Староста, который хотел достичь власти (джен)

Уэллс поднялся, открыл окно, раздвинул скрипучие ставни и, лениво облокотившись на подоконник, окинул взглядом ровный газон и песчаную дорожку, ведшую к главному дому. Начатая пачка сигарет дожидалась его тут же и он, вытащив одну, прикурил и неторопливо затянулся. Первая за день всегда бывала самой лучшей, так что он выкуривал ее даже прежде чем начинал умываться.

Уэллс почти считал, что его вынудили снова пристраститься к сигаретам. Если быть точнее, вынудил его потрепанный сивый мерин по кличке Томми, обретавшийся этажом ниже, от которого пахло самым замечательным образом.

Комната, где поселился Уэллс, когда-то давно принадлежала конюху, а, с тех пор как тот умер, обычно использовалась для хранения всякого хлама. Пригласил же его сюда старый знакомый Эгберт Боунс, когда он пришел поговорить с ним по поводу своей доли с продаж биографии Диппета. Впрочем, конечно, все это богатство принадлежало не ему, а его тете.

Амелию Боунс Уэллс видел тогда впервые и, к счастью, издалека, так как, узнай она, что кто-то без ее ведома квартирует в конюшне, незваный посетитель отправился бы к Мерлину быстрее, чем успел бы начать извиняться. Но риск, по мнению Уэллса, того стоил, так как эта самая Амелия Боунс оказалась не просто «какой-то важной персоной из министерства», но человеком напрямую замешанным во всем, что там сейчас происходило. В частности, именно она готовила дело против Долорес Амбридж и, что было даже удобнее, предпочитала в целях секретности работать с материалами прямо из своего загородного дома. Уэллсу посчастливилось пару раз взглянуть на документы собственными глазами — нужно было только улучить момент.

Вот и теперь, закончив утренние процедуры, он уселся у окна и принялся ждать. Часа через два, строгого вида пожилая женщина вышла из дверей парадного входа и, оправив мантию, отошла от дома и трансгрессировала.

Едва хлопок затих, Уэллс тоже исчез, только чтобы появиться в следующее мгновение в нескольких шагах от крыльца. Потом, он обошел дом и, разбив одно из окон первого этажа, пролез внутрь и заделал стекло волшебной палочкой. Эгберт обычно начинал утро с чашки чая и хорошей книги и обычно так увлекался, что ничего вокруг себя не замечал, так что Уэллс, даже не пытаясь особенно скрываться, поднялся на второй этаж.

Дверь кабинета, как обычно, была заперта, но нескольких предыдущих недель хватило, чтобы придумать способ отрыть ее, так что и теперь это не вызвало никаких затруднений. Еще через минуту Уэллс оказался внутри и с некоторым удивлением уставился на оставленную на столе фарфоровую чашу и стоявшие вокруг пузырьки с медленно перетекающей серебристой жидкостью.

Омут памяти — это было даже слишком хорошо, чтобы быть правдой. Уэллс и не подозревал, что здесь было нечто подобное. Похоже, Амелия Боунс поторопилась и забыла убрать его.

Уэллс невольно усмехнулся, а после, выбрав один из пузырьков наугад, вылил его содержимое в чашу и, не долго думая, склонился над ней.

Воспоминания, естественно, принадлежали Гамильтону. Он сам сидел теперь за столом в какой-то большой комнате, с несколькими другими такими же столами и лениво черкал по пергаменту. Другие места тоже были заняты. Уэллс специально прошелся по проходу, стараясь запомнить лица занимавших их людей, тоже, по всей видимости, работавших на Отдел Тайн. Никто из них не был ему знаком. Сидевшая за Гамильтоном девушка была блондинка с заплетенными волосами и немного злым лицом. На ее столе, помимо рабочих папок, было несколько книг по прорицаниям и хрустальный шар. Сосед слева был, казалось, дорого одет, а его бумаги придавливала серебряная статуэтка свернутой в клубок змеи. Напротив сидел очень толстый молодой человек в свободной мантии, перебиравший документы с вальяжной безмятежностью. Последний присутствующий — светловолосый юноша, угрюмый, жилистый, со странным погруженным в себя водянистым взглядом.

Рассмотрев их, Уэллс уселся на последний стол, остававшийся свободным, и стал ждать, пока кто-нибудь из них заговорит, чтобы узнать имена.

Несколько минут было тихо, потом Гамильтон, которому, по всей видимости, совсем не хотелось возиться с бумагами, обернулся к своей соседке:

— Как дела, Джес?

— Как в Хогвартсе на отработках, — она отвлеклась, с радостью захлопнув папку.

— Вот меня тоже, как будто посадили строчки писать, — с радостью пожаловался Гамильтон.

— А я видел, как Макнейр с Фоксом разжигали рапортами камин, — заявил толстый парень, сидевший напротив него.

— Может быть, только твоими, Хенг, — очень серьезно сказал Гамильтон. — Ты писать совсем не умеешь, а вот у Джес рапорты — настоящее произведение искусства…

— Конечно, Ланс, конечно, — с усмешкой отозвался Хенг. — Мы все понимаем, что ты имеешь в виду.

— Да, — с легчайшей насмешкой заметил сидевший слева хорошо одетый черноволосый молодой человек. — Ланс, конечно, сразу видит хорошие рапорты.

— Ну раз сам Элдрич Эрендел… — начал Хенг.

Эрендел? Уэллс припомнил, что слышал эту фамилию от Долоховой.

— Заткнитесь уже, — вмешался последний из присутствующих, угрюмый юноша со светлыми волосами.

— Не начинай, Харт, — бросил Хенг.

