Бесконечная дорога (джен)

Несмотря на то, что Северус не аппарировал на кубок мира так же рано, как Люпин, он не воспользовался этим временем, чтобы отоспаться. Он провел ночь, мечась по своей маггловской халупе. Так бывало всегда, когда ему предстояла активная шпионская деятельность: как бы незначительна ни была опасность, спать он не мог.

Он смирился с этим так же давно, как с курением.

Дамблдор знал, чем он занят. Он не был уверен, что тот знал об участии Люпина и Блэка, но перед тем, как покинуть Хогвартс, он, как обычно, зашел к нему — (коротко) попрощаться.

Он нашел Дамблдора в той самой старой часовне, о которой он болтал — древнее местечко, довольно маленькое, хотя Северус подумал, что когда-то оно могло было быть просторнее. Сводчатый потолок, казалось, принадлежал комнате большего размера и значения. Возможно, когда обитатели Хогвартса отошли от религии как образа жизни, они разобрали ее пространство под другие классы, перенесли камни: их нужды медленно разрушали место, лишившееся практического применения.

Дамблдор восседал на древнем на вид кресле с высокой заостренной спинкой, поставленном в центре помоста, на котором, вероятно, некогда располагался алтарь. Несмотря на то, что часовня сама по себе была в некотором роде призраком, Северус невольно задумался, что сказал бы по этому поводу паривший с ним рядом Толстый Монах.

— Доброе утро, Северус, — произнес Дамблдор. — Вижу, ты уже готов отправляться.

Северус всегда, уходя, одевался по-маггловски, так как первое, что ему приходилось делать — это затаривать холодильник (и покупать сигареты. В этот раз — несколько блоков). Он хмыкнул вместо ответа.

— Что ж, в этом году я снова увижу тебя пораньше, — продолжил Дамблдор. — Как и в прошлом, да и в позапрошлом тоже, так уж вышло… Береги себя, мой дорогой мальчик. И постарайся хоть немного развеяться, — он улыбнулся. — Слышал, Ирландия считается фаворитом, но Виктор Крам в воздухе — впечатляющее зрелище.

Северус ни разу не упоминал чемпионат, Люпин (и, как он предположил, Блэк) тоже. Просто таков уж был Дамблдор.

А сейчас на электроплитке побулькивало гадкое на вид оборотное зелье. Он достал из кармана пробирку с волосами маггла.

Он аппарировал по координатам Люпина и, следуя его указаниям, пошел к лагерю Уизли. Указания были идеальны, и он не знал, то ли раздражаться по этому поводу, то ли ощутить облегчение. Уизли натянули палатки и преуспели в разведении костра, и все (Артур Уизли, четверо его младших дьяволят, Люпин, собака-Блэк, Грейнджер и мисс Поттер) сидели вокруг и уже вовсю развлекались.

Северус послал к черту скрутившее живот чувство. Он выглядел, как другой человек, Уизли были дружелюбны, он приехал сюда не на посиделки — он должен был проследить, что мисс Поттер не затопчет какой-нибудь Пожиратель смерти и что она не попадет под случайное заклятие, а не развлекаться или заводить друзей.

Люпин заметил его и пошел навстречу. Блэк-собака поднял морду с лап и зарычал. Мисс Поттер опустила ладонь ему на голову, и он улегся обратно. Как же Северус его ненавидел.

— Отлично, значит, ты успешно добрался, — поприветствовал его Люпин, и прошептал в ответ на злой взгляд Северуса: — Мы пытаемся изображать настоящих друзей, не забыл?

Точно. Полная жесть.

— Ты точно указал дорогу, — ответил Северус, надеясь, что слова не прозвучали как «пошел нахер».

— Хорошо, — добродушно сказал Люпин, но это еще не было показателем хороших актерских качеств Снейпа, так как Люпин был добродушен девяносто пять процентов времени. — Пойдем тогда знакомиться с остальными.

— Это Эбенизер Джонс, — представил его Люпин — и поморщился. Северус изо всех сил старался не прожечь его взглядом, так как Люпин, чтоб его, назвал имя неправильно. Оно должно было быть Элиейзер, а не Эбенизер. — Э… Эбенизер, это Уизли… Артур, Фред и Джордж, не пытайся их различить, Джинни, Рон… и Гермиона Грейнджер и Гарриет Поттер.

Детям, похоже, было совсем не интересно (кроме мисс Поттер, которая почему-то с любопытством на него взглянула). Артур Уизли с улыбкой встал пожать Северусу его не-его руку.

— Как поживаете? — спросил он. — Приятно встретить друга Ремуса.

— Взаимно, — бросил Северус.

— Приглашаем на обед, — сказал Артур (Уизли здесь было так много, что Северусу, вероятно, можно было тоже звать их по имени). — Мы решили, что костер, наконец, достаточно разгорелся для готовки, и скоро подойдут мои остальные мальчики.

Северус обдумал, уместно ли будет сказать: «Что, вас еще больше?» Кто-то другой наверняка бы так пошутил, но он был уверен, что у него это прозвучит попросту грубо. У него не было причин оскорблять Артура, несмотря на то, что тот был повинен в рождении такого большого количества детей, которых Северусу приходилось учить, и особенно близнецов.

— Хочешь отнести в палатку вещи? — спросил Люпин, и Северус (с благодарностью, хоть и не признался бы в этом и через тысячу лет) проследовал за ним в палатку.

Все внутри выглядело совсем новым. Там было стерильное, нежилое чувство, а вся мебель обладала безликой внешностью номера в новой гостинице. Даже воздух как будто пах пустотой.

— Новое приобретение? — спросил он сардонически, решив не говорить: «Удивлен, что тут до сих пор не пахнет псиной».

— Сириус заказал, когда брал билеты, — у Северуса сложилось впечатление, что Люпин охотнее лег бы спать под натянутой на палки курткой.

— Как он заказал билеты?

— У него все еще есть доступ к хранилищам. Ты же знаешь гоблинов, им нет дела до тюремных сроков, их волнует только, твое ли это золото. Слава Мерлину, что они так прижимисты, — вполголоса произнес он.

Северус вынужден был согласиться: если бы гоблины не были такими же скупыми на информацию, как на золото…

Волшебное общество: человека можно послать в тюрьму без суда и, когда он в бегах, сохранить за ним свободный доступ к его средствам — достаточный, чтобы покупать Молнии и билеты на кубок мира по квиддичу.

— Выбирай любую постель, — сказал Люпин. — Впрочем, если все пойдет согласно нашим ожиданиям, я сомневаюсь, что мы долго проспим… Кстати, — произнес он, когда Северус бросил свою сумку на одну из постелей, и тон его голоса заставил резко на него взглянуть. — Гарриет приснился сон про Волдеморта, от которого у нее заболел шрам.

Северус вздрогнул при звуке ненавистного имени, но его страх быстро затопило совсем иным ужасом.

— Ей — что?

— Там был Хвост, и, как она считает, Волдеморт кого-то убил. И у него чудовищная ручная змея. Деталей она не помнит, — сказал Люпин, выразив интонацией, насколько смутным (и тревожным) находит он это событие, — но она проснулась от того, что у нее заболел шрам.

