Староста, который хотел достичь власти (джен)

Стояло 23 июня. Я сидел на жесткой деревянной скамье в зале суда и отвечал на вопросы, хотя мысли мои были заняты совсем другим.

Меня тогда волновал Норфолк, один из колеблющихся регионов, который Фадж всеми силами стремился склонить на свою сторону. Нашего кандидата звали Мортимер Эйрис. Это был тори, харизматичный как тысяча чертей, конфедеративный скептик, выступавший за смягчение статута о секретности. На публике он казался слегка отмороженным и придерживался образа «человека действия, не идущего на компромиссы».

Что же, энтузиазма ему действительно было не занимать. Например, сейчас он колесил по региону, вещая с трибун истории про искореженные судьбы магов, чьи маленькие фирмы приходилось закрыть из-за несоответствия стандартам секретности.

— Плантация мандрагор мадам Видкинс, ферма декоративных слизней мистера Оутса — все эти маленькие предприятия оказались закрыты из-за непомерных требований теперешней редакции Статута о Секретности. Малый бизнес вымывается с рынков, и Норфолк больше всех страдает от этого. Я, Мортимер Эйрис, считаю, что необходимо это изменить. Люди! Так продолжать нельзя!

Кстати, последнее было написано и на его предвыборных плакатах.

Угадайте, кто помогал ему писать речи и программы? Правильно.

Правда, кое-какие детали Эйрис оставлял на импровизацию, он был человек крайне вдохновенный.

— Если Конфедерация подумает, что может навязывать нам условия, мы не побоимся сделать им ручкой! — и он действительно «делал ручкой».

Мне Эйрис отчасти нравился: он верил в то, что говорит. Более того, все свои обещания, он действительно старался выполнить и употреблял для этого все силы, не чураясь порой грязноватых приемчиков, вроде теперешней коалиции с Фаджем.

Впрочем, некоторая моя симпатия к Эйрису не мешала мне правой рукой писать ему речи, а левой — сливать всю информацию Дамблдору.

Сам Дамблдор прислал мне один раз несколько слов благодарности, но, в целом, отмалчивался, заставляя меня каждый день с замиранием сердца ожидать его действий.

Я гадал, какой масштабный план должен был быть у него в голове, если, даже сейчас, когда до выборов оставалось едва ли больше двух недель, он все еще не пошевелил ни пальцем. Что и говорить, я ждал когда этот план сработает со странным нетерпением.

— Расскажите, каким образом вы получали инструкции и отчитывались? — судья строго посмотрел на меня, очевидно, повторяя уже ранее заданный вопрос.

Я слегка повернулся и посмотрел на него. Пикантности всей ситуации добавляло то, что он был именно Норфолкским местным судьей, тем самым, против которого я работал сейчас. Его звали Мартин Эдвардс. Он был крайне добросовестный, въедливый и педантичный. Популярность этой фигуры базировалась на том, что все свои начинания он всегда доводил до конца. Как вы можете себе представить, у такого рода репутации была и обратная сторона: Мартин Эдвардс почти не принимал участия в рискованных проектах. На это мы и давили в нашей агитации против него.

— Мы поддерживали связь по почте. Я получал письменные инструкции каждое утро, а каждый вечер отправлял отчеты о проделанной работе.

— У вас сохранились какие-нибудь из этих писем?

— Нет. Я уничтожал их сразу же после прочтения. Мистер Крауч был строг, когда дело касалось возможных утечек.

Сбоку послышалось язвительное хмыканье, я невольно обернулся и посмотрел на места для прессы. Там в гордом одиночестве восседала Рита Скитер и что-то черкала от руки, а рядом плясало по бумаге зеленое прыткопишущее перо, стенографируя вопросы судьи и мои ответы. По губам журналистки скользила едва заметная улыбка и вид в целом был весьма самодовольным.

По моей спине прогулялся холодок. Если на твоем дисциплинарном слушании присутствует светящаяся плохо скрываемым торжеством Рита Скитер, время ждать неприятностей. Она явно считала, что напала на сенсацию, а ее сенсации обычно больно били по своим героям.

— Бывали ли всегда инструкции безукоризненно точными или иногда вам приходилось действовать по обстоятельствам?

