Розы в лунном свете (гет)

Дневник Каролины состоял из нескольких прошитых грубыми нитками стопок плотной старинной бумаги, похожих на современные тетради. Каждый лист в них был с обеих сторон густо исписан мелким почерком. Рейдзи наугад раскрыл одну из этих самодельных тетрадок, предвкушая наслаждение от трогательного дамского лепета о нарядах, танцах и поклонниках. Он любил документы, от которых веяло ароматом эпохи.

Однако с первых же строк Рейдзи с изумлением понял, что здесь его ждет совсем иное. Казалось, что все это написано женщиной нашего времени, причем весьма неглупой и слегка язвительной…

«Февраля 12-го.

Вечером ко мне в комнату зашла Эмилия — как обычно, поздороваться и в очередной раз навести на меня тоску своим неумолчным щебетаньем о Карле. Это очень утомляет. Впрочем, я рада, что сестра так сильно влюблена в своего жениха. Не секрет, что мы, дети ночи, по части дефицита браков по любви недалеко ушли от тех самых смертных, которых столь высокомерно презираем. Благодарение Луне, моей сестре выпала иная участь! Надеюсь, этот вельможа со странной фамилией Сакамаки, чьи предки происходят с каких-то далеких островов, сумеет сделать Эмилию счастливой…

Увы, моя собственная личная жизнь бесконечно далека от подобных радостей. Пребывая преимущественно в своих мечтах и грезах, я с детства привыкла к тому, что меня все в родне сторонятся, считают чужой. По большому счету, так ко мне относится даже Эмилия, хотя мы очень близки с ней. Свое одиночество я воспринимаю как стигмат, как волю Луны… Но мне все равно тяжело.

Вчера я вновь имела неприятный разговор с родителями. Они принуждали меня принять предложение Влада из Валахии. Говорили, что неприлично, мол, старшей дочери в роду оставаться незамужней, в то время как младшая уже просватана. Тем более что и партия как раз подворачивается — пусть не роскошная, но все же довольно неплохая…

Я попробовала честно объяснить им, что мне было видение о Владе как о чудовище, которое на многие века посеет гораздо более крупный, чем в наши дни, раздор между нашей расой и церковью. Отец, услышав это, впал в гнев и велел мне замолчать. «Не желаю больше слышать этих твоих глупостей!» — заявил он. Мои пророчества сердили его еще с тех пор, когда я была ребенком. Он неизменно почитал их за упорную детскую лживость, которая может перерасти в нечто худшее. Сейчас он склонен думать, что те его опасения оправдались. Я чувствую, что разочаровала его — не такою он хотел бы видеть свою дочь...

Мать, в отличие от него, верит мне. Но она стыдится моего дара и считает, что его надо скрывать — мол, не к лицу наследнице такой семьи, как наша, развивать в себе умение (судя по старинным книгам, весьма нередкое для детей ночи), которое для менее обеспеченных представителей нашей расы служит источником заработка на хлеб насущный. Для матери честь рода всегда была на первом месте — это в ее глазах важнее всего остального, в том числе и счастья ее дочери…

Отчаявшись разубедить родителей словами правды, я прибегла к ухищрениям. Топнув ногой и скорчив капризную гримасу, я заявила, что Влад противен мне — я ненавижу худощавых и смуглых мужчин, а его длинные черные усы вызывают во мне глубокое телесное отвращение. В принципе, это была правда. Затем, для пущего эффекта, я рухнула на пол и горько разрыдалась… И здесь мне тоже почти не пришлось притворяться.

Мать неодобрительно поджала губы, но ничего не сказала. Мои выходки были не в силах пробить броню ее ледяного надменного спокойствия. Зато отца они неизменно выводили из себя. Вот и сейчас он, с искаженным от злости лицом, яростно стукнул кулаком по подлокотнику кресла. А потом, скривив губы, несколько раз нетерпеливо махнул рукой, показывая, чтобы я убиралась к себе. Мое счастье, что от душившего его гнева он не мог вымолвить ни слова. Впрочем, я знала, что так и будет. Потому что так бывало всегда.

