Бесконечная дорога (джен)

После Рождества Гарриет вошла в состояние хронической паники.

Первой… или, может, второй… или, может, просто одной из смеси равносильных причин, порождавших панику, был Второй тур. По эту сторону бала двадцать четвертое февраля казалось намного ближе, и, хотя они продолжали вместе с Гермионой прилежно листать книги в библиотеке, выяснить пока ничего не удалось.

И это ее, на самом деле, не удивляло. Она и перед Первым туром бесконечно листала книги, не добившись ничего, кроме головной боли.

Она снова размышляла, с чего Снейп решил, что от книг будет польза.

И в то же время была вторая проблема — Снейп. Ее… чувства.

Вспомнив, как она в прошлом сентябре изучала его прошлое, Гарриет предложила Гермионе составить списки. «Почему я об этом не подумала?» — воскликнула Гермиона, отбросила домашку по трансфигурации и выдернула из сумки свиток чистого пергамента. Гарриет и не знала, что есть вещи, способные остановить Гермиону посреди выполнения домашней работы.

Одним из плюсов Гермионы как лучшей подруги, когда вам бывало неловко из-за… чувств, было то, что Гермиона всегда до того увлекалась своими делами, что забывала лезть в ваши. Как только ее перо погружалось в чернила, у нее в голове начинали вертеться шестеренки; брови у нее сходились в Мыслительной Хмурости, и вы для нее исчезали.

Гермиона начала строчить свой список, и Гарриет вздохнулось полегче. Еще один плюс подруги-Гермионы, когда вам обеим неловко из-за мальчиков — неловко вам одновременно. Им обеим хотелось поговорить о том, как им неловко, в общем, не углубляясь в неловкие детали.

Слава богу, Рон избегал их обеих. Если он заходил в помещение, когда там были они, то проходил мимо как можно быстрее, находя повод отвернуться. Он ел в другое время, или, возможно, забегал на кухню, не рискуя показываться в Большом зале. Гермиона бросала на него взгляд, застывала и прерывала любой разговор; затем с каким-то печальным облегчением смотрела на его удаляющуюся спину. А когда он уходил, она начинала болтать на какую-нибудь совершенно постороннюю тему. Словно не могла определиться, что ей чувствовать.

Гарриет, как ни печально, ощущала то же самое. Была рада, что не приходится быть рядом со Снейпом, но при этом хотела его увидеть. Готова была на коленях возблагодарить небеса всякий раз, когда заходила в Большой зал и видела, что его место не занято, но при этом все время за гриффиндорским столом проводила, сосредоточенно настроившись на пустоту его кресла за преподавательским столом. Это было ужасное, возмутительное и жалкое состояние — никогда не испытывать ни удовлетворения, ни радости, неважно, был он там или нет.

А будь он здесь, он, наверное, просто нашел бы еще один способ меня довести, — сказала она себе.

И от одного этого, конечно, все делалось намного хуже.

Ее список был простым, из плюсов и минусов, и минусы пока были единственным столбцом, над которым она работала — в основном поэтому она все еще сидела над пергаментом, а не оторвала кусок. Снейп мог предложить уйму минусов. Слово «гад» было слишком слабым, так что она раскрыла подробности его гадства. Он издевался над Невиллом. Он ненавидел Ремуса. Они с Сириусом до нелепого упорно ссорились. У него была факультетская предвзятость размером с Великую Китайскую стену, и он при каждой возможности сдирал баллы с Гриффиндора и засыпал ими своих любимых слизеринцев. Он до того тщательно закрывал глаза на все, что его слизеринцы делали, что было странно, что он вообще до сих пор в состоянии их открывать. Стоило с ним заговорить, и он каждый раз говорил что-нибудь резкое или обидное. Он попросту был злюкой.

Он был Пожирателем смерти. Он любил ее маму.

Ей по-настоящему не нравился этот список.

В разделе плюсов она не написала ничего. Это же должен был быть способ остановить чувства. От списка минусов ей стало немножко нехорошо, и это же, конечно, прогресс, правда? Выглядело логичным, что если она достаточно много раз перечитает его, то чувства выгорят, пока не останется только естественное отвращение и неприязнь. И вот она глядела на пустую колонку плюсов, слушая яростное скрип-скрип-шкряб-скрип пера Гермионы, и на ее части стола было тихо. Чернила беззвучно капали с кончика ее неподвижного пера на пергамент.

Глядя на плюсы, она подумала о патронусе.

Это была глупая причина, чтобы влюбиться. Влюбляются не потому, что у кого-то симпатичный патронус. Уж точно не влюбляются из-за этого в типов вроде Снейпа (у которого патронус, как у вашей мамы, потому что он любил вашу маму).

Но… это же должно кое-что говорить о душе, разве нет? Чем чище душа, как сказал однажды Ремус, тем сильнее патронус.

Магглы сомневаются в том, есть ли у них душа, потому что не знают о дементорах. Еще им приходится сомневаться в чистоте души, потому что они не могут призывать патронусов. Но когда она впервые увидела патронуса Снейпа, то, восхищаясь его красотой, ощутила себя в безопасности, неожиданно оказавшись рядом с чем-то, наполнившим ее одновременно и радостью, и горем. Она по-прежнему считала, что это самое красивое, что она когда-нибудь видела.

