблинов, но весь вид выражал готовность помочь.

— Не ожидал увидеть вас так скоро, мистер Уизли! — с радушием сказал он мне.

Я кивнул в легком замешательстве: разве несколько месяцев это «так скоро»?

— Вы снова хотите снять деньги? — спросил он.

— Да, пожалуйста, — сказал я.

Недоумение нарастало. «Снова»? Впрочем, долго задаваться вопросами мне не пришлось, ведь когда я, согнувшись в три погибели, заглянул в открытую клерком ячейку, то обнаружил что золота там ощутимо поубавилось, а вместо пропавших монет появилась записка: «Нашел твой запасной ключ. Нужны были деньги. Р.»

Невероятно. Риз побывал и здесь. И, похоже, использовал оборотное зелье…

Резкими от раздражения движениями я принялся выгребать золото из ячейки и ссыпать в кошелек.

— Вчера и, вот, сегодня, — дружелюбно заметил клерк, с интересом наблюдая за мной. — Большие траты?

Я пожал плечами, пытаясь побороть искушение пересчитать монеты немедленно. Ведь ничего уже не сделаешь, а вызывать лишние подозрения было ни к чему.

С другой стороны, хорошо, что у Риза были деньги, чтобы исчезнуть. С третьей стороны, я догадывался, что он потратил их на Феликс. С четвертой стороны, не выпей он Феликса... С пятой… Я понял, что запутался.

Позднее Риз говорил, что именно Наземникус Флетчер подал ему идею убраться в моей квартире, сказав что-то вроде: «Мракоборцы могут прийти и к тебе». Я смутно догадывался, что Флетчер повторял тогда чужие слова.

— Могу я заинтересовать вас нашим новым кредитным продуктом? — спросил клерк, неверно истолковав мои сомнения.

Мой отец всегда испытывал перед кредитами суеверный ужас и часть этого страха, возможно, передалась по наследству и мне. Так что я поспешно вынырнул из своих мыслей и, энергично покачав головой, попросил оформить мне выписку. Хоть я злился на Риза уже меньше, мне хотелось точно знать, сколько он забрал.

— Тогда может быть вас интересуют возможности начать откладывать на пенсию…

Вот это было действительно смешно. Если бы я специально взялся придумать что-нибудь, что меня совершенно не волновало, то явно не справился бы лучше.

Закончив, я отправился в Министерство, вернулся к работе и, когда ко мне ввели немного потрепанного, но холодно-сосредоточенного Берда, вспомнил, что так ничего и не решил.

Ощущение было такое, что от всех волнений и недосыпа в моей голове не может удержаться больше одной мысли за раз. Вот я отправился в банк, но так и не знал, что делать, даже думать забыл об этом. Стоит ли использовать заклятие Империус?

Может его показания уже ничего не решали… Может быть, они как раз были решающими… Может быть, люди Долиша сейчас наблюдали за мной и так я мог только себя выдать…

— Я подумал над вашими словами, мистер Уизли, — заявил Берд.

Я невольно вздрогнул, словно проснувшись, и посмотрел на него.

— Вы хотите найти зачинщиков, это понятно. Я предлагаю вам мисс Арму, — он замер, внимательно всматриваясь в меня.

— Мисс Арму?

— Да. У меня есть кое-какие сведения, которые позволят связать ее и мисс Ричардс с похождениями мистера Риза… — он запнулся. И немудрено, ведь неожиданно он осознал, что прямо ему в лицо нацелено острие волшебной палочки.

Я же чувствовал себя так, словно все доводы улетучились, оставив за собой только отчаянную сосредоточенность. Перед глазами было усталое лицо Айи.

— Что?.. — с испугом начал Берд.

— Империо, — тихо сказал я, и в тот же момент почувствовал теплую волну, прокатившуюся по волшебной палочке к моей руке. Берд на мгновение застыл, его лицо приняло блаженное выражение.

— Вы не будете давать показаний, — сказал я, чувствуя, как он пытается вырваться. — Вы не будете давать показаний.

Усталость накатила на меня. На лбу выступил пот, со странной отчетливостью я почувствовал как соленая капля прокатилась по переносице. Берд выворачивался, хотя на его лице все еще была глуповатая радость.

— Вы не будете давать показаний, — выдавил я, крепче сжимая волшебную палочку. Дыхание сбивалось от напряжения.

«Если он сейчас освободится, все будет кончено» — пришло мне в голову.

По жилам огнем заструилась решимость, я снова посмотрел прямо в глаза Берду.

— Вы не будете давать показаний, — словно эти слова и были заклинанием.

Берд моргнул, осоловело огляделся вокруг а потом, неожиданно, его лицо стало спокойным и холодно-равнодушным — точно таким же, как когда он вошел сюда.

— Я не буду давать показаний, — согласился он.

Я напряженно кивнул. Мне удалось.

Это было странное ощущение, словно в моей голове появилось нечто, принадлежавшее мне только отчасти. Видимо, та самая «ментальная связь», какую описывают в книгах по Темным Искусствам — способ отдавать приказы тому, кто находится под заклятием Империус. И я помнил, что только постоянная бдительность сможет удержать ее на месте: сейчас я победил, но Берд мог снова попытаться освободиться в любой момент.

— Ну отлично, — пробормотал я, чувствуя, что с большим наслаждением проспал бы несколько дней.

Я чувствовал, как в моей голове бьются чужие мысли. Берд расхаживал по камере, спрашивая себя, почему он отказался от своего плана. «Просто потому что не захотел», — наконец решил он, но на этом не успокоился — пустился в рассуждения, что ему делать дальше. Это отвлекало меня, и тогда я просто изо всех сил подумал: «ничего делать и не надо». Берд встрепенулся и, немного помявшись, согласился.

— То есть, никто ничего не сказал? — донесся до меня голос Фаджа. Он хотел услышать о деталях расследования от Скримджера и Долиша лично. Амбридж, разумеется, тоже была здесь. Никто из них, к счастью, не обратил внимания на то, что я то и дело отвлекался.

— Один человек за нападение на мракоборца и нелегальное изучение Темных Искусств. Ну и у кого-то нашли Феликс Фелицис, но слишком мало. Прекрасная работа, — язвительно продолжил Фадж.

— Есть основания считать, что в Управлении находятся агенты Дамблдора, — сказал Скримджер. — Например, Долиш выяснил…

— Я занимался расследованием, министр, — с неизменным равнодушием отозвался тот. — И уже в личной беседе сказал вам, что думаю, — он едва уловимо кивнул в мою сторону.

Этот жест не укрылся от Амбридж, сидевшей рядом с Фаджем. Она сахарно улыбнулась и, легонько откашлявшись, заметила:

— Ваше стремление навести подозрения на помощника министра не укрылось от нас, мистер Долиш.

Тот осклабился и одарил ее недовольным взглядом.

— Не стоит, — отрезал Скримджер. — Впрочем, я не понимаю, мадам Заместитель, зачем вам вообще понадобилось принимать в этом участие.

— Я предпочитаю, чтобы министр не был зависим от одного источника, — отрезала та. — Сложно сказать, как при том бардаке, который царит в вашем ведомстве что-нибудь может быть сделано. Пропали бумаги и воспоминания, касавшиеся Армы. Агент, следивший за ней, неожиданно ударился в амнезию. Обыски ничего не дали. Вы арестовали человек десять и никаких показаний. Они, мистер Скримджер, переиграли вас.

— А может все ваши домыслы были всего лишь домыслами? — огрызнулся тот. — Вы говорили — вооруженный заговор. И, знаете, ничего. Может быть, мы взяли не тех?

— То есть, вся эта великолепно организованная операция по зачистке улик не навела вас ни на какие мысли? — голос Амбридж сделался сладеньким. — Поразительная слепота для того, кто возглавляет Управление Мракоборцев.

Фадж довольно кивнул на ее слова и смерил Скримджера недовольным взглядом.

Долиш откровенно ухмылялся, хотя его глаза светились прежнем безразличием. Мое воображение тут же подкинуло мне версию, показалось, он думал: «Слепота? А ее собственный помощник тем временем помог все это устроить».

— В наличии заговора сомневаться не приходится, — заметил Фадж. — У вас крот, — он требовательно посмотрел на Скримджера.

— Я бы советовал обратить внимание на вашего помощника, — снова вмешался Долиш.

— А ты, Перси, что скажешь? — спросил Фадж.

— Что мистер Долиш не умеет признавать ошибок, — с легким раздражением сказал я. — Я понимаю, что проверки в таких случаях необходимы, но их уже было достаточно. Меня допросили сывороткой, не подпускали к данным расследования, приостановили допуск к документам, обыскали мою квартиру…

— Вы забыли — запросили ордер на наблюдение, — осклабился Долиш. — Но мадам Заместитель Министра, похоже, распорядилась не давать ему хода.

Разумеется, Амбридж не хотелось, чтобы кто-то следил за мной: сейчас я был ее глазами и ушами в Министерстве.

— Ваши подчиненные горазды устраивать перепалки, — протянула она, взглянув на Скримджера, — вместо того, чтобы работать.

— Объяснитесь, мистер Скримджер, — твердо сказал Фадж. — Я действительно не понимаю, почему Управление тратит время и ресурсы на проверку моего сотрудника вместо того, чтобы заниматься расследованием? Никто не дает показаний, не так ли? А вы и сами знаете, что когда сорок восемь часов истекут, нам придется отпустить всех, кому мы не можем предъявить полноценное обвинение. Что вы собираетесь сделать с этим?

Скримджер скривился, его задевало, что то, что он считал своим большим успехом, на деле приносило ему лишь сложности.

— Я считаю, что сейчас важнее предотвратить дальнейшие утечки… — начал он.

— Думаю, мистер Скримджер, вам следует передать дело Уэллса Отделу Тайн, — перебила его Амбридж. — Тот магл видел книги по темным искусствам. Вы понимаете, что это значит? И, конечно, мы до сих пор не знаем, где находится Оружие Дамблдора.

Я навострил уши. Оружие Дамблдора? Это был первый раз, когда Амбридж упомянула это при мне. Тогда я не знал наверняка, о чем идет речь. Слышал только, что оно хранится в Отделе Тайн (о, ирония) и Орден Феникса занимается его охраной.

— Да, — задумался Фадж. — Оружие все еще где-то там.

Тень скользнула по его лицу, как будто всплыли из подсознания особенно жуткие воспоминания. Казалось, для него это не было абстракцией, словно он, как и Амбридж, как и Скримджер, точно представлял, о чем идет речь.

Самое любопытное, что правду об Оружии Дамблдора знали очень немногие, даже после того, как война закончилась. Моих братьев и Гарри Поттера, например, впоследствии очень удивляло, что намозолившая всем язык история про некий опасный артефакт была не столь далека от правды. Оружие действительно существовало и некоторое время хранилось в Отделе Тайн, на той самой полке, где должно было располагаться пророчество, касающееся Гарри Поттера и Волан-де-Морта. Артефакт, помещенный для маскировки в хрустальный шар и защищенный многими слоями чар.

— Но я помню, что там было пророчество, — возражал мне Гарри Поттер.

И это было верно. Ведь к моменту, когда они с друзьями добрались до Отдела Тайн, там действительно было пророчество.

— Но Волан-де-Морт говорил, что ищет пророчество.

И это верно, ведь так он говорил своим сторонникам.

— Но зачем пытаться заманить туда именно Гарри?

Волан-де-Морт был уверен, что Дамблдор рассказывает Гарри Поттеру все и именно с ним у него была ментальная связь. По сути, особенной разницы на тот момент не было.

Впоследствии Гарри Поттер также рассказывал мне, что видел запутанные сны, где он стоял перед дверью Отдела Тайн. Задним числом было ясно, что это было ни что иное, как попытки Волан-де-Морта выяснить, как снять заклинания, защищающие артефакт.