Эта интонация его голоса оказалось для Северуса даже отвратительнее, чем обычные разговоры Люпина.

— Раньше такое бывало?

— Только когда Волдеморт физически находился рядом. Если сейчас такое происходит через сны, я встревожен. Не считаешь, что это могло бы быть запоздалым последствием того путешествия во времени? Что она могла вспомнить видение будущего?

— Не знаю, — сердце у него застучало еще сильнее и быстрее прежнего.

— Учитывая, что произойдет сегодня… — тихо проговорил Люпин.

Они немного помолчали. Северус даже мог бы сказать, что их объединила мрачная готовность.

Но затем этот миг прошел (слава богу), и Люпин, расправив плечи, сказал своим мягким голосом:

— Нам, наверное, следует вернуться к костру. Там уже начнут задумываться, куда мы пропали.

Клапан палатки был невысоким, так что им пришлось пригнуться. Мисс Поттер начинала готовить яйца с сосисками, и еще несколько рыжих выросло как из-под земли.

— Гарриет, ты не обязана это делать, — сказал Артур так, словно его расстраивало, что кто-то из гостей готовит.

— Все в порядке, мистер Уизли, мне не сложно.

— Мне сделай омлет, — заявила Уизли голосом, который она сама считала властным. А затем хитрым тоном понимающей девочки-подростка: — А тебе как, Билл?

— Сами делайте свой дурацкий омлет, ваше высочество, — ответила мисс Поттер, густо краснея. — А я просто взобью.

— Не вредничай, Джинни, — Уильям взъерошил волосы сестры так, что они упали ей на лицо, за что был слегка побит.

У мисс Поттер явно был опыт готовки яиц — она могла бить их о сковороду одной рукой. Наверное, поневоле научилась на кухне Петунии.

За прошедшие десять дней она не изменилась ни на йоту. Волосы все еще также были воплощением всего, что огорчало Нарциссу, очки — все так же кошмарны, а рубашка застегнута не на ту пуговицу. Он присмотрелся к ней, отыскивая признаки того, что ее беспокоят сны. Счел, что она, возможно, выглядит более усталой, чем положено четырнадцатилетней девочке на каникулах, но ее основными эмоциями, похоже, являлись удовольствие и предвкушение. Ее безответственный друг-Уизли что-то сказал, и она рассмеялась.

Люпин занялся делом — разрезал упаковку сосисок.

— Стерегите свои сосиски, когда они приготовятся, — говорил он детям. — Бродяга украдет их с тарелки, если вы будете недостаточно бдительны.

Блэк-собака смерил Люпина взглядом, явно говорившим: «Сегодня-ты-у-меня-спишь-на-диване», — а Люпин притворился, что не заметил. Притворялся он хорошо.

— Ага! — Артур вдруг поднялся на ноги. — Герой дня! Людо!

Пресловутый Людо Бэгмен появился из непрерывного потока всклокоченных на вид служащих Министерства. Этот неприятный глазу субъект в мантии Уимбурнских Ос однажды проиграл Нарциссе десять тысяч галлеонов в карты, а тринадцать лет назад пытался передавать информацию сторонникам Темного Лорда. Многие полагали, что ему просто не повезло, но Северус считал его моральным уродом. Людо Бэгмену, определенно, хорошо платили за информацию, и ему было все равно, кому ее продавать. На самом деле, Северус давно уже подозревал, что в этом как-то замешана Нарцисса: если бы Люциус когда-нибудь упомянул при ней, что тот — отъявленный игрок, Нарцисса могла обобрать его до нитки, так что потом он был бы готов продавать информацию по любой цене. Подобные вещи оба Малфоя могли провернуть просто развлечения ради.

Артур разговорился с Людо Бэгменом, дети слушали их (или не обращали внимания), так что Северусу не пришлось участвовать в беседе. Это было облегчением. Но потом Бэгмен сказал кое-что интересное:

— Хотите сделать ставки на матч? — спросил он Артура, позвякивая карманами.

— Ой, ну давайте, — согласился Артур. — Скажем… Галлеон на то, что победит Ирландия?

— Галлеон? — разочаровался Бэгмен. — Хорошо-хорошо… кто-нибудь еще поставит?

— Им немного рано играть в азартные игры. Молли будет против…

— Ставим тридцать семь галлеонов, пятнадцать сиклей и три кната, — сказал один из близнецов, — что Ирландия победит, но Виктор Крам поймает снитч. О, и еще вот поддельную палочку добавим…

— Ты при них что-нибудь упоминал? — спросил вполголоса Северус у Люпина.

— Ничего, — ответил Люпин, блестя глазами в неприятно дамблдоровском стиле. — Думаю, они просто догадливы.

— Мальчики, — тихо сказал Артур, — Не хочу, чтобы вы делали ставки… это же все ваши сбережения. Ваша мать…

— Не порть нам удовольствие, Артур! — Бэгмен забрал у близнецов золото с таким азартным видом, что Северус понял, что тот уже мнит себя победителем. — Они достаточно взрослые, чтобы знать, чего хотят. Так, говорите, Ирландия победит, но Крам поймает снитч? Исключено, мальчики, исключено… Но я дам вам отличный коэффициент… добавим пять галлеонов за эту забавную палочку, ладно?

Северус сам бы сделал ставку, если бы не сомневался, что с Бэгмена можно хоть что-то взять. Он бы посоветовал близнецам поберечь деньги, но подумал (со злорадным удовлетворением), что им пойдет на пользу стать жертвой обмана.

— Чаю не нальете? — попросил Бэгмен, убрав блокнот. — Я тут высматриваю Барти Крауча.

Северус не удержался от порыва малодушного облегчения, что он под оборотным.

— Есть новости о Берте Джоркинс, Людо? — спросил Артур.

— Ни единой, — безразлично отозвался Бэгмен. — Но она еще объявится. Бедная старушка Берта — память, как дырявый котел, и полный топографический кретинизм. Слово даю — потерялась. Добредет до офиса где-нибудь в октябре, считая, что еще июль…

Мисс Поттер нахмурилась. Любопытно. Какое ей дело до того, что Бэгмену интересен только он сам?

Хлоп!

— О, помяни черта, — сказал Бэгмен. — Барти!

Бартемиус Крауч, похожий на самого мрачного в мире банковского служащего, только что аппарировал к их лагерю. Судя по выражению его лица, охота на Людо Бэгмена была делом неблагодарным, но он его сделал, потому что это было его работой.

— Я везде тебя искал, — нетерпеливо сказал он Бэгмену, который приглашал его сесть на клочок неухоженной травы. — Болгары настаивают, чтобы мы добавили еще двенадцать мест в Верхней ложе…

— Мистер Крауч! — Перси склонился в таком поклоне, что чуть не завязался в узел, отчего напомнил Люциуса при встрече с его собственной матушкой. — Не желаете ли чашку чая?

— О… — Крауч взглянул на Перси. — Спасибо, Везерби.

Перси порозовел, близнецы хихикнули. Северус мог бы ему рассказать, что не было на свете человеческого существа, которое Крауч любил бы хоть на йоту больше, чем правила — и их защиту. Это было верно даже сейчас, возможно, даже вернее прежнего.

