Розы в лунном свете (гет)

— И кто будет первым? — негромко спросил Рейдзи.

Повисло неловкое молчание, которое первым нарушил Субару.

— По старшинству, — буркнул он.

Рейдзи на какой-то миг нахмурился, но больше ничем не выказал своего неудовольствия — его лицо тут же приобрело прежнее невозмутимое выражение.

— А что я должна буду делать? — спросила Юи.

— Каждый из нас должен будет отпить по три капли твоей крови, — сказал Сю. — Для того, чтобы мы вновь стали вампирами. Ты же не против этого, да?

— Не против, — мотнула головой Юи. — А как…

Сю правильно понял ее невысказанный вопрос: каким образом получить эту кровь? Ведь они сейчас не могут выдвигать зубы для вампирского укуса.

— Тебе нужно будет просто уколоть чем-нибудь палец. Иголкой, например. Три капли — это же немного.

— Поняла! — кивнула Юи. — Только у меня нет иголки… И булавки тоже нет.

— Может, брошка какая-нибудь есть? — спросил Аято.

Юи, встав с кресла, оглядела свой наряд — измятую больничную рубашку — и грустно улыбнулась.

— Я хотел сказать, не при тебе, а где-нибудь в твоей комнате! — вспыхнув, выпалил Аято.

— Нет у меня брошки… — прошептала Юи, потупившись.

— У меня есть! Хотите?

Юи подняла голову. Перед ней стояла Ида. Отведя в сторону воротник медицинского халата, она показала Юи маленькую эмалевую брошь в виде белой розы, стягивающую вырез блузки. Юи робко протянула к ней руку. Ида отцепила брошь и вручила ей.

— Давай, Юи! — ободряюще сказал Карл-Эмиль. — Это не страшно. Всего восемнадцать капель.

— Пятнадцать, — раздался вдруг голос Субару.

— Не понял… — повернулся к нему Аято. — Это еще почему?

— Потому что мне свою кровь даст не Юи, а Ида, — заявил Субару и хозяйским жестом положил ладони на плечи Иды.

— Что-о? — в голос воскликнули Аято и Карл-Эмиль.

— Что слышали, — отрезал Субару. — Она мне сама пообещала.

— Это моя часть нашего общего долга, братик… — тихо сказала Ида, обращаясь к Карлу-Эмилю.

— Ты никому ничего не должна! — рявкнул Карл-Эмиль.

— У нас с тобой все общее. И долги тоже, — непреклонно ответила ему сестра.

— Быстро же вы спелись… — насмешливо протянул Аято, глядя на Иду и Субару. Оба слегка покраснели и ничего ему не ответили.

— Может, начнем уже? — равнодушным тоном спросил Рейдзи.

Памятуя о том, как тяжело проходило лишение истинной силы, братья Сакамаки, приняв кровь Юи, поначалу вслушивались в себя, с невольным опасением ожидая чего-то еще более страшного, чем в тот раз. Но обратный процесс оказался гораздо более простым и быстрым — по крайней мере, чисто внешне с ними ничего не произошло. Да и по ощущениям ничего особенного не было. Рейдзи, например, попробовал выдвинуть глазные зубы — и это внезапно получилось. Так просто и естественно, словно и не было этих страшных недель непривычного бессилия. У других братьев все было точно так же.

Один только Субару не вслушивался в свои ощущения — он слушал Иду и никак не мог с нею наговориться. Сидя рядом с ней на подлокотнике кресла, он бережно держал в ладонях ее руку — ту самую, с пальца которой только что слизал три капли крови. Карл-Эмиль не спускал с этой парочки тяжелого взгляда, но молчал и не вмешивался.

— Получилось! — радостно заорал Аято. — Все опять как было!

— Ну что ж, братья… — далеко не так радостно промолвил Рейдзи. — Силу мы себе вернули. Теперь давайте решим, как нам поступить с этим охотником.

Карл-Эмиль сверкнул на него глазами и сжал кулаки. Он уже хотел сказать что-то, но тут Сю, резко повернувшись к Рейдзи, жестким тоном произнес:

— Он наш брат. И он доверился нам. Мы на одной стороне. Ты меня хорошо понял, Рейдзи?

— Кстати, Рейдзи… — капризно протянул Канато. — Мы тут только что выяснили, что ты, оказывается, многое знал о Каролине…

«Второй наследник» так и замер. Нервы у него зазвенели туго натянутой струной. Он понял, что простой констатацией факта самый ушлый из сыновей Корделии не ограничится. Но что же именно стало известно проклятому медведеносцу? Да, конечно, он, Рейдзи, только что самым глупым образом проговорился в беседе с Карлом-Эмилем, что знал о судьбе Каролины. Однако это еще ни о чем не говорит. Знать о существовании Каролины и даже о некоторых деталях ее судьбы совсем не значит иметь представление о ее главном для них пророчестве. Чертов Канато ни за что не сможет доказать, что Рейдзи знал о том пророчестве и хотел завоевать Юи только для себя! Нет, у него просто не может быть таких фактов!