Впрочем, не будем забегать вперед.

По тому, как на слова об Оружии реагировали Фадж, Скримджер и Амбридж было ясно, что эта вещь реальна, но больше я тогда не знал.

— Да. Оружие все еще где-то там. Вы думаете, этот Уэллс что-нибудь знает?

Амбридж усмехнулась. Я понял, что взаимные обвинения закончились и теперь они собирались говорить серьезно.

— Возможность, господин министр, — со значением сказала она. — Мы всегда говорим лишь о возможностях и рисках. До недавнего времени я была убеждена, что Уэллс никак не связан с Дамблдором, но последние события вынуждают это пересмотреть.

— А вы что скажете, мистер Скримджер?

Тот немного подумал, потом, словно нехотя, сказал:

— Я согласен. Однако я не считаю, что это дело должно быть передано Отделу Тайн. Об этом пока говорить рано.

— Думаю, мы не можем позволить себе терять время, — сладким голосом пропела Амбридж. — Нужно ли напоминать, на что способен Альбус Дамблдор, особенно, если Оружие уже у него? Вы можете поручиться, что он не применит его завтра же?

Фадж задумался.

Я чувствовал, как внутри нарастает тревога. Главное, чтобы не началось полноценное преследование Ордена Феникса. Главное — помочь Айи. Главное — сохранить Чармстрайкер. Ну а Уэллсу просто не повезло. Ничего не поделать.

Эта мысль была неприятной.

Министр все еще думал над словами Амбридж.

— Что же, хорошо, — наконец заметил он. — Я даю вам последнюю возможность добиться результатов, мистер Скримджер. В противном случае, дело будет передано Отделу Тайн.

Руфус Скримджер недолюбливал Отдел Тайн и лично Долорес Амбридж. Еще больше он не любил, когда кто-то пытался вытащить ниточки власти у него из рук. Казалось, это будет его успех — раскрытие заговора против министерства, но, вместо этого, все только больше запутывалось. Более того, теперь не было уверенности даже в том, что этот самый заговор не является выдумкой Амбридж, помогавшей ей контролировать министра.

— Тупая курица, — с ненавистью замечал Скримджер. Его чувства не улеглись даже когда, годом позже, он стал министром магии, а я стал работать на него, а уж тогда, тем более, хотелось крепко щелкнуть ее по носу.

Но как это сделать?

Руфус Скримджер был человеком действия и разваривать ситуацию в мыслительном котле не любил. Полагался он больше, по его собственным словам, на примитивные практические соображения.

Например, было ясно, что, возьмись он отрицать наличие заговора, обязательно найдутся те, кто заявит, что он просто недостаточно хорошо искал. И хорошо, если будут иметь в виду только его некомпетентность.

Вторым соображением было то, что мракоборцев награждают и продвигают по службе только за раскрытие преступлений, не за раскрытие отсутствия преступлений. И было наверняка понятно, что, если орава старательных следователей возьмется за дело всерьез, что-нибудь обязательно выплывет. Сдерживать их, с его стороны, было, по меньшей мере, неразумно.

Ну и, конечно, лично для Скримджера, гораздо проще было арестовать кого-нибудь лишнего, чем рисковать тем, что Дамблдор применит свое Оружие. Все-таки, утечки в Управлении вызывали серьезное беспокойство и, весьма вероятно, были связаны с Дамблдором и кем-то из арестованных.

Эти соображения значили только одно: если он собирается разубеждать министра, лучше бы ему знать наверняка.

Этим он и собирался заняться.

— Я не буду это пить, — выкрикнул Уэллс, едва пригубив воду из кружки, которую ему только что подали через небольшое окошко в двери. — Вы слышите? Там Сыворотка Правды. Я не понимаю… — он неловко отшатнулся — дверь начала открываться.

— Да, мистер Уэллс, там Сыворотка Правды, — на пороге появился сам Руфус Скримджер — Уэллс даже поморгал, проверяя, что глаза его не обманывают. В голове шумело от резкого движения. С чего бы главе Управления Мракоборцев приходить сюда?

— Отойдите назад, — потребовал тот, подняв волшебную палочку.

Уэллс отступил.

— Сыворотку Правды нельзя… — начал он, раздумывая насколько все становилось серьезно, если сам глава Управления Мракоборцев решился на такое нарушение. «Впрочем», — быстро поправил он себя. — «О нарушениях главы Управления Мракоборцев, скорее всего, не становится известно».

— Что ж, мистер Уэллс, — заметил Скримджер, в его голосе сквозила досада, но говорил он негромко, так что Уэллсу пришлось даже повернуться правой стороной, чтобы лучше расслышать его.

— Это, конечно, будет не совсем то же самое, но… — продолжал Скримджер. — Предлагаю вам выпить Сыворотку Правды.

Уэллс растерялся. Его первым порывом было попросту отказаться. Выпей он сыворотку, они бы услышали все о его экспериментах с зельями, о том, как он начал практиковаться в заклятиях, когда ему показалось, что он теряет навыки, о том, как он читал все, что мог найти по Темным Искусствам, обо всех книжках и ингредиентах, на которые у него не было лицензии… Но если теперь его подозревают в каком-то заговоре… Если Долиш тогда сказал правду… Иначе с чего бы здесь был сам глава Управления Мракоборцев? Да еще и совсем один?

— Вы думаете, — пытливо уставившись ему в лицо, заметил Скримджер. — Даю вам еще…

— прежде чем он успел закончить, Уэллс сделал из чашки большой глоток и закашлялся.

— Хорошо, — в глазах Скримджера светился интерес. — Расскажите мне все, как было.

— Я буду говорить только о себе. Домысливать мои показания о других я вам не позволю, — твердо сказал Уэллс. Скримджер кивнул, казалось, его снедает нетерпение.

— Я не знаю ни о каком заговоре против министра, — сказал Уэллс, с вызовом смотря на него.

Брови Скримджера поползли вверх. Он принялся задавать вопросы. Уэллс потом говорил, что не помнит, что именно его спрашивали, что осталось только смутное ощущение правильности принятого решения — с некоторыми обвинениями лучше было покончить раз и навсегда. Впрочем, как выяснится в дальнейшем, не все было так просто.

Были сложности и у меня, сидевшего за столом в одном из помещений для допросов. Я пытался сосредоточиться — Берд снова начинал спрашивать себя, что и почему он делает. От моих усилий, казалось, я почти мог видеть его глазами. Вот Берд сделал большой глоток из кружки, только что принесенной ему, откашлялся и с подозрением посмотрел на прозрачную воду.

«Сыворотка Правды?» — молнией пронеслось в моей голове.

— Сыворотка Правды, — эхом произнес Берд, задумчиво уставившись в кружку, и замер, пытаясь понять, откуда взялась эта мысль: сам он никогда не был хорош в зельеварении и знал наверняка, что не мог бы на вкус отличить Сыворотку Правды от Бодроперцового Зелья. Он помотал головой, как будто снова спрашивая себя, что вообще происходит.

Следом за этим, дверь камеры раскрылась, и вошел Скримджер.

— Здравствуйте, мистер Берд, — сказал он, бросив беглый взгляд на кружку в его руке. — Я должен задать вам несколько вопросов…

Мои мысли сделали несколько лихорадочных кульбитов. Значит это он? Но зачем…

Я видел, как Скримджер слегка нахмурился, рассматривая рассеянное выражение, на мгновение застывшее на лице Берда.

«Хватит», — сказал я себе. — «Думай потише».

— Какие еще вопросы? — грубовато спросил Берд. «Но почему не спросить Скримджера напрямую?» — думал он.

«Нет», — с силой подумал я. В моей голове начинала кристаллизоваться идея. Я мог попытаться это использовать.

— Садитесь, мистер Берд, — с легким раздражением заметил Скримджер.

— Хорошо, давайте ваши вопросы, — язвительно сказал Берд, плюхаясь на только что созданный Скримджером стул. — Все равно сорок восемь часов скоро истекут.

«Вы поэтому решились на нарушения?» — вертелось у него на языке. — «Фейри Тейлс будет о чем написать.»

«Нет», — с силой думал я, чувствуя, что Берд снова дергается, пытаясь понять, почему он не скажет всего того, что ему хочется. Вдруг он снова выглядит потерянным? Пытливый взгляд Скримджера заставлял меня нервничать.

— Итак…

Я думал так усиленно, что, казалось, Берд вот-вот потеряет всякое соображение и начнет бормотать мои мысли себе под нос. Сосредоточиться. Я сжал голову руками.

Не сходи с ума. Пожалуйста, не сходи с ума.

— Вы проиграли, — продолжал самодовольные разглагольствования Берд, я был рад, что его голос звучал вполне естественно. — Я сразу просил встречи с Долишем. У него есть полномочия…

— Долиш? — с удивлением переспросил Скримджер.

— Долиш, — кивнул Берд, затем осекся.

— Подождите! — с негодованием вскрикнул он. — Что вообще было в этой воде?

Не утруждая себя ответом, Скримджер выхватил палочку. Берд, едва ощутимо затрясся, когда ее острие оказалось направлено ему в лицо.

— Обливиэйт, — услышал я. Мысли Берда на мгновение опустели. Я перевел дух.

Выскочив в коридор, я осведомился, когда кормили заключенных и, узнав, что Берд был последним, напряженно вздохнул. Делать что-либо было поздно.

Впрочем, на тот раз мне повезло и, проверив еще Айи и Грейвса, Скримджер не узнал ничего полезного. Айи сразу поняла, что выпила Сыворотки Правды, так что она долго рассказывала о своих пацифистских воззрениях. Грейвс начал с какой-то сальной сплетни (видимо именно она в тот момент вертелась у него в голове), немного шокировав Скримджера, потом понял, что что-то не так, и пообещал засудить всех причастных. Результаты, хотя полностью и не убедили Скримджера, немного его успокоили.

А потом сорок восемь часов истекли. Я стоял у окна, выходившего в Атриум и провожал глазами фигурку Айи, направлявшуюся к каминам-выходам. Мое сердце часто билось, ведь со дня на день истекал максимальный возможный срок внешнего наблюдения.

Левее, в своем кабинете на первом уровне прохаживалась Амбридж. Услышав о результатах проверки Скримджера, она теперь напряженно над чем-то раздумывала. Прислушавшись, можно было разобрать:

— Очевидно, какой-то трюк.

Чуть ниже задумчиво смотрел на прохаживающихся по Атриуму людей сам Скримджер. Его сомнения не были полностью исчерпаны, однако, как ему казалось, он наконец смог ухватить крысу за длинный хвост.

Кабинет Долиша был достаточно унылым местом. Из-за обилия стоявших вдоль стен картотек и громоздившихся на них стопках папок, комната казалась душной и тесной. Распространяя сильный запах табака, в заполненной пепельнице тлели окурки сигарет.

Я вошел внутрь, аккуратно закрыв за собой дверь. Гестия Джонс должна была удалить следы моего посещения первым же делом завтра, так что главное было не шуметь.

Сквозь закрывавшие окна погнутые жалюзи пробился луч из ярко освещенного Атриума и, скользнув сквозь меня, остановился на засыпанном бумагами столе. В ярком свете были видны плавающие частицы пыли и, когда я прошел мимо, они взвились, словно вспугнутые мухи. Следовало быть аккуратнее — я напомнил себе, что, хотя я сейчас и был невидим, стать неосязаемым было невозможно.

Я подошел к столу и, тщательно выбрав место, поставил пузырек с воспоминаниями, один из тех, которые я некогда забрал из архива. Ушла половина ночи на то, чтобы найти тот, в котором не было ничего важного, остальные были теперь уничтожены. В который раз я думал, что мне невероятно повезло — пузырек не нашли у меня раньше.