— Я так понимаю, вы оба будете рады, когда все закончится, — обратился Артур к Бэгмену и Краучу.

— Рады! Да я не помню, где бы еще так веселился! — ответил Бэгмен. — Впрочем, кое-что ведь нам только предстоит, а, Барти? Немало надо организовать?

Его тон был похож на шутливый толчок локтем в ребра, и Крауч обрадовался не больше, чем если бы действительно получил по ребрам.

— Мы же договорились не объявлять ни о чем заранее, пока все детали…

— Ой, детали! Они подписали, они согласились — могу на что угодно спорить, что эти детишки так и так скоро все узнают. В смысле, это же будет в Хогвартсе…

— Знаешь, Людо, нам надо повидаться с болгарами, — резко сказал Крауч. — Спасибо за чай, Везерби, — он сунул чашку обратно Перси, забрал Бэгмена, который весело пообещал всем увидеться в Верхней ложе, и они аппарировали (скатертью дорога).

— Что будет в Хогвартсе, пап? — спросил один из близнецов. — О чем они говорили?

— Скоро узнаете.

— Ты знаешь? — спросила мисс Поттер у Люпина.

— Откуда мне? — ответил Люпин, но при этом он улыбался.

— Может, другие учителя тебе рассказали.

— Это секретная информация — до тех пор, пока Министерство не решит ее обнародовать, — заявил окончательным тоном услужливый Уизли, похоже, раздраженный, что мисс Поттер осмелилась искать информацию вне министерских источников. — Мистер Крауч совершенно правильно поступил, что не раскрыл ее.

— Ой, заткнись, Везерби, — сказал ему близнец.

Закончив обедать, дети разбрелись прочь. Собака-Блэк потащился за мисс Поттер, Грейнджер, Уизлеттой и ее братом, остальные рассеялись.

— Я пригляжу за лагерем, — сказал Артур Люпину и Северусу, — а вы, ребята, осмотритесь.

— Интересно было посмотреть на Барти Крауча в этой обстановке, — заметил Люпин, пока они проходили мимо группы волшебников из Нигерии, готовящих на фиолетовом костре.

— Он работает в отделе магических игр и спорта, — коротко ответил Северус. — Разумеется, он здесь.

— Думаю, ты понял, на что я намекал… Эбенизер.

— Даже сраное имя не смог правильно назвать.

— Случайность, — виновато ответил Люпин, но Северус не поверил, что тот и впрямь расстроен. — Думаю, ты заинтересовал Гарриет.

— Что? — Северус настолько растерялся, что спросил: — Почему?

— Ты не переспросил ее имя. Все так делают, когда впервые ее видят. Потом смотрят на ее шрам. Это ее смущает.

Это Люпин так указывает, что Северус тоже ошибся?

— Она все время хмурилась на Бэгмена.

— Я тоже это заметил, — задумчиво произнес Люпин. — Заметил, что он сказал насчет отвратительной памяти у Берты?

— Да, и что?

— Ну, Берта была в школе с нами, и я совсем не помню, чтобы у нее была отвратительная память. Напротив, у нее была цепкая, даже жадная память до слухов… из-за чего она часто попадала в неприятности.

Северус с трудом мог припомнить любых девушек из школы, кроме Лили.

— Что может знать о ней мисс Поттер? И зачем ей?

— Так не скажешь. Четырнадцатилетние девочки не особенно откровенны… Гарриет даже меньше прочих. Но как думаешь, не мог ли он лгать?

— Откуда мне знать?

— Ну, что бы он выиграл от исчезновения коллеги?

— Спор, наверное. Он всегда в них по самые уши.

— Я помню, его привлекали по обвинению в передаче информацию пособникам Волдеморта, — Люпин проигнорировал то, как Северус вздрогнул. — Присяжные его оправдали, но Крауч был… недоволен, что они не восприняли его всерьез.

— Ты считаешь, что исчезновение Берты Джоркинс как-то связано с… — Северус не стал говорить «как там его», это было даже хуже, чем Сами-Знаете-Кто. И, вот ведь ирония, они не могут сказать «Сами-Знаете-Кто», не встревожив любителей подслушивать. — С ним?

— Не знаю. Если она и впрямь забывчива, как говорит Людо Бэгмен, может, и никак. Но я точно полагаюсь на мнение Артура больше, чем на его, а Артур считает, что ее надо искать.

«И мисс Поттер узнала ее имя», — подумал Северус. Может быть, из сна?

— Итак, — произнес Люпин, проходя мимо палаток, которые, судя по обилию фотографий с лицом Виктора Крама, принадлежали каким-то болельщикам Болгарии, — парни в масках левитируют магглов… и бегут от его знака. Это означает, что они, вероятно, его бывшие последователи, да?

— Кто угодно побежит от его знака, — сказал Северус. — Все, кто по эту сторону стен Азкабана. Неважно, поддерживали они ли его и отреклись, чтобы спасти шкуру, или провели все его царствование, дрожа от страха. На самом деле, первые побегут впереди всех.

Они уже обсуждали это, но время от времени возвращались к вопросу заново. Люпин снова задумался.

— Люциус Малфой здесь? — спросил он, как будто из вежливости поинтересовался старым знакомым.

Люпин никогда раньше не спрашивал поименно. Никогда не намекал, что Северус может больше других знать о последователях Волдеморта, и никогда раньше не упоминал Люциуса. Но теперь он это сделал, и у Северуса по затылку пробежали тревожные мурашки.

Он поискал на лице Люпина следы удовлетворения, тревоги, неодобрения — хоть чего-то. Но все было, как в прошлом году: Люпин остался нечитаемым, глаза у него были ясными и пустыми. Это было похоже на спарринг с Дамблдором — и в то же время нет, потому что Дамблдор постоянно выдавал факты, так же легко, как быстрый поток отдает воду. Он становился непроницаемым только тогда, когда у него было что скрывать.

Люпин был непроницаем постоянно. В прошлом году ему определенно было что скрывать. Действует ли он так сейчас только по привычке? Или что-то от него утаивает?

Как и прошлой зимой, Северус обнаружил, что он хочет, нуждается в том, чтобы выяснить, что тот прячет.

— Да, — сказал он, следя за Люпином, — он здесь.

— Со своей семьей? — нахмурился Люпин.

— Разумеется.

По дороге Северус осознал, как много лиц узнает в толпе. Со многими из этих людей он учился в школе, а многих прочих — учил. Бывшие ученики были повсюду, некоторые даже окруженные собственными детьми… так же, как и те, кто сегодня наденет маски и отправит в небо семью магглов. Все выглядели такими невозможно нормальными. Нормальность была поверхностной, и в то же время нет: вещи и люди нормальны до тех пор, пока не перестанут быть таковыми.

— В отчете Гарриет не упоминалось, что у нее болел шрам или были видения… с ним, — сказал Люпин. — И она не говорила, что осталась в Хогвартсе на лето… Как ты думаешь, вероятно ли, что остальное останется прежним?

Северусу не хотелось отвечать: «Не знаю», — только не Люпину и только не во второй раз.

