Староста, который хотел достичь власти (джен)

Зал заседаний Визенгамота полнился людьми. Сливовые и черные мантии мешались перед входом, упорядочивались на скамьях. На сегодня было назначено голосование по поводу реформы образования, которая должна была, как говорили, повысить уровень преподавания в школе Хогвартс. На деле, министра скорее привлекала возможность вторгнуться на территорию, которую Дамблдор уже давно привык считать своей вотчиной.

Такая перспектива вызывала закономерное беспокойство в ордене Феникса, но, как справедливо заметила мадам Боунс: «Перегрин контролирует большинство а, кроме того, не пристало заикаться о пользе автономии школы, когда ни один год не обходится без инцидентов». Действительно, именно последнее обстоятельство заставляло многих, как простых обывателей, так и членов Визенгамота, искренне поддерживать реформу.

«Дамблдора пора урезонить!» — под таким заголовком печатался «Пророк».

«Чармстрайкер» высказывался сдержаннее, однако и он не поскупился на подробную аналитическую статью с разбором деятельности действующего директора Хогвартса.

«Монстр Тайной Комнаты, дикие животные Запретного Леса, беглые преступники, прогуливающиеся по коридорам — вот лишь некоторые из возможных неприятностей, которыми так славен замок. (…)

Программы обучения не согласованы, в результате чего некоторые темы могут проходиться по нескольку раз, а некоторые — не затрагиваться вовсе. (…)

Хотя в последнее время в школе не было зарегистрировано ярких эпизодов буллинга, психологическая обстановка остается крайне напряженной. Для некоторых студентов давление экзаменов оказывается слишком тяжелым, в это время особенно часты нервные срывы. «Когда начинаются экзамены, я знаю, что многим понадобится моя помощь», — говорит мадам Помфри, школьная медсестра, человек, в одиночку обеспечивающий работу школьного Больничного Крыла…»

В целом, сомнений в том, что реформу примут, ни у кого не было.

На бумаге образовательный законопроект производил приятное впечатление, все предложенные меры казались разумными и вполне умеренными.

Но, как говорится, если пианист плохой, то он ни по каким нотам не сыграет.

Я повернулся и с недоумением заметил розовый костюм Амбридж, на мгновение мелькнувший среди судейских мантий. Похоже, она тоже хотела понаблюдать за заседанием. Зубы непроизвольно сжались.

— Значит, ты его так и не дождался? — спросил Риз.

Я встретился с ним и Айи еще до того, как первые члены Визенгамота вошли в зал, за ланчем, хотя они, по всей видимости, ничего есть не собирались: перед ними стояли только чашки черного кофе.

— Он пропал, — отозвался я, думая о вчерашней ночи.

Когда стрелка моих часов доползла до четырех утра, я смирился с тем, что дальше ждать бессмысленно. Первый момент мне показалось, что Гамильтон рассказал обо всем Амбридж и утром меня ждет увольнение. Потом появилась другая мысль. Гораздо хуже.

С громким хлопком я провалился в черноту и, вынырнув возле дома Кингсли, направился прямо к двери. Тот не спал.

— Заходи, — только и бросил он. — Мы попытались выйти с ним на контакт сразу же, как только получили твое сообщение. Его все еще не удается обнаружить.

— Он спрятался? — со странной надеждой спросил я.

Кингсли пожал плечами, но, казалось, честный ответ был бы отрицательным. Если даже Гамильтон собирался остаться верным Амбридж, то наверняка попытался бы притвориться, что готов помогать, а не стал бы прятаться.

— Думаю, его убили, — странным голосом уточнил я, снова посмотрев на Айи и Риза.

— Амбридж, — процедил Риз, сжав ручку своей кружки так сильно, что даже костяшки пальцев побелели.

Я кивнул. С самого момента, когда мне пришлось признать, что другое объяснение найти сложно, казалось, что я находился в каком-то состоянии пассивного взрыва. Как будто этот самый взрыв очень медленно перекатывался внутри меня. И, я знал, достаточно самой маленькой искры, чтобы выпустить его наружу.

