Бесконечная дорога (джен)

Рон с Гермионой уладили свой Живоглото-Коростный конфликт только в первый выходной в Хогсмиде — они объединились, чтобы вместе жалеть Гарриет.

— Мы принесем тебе кучу конфет из «Сладкого королевства», — сказала Гермиона, стискивая ей руку.

— Да, кучу, — пообещал Рон. Он даже бросил Симуса и Дина, чтобы посидеть за завтраком с Гарриет и Гермионой. Хотя Гарриет была, конечно, в унынии, она сознавала, что это очень важный знак их былой дружбы — у всех троих было невеселое настроение, тем временем как Дин с Симусом кричали и хохотали над чем-то, что проделывали Фред и Джордж при помощи пробки, шнурка и корзины сырых яиц.

— Не волнуйтесь за меня, — Гарриет хотелось верить, что ее голос прозвучал спокойно. — Увидимся на пиру.

Она проводила их до вестибюля, где Филч проверял по длинному списку имена всех, кто хотел мимо него пройти, чтобы убедиться, что никто не проскочит без разрешения. Рон и Гермиона, упакованные в куртки и толстые шарфы, встали в очередь, а Гарриет осталась переминаться там, где Филч (предположительно) не мог бы заподозрить ее в попытке побега.

— У-у-у, Поттичка-бедняжечка, — сказала Панси Паркинсон, проходя мимо под руку с Малфоем. На ее длинные блестящие волосы был натянут ярко-розовый берет. — Остаешься тут одна-одинешенька?

Со звенящим в ушах смехом Панси и Малфоя Гарриет помахала на прощание Гермионе и в одиночестве пошла по мраморной лестнице.

* * *

— Бедная Гарри, — сказал Рон, пока они плелись в Хогсмид между двумя кучками учеников (несколько пятикурсников Рейвенкло шло спереди и шестикурсников Хаффлпаффа — сзади). — Эту ее гадскую семью в тюрьму надо бы.

— Они просто кошмар, — тихонько отозвалась Гермиона, не решаясь заговорить громче — до того обжигающе-грустный узел свернулся у нее в груди. — Они портят Гарриет все, что могут. А если не они, то… то Сам-Знаешь-Кто…

Гарриет сама говорила об этом летом, и она была права: если не Дурсли, то тень Волдеморта. Их каникулы вместе сократил Сириус Блэк, а теперь еще и Хогсмид… и она даже не могла быть до конца откровенна с Гарриет, потому что профессор Макгонагалл заставила ее пообещать держать хроноворот в секрете ото всех — совсем всех. «Не говорите даже мисс Поттер», — сказала она, как будто прочла Гермионины мысли. И хотя Гермиона всегда доверяла учителям (даже после того, как было доказано, что некоторым верить не стоит), ее кольнула досада. Разве профессор Макгонагалл не понимает, как трудно хранить тайны от друзей? Не только в логическом плане, но и в эмоциональном?

И особенно Гарриет, от которой и так многое скрывают. А Гермиона в этом году даже не могла нормально с ней дружить, потому что подписалась на слишком много предметов и у нее не было времени ни на что, кроме учебы.

Возможно, ей следует рассказать ей про хроноворот. Может, она должна ей хотя бы это.

Но… что если Гарриет попросит что-нибудь вроде… вернуться в прошлое и повидать родителей? Или попытаться их спасти? Что если…

Рон подтолкнул ее локтем.

— О чем задумалась? — спросил он.

— О Гарриет, — машинально ответила она.

Рон кивнул. Они в молчании похрустели дальше по засыпанной останками опавших листьев и испещренной лужами тропинке, по замешанной множеством ног грязи. День был серенький и грустный. Больно кусался ветер, небо было тяжелым, безжалостно-серым. Хорошо еще, что с него не лил ледяной дождь.

И чем дальше Гермиона уходила от Хогвартса, тем больше исполнялась предвкушения. Она увидит Хогсмид, единственную магическую деревню в Британии! Гарриет бывала у Уизли, в полностью волшебном доме, но Гермиона никогда не была раньше в таком совершенно магическом месте (если не считать Хогвартса… и, пожалуй, Косой аллеи). Она никогда не видала часов, которые показывают не время, а где ты находишься, не наблюдала, как сама собой моется посуда, и зеркала в Хогвартсе не разговаривали. Она испытывала вредноскоп Гарриет, но в «Дэрвиш и Бэнгз» их целый ассортимент, и проявители врагов, и детекторы тьмы…

— Теперь ты думаешь о том, как узнаешь что-то новое, — покачал головой Рон. — Я вижу.

Гермиона невольно улыбнулась и пихнула его локтем. Это было… странно — оказаться вдвоем с Роном. Она не была уверена, случалось ли это раньше, а может, просто она впервые обратила на это внимание. Странно… но хорошо.

И, подумав об этом, Гермиона вспомнила, что Гарриет осталась в замке одна, и почувствовала себя самой ужасной предательницей в мире.

* * *

Гарриет вяло взобралась наверх, к Гриффиндорской башне, но, зайдя внутрь, обнаружила, что там никого нет, кроме учеников первого и второго курса, да еще нескольких старшекурсников, которые, наверное, столько раз уже были в Хогсмиде, что вся новизна выветрилась. Джинни сидела со своими друзьями и смеялась, и Гарриет тихо ушла, прежде чем они ее заметили. Она знала, что Джинни махнула бы ей присоединиться, но Гарриет неловко чувствовала себя в компании ее друзей, которые явно чувствовали себя неловко в ее компании, да и просто не хотелось сидеть среди незнакомых людей.