— Иногда они оставляли простор для толкования. В таких случаях я обращался за разъяснением к заместителю министра Долорес Амбридж.

— Вы знаете, почему мадам заместитель министра не удостоила своим присутствием ваше дисциплинарное слушание?

Министр и заместитель министра имели право присутствовать и принимать участие в вынесении вердикта на дисциплинарных слушаниях, все более серьезные процессы были, разумеется, для них закрыты.

— Думаю, сейчас у нее много работы, — ответил я, в моих мыслях теперь, помимо Мортимера Эйриса и его программы, появилась Рита Скитер, отодвинув процесс на самые задворки.

Слушанье продолжалось еще около часа, затем ударил молоток, судья объявил, что заседание будет продолжено на следующий день, люди начали подниматься и уходить.

Я поднялся и шмыгнул к месту, которое занимала Рита Скитер — она сама, к счастью, отошла, чтобы поговорить с членами комиссии — и незаметно вытянул несколько исписанных листков из ее сумочки.

Выйдя в коридор, я немного отошел в сторону и принялся за чтение.

Перси Уизли производит впечатление порядочного молодого человека, в том же вас стараются убедить и его многочисленные достижения, однако, проговорив с ним достаточно долго, вы ловите себя на том, что не можете отделаться от гнетущего впечатления искусственности. Что же, это один из тех случаев, когда предчувствие вас не обмануло. Внутри Перси Уизли холоден, расчетлив и беспринципен…

Написанное далее было зачеркнуто и, будто в раздумье, закрашено, так что я, внутренне холодея от дурного предчувствия, принялся за другой листок.

Подпись на бумагах об экстрадиции опасного преступника была поддельной, остается только догадываться, какие еще решения мистер Уизли счел возможным протолкнуть в отсутствие своего прямого начальника.

Потом снова было много зачеркнутых строчек, а внизу листа был небрежно набросан план на будущее:

Проникновение в дом мистера Крауча. Что ему там понадобилось?

Графический анализ подтвердил подделку.

Когда я прочитал это, сердце, казалось, пропустило удар.

На остальных листках не было ничего полезного, на одном из них, кажется, просто подбирали цвет чернил.

Я судорожно скомкал листы.

— А, мистер Уизли, — послышалось за моей спиной, — не уделите мне минутку?

Я обернулся и посмотрел на стоявшую позади меня Риту Скитер. Она улыбалась, в руках у нее было прыткопишущее перо, а подмышкой она сжимала свою неизменную сумочку.

Ее глаза метнулись к скомканным бумагам, которые я все еще держал в руках и слегка прищурились.

— Значит вы видели? Очень хорошо. Тем проще нам с вами будет разговаривать.

Я, стараясь сохранять невозмутимость, ждал, пока она продолжит.

— Надеюсь, у вас выдастся свободная минутка. Красный Лев, завтра в восемь вечера. Буду вас ждать.

Очевидно, она собиралась получить информацию по поводу текущих дел министра, шантажируя меня тем, что ей удалось найти по поводу подделки подписи.

К счастью, она дала мне достаточно времени.

Как только она удалилась, я развернул одну из бумажек, вытащил карандаш из внутреннего кармана пиджака и принялся писать.

Я считал, что это подходящий момент, чтобы дискредитировать Фаджа (особенно если Рита Скитер буквально требовала, чтобы ей позволили это сделать), ведь это должно было бы бросить тень на всех тех, кто теперь избирался от его коалиции, однако, принимать такое решение, не посоветовавшись с Дамблдором, мне не хотелось.

— Так… — задумчиво тянула Айи, вертя приколотый к пиджаку значок «Команда Фаджа» и разглядывая развешенную на стене карту, округа на которой были раскрашены в разные цвета, в зависимости от того, кто сейчас, согласно опросам, выигрывал.

Деньги на предвыборные кампании были вложены грамотно. Гремели публичные выступления, проходили дебаты, и карта почти вся была зеленой: во многих областях побеждали нужные кандидаты. Мы пристально занимались только несколькими колеблющимися регионами, такими как Йоркшир, Норфолк и Поуис.