Еще пару раз всхлипнув для виду, я поднялась с пола, поклонилась родителям и мгновенно перенеслась. Но не к себе, а в ближайший коридор — к своему любимому гобелену. Любимым я его называю вовсе не за красоту оттенков или тонкость орнамента. Честно говоря, этой линялой тряпке с выцветшим до неразборчивости рисунком самое место на помойке. Но за этим гобеленом есть небольшая ниша, а в ней — хорошо замаскированное слуховое отверстие. Еще в детстве я обнаружила в библиотеке старый, всеми забытый план слуховых проходов между помещениями замка, и вот уже много лет это помогает мне поддерживать представление о том, что происходит в замке в целом и в моей семье в частности. Ведь от меня, как от записной дурочки, многое скрывают.

Прильнув ухом к неприметной щели в углу ниши, я услышала голоса родителей. Отец сердито заявил матери, что меня, судя по всему, не переубедить. И добавил, что будучи вынужденным сообщить Владу о моем отказе, он утешается лишь одним — надеждой, что в дальнейшем ему уже не доведется подобным образом позориться перед соискателями руки его дочери. «Уверен, на нее больше не найдется охотников. Я же тебе говорил, что она безнадежна!» — заключил он свою речь. Как странно было слышать о себе такое от собственного родителя!

Вдвойне обидно, что мать не встала на мою защиту, а лишь сухо заметила, что ее супруг действительно может не беспокоиться на сей счет — мол, этот валашский дворянчик посватался к Каролине лишь по неведению, так как он чужак здесь. «А в нашем кругу все знают о ее странностях, и никому в голову не придет назвать ее своей женой», — заключила мать, словно вбивая гвоздь в гроб моей судьбы.

О, как бы мне хотелось доказать им, что они ошибаются! Но я вынуждена признать, что они правы. У меня действительно нет надежды выйти замуж — если не считать, конечно, того валашского дикаря. Но даже страх перед тем, что я обречена быть одинокой и нелюбимой в течение всей своей долгой вампирской жизни, не заставит меня принять предложение Влада. Выбирая между Владом и одиночеством, я не раздумывая предпочту одиночество…»

Уже через несколько страниц Рейдзи поймал себя на том, что недоумевает, отчего родичи считали Каролину помешанной. Только из-за ее так называемых пророчеств? Возможно, то было лишь специфическое проявление мрачноватого юмора умной женщины, которое окружающие не могли по достоинству оценить в те домостроевские времена… Однако дальнейшее чтение разубедило его в такой точке зрения.

Будучи аккуратистом по натуре, он решил больше не открывать дневниковые тетради наугад, а сгруппировал их в хронологическом порядке и стал читать в этой последовательности. Вот тогда-то ему и стали все чаще попадаться сведения такого типа, которые сильно раздражали современников Каролины.

Насколько он мог судить, видения его двоюродной прапрабабки никак не походили ни на шутки, ни на бред сумасшедшей. Тем не менее, удивляться сомнительному реноме Каролины не приходилось: Рейдзи знал, что в те суровые времена ясновидцев чурались даже в вампирском обществе, не говоря уже о мире смертных.

Некоторые записи в дневнике потрясли Рейдзи до глубины души. Например, вот эта:

«Августа 26-го.

Сегодня мне вновь было видение о далеком будущем. Я видела огромные многоместные кареты без лошадей, которые летали высоко в воздухе. Еще видела маленькие шкатулки, которые люди и вампиры носили при себе — судя по всему, в этих шкатулках скрыты слуховые проходы в какую угодно точку пространства, так как посредством их можно общаться друг с другом на большом расстоянии. Одежда на всех диковинная — например, у большинства дам всех возрастов руки и ноги совершенно открыты. Последнее обстоятельство сильнее всего поразило мою мать, когда я описала ей свое видение. Я так и знала, что она не обратит особого внимания на удивительные воздушные кареты, зато придет в ужас от причудливых мод будущего!»