Староста, который хотел достичь власти (джен)

Новость о том, что теперь Амбридж не единственная в министерстве, кому подчиняются дементоры, распространилась быстро. Никто не знал, откуда изначально появились эти слухи, но, разумеется, я сам распространил большую часть из них. В конце концов, если Амбридж подарила мне ключи от министерства, было очень важно, чтобы сторонники Долохова узнали об этом как можно быстрее.

Появляясь у Эглантины Берк, я все больше чувствовал интерес, с которым все смотрели на меня. В скором времени мне предстояло в очередной раз сменить знамя, я ждал только предложения.

В Азкабан я отправился почти сразу же после выздоровления. После прихода к власти Волан-де-Морта я старался появляться в этом месте как можно меньше, но теперь нужно было испробовать мои новые знания.

Еще перед высокими воротами я почувствовал заполняющее сердце смятение. Призвать патронус мне не удавалось и, подоспевший мракоборец некоторое время иронично разглядывал меня. Люди наверху карьерной лестницы иногда оказываются такими идиотами.

В конце концов он вызвал патронуса сам, почти с показной легкостью, и согласился сопроводить меня внутрь. В треугольный внутренний двор тюрьмы не попадало ни унции солнечного света. Здесь ничего не росло, обледеневшую грязь то и дело пронзали шипы щербатых скал. Из открытых слепых оконных проемов то и дело появлялись дементоры, и с клекотом проносились вдоль стен.

Остановившись в центре двора, я поднял волшебную палочку и, как мне объясняла Амбридж, сосредоточился на нужных заклинаниях. Некоторое время мне пришлось простоять, закрыв глаза, пока наконец где-то в самой глубине разума не почувствовалось темное пятно. В какой-то мере, это было похоже на то, что чувствуешь, применяя заклятие империус, но только теперь ты пытался управлять самой тьмой. У отдельных дементоров не было личности. Они все были чем-то вроде единого организма, с бесконечным количеством раззявленных пастей. И теперь я понял, что могу направить их по собственному желанию.

Когда я открыл глаза, один из дементоров парил прямо передо мной. Мне показалось даже, что он смотрит на меня. Я мысленно приказал ему приблизиться к патронусу мракоборца — и он выполнил приказ, несмотря на то, что сотканный из энергии зверь как будто жег его.

— Вы собираетесь осмотреть что-то еще? — поинтересовался мракоборец.

Я отпустил дементора прочь и кивнул. Настало время мне увидеть все до самого конца.

Азкабан того времени был самым ужасным местом, где мне когда-либо пришлось побывать. Это словно было моим материализовавшимся кошмаром. Заключенные в большинстве пассивно сидели или лежали, смотря в пространство. Их изможденные лица казались масками, а в потухших глазах не было ни искры разума или прежних страстей. Тех, кого уже подвергли поцелую, заставляли делать простую работу — как оказалось, на такое они по-прежнему были способны. Они с какой-то странной сосредоточенностью бродили по коридорам, таская какие-то ведра с водой, швабры, неся куда-то тюки одежды или толкая тележки со скудными обедами других несчастных. Если что-то оказывалось не в порядке, их подвергали заклятию круциатус или били. Местные работники говорили, что это был единственный способ заставить этих ленивых доходяг пошевеливаться, и обычно смеялись такому вопросу.

Проходя по коридорам, я невольно втягивал голову в плечи, как от озноба, хотя было совсем не настолько холодно. Сколько же человек? Сотня? Две? Еще больше?

Нейтана Перегрина, бывшего верховного чародея, я увидел случайно. Он сидел на полу в коридоре рядом со шваброй и потерянно смотрел на свои руки. Он был совсем не похож на себя прежнего, ни следа прежней властности или внушительности в нем не было. Смотреть на него было больно.

Кто-то из надзирателей заметил, что он не работает, и прикрикнул с другого конца коридора, тогда Перегрин поднялся и снова принялся водить шваброй, кажется, почти не понимая, что делает.

— Мистер Перегрин, — я не удержался, подошел и взял его за локоть.

Он бессмыленно посмотрел на меня.

— Я стану министром магии, — проговорил он. В тот момент он до того напомнил мне вызванного воскрешающим камнем инфернала, что я отшатнулся.

Перегрин бормотал еще что-то бессвязное. Он от его вида охватывал ужас и жалость. Только тело, никакой души.

Мне захотелось закричать ему что-нибудь, чтобы он пробудился от этого чудовищного сна, но я понимал, что это не сработает.

— Проводите меня к выходу, — сказал я мракоборцу. Я видел достаточно. Пока мы шли, он с некоторой пренебрежительной развязностью пытался убедить меня, что сможет стать хорошим невыразимцем. Ему очень сильно хотелось работать в Отделе Тайн.