Вокруг нас громоздились коробки с плакатами, листовками, значками и флажками, так что, посмотрев в сторону, было почти невозможно не наткнуться на чью-нибудь улыбающуюся физиономию.

— Мортимер Эйрис заберет Норфолк, — лениво сказал я. Работать мне не хотелось, так как я был уверен, что Дамблдор даст добро на предложение Скитер, а значит в самое ближайшее время ситуация сильно пошатнется. — Дебаты пройдут в эту субботу. В конце концов, у Марти Эдвардса было не так много успехов, как всем кажется. Я все подготовил…

— Это твоя часть работы, не надо мне про нее рассказывать, — вкрадчиво заметила Айи, не отрывая глаз от карты. — Я тебя хвалить не собираюсь.

— А что у тебя по Алексу Нейви? — язвительно поинтересовался я. Это был наш кандидат в Йоркшире, и человек, в лучшем случае, проблемный. Впрочем, и у его соперника, Уильяма Фарго, было достаточно промахов.

— Ничего.

— Я тебе помогать не собираюсь, — передразнил я ее недавние слова.

— Спасибо. Теперь давай поработаем, м?

На пороге появилась седоватая зашуганная женщина, в крохотных очочках с толстыми папками, помощница Найджела Нортона, который переизбирался в Хайленде и по этому случаю, похоже, взялся отремонтировать там каждый старый замок.

— Мы рассмотрели… — начала она, но запнулась, нервно поправила пучок и продолжила: — Мистер Нортон просил вам передать, ему нужны еще средства на…

— Мы уже потратили на Хайленд больше, чем рассчитывали, — заметила Айи.

— Мистер Нортон… — еще раз попыталась та.

— Давайте, — Айи протянула руку за папками. — Мы все посмотрим и представим министру для решения.

Сама она уже начала что-то черкать на другом листе, так что, не глядя, бросила папки ко мне на стол.

— Пожалуйста, посмотри, что там с Хайлендом. Твоя очередь.

Найджел Нортон действительно проявлял немереную активность, хотя кого-кого, а его должны были переизбрать без малейших сложностей.

Это был потомок чистокровной семьи, что было заметно в каждом его слове или движении. Наверное, лучше всего его описало бы слово рафинированный. Он играл в радушие, растягивал губы в улыбке, хотя глаза его подозрительно щурились, словно у почуявшей дичь породистой легавой собаки. Найджел Нортон всегда и во всем искал двойное и тройное дно. Его стезя была планы внутри планов.

Я нехотя взялся за работу, читая длиннющие строительные сметы и спецификации проектов.

День был долгий, мы работали усерднее эльфов-домовиков и, по мере того, как падала продуктивность наших мозгов, сначала бросали друг другу насмешки, а потом пили бодрящее зелье на брудершафт.

В три часа ночи пришли свежие данные опросов.

Новости были лучше некуда. Фракция сторонников Фаджа должна была получить большинство, а, значит, не бывать Дамблдору Верховным Чародеем.

Когда к четырем утра я добрался домой, меня радовало только то, что сегодня я собирался взять отгул, чтобы провести день в Хогвартсе вместе с семьей и поддержать Гарри Поттера на третьем испытании.

В моей комнате меня ожидал ответ Дамблдора на отправленное утром письмо. Крайне удивительный ответ, надо сказать.

Откажись от встречи. Я позабочусь об этом. Не высовывайся и ничего не предпринимай.

Я был слишком уставшим, чтобы размышлять о том, что это означает, или строить предположения. За окном занимался рассвет 24 июня, и, прочитав записку, я, с радостью осознав, что от меня пока ничего не требуется, провалился в сон.

Приказ бездействовать меня тогда ни капли не обеспокоил: я верил, что у Дамблдора есть план, что выборы в Визенгамот находятся под его невидимым контролем и что он повернет ситуацию в свою пользу одним рассчитанным точным ударом.

Мне представлялось, что все это игра, большая шахматная партия, в которую играли министр магии и директор Хорвартса.

На деле все оказалось несколько иначе.

Это был реальный мир. Здесь никогда нельзя недооценивать возможность того, что появится кто-нибудь третий и перевернет доску.