— И зачем было меня будить? — сварливо спросила Полная Дама у Гарриет, которая выбралась через дыру за портретом обратно, наружу.

Работать не хотелось, метлу Гарриет не захватила, так что она пошла в сторону совятни — там можно было хотя бы навестить Хедвиг, с утра сова обычно бывала на месте.

Совятня была построена отдельно от школы, вероятно, чтобы уменьшить воздействие запаха; к ней надо было идти по перешейку, под которым простиралась головокружительная пропасть с клубящимся глубоко-глубоко внизу туманом. Когда она на него ступила, ветер, холодный и резкий, откинул с лица ее волосы. Зябко дрожа, она взобралась по винтовой лестнице. Был почти ноябрь, и дементоры сделали его холоднее обычного. По обе стороны стены лежали сломаные опавшие листья, заброшенные сюда ветром.

Проходя последний виток лестницы, она услышала взрыв смеха. Мальчишки, судя по звуку — маленькие, может быть, первый или второй курс. Она задержалась, не уверенная, хочет ли идти дальше, если в совятне кто-то уже есть.

— Змеенышам не положено так высоко залезать, — сказал один мальчик.

Гарриет нахмурилась. Змеи? Как могла попасть в совятню змея? Разве что сова дохлую принесла…

Затем что-то бахнуло так, что она подпрыгнула, словно лопнул бумажный пакет.

— Какая жалость, змейка, — сказал второй мальчик, и они рассмеялись вдвоем с другом, а может, их даже было трое или четверо.

— Так себе оружие из этой бумажки, — произнес третий мальчик. — Она типа… — раздался звук рвущейся бумаги, — порвалась.

Они разговаривают со слизеринцем, осознала Гарриет. Она поднялась по последним ступенькам и вступила в сумрак совятни. Ей потребовалось мгновение, чтобы глаза привыкли, но потом она увидела, что была права: три незнакомых мальчика загнали к стене девочку со светлыми волосами. Она выглядела очень напуганной: вся дрожала, и, казалось, ей трудно было дышать, а все лицо заливали слезы.

У Гарриет внутри проснулась ярость, смешалась с тоскливым одиночеством и полыхнула — жгучая и освежающая.

— Что за херня? — громко поинтересовалась она, вспомнив еще одно из словечек Снейпа.

Мальчики, стоявшие до этого к ней спиной, с удивлением обернулись на голос. Двое из них заметно встревожились, но третий попытался изобразить крутого.

— Что это вы тут вытворяете? — потребовала она ответа.

— Ой, забей, Поттер, — сказал типа крутой мальчик, и Гарриет подумала, что он — да все они — могут быть с Гриффиндора. — Это всего лишь змея.

— Мне все равно, — она промаршировала к ним. Девочка осела на пол и рвано хрипела, словно не могла толком набрать воздуха, и все ее тело сотрясалось от усилия на каждом вдохе. — Отвалите от нее!

— А то что? — спросил типа крутой. По крайней мере, его друзья, похоже, были готовы с радостью подчиниться. — Наваляешь мне, как только подрастешь? — к крайнему огорчению Гарриет, он оказался выше нее. — А когда это будет-то?

— Я тебе прямо сейчас покажу, что я с василиском сделала, — прорычала она, вытаскивая из кармана палочку. Но он только улыбнулся.

— О-о-о-о, — потянул он. — Как страшно.

— Отлично, — отозвалась Гарриет и ударила его в нос той же рукой, в которой была палочка.

Удар не был сильным и, наверное, навредил ее руке не меньше, чем его лицу. Он взвыл, отшатнувшись назад, и у него хлынула носом кровь, а она стиснула зубы, чтобы побороть желание заорать и начать баюкать руку.

— Морбиус! — вскрикнул его приятель.

— В следующий раз просто убирайтесь, — сказала Гарриет и протиснулась мимо них к лежащей на боку девочке — у той началось что-то вроде припадка. Ее полные ужаса глаза были широко открыты, но невидяще смотрели в потолок, грудь вздымалась от частого шумного дыхания, а руки закостенели скрюченными когтями. — Что вы с ней сделали?

— Ничего, — сказал один из друзей с напуганным видом. — Это просто Астерия Гринграсс — она всего боится, мы просто посмеяться хотели, вот и все…

— В следующий раз я над вами посмеюсь, — в бешенстве бросила Гарриет. — Помогите мне ее дотащить до мадам Помфри, а не то я расскажу про вас профессору Снейпу.

Двоих из них это напугало, однако Морбиус только заворчал и прижал к носу платок. Гарриет всерьез беспокоилась за — Астерию? Асторию? — и приказала одному из мальчишек бежать вперед и позвать мадам Помфри им навстречу.

Мадам Помфри нашла их за два этажа до Больничного крыла, и в руке у нее был, как ни странно, бумажный пакет.

— Вот, мисс Гринграсс, — сказала она быстро, открыла пакет и поднесла его Астерии-Астории ко рту. — Дышите теперь в него.

Астерия-Астория послушалась. Сперва она все так же сипела, но постепенно ее дыхание выровнялось, и она, обмякнув, прислонилась к плечу Гарриет. Она тоже была выше.