А стоит раз такое увидеть… не забудешь никогда, и все.

* * *

Северус ежедневно не меньше пятнадцати раз думал отправить мисс Поттер записку с требованием изложить ее достижения касательно яйца-подсказки. С отметками по времени. Но каждый из этих ста пяти раз он позволял этому порыву угаснуть. В этот раз она могла бы справиться. Он уже пробовал пристально следить за ней перед Первым туром — ради того, чтобы ей не пришли в голову гриффиндорские идеи, такие, например, как запрыгнуть на гребаную метлу и порхать вокруг драконьей башки, и вот что из этого вышло. Постоянная бдительность… когда-нибудь он сунет Муди головой в озеро и подержит, пока тот не захлебнется.

Если мисс Поттер не разберется до вечера двадцать третьего февраля, что Второй тур — это плавание по дну озера, он пришлет ей канистру жаборослей. С подробными инструкциями. Он уже три месяца выдерживал партию их в баке. Такие работают дольше свежих.

Кроме того, она вела себя так странно, что записка от него могла бы вызвать нервный срыв. Да, лучше им с мисс Поттер находиться в разных концах замка. У него не было умственных сил на ее непостижимые подростковые заскоки: вся его голова была занята проблемами Люпина и сгущающейся тенью у него на руке.

А потом Нарцисса Малфой подкинула еще одну занудную проблему.

«Северус, — значилось в записке, от которой пахло лавандой и которую принес филин, поколениями Малфоев-патриархов выведенный для выражения надменности, — Драко ведет себя очень странно, и только ты в состоянии выяснить, почему. Его ответ на мое прошлое письмо был очень рассеянным; прилагаю его вместе с письмом, которое он прислал мне до этого. Ты сам сможешь увидеть разницу. Я надеюсь, что это никак не связано с девицей Поттер. Но ежели это так, ты лучше всех сможешь его отвадить. Я сомневаюсь, что хоть один сын прислушается к матери в вопросах, касающихся женщин, без применения методов воздействия, которые я не буду пытаться даже перечислять».

Подростковая непостижимость Драко была ему даже менее интересна, чем таковая мисс Поттер. Хорошо бы изобрели заклинание или зелье, которое перебрасывало бы их из четырнадцати лет сразу в двадцать четыре; тогда они хотя бы на десятилетие становились ближе к вменяемости. Но от Нарциссы нельзя отделаться простым «я занят»: она в отместку послала бы почтой неприятное проклятие.

Он просмотрел два письма. То, что длиннее, было невероятно банальным; то, что короче, хотя бы имело то преимущество, что было коротким. Нарцисса была права: между двумя письмами явно что-то случилось. И так как он, сверив даты, убедился, что между ними был бал, у него было неплохое представление о том, что это могло бы быть.

Свернуть бы Драко шею. Как он посмел так позорно влюбиться в мисс Поттер? Насколько мальчишка глуп, что не понял, что влюбиться именно в нее, а не в любую другую из живущих на земле девчонок, — это практически самая большая глупость, которую мог бы учинить Малфой, наследник семейства, которое через считанные часы после возвращения Темного Лорда окажется у того в кулаке?

Он черкнул одну строчку Нарциссе, вложив ее письма в конверт с ответом, и следующие десять минут провел, пытаясь припомнить, когда мальчишку уронили в младенчестве головой вниз. Сам Северус в этом повинен не был: он держал Драко от силы раза три под пристальным наблюдением Нарциссы. Вероятно, это сделал Регулус, или Люциус, или, может быть, тот придурковатый домовик. Или дело в кровосмешении. Блэки сохраняли свою безумную жилку, поколениями женясь строго на двоюродных; однако понятия о личном самосохранении у них, по сути, не было. Они были тупы, глупы и безрассудны. (Он всегда втайне гадал, кто настоящий отец Нарциссы; это сомнение разделял с ним как минимум Рег, единственный Блэк, который снисходил до серьезного разговора с ним.) Он полагал, что Драко лишен этого наследия, так как тот очевидно был очень скучным ребенком. Он всегда напоминал ему Рега — тщеславный, глуповатый, злопамятный и бесхарактерный. А Рег залез слишком глубоко, попытался выбраться — и так и погиб.

Часы на каминной полке прозвонили к ужину (так их настроил Дамблдор, и Северус так и не смог найти контрзаклинание; не срабатывало даже уничтожение часов — домовики попросту ставили новые), вытряхнув его на свободу из этого вихря гипербол. Что за чушь он надумал? Драко — жертва подростковой гормональной глупости. Мисс Поттер пришла на расхваленный бал, похожая на явившуюся на коронацию принцессу. Разумеется, она вскружила мальчишке голову.

Проклятая отметина на руке и тишина комнат начинали его доставать.

Он предположил, что сходить на ужин все-таки стоит.