За спиной громко заскрипела открывающаяся дверь. Рванувшись в сторону, я вжался в стену — в том единственном месте, где не было никаких шкафов. В спину ткнулся угол рамы — нелепая картинка, изображавшая зеленое яблоко, отражала безуспешные попытки отдела магического хозяйства сделать помещение уютнее. На лбу застывал холодный пот, пока я следил за тем, как Долиш, раскидав несколько листов и выудив из-под завалов сигаретную пачку, раздраженно прикуривал.

— Целители, — едва слышно бурчал он. — Что они вообще понимают?

С удовольствием затянувшись, Долиш выпустил облако дыма. Я занервничал. Даже не от того, что в горле начинало першить от подступающего кашля, а от того что, если дым станет плотнее, в нем можно будет рассмотреть мой силуэт.

Долиш тем временем переложил с места на место несколько бумаг, нашел нужную и, устроившись за столом, принялся читать. Дверь он запер за собой, так что оставалось только ждать. А он, к моей досаде, уходить пока не собирался. Так я и стоял, вжавшись в стену между двумя шкафами. От пыли и дыма в носу защекотало, я прижал руку к лицу, от души надеясь, что если я и попадусь, то хотя бы не таким дурацким образом.

Послышался стук. Долиш нехотя поднялся и подошел к двери, чтобы открыть новому посетителю. Этим посетителем оказался Скримджер. Он внимательно оглядел беспорядок в кабинете, его взгляд скользнул по забитым шкафам и закрытым окнам, остановившись на картинке с зеленым яблоком. Я невольно сглотнул: яблоко находилось прямо за моим затылком и, казалось, Скримджер теперь смотрел прямо на меня.

— Долиш. Хорошо, что ты еще здесь, — сказал он. — Я должен обсудить подозрения по поводу Уизли, — Скримджер принялся рассматривать разложенные на столе бумаги.

Я же, прижимавшийся к стене в нескольких метрах от него, отчаянно тер переносицу: от пыли мне страстно хотелось чихнуть. Глупее не придумаешь.

— Это совершенно очевидно, — бросил Долиш, возвращаясь за стол и предлагая посетителю сесть, — он работает на Дамблдора. Я не вижу никого другого, у кого было бы столько же возможностей саботировать расследование.

Скримджер едва заметно улыбнулся. Я видел, как его глаза задержались на пузырьке, который я только что поставил на стол.

— А если рассмотреть дополнительные варианты? — спросил он.

— Думаю… — без запинки начал Долиш.

От двери послышалось тоненькое покашливание. На пороге кабинета стояла Амбридж, манерно обмахиваясь украшенной перстнями рукой и всем своим видом показывая, что запах сигарет ей отвратителен.

— Мистер Скримджер, — сказала она, доставая из рукава украшенный цветочками платок и поднося к лицу, — не уделите ли мне немного времени?

— Мадам заместитель, вы не могли бы подождать? — глаза Скримджера все еще не отрывались от пузырька. Без сомнения, он заметил, что это были какие-то воспоминания, но разбираться с Долишем в присутствии Амбридж ему не хотелось: к чему раньше времени признавать, что человек, которого он лично назначил руководить расследованием, оказался вражеским агентом.

— Боюсь что нет, — с крохотнейшим смешком сказала та.

Скримджер поднялся, и, едва только он вышел за дверь, Долиш потянулся и схватил стоявший среди завалов бумаг пузырек. Я видел, как его глаза удивленно расширились, когда он прочитал стоявшее на этикетке имя — «Айи Арма». В замешательстве, впрочем, он пребывал не долго. Выхватив волшебную палочку, Долиш заставил пузырек исчезнуть. Я едва не заскрипел зубами от досады: явись Амбридж мгновением позже…

Еще через минуту вернулся Скримджер. В спешке он оставил дверь настежь открытой. И, как ни расстроило меня то, что Долиш успел уничтожить пузырек, нужно было использовать этот шанс и уходить.

— На чем мы остановились, Долиш? — Скримджер обежал глазами стол. — Здесь, кажется, был пузырек с воспоминаниями?

— Лечебное зелье, — быстро ответил Долиш.

Взгляд Скримджера засветился подозрением. Было понятно, что это объяснение его не удовлетворило.

— Для моих легких, — продолжал Долиш. — Знаете, целители запретили мне курить, — закончил он, прикуривая новую сигарету и затягиваясь. Я понял, что теперь он делал это, чтобы успокоиться. Наверняка спрашивал себя, кому понадобилось его подставить.

Я выскочил за дверь и, обернувшись, слегка вздрогнул от того, что Долиш, казалось, смотрел мне вслед. Пыль? Или дым? Или все вместе? А может, мне просто показалось? У меня не было времени рассуждать. Я торопливо зашагал прочь по коридору.

— Лечебное зелье, значит… — с сомнением протянул Скримджер, где-то за моей спиной, но я не останавливался, чтобы его дослушать.

Влетев в лифт, я хлопнул по самой последней кнопке и несколько раз громко и с наслаждением чихнул. Пыль. Я искренне понадеялся, что больше мне никогда не придется прятаться в кабинете Долиша.

Спустившись на этаж Отдела Тайн я отправился обратно в архив — нужно было закончить еще парочку незначительных дел.

Пока я шел, было время подумать. Теперь Скримджер подозревал Долиша и подозревал всерьез, значит, начал с сомнением относиться ко всем его предположениям, в том числе и тем, которые касались меня. Лучше было бы, если бы они нашли воспоминания, но даже так — неплохо.

Впереди, вырвав меня из размышлений, послышался шум. От гладких стен отразилось шипение, человек вскрикнул от боли. Я сорвался с места. Орден охранял что-то спрятанное в Отделе Тайн. И сегодня… Сегодня там дежурил мой отец. Я узнал его голос.

Не помня себя, я влетел в коридор, заканчивавшийся запертой дверью. Отец, лежал на полу, кровь вытекала из рваных ран на боку и руке, а прямо перед ним — огромная змея, самая большая, какую я когда-либо видел. Мягко покачиваясь, она готовилась к последнему броску. Это пришло мне в голову гораздо позже, но было очень странно, что змея медлила, казалось, она анализирует что-то внутри себя.

Впрочем, тогда это не имело значения. В моих руках оказалась волшебная палочка, вперед рванулось заклятие — первое, какое пришло мне в голову. Рассерженно шипя, змея врезалась в стену, я подскочил к отцу. Он все еще дышал, я почувствовал тепло на тыльной стороне ладони. Кровь забежала быстрее от резкой радости, впрочем, это было преждевременно.

Змея. Все еще здесь. Живая. Готовая напасть. Резко развернувшись, я приготовился встретиться с ней лицом к лицу. Вот она, прямо передо мной, припала к полу, сжавшись в пружину. Дрожащие кончики раздвоенного языка пробовали воздух на вкус. Глаза с вертикальным зрачком разыскивали меня в полумраке коридора. Много после, когда я начал думать над этим, мне стало казаться странным, что эта змея, подобно человеку, так много полагалась на зрение. Наверное, это помогло мне тогда, ведь я все еще был скрыт дезиллюминационным заклятием.

Огни чар вырывались из моей палочки, но перекатывающейся кольцами змее каждый раз удавалось ускользнуть. Заклятия искрами разбивались о гладкую стену.

И вот змея снова сжалась в пружину. Стремительный бросок. Ядовитые зубы, словно кинжалы, выставлены вперед. Коридор узкий. За моей спиной лежал отец, все еще отчаянно сражающийся за жизнь. С неожиданной четкостью я понял, что отступить мне некуда, и тогда я сделал шаг вперед, приготовившись, сосредоточив всю магическую силу.

На мгновение змеиные зубы вонзились в левую руку. Из длинных рваных ран хлынула кровь, ощущалось жжение, словно от кислоты. От резкой боли все тело, кажется, на мгновение отказалось мне повиноваться.

— Эванеско! — выкрикнул я. Рука дрожала. Мимо. Какие-то пару миллиметров. Меня охватила досада. Липкая кровь струилась вниз по ладони.

Змея припала к полу, злобно шипя. На мгновение остановилась, словно раздумывала, словно ее обеспокоило, как близок я был к тому, чтобы избавиться от нее. И этого мгновения оказалось достаточно. Оглушающее заклинание отбросило змею в сторону, оставив на гладкой чешуе крупный ожог. Она зашипела от боли. Кольца свились, утеряв немного былой грации. Змея торопливо развернулась и перекатами заскользила по полу, спеша убраться восвояси.

Мой первый порыв — броситься следом. Отпускать эту тварь живой не хотелось. Но гораздо важнее было позаботиться об отце.

Я бросился на колени рядом с ним. Сколько крови. Она была теперь на моих руках, на одежде. Казалось невозможным, что отец смог бы выжить после таких ран. Легкие мучительно сдавило, в горле встал комок. Что если уже слишком поздно?

Но нет, отец все еще дышал, хотя, казалось, слабел с каждой секундой. Страх пронзил меня. Что если он умрет? Стараясь унять дрожь, я осмотрел раны, только чтобы с отчаянием удостовериться, что сам я ничего не смогу сделать. «Позвать помощь», — пронеслось в голове.

С трудом встав на ноги, я снова поднял палочку. Орден.

— Экспекто Патронум, — заклинание не удавалось. Меня одолело странное ощущение слабости, тело как будто становилось ватным, движения теряли точность.

— Экспекто Патронум, — снова ничего, слова звучали слабо, едва слышно.

Мое плечо врезалось в стену. Я почувствовал тупую боль от удара, но сознания она, как будто не достигла. Ноги подогнулись. Мысли застывали прежде чем я успевал их закончить, словно воск, стекающий по свече. Я даже не успел тогда подумать о том, что все это означает. Даже о том, что мы оба умрем, если никто не обнаружит нас в ближайшие десять минут. Затылок стукнулся о пол. Глаза закрылись.

Я открыл глаза и несколько мгновений ошалело смотрел в потолок своей спальни, пытаясь сообразить, что случилось. Потом, постепенно, события последней ночи начали одно за другим настигать меня. В раненой руке чувствовалось резкое жжение и, посмотрев на нее, я понял, что она была аккуратно перебинтована.

— Перси, замечательно, — это был голос Дамблдора. Я удивился, но, резко сев на кровати, удостоверился, что это действительно был он. Рядом с ним стояла незнакомая девушка с темными волосами и почти бесцветными серыми глазами.

— Что с моим отцом? — выпалил я.

— Не волнуйся, с ним все будет в порядке.

Облегчение теплой волной прокатилось по моим жилам. Обошлось. В этот раз обошлось. Я немного улыбнулся.

— Артур приходит в себя в больнице Святого Мунго. Раны оказались не такими серьезными, как мы боялись, — дружелюбно продолжал Дамблдор. — А как твое самочувствие?

Я рассеяно кивнул. В голове металось так много мыслей, что было сложно ухватить хотя бы одну из них.

— Позволь представить, — светским тоном продолжал Дамблдор, как будто вел приятную беседу за чашечкой чая, — Клавдия Долохова, целитель. Она позаботилась о твоей ране. И, конечно, стоит благодарить Кингсли и Гестию, за то, что они нашли тебя. Дезиллюминационное заклятие…

— Долохова? — машинально переспросил я.

— Да, Долохова, — с вызовом ответила девушка. — Вам, может быть, повторить по слогам?

Казалось, что своим вопросом я задел чувствительное место.

— Не обязательно.

Долохова резко отвернулась от меня и посмотрела на Дамблдора.

