Староста, который хотел достичь власти (джен)

— Он так ничего и не сделал, — задумчиво шептал Фадж, уставившись в окно министерской машины, мягко катившей его по одетым огнями улицам Лондона.

Мы направлялись на прием, который Нейтан Перегрин устроил в честь собственного избрания Верховным Колдуном, и вид у министра был задумчивый, почти растерянный.

— Он так ничего и не сделал, — как бы про себя шептал он.

Мы вышли из машины и направились к городскому дому Перегринов. Снаружи он ничем не отличался от своих соседей: такой же аккуратный, но ничем не примечательный кремовый дом с колоннами.

— Я хочу, чтобы он ушел из старейшин, Долорес, — процедил Фадж, обмениваясь церемонным приветствием с встретившей его Амбридж. — Мне плевать, как вы это сделаете, я хочу, чтобы в Визенгамоте его не было.

Министр снова сделался по обыкновению спокойным и принялся раскланиваться с вышедшим ему навстречу хозяином дома, Нейтаном Перегрином.

— Что же, думаю, после приема вы еще успеете подобрать кандидатуры, — вполголоса сказала Амбридж, повернувшись к нам с Айи, хотя, было видно, она отнеслась к предложению министра скептически. — Если ничего не изменится, завтра представите варианты, — она снова лучезарно улыбнулась и посмотрела на подошедшего теперь к ней Нейтана Перегрина. — Нейтан! Поздравляю с избранием! Мы все очень рады видеть тебя Верховным Колдуном.

— Благодарю, Долорес, — слегка встопорщив уголки губ, отозвался тот.

Нейтан Перегрин был немолодой уже человек, с очень выступающим на иссохшем лице длинным носом и немигающим, почти птичьим, взглядом. Его серые от седины волосы были с чрезмерной аккуратностью зализаны назад, а о край его манжет, казалось, можно порезаться.

Теперь он пригласил Амбридж и Фаджа внутрь. Все уже собрались, не хватало только министра и его заместителя.

Мы с Айи прошли следом. Я был задумчив. Конечно, была вероятность, что Амбридж сможет убедить Фаджа приберечь пока силы, однако, следовало подготовиться и к тому, что будет попытка убрать Дамблдора из Совета Старейшин.

Само по себе исключение Дамблдора, конечно, не было катастрофой, однако, у меня было чувство, что лучше защищать все позиции, которые возможно. Я, впрочем, не собирался рисковать слишком сильно. В конце концов, я остался в министерстве сейчас, рассчитывая сохранить свое место и в том случае, если к власти придет Волан-де-Морт, значит, подставляться было нельзя.

— Господин министр, я понимаю вашу личную заинтересованность в этом вопросе, но понимаете ли вы, скольких ресурсов это потребует? — Амбридж говорила спокойно и холодно, не было ее обычных жеманных ужимок.

Было десять часов утра, и министр только что пришел на службу. Амбридж явилась почти сразу же, наверняка, ждала его.

— Напомню вам, что для снятия с должности старейшины Визенгамота нужно квалифицированное большинство, значит, учитывая, что все члены нашей фракции проголосуют за, понадобится еще, как минимум, трое. Значит, придется потерять некоторые комитеты.

Комитеты Визенгамота занимались оценкой существующих законопроектов и редактурой новых. Для судей участие в соответствующих комитетах означало прямую возможность влиять на законодательство в определенной сфере. Членство в комитетах, за некоторыми ограничениями, было в ведении Верховного Чародея.

— Я считаю, это стратегически ошибочное решение, — веско закончила Амбридж.

По лицу Фаджа не было понятно, то ли он прислушивается к ней, то ли просто ждет, пока она закончит, чтобы все равно поступить по-своему.

— Вы отчасти правы, Долорес, — наконец сказал он. — Однако, вариантов тут быть не может. Я хочу, чтобы Дамблдора в Визенгамоте не было.

— Я понимаю, Корнелиус, — с досадой отозвалась та. — Ваши помощники должны были уже подготовить…

Айи положила папку на стол Фаджу. Кандидатуры для голосования мы подготовили прошлой ночью.