— Северус, — с некоторым удивлением поприветствовал его Дамблдор, когда он скользнул на свое место за учительским столом. Директор смотрел на облака, кружащиеся над факультетскими столами, словно действительно отвлекся и только в последний момент заметил Северуса.

Северус хмыкнул в ответ и положил себе бефстроганова. Он осмотрел стол Гриффиндора и заметил лохматую голову мисс Поттер — предсказуемо, рядом с шевелюрой Грейнджер. Мисс Поттер гоняла по тарелке спаржу, а Грейнджер с обстоятельностью робота ела тыквенное пюре. Уизли нигде видно не было.

Раздраженный их подростковыми страданиями, он воззрился на стол Слизерина. Светлая голова Драко была опущена, но сидел он лицом к гриффиндорскому столу и время от времени исподтишка поглядывал через проход. И если прямо на линии его взгляда не сидела мисс Поттер, то Северус карликовый пушистик. Драко не выглядел самодовольным или ликующим, скорее, подавленным, как Грейнджер и мисс Поттер.

Мисс Поттер… теперь ссутулилась над своей тарелкой, словно один взгляд куда угодно грозил обратить ее в камень. Грейнджер извернулась на своем месте, бросив подозрительный взгляд через зал… прямо на Драко.

Северус стиснул ложку. Может ли в этом быть причина странного поведения мисс Поттер? Он не представлял, как такое могло быть: она говорила непосредственно с ним, и, если нигде под кустами не таился Драко, они были совершенно одни. Возможно, два события были вовсе не связаны — или просто являлись двумя из множества скандалов, вызванных проклятым балом. Но что-то с девочкой было не так, и он намеревался выяснить, что именно.

Начнет он с Драко.

Он бросил ложку в нетронутое рагу и встал.

— И это все, что ты съел, мальчик мой? — почти безропотно произнес Дамблдор.

— Какая радость, что вы подарили мне те часы, — ответил Северус и ушел.

Он размашисто подошел к Драко, который месил морковное суфле, превращая его в жидкую кашицу, и тот поднял взгляд, когда на него упала тень Северуса. Глаза у него расширились. Кажется, он даже пискнул.

— Идемте со мной, мистер Малфой, — с оттенком смертоносности провозгласил Северус.

* * *

Бросая привычный взгляд на место Снейпа за учительским столом, Гарриет не была готова к тому, что он и правда там окажется. Она повернула голову к столу с такой скоростью, что, кажется, потянула шею.

— Ты в порядке? — спросила Гермиона.

— Ага, — буркнула Гарриет, так сосредоточенно пялясь в свою тарелку, что у нее заслезились глаза. Так, она справится. Она кучу раз ела в одной комнате со Снейпом. Между ними около сотни футов. Он даже не смотрел на нее, а (как ей показалось) взирал на слизеринский стол. А со своего места он мог увидеть только ее затылок. Она ведет себя глупо — очень-очень глупо.

Повторив «глупо» про себя еще раз сто, она достаточно успокоилась, чтобы определиться, хочет ли она уйти из Большого зала и навсегда спрятаться у себя под кроватью или посидеть тут, пытаясь украдкой на него поглядеть.

Гермиона, по крайней мере, больше вопросов не задавала. Она… смотрела на что-то? На что?

Гарриет взглянула через плечо и увидела, как Снейп шагает к боковой двери, а за ним тащится Малфой. Снейп не оглянулся. Она почувствовала и облегчение, и разочарование сразу.

Гермиона неодобрительно хмыкнула. Гарриет, надеясь, что владеет лицом, спросила:

— Чего?

— Панси, — вполголоса ответила Гермиона. — Не обращай внимания. Она того не стоит.

Гарриет Панси вообще не интересовала, хоть она и считала, что Малфой подлец, раз ее обманывает. Но Панси и правда смотрела на нее взглядом, которым можно было бы плавить медь. Гарриет показала ей грубый жест и повернулась обратно.

— Хочешь уйти? — спросила она у Гермионы.

— Пожалуйста, — ответила Гермиона, и они встали и ушли.

В вестибюле и на большой лестнице Снейпа не было. Гарриет стало неприятно, что ей почти захотелось, чтобы он там был.

* * *

Драко, казалось, был близок к обмороку. Возможно, из-за угрожающего вида Северуса.

Независимо от повода, мисс Поттер была единственной из учеников, допущенной в его личные комнаты, так что Драко он загнал в свой кабинет, в кресло. Кресло было повернуто к камину, спинкой к двери — чтобы ученик не видел пути к побегу. Северус вставал спиной к огню, чтобы нельзя было разобрать выражение его лица, только интонацию голоса.

Драко определенно выглядел готовым к обмороку.

— Ваша мать, — произнес Северус, — написала мне письмо.

Неведомо, каких мучений ожидал Драко, но только не этого. Его лицо из напуганного стало изумленным.

— Моя мать?

— Вы писали ей недавно?

— Ага, позавчера…

— Что случилось на балу? — не меняя тона, спросил Северус.

— Меня… — но тут глаза у Драко расширились, и он захлопнул рот. Вид у него был крайне перепуганный.