— Вы просили меня являться к нему раз в день для осмотра, — утвердительно сказала она, русский акцент делал фразу еще более хлесткой. — Адрес у меня уже есть. Так что всего вам хорошего.

С этими словами она вышла из комнаты. Послышался приглушенный хлопок.

— Мисс Долохова — племянница Антонина Долохова, — непринужденно заметил Дамблдор. — Очень хороший целитель, я рад, что она присоединилась к нам…

Но мне, по большому счету, не было до нее никакого дела.

— Я должен навестить отца, — резко сказал я.

— Перси, — Дамблдор посерьезнел, — боюсь, мы уже обсуждали, что пока придется воздержаться от этого. Он поправляется. Его раны не так серьезны, как казалось. Лучше всего будет, если ты тоже отдохнешь.

Дамблдор был, конечно, прав: не было смысла разрушать легенду сейчас. Главное — отец был теперь в безопасности. Я понял, что все еще улыбаюсь от охватывавшего меня облегчения.

— Давай, Перси, — мягко сказал Дамблдор, — тебе нужно отдохнуть.

Отдохнуть? Как я мог сейчас отдыхать? Вокруг происходило столько всего, что, казалось, стоит отвлечься на секунду, как события уйдут далеко вперед.

— У меня нет на это времени.

— Из-за яда рана еще не затянулась, — заметил Дамблдор. — Впрочем, действительно, будет хорошо, если ты напишешь письмо и объяснишь свое отсутствие. Но, Перси, тебе лучше…

Я не слушал его. В голове слышался какой-то зуд, какая-то мысль, которую я никак не мог ухватить, казалось, я забыл о чем-то важном, казалось, я куда-то опаздываю.

Дамблдор вздохнул.

— Успокойся, Перси. Я понимаю, что произошедшее…

Я неловко оперся на руку и едва ли не вскрикнул от резкой боли, на бинтах расплывалось красное пятно. Неожиданно охватившее меня судорожное возбуждение переросло в раздражение, почти в гнев.

— Произошедшее? — огрызнулся я. — Все из-за вашего Оружия, спрятанного в Отделе Тайн. Министр считает, что вы пытаетесь захватить министерство. Тот, Кого Нельзя Называть охотится за ним. Люди в Ордене хотя бы знают, что это за Оружие? Вы понимаете какому риску подвергается каждый из них? Каждый день — риск. Что Фадж и Амбридж изобретут какую-нибудь причину арестовать всех. Или даже хуже. Мой отец едва не погиб вчера!

Я сорвался на крик.

— Вы хотя бы объяснили ему, что это за Оружие?! Стоит оно того, он жертвовал ради него своей жизнью?! — я замер, переводя дух.

Дамблдор не стал оправдываться, говорил совершенно спокойно, показалось даже, что он ждал от меня вспышки. Может быть, поэтому он и пришел сегодня поговорить со мной?

— Очень благородно с твоей стороны не упоминать сложности, с которыми пришлось столкнуться тебе лично, — в его голосе звучало подлинное сочувствие. — Ты имеешь полное право злиться на меня, после всего, через что я заставил тебя пройти. Я знаю о том, что тебе приходилось делать. Боюсь даже представить, как тяжело…

— Вы хотите меня утешить, — с каким-то озлоблением перебил я. — Мне это не нужно. Все что я сделал — это мой выбор и останется только на моей совести. Вы меня не заставляли. Ответьте лучше на мой вопрос.

Казалось, Дамблдора удивили мои слова. И пусть он смотрел с прежним сочувствием, это был момент, когда что-то неуловимо изменилось. Позднее я понял, в чем было дело. С этого момента я перестал быть одним из тех, кого Дамблдор воспринимал как ученика своей школы, пусть даже с выпуска проходил не один год.

— Все члены Ордена знают достаточно, чтобы понимать, что этой вещи нельзя позволить вернуться к Волан-де-Морту, — заметил он, окидывая меня оценивающим взглядом. — Они знают, что это артефакт. И весьма мощный.

Какая бы неразбериха ни царила в моем сознании, я все-таки отметил эти слова. «Вернуться к Волан-де-Морту». Однако прежде чем я успел придумать, что говорить дальше, Дамблдор продолжил.

— Я полагаю, ты слышал о Дарах Смерти?

В первый момент мне показалось, что он смеется надо мной, однако, в его тоне не было ни искры обычной веселости. Он действительно собирался говорить серьезно.

Тогда я не понимал, что повлияло на его решение, но все же собирался выслушать все, что он захочет сказать. Иногда мне кажется, что к тому времени я уже успел безвозвратно измениться. Ради информации я был готов попытаться затушить все чувства, напрячь все внимание, только бы ничего не упустить. И было даже не так важно, говорили ли мне правду: с какого-то момента я думал только о том, почему мне захотели сказать именно то, что сказали.

— Эта детская сказка? При чем здесь…

— К сожалению, Дары вполне реальны. И один из них я, вместе со старым министром магии, Миллисентой Багнолд, спрятали в Отделе Тайн. Это случилось вскоре после того, как Волан-де-Морт исчез.

Дамблдор посмотрел на меня и, удостоверившись, что я ловил каждое его слово, продолжил:

— Воскрешающий камень. Волею случая, теперь он вправлен в перстень, однако, силы своей он от этого не утерял. Этот перстень принадлежал Волан-де-Морту, перешел к нему от предков. Мы нашли его в руинах дома Поттеров.

— Он действительно может вернуть человека из мертвых? — выпалил я. В голове не укладывалось, что нечто подобное действительно существует.

Дамблдор ненадолго задумался и, когда он заговорил, создалось впечатление, что он и сам не до конца верит собственным словам, хоть, по какой-то причине и считает их правильными.

— Если ты помнишь легенду, то знаешь, что по-настоящему вернуть человека к жизни камень не может. Полезен он может быть другим. С его помощью можно, например, создать армию инферналов.

«Инферналов». Мертвых тел, управляемых волей волшебника. Это было нечто из моих детских страхов, нечто со страниц самых жутких книг о темных искусствах.

— Думаю, тебе не доводилось с ними сталкиваться, а вот поколению твоих родителей…

Я поспешно кивнул: мне не терпелось услышать продолжение.

— Сейчас камень в Отделе Тайн, он находится в хрустальном шаре, похожем на те, в которых содержатся пророчества. И Волан-де-Морт хочет его заполучить. Не знаю, откуда ему известно, где камень находится, но факт остается фактом: он изо всех сил стремится вернуть его себе.

— Он собирается его использовать? — с ужасом спросил я. — Создать армию инферналов?

— Я не знаю, Перси. Мне кажется, камень интересует его по другим причинам, однако, пока это лишь домыслы. В любом случае, нельзя позволить ему получить его.

Мне показалось, что и на этот раз он говорил честно, так что я только кивнул и задал другой вопрос, давно вертевшийся у меня на языке:

— Вы сами использовали его? Камень? Поэтому они считают его «Оружием Дамблдора».

— Было время, когда мне принадлежали все три Дара, — просто ответил он.

Голос звучал бесцветно, в нем как будто сразу почувствовался весь возраст директора. Он не хвастался, не ждал восхищения.

— Знаешь, Перси, первая война не закончилась с исчезновением Волан-де-Морта. Она закончилась, когда я получил Воскрешающий Камень.

В эту секунду от Дамблдора вдруг повеяло такой мощью, что я невольно вздрогнул. Он стал почти страшен.

— Мантия тогда была у меня в руках. Бузинная Палочка до сих пор со мной, — он показал мне ее и только теперь я понял, почему у его волшебной палочки была такая необычная форма. — Когда я получил и камень… — Дамблдор остановился.

— Вы победили Смерть? — не знаю, чего было больше в моем голосе, неверия или невольного восхищения.

— Я действительно обрел бессмертие, — меня поразило то, как запросто он говорил об этом. — Пока у меня было три дара я не мог умереть. Я даже перестал замечать проклятия, — он на мгновение остановился, наверное, предался воспоминаниям. — Это помогло Ордену Феникса и мракоборцам выиграть войну. Тогда твои родители и люди из министерства видели Оружие в действии. Впрочем, настоящее сражение было впереди, — его голос стал задумчивым. — Настоящее сражение было тогда, когда от Даров пришлось отказаться. Тогда я принял решение скрыть природу этого Оружия. Я хотел избавиться от Даров. Это слишком большое искушение для любого волшебника. Впрочем, в министерстве так не считали. Миллисента уговорила меня сохранить камень в отделе Тайн.

— Вы жалеете об этом? О том, что пришлось отказаться от Даров? — спросил я. Не мог не спросить.

Какое-то мгновение Дамблдор молчал. Может быть, и сам не знал ответа на этот вопрос. Потом, наконец, он улыбнулся и, как будто снова превратился в неизменно мудрого наставника.

— Это было непростое решение. Но нет. Ни единой секунды.

Было видно, что он и сам не знает, лукавит он, или говорит честно.

Потом он продолжил и в его словах появилась убежденность, словно он провел многие часы за размышлениями, потратил многие часы на то, чтобы высчитать ответ.

— Человек раздираем страстями, он легко поддается сиюминутным импульсам, он не может полностью понять другого человека. Его сознание скованно, а мышление — узко. Такая сила — слишком большое искушение перекроить мир под себя.

Какое-то время я молчал. Он действительно сказал мне правду и я не знал, что ответить. Действительно, было не так важно знать природу этого Оружия, чтобы понимать, что нельзя позволить ему попасть в руки Волан-де-Морта. И я понимал, почему Дамблдор считал, что чем меньше людей знают правду — тем лучше: от каждого человека информация могла перейти к десятку других, пока наконец не нашелся бы тот, кто захотел бы заполучить Дары для себя.

Это проскочило сквозь мои мысли за мгновение, и у меня остался лишь один вопрос:

— Зачем вы решили рассказать мне все до конца?

— О, я не знаю, Перси, — Дамблдор расплылся в улыбке, его глаза заговорщицки блеснули за стеклами очков. — Может быть, настанет время, когда нам обоим это станет ясно.

Я невольно хмыкнул.

Он действительно не знал или просто отшучивался? Снова расчет? Я не мог бы ответить на этот вопрос.

«Впрочем», — подумалось мне, — «сейчас главное, что мой отец остался жив».

На меня накатила усталость, раненую руку снова жгло, словно огнем. Я пытался осмыслить то, что только что узнал.

Идея о Властителе Смерти была захватывающей, на мгновение я не мог удержаться от того, чтобы представить себя во всем блеске невероятной мощи, но лишь на мгновение. Слова Дамблдора повлияли на меня. Я бы не хотел, чтобы сила Даров оказалась сосредоточена у одного человека, значит, было неправильно искать этой силы и для себя. Никто не был идеален, а больше всего те, которые считали себя идеальными.

«Впрочем», — признался я себе, — «для тебя это сознательное решение, рациональное, не то, во что ты веришь всем сердцем».

Подняв глаза, я понял, что Дамблдор все это время внимательно наблюдал за мной. Заметив, что и я теперь смотрю на него, он тепло улыбнулся. Казалось, ему в точности удалось угадать мои мысли, и увиденное его порадовало.

— Что же, рад был поговорить, Перси, — Дамблдор проворно поднялся. — Умоляю тебя, отдохни…

— Пообещайте мне одну вещь, — перебил его я.

Он снова посерьезнел и внимательно посмотрел на меня, словно хотел показать, что то, что он сейчас скажет будет так же надежно, как Непреложный Обет. Наверное, он уже догадывался, о чем я стану говорить.

— Пообещайте, что вы сделаете все возможное, чтобы моя семья и Айи… — сказал я. — Чтобы никто из них не пострадал.

— Обещаю, — сказал он.

Разумеется, я был не в силах заставить себя бездействовать. Так что не прошло и десяти минут, как я уже шагал по Атриуму, стараясь не слишком тревожить раненую руку.

