Староста, который хотел достичь власти (джен)

Я проснулся в четыре часа утра от какого-то очередного кошмара. Сон совершенно не запомнился, хотя и заставил меня вглядывался в страхе темноту, ища чего-то.

Некоторое время я лежал в полной неподвижности, надеясь заснуть опять, но тревожные мысли не отпускали меня. Они напоминали сорвавшихся с цепей собак, в кровавом бешенстве раздирающих мой мозг на части.

— Айи, — сказал я, наконец не выдержав, — ты спишь?

Она, конечно, ничего не ответила. Несколько минут я пытался заставить себя успокоиться, а потом просто встал и вышел в гостиную.

За окном было темно и тихо. Шел то ли дождь, то ли снег — я видел мелкие отблески в свете фонаря. Шишковатые и зеленые от влаги голые платаны напоминали уродливых многоголовых змей.

Мне начало казаться, будто из старой оконной рамы тянет холодом — это слилось с моим внутренним волнением. Это был какой-то момент ожидания, пустоты, и безумной тревоги — слишком часто вчера мне казалось, что этот момент вообще не наступит.

Айи проснулась к семи. Она была какой-то до крайности деловитой — и я, конечно, догадался, что в уме у нее было делать вид будто во вчерашнем вечере не было ничего необычного и, как огня, избегать любых разговоров на эту тему. Волнение все еще не отступило, но я, конечно, полностью поддерживал такое решение — и даже взялся с самым заинтересованным видом обсуждать с ней какие-то светские сплетни, которые ей поведали накануне Риз и Ричардс. А потом она с самым небрежным видом сказала:

— Сегодня я выступаю на благотворительном вечере.

Она договорила, а я вдруг почувствовал, что это была та самая последняя капля из пословицы, после которой котел разрывает на кусочки.

— В самом деле? — с сарказмом спросил я. — А Темного Лорда пригласили?

— Нет, — отрезала она.

— Может быть, стоит, — зло усмехнулся я, — ты же не хочешь оставлять себе шансов.

Иногда казалось, что я уже должен был бы смириться с тем, что она каждый день в опасности, но этого не случилось. В горле вставал комок, каждый раз. А после вчерашнего покушения, деталей которого она так мне и не рассказала и всех других событий, я был, кажется, в самой последней степени отчаяния. А еще где-то в самой глубине таилось ощущение, что всем этим опасностям она подвергалась из-за меня.

— Это давно было запланировано, — мягко сказала Айи. — Пожалуйста, не волнуйся, все будет нормально.

Мне становилось противно от себя, ведь это она подвергалась опасности, и именно я должен был говорить ей слова утешения. Но еще хуже было то, что я тогда не остановился.

— Конечно, раз запланировано, то, конечно, гораздо безопаснее, — я рассмеялся каким-то бешеным ненатуральным смехом.

Она ничего не ответила. Да и что она могла сказать? Совершенно ничего. Даже если не будет этого выступления — будет что-то другое. И конца этому не было.

Чувствовал я себя ужасно. В груди болело, словно кто-то всадил кусок льда прямо мне в сердце. Хотелось кричать ей какие-то пустые злобные слова только чтобы она поняла — и я даже не знал, что конкретно. Мне почти захотелось умереть в самое ближайшее время и так, чтобы непременно раньше нее — исключительно назло. Это было так глупо, что, я снова едва не рассмеялся.

— Тебе просто нравится надо мной издеваться, — сказал я с язвительной улыбкой.

Тут она посмотрела на меня уже с яростью.

— А тебе сколько пришлось рисковать вчера? — злобно спросила она. — Это, что, по-твоему, ерунда? Мелкое недоразумение? То что… тут вчера… — она с какой-то судорогой взмахнула рукой. — Ничего особенного? Да?

Я откинулся на спинку дивана и прижал руки к лицу. Перед глазами побежали круги, какие появляются, если немного надавить на веки. Айи продолжала, с каждым своим словом все более расстраиваясь и уже почти всхлипывая. Я вдруг с небывалой четкостью ощутил, что ей было ничуть не лучше.

— Я вчера думала, что все, — ее голос вдруг оборвался. — Перси, я правда думала, что все.

Она в бессилии опустилась рядом со мной на диван. Я сперва просто хотел обнять ее за плечи, но потом прижал к себе, как будто хотел удержать от чего-то, как будто надеялся, что от ее близости успокоится вся эта гамма беснующихся эмоций.

— Я не переживу, если с тобой что-то случится, — сказал я, и это была первая, может быть, совершенно честная фраза за весь разговор.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

После этого случая мы как-то безмолвно сошлись на том, чтобы никогда больше таких бесед не начинать, и, как и раньше, скрывать друг от друга проблемы до последнего. Сомневаюсь, что это был лучший выход, но никто из нас не видел другого.

После утреннего разговора тревога, конечно, нисколько не ослабла и, даже более того, меня словно приперла к стенке необходимость немедленно разрешить хотя бы что-нибудь. С Волан-де-Мортом ничего сделать я не мог, так что оставалось заняться Скримджером. Попытавшись как-то уложить в голове вчерашний день, я пришел только к выводу, что ненавижу его самой лютой ненавистью и почти на подсознательном уровне жду, что он попытается вернуться к «недавнему разговору» при первой же возможности или даже создаст такую возможность специально. И что такого пообещал ему тогда Дамблдор? Достаточно ли этого? И Скримджер знает, про меня и Айи, и уже угрожал ей. Что если…

Я продумывал все более и более ужасные варианты — которые всегда заканчивались тем, что Айи была мертва, а я влачил жалкое существование в больнице Святого Мунго — а потом, во время обеда, отправился к кабинету Пия Толстоватого, взломал, не очень церемонясь, замок и уселся в его кресло. Когда он сам, спустя, приблизительно, минут десять, появился на пороге, я приветствовал его заклятием Империус.

Примечания:

Привет!

Надеюсь, у вас все хорошо :)

Мой запас, кажется подходит к концу...

А вы читать успеваете, или можно помедленнее?