— Мисс Поттер, — все так же быстро сказала мадам Пофмри, — пожалуйста, найдите профессоров Макгонагалл и Снейпа и приведите их в Больничное крыло. Вы трое, — добавила она очень холодно, обращаясь к мальчикам, — пойдете со мной.

Мальчишки посерели, даже Морбиус с его окровавленным платком. Тем не менее они удрученно потащились рядом с мадам Помфри, когда та, приобняв за плечи Астерию-Асторию, направилась прочь.

Когда Гарриет постучалась в кабинет профессора Макгонагалл, та оказалась там, проверяла работы.

— Они что? — вопросила она, засверкав глазами. — Очень хорошо. Спасибо, мисс Поттер, я с ними разберусь.

Она ушла с таким же сердитым видом, как в том году, когда Гарриет и Рон влетели на машине в Дракучую иву. Слегка повеселев (если кто и заслужил гнев профессора Макгонагалл, то именно эти хулиганы), Гарриет пошла вниз, в сторону кабинета Снейпа.

Но не прошла она и одного этажа, как услышала его голос, доносящийся из-за приоткрытой двери.

— …вторую дозу примешь завтра, — Снейп говорил с той особенной ненавистью, с которой всегда обращался к профессору Люпину.

— Да, конечно, — очень серьезно ответил Люпин. — Спасибо, Северус.

Не успела Гарриет решить, стоит ли подкрасться поближе и попытаться выяснить что-нибудь про то загадочное зелье, которое они варили вместе все лето, как Снейп распахнул дверь и вышел наружу — точнее, начал выходить. Завидев ее, он остановился так резко, что скрипнули подошвы ботинок.

— Что вы тут делаете? — спросил он.

— Мадам Помфри меня за вами послала, — сказала она. Сердце колотилось от того, что ее чуть не застукали за подслушиванием под дверью. Профессор Люпин полностью открыл дверь кабинета и выглядывал у Снейпа из-за плеча.

— Астерия… или Астория?.. Короче, Гринграсс, там ее мальчишки дразнили, и у нее какой-то припадок. Она в лазарете…

Снейп вышел наконец в коридор и захлопнул дверь перед лицом изумленного профессора Люпина. Он поспешил прочь, ничего не добавив, но Гарриет направилась следом, так как он ее не прогнал.

Когда они добрались до лазарета, Снейп ворвался внутрь, но там была только мадам Помфри, проверяла показатели Астерии-Астории.

— Где они? — Снейп так это произнес, что у Гарриет волосы на затылке встали дыбом.

— Профессор Макгонагалл уже забрала их разбираться. Не шумите, профессор, — кинула мадам Помфри. — Только еще больше ее расстроите, а на сегодня хватит ее пугать.

Астерия-Астория дрожала, уставившись в пол и продолжая дышать в пакет. Перед ней, как сумасшедшая, мерцала паутина разноцветных чар. Ярче и быстрее всех был золотой огонек, отслеживающий сердцебиение.

— Отдыхай, милая, — сказала мадам Помфри, удивив Гарриет, которая никогда раньше не слышала от нее такого обращения. Помфри отошла от постели, задвинув за собой голубовато-зеленую ширму и скрыв Астерию-Асторию от остальной комнаты.

— Она что-нибудь рассказала? — обратился Снейп к Помфри. Та покачала головой.

— Мне не удалось добиться от нее ответа, — пояснила Помфри. — Даже головой не кивала. Мальчики тоже были неразговорчивы…

— Сколько их? — леденящим тоном спросил Снейп.

— Трое. Мисс Поттер, что они сделали?

Снейп обернулся к ней — словно забыл, что она вообще здесь была, причем так неожиданно, что она едва не подскочила.

— Э… — она растерялась от такого внезапного обращения и от того, как оба пристально на нее уставились. — Я всего не знаю… я просто поднималась в совятню и услышала, как что-то лопнуло, как бумажный мешок…

— Она носит его с собой, чтобы в него дышать. Теперь понятно, куда он делся, — мрачно добавила мадам Помфри, обращаясь к Снейпу, который со жгучим неистовством глядел на Гарриет. Такое интенсивное внимание почти нервировало. — А потом, мисс Поттер?

— И… думаю, она туда пришла письмо отправить, потому что я слышала, как они порвали что-то бумажное. Это тогда я поняла, что они… ну… они говорили про змей, но я только тогда поняла, что это не настоящая змея, а…

Отзвук чувства, которое охватило ее на уроке с боггартом, дернулся внутри. Снейп не отреагировал, продолжая все так же на ее смотреть, но взгляд Помфри метнулся к нему.

— В общем… вот тогда я пошла и увидела… их. Я подумала, они что-то с ней сделали, она странно дышала…

— Это была гипервентиляция, — сказала ей мадам Помфри. И Снейпу: — Я не нашла следов никаких чар или проклятий.

— А потом, мисс Поттер? — все так же нейтрально спросил Снейп.

— А потом я ударила одного из них по но… — Гарриет прикусила язык. Но ни Снейп, ни Помфри никак не отреагировали на ее признание. Можно было подумать, что их в этот миг поразила кратковременная глухота.

— Вы не видели, чтобы они к ней прикасались или применяли магию? — уточнила мадам Помфри. Гарриет покачала головой. — Совпадает с моим диагнозом, — сказала она Снейпу. — Так или иначе, я пока оставлю ее здесь.