— Перси, — утвердительно заметила Амбридж, когда я появился на пороге ее кабинета. После этого она окинула меня оценивающим взглядом. — Ты уже слышал?

И, когда я покачал головой, кратко рассказала мне о нападении змеи.

— С твоим отцом все в порядке.

Я хотел было расспросить ее подробнее, но она продолжала:

— Да и как может быть иначе… Стал бы Дамблдор убивать своих сторонников… Все это очень напоминает спектакль, — Амбридж поморщилась, словно все еще обдумывала произошедшее. — И в этом, думается мне, прослеживается паника… Мы были близки к тому, чтобы вывести директора на чистую воду. А сразу после? Представление со змеей, которую потом не удается обнаружить… Неужели он надеется, что мы снова примемся искать Ты Знаешь Кого, которого нет? Похоже, в самое ближайшее время произойдет что-то крупное…

Казалось, это новое событие серьезно выбило ее из колеи: возникало ощущение, что она что-то упускает, а этого она не любила.

— Невероятная исчезающая змея, — с тонким смешком закончила Амбридж. — Новая байка Дамблдора.

Мне пришло в голову, что это был подходящий момент, чтобы во всей красе продемонстрировать ей мою раненую руку и заявить, что змея действительно была и я сам ее видел. Тонкая ирония всей ситуации заключалась в том, что я не мог этого сделать, не побудив ее задать еще больше вопросов. Например, можно было спросить, кто тогда меня спас и почему этот человек не вызвал целителей. Это бы выдало меня с головой.

Я раздумывал над этим, чувствуя, как рана под бинтами постепенно набухает кровью.

- Случай странный, — наконец выдавил я. Больше ничего в голову не приходило.

— Просто Дамблдору вновь удалось обвести нас вокруг пальца, — Амбридж хихикнула, голос сделался масляным. — Ковырять застарелую паранойю — это так в духе господина директора. Но надо отдать ему должное, он сделался изобретательнее. О, даже не совсем так, — улыбочка стала еще шире. — Мы вынудили его стать изобретательнее.

— К сожалению, им удалось выйти сухими из воды… — заметил я. Моя прямолинейность покоробила даже меня самого, но, к счастью, Амбридж сейчас была увлечена своими мыслями.

- Кроме мистера Уэллса, - отозвалась она. — Я уверена, у него есть своя роль во всем, что происходит. Хотя они хорошо поработали с его сознанием… Настоящий лабиринт, — с видимым раздражением закончила она и, заметив, что я вопросительно смотрю на нее, намного подумала и добавила: — Уэллс согласился на допрос Сывороткой Правды, но это ничего не дало.

Разумеется, это была только половина истории, ведь, уверенная, что ему известно что-то об Оружии Дамблдора, Амбридж не могла позволить всему закончиться на этом. Впрочем, после того как Уэллс пообщался с легиллиментом из Отдела Тайн, ей, по всей видимости, начало казаться, что и это тоже входило в план Дамблдора и тот подкинул министерству подозреваемого специально.

Тогда я, разумеется, не знал всех деталей, но общую суть уловил, и в который раз пожалел о том, что она не сказала достаточно, чтобы устроить ее увольнение. Снова чувствовалась усталость: ничего не менялось.

— В любом случае… — Амбридж рассеянно взмахнула палочкой, перенеся на свой рабочий стол винную бутылку и пару бокалов. — Будешь?

Было видно, что ей хотелось выпить, несмотря на то, что было еще даже не время ланча, но не хотелось делать этого одной, так что я согласился.

— Здесь, к сожалению, мы позволили себя переиграть, - задумчиво произнесла Амбридж, отпила из бокала и слегка улыбнулась сама себе. — Но это значит, что мы просто должны сосредоточиться на главном, — в ее голосе появилось придыхание, словно она ждала, что случится что-то очень хорошее. — Хогвартс ждут большие перемены.

- Если вы так говорите, - улыбнулся я.

— Уж поверь мне, — она тоненько хихикнула, но, вопреки моим надеждам, не спешила делиться деталями. Разумеется, в этот момент она думала о встрече «Отряда Дамблдора», которую ей некогда удалось подслушать через Уилли Уиддершинса.

Еще некоторое время она разговаривала об уже принятых декретах и своих инспекциях преподавателей. Как ни странно, даже если все это было большей частью показным, она старалась выполнять все по обыкновению тщательно.

— Так зачем ты приходил? - неожиданно вспомнила Амбридж. — Тебе же что-то было нужно?

На самом деле, мне нужно было именно узнать, что она думает обо всем случившемся, но, разумеется, я сказал совсем другое:

- Я бы хотел попросить вас отпустить меня на несколько дней…

Амбридж внимательно оглядела меня.

- Перси, ты действительно очень бледен, — сладким голосом пропела она. — Все эти проверки Долиша совсем тебя вымотали. Мне действительно стоит запретить тебе появляться здесь до рождества.

Хоть Амбридж и отпустила меня, у меня не получилось заставить себя пойти домой до самого вечера. Разумеется, я не сделал и не узнал ничего полезного, и все же меня не оставляло странное беспокойство: казалось, я забыл о чем-то важном.

«Поэтому, вместо того чтобы лечиться, ты сидишь здесь», — сказал я себе, направляя палочку на поврежденную руку и наблюдая за тем, как рана скрывается под чистыми бинтами. — «Решение со всех сторон глупое. Даже если ты что-то упустил, думаешь, ты смог бы исправить что-то сейчас?»

Действительно, все мои похождения привели только к тому, что я стал чувствовать себя еще хуже, чем утром.

К вечеру, признав, что ничего найти не удастся, я наконец заставил себя выйти из здания министерства и отправиться домой. Зарядил противный дождь, добавив еще одну причину, почему следовало выйти раньше. Так я и шел по блестевшей в свете фонарей пустынной улице, тяжелые капли колотились в поднятый воротник моего пальто, которое, пропитавшись влагой, тяжело давило на плечи. Я промерз до костей и ждал только того, когда доберусь до места из которого можно трансгрессировать. Это было уже совсем близко.

Проходя мимо очередного фонаря, я проводил глазами мою собственную, обегавшую меня кругом длинную тень и неожиданно заметил кое-что еще — силуэт, обрамленный дождем, метнувшийся через освещенное пространство. Кто-то скрытый чарами невидимости. Сердце забилось чаще. За мной следили.

Этот человек старался оставаться в тени и при этом держаться поближе, может быть, надеясь ухватиться за край моей одежды едва я соберусь трансгрессировать.

И, разумеется, чувствуя какое-то удовлетворение от того, что что-то в конце концов происходит, я огляделся, отошел в угол потемнее, достал волшебную палочку. Если он хотел перенестись вместе со мной, то ему придется подойти поближе.

Иголками впивалось в нервы сомнение. Мне же повезет? Он же не ожидает, что я заметил его?

И, когда силуэт действительно метнулся ко мне, я с каким-то мстительным удовольствием запустил в него заклинанием. К счастью, все получилось. Вторая волшебная палочка оказалась у меня в руках. Я подошел к растянувшемуся на мокрых плитках человеку и, шепнув контрзаклятие, принялся наблюдать, как выцветающие чары невидимости открывают недовольное лицо Долиша.

Долиш? Конечно, этого стоило ожидать. Он считал, что именно я подставил его и, в целом, не ошибался. И, хотя от малейшего усилия чувствовалась слабость, мне отчего-то стало весело.

— Мистер Долиш. Вы следили за мной, — с раздражением сказал я, подавая ему руку, чтобы помочь встать. — Вы можете наконец успокоиться с этой вашей теорией?

Тот, разумеется, протянутую руку проигнорировал, что, по большому счету, было к лучшему: голова у меня немного кружилась.

— Не прикидывайтесь, мистер Уизли, — заметил тот, вырвав у меня из рук собственную волшебную палочку и высушивая промокшую одежду. — Мне прекрасно известно, что это вы пытаетесь меня подставить. Можете радоваться. Скримджер занялся проверкой.

— Вы бредите, — едва подавив зевок, заметил я. Это был, к сожалению, не намеренный жест: я чувствовал, что очень устал и раненая рука, конечно, здоровья не добавляла.

— Буду вынужден пожаловаться, — немного неуклюже закончил я, надеясь, что разговор не затянется надолго.

— Разумеется, мистер Уизли, - саркастически заметил Долиш. Его равнодушные глаза скользнули по моему лицу, казалось, он что-то отметил для себя, потом, не говоря больше ни слова, трансгрессировал.

Я последовал его примеру и уже через несколько минут открывал дверь своей квартиры.

Войдя, я привычно оказался в темной гостиной. Пристроив отяжелевшее от влаги пальто на вешалку, я, ориентируясь на ощупь, прошел к дивану и устало опустился на него. Нестерпимо клонило в сон, но сердце все еще колотилось как бешеное. Может быть, я все еще не пришел в себя после встречи с Долишем.

— Все равно доказать он ничего не сможет, — с удовлетворением пробормотал я. — А теперь еще и пожалуюсь… — я зевнул. Вспомнилось, что нужно было еще принять кровевосполняющее зелье. У лекарства был странный сладковато-мясной вкус.

Тут в дверь позвонили. Я немного подождал, в надежде, что они уйдут, но звон повторился. С усилием поднявшись, я пошел открывать и потом…

— Перси! Как ты? - Айи бросилась ко мне. Я обнял ее в ответ, хотя было уже не ясно, то ли я прижимаю ее к себе, то ли просто пытаюсь удержаться, чтобы не упасть. И все же я был до безумия счастлив: она снова была здесь, со мной.

— Привет, — сказал я. Я понял, что улыбаюсь. Внутренний голос подсказывал, что вид у меня, должно быть, совершенно идиотский. Я притянул ее ближе, целуя, чувствуя как все остальные ощущения, все смутные волнения на мгновение отступили, оставив только теплое прикосновение губ, только пряный запах ее волос.

— У тебя руки ужасно холодные, — пробормотала Айи. Я хмыкнул, целуя ее снова. Мы замерли, прижавшись друг к другу, но через мгновение, как будто подумав о чем-то, Айи отстранилась, принявшись внимательно смотреть на меня.

— Что с тобой случилось? — спросила она. Я понял, что она заметила мою рану.

— Ничего, — попытался я замять обсуждение, но она не собиралась отступать.

— Садись, — она потащила меня к дивану. — Откуда?

— Ты слышала про змею? — вопросом на вопрос ответил я.

— Которая напала на твоего отца? Да… Это она тебя… — Айи, казалось, о чем-то напряженно размышляла. Мне вдруг бросилось в глаза, какой усталой она выглядела.

— Ага, — я откинулся назад. Казалось, произошедшее должно было уже остаться позади, но нет, едва я начинал об этом задумываться, все снова вставало перед глазами. Бросок змеи. Раззявленная пасть, выставленные вперед зубы… Я вздрогнул.

Айи все еще смотрела на мою руку.

— Да у тебя рана отрылась! Тебе же надо было лежать, — она потянулась за своей волшебной палочкой. — Кровь течет…

— Не волнуйся, когда-нибудь кончится, — отозвался я.

Айи нервно хмыкнула, потом укоризненно посмотрела на меня.

— Это из-за яда, — пояснил я. — Ничего пока с этим не сделаешь, приходится принимать зелье.

Айи кивнула, нехотя убрала палочку и, подумав, добавила:

— Шутка, как обычно, так себе.

Я польщенно пожал плечами.

— Братья всегда говорили, что у меня нет чувства юмора, но, — я сделал ударение на этом слове, — на самом деле они просто не способны понять моих тонких шуток.

— Конечно, — она усмехнулась.