— Жду не дождусь… — пробормотал тот. Он говорил достаточно тихо, и окончание фразы ускользнуло от Уэллса, но остальные то ли услышали, то ли догадывались о содержании.

— Поверь, мы ждем твоего перевода гораздо больше, — заметил Хенг, казалось, он не мог сдержаться, хотя остальные явно его не одобряли.

В ответ Харт усмехнулся.

— Ты умрешь в первом же бою, Картрайт, — язвительно заметил он. — В дуэлях ты вроде тренировочного болванчика. Только попасть легче.

— У меня другая специальность, — отозвался тот. — Так что…

— Не обращай на него внимания, Хенг, — бросила Джес. — Быстрее закончит.

— Что, Дарси, рада примазаться? — усмехнулся Харт.

— Не зарывайся, — спокойно сказал Гамильтон.

— Комплексы, — с некоторым торжеством подвел итог Картрайт. — Посмотри мне в глаза, мы узнаем, какие…

— Знаете, — Харт осклабился, — теперь, когда Дамблдор открыто встал против министерства, вы все будете мертвы в следующие пять лет, — он закивал, как будто кто-то мог неправильно его понять. — Я надеюсь только, что окажусь рядом, когда это случится. Чтобы лично удостовериться в том, что вы будете мучиться.

Уэллс был немного шокирован подобным высказыванием, хотя присутствующих это, кажется, не тронуло или они, по крайней мере, этого не показали. Ему подумалось, что, возможно, они слышали это не в первый раз.

— Взаимно, — насмешливо сказал Эрендел. — Надеюсь только, что ты не собираешься истерически смеяться и кромсать трупы ножом. Это было бы неуместно.

— Какой смысл кромсать трупы? Кромсать нужно живых людей, — отозвался Харт, смотря на него уже с ненавистью.

— Тем более советую тебе сохранять хладнокровие, — безразличным тоном добавила Дарси. — Это же гораздо опаснее.

— Вот и посмотрим, — со злостью процедил Харт.

В следующую секунду он резко вскочил и всадил кинжал в ее стол. Дарси поспешно отдернула руку, задержавшись взглядом на лезвии, оказавшемся там, где мгновение назад были ее пальцы. Потом она вытащила волшебную палочку.

— У тебя, кажется, лишний кинжал? — ее голос был почти странно спокойным. В ответ Харт скривился, он, кажется, был вполне доволен своим поступком.

Уэллсу пришло в голову, что Отдел Тайн проверяли на психологическую устойчивость далеко не так строго, как мракоборцев. Если вообще проверяли.

— Вы, надеюсь, помните, что нас здесь учат убивать? — спросил тем временем Харт, обводя вглядом всех четверых своих сослуживцев, теперь тоже повскакавших со своих мест и направлявших на него волшебные палочки. — И я надеюсь потренироваться на вас, когда…

— Иди куда-нибудь, остынь, — оборвал его Гамильтон.

Харт презрительно сморщился, но все-таки вышел за дверь.

— Стоит в коридоре? — спросила Дарси. — Он как-то раз так уже делал.

— Нет, кажется нет, — отозвался Эрендел.

— Я вообще не понимаю, почему его не перевели, — заметил Гамильтон. — Ему же явно надо к целителю. Я докладывал об этом…

— Думаю, отделу нужны психи, — пожал плечами Эрендел.

— С чего бы? — почти с возмущением спросил Гамильтон. — Это, между прочим, органы правопорядка.

Некоторое время они молчали. Все-таки, этому Харту удалось, по крайней мере, испортить им настроение.

— По-моему, ваши высказывания только больше его распаляют, — сказал наконец Гамильтон. — Не понимаю, зачем…

— Я не могу сдерживаться, я живой человек, — усмехнулся Эрендел.

— К тому же, Харт всегда проигрывает в дуэлях, — заметила Дарси. — Хенг, наверное, был бы хуже, но он не ходит на тренировки.

— Может он специально тут, чтобы вы лучше старались, — предположил Картрайт. — Не хотелось бы, чтобы он вас обезоружил, да?

Дарси и Эрендел рассмеялись, Гамильтон же остался серьезен.

— Не знаю, стоит ли над этим шутить, — встревоженно произнес он. — Вы же понимаете, что он говорит серьезно…

— Да ну его, — махнул рукой Эрендел. — Сколько можно уже обсуждать. Не перевели — значит не перевели, — Гамильтон покивал, видимо, соглашаясь.

— Ты лучше, Ланс, скажи, — продолжал Эрендел, — почему ты здесь, а не в Управлении?

— Не подхожу? — усмехнулся тот, потом, немного подумав, добавил: — На самом деле я выбрал Отдел Тайн, потому что тут легче уйти в разработки. Не получится же все время оставаться в поле… А вы?

— Зал пророчеств, — мечтательно протянула Дарси.

— Ближе к политике, — пожал плечами Эрендел.

После все трое посмотрели на Картрайта. Тот насупился, не желая, видимо, отвечать.

— Ну хорошо, — буркнул он, когда молчать стало невозможно, — они разрешили мне не проходить боевых тренировок.

Все начали смеяться, а Уэллсу вдруг показалось, что снаружи, откуда-то из-за пределов омута памяти доносится шум.

Вынырнув из воспоминаний, он достал палочку и прислушался. Амелия Боунс решила вернуться раньше? Но голос, который он услышал принадлежал совсем не Амелии Боунс. Голосок был тоненький, девчачий, напомнивший Уэллсу скрипение ногтем по стеклу.

— Она вернется позже, так что проверьте пока дом. И, Харт, я не потерплю вашей самодеятельности.

Примечание к части

Привет!

Надеюсь, у вас все хорошо :)