— Вас?.. — опасным тоном спросил Северус. — Что вас, мистер Малфой?

Драко лихорадочно затряс головой. Северус чуть наклонил голову, чтобы изменить освещение лица. Он высчитал, что такой угол — самый угрожающий. Как и ожидалось, Драко засопел от страха. Северусу понадобилась пара секунд, чтобы осознать, что на самом деле тот произнес: «Уизли».

— Близнецы Уизли! — пискнул Драко.

— Близнецы Уизли? — повторил Северус.

— П-превратили меня в собаку!

— В собаку?

Драко выглядел пристыженным.

— В маленькую… собачку.

— И что они с вами сделали? — Северус мысленно перебирал все пытки, которые с удовольствием применил бы к этим морковного цвета вредителям — из-за этого случая или вообще.

— Н-ничего, — Драко сглотнул и провел дрожащей рукой по волосам, приглаживая на место выбившуюся прядь. — Меня П-поттер нашла. Она по-подумала, что я Уизли. П-превратила меня обратно… потом.

— Потом? Насколько позже?

Драко скорчился в кресле, словно ему отчаянно захотелось просочиться сквозь него.

— С-следующим утром. Ну, я был собакой! Это не прошло бы, пока Поттер меня не превратит обратно! Я не мог выбраться из этой дурацкой гриффиндорской башни, у меня лапы были! И я не хотел нарваться на этих Уизли!

Северус закрыл лицо ладонью. Ну что за чертов безмозглый…

— Глупый вы мальчишка, почему вы не сказали мне? — спросил он — и пожалел об этом, потому что и сам неплохо знал ответ. Если ему и нужно было доказательство, что чувства Драко искренни, то вот оно: он скорей бы позволил близнецам Уизли уйти безнаказанными после того, как те его унизили, чем раскрыл тот факт, что мисс Поттер предоставила ему убежище, когда он был беспомощен. Когда ты выставляешь себя таким дураком перед девочкой, которая тебе нравится, ты либо хоронишь всякую память об этом, либо винишь во всем ее. И Драко выбрал тот путь, который выставлял мисс Поттер в самом выгодном свете.

Драко пожал плечами, опустив голову.

— Не знаю, — пробормотал он.

Северус хмыкнул.

— Я поговорю с профессором Макгонагалл…

— Нет! — в ужасе произнес Драко.

— Почему нет?

— Я… — рот у Драко открылся, и было видно, что он судорожно подыскивает правдоподобное объяснение. Мерлин и Салазар, да он врет даже хуже, чем мисс Поттер. — Я… я кое-что задумал. Чтобы им отомстить, конечно. Макгонагалл все равно не поверит, или просто даст им отработку, и все. Все думают, что они такие прикольные.

Минерва не раз признавала, что они напоминают ей Блэка и Поттера.

— Хорошо, — сказал он. — Я сам найду повод дать им отработку, когда они в следующий раз будут у меня на уроке.

Драко как будто стал довольнее.

— Можно, я теперь пойду?.. Сэр?..

Северус махнул рукой. Драко вскочил и рванул прочь, полностью подчинившись своей детской половине.

Когда за ним закрылась дверь, Северус осел в свое кресло и опустил голову в ладони.

Он никогда не думал, что первая ложь, которую ему придется сплести, будет для Нарциссы — о судьбе глупого сердечка ее подростка-сына.

— Вот и началось, — пробормотал он.

Он потер глаза, жалея, что не с кем поговорить, некому излить всю эту галиматью. Чего бы он не отдал на перекрестках вроде этого за беспристрастного друга, который открыл бы ему свое сердце и посочувствовал.

Часы прозвонили. Он уронил руку и посмотрел на отражение огня на позолоченном циферблате.

Что же, он беспристрастен не был. Он лишь временами бывал другом. Но теперь он понимал больше, чем Нарцисса, даже больше, чем когда-то Лили.

И они лгали друг другу годами.

Северус достал немного летучего пороха и бросил в камин.

— Дамблдор, — сказал он пламени. — Вы здесь?

* * *

— Как продвигается твой список? — робко спросила Гермиона, когда они благополучно устроились в гриффиндорских креслах.

— Так себе, — буркнула Гарриет.

— Ну, — немного напряженно заявила Гермиона, — на это, я уверена, уйдет какое-то время. Так всегда говорит моя мама. О, я тебе не говорила, я написала ей… ничего конкретного, просто спросила, как разбираться со… сложными эмоциями, и она сказала: дай им время, и все прояснится, — она пожала плечами с несколько извиняющимся видом, словно сознавала, что за такой совет трудно сказать спасибо.

Гарриет кивнула, всем сердцем соглашаясь с Гермионой. Ожидание не выглядело идеальным решением. Ей уже было фигово.

— Как малыш? — спросила она, пытаясь как-нибудь отвлечься.

— Роды в день перед твоим испытанием, — ответила Гермиона. — Мама спросила, не хочу ли я отпроситься у профессора Макгонагалл, чтобы навестить ее в больнице, но я не хочу пропустить твое испытание…

При упоминании о Турнире у Гарриет все внутри сплющилось.