— По моей изначальной теории, видения будущего у мисс Поттер — экстраполяция, основанная на событиях, которые она могла бы предположить. Она оказалась права, что останется с Грейнджерами или поедет на чемпионат мира с Уизли. Этих людей она хорошо знает, они были добры к ней в прошлом. До настоящего момента она была права во всем, что касается чемпионата, но более значимые события, вещи, находящиеся за пределами ее кругозора, похоже, остались для нее скрыты. Неудивительно, если учесть, что она не настоящая провидица.

Люпин печально хмыкнул.

Они сделали по лагерю три круга, прошлись вдоль ряда палаток и обратно, а затем постепенно, лениво начала подступать ночь. Министерство махнуло рукой на попытки поддержать порядок, и воздух наполнился хлопками аппарирующих торговцев. Кислотные миазмы фейерверков и заклинания поднялись над палатками, и возбуждение толпы стало лихорадочным. Северус смирился с тем, что к концу вечера голова у него заболит, а глаза начнут слезиться.

— Что ж, время чемпионата, — сказал Люпин. Его лицо озарилось предвкушением. Могло ли это быть настоящее чувство? — Найдем остальных?

* * *

Стискивая свои сувениры, Гарриет, Рон, Гермиона и Бродяга пробились через толпу обратно к палаткам Уизли одновременно с сотрясшим землю звуком гонга, который отразился эхом от темных крон деревьев. Прежде чем звук затих, в лесу вспыхнула сотня зеленых и красных фонарей.

— Пора! — сказал мистер Уизли, такой же, как и все, возбужденный на вид. — Давайте, пошли!

Гарриет поцеловала на прощание Бродягу, и он улегся перед палатками, словно чтобы сторожить. Она оглянулась в поисках Ремуса, но не увидела его. Понадеялась, что встретит его позже, по пути к стадиону. После игры отдавать ему подарок будет уже незачем.

Сперва она заметила его друга. Он выделялся — возможно, взглядом. Глаза у него были темные, злые, они словно прожигали все насквозь. Это напомнило ей Снейпа на тропе войны. Но он не двигался, как Снейп, и даже говорил иначе: у него был заметный северный акцент, и он чуть сутулился при ходьбе, а не парил стремительно.

Она понимала, что это не Снейп, он просто… Да и вообще, зачем она думает о Снейпе? Ей надо о чемпионате думать.

— Привет! — сказала она, догнав Ремуса, и тот остановил своего друга, чтобы их подождать.

— Можно не спрашивать, в восторге ли ты, — улыбнулся Ремус.

— А то! Вот, это тебе, — она сунула ему в руку омнинокль.

Ремус уставился на него. Может, не знал, что это такое? Но, судя по выражению его лица, дело было в другом. Она не поняла, в чем, но ей стало неуютно, словно она допустила какую-то неловкость.

— Это омнинокль, — пояснила она. — Можно проигрывать запись заново или замедлять, и все такое. Ну, так сказал тот продавец…

— Незачем было, в самом деле, — медленно проговорил Ремус. Не похоже было, чтобы он говорил из вежливости: кажется, он сказал это всерьез. Что такого плохого в омнинокле?

— Я… мы всем купили. Я подумала, может… — она взглянула на Гермиону в поисках поддержки, но та выглядела такой же растерянной.

— Я возьму, если тебе не надо, — заявил друг Ремуса и выхватил омнинокль из его руки. — Чертовски полезная штука на чемпионатах, тут все так быстро происходит, ничего не разобрать.

Ремус, похоже, доволен не был, но друг его проигнорировал. Гарриет забыла его имя — Эбенизер-не-Скрудж. Он не был похож на Эбенизера, но у многих волшебников странные имена. Возрастом и ростом он был примерно как Ремус, но коренастее — Ремус мог бы спрятаться за метлой.

Эбенизер-не-Скрудж крутил регулятор омникуляра. Ремус сердито на него посмотрел и обернулся к Гарриет с вымученной, судя по виду, улыбкой. А может, это просто у нее паранойя.

— Спасибо, Гарриет. Очень чутко с твоей стороны. Уверен, он пригодится.

Гарриет улыбнулась в ответ, гадая, не выглядит ли ее улыбка тоже вымученной.

Они шли через лес не меньше пятнадцати минут, следуя линии фонарей. Лес был заполнен возбужденными звуками — смехом, даже обрывками песен, — и все Уизли были в приподнятом настроении, но Гарриет никак не могла перестать думать о том, почему омнинокль — такой плохой подарок. Она увидела омнинокли и подумала, что такую вещь никогда не купит себе сам, но они выглядели так круто… Она провела половину лета в его комнатах с ним и Сириусом, и тот тоже покупал ей всякие вещи и говорил: «Считай, что это от меня и Лунатика»… Она просто хотела отблагодарить за это как могла, думала, что так и надо.

Очевидно, нет.

Лес расступился, и толпа влилась в тень огромного золотого стадиона, сияющего огнями. После озаренной фонариками мглы леса это ослепляло, и Гарриет ощутила, как испаряется ее беспокойство. Она восхитилась, как много может магия — скрыть все это от магглов.

— Лучшие места! — сказала ведьма у дверей, проверявшая билеты. — Верхняя ложа — прямо наверх, Артур, до упора. Ага… четвертый этаж, секция 32-FG, — добавила она Ремусу и его другу.

— Вы не сидите с нами? — Гарриет об этом не подумала.

— У Артура очень особенные билеты, — со своей обычной улыбкой ответил Ремус, словно неловкости с омникуляром не было вовсе. — Когда матч закончится, расскажешь мне, как там было.

— Или можно пошпионить с помощью вот этого, — вмешался его друг, покрутив в руке омникуляр. Ремус опять посмотрел на него сердито.

Гарриет задумалась, нет ли в этом чего-либо серьезнее обычных взрослых странностей.

Лестница стадиона была обита фиолетовым бархатом — того же цвета, что небо снаружи, а огни отражались на стенах, как золотая вода, стекающая по поверхности камня. На нижних уровнях Гарриет, Гермиону и Уизли подталкивал людской прилив, но чем выше они забирались, тем медленнее становился поток, пока они не достигли вершины лестницы в одиночестве.

С учетом всех обстоятельств, Верхняя ложа оказалась не особенно большой (получилось ли у болгар добыть те двенадцать лишних мест?) и напомнила ей старомодный кинотеатр. Четыре яруса стоящих рядами кресел, обитых фиолетовым бархатом, были повернуты к огромному панорамному окну, протянувшемуся вдоль всей ложи. Отсюда, с высочайшей точки стадиона, открывался вид на изумрудный овал поля внизу и на сотни тысяч волшебников, стекавшихся к своим местам.

Ведьма, проверявшая билеты, была права: это были лучшие места. Гарриет ощутила, как внутри воздушным шариком надувается радостное возбуждение.

В итоге она оказалась между Роном и Гермионой, в ближнем к двери конце ложи. Билл сидел на противоположном краю. Она смутилась, что заметила это — и еще то, как симпатично смотрятся его руки в этой рубашке…

Она в отчаянии огляделась, ища, чем отвлечься, и заметила кого-то, до ужаса похожего на…

— Добби? — спросила она.

И сразу же поняла, что ошиблась: это был домовик, но не Добби. Просто было слишком странно увидеть домового эльфа в Верхней ложе, так как Добби сказал ей, что признак хорошего домовика в том, что его не видно.

