Староста, который хотел достичь власти (джен)

Я открыл глаза и несколько мгновений ошалело смотрел в потолок своей спальни, пытаясь сообразить, что случилось. Потом, постепенно, события последней ночи начали одно за другим настигать меня. В раненой руке чувствовалось резкое жжение и, посмотрев на нее, я понял, что она была аккуратно перебинтована.

— Перси, замечательно, — это был голос Дамблдора. Я удивился, но, резко сев на кровати, удостоверился, что это действительно был он. Рядом с ним стояла незнакомая девушка с темными волосами и почти бесцветными серыми глазами.

— Что с моим отцом? — выпалил я.

— Не волнуйся, с ним все будет в порядке.

Облегчение теплой волной прокатилось по моим жилам. Обошлось. В этот раз обошлось. Я немного улыбнулся.

— Артур приходит в себя в больнице Святого Мунго. Раны оказались не такими серьезными, как мы боялись, — дружелюбно продолжал Дамблдор. — А как твое самочувствие?

Я рассеяно кивнул. В голове металось так много мыслей, что было сложно ухватить хотя бы одну из них.

— Позволь представить, — светским тоном продолжал Дамблдор, как будто вел приятную беседу за чашечкой чая, — Клавдия Долохова, целитель. Она позаботилась о твоей ране. И, конечно, стоит благодарить Кингсли и Гестию, за то, что они нашли тебя. Дезиллюминационное заклятие…

— Долохова? — машинально переспросил я.

— Да, Долохова, — с вызовом ответила девушка. — Вам, может быть, повторить по слогам?

Казалось, что своим вопросом я задел чувствительное место.

— Не обязательно.

Долохова резко отвернулась от меня и посмотрела на Дамблдора.

— Вы просили меня являться к нему раз в день для осмотра, — утвердительно сказала она, русский акцент делал фразу еще более хлесткой. — Адрес у меня уже есть. Так что всего вам хорошего.

С этими словами она вышла из комнаты. Послышался приглушенный хлопок.

— Мисс Долохова — племянница Антонина Долохова, — непринужденно заметил Дамблдор. — Очень хороший целитель, я рад, что она присоединилась к нам…

Но мне, по большому счету, не было до нее никакого дела.

— Я должен навестить отца, — резко сказал я.

— Перси, — Дамблдор посерьезнел, — боюсь, мы уже обсуждали, что пока придется воздержаться от этого. Он поправляется. Его раны не так серьезны, как казалось. Лучше всего будет, если ты тоже отдохнешь.

Дамблдор был, конечно, прав: не было смысла разрушать легенду сейчас. Главное — отец был теперь в безопасности. Я понял, что все еще улыбаюсь от охватывавшего меня облегчения.

— Давай, Перси, — мягко сказал Дамблдор, — тебе нужно отдохнуть.

Отдохнуть? Как я мог сейчас отдыхать? Вокруг происходило столько всего, что, казалось, стоит отвлечься на секунду, как события уйдут далеко вперед.

— У меня нет на это времени.

— Из-за яда рана еще не затянулась, — заметил Дамблдор. — Впрочем, действительно, будет хорошо, если ты напишешь письмо и объяснишь свое отсутствие. Но, Перси, тебе лучше…

Я не слушал его. В голове слышался какой-то зуд, какая-то мысль, которую я никак не мог ухватить, казалось, я забыл о чем-то важном, казалось, я куда-то опаздываю.

Дамблдор вздохнул.

— Успокойся, Перси. Я понимаю, что произошедшее…

Я неловко оперся на руку и едва ли не вскрикнул от резкой боли, на бинтах расплывалось красное пятно. Неожиданно охватившее меня судорожное возбуждение переросло в раздражение, почти в гнев.

— Произошедшее? — огрызнулся я. — Все из-за вашего Оружия, спрятанного в Отделе Тайн. Министр считает, что вы пытаетесь захватить министерство. Тот, Кого Нельзя Называть охотится за ним. Люди в Ордене хотя бы знают, что это за Оружие? Вы понимаете какому риску подвергается каждый из них? Каждый день — риск. Что Фадж и Амбридж изобретут какую-нибудь причину арестовать всех. Или даже хуже. Мой отец едва не погиб вчера!

Я сорвался на крик.

— Вы хотя бы объяснили ему, что это за Оружие?! Стоит оно того, он жертвовал ради него своей жизнью?! — я замер, переводя дух.

Дамблдор не стал оправдываться, говорил совершенно спокойно, показалось даже, что он ждал от меня вспышки. Может быть, поэтому он и пришел сегодня поговорить со мной?