— Я извещу ее сестер, — произнес Снейп.

Только теперь Гарриет вспомнила фамилию Гринграсс. Это была сестра Дафны? Она попыталась представить Дафну Гринграсс, но ей воображалась только девочка со светлыми волосами, всегда чуть позади Панси. Она не была уверена, что они хоть раз разговаривали за эти два с лишним года.

— Астерия… Астория… с ней все будет хорошо? — спросила Гарриет.

— Ее зовут Астерия, — сказала мадам Помфри. — Да, все будет хорошо, мисс Поттер. Больше вам тут пока делать нечего. Ей надо отдохнуть.

Она говорила оживленно, но при этом опустила руку на плечо Гарриет и не отпускала ее. Гарриет молча кивнула. Только тогда мадам Помфри убрала руку, и Гарриет направилась прочь.

Она ушла, глубоко задумавшись.

* * *

Дафна со всех ног бежала вверх по лестнице. Она бы прыгала через две ступеньки, жаль, не хватало длины ног.

— Мерлин, Дафф, — сказала Трейси, рыся за ней следом. — Помедленнее можно?

Дафна не потрудилась ответить, потому что это бы ее замедлило.

— Она сейчас в порядке, — окликнула ее сзади Трейси. Хоть и выше ростом, бегала она не так быстро. Это ведь не она из-за своего эгоизма бросила младшую сестру в слезах на потеху детской жестокости. — Профессор Снейп сказал…

Добравшись, наконец, до конца лестницы, Дафна припустила еще быстрее. У нее кололо в боку и болело от одышки горло — она несколько лет не бегала так далеко, с тех самых пор, как они с Астерией соревновались в беге на пляже, еще до Хогвартса, и длинноногая Астерия всегда выигрывала — но она не собиралась замедляться, не собиралась слушать Трейси, только не теперь.

Она со всех сил навалилась на двери лазарета, но створки только застонали и мягко распахнулись внутрь.

Когда Дафна, пошатываясь, вошла, из своего кабинета показалась мадам Помфри.

— Мисс Гринграсс, — сказала она, — ваша сестра на дальней постели, за ширмой.

Дафна только кивнула, до того задыхаясь, что не могла даже выговорить «спасибо». Сзади приблизилась Трейси и ухватила ее за руку, не дав помчаться дальше, к кроватям.

— Успокойся, а? — проговорила она негромко. Мадам Помфри вернулась в свой кабинет. — Ты не виновата.

— Я и не ждала… что ты поймешь… — выдохнула Дафна, вырывая руку.

— И я тоже не виновата, — все так же тихо, но чуть злее, сказала Трейси. — Даже не пытайся заставить меня ощутить себя плохой, только потому что ты чувствуешь себя слишком…

— Иди, — ответила Дафна. — Оставь нас.

Трейси уставилась на нее, разгоряченная злостью, а не собранная и хладнокровная, как обычно. Затем развернулась на каблуках и зашагала прочь, так дернув двери, словно хотела ими хлопнуть. Но они затворились так же мягко, как открылись.

Еще несколько секунд ушло у Дафны на то, чтобы взять себя в руки и попытаться унять одышку, гоня прочь мысль о слезах. Что бы ни говорила Трейси, она была виновата и должна была чувствовать себя именно так, и не важно, как считает Трейси. Астерия была на ее ответственности, а она оставила ее, беззащитную, и пошла развлекаться…

Она провела ладонями по волосам, прошла по проходу между койками к последней и нырнула за занавески. Астерия подняла на нее глаза. По постели были рассыпаны ее карандаши для рисования, а на небольшом подносе на коленях расположился лист пергамента с наброском.

— Я в порядке, — сказала она еще до того, как Дафна решилась заговорить. — Мадам Помфри сказала, что я вполне здорова.

Астерия была в своей ночной рубашке (той, которая раньше принадлежала их матери, затем Лето, но Дафне не досталась, так как Астерия доросла до нее быстрее, чем до Дафны дошла очередь), волосы были заплетены в перекинутую через плечо косу, как будто она собралась спать.

— И все-таки она держит тебя здесь, — Дафна сжала кулаки.

— Просто на всякий случай, — на этот раз Астерия выглядела намного собраннее, чем она сама. — Мне действительно вполне хорошо. Здесь тихо.

«Нет соседок», — перевела Дафна.

— Это все из-за меня, — сказала она.

— Вовсе нет, — возразила Астерия с нетипичным самообладанием. — Это все из-за тех ужасных мальчиков. Было ли весело в Хогсмиде?

Дафна потрясла головой — не потому что весело не было, она замечательно провела утро с Трейси, без Панси, без чужих глаз: в это утро они были просто людьми в толпе — но потому, что не хотела об этом разговаривать.

— Мне не надо было тебя оставлять. Я была эгоисткой…

— Все третьекурсники пошли. Это не эгоизм. Если б я не… если б я так не… — она опустила взгляд на свой рисунок, утратив свое не-похожее-на-Астерию хладнокровие. — Тебе не приходилось бы так за меня переживать.

— Я твоя сестра, — сказала Дафна. — Мне положено переживать, хорошо тебе или плохо. Я за тебя отвечаю, Астер. И рада этому, — добавила она, садясь на кровать.