Какое-то время мы сидели в молчании.

— Ты едва выжил, да? — вдруг спросила Айи.

Я пожал плечами. Мне уж точно не хотелось об этом думать. Айи, казалось, поняла мое настроение. Может быть, ей тоже не хотелось вдаваться в подробности.

Она придвинулась ближе, я обнял ее за плечи здоровой рукой.

Гораздо лучше было ни о чем не думать. А, когда Айи была рядом, у меня это неплохо получалось. Может быть, поэтому она мне так нравилась.

— Значит вы продолжаете утверждать, что не знаете ничего об Оружии Дамблдора? — пропел тоненький девичий голосок.

— Нет, не знаю.

— Что же, — малюсенький вздох. — Очень жаль. Боюсь, вы не оставили мне выбора. Роули, пригласите, пожалуйста мистера… — окончание фразы было смазано.

— А что министр? Это незаконно, вы знаете?

Жеманный смешок.

— То, о чем Корнелиус не узнает, ему не повредит.

Голова взорвалась болью. Казалось, каждую клеточку промывали в кислоте и спешили тщательно рассмотреть…

Резко втянув в себя воздух, Уэллс проснулся. Спину ломило и, когда он потянулся, позвонки захрустели. Было не ясно, почему ему снились кошмары о том, чего он даже не помнил. Он был в Азкабане со вчерашней ночи, но мрачная атмосфера замка, казалось, уже начала проникать в его сознание. Ему говорили, что так будет.

— Нападение на мракоборца и книги о Темных Искусствах без лицензии. Пять лет — это немного.

И Уэллсу ничего не оставалось кроме как принять сделку. Приятно было то, что Эгберт Боунс сохранил его долю в прибыли от книжки про Армандо Диппета, которая скоро выходила в продажу. Значит, когда он выйдет, совсем нищим не останется. Но пять лет… Они все равно были потеряны. Конечно, все могло сложиться еще хуже, но радоваться этому не получалось.

Разминаясь, Уэллс прошелся по камере, затем встал в планку и принялся отжиматься, считая про себя. Голова все еще немного болела, но следовало поддерживать свои привычки, насколько возможно.

— Там кто-нибудь есть? — слева раздался слабый, надтреснутый голос.

Сперва Уэллс подумал, что ему всего лишь показалось, но вопрос повторили.

— Вы кто? — хотелось надеяться, что ему не причудилось.

Уэллс поднялся и, осмотрев разделительную стену, обнаружил крохотный зазор между камнями. Голос доносился оттуда.

— Да? — спросил он, приблизившись к щели. Происходящее казалось немного странным.

— Вы недавно здесь? — продолжали интересоваться из-за стены. Голос был ломкий и сухой, словно бумага. То ли говоривший был стар, то ли преждевременно иссох в заключении.

— Да.

— Значит, я не ошибся. Слышал, как вас привели вчера. Того человека, что был здесь до вас отправили куда-то еще, — заметил он. — У них появились какие-то подозрения...

Собеседник на мгновение остановился, словно переводил дух.

— Антонин Долохов. А вы?

Имя резануло слух Уэллса. Это был один из известнейших сторонников Волан-де-Морта. Эмоции скатывались в неразделимый комок: искра ненависти, злость от того, что он был теперь в одном ряду с Пожирателями Смерти.

— Я думал, вы отреклись от Волан-де-Морта.

Долохов, кажется, не сразу сообразил что отвечать. Сначала он ругался, говоря, что не собирается терпеть оскорблений, злобно прохрипел, что никому не позволит произносить имя Темного Лорда. Потом рассмеялся странным, кашляющим смехом.

— Предатель крови, нужно было догадаться, — успокоившись, заметил он. — Когда-нибудь я убью тебя за то, что ты сказал.

— Майкл Уэллс, — выплюнул Уэллс. — На случай, если понадобится наводить справки.

Какое-то время они сидели в молчании. Уэллсу даже казалось, что больше говорить им двоим не о чем, однако, через минуту из-за стены снова послышался ломкий голос Долохова.

— И за что же попал сюда предатель крови? — насмешливо спросил он.

Сперва Уэллс удивился. Потом ему пришло в голову, что, как бы Долохов ни презирал маглов, «предателей крови» и маглорожденных, сейчас ему настолько хотелось поговорить хоть с кем-нибудь, что это было неважно. Эта мысль была неприятной.

— Не предатель крови, — поправил он. — Маглорожденный.

— Ясно, — по голосу было слышно, что Долохов сморщился. — И что такого вы сумели сделать?

— Изучал Темные Искусства…

Снова послышался кашляющий смех Долохова.

— Сожгли магла за колдовство, — задыхаясь, выдавил он, в полном восторге от собственной шутки.

— И напал на мракоборца Роули.

Долохов не обратил на него внимания и продолжал смеяться, так что Уэллс тоже махнул на него рукой и вернулся к упражнениям.

— Спешу объяснить свой восторг, — успокоившись, заметил Долохов. — Все из-за того, что грязнокровки не способны к сильной магии.

Он немного подождал реакции, но, так как Уэллс не спешил поддерживать беседу, вскоре продолжил.

— Так что это было? Смертельный яд вместо зелья от прыщей? Чудовищная несправедливость — преследовать вас за эту ошибку.

Уэллс невольно хмыкнул.

— Я уже слышал все, что вы можете сказать, — заметил он. — Обойдитесь без глупых оскорблений.

— Признаете? Тогда вы согласны, что должны подчиняться тем, у кого, так сказать, больше права?

Теперь Уэллс разозлился, хотя понимал, что Долохов именно этого и добивался. Впрочем, даже если спорить не было никакого смысла, больше заняться было нечем.

— Типичный дурак с самомнением, — констатировал он. — Хочется чтобы люди поклонялись вам? Да так, чтобы ничего и делать не пришлось? По какому-то мифическому врожденному праву? Желание понятное, — Уэллс презрительно хмыкнул.

— Мифическое? Вовсе нет, — снисходительно заметил Долохов, казалось, его тонкие губы кривятся в улыбке. — Мое право я готов отстоять. И знаете, то, что я готов отстаивать мое право подтверждает то, что оно у меня есть.

— Как удобно, — Уэллс желчно рассмеялся. — Значит сделаете все что угодно, чтобы убедить себя в своей невероятной исключительности? Пытки, убийства невинных людей, вы не перед чем не остановитесь, правда? Волан-де-Морт знает толк в манипуляциях.

— Если желание жертвовать ради своих целей вам кажется странным, то вам помочь нельзя.

— Какое геройство! Неволшебники, которые даже не могут защититься, — хмыкнул Уэллс. — А все ради того, чтобы служить Волан-де-Морту, — добиваясь драматического эффекта, он старался произносить имя Того, Кого Нельзя Называть почаще, благо, у него, выросшего в семье маглов, оно не вызывало совершенно никаких ассоциаций.

Долохов усмехнулся и какое-то время молчал. Когда он продолжил в его голосе было немного меньше насмешки, чем раньше:

— Вы чудовищно наивны, мистер Уэллс, — сказал он. — Впрочем, таким как вы так и полагается. Все эти так называемые нормы морали — специально для того, чтобы заставить массу подчиняться.

— Конечно-конечно. А идеи избранности не заставляют? — язвительно поинтересовался Уэллс, но Долохов сделал вид, что ничего не расслышал, и продолжал.

— Вы просто не понимаете основных вещей. А все. Все, мистер Уэллс, можно просуммировать в трех правилах. Лучше убить, чем быть мертвым. Победитель получает все. Побежденный должен быть мертв, ибо мертвый враг не сможет отомстить. Другими словами, урон должен быть критическим, чтобы предотвратить новые сражения. Вот и все объяснение. А теперь скажите, мистер Уэллс, сколько раз вы страдали из-за своей нерешительности?

Тот на мгновение осекся, вспомнив происшедшее с Роули, но только лишь на мгновение. Потом он рассмеялся сам над собой. Это было так очевидно — то, что Долохов ставил знак равенства там, где ему было удобно.

— И поэтому стоит убивать невинных людей? Которые даже не сражаются? Только за то, что они не волшебники? Просто смешно, — с злобной желчью заметил он. — А еще смешнее то, что вы страдаете из-за своей так называемой «решительности». Мы сидим в соседних камерах, но вы уже не выйдете отсюда, а я — выйду.

— Это… — начал Долохов, потом резко замолчал, показалось, что он неожиданно резко охладел ко всему разговору. Впрочем было ясно, что он в конце концов не сможет не попытаться оставить за собой последнее слово, так что Уэллс ждал продолжения. Ему казалось, Долохов непременно должен был начать доказывать, что все эти убийства были полностью оправданны, он бы сам, в свою очередь, с этим поспорил и вся дискуссия могла бы тянуться до бесконечности. Было утомительно даже думать об этом, ведь надеяться повлиять на собеседника не приходилось. Сам Долохов, казалось, рассуждал примерно так же. Снова послышался то ли кашель, то ли смех. Потом он заговорил снова, и его тон, к вящему удивлению Уэллса, звучал более миролюбиво.

— Давайте скажем так, — произнес он. — Я все еще жив, а вы через некоторое время окажетесь на свободе. А вы ведь догадываетесь, что это значит? — Долохов на мгновение остановился, как будто хотел придать своим словам больше веса. — Наши враги сделали ошибку.

Уэллс невольно усмехнулся.

— Именно так, — издав кашляющий смешок, продолжал Долохов. — Но, раз уж под вашими врагами я подразумеваю в том числе и себя, то, вы понимаете, я намерен исправить эту ошибку при первой возможности. А вам тогда останется только сожалеть о том, что ваше, так называемое, правосудие не казнило меня раньше.

— Простите, конечно, но я сожалеть не буду, — с язвительной вежливостью отозвался Уэллс. — Разговор получился увлекательный, а кто кого переживет — вопрос спорный.

Долохов глухо рассмеялся.

Оскальзываясь на мокрой мостовой, я торопливо шел по улице. В глазах стояла странная муть, словно я забыл надеть очки, а мыслей, казалось, не было вовсе.

Сам не зная, зачем, я остановился на небольшой площади с садиком. Мои глаза обегали прохожих и картинка, казалось, иногда становилась четче, будто мое внимание служило своего рода линзой, ловившей в фокус только некоторые из деталей.

И вот сейчас сквозь туман до остроты четко проступил образ тощего и больного на вид человека, сидевшего на промокшей скамейке и перекладывавшего бумаги в толстой папке. Риз? Только пройдя совсем близко от него, я наконец узнал его. Мне захотелось обернуться, рассмотреть его внимательнее, может быть, даже заговорить с ним, но словно что-то мешало мне. Казалось, какое-то внутреннее упрямство толкает меня вперед.

— Надо идти, — пробормотал я. Мой голос звучал странно. — Надо идти.

Я пошел напрямик через газон, мои ботинки промокли, вслед доносился смех какой-то подгулявшей компании.

Вперед и вперед. Улица, средоточие огней и проносящихся мимо фар машин. Они кружились вокруг, растягиваясь в полоски, словно они теперь стали рекой, и я тонул в этой реке. Мелькание, неясные отзвуки тысяч голосов расстроили мои мысли окончательно, заставили их рассыпаться на фрагменты, словно мозаику, и их уже не получалось собрать...

Я схватился за голову.

— Что со мной?!

Люди оборачивались на меня. Смутившись, я подошел к темной витрине ближайшего магазина.

Просто сделать вид, что увидел что-то интересное. Просто сделать вид, что ничего не происходит…

На темном стекле призраком отразилось лицо Берда.

Вздрогнув, я проснулся.

Берд! Конечно!

Я вскочил с постели, нашарил очки, нацепил их на нос, едва не ткнув дужкой себе в глаз, принялся одеваться.