Кто-то мертв, а кто-то остается на вершине успеха и влияния.

— То есть, на этом все? — деловито спросила Айи.

— У нас нет больше ничего против Амбридж, — мрачно подтвердил я.

— Пока, — с несвойственной ему прямолинейностью отрезал Риз, поднимая и снова ставя кружку на стол. — Пока нет. Она пыталась убить нас, убила того мракоборца, я не позволю ей уйти от ответственности.

Мне казалось, он выглядел немного встрепанным, как будто ему, как и мне, пришлось не спать всю ночь.

— Думается мне, какие-то доказательства должны были остаться, — задумчиво протянул он.

— Похоже, это была работа Отдела Тайн, — заметил я. — Управление, конечно, начало расследование, но не думаю, что даже им удастся что-нибудь найти. В Отдел Тайн не набирают людей с улицы.

— Одним словом, ничего найти не получится, — задумчиво подвела итог Айи. — Тогда лучше заняться чем-то, где есть шанс преуспеть, и не тратить время понапрасну. Вряд ли Амбридж снова попробует нас убить, раз ей уже не удастся обвинить во всем Дамблдора.

— Бесподобно, — Риз резко повернулся к ней. — Один раз был недостаточно убедителен? Не понимаю, как ты можешь так спокойно рассуждать…

— Это называется здравомыслием, — Айи пожала плечами. — Я знаю, в чем моя цель, и она не имеет ничего общего с тем, чтобы разбираться сейчас с Амбридж.

— А моя имеет, — огрызнулся Риз. — Как я могу теперь уделять внимание мелким скандалам! Она же убила человека!

— Что именно ты считаешь мелким скандалом? — вкрадчиво переспросила Айи.

Я перебил Риза, прежде, чем он успел ответить.

— Орден Феникса занимается расследованием, — примирительным тоном заметил я. — Наша же забота — законопроект по поводу маглорожденных, который идет в обсуждение на следующей неделе.

Риз фыркнул, казалось, то, что какой-то там орден занимается расследованием, его не устраивало.

— Так что с законопроектом? — тон Айи снова стал деловым.

— Он выносится на обсуждение. Нужно следить, чтобы его не вычесали слишком сильно, — отозвался я. — Чтобы он не превратился в пустышку. Инициатива сейчас у них, так что нужно быть готовыми отвечать.

Риз особенного энтузиазма не выказал, похоже, обвинить Амбридж для него действительно было важнее всего. Я хорошо понимал это. Взрыв внутри разлетался алыми хлопьями пламени, вспучивался, перекатывался и рычал. Меня, да, уверен, и Айи тоже, возмущало то, что организовав покушение и убийство, Амбридж все равно осталась совершенно чиста. Но была правда и в другом. Как сказала Айи, в первую очередь нужно было заниматься тем, где был шанс преуспеть.

Казалось, Риз мог натворить каких-нибудь глупостей и, чем четче я припоминал его схватку с Гамильтоном, тем более правдоподобным мне казалось такое развитие событий.

Сам Риз, видимо, догадывался об этих размышлениях, так что, едва мы вышли из кафе, он спросил:

— Не хотите прогуляться?

Айи отказалась, я же решил пройтись с ним и посмотреть, что же он задумал и что так спешил показать мне.

Наш путь лежал на южный берег Темзы, Кукс-роуд, если быть точным. На всем протяжении улица была окована унылыми серо-бежевыми кирпичными трехэтажными домами.

Поднявшись на два лестничных пролета, Риз уверенно постучал в дверь. Я все еще не понимал, чего он хотел добиться, но теперь был крайне заинтересован.

Нам открыла женщина лет тридцати, носившая немного потрепанный шелковый халат с цветочным узором. Ее губы были ярко накрашены, несмотря на то, что она, по всей видимости, никуда не собиралась. Женщина окинула нас недоумевающим взглядом, потом на ее лице отразилось понимание, и она с раздражением произнесла:

— Я не знаю, где он, и это я уже сказала мракоборцам.