— Но я чувствую себя такой… гадкой, когда ты из-за меня от всего отказываешься, — глаза Астерии заблестели слезами. — А теперь я испортила тебе день, и ты из-за меня не захочешь снова туда идти…

— Ох, Астер, — Дафна не знала, что сказать. В этом была их беда, в этом судьбой была им предначертана беда: в Хогвартсе Астерии не могло быть хорошо, с Дафной или нет, и Дафна не могла ей помочь — ни рядом с ней, ни издали. Они слишком любили друг друга, и потому обе чувствовали себя ужасно, до невозможности виноватыми.

— Что рисуешь? — спросила она, передвинувшись на постели и наклонившись справа посмотреть на набросок. — Розовые и желтые розы?

— Благодарность и дружба, — застенчиво сказала Астерия, поигрывая зеленым карандашом.

— Это для кого-то? — удивилась Дафна.

Астерия все так же застенчиво пожала плечами и принялась отработанными штрихами раскрашивать листья.

— Астер, тебе кто-то помог с мальчиками? — догадалась Дафна.

Астерия кивнула, и глаза у нее блеснули чем-то очень отличным от слез — и Дафна на мгновение, хоть и понимала, что это ужасно и стыдно, ощутила обиду и ревность. Защищать Астерию было ее работой, но она не справилась, потому что ушла, хоть и знала, что надо было остаться и делать, что должно, ведь кто же еще защитит Астерию?

Но Астерия нашла кого-то еще. И разве она не права? Если любимая сестра ее бросила, она молодец, что нашла кого-то получше.

— Кто, Астер?

Но Астер только покраснела и стала рисовать тень от вазы, словно ее освещало восходящее солнце.

— Неважно, — пробормотала она. Она подняла взгляд и слабо улыбнулась. — Я рада, что ты хорошо провела день. Мой тоже был не так уж и плох, правда. Не будь такой грустной, Даффи.

* * *

— Вот, — сказал Рон. — Столько, сколько смогли утащить.

Ливень конфет, сверкающих всеми цветами радуги — сапфирово-синий, бирюза и аквамарин, тыквенно-оранжевый и чайный, изумрудно-зеленый и перламутрово-розовый, как мякоть арбуза, клубнично-красный и аметистово-лиловый — пролился перед Гарриет звездами и ракушками, шарами и спиралями. С самой вершины небосвода опускались сумерки, все огни и лампы были зажжены, и Рон с Гермионой только что вернулись в гостиную — розовощекие с мороза и с такими лицами, словно прожили лучший день в своей жизни.

— Спасибо, — сказала Гарриет, подняла черную упаковку в блестящий красный и серебряный горошек. На ней жирными красно-серебряными буквами было написано «Перечные чертики». — Какой он, Хогсмид? Где были?

Судя по рассказу, везде. В «Дэрвиш и Бэнгз», магазине волшебных принадлежностей, где продавали всякие штуки вроде вредноскопов, как тот, что Рон и Джинни прислали Гарриет на день рождения; лавка игрушек Зонко, полная навозных бомб, клыкастых фрисби, Фреда и Джорджа; «Три метлы» с летающими кружками сливочного пива, и…

— Почта, Гарриет! Там сотни две сов, все сидят по полкам разного цвета, смотря как быстро тебе надо доставить письмо!

— В «Сладком королевстве» новый сорт ирисок, и они дают бесплатно попробовать, вот немного, смотри…

— Мы, кажется, видели огра, честное слово, там в «Трех метлах» кого только нет…

— Жалко, нельзя было захватить тебе сливочного пива, очень согревает…

— Что делала? — Гермиона переключилась с восторга на тревогу. — Нашлось, чем заняться?

— Выручала из беды девицу, — небрежно ответила Гарриет, отламывая кусочек ириски. То, что Рон назвал немного, было размером с небольшой булыжник. Ириска оказалась такой нежной — просто исчезала на языке, оставляя привкус шоколадного крема и карамели.

— Ты уже это делала, — сказал Рон. — Прошлым летом, с Джинни. Нельзя выручать девиц по второму кругу, Гарри.

— Благодарю, но это была совершенно новая девица.

Когда она рассказала им про трех гриффиндорцев и Астерию Гринграсс, они несколько мгновений сидели молча, приоткрыв рты. Затем переглянулись, словно одновременно подумали об одном и том же и проверяли, подумал ли об этом второй. Когда они так сделали, Гарриет ощутила дрожь чего-то, какого-то чувства, которое совершенное ей не понравилось по множеству причин.

— Так что спасибо, я могу себя развлечь, — она прикинулась самодовольной и надменной и откусила еще ириски.

— Тебе там случайно не упал меч Гриффиндора с потолка по голове? — покачал головой Рон. — А то он упустил шикарную возможность.

— Ой, перестань, — Гарриет кинула в него перечным чертиком.

— Я серьезно! — он попытался закрыться от конфеты, но только стукнул себя по носу. — Только ты способна найти девчонку, чтобы ее спасать, стоит нам только на минутку отойти…

— Нам лучше спуститься, — Гермиона чуть повысила голос, — не то пропустим начало пира.

Гарриет сбегала вверх по лестнице, спрятала конфеты в чемодан, где до них не добрался бы Живоглот, и затем спустилась обратно — Рон и Гермиона уже стояли рядом у дыры за портретом. Не обращая внимания, как что-то сжимается в животе при виде того, как они почти соприкасаются локтями, Гарриет натянула улыбку, и они выбрались в дыру и направились вниз по лестнице.