— Но тебе все равно надо поехать, — сказала Гарриет. — Это же твой… брат. Или сестра. Они уже знают, мальчик или девочка?

— Мама сказала, что они подождут и выяснят. Со мной они сходили узнать заранее, но лаборант неправильно прочел УЗИ, так что они думали, что я буду мальчиком.

Гарриет рассмеялась — немного недоверчиво.

Гермиона вздохнула.

— Да, знаю. Все покупали одежду для мальчика, и игрушки для ванной, и комнату в тон украсили. У меня много детских фотографий, на которых я в каком-нибудь из жуткого множества синих комбинезонов с машинками и жирафами. Так что мама и папа решили не искушать судьбу второй раз и все сделали в желтом цвете — он, как считается, нейтрален к полу. Потому меня и зовут Гермионой, на самом деле, — добавила она. — Меня должны были назвать Ричардом, но, понятное дело, не вышло. Меня не могли выписать из больницы без имени, так что они решали прямо там, на месте, ну, и папе нравится Шекспир… Зимняя сказка, — пояснила она, увидев выражение лица Гарриет.

— Меня должны были назвать Холли, — сказала Гарриет. — Но мама в последнюю минуту передумала. Сириус сказал, что я с таким именем, Гарриет, никогда пару не найду, так что вышло, что решал папа.

Гермиона снова вздохнула.

— Может быть, это для моего папы была настоящая причина.

К несчастью, тема пары вернула их обеих к мыслям об объектах их списков. Они погрузились в унылое молчание.

Дыра за портретом открылась, и из нее вылез Рон. Он, не оглядываясь, напряженно прошел прямо к лестнице мальчиков и скрылся. Несколько человек проследили, как он идет, потом бросили быстрые взгляды в сторону Гарриет и Гермионы. Гермиона теребила воротник свитера, опустив покрасневшее лицо.

— Навести малыша, — сказала Гарриет, чтобы не проклясть третьекурсницу, которая перешептывалась с подружкой и показывала на них пальцем. — Привезешь мне фотку.

— Ты уверена? — спросила Гермиона, поднимая голову. — Я не хочу тебя оставлять, когда я нужна тебе…

Гарриет подумала, что ей и так, и эдак будет отстойно.

— Это же малыш, — сказала она вместо этого. — Я всегда буду единственным ребенком. Смогу, по крайней мере, взять твоего в качестве брата, ну или сестры, если так можно.

* * *

— Ты думаешь, все настолько серьезно? — спросил Дамблдор. Сперва, когда Северус только его позвал, он был насторожен и встревожен; сейчас он сидел, задумчиво глядя в потолок, где безмятежно вращалась в вековом танце модель Солнечной системы. Было уже поздно, и хотя они находились намного выше суеты замка, Северус все равно чувствовал, как замедляется день и воцаряется ночь.

— Я думаю, что все настолько глупо, — ответил Северус. — И дело усугубляет вероятность паники и еще больших глупостей.

— Ты сомневаешься, что дополнительная опасность сможет отпугнуть Драко, когда станет для него очевидна?

— Нет, но, как я уже сказал, я беспокоюсь из-за Нарциссы. Она знает, что ее сын — эгоистичный трус с моральными качествами из мокрой бумаги, но она также знает, что люди часто действуют крайне нетипично, когда в деле замешаны любовь или страсть. Для меня станет шоком, если Драко хоть по какой-то причине проявит характер — тем более когда потребуется характер настолько сильный. Но она не будет рисковать.

— И она уже подозревает, — пробормотал Дамблдор. — А когда подозревают, находят пути убедиться.

— Я верю, что смогу отговорить Драко, — повторил Северус. — Сложность в Нарциссе.

Дамблдор отвел взгляд от тихо вращающейся модели планет и взглянул через комнату на Северуса.

— Твои предложения?

— Нарцисса передо мной в долгу. За одну весьма… значительную услугу.

Дамблдор спрашивать не стал. Удивленным он тоже не выглядел; просто ждал.

— Она не согласится ни на что, если Драко при этом окажется под угрозой, но это единственный предел, за который она не зайдет, — он потер указательным пальцем большой, подыскивая обоснование своего ответа. — Есть определенные… тайны, которые я могу ей доверить.

— Смею полагать, не эта, — взгляд Дамблдора был ясен, как стекло, и прям, как сталь.

— Нет, — пока нет. Может быть, однажды, когда она по-настоящему осознает, насколько плохой из Драко Пожиратель смерти. Но Дамблдор никогда настолько не доверится Нарциссе. И будет прав. — Но есть один секрет, способный, как я думаю, удержать ее от превентивных действий против мисс Поттер. Я не думаю, что уже сейчас понадобится его использовать… Пока что я не хочу показать, что слишком серьезно отношусь к вопросу — только к ее чувствам.

— Ты не думал скрыть все свидетельства… вовлеченности Гарриет в это дело?

— В Драко хитрости, как в кирпиче. Он что-нибудь выболтает, — уже выболтал.