Империус, похоже ослаб из-за того, что я потерял тогда сознание из-за раны… Значит Берд уже целый день разгуливал по городу. Нужно немедленно все поправить. Я дрожал, словно в лихорадке.

— Перси? — донесся до меня сонный голос Айи.

— Мне надо идти…

Она удержала меня за руку, посмотрела то ли интересуясь, что я собираюсь делать, то ли предполагая, что любая идея, возникшая в середине ночи, в лучшем случае, весьма сомнительна.

Не знаю, о чем я тогда думал и думал ли вообще, но, в любом случае, с моего языка сорвалось следующее:

— Надо спешить. Наложить Империус.

Разумеется, она не могла понять, о чем я говорил, так что вначале даже немного улыбнулась, подумав, что, стоит мне проснуться окончательно, я и сам перестану понимать, что имел в виду.

— Империус? На кого? — с иронией спросила она, выпуская мою руку.

— Берда. Он сопротивляется, нужно помешать ему сбросить заклятие окончательно.

Я остановился, не понимая, почему сказал правду. Может быть, все вышло случайно. Может быть, мне не хотелось ей врать. А может быть, я хотел, чтобы она знала. В любом случае, теперь мне казалось, что лучше было соврать.

Все еще не поворачиваясь, я услышал, как Айи резко вздохнула, услышав мое объяснение.

— Ты наложил Империус? — ее голос звучал как-то холодно, даже отстраненно. Так мне показалось.

— Не было выбора, он хотел давать показания, — бросил я, уже выскакивая в гостиную.

Я потратил минуту, плеская себе в лицо холодной водой, надеясь, что от этого удастся проснуться окончательно, потом еще некоторое время на то, чтобы изменить внешность с помощью трансфигурации, а, когда поднял глаза, сзади себя, в зеркале, увидел встревоженное лицо Айи, уже тоже полностью одетой.

— Я пойду с тобой, — сказала она.

— Зачем? — обернувшись, переспросил я.

Айи не ответила. Несколько секунд она вообще ничего не говорила, может быть, давала себе время подумать, правильно ли поступает, потом просто пожала плечами.

— Ты готов? Тогда идем.

Это удивляло. Я признался себе, что какая-то часть меня ждала совсем другого. Чего-нибудь разумного. Например того, что она притворится, будто ничего не услышала, а потом, вернувшись, я не найду ни следа ее пребывания. Сердце екнуло.

— Хорошо, — сказал я, торопливо шагая обратно в гостиную. Мне не хотелось, чтобы она видела как я улыбаюсь. Было слышно, как Айи тоже накладывает заклинания, изменяющие внешность.

Еще через несколько мгновений мы оказались на пустынной, оплаканной дождем ночной улице. Я закрывал глаза, стараясь увидеть то, что видел в данный момент Берд: так было проще всего найти его.

— Ты сказал не было выбора. Что ты имел в виду? — напряженно спросила Айи.

Казалось, она раздумывала над этим вопросом с того самого момента как мы вышли из дома.

— Его арестовали, и он хотел пойти на сделку. Сдать тебя и Грейвса. Больше ничего.

Мы вышли на набережную, и я тут же заметил впереди темную фигуру Берда. Задувавший с реки ветер промораживал до костей, но его, сосредоточенно разглядывающего подпрыгивавшую на речных волнах пустую бутылку, это, похоже, совсем не беспокоило.

— Стой, — твердо сказала Айи. — Сначала я поговорю с ним.

Я немного удивился, но все же отошел в сторону. Холод разбудил меня, и сейчас, наблюдая как Айи возвращает себе привычный облик и направляется к Берду, я вдруг подумал, что привело ее сюда вовсе не желание помочь мне.

Казалось, ей хотелось уладить все лично, убедиться, что не будет больше ничего противозаконного. Может быть, она не доверяла мне. Может быть, мне не следовало доверять ей. Мне вдруг пришло в голову, что сейчас наши отношения были очень ей полезны, и, как бы мне ни хотелось, я больше не мог отделаться от этой мысли.

— Обливиэйт, — услышал я.

Айи стояла, направив на Берда волшебную палочку. Я сделал движение, чтобы подойти ближе, но она подняла руку, прося меня еще подождать.

Берд пришел в себя, они принялись спорить.

— Если ты вернешься в Управление, мы узнаем, — безразличным голосом заметила Айи. — Тогда я и Грейвс приложим все усилия, чтобы о твоей сделке стало известно всем.

Берд скривился. Хоть (как я выяснил немного позже) Айи и стерла воспоминания, касающиеся меня и Империуса, он помнил, что в прошлый раз кто-то помешал ему дать показания, значит догадался, что у Айи и Грейвса должен был быть свой человек в Управлении Мракоборцев.

Впрочем, Берд был не из тех, кто легко признает свое поражение.

— Что ж, — заметил он после секундного промедления. — Мне грустно видеть, что ты считаешь будто я готов интриговать против собственных союзников. Думаю, ты должна понимать, что в тот раз не было другого выбора. И, разумеется до такого бы не дошло, если бы ты сразу сказала мне, что у вас есть свой человек в Управлении, — с недовольством закончил он.

— Всего лишь даю тебе знать, — отрезала Айи.

Отвернувшись, она пошла ко мне, благо, из-за трансфигурации меня нельзя было узнать, а затем мы трансгрессировали, вновь оставив Берда одного.

— Я понимаю, ты не мог тогда договориться с ним, — заметила Айи, когда мрак вокруг рассеялся. — Он знал, что именно у тебя и есть все доказательства, а значит тебя арестовали бы до того, как ты успел бы что-нибудь сделать. Но теперь — это то, что нужно. К тому же получилось устроить так, что он не вспомнит, кто ты.

— Ты думаешь, угроза заставит его молчать? — с сомнением спросил я.

— Сейчас ему не угрожают арестом, — задумчиво произнесла Айи. — Но он постарается вычислить тебя. Просто чтобы иметь козырь.

Я кивнул. Без висящего над душой Империуса было легче, но стоило ли это того, чтобы вводить дополнительную переменную? Впрочем, заинтересовало меня и другое.

— А откуда ты знаешь заклятие Забвения?

— Перси, — Айи улыбнулась, — имей совесть. Я же не спрашиваю тебя, почему ты умеешь накладывать Империус.

Я невольно хмыкнул. Все же пока мы помогали друг другу. Мне хотелось надеяться, что так будет всегда.

Мы встретили рассвет все там же, на промозглых улицах Лондона. Обнявшись, наблюдали за тем, как низкие дождевые облака постепенно напитываются светом. Снега не было, но гранитные плиты покрылись тонкой белой изморозью. Мы немного постояли, стараясь разглядеть закат, потом выпили по чашке невкусного кофе и разошлись в разные стороны: Айи торопилась в министерство, а я, раз уж Амбридж отпустила меня до Рождества, собирался немного отдохнуть. Впрочем, прежде этого, я собирался найти Риза: мне не хотелось бы, чтобы он слонялся неизвестно где, тем более теперь он, судя по всему, был болен.

Я рассудил, что найти его легче всего будет через Наземникуса Флетчера, который, как вы помните, торговал Феликс Фелицисом, так что, пробравшись между раздражающих рождественских украшений на Оксфорд Стрит, я отправился к Дырявому Котлу.

Лютный переулок вихлялся как сломанная кость, выглядел как мокрая дворняга и пах как старая водопроводная труба. Читая вывески, я искал паб «Кроличья Лапка», на чердаке которого, как я помнил, обретался Флетчер. Это заведение было известно прежде всего коктейлем «Авада Кедавра», хрустальной люстрой, увешанной пресловутыми кроличьими лапками всех форм и размеров, блюдом «бекон без яичницы», тщательно выверенным ароматом затхлости, а также тем, что в штате значился специально обученный тролль, выкидывавший за порог неугодных посетителей.

Двери были покрыты облупленной черной краской, и, когда я, толкнув их, оказался внутри, прямо под нависающей над каждым входящим нахмуренной физиономией тролля-привратника, моим глазам предстала неожиданно приличная, хотя и немногочисленная, публика. Был там напивавшийся, по обыкновению, с самого утра Эмиль Сангвини (он, благодаря трансфигурации, меня не узнал), склонявшаяся над чашкой чернейшего кофе угрюмая волшебница, готовая объяснить каждому, почему это заведение «уже не то, что раньше», и человек с моржовыми усами, напоминавший в своем твидовом костюме престарелого профессора.

— А мистер Флетчер, случайно, не здесь? — спросил я у бармена.

Тот, хотя и ответил, продолжал с отсутствующим видом что-то смешивать в высоком стакане (я успел заметить, что в состав включался огуречный рассол).

— Наземникус? Зачем он вам?

Я сделал вид, что замялся, и тогда он, сделав, как мне показалось, все выводы, добавил:

— Он отошел, вроде, хотел вернуться к вечеру.

Ответив досадливым кивком, я уже собирался уходить, но профессор с моржовыми усами, оказавшийся моим соседом, неожиданно повернулся ко мне:

— Вы тоже ищете Флетчера? У вас есть идеи, куда мог запропаститься этот прохвост?

— Боюсь, что нет…

— Но не ждать же его, в самом деле, до вечера, — не слушая, добавил он. Казалось, его обрадовало появление того, с кем можно было обсудить все недостатки Флетчера.

Заметив мое замешательство, он поспешил протянуть мне руку и представиться:

— Гораций Слизнорт, профессор в отставке.

— Джон Келлог, — быстро сориентировался я, — стажируюсь в Пророке.

После этих слов этот самый Слизнорт, казалось, слегка потерял ко мне интерес, но все-таки не мог отказать себе в удовольствии немного поболтать.

— Флетчер совершенно безответственный. Не знаю, зачем я вообще с ним связался. Вы, наверное, тоже уже не рады…

— К сожалению, выбора нет, — решил рискнуть я. — Сами понимаете, он лучший.

Слизнорт кивнул не без некоторого удовлетворения.

— Я его и вчера не застал, — пожаловался он.

— Он сказал, что вернется к вечеру, — меланхолично добавил бармен. — Вчера утром приходила какая-то девушка, так он после ее ухода сразу же куда-то отправился.

— И вы не знаете, куда? — спросил я. — У меня к нему срочное дело…

Бармен пожал плечами, прошелся к другому концу стойки и, вернувшись с пустой кофейной чашкой, заметил:

— Вот та девушка. Снова здесь. Ее и спросите.

Я обернулся и увидел Ронуэн Мелтон, помощницу Эглантины Берк, собственной персоной. Она тем временем требовательно посмотрела на бармена и громко спросила, где она может найти Наземникуса Флетчера.

— Вы снова к нему? Он вернется к вечеру, — с нараставшим раздражением отозвался тот.

— И вы тоже не знаете? — веселым голосом спросил Слизнорт. — Тогда все, конец, вернусь потом.

Он поднялся и, бросив на стол пару сиклей, направился к выходу.

— Тоже ищете Флетчера? — Мелтон окинула меня оценивающим взглядом. Впрочем, опять же, она не могла узнать меня из-за трансфигурации.

— И тоже безуспешно, — отозвался я. — Джон Келлог, из Пророка. А вы?

— Лиз… Тейлор.

— Вы тоже в прессе? — доброжелательно спросил я.

— Да… Расследую… Вы слышали про Хельмута Риза? — она уставилась на меня с ожиданием. Так и есть, она была здесь, чтобы найти его. Холодок пробежал по моей спине. Я признался себе, что так и не понимаю ее мотивов. Зачем, в самом деле, было ей пытаться искать Риза самой?

— Он, так сказать, знакомый знакомых, — пожал плечами я. — Странная история.

— А что вы слышали?