Домовик, прятавший лицо в ладонях, раздвинул пальцы, явив громадный карий глаз.

— Мисс назвала меня Добби? — сказал эльф тоненьким, писклявым голосом. Гарриет подумала, что эльф, наверное, женского пола.

— Извини, — сказала Гарриет. — Я обозналась…

— Но я тоже знает Добби, мисс! — пальцы домовушки отодвинулись от глаз, но продолжали заслонять лицо. — Меня звать Винки, а вы… — глаза у нее расширились, обнаружив шрам Гарриет. — А вы, конечно, Гарриет Поттер!

— Ага, — смиренно ответила Гарриет. Может, ей стоит носить банданы или эти спортивные повязки на голову. (Ей представилось, какое будет лицо Лаванды.)

— Но Добби говорит о мисс все время, мисс! — Винки, наконец, опустила руки в благоговейном восторге, от которого Гарриет твердо решила забить на чувствительность Лаванды к моде и подобрать что-нибудь, чем можно закрыть лоб.

— Ты работаешь в Хогвартсе? — спросила она Винки.

— О нет, мисс, Винки работает для своей семьи, — это было сказано решительно, словно Винки не хотела, чтобы Гарриет пришли в голову неподходящие мысли. — Я знает Добби с давних пор, мисс.

Гарриет не знала, что все эльфы знакомы. Она задумалась о том, как они находят время встречаться, если они постоянно работают.

Винки, кажется, осознала, что открыла лицо настолько, что ей стало видно все. С полным ужаса писком она снова прижала к глазам ладони. Это было бы забавно, не выгляди она такой перепуганной.

— Что не так? — спросила Гарриет.

— Я не любит высоты, Гарриет Поттер, — сказала Винки приглушенным ладонями голосом.

— Может, тогда спустишься?

— О нет, нет, мисс! Хозяин… хочет, чтобы Винки постерегла для него место, — она кивнула на пустое место рядом с ней. Казалось неправильным, что ей приходится быть здесь, хотя она так боится высоты.

— Ну, — нахмурилась Гарриет, — один из нас может посторожить ему место, если хочешь спуститься…

— О нет, нет-нет! — Винки затрясла головой, захлопав ушами. — Винки делает, что ей говорят, Гарриет Поттер. Винки хороший домовой эльф.

Затем, все так же закрывая глаза ладонями, она уткнулась лицом в колени. Гарриет повернулась обратно, переглянулась с Гермионой.

— Так это домовой эльф? — пробормотал Рон так, чтобы Винки не услышала. — Странные они твари, да?

— Теперь видишь, что я имела в виду? — прошипела Гермиона. — Неправильно, что она должна следовать приказам, от которых ей так неприятно!

— О чем это вы? — спросил Рон, хотя ему, похоже, было интереснее крутить рукоятки омнинокля.

Гермиона уже открыла рот, но Гарриет с силой наступила ей на ногу. Ей не хотелось, чтобы мистер Уизли услышал, что они прокрадывались на кухню и вызывали домовиков. Близнецы, конечно, делали вещи намного хуже, но ей все равно не хотелось рисковать, что кто-нибудь узнает.

— Потом, — пробормотала она Гермионе.

Рон ничего не заметил.

— Круто! — сказал он, глядя в омнинокль. — Я могу заставить того старикана ковыряться в носу снова… и снова… и снова…

Гермиона покачала головой и, вынув из своей сумки отделанную бархатом программку, вернулась к своему любимому времяпрепровождению — чтению.

— Матчу будет предшествовать выступление талисманов команд, — прочла она вслух.

— О, на это всегда стоит посмотреть, — сказал мистер Уизли.

Гарриет взглянула в свой омнинокль. Линзы стукнулись об очки, и ей пришлось чуть отстранить их. В лагере она подумала было о том, чтобы надеть снова линзы, но ей не захотелось, чтобы они донимали ее весь матч.

Она осмотрела толпу, выискивая Ремуса. Было трудно найти одного человека в этом людском море, особенно если учесть, что море было таким странным и волшебным, что она то и дело отвлекалась. Группа ирландских болельщиков разрисовала лица зеленой краской, которая появлялась у них то на щеках, то на лбах, словно ползущая змея. Мальчик нес длинный подол платья ведьмы в потрясающем, украшенном драгоценными камнями кружевном воротнике. У группы марокканских волшебников были веера из страусовых перьев в руку шириной.

По сравнению с этим Косая аллея — ничто.

Как там сказала ведьма-билетер? Четвертый этаж, секция тридцать-что-то-там…

Вот: она нашла его. Они с другом сидели между большой группой детей (со стороны Ремуса) и целующейся парочкой (со стороны его друга). Друг закручивал крышку фляги, а Ремус что-то резко ему сказал. Гарриет не умела читать по губам, но было здорово похоже на «отстань, это не твое дело», а друг выглядел сардонически-веселым.

Странные они.

Омнинокль все еще был у его друга. Пока Гарриет смотрела, он поднял его — прямо на нее. Она тут же опустила свой.

И толкнула локтем Гермиону, которая как раз наклонилась прошептать что-то ей на ухо, прямо в плечо.

— Ой! Извини… что?

Глаза Гермионы дернулись вправо. Гарриет увидела, что мистер Уизли стоит рядом с министром магии, а тот снисходительно смотрит на нее. Гарриет неуверенно встала.

— Гарриет, как ты, дорогая? — пожимая ей руку, спросил министр, словно дальний дядюшка. — Это Гарриет Поттер, — сказал он приятному на вид волшебнику в богатой мантии черного бархата. — Гарриет Поттер… Ой, да ладно, вы же знаете, кто она… это министр Болгарии, — обратился он к Гарриет, теперь не по-родственному, а измученно. — Ни слова не говорит по-английски, а я не силен в языках… Смотрите, — устало сказал, когда болгарский министр указал на шрам Гарриет и возбужденно заговорил по-болгарски. — Знал, что этим все кончится… — тут лицо у него прояснилось: — А, вот и Люциус!

С неприятным чувством Гарриет увидела, как входят трое очень светловолосых людей: Драко, его мать и отец. Все были безукоризненно одеты — как магглы, только лет пятьдесят назад. У миссис Малфой была шляпка с вуалью. Гарриет хотелось бы думать, что это выглядит глупо, но это было не так: это выглядело очаровательно. На миг она пожалела, что на ней старая рабочая рубашка из Оксфама, джинсы и резиновые сапоги — а потом сказала себе прекратить: для проклятых Малфоев и джинсы с сапогами сойдут. Даже рубашка у нее неправильно застегнута… Черт, как это она не заметила! И она так ходила весь день!

— А, Фадж, — произнес Люциус Малфой, протягивая руку в перчатке. В другой руке у него была трость. Она была у него и два года назад, когда он хотел ее проклясть, и появился Снейп. — Как поживаете? Полагаю, вы не встречали мою жену, Нарциссу? Или сына, Драко?