Лицо Дамблдора над бородой было печально. Хотя Северус постоянно с ним ссорился, он ценил то, что Дамблдор достаточно умен и ему не нужно все разжевывать.

— Ты правильно поступил, доведя это до моего сведения, — сказала Дамблдор. — Я мало знаю о Нарциссе Малфой, однако нужно уменьшать число прямых врагов Гарриет, а не увеличивать его.

— Нарцисса предпочитает, чтобы репутацию в обществе набирал Люциус, — Нарцисса славилась в том, что Северус назвал бы гостиными чистокровной элиты. Однако Люциус никогда не мог уподобиться ей в хитрости и тонкости. Это именно она поспособствовала снятию с их семьи обвинений в 1981, безупречно отыграв роль хрупкой молодой матери. Никто из тех, кто считал иначе, возразить не осмелился.

— Делай, что сочтешь нужным, — сказал Дамблдор. — Я знаю, что ты защитишь их обеих.

Северус коротко кивнул. Он не озвучил, что у него, как и у Нарциссы, есть свои приоритеты. Он надеялся, что их с Нарциссой интересы недолго будут противоречить друг другу, но, если до этого дойдет, он знал, кем пожертвовать без сожалений.

Нарцисса никогда об этом не узнает.

* * *

Он написал ей, предложив встретиться в Хогсмиде. Нарцисса должна была рассчитывать на полный отчет о своем любимом мальчике, к тому же при личной встрече будет проще прощупать почву на предмет того, какие секреты ему понадобится раскрыть.

Цели у них с Нарциссой были одинаковыми: защитить от Темного Лорда ребенка, за которого никто не пожертвовал бы больше, чем они; и тем не менее они не могли работать вместе. Ирония этого от него не укрылась, о чем он почти сожалел. Было бы легче винить Нарциссу в том, что та усложняет ему жизнь.

Вся эта ерунда с эмпатией — полная чушь. И люди еще и борются за это уныние?

Ее любимый ресторан работал только по вечерам, так что он присоединился к ней в ее любимом чайном магазине — на голову лучше остальных, строго по приглашениям. У Нарциссы приглашение было бессрочным. Внутри было тепло, стоял гул от неспешных разговоров. Нарцисса мудро выбрала столик у окна, стекло которого было настолько неровным, что мир снаружи выглядел водоворотом серого и белизны. В такие дни большинство людей предпочитают быть поближе к огню.

На столе появился украшенный эмалью самовар и чашки в тон. Нарцисса, исполняя роль гостеприимной хозяйки, разлила чай.

— Что тебе удалось выяснить, Северус?

— Как ты и предполагала, — сказал он, принимая блюдце миндального печенья. Нарцисса ненавидела сладости, но Драко их любил, и она заказывала их, даже когда его не было. — Мисс Поттер слишком хорошо привела себя в порядок.

Нарцисса подняла чашку со звуком, напоминающим о выскальзывающем из ножен ноже.

— Насколько хорошо?

— Я ее не узнал.

— Хм-м, — она легонько подула на чай. Никто еще не изобрел заклинание, которое охлаждало бы чай, не вытягивая при этом все тепло разом. — Потому что обычно она выглядит так, словно у нее вместо шляпы дикобраз, а кофта — как у семейства опозоренных домовиков.

Северусу не слишком хотелось обсуждать модные преображения мисс Поттер. Но ему еще меньше хотелось дать Нарциссе узнать, что Драко оказался унижен перед девочкой, которая ему как будто нравится, и не написал матери длинное и сердитое письмо, где обвинил бы ее во всем, что пошло не так. Она мгновенно уловила бы, насколько это важно.

— Она определенно вернулась к былому, — холодно сказал он. — Полагаю, что, если оставить все как есть, чувства, которые, как ему кажется, он испытывает, погибнут естественной смертью.

— А если нет? — она с отточенной небрежностью взяла печенье. — У тебя тоже темнеет старый знак, друг мой?

Он только кивнул. Она на секунду-другую медленно закрыла глаза. Чайная комната вокруг них была полна приятного гула от болтовни, отвлекающей любопытные уши.

— Тогда это всего лишь вопрос времени, — она съела печенье аккуратными и деловитыми укусами, не давая отвращению отразиться на лице. — Даже если его чувства охладеют до того, как дойдет до открытого неповиновения, Северус… Что, если эти чувства станут очевидны и покажутся полезными для того, чтобы до нее добраться? Что тогда?

— Тогда они должны быть устранены.

— Как?

Нарцисса не общалась с подростками в больших количествах с тех пор, как сама была одним из них, а время искажает восприятие. В шестнадцать она засматривалась на Люциуса, как и многие иные девушки; но не будь того пьянящего соперничества, интерес угас бы, и не пришлось бы в итоге обсуждать Драко — его бы не было. Тринадцать лет, пока Северус дышал одним воздухом с этими зелеными малявками, научили его, что подобная банальная чушь может появиться и умереть за один день. Было гораздо вероятнее, что Драко станет цепляться за влюбленность не столько из-за глубины чувств, сколько из противоречия. Сейчас его бесхребетность была лучшим козырем, чем когда-либо.