— Очень благородно с твоей стороны не упоминать сложности, с которыми пришлось столкнуться тебе лично, — в его голосе звучало подлинное сочувствие. — Ты имеешь полное право злиться на меня, после всего, через что я заставил тебя пройти. Я знаю о том, что тебе приходилось делать. Боюсь даже представить, как тяжело…

— Вы хотите меня утешить, — с каким-то озлоблением перебил я. — Мне это не нужно. Все что я сделал — это мой выбор и останется только на моей совести. Вы меня не заставляли. Ответьте лучше на мой вопрос.

Казалось, Дамблдора удивили мои слова. И пусть он смотрел с прежним сочувствием, это был момент, когда что-то неуловимо изменилось. Позднее я понял, в чем было дело. С этого момента я перестал быть одним из тех, кого Дамблдор воспринимал как ученика своей школы, пусть даже с выпуска проходил не один год.

— Все члены Ордена знают достаточно, чтобы понимать, что этой вещи нельзя позволить вернуться к Волан-де-Морту, — заметил он, окидывая меня оценивающим взглядом. — Они знают, что это артефакт. И весьма мощный.

Какая бы неразбериха ни царила в моем сознании, я все-таки отметил эти слова. «Вернуться к Волан-де-Морту». Однако прежде чем я успел придумать, что говорить дальше, Дамблдор продолжил.

— Я полагаю, ты слышал о Дарах Смерти?

В первый момент мне показалось, что он смеется надо мной, однако, в его тоне не было ни искры обычной веселости. Он действительно собирался говорить серьезно.

Тогда я не понимал, что повлияло на его решение, но все же собирался выслушать все, что он захочет сказать. Иногда мне кажется, что к тому времени я уже успел безвозвратно измениться. Ради информации я был готов попытаться затушить все чувства, напрячь все внимание, только бы ничего не упустить. И было даже не так важно, говорили ли мне правду: с какого-то момента я думал только о том, почему мне захотели сказать именно то, что сказали.

— Эта детская сказка? При чем здесь…

— К сожалению, Дары вполне реальны. И один из них я, вместе со старым министром магии, Миллисентой Багнолд, спрятали в Отделе Тайн. Это случилось вскоре после того, как Волан-де-Морт исчез.

Дамблдор посмотрел на меня и, удостоверившись, что я ловил каждое его слово, продолжил:

— Воскрешающий камень. Волею случая, теперь он вправлен в перстень, однако, силы своей он от этого не утерял. Этот перстень принадлежал Волан-де-Морту, перешел к нему от предков. Мы нашли его в руинах дома Поттеров.

— Он действительно может вернуть человека из мертвых? — выпалил я. В голове не укладывалось, что нечто подобное действительно существует.

Дамблдор ненадолго задумался и, когда он заговорил, создалось впечатление, что он и сам не до конца верит собственным словам, хоть, по какой-то причине и считает их правильными.

— Если ты помнишь легенду, то знаешь, что по-настоящему вернуть человека к жизни камень не может. Полезен он может быть другим. С его помощью можно, например, создать армию инферналов.

«Инферналов». Мертвых тел, управляемых волей волшебника. Это было нечто из моих детских страхов, нечто со страниц самых жутких книг о темных искусствах.

— Думаю, тебе не доводилось с ними сталкиваться, а вот поколению твоих родителей…

Я поспешно кивнул: мне не терпелось услышать продолжение.

— Сейчас камень в Отделе Тайн, он находится в хрустальном шаре, похожем на те, в которых содержатся пророчества. И Волан-де-Морт хочет его заполучить. Не знаю, откуда ему известно, где камень находится, но факт остается фактом: он изо всех сил стремится вернуть его себе.

— Он собирается его использовать? — с ужасом спросил я. — Создать армию инферналов?

— Я не знаю, Перси. Мне кажется, камень интересует его по другим причинам, однако, пока это лишь домыслы. В любом случае, нельзя позволить ему получить его.

Мне показалось, что и на этот раз он говорил честно, так что я только кивнул и задал другой вопрос, давно вертевшийся у меня на языке:

— Вы сами использовали его? Камень? Поэтому они считают его «Оружием Дамблдора».

— Было время, когда мне принадлежали все три Дара, — просто ответил он.

Голос звучал бесцветно, в нем как будто сразу почувствовался весь возраст директора. Он не хвастался, не ждал восхищения.

— Знаешь, Перси, первая война не закончилась с исчезновением Волан-де-Морта. Она закончилась, когда я получил Воскрешающий Камень.