— Как поживаете, как поживаете? — сказал Фадж, улыбаясь и кланяясь миссис Малфой, а та наклонила голову — почти незаметно, так что можно было бы, моргнув, этого не заметить. Драко улыбнулся таким образом, который он считал аристократичным или что-то типа, но с точки зрения Гарриет он только стал похож на льстивую гадину.

Мистер Малфой окинул взглядом Уизли вместе с Гермионой и Гарриет, усмехаясь с благовоспитанным презрением. Миссис Малфой почему-то посмотрела прямо на Гарриет. От этого у нее пошли мурашки, и она ощутила себя меньше ростом. Она вздернула подбородок и уставилась в ответ.

Миссис Малфой, словно полностью утратив интерес, отвела взгляд. Гарриет не смогла решить, порадоваться ей или взбеситься.

Драко усмехнулся ей, проходя мимо нее вслед за родителями к своему месту. Гарриет подумала было его послать, но в итоге просто села обратно, стараясь сделать вид, что Малфоев не существует в природе.

— Скользкие гады, — пробормотал Рон.

— Полностью с тобой согласна, — ответила Гарриет.

У двери мелькнуло движение, и ворвался Людо Бэгмен.

— Все готовы? — спросил он. Его круглое лицо сияло. — Министр… можно начинать?

— Давай по готовности, Людо, — сказал Фадж.

Бэгмен указал палочкой себе на горло и сказал:

— Сонорус!

* * *

Северус должен был бы радоваться, что ему удалось достать Люпина, но увы — он всего лишь наткнулся на один из главных его комплексов. А комплекс это был до того глупым, что даже его самого это раздражало.

— Я думал, ты мне спасибо скажешь, — говорил он. — Я спас тебя от очень неудобных извинений перед мисс Поттер за эту твою проблему, в чем бы они ни состояла. Аллергия на омнинокли? Тяжкие воспоминания детства с их участием?

— Отстань, это не твое дело, прямо говорю, — ответил Люпин, до того раздраженный, что Северус заподозрил бы, что это кто-то другой изображает его под оборотным, если б не пробыл с этим придурком весь день.

Кстати говоря, пришло время новой дозы. Он глотнул из фляги и изо всех сил постарался не поперхнуться.

После чего демонстративно поднял омнинокль и нацелил его на Верхнюю ложу. Мисс Поттер глядела прямо на них. Увидев, что «Эбенизер» ее подловил, она резко опустила руку, пихнув локтем Грейнджер.

Северус проследил, как мисс Поттер пожала руку Корнелиусу Фаджу и была представлена болгарскому министру. Люпин был прав: если смотреть на ее лицо, было яснее ясного, что она ненавидит каждый раз, как кто-то, разинув рот, тыкает в ее шрам, а болгарский министр откровенно именно этим и занимался.

Теперь на лице мисс Поттер отразилась смесь неприязни и удивления, словно она собиралась обуться и обнаружила в ботинке нечто разлагающееся. А, это прибыл Люциус.

Нарцисса пристально разглядывала мисс Поттер. Черт.

— Оставляй тогда себе, — сухо сказал Люпин. — Раз ты так явно получаешь удовольствие, шпионя за Верхней ложей.

Теперь пришла пора Северуса ощутить раздражение. Это было нечестно: Люпину запросто получалось его мучить — например, фактом своего существования, а уж когда тот пытался его спровоцировать…

— Люциус прибыл, — сообщил он Люпину, все еще глядя в омнинокль, как будто вид занимающих свои места Малфоев был захватывающим зрелищем. Мисс Поттер теперь нарочито делала вид, что Малфои не сидят прямо за ней. Драко пялился ей в затылок, а Нарцисса следила за ними обоими — лицо ее было отстраненным и холодным, как луна.

Вот в ложу ворвался Людо Бэгмен и поднял палочку к своему горлу.

— Добро пожаловать, леди и джентльмены, — прогремел голос Бэгмена, породив волну восторга, охватившую тысячи сидевших на трибунах, — на финал четыреста двадцать второго чемпионата мира по квиддичу!

Северус не ощутил ни капли возбуждения, когда табло очистилось и провозгласило: БОЛГАРИЯ: НОЛЬ, ИРЛАНДИЯ: НОЛЬ.

— А теперь без лишних слов позвольте представить вам талисманов команды Болгарии!

— О, они привели вейл, — сказал Люпин, уже спрятавший свое дурное настроение в тот самый сейф, где он хранил свои реальные чувства. — Позволишь мне одолжить этот омнинокль?

Северус сказал бы что-нибудь вроде: «Этот твой омнинокль, который купила тебе мисс Поттер?» — но вейлы уже строились, и ему были нужны свободные руки, чтобы закрыть уши. Они начали танцевать, и его сознание словно поплыло, покачиваясь с ласковым приливом.

Блокировки музыки было недостаточно. Он оторвал внимание (упиравшееся, словно мул) от вейл и сосредоточился на Люпине. К его облегчению, это испепелило ощущение мечтательного возбуждения.

Люпин смотрел на вейл в омнинокль без каких-либо признаков блаженной идиотии, которые они вызывали у всех остальных. Мужчина, сидевший рядом с Северусом, залез на кресло и порывался сделать стойку на руках, а его крайне недовольная спутница пыталась его остановить.

Северус определил, что музыка прекратилась, по тому, как мужчины поблизости начали приходить в себя. Он открыл уши, услышав злые крики, а вейлы унеслись через поле, выстроившись с одного края; их противоестественно прекрасные лица были безмятежными и сияющими.

— Не работает на оборотней, — полушепотом сказал Северусу Люпин, а голос Бэгмена взревел, перекрыв крики толпы: — А теперь будьте так любезны салютовать талисманам Национальной сборной Ирландии!

— Они что, не знают, что это золото фальшивое? — бросил Северус, когда люди вокруг пришли в еще большее возбуждение, чем прежде, и заползали, собирая монеты, звеневшие и стучавшие по сиденьям и их собственным тупым головам.

— Не думаю, что тебе сегодня стоит рассчитывать на благородную выдержку, — ответил Люпин. Похоже, его настроение полностью исправилось. За тем, как представлялись в воздухе команды Болгарии и Ирландии, он следил с видом полнейшего и искреннего наслаждения.

Пока Люпин скрючивался кренделем, давая возможность жадным детишкам залезть под его кресло, Северус снова похитил омнинокль и проверил Верхнюю ложу. Мисс Поттер и оба ее приятеля, даже Драко — все с юношеским восторгом следили за тем, как представляются в воздухе болгарская и ирландская команды. Люциус, будучи невыносимым фатом, воплощал собой благородную выдержку. У Нарциссы был вид королевы, которую ведут к гильотине.

— И-и-и начали! — заорал Бэгмен. — И Маллит! Трой! Моран! Димитров! Снова Маллит! Трой! Левский! Моран!

Северуса никогда не интересовали профессиональные игры в квиддич. Были другие вещи, на которые он охотнее тратил деньги, а с тех пор, как в Хогвартс поступила мисс Поттер и приходилось наблюдать, как невежественные гриффиндорцы в пух и прах разбивают его факультет (позор, которым так наслаждалась остальная школа), сам этот спорт в целом стал ему противен. Но эта игра шла на такой скорости, что у Бэгмена почти не было времени, чтобы вставлять свои дурацкие комментарии — ему удавалось только горланить имена игроков. Более того, ирландские охотники были так талантливы, что их полет сам по себе доставлял наслаждение. Они летали артистично, а их инстинктивное взаимодействие казалось почти телепатическим.