— С подростком, — сказал он, — опаснее всего ситуация, когда он считает свое увлечение случаем из трагического романа.

— Я бы предположила, что Драко в ужасе от трагических романов, — сухо ответила Нарцисса.

— Я тоже.

— Хотя случай легко может стать… трагичным.

В чем и была суть проблемы.

— Я обрисую это ему в самом ужасающем и непривлекательном свете.

— Надеюсь на это, — она подняла чашку, но не отпила из нее. — Я нахожу, Северус, что в жизни матери это пора одиночества. Когда доходит до дела, мое влияние значит меньше всего. Он меняется ежедневно, а я не могу быть с ним. Когда он приезжает домой, я обнаруживаю, что миновали целые этапы его жизни, и я так и не узнаю никогда, что пропустила.

Они еще задержались в чайной, изображая, что общаются как друзья (люди вставали из-за столиков через десять минут, только если встречались по делу). Нарцисса аппарировала в Уилтшир, но сам он, взглянув на замок на белом горизонте, решил, что лучше побыть где-нибудь еще.

Хогсмид без учеников был достаточно приятен — в общем, как раз потому, что учеников в нем не было. После замка это была приятная перемена.

Ветер бросал в него хлопьями снега, колючими и холодными, как лезвия, и сугробы на улице намело по голень; так что как только он нашел магазин, который мог вытерпеть, магазин подержанных книг, то нырнул внутрь. Его владелец, старый, почти оглохший волшебник, сидел у камина в своем кабинете, слушая радио. Он не слышал, как вошел Северус; именно этим ему понравилось это место. Можно было бродить от полки к полке в пронизанной музыкой тишине, не отвечая на вопросы, как у него дела и что ему угодно. На ходу он лениво касался корешков книг — по истории и гербологии, политике и астрономии; большинство оттиснутых на них букв вытерлось. Как много в мире книг. Он вспомнил, что однажды сказал Лили, как его уязвляет, что он никогда не сможет прочесть их все. Она рассмеялась. «Или все города, которые мы никогда не сможем посетить… и все рестораны, где не успеем поесть! И разные способы, которыми готовят кофе в магазинах — никогда все не перепробуем. И не увидим столько картин, и на столько гор не заберемся…»

И ей не досталось даже малой части этого.

Он уронил руку. С самого гребаного бала он был сентиментален. Чары сочувствия, эхо былого — тень, наливающаяся на руке, не-совсем-взрослая мисс Поттер. Во что не успеет ввязаться она?

В магазине было темно, пыльно и пусто. Это было ему не на пользу.

Застегнув до подбородка плащ, он распахнул дверь и шагнул в снегопад.

И чуть не врезался посреди дороги в Риту Скитер. От неожиданности та уронила им под ноги сумочку.

— В прах и пепел Мерлинову бороду! — она поправила очки. — Ну и ну, это же Северус Снейп. Простите — профессор Снейп.

Она улыбнулась — или оскалилась, и даже не дернулась поднять свою сумочку. Он уставился на нее, тоже не порываясь это сделать, и вынул палочку. Она подняла брови и отступила на шаг назад. Хорошо.

Он указал палочкой на снег и расчистил себе путь, чтобы от нее убраться.

Помедлив секунду, та подхватила свою сумочку и поспешила следом.

— Можно ли вас на пару слов, профессор?

— Нет, — ответил он, мечтая, чтобы можно было уничтожить ее, как снег с дороги. Но кто-нибудь мог бы увидеть. Он бросил косой взгляд на освещенные окна, сиявшие в сумраке вокруг.

— Даже под цитирование? Ваш взгляд на роль в Турнире чемпиона Хогвартса… обоих чемпионов? Читатели очень хотели бы узнать мнение профессора об участии в Турнире мисс Поттер. Комплекс жертвы? Мания величия? Жалкие попытки сироты привлечь внимание?

— Говорите, под цитирование? — он остановился и повернулся к ней так резко, что она чуть не наскочила на него. Ее самопишущее перо и блокнот парили за ней по воздуху; она как будто удивилась, но собралась за одно мгновение.

Он шагнул ближе, неприятно близко войдя в ее личное пространство и с отвращением чувствуя вонь ее духов, и тихо сказал:

— Итак, цитата. Злобным мразям вроде тебя надо поосторожнее лить изо рта такое гнилое говно, особенно когда заговариваешь не с тем человеком. Кончай выуживать сплетни о детях и возвращайся в ту сраную дыру, из которой выползла.

Насладившись тем, как захлопали ее веки и перекосился рот, он аппарировал сквозь туннель хлещущего снега к воротам Хогвартса.

* * *

— Но что же нам делать? — спросила Дафна.

Трейси застонала, уронила голову на подушку.

— Зачем опять спрашиваешь? Думаешь, если достать меня как следует, то я отвечу не то, что в предыдущие сто раз? Ждем, пока Поттер с нами свяжется. Все остальное будет выглядеть жестом отчаяния.

