К Еве (гет)

Ну, хоть таким образом она может причинить ему неудобства, хоть такая маленькая месть. Правда, Сара тратит и свое время, но у нее-то его полно, девать некуда, а у Фрэнсиса наверняка были планы. И, скорее всего, эти планы срастались с планами Евы.

Он сидел за вторым столом в среднем ряду, а Сара ходила вдоль доски, зачитывая упражнение. Фрэнсис, в свою очередь, задумывался на миг и склонялся над тетрадью, чтобы записать правильный ответ. Практически идиллия, пока телефон, лежащий у его левой руки, не завибрировал.

— Я не разрешаю тебе пользоваться телефоном и читать сообщение! — прорычала Сара, но Фрэнсис, проигнорировав, спокойно взял телефон и не только прочитал, но еще и напечатал что-то. — Ты не слышал? Больше никаких… — ее прервала вторая вибрация.

Фрэнсис, еще не успевший положить мобильник обратно, снова принялся читать и собирался ответить, но Сара порывисто подошла и вознамерилась отобрать телефон, однако... Фрэнсис резким движением отвел руку назад.

Он смотрел ей в глаза и насмехался. Веселье плясало зелёным пламенем в его дерзком взгляде, и сам он играл с огнем. Сара — это ведь пламя.

— Вы можете продолжать, я занимаюсь вашим французским, — в противовес взгляду спокойно произнес Фрэнсис и улыбнулся.

Сара хотела уже потребовать его телефон и пригрозить не только записью в журнал поведения, но и вызовом отца, как раздалось легкое покашливание. Пришлось обернуться — на пороге стояла Ева.

Они оба не слышали, как та вошла.

— Я не помешаю? — спросила так, словно было чему мешать, а потом Сара поняла, что всё еще находится слишком близко к Фрэнсису. Всё еще наклонена к нему, всё еще расстояние меньше полуметра.

— Проходи…те, мисс Лоос, чем могу помочь? — аккуратно отошла подальше от ученика, тщательно пригладив убранные в пучок волосы обеими ладонями.

— Мне очень нужно поговорить с вами.

— Я слушаю, — кивнула Сара, но заговорила не Ева, а…

— Я тоже слушаю, — Фрэнсис позволил себе засмеяться и этим приковал к себе взгляды обеих преподавательниц. А потом взгляды эти схлестнулись меж собой.

Она хочет, чтобы я отпустила Фрэнсиса.

Их дополнительное занятие не длилось и дольше десяти минут, так не честно. Почему Ева могла с ним разбирать дурацкие эссе по два часа, а как она его оставила, так та сразу прибежала? Сара от него натерпелась, Фрэнсис должен страдать и плакать от французского.

— Сейчас я занята, но как закончу, я обязательно к вам зайду, мисс Лоос, — постаралась выпроводить подругу. — Через час-полтора.

— Это очень срочно, Сара, — при ученике