Болгарские охотники им и в подметки не годились, но их загонщики изо всех сил старались компенсировать неравенство: они швыряли бладжеры в команду Ирландии с яростью, которая только возрастала с каждым завоеванным Ирландией очком, и именно благодаря им Болгарии удалось забить первый гол.

Почти никто из мужчин не успел избежать гипноза вейл, ударившихся в победный танец, и они пришли в себя, лишь когда вейлы остановились. Северус открыл глаза, только услышав крик Бэгмена:

— Ну, знаете!

Виктор Крам и Линч, прорезав строй охотников, устремились вниз со скоростью маггловских прыгунов с парашютом. (Мисс Поттер, вероятно, могла бы полететь с той же скоростью, если бы попробовала.)

— Они разобьются! — завопил кто-то на трибуне поблизости.

В последний момент Крам вышел из пике и улетел по спирали, поднимаясь почти так же быстро, как спускался; но Линч врезался в землю со звуком, который, наверное, было слышно и в Верхней ложе.

— Перерыв — умелые колдомедики спешат на поле осмотреть Эйдана Линча! — объявил Бэгмен.

— Пусть только попробует, сниму сто баллов с Гриффиндора, — сказал Северус, у которого в голове всплыла дюжина тревожных картин с мисс Поттер, пропахивающей собой землю.

Теперь Люпин обратил на него насмешливое сочувствие:

— А надо ли?

Северус просто ткнул пальцем в сторону поля. Внизу полубессознательного Линча было почти не видно за тучей колдомедиков.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, но я считаю, что Гарриет летает лучше, — Люпин поднял омнинокль и проследил за Крамом — тот кружил над полем, высматривая снитч. Он прочел вслух: — «Финт Вронского — опасный обманный маневр ловца».

— Двести баллов, — сказал Северус.

Он не понимал, почему ему раньше не пришло в голову, что мисс Поттер может нахвататься опасных идей, посмотрев на профессиональный квиддич. На втором курсе она поймала снитч, держась за метлу коленями, после того, как бладжер того гребаного домовика сломал ей руку. Она, наверное, завтра же попробует этот проклятый финт Вронского.

Линч избежал паралича, и команда Ирландии обрела новое дыхание. Их перевес стабильно рос, и болгары действовали все беспощаднее, оттягивая свое поражение. Когда ирландцы обогнали их на сто двадцать очков, болгары поняли, что единственная их надежда — поймать снитч, и их усилия теперь были целиком направлены не на то, чтобы забивать самим, а на то, чтобы помещать ирландским охотникам увеличить счет, пока их ловец не поймает снитч.

— Пенальти Ирландии! — крикнул Бэгмен: болгарский ловец ударил одного их ирландских охотников локтем в лицо.

Что касается талисманов, с ними дела тоже становились все некрасивее. Лепреконы сформировали издевательский строй «ХА-ХА-ХА», а вейлы в ответ яростно затанцевали. На лепреконов это особого эффекта не произвело, но судью застигли врасплох. Он потерял голову и начал скакать перед ними, поигрывая бицепсами и разглаживая усы. Люпин откровенно смеялся, но Северус еще до того, как тот показал свое веселье, успел признать, что общество оборотня не всегда мучительно.

Он был почти разочарован, когда один из колдомедиков (заткнув уши пальцами) подбежал пнуть судью в лодыжку. Но от того, что он сбил мужчину с ног, ситуация не улучшилась: тот был явно до того смущен, что решил приказать вейлам покинуть поле.

— Умно, — фыркнул Северус.

— А это уже нечто невиданное! — сказал Бэгмен.

— Не к добру, — заметил Люпин.

Болгарские загонщики слезли с метел и начали кричать. Судья закричал в ответ, все начали яростно размахивать руками. Судя по взбешенным жестам, судья приказывал им снова подняться в воздух и, когда те отказались подчиниться, два раза со злостью дунул в свисток.

— Два пенальти Ирландии! — сообщил Бэгмен. Толпа болгарских болельщиков закричала оскорбления в сторону поля. — Волкову и Волчанову лучше вернуться на метлы…

Те послушались, но эта забавная интерлюдия не улучшила ситуацию. Ставки стали только выше, и свирепость игроков возросла. Загонщики с обеих сторон стали безжалостны, и, похоже, болгарской паре было уже все равно, по кому бить — по бладжерам или по игрокам.

Северус достаточно часто смотрел, как проигрывают гриффиндорцам его слизеринцы, чтобы заметить, когда негодование команды возьмет верх над ее спортивным настроем. Наступает миг, когда становится неважно, проиграешь ли ты и как именно проиграешь — главное разозлить другую команду в той же степени, в которой зол ты, и в придачу наставить синяков.

Болгарский охотник, попытавшись сбить ирландскую охотницу с метлы, заслужил для команды еще один фол; лепреконы ответили, собравшись в изображение грубого жеста. Это сломило вейл окончательно. Северус не услышал, но представил, как со звоном появляется из их лунно-белой кожи чешуя, как скрипят клювы, вылезая из-под идеальных носиков, как шелестят, разворачиваясь у них за плечами, кожистые крылья. В воздухе замелькало красное и зеленое — лепреконы устремились вниз, уклоняясь от пригоршней огня, которыми вейлы пытались их сбить (иногда успешно).

Один из потоков огня вейл поджег хвост метлы, на которой летал судья, так что колдомедикам пришлось разбираться со сцепившимися талисманами; болгары и ирландцы тем временим продолжали яростно резать воздух. Один из ирландских загонщиков ударил Крама в лицо бладжером: из носа у того хлынула кровь, ослепляя его. Все еще горевший судья был не в состоянии объявить перерыв, и в следующий миг многие закричали — ирландский ловец устремился к земле.

— Думаешь, он его увидел? — спросил Люпин, пытаясь отвоевать у Северуса омнинокль.

— Я думал, он тебе не нужен? — ответил Северус, вцепившись крепче.

Крам, не обращая внимания на сломанный нос, мчался за Линчем. Он летел, роняя в воздух брызги крови, заливавшей подбородок, но он не только как будто этого не заметил — он, похоже, отлично видел сквозь нее. Он поравнялся с Линчем и даже обошел его…

— Врежутся! — заверещал тот же человек, что и в пришлый раз.

— Не врежутся! — крикнул кто-то еще.

— Линч врезался! — завопил третий.

С еще одним раскатистым ударом Линч со страшной силой грохнулся об землю — и был немедленно затоптан ордой взбешенных вейл. Северус по-настоящему рассмеялся (лишь однажды, прежде чем успел себя удержать).

— Где снитч?! — закричал тот нервный тип, который с переменным успехом предсказывал столкновения.

— У Крама! — крикнул в ответ Люпин.

Он был прав: блестя от собственной крови, Крам поднимался в воздух; в зажатом над головой кулаке сверкало золото.

Табло вспыхнуло несколько раз подряд, словно пытаясь привлечь к себе внимание. БОЛГАРИЯ: СТО ШЕСТЬДЕСЯТ, ИРЛАНДИЯ: СТО СЕМЬДЕСЯТ.

На миг повисла тишина, словно толпа не вполне поняла, что случилось. Затем оглушительный рев, начавшись с ропота и набирая силу с каждой волной криков восторга, разросся со стороны болельщиков Ирландии; от него у Северуса руки покрылись гусиной кожей и зазвенело в ушах.

— ИРЛАНДИЯ ВЫИГРАЛА! КРАМ ПОЙМАЛ СНИТЧ… НО ИРЛАНДИЯ ВЫИГРАЛА… Боже правый, сомневаюсь, что хоть кто-нибудь ожидал подобного! — выл Бэгмен.

— Возможно, кое-кто из нас, — заметил Люпин, радостно сверкая глазами.

* * *

— Это было так круто! — Гарриет, спускавшейся по покрытым бархатом ступенькам, словно попало по лодыжкам проклятием прыгучести — она никак не могла прекратить подскакивать.

— Он очень смелый, да? — сказала Гермиона. — Крам, я имею в виду. Он выглядел ужасно.

— Он потрясающий, — заявил Рон. — Поверить не могу, что нам удалось увидеть его так близко!..

— Можешь теперь грезить об этом годами, братишка, — Фред, однако, сказал это весело. Они с Джорджем с трудом рассовали по карманам свое золото.

— Не говорите матери, что вы играли, — взмолился мистер Уизли.

— Не беспокойся, пап, у нас большие планы на эти деньги. Мы не хотим, чтобы их конфисковали.

Гарриет подумалось, что это как-то связано со Всевозможными волшебными вредилками. Мистер Уизли, похоже, подумал о том же, так что не стал развивать тему.

Дорога обратно к лагерю была хаотичной. Люди нестройно пели песни на сотне разных языков; лепреконы, хихикая, мелькали через лес — то туда, то сюда; а кое-кто уже начал пить и развалился поперек дороги. В лагере шума было еще больше. Люди начали отмечать, некоторые — с фейерверками и музыкой, и все вокруг заливалось все большими количествами алкоголя и все более громкими песнями. Гарриет засомневалась, что сегодня ночью хоть кто-нибудь уснет.

Бродяга снова от энтузиазма сбил ее с ног, но она была в таком хорошем настроении, что сочла, что это просто весело, и подумала о том, миновала ли уже полночь — тогда она могла бы сказать, что остаток прошлого дня прошел без падений.

Ремус опять оттащил Бродягу и помог ей встать.

— Понравилась игра? — спросил он, улыбаясь, и предостерегающе ткнул коленом Бродяге в бок.

— Это было великолепно! — сказала она, обнимая Бродягу.

— Мы все будем пить какао, — сказал Ремусу мистер Уизли, — вдруг твой друг захочет к нам присоединиться. Должен, правда, предупредить, что, скорее всего, тут будут постоянные повторы игры, так что если вам хватило на сегодня квиддича…

Ремус рассмеялся.

— Ну разве они могут говорить о чем-то ином?

Но приглашение он отклонил. Он сделал это так мило, что Артур посмеялся и кивнул, но у Гарриет свело живот. Ремус не идет потому, что все еще на нее обижен?

Пока все рассаживались у круглого кухонного столика с кружками какао, она выглянула из палатки и увидела, как Ремус со своим другом уходят из лагеря. Она вдруг осознала, что, хотя Ремус и натянул палатку рядом с Уизли, почти все время он проводил не с ними, а со своим другом.

И как раз тут его друг оглянулся через плечо — прямо на нее. Сердце у нее подпрыгнуло, и она нырнула обратно в палатку. Опять в его взгляде была та нервирующая напряженность, напомнившая ей Снейпа. В данный момент это был Снейп-застукавший-ее-за-подглядыванием.

Она никак не могла унять испуг. То, что она каким-то образом оказалось сидящей рядом с Биллом, тоже не пошло ей на пользу. Хорошо хоть он был увлечен спором с Джорджем про построение для атаки «Голова ястреба».

Она не знала, сколько они оставались за столом — только то, что все говорили про квиддич так долго, что Гермиона исполнилась несказанной скуки. Джинни уснула прямо за столом, разлив на Перси какао.

— В постель, — твердо сказал мистер Уизли. — Всем.

В Палатке Девочек Гарриет достала новую ночную рубашку, которую Джин уговорила ее купить вместо ее старенькой потрепанной пижамы из Оксфама. Она сняла очки и забралась на верхнюю койку, так как Гермиона боялась упасть. Джинни, уже уставшая и привыкшая спать, несмотря на шум, уснула первой, а Гарриет лежала, глядя на тени, мерцающие на брезенте над головой. Они напомнили ей полет ирландских охотников.

— Гарриет? — прошептала Гермиона. Гарриет еле услышала ее из-за пения и время от времени взрывающихся фейерверков.

— М-м-м?

— Ой, хорошо. Не могу уснуть, пока все это происходит…

Гарриет перекатилась, выглянула из-за края койки. Гермиона изогнулась так, что голова у нее свисала в постели — бледное пятно ее лица было повернуто к Гарриет.

— Хочешь, я почитаю тебе про квиддич, пока ты не уснешь от скуки? — шепнула Гарриет.

— Пожалуйста, не надо, — от особенно яркого взрыва фейерверка по палатке пробежала сеть теней и света, и Гарриет увидела, что Гермиона улыбается.

Гарриет слезла вниз и забралась на постель Гермионы — так, чтобы можно было поговорить, не разбудив Джинни. Впрочем, вряд ли они могли бы произвести больше шума, чем та компания, поющая «Рубиновый вторник».

— Как думаешь, почему Ремус стал таким из-за омнинокля? — спросила Гарриет, подгребая Гермионину подушку.

Осознав, что это Серьезный Вопрос, Гермиона прекратила попытки отпихнуть ее локтем от подушки. Гарриет услужливо подвинулась, чтобы Гермионе досталась половина.

— Ты его знаешь намного лучше меня, Гарриет...

— Но зачем так себя вести?

На койке воцарилась Задумчивая Тишина.

— Ну, — медленно сказала Гермиона, — Рон первым не захотел, чтобы ты его ему покупала… Только когда ты сказала: «Учти, это вместо подарка на Рождество на десять лет вперед», он смог стать довольным. У Люпина, похоже, никогда не было много денег… Я знаю, что из-за всех этих кошмарных законов про оборотней, им очень трудно найти работу… Может быть, ему стало неловко, как и Рону?

Гермиона, наверное, была права. Одежда у Ремуса была поношенной, а все пожитки умещались в небольшом чемодане — возможно, магически расширенном, но тем не менее. Сириус заваливал ее подарками, но Ремусу, похоже, никогда не покупал ничего серьезней сливочного пива. Это потому, что Ремус этого не хотел?

Они с Гермионой лежали в тишине, слушая смех и песни, может быть, даже наполовину уснув. У Гарриет стояло перед глазами, как несся сквозь воздух Крам — словно ничего не весил, а Ремус отступал от нее все дальше, и она не могла понять, мечты это или сны.

Она окончательно проснулась, когда снаружи, у палатки, залаял Бродяга.