Большой зал был украшен к Хэллоуину бесчисленными тыквами-фонарями — они скалились со столов, кривлялись в воздухе, и от мерцания горящих в них свечей казалось, что они подмигивают и дышат. Высоко под потолком, вспыхивающим зарницами, попискивали летучие мыши; лениво, как водяные змеи, извивались ярко-оранжевые флаги. Почти все уже были здесь, включая учителей, и зал гудел от шума. Гарриет посмотрела на стол Слизерина в поисах Астерии или той девочки, что она считала Дафной, но не увидела никого из них. За учительским столом сидел Снейп, как и в прошлый раз, отделенный от общей беседы; он смотрел в пространство и рассеянно отпивал из кубка. Интересно, о чем он думал?

Еда была замечательной и появлялась в несколько заходов — несколько видов густых супов и пирогов с дичью для начала, основным блюдом — зажаренные целиком индейки, обложенные рисом, картофелем, зеленью и ямсом; десерт был настолько заманчивым, что даже Гермиона, которая была очень разборчива насчет всего, что включало сахар, взяла вторую порцию. Призраки Хогвартса развлекали всех, проплывая через стены и столы; тыквы и флаги отлетали в сторону, уступая им дорогу. Почти Безголовый Ник изобразил сцену своего неудачного обезглавливания и имел успех у всей школы. Понравилось даже слизеринцам.

Пир прошел настолько хорошо, что, хоть Гарриет и не забыла, какой переменчивый был у нее день, она с ним наконец смирилась. Вместе с Роном и Гермионой они пошли вслед за остальным Гриффиндором обратно в башню, сонные от сытости, но, дойдя до коридора, кончавшегося Полной Леди, обнаружили, что он запружен болтающими учениками.

— Что происходит? — спросили Гарриет и Гермиона у Рона — у того было намного больше шансов что-нибудь рассмотреть.

— Точно не скажешь, — он встал на цыпочки и вытянул шею. — Похоже, почему-то никто не может войти.

— Пропустите, пожалуйста, — Перси, как мог, пробивался мимо стоявших. — Что за задержка? Не могли же все забыть пароль… Прошу извинить, я староста…

И вдруг по толпе распространилось безмолвие — зародилось в начале и пронеслось до конца мягкой холодной волной. Гарриет второй раз за день почувствовала, как вздыбились на затылке волосы, но теперь совсем по-иному.

— Кто-нибудь, сходите за профессором Дамблдором, — неожиданно резко сказал Перси. Его голос гораздо меньше напоминал важничающего зануду и звучал, как у взрослого. — Быстро.

Пальцы Гермионы обвились вокруг руки Гарриет. Люди в толпе вокруг, как Рон, вставали на цыпочки, пытаясь заглянуть вперед.

Сзади поднялся ропот: профессор Дамблдор пришел и продвигался через трясину толпы. Гриффиндорцы перемещались и вжимались по сторонам, пропуская его; когда он проходил мимо, Гарриет пристроилась следом, чтобы пробраться вперед и посмотреть, что происходит. Гермиона крепко держала ее за руку, а Рон пошел следом, работая локтями.

Гермиона охнула и вцепилась в Гарриет выше локтя второй рукой.

Портрет Полной Леди был разрезан — длинными разрезами, как от ножа. Полосы холста свисали вниз и устилали пол, в некоторых местах основа картины была пробита насквозь.

Дамблдор быстро взглянул и сразу обернулся. Если он и увидел совсем рядом Гарриет, Гермиону и Рона, то никак этого не показал: он посмотрел через толпу на учителей, которые только что подошли — Макгонагалл, Люпина и Снейпа. Словно наведенный каким-то сигналом, взгляд Снейпа немедленно сосредоточился на Гарриет; его глаза блеснули, как лунный свет на озере ясной темной ночью. Ей показалось, или он и правда выглядел бледнее, необычнее, чем всегда?

— Надо ее найти, — тут же обратился к ним Дамблдор. — Профессор Макгонагалл, пожалуйста, сейчас же найдите мистера Филча и скажите ему обыскать все картины в замке и найти Полную Леди.

— Повезло вам! — проскрипел неприятный голос.

Полтергейст Пивз, подпрыгивая, болтался в воздухе, как всегда, крайне довольный неприятностями и беспокойством.

— Что ты имеешь в виду, Пивз? — спокойно спросил Дамблдор и пристально посмотрел на полтергейста, от чего его улыбка немного увяла. Он не осмелился дразнить Дамблдора так же, как прочих; вместо этого он заговорил елейным голоском, который был немногим лучше.

— Стыдится, ваш-вашество, сэр. Не хочет, чтобы ее видели. Она в полном раздрае. Видел, как она пробегала по пейзажу на четвертом этаже, сэр, мелькала между деревьями. Рыдала навзрыд, — радостно сообщил он. И неубедительно добавил: — Бедняжка.

— Она видела, кто это сделал? — тихо спросил Дамблдор.

— О да, ваше директорство, — сказал Пивз с таким видом, словно готовил сенсацию. — Он очень разозлился, когда она его не пустила, понимаете, — он перевернулся вверх тормашками и оскалился на Дамблдора, выглядывая между собственных ног. — Тот еще характер у этого Сириуса Блэка.