— Роберта Гамильтон, очарован… — не сдавался Риз, его голос стал немного елейным. — Если позволите, я все же хоте…

— Послушайте, — нетерпеливо сказала та, окидывая, впрочем, его оценивающим взглядом. — Он всего лишь племянник моего мужа, мы с ним никогда не были особенно близки…

— Что там?! — вслед за женщиной на пороге появился представительный мужчина, старше ее лет на двадцать. Он, казалось, немного оплыл и облысел с возрастом, но по-видимому, старался следить за собой.

— Что вам опять нужно?! — недовольно гудел он. — Мы же уже говорили…

— Не сердись, дорогой, они уже уходят, — жена погладила его по руке.

— Я всего лишь хотел задать несколько вопросов о вашем племяннике, — со странной надеждой продолжал Риз. — Может быть, у вас есть какие-то подозрения? Или в завещании было…

— Завещание? Ланса? — мужчина язвительно усмехнулся, потом его взгляд стал хищным. — Кстати, раз уж племянник погиб на службе, может быть, настало время отдать заслуженную компенсацию его родственникам?! Сколько можно с этим тянуть?

— Извините, мы этим не занимаемся… — пробормотал Риз, немного шокированный таким поворотом событий.

Я же, сказать честно, не чувствовал никакого желания вступать в разговоры. Это было до странного больно услышать. То, что они говорили.

— Проклятые крючкотворы, — мужчина побагровел. — Тогда чего вы стоите? Вон отсюда!

— Но ваш племянник умер, — зачем-то продолжал Риз.

— И что теперь? — тот уже заслонял весь дверной проем, оттеснив жену назад. — Знаю я, что он умер, вот и требую! — наверное, он заметил невольное осуждение мелькнувшее на наших лицах. — Станете говорить, что это трагедия? Я до притворства еще не опустился, — он казался очень доволен собой. — От Ланса больше пользы от мертвого, чем живого. Ровно на тысячу галеонов.

Воздух в зале заседаний Визенгамота казался застывшим. Морщинистые руки плавно поднимались, голосуя за реформу образования.

И вот судьи, закончив работу, начали подниматься со своих мест, многие из них подходили к Амбридж, пожимали ей руку, поздравляли с успехом.

Как напишет завтрашний «Пророк»:

«Говоря о людях, всеми силами поддерживающих образовательную реформу, нельзя не упомянуть мадам заместителя министра, Долорес Джейн Амбридж.

Эта замечательная женщина более всех ответственна за все прогрессивные подвижки в сфере образования, которым мы становимся свидетелями в последнее время.

«Министр, да и я тоже, не намерены останавливаться на достигнутом», — говорит Долорес Амбридж. — «Не хотела бы выдать никаких секретов, но грядут большие перемены».

Я лежал на своем потрепанном диване, уставившись в темный потолок. Я думал о том, зачем Риз притащил меня к родственникам Гамильтона. Думал, что, увидев, как они переживают, я соглашусь помочь ему с расследованием? Нет.

Скорее всего, он просто хотел получить от них подходящие цитаты.

«Мой любимый племянник мертв и что, как вы думаете, они сделали? Прислали жалкую тысячу галеонов!» «Ланс… Он бы никогда так не поступил! Не исчез, никому ничего не сказав...»

Ведь, даже если не получалось найти доказательств, все равно можно было бросить обвинение Амбридж в лицо.

Как бы я хотел, чтобы они сказали что-нибудь такое. Чтобы проявили участие. А не так.

Я перевернулся на бок, уткнувшись носом в отдававшую пылью спинку дивана. В голове зрела одна из тех раздражающих мыслей, которые могут появиться только глубокой бессонной ночью, а далее развиваться, переворачиваться так и эдак, обрастая жуткими подробностями. Одна из тех, о которых вы на утро предпочитаете не вспоминать.

Я лежал и думал. Что случилось бы, если бы кто-нибудь убил Долорес Амбридж?