— Только то, что он, вроде как, украл какие-то документы, и что его не поймали. Думаете, он мог приходить сюда?

— За тем же, за чем и вы.

— Хорошо, что мракоборцы не узнали об этом, — произнес я, не сдержав нервного смешка, подспудно осознавая, что она не только знала все про Риза и Феликс, но и не спешила делиться этой информацией.

— Да. Хорошо, — Мелтон стала задумчивой. — Пожалуй, стоит вернуться позже.

Я поднялся следом за ней. Было понятно, что незнакомцу она ничего не расскажет. Но что все-таки было ей нужно от Риза?

— Ну, думаю, я тоже ждать не буду. Приятно было познакомиться.

Выйдя на улицу, я остановился, не зная, куда податься дальше, а потом решил вернуться домой и попытаться связаться с Флетчером через Орден Феникса. Это, разумеется, был не лучший способ (сообщение пришлось бы передавать через третьи руки, а значит это заняло бы какое-то время), но все равно — неплохо.

От сырой погоды меня немного знобило, а рана от влаги разнылась, так что я действительно не желал ничего больше, чем оказаться в постели.

И, когда я (в который раз) нашел дверь собственной квартиры не запертой, меня охватила досада. Я вошел, готовясь встретить Долиша, но вместо этого:

— Риз? — с удивлением спросил я.

— Ты кому-то еще дал ключи? — спросил он, кривовато улыбнувшись. Он сидел за столом, прижав одну руку к животу, а другой, в очередной раз перелистывал бумаги из папки с досье Гамильтона.

— Рад тебя видеть, — заметил я, внимательно оглядывая его.

— Могу тебе сказать, я придумал еще несколько мер по улучшению защиты этого места, — как ни в чем ни бывало продолжал Риз. — Во-первых, заклятие доверия… Слышал о нем?..

Было заметно, что последние несколько недель дурно на нем сказались. Он исхудал, кожа, казалось, даже отливала желтизной. В целом он выглядел очень и очень плохо, даже хуже, чем в тот раз, когда я видел его глазами Берда. Вспоминалось, что Феликс Фелицис был очень токсичен.

— Как ты? — спросил я.

— Отравился немного, ты не обращай внимания, — отозвался он. — Лучше прочитай это…

Он вытащил из-под стола какой-то грязноватый спортивный рюкзак и принялся выуживать оттуда книгу за книгой.

— Не то, не то, — бормотал он, вглядываясь в названия.

— Что ты ищешь? — спросил я, беря один из томов («Тайны Наитемнейшего Искусства» за авторством Оула Буллока). — И откуда все это?

— Забрал из дома этого, как его там… Уэллса… Вот, — он положил передо мной книжку и, прежде чем я успел прочитать название, перелистал на нужную страницу. — Вот, заклятие Фиделиус. Изучи его и наложи на это место. Этот мракоборец… Долиш… притащился сюда без предупреждения в прошлый раз. Я подумал. Сейчас он не мог бы побывать здесь, чтобы мы не узнали. И он знает об этом: смог все разглядеть, когда был здесь в прошлый раз. Значит, пока не уверится (или не выбьет ордер), сюда не полезет: в Азкабан ему не хочется…

— Кстати, Мелтон все еще пытается найти тебя. Не знаешь, зачем? — спросил я, но Риз, как будто не расслышав, продолжал расписывать пользу заклятия Доверия:

— В конце концов, если что случится, оно даст нам некоторую фору…

В этот момент я почувствовал, что кто-то посторонний поднялся в коридор моего этаж. Вот он уже около двери. Послышался стук.

Риз сжался от страха и, казалось, только большим усилием воли заставил себя не броситься опрометью прочь.

— Ты слышал? — сдавленно уточнил он.

Я кивнул, подошел к двери и, посмотрев в глазок, с облегчением увидел Клавдию Долохову, целительницу. Эти постоянные сюрпризы ужасно раздражали. Тут же вспомнилось, что Дамблдор при мне просил ее регулярно навещать меня.

Не долго думая, я открыл дверь: считал же Дамблдор возможным встречаться со мной в присутствии этой Долоховой, значит и про Риза ей вполне можно было рассказать.

«К тому же», — подумалось мне, — «лучше будет, если его наконец проверит целитель».

Долохова, казалось, удивилась присутствию Риза, но, когда тот представился, понимающе кивнула.

— Вы уже решили, что делать с печенью? — поинтересовалась она, разбинтовывая мою руку.

Риз посмотрел на нее с удивлением, и тогда Долохова, немного скривившись, утвердительно добавила:

— У вас проблемы с печенью.

— Да, живот болел в последнее время, — отозвался тот. — Думаете, это печень?

Долохова странно посмотрела на него, немного подумала, потом, снова скривившись, произнесла:

— Нужно провести тесты, но я почти уверена. Ваша печень больше года не протянет.

Риз оторопело уставился на нее.

— Да? — тупо произнес он.

— Да. И вам надо что-то с этим делать, — отозвалась Долохова, заканчивая бинтовать мою руку. Я сам не мог произнести ни слова. Представить не могу, как себя в этот момент чувствовал Риз.

— Вы можете восстановить ее? — спросил он. — Есть всякие чары, помогающие регенерации, я знаю.

Долохова оценивающе посмотрела на него, потом, решив, что вряд ли Риза интересовали объяснения, сказала:

— Есть причины их не использовать в вашем случае. Вам нужна новая печень. Ее могут вырастить из подходящих донорских клеток или даже ваших собственных. Но для всего этого нужно специальное оборудование и операция. В больнице.

— Причины? — Риз, казалось, ничего не слушал после этого.

— Заклятия регенерации ускоряют деление клеток, — с неожиданным терпением заметила Долохова, казалось, она вошла в привычную колею, стала профессионалом, делающим свою работу, — а клетки вашей печени сильно повреждены. Это, не вдаваясь в подробности, значит, что при искусственном ускорении их деления, вы, скорее всего, получите бесконтрольно растущую опухоль. Рак, иными словами. Если и растить печень из ваших клеток, то вне вашего тела. Так чтобы можно было контролировать…

— Но вы же можете попробовать! Не похоже, что я собираюсь подавать на вас в суд за врачебную ошибку, да? — огрызнулся Риз.

— То есть, вы предпочитаете лечиться от рака?

— И зачем вам обязательно… — выплюнул Риз. — Вы…

Долохова спокойно смотрела на него.

Я все еще не знал, что сказать. Что тут скажешь. Ничего.

Либо Риз сдается мракоборцам и, скорее всего получает лечение, либо умирает из-за отказывающей печени. Феликс Фелицис все-таки забирал всю удачу обратно.

— Да может вы ошибаетесь, — закончил Риз. — Проведите свои тесты, не играйте тут в прорицания.

— А когда они подтвердят то, что я сказала? — поинтересовалась Долохова.

— Я обращусь в больницу и пусть меня арестуют, — буркнул Риз.

Но, как только она вышла, он повернулся ко мне и отрывисто произнес:

— Никогда. Амбридж ведь не даст мне покоя, правильно? — после этого он потребовал, чтобы его оставили одного и уткнулся в какую-то книгу.

Я некоторое время смотрел на него, а потом, убедившись, что он не намерен говорить, я, с постыдной, может быть, готовностью удалился. Я все еще не знал, что ему сказать.

На следующий день после возвращения Риза я проснулся в три часа дня, чувствуя себя полностью разбитым. Не знаю, спал ли сам Риз хотя бы минуту, но, когда я зашел в гостиную, он сидел там вместе с Долоховой и смотрел на последнюю так, словно она была его злейшим врагом.

— Хорошо, я вам верю, — громко сказал он. — Но все равно я пока подожду. У меня достаточно времени. Я решу позже.

— Я бы не…

— Неважно! — отрезал Риз. — Займитесь пока Перси, — он кивнул в мою сторону.

Долохова пожала плечами, словно говоря, что ее дело — предупредить, а потом занялась моей раной или, что вернее, принялась отчитывать меня, обещая, что если я продолжу в том же духе, мне непременно придется растить новую руку.

Риз, едва его выпустили из виду, скрылся, не сказав больше ни слова. По-видимому, с его паранойей, по крайней мере, отчасти, было покончено.

— Ты должен повлиять на него, — заметила Долохова перед уходом.

Впрочем, из-за всего, что мне было известно об Амбридж и Азкабане, пока не мог отыскать в себе решимости на белом глазу рассказывать Ризу, насколько лучше ему будет сдаться. Меня все еще грела смутная надежда, что все исправится как-то по-другому.

Оставшись один, я, чтобы отвлечься, занялся изучением заклятия Доверия. Это заняло меня до одиннадцати, когда, снова ощущая странную усталость, я отправился спать.

Риз вернулся в два часа ночи. Он был, как казалось, совершенно трезв, чего нельзя было сказать о двух его спутницах. Первая — Дженнифер — была блондинка с водянистыми голубыми глазами, на губах которой блуждала отстраненная полуулыбка достигшего нирваны. Вторая — Сара — постоянно смеялась, то есть, даже если ей случалось замолчать на секунду, призрак подступающего веселья все равно отчетливо читался на ее лице.

Ее смех и разбудил меня или, если вернее, заставил выскочить из постели, как ошпаренного: в ее голосе отчетливо звучали до боли знакомые серебристые нотки.

Когда я вошел в гостиную, вся троица сидела за столом и что-то жарко обсуждала.

— А вот и он, — провозгласил Риз. — Мой друг, о котором я вам рассказывал.

— Перси? — спросила Сара, оценивающе оглядывая меня. — Черт, я до последнего думала, что он говорил о себе, — она засмеялась.

— Он ничего, хотя и рыжий, — заметила Дженнифер — ее взгляд зависал в какой-то точке на сорок дюймов выше моей макушки.

— Перси, садись, — сказал Риз — Учись, пока я жив, — он хмыкнул.

Сара тоже рассмеялась.

Я сел, и Дженнифер налила мне виски. Мои мысли, впрочем, витали весьма далеко от гостиной: я пытался решить, следует ли мне, учитывая все обстоятельства, немедленно накричать на Риза.

— Итак. Мы с вами должны помочь этому несчастному, — тем временем заметил тот, вид у него стал важный, как у старейшины Визенгамота. — Вы уже слышали всю прискорбную историю его отношений, так что теперь самое время что-нибудь решить.

Сара снова рассмеялась, Дженнифер посмотрела на меня долгим взглядом и, казалось, готова была расплакаться.

И, вы не ошиблись, они втроем принялись обсуждать меня и Айи. Не знаю, почему эта тема так их зацепила. Они, кажется, сходились в том, что Айи меня не любит, но спорили до хрипоты о том, смогу ли я это изменить. Кончилось все тем, что Дженнифер, глаза которой были на мокром месте, принялась объяснять мне, что я непременно должен как-то решить проблему с цветом моих волос и что все дело именно в этом.

— Это же противно! — восклицала она.

Я предложил ей выпить. Она, к счастью, согласилась и, заметив, что, цитирую: «если я и займусь с тобой любовью, то к тебе это не будет иметь никакого отношения», уснула, уткнувшись в сложенные на столе руки. Я перенес ее на диван, радуясь наконец наступившему спокойствию. Как выяснилось в следующий момент, радость была преждевременной: пока мы разбирались, Риз и Сара пригласили себя в мою спальню.

Я вернулся за стол, налил себе еще одну порцию виски с содовой и некоторое время раздраженно его прихлебывал. Впрочем, самообладание достаточно быстро вернулось ко мне, показалось даже странным, что я ожидал чего-то другого.

Следующий день Риз начал с признания, что «ненавидит всех».

— Я умру, — со злостью заявлял он. — А вы, мать вашу, все останетесь.