* * *

Северусу пришлось приложить все душевные силы на то, чтобы не схватить девочку посреди коридора и вообще не реагировать, даже несмотря на то, что Дамблдор сказал: «Северус, останься», — когда Минерва повела гриффиндорцев прочь, а Люпина отправили на поиски Полной Дамы.

Дамблдор взглянул на него разок, когда все разошлись. На его лице отразилось что-то вроде тревоги. Только тогда Северус осознал, что он дышит очень быстро и поверхностно, что все тело вибрирует от напряжения настолько сильного, что уже заныли мышцы.

— Мне нужно, чтобы ты мыслил ясно, Северус, — сказал Дамблдор, спокойно и взвешенно, словно разговаривал с человеком, стоящим на карнизе высокого здания.

— Я мыслю очень, очень ясно, директор, — прошептал Северус, и это была чистая правда. Разум был чист и прозрачен, как стекло, наполнен почти ослепительно белым светом, но по краям все равно оставалась тьма — глубокая чернота, которую можно было рассмотреть лишь краем зрения.

Дамблдор смотрел на него еще миг, как будто в изумлении, а затем важность цели наполнила его, сила, не терпящая возражений.

— Наша задача в том, чтобы найти, куда пошел Сириус Блэк, Северус, и выяснить, находится ли он все еще в замке. Только это, не больше. Ты меня понимаешь?

Северус взглянул на него. Теперь он дышал медленно и глубоко, словно готовясь прыгнуть с очень высокого обрыва в глубокую воду, и до воды было так далеко, что ее не было видно, а может, ее и не было совсем.

— Обещай мне, что будешь только искать Блэка, Северус, ничего больше, — приказал Дамблдор.

— Обещаю, директор, — после долгой паузы сказал Северус, причем сказал искренне.

Поскольку в его представлении все, что он собирался сделать перед тем, как найти Блэка, было частью этого поиска.

Он развернулся и пошел прочь. Он был уверен, что в какой-то момент встретит Люпина, и тогда у них с оборотнем будет, возможно, не долгий, но весьма плодотворный разговор.

* * *

— Как он попал внутрь? — кажется, об этом спрашивали все, кто проходил мимо по коридору. — Как?

«Одним из множества способов, — сказала Совесть Ремуса. — Одноглазая ведьма, Воющая хижина, даже подвал в «Сладком королевстве» — если уж ему хватило ловкости бежать из Азкабана, хватит и на то, чтобы вломиться в кондитерский магазин так, чтобы никто не заметил…»

Еще летом Ремус сходил в кабинет Филча, разыскивая Карту; но ее не было, кто-то ее забрал. Никто в школе не мог этого сделать, или он, разумеется, вернул бы ее, учитывая…

«Или нет, — холодно сказала Совесть. — На себя посмотри».

Он закрыл глаза, благодарный сумраку коридора вокруг. Далекие голоса детей омывали слух, как шум океана.

Он открыл глаза и снова стал подниматься.

Снейп нашел его во время поиска Полной Леди.

Мужчина двигался тихо, как кот в темноте. Только что Ремус озирал множество картин на стенах в поисках пейзажа, который упоминал Пивз, и в следующий миг в сумраке на периферии зрения из теней соткался Снейп, двигаясь настолько быстро и страшно, что Ремус машинально чуть не бросил в него проклятье. Но он успел осознать, кто это, и сдержал заклинание. Как оказалось, это было глупостью.

Снейп сгреб его за шею и прижал к стене, стараясь придушить. Ремус с силой ударил его локтем в живот; Снейп крякнул, но не согнулся, как рассчитывал Ремус; вместо этого он ответил ударом в висок, который отбросил его на бюст бывшего директора.

Ремус отмахнулся палочкой, послав дождь золотистых искр Снейпу под ребра; тот заблокировал их невербальным щитом и по-кошачьи легко отпрыгнул. Задыхаясь, Ремус выпрямился, опираясь на бюст, и вытянул перед собой палочку в защитной позиции. Снейп тоже дышал тяжело, но как-то иначе, почти как сумасшедший; глаза у него были странно расширены, черты искажены эмоцией, от которой у Ремуса по коже разбежались мурашки тревоги.

— Я знал, — прошептал Снейп хриплым и резким голосом, от которого в мозгу у Ремуса волчья половина вздыбила шерсть на загривке и издала только ему одному слышный рык. — Ты ему помогаешь. Ты его пустил внутрь, сказал, когда будет пир, когда опустеют коридоры… Если б он забрался в Гриффиндорскую башню, то встретил бы там только вернувшихся недоученных детей…

С каждым словом он делал небольшой шаг вперед, так крепко стиснув палочку, что дрожала рука — его всего трясло от напряжения, как будто, как предположил Ремус, вся его сила воли уходила на то, чтобы не снести ему голову с плеч. Он неотрывно смотрел Ремусу в лицо, и в его глазах, не угасая, блестел яркий огонек безумия.

— Сириус Блэк прошел в школу без моей помощи, — негромко сказал Ремус, а совесть шептала ему: «Лжец, лжец, лжец…»

— Лжец, — едко прошипел сквозь зубы Снейп, словно прочел мысли Ремуса. — Будь от тебя польза, ты сказал бы нам, как его поймать. Не думай, что я не знаю, что между вами было… не думай, что я так же глупо доверчив, как Альбус…

«Не реагируй, — приказал себе Ремус, когда что-то внутри, что-то давно забытое и заброшенное, содрогнулось и оторвалось — но не до конца. — Не реагируй…»

— Я никак не связывался с Сириусом Блэком после смерти Джеймса и Лили, — произнес Ремус, все так же негромко, чтобы сохранить контроль над голосом.