— Может быть Амата Маккрей? — спросил я, посмотрев на Айи. Было около часа пополуночи, мы были в приемной одни, и нам нужен был последний голос. — Она на все согласится, если ей пообещать спасти единорогов.

Амату Маккрей, второй срок занимавшую должность местного судьи от Кента, я выбрал не случайно. Ей было около тридцати пяти, она всегда одевалась в белое, ценила животных гораздо больше чем людей и придерживалась какого-то данного самой себе обета безбрачия.

— Лучше Флавий Гамп, — отозвалась Айи. — Эта судья Маккрей, насколько я понимаю, идейная. Если выяснится, что Фадж расходится с ней во взглядах…

Айи понимала ситуацию правильно.

Затем мне и нужен был идеалист. Тот, кого легко будет убедить расторгнуть соглашение, тот, кто думает не только о выгодах и издержках. Мне нужна была Амата Маккрей.

— Во-первых, это вряд ли выяснится за короткий срок, — уверенно сказал я. — Во-вторых, Гампу придется предложить серьезные уступки.

— Я не знаю, — упрямо возразила Айи. — Если она неожиданно откажется, найти ей замену за короткий срок будет невозможно.

Разумеется, я знал об этом. Именно на это я и рассчитывал.

— Зато, уговаривая Флавия Гампа, мы растратим весь политический капитал, — парировал я. — Он потребует чуть ли не поправок к конституции.

Айи нахмурилась.

— Как хочешь, но я вношу Амату Маккрей, — заявил я, надеясь заставить ее принять решение побыстрее.

— Итак, — пробормотал Фадж, раскрывая папку, которую Айи только что положила на стол и пробегая бумаги глазами. — Даррен Картрайт, Стивен Хант и Амата Маккрей. Ну отлично… Работайте, Долорес. Помогите мне убрать Дамблдора из Совета Старейшин.

Амбридж слегка поджала губы. Было видно, что она осталась не слишком довольна решением министра, однако за дело она все-таки принялась со всей серьезностью. Всю неделю продолжались бесконечные встречи с судьями, все из которых она проводила лично и которые мне, временно помогавшему ей, приходилось организовывать.

— Не переношу Ханта, — устало сказала Амбридж вечером в четверг.

Голосование должно было состояться уже завтра, и только теперь мы наконец утрясли все детали со Стивеном Хантом. Этот человек был из тех, кто торгуется до последнего.

— В конце концов вам удалось убедить его принять более чем скромные условия, — отозвался я, стараясь, чтобы в голосе ненавязчиво промелькнуло восхищение.

Судя по всему, у меня получилось, так как Амбридж довольно улыбнулась.

— Садись, Перси, — сказала она. — Выпей, чего-нибудь, если хочешь. Ужасная неделя, правда?

Мне бросился в глаза стоявший перед ней пустой бокал, в котором, судя по всему, раньше был херес.

— Успешная, — мягко возразил я. — Дамблдор покинет Визенгамот, а вы сохранили фракции министра почти все основные позиции в комитетах.

Взмахнув палочкой, я заставил бутылку хереса перенестись к столу и, аккуратно поймав ее за донышко, снова наполнил бокал для Амбридж и для себя самого. Последнее, разумеется, без помощи магии. Важно было понимать, когда это не было уместно.

Амбридж снова польщенно улыбнулась.

— Ты и сам неплохо справился, Перси, — с крохотным смешком проговорила она. — Рада была узнать, что ты из тех, кто не даст семейному балласту утянуть себя на дно.

Тогда я этого не знал, однако, моя история напоминала Амбридж ее собственную. Пробившись из низов, в свое время, она стремилась откреститься от семьи, чтобы безбоязненно врать в министерстве о своем чистокровном происхождении.

— Мне было жаль сделать это, — с некоторым напряжением заметил я. Лучше было не врать о том, что могло было бы быть слишком заметно, а, кроме того, у меня было чувство, что немного искренности пойдет любому притворству на пользу.