— Что, если она не свяжется? — бросила в ответ Дафна. — Прошла почти неделя, а она ничего не сказала.

Трейси пожала плечами.

— Может, она и не собирается. Не все такие умные, как ты. Точно не Поттер.

Дафна попыталась не выглядеть слишком довольной. Ей всегда нравилось, как Трейси роняет комплименты посреди обычного разговора — так же сухо, как она говорит обо всем. От этого они казались констатацией факта, а не милыми глупостями.

— Не такая уж я умная, — сказала она тем не менее. — Ты умная. Астерия тоже. По крайней мере, в том, что касается книг и искусства. Люди совершенно не ее стихия.

— Ты достаточно умна, — ответила Трейси. — Умнее Поттер. Она идиотка.

— То, что она отталкивающая, еще не значит, что она глупая.

— Видишь? Это умно, — Трейси так улыбнулась, что Дафне пришлось оглянуться, не зашли ли Панси или Миллисент. Трейси покачала головой, но, так как Дафна глядела в стену, она не смогла разобрать, веселое это было движение или раздраженное. — Ну давай хотя бы допустим, что она по-гриффиндорски глупа, ладно? Иначе она уже пришла бы к нам с требованиями.

— Может быть, она заставляет нас ждать, — но Дафна считала, что это маловероятно. Она вообразила, какое тупое выражение лица было у Поттер, когда она обыскивала туалет в вечер бала, ее удивление, когда ее назвали угрозой для Астерии. — Или, может быть, даже не понимает. Ты же, конечно, понимаешь, что ее неведение может быть так же опасно? Что, если она просто все выболтает?

— Зачем, по-твоему, я целовалась со всеми этими мальчишками? — Трейси откинула с глаз челку. — Ну ладно, причин было много, но я так подумала, что для того, чтобы целоваться с тобой, мне понадобится запас доказательств, что все это полная хрень — на случай, если все всплывет.

— Ты не могла планировать это с третьего курса, — пренебрежительно заявила Дафна. Но Трейси ей улыбнулась, и она с трудом сохранила на лице недоверие — от корней волос до колен пробежала волна возбуждения.

— Я долгосрочный организатор со стальными нервами. Поэтому ты должна предоставить мне разбираться с Поттер. Ты рванешь впереди паровоза.

Дафне нравились маггловские выражения Трейси, хотя она не всегда понимала, что они значат; может быть даже, потому и нравились. Они напоминали ей, что Трейси из другого мира и не боится этого. Многие из полукровок на Слизерине недооценивали свои маггловские корни или вообще старались их прикрыть, но Трейси это не волновало. Дафну восхищало это с огромной силой, но повторить такое она ни за что не смогла бы. Конечно, она же дорожила репутацией — своей и сестер. Трейси о своей не волновалась, но за репутацию Дафны она заступилась бы.

Трейси опять улыбалась.

— Мне нравится, когда ты так на меня смотришь.

Дафна не была настороже и покраснела, вероятно, по самые колени. Трейси рассмеялась.

— Панси может зайти, — прошипела Дафна.

— Примени свои умные мозги, — Дафна свесила ноги с кровати. — Она гоняется за Драко, с тех пор как у того выкатились из головы глаза — прямо к Поттер в карман.

Дафна застонала.

— У него отвратительный вкус.

— Тебя это так цепляет, потому что она тебя бесит, — Трейси наклонилась через плечо Дафны, поправила хвостик перед ее зеркалом. — Вот, теперь я презентабельна. Пошли погуляем, что скажешь?

— Там жутко холодно и снегопад, и люди подумают, что мы что-то замышляем.

— По замку, мисс Умняшка.

— Ладно, — вздохнула Дафна, хотя волна возбуждения прокатилась по ней снова — медленнее и гуще. Прогулка по замку могла провести их мимо множества укромных мест, где могут спрятаться две девушки, и никто об этом не узнает.

Трейси провела пальцами по плечу Дафны, трогая пряди ее волос. Дафну пробрала дрожь. Овладев лицом, она прошла рядом с Трейси прочь из спальни, вдоль по коридору, через гостиную, где зеленый свет дрожал в ритме озера, пульсирующего за стенами.

— Как ты думаешь, Поттер хорошенькая? — спросила она, когда за ними со скрежетом закрылась дверь слизеринской гостиной.

Трейси пожала плечами.

— Нормальная. Тупо было бы делать вид, что это не так, — добавила она, когда на лице Дафны отразилось отвращение. — Учти, только когда приведет себя в порядок. Обычно она выглядит, как бомж. Я бы под страхом смерти к ней не прикоснулась, но за поцелуй подведу ее под монастырь, — она выгнула брови, глядя на Дафну; ее губы оттенила усмешка.

— Ты примечательно благоразумна, — прямо сказала Дафна, заставив Трейси рассмеяться, и чувство, как от кувырка, поселилось у нее под сердцем.

На Поттер они не наткнулись. Но когда они скользнули за гобелен в тихом коридоре, достаточно темном, чтобы скрыть их тени, но достаточно светлом, чтобы различать очертания лица Трейси, она позабыла тревоги.