Лицо Снейпа, словно молнией, озарилось каким-то чувством. Ремус этого не ожидал и едва успел заблокировать последовавшее заклинание, прищурившись от сопровождавшей его вспышки. Но Снейп, казалось, этого не заметил — словно его самоконтроль дал сбой, а он этого даже не понял, как человек, нечаянно последовавший старой привычке.

Теперь он был почти на расстоянии вытянутой руки. Ремусу не хотелось, чтобы он подходил ближе. Луна прирастала, и волк распирал изнутри его кожу, заставляя вопить все его инстинкты…

— Северус, пожалуйста, не подходи…

— Легилименс, — прошипел он, с последним шагом оказавшись вплотную.

«Заклинание чтения мыслей», — подумал Ремус; он слышал о нем, но не представлял, как от него защищаться, и сейчас Снейп должен был увидеть всю правду о Сириусе, настоящую правду, целиком и полностью, и какая-то часть Ремуса захотела от облегчения рухнуть на колени, потому что когда Снейп вырвет у него эту тайну, она, наконец, исчезнет, и все закончится…

Но ничего не произошло.

Ремус моргнул. Снейп наклонился ближе, ошарашенный и взбешенный, выругался — с той выразительностью, которой особенно славился в школе, — и поднял палочку, словно хотел проколоть Ремусу горло.

— Северус, — хрипло сказал Ремус, — через пять дней полнолуние.

Снейп замер, тяжело и шумно дыша, а затем вновь прищурил глаза и оскалился. Ремус, выжидая, провернул в ладони палочку.

А потом дальше по коридору он расслышал хриплое дыхание и шарканье Аргуса Филча.

Снейп тоже услышал. Снова ругнувшись, он отступил и с последним жгучим, полубезумным взглядом, полным незамутненной ненависти, ушел.

Филч проковылял по коридору, бормоча, с трясущимися суставами. Ремус попытался отыскать где-нибудь в себе улыбку, но не смог. Заклинание чтения мыслей, возможно, и не сработало, но все-таки оно что-то забрало у него, что-то высветило, и он не смог сразу найти, что именно это было.

Но со временем он, разумеется, найдет. Как всегда.

Ничего тут не поделать.

* * *

Между тремя и четырьмя утра Северус проскользнул в Большой зал, и доложить он мог только о поражении.

Потолок был темным, в черных тучах, но несколько сотен свечей, парящих высоко над расстеленными на полу спальными мешками, осыпали зал светом. Дамблдор ждал его отчета, но сперва Северус посмотрел не на него и не на остальных учителей.

Он прошел между рядами спальных мешков, ища девочку.

Он обнаружил ее рядом с Грейнджер, обе казались спящими. Но когда неподалеку его негромко окликнул Дамблдор, он заметил, как дрогнули у девочки ресницы.

Прежде чем он успел повернуться и отойти от нее, чтобы не дать подслушать разговор — а она, если не спит, непременно подслушает — Дамблдор оказался рядом.

— Что-нибудь есть? — спросил он.

— Нет, — ответил Северус. «Ничего, ничего, где же он, куда же он делся». — Астрономическая башня, подземелья, совятня, Гриффиндор — все места, куда он мог быстро скрыться, обысканы, и никого, — «никого, пусто, куда он пропал».

— Хорошо, — пробормотал Дамблдор. — Я не рассчитывал, что он задержится.

Через ряды спальных мешков пробирался назойливый Уизли, требуя прекратить разговоры. Дамблдор глядел примерно в его сторону, но, похоже, на самом деле его не видел.

— Есть предположения, как он мог попасть внутрь? — тихо спросил Северус. На самом деле это значило: «Как вы объясните это теперь?»

— Несколько, — ответил Дамблдор, все так же глядя куда-то в сторону Перси Уизли. — Одно невероятнее другого.

Северус знал, что Дамблдор не станет его слушать — в конце концов, этот разговор у них уже был перед началом учебного года, и сейчас все закончится так же — но ему было насрать, поэтому он сказал все равно:

— Невозможно поверить, что он смог пройти сюда без посторонней помощи.

Дамблдор резко на него посмотрел, немедленно поняв, что тот собирался сказать. Северус, не дрогнув, встретил его взгляд.

— Сомнение, которое я выразил, когда вы наняли…

— Я не верю, чтобы кто-то в этой школе мог помочь Сириусу Блэку войти, — проговорил Дамблдор таким окончательным тоном, что Северус понял, что все и впрямь было напрасно, как и во время их первого спора об этом…

— Вы доверяете человеку, который никогда и ни в чем не препятствовал своим друзьям, и считаете, что сейчас, когда столькое на кону, он вдруг начнет отстаивать свои убеждения?

— Ремус прожил нелегкую жизнь, Северус, полную предубеждения и дискриминации. Он так хотел понравиться, что в прошлом действительно шел против совести. Но это не означает, что он свернул на путь Тьмы, что он желает Гарриет смерти…

«И что ты почувствуешь, — подумал Северус, когда Дамблдор ушел, а девочка шевельнулась в своем притворном сне, — когда окажется, что ты, вновь доверившись не тому человеку…»

Но мысль эта была так непереносима, что он вырвал ее из своего сознания.