— Понимаю, — Амбридж кивнула, казалось, ее забавляет мое напряжение. Позднее я стал понимать это чувство, возникающее, когда ты видишь кого-то, кто проходит по той дороге, которая уже осталась за твоими плечами.

— Но знаешь, в конце концов, важно осознавать, что это они тебя предали, — она усмехнулась моему явному удивлению. — Они предали тебя уже потому, что не смогли добиться для тебя наилучших возможностей. Скажешь нет? Обноски своих братьев, слава предателя крови, чудак-отец в забытом отдельчике — такой себе стартовый капитал, — она едва ли не рассмеялась.

Когда она снова потянулась к бокалу, ее рука двигалась немного неточно, и я понял, что она, по всей видимости, усердствовала. Внутри у меня закипал гнев, но мой вид оставался спокойным и заинтересованно-задумчивым. Амбридж продолжала, судя по всему, ей было искренне приятно, что к ней прислушиваются.

— Главное — вовремя осознать, что к твоей шее привязан камень, и сбросить его. Все эти высокие ценности… Все это для того, чтобы удержать тебя внизу. Те, кто это отрицают, просто слишком слабы, чтобы понять правду. И они обречены подчиняться.

Она все говорила и говорила, я же смотрел на нее с восхищением, как если бы она озвучивала те мои мысли, которые еще не успели выразиться словами.

Думаю, именно такой реакции она и ждала. Что же, она должна была получить то, чего хочет. Ее расположение могло оказаться полезным.

Небольшие ажурные часы с резными ангелочками и розочками мелодично зажурчали, отмечая полночь.

— О, уже так поздно, — неожиданно прервалась Амбридж, хрустально усмехнувшись. — Поверить не могу. Что же, в таком случае, до завтра.

— Спасибо вам, — сказал я, все еще не отрывая от нее взгляда. — Вы…

— Идите, Перси, уже поздно, — она как-то странно хохотнула. Ее дряблое лицо светилось от удовольствия.

Я кивнул и вышел из ее кабинета, специально слегка замешкавшись в дверях, как будто мне хотелось что-то спросить, но я не решался. Она должна была думать, что произвела неизгладимое впечатление, что она для меня чуть ли не пример для подражания. Могу сказать, что я был достаточно убедителен. И херес. Да, он оказался полезен.

Так или иначе, комитеты получили новых членов, а единороги могли теперь спать спокойно.

— На единорогов же не охотятся, — с недоумением произнесла Айи, рассматривая старый номер «Ежедневного Пророка», в котором была напечатана крупная фотография Аматы Маккрей с транспарантом против использования животных компонентов в зельеварении.

— Нет вроде, — я пожал плечами. — Но, говорят, в Хогвартсе несколько лет назад были случаи. Хотя какая разница в конце концов?

— Главное, что этот вопрос беспокоит судью Маккрей… — с сомнением протянула Айи.

Думаю, Амату Маккрей больше беспокоило сокращение ареала из-за ограничений секретности и, в частности, законопроект «О Дополнительном Ограничении Мест Обитания Магических Существ».

Этот факт не афишировался, но одним из тех, кто этот проект разрабатывал, был Фадж. Это было самое начало его карьеры, он тогда только несколько лет как закончил Хогвартс. Главное же было в том, что у меня была копия протокола его доклада. И, как говорится, «по неудачному стечению обстоятельств», утром в день голосования этот протокол оказался на столе у судьи Маккрей.

— Я не собираюсь вести дел с таким человеком, как вы! Соглашение отменяется! — услышал я, а следом за этим в приемную решительно вышла высокая женщина в развевающейся белой мантии и с очень недовольным лицом.

До начала заседания Визенгамота оставалось двадцать минут. 33/50 Квалифицированного большинства не было.

Неудачно было то, что судья Маккрей решила лично сообщить Фаджу о том, что не намерена голосовать за исключение Дамблдора.

Много ли министр мог исправить за двадцать минут? Этого я не знал.

Знал только то, что делать больше того, что уже было сделано, было небезопасно. Если бы меня уволили сейчас, все жертвы были бы напрасны, а я был полон решимости ни за что этого не допустить.