В эту секунду от Дамблдора вдруг повеяло такой мощью, что я невольно вздрогнул. Он стал почти страшен.

— Мантия тогда была у меня в руках. Бузинная Палочка до сих пор со мной, — он показал мне ее и только теперь я понял, почему у его волшебной палочки была такая необычная форма. — Когда я получил и камень… — Дамблдор остановился.

— Вы победили Смерть? — не знаю, чего было больше в моем голосе, неверия или невольного восхищения.

— Я действительно обрел бессмертие, — меня поразило то, как запросто он говорил об этом. — Пока у меня было три дара я не мог умереть. Я даже перестал замечать проклятия, — он на мгновение остановился, наверное, предался воспоминаниям. — Это помогло Ордену Феникса и мракоборцам выиграть войну. Тогда твои родители и люди из министерства видели Оружие в действии. Впрочем, настоящее сражение было впереди, — его голос стал задумчивым. — Настоящее сражение было тогда, когда от Даров пришлось отказаться. Тогда я принял решение скрыть природу этого Оружия. Я хотел избавиться от Даров. Это слишком большое искушение для любого волшебника. Впрочем, в министерстве так не считали. Миллисента уговорила меня сохранить камень в отделе Тайн.

— Вы жалеете об этом? О том, что пришлось отказаться от Даров? — спросил я. Не мог не спросить.

Какое-то мгновение Дамблдор молчал. Может быть, и сам не знал ответа на этот вопрос. Потом, наконец, он улыбнулся и, как будто снова превратился в неизменно мудрого наставника.

— Это было непростое решение. Но нет. Ни единой секунды.

Было видно, что он и сам не знает, лукавит он, или говорит честно.

Потом он продолжил и в его словах появилась убежденность, словно он провел многие часы за размышлениями, потратил многие часы на то, чтобы высчитать ответ.

— Человек раздираем страстями, он легко поддается сиюминутным импульсам, он не может полностью понять другого человека. Его сознание скованно, а мышление — узко. Такая сила — слишком большое искушение перекроить мир под себя.

Какое-то время я молчал. Он действительно сказал мне правду и я не знал, что ответить. Действительно, было не так важно знать природу этого Оружия, чтобы понимать, что нельзя позволить ему попасть в руки Волан-де-Морта. И я понимал, почему Дамблдор считал, что чем меньше людей знают правду — тем лучше: от каждого человека информация могла перейти к десятку других, пока наконец не нашелся бы тот, кто захотел бы заполучить Дары для себя.

Это проскочило сквозь мои мысли за мгновение, и у меня остался лишь один вопрос:

— Зачем вы решили рассказать мне все до конца?

— О, я не знаю, Перси, — Дамблдор расплылся в улыбке, его глаза заговорщицки блеснули за стеклами очков. — Может быть, настанет время, когда нам обоим это станет ясно.

Я невольно хмыкнул.

Он действительно не знал или просто отшучивался? Снова расчет? Я не мог бы ответить на этот вопрос.

«Впрочем», — подумалось мне, — «сейчас главное, что мой отец остался жив».

На меня накатила усталость, раненую руку снова жгло, словно огнем. Я пытался осмыслить то, что только что узнал.

Идея о Властителе Смерти была захватывающей, на мгновение я не мог удержаться от того, чтобы представить себя во всем блеске невероятной мощи, но лишь на мгновение. Слова Дамблдора повлияли на меня. Я бы не хотел, чтобы сила Даров оказалась сосредоточена у одного человека, значит, было неправильно искать этой силы и для себя. Никто не был идеален, а больше всего те, которые считали себя идеальными.

«Впрочем», — признался я себе, — «для тебя это сознательное решение, рациональное, не то, во что ты веришь всем сердцем».

Подняв глаза, я понял, что Дамблдор все это время внимательно наблюдал за мной. Заметив, что и я теперь смотрю на него, он тепло улыбнулся. Казалось, ему в точности удалось угадать мои мысли, и увиденное его порадовало.

— Что же, рад был поговорить, Перси, — Дамблдор проворно поднялся. — Умоляю тебя, отдохни…

— Пообещайте мне одну вещь, — перебил его я.

Он снова посерьезнел и внимательно посмотрел на меня, словно хотел показать, что то, что он сейчас скажет будет так же надежно, как Непреложный Обет. Наверное, он уже догадывался, о чем я стану говорить.

— Пообещайте, что вы сделаете все возможное, чтобы моя семья и Айи… — сказал я. — Чтобы никто из них не пострадал.

— Обещаю, — сказал он.