— Тедди, помнишь, как мы шли по коридору? — медовым голосом обратился Канато к своему медведю, и у Рейдзи от этой, в общем-то, привычной картины мороз пробежал по коже. Во-первых, за последние полчаса он уже почти привык считать, что Канато исцелился от своей идиотской привычки беседовать с игрушкой — и видеть, что на самом деле ничего не изменилось, было неприятно. А во-вторых, Рейдзи, кажется, догадался, какой коридор имеет в виду Канато… Страх и гнев одновременно охватили его, а Канато тем временем продолжал как ни в чем не бывало:

— Западный коридор, где мы с тобою как-то гуляли… Помнишь, Тедди?

У Рейдзи упало сердце. Пугающая догадка пронзила его мозг. Медведь ответил юному хозяину традиционным молчанием, зато один из братьев хозяина молчать не стал.

— Это там, где кабинет Рейдзи? — заинтересовался Аято. — И что вы там увидели? Ну, давай, Канато, не тяни кота за хвост!

— Не столько увидели, сколько услышали… — снисходительно уточнил Канато. — Там пахло вишневым пирогом.

— И что? — с заметным разочарованием спросил Аято — он ожидал более впечатляющего продолжения.

— Мы с Тедди зашли к Рейдзи — попросить вишневого пирога… — растягивал наслаждение Канато, видя, как мучительно напряжен «второй наследник», как он ждет удара.

Настала тишина. Аято, почти потерявший интерес к этой странной истории, даже и не подумал задать очередной наводящий вопрос. Карл-Эмиль внимательно слушал, силясь понять, в чем дело, но тоже молчал. Субару перешептывался с Идой, забыв обо всем на свете, а Юи откинулась на спинку кресла и, казалось, ушла в свои мысли. Рейдзи застыл как соляной столп. Не считая его, только Сю и Райто, кажется, понимали, куда клонит Канато, но и они молчали, так что тому пришлось продолжить свой рассказ после эффектной паузы.

— Так вот, это был не пирог. Да, Тедди? Ты же это помнишь? Это был напиток. В граненом кубке.

— Ты отпил оттуда, да? — не выдержали нервы у Рейдзи. — Да как ты посмел войти в мою комнату!

— Могу признаться, что впоследствии не раз пожалел об этом, если тебя это утешит, — с притворным смирением произнес Канато, но глаза его злобно сверкнули. — Тот глоток стоил мне истинной силы. И не только мне, кстати говоря…

— Ах, вот оно что… Вот, значит, как ты попался! — ехидно протянул Райто, но осекся, глянув на выражение лица Канато.

— Мы и так знаем, что своей большой проблемой были обязаны очередному эксперименту Рейдзи, — прохладным тоном сказал Сю. — У тебя есть что добавить, Канато?

— Есть, — подтвердил Канато. — Я тут вот что подумал… Это так называемое лекарство для Юи — а точнее, приворотное зелье, как нам признался Рейдзи, — оно ведь было заготовлено заранее, не так ли? Ведь мы с Тедди попробовали его до того, как Рейдзи сказал, что Юи больна. Интересно, как он ухитрился подгадать с этим зельем прямо к ее болезни?

— Может, потому, что сам и вызвал эту болезнь? — задумчиво произнес Карл-Эмиль.

Канато с интересом глянул на него и продолжил свою мысль, вновь адресуясь к Тедди:

— В общем, ни за что не поверю, что Рейдзи знал о Каролине и при этом не знал о пророчестве. А если знал о пророчестве, значит, хотел заполучить Юи не из любви к ней, как он нам тогда расписывал, а чтобы стать главой рода.

Карл-Эмиль рассмеялся.

— Ну, ты даешь, родственничек… — насмешливо обратился он к Рейдзи. — Разве ты не знаешь, что вызванное таким образом чувство не является полноценным?

— То есть? — с любопытством спросил Сю.

— Другими словами, оно не было бы засчитано для пророчества… Все усилия Рейдзи были заведомо бесполезными.

— А твой препарат для паралича был честнее, что ли? — прищурившись, прошипел Аято.

— У меня было несколько больше шансов, скажем так… Любовь, выросшая из благодарности — довольно частое явление, — спокойно ответил Карл-Эмиль. — Но я тоже проиграл эту битву. И честно это признаю.

Рейдзи устало опустился в свое кресло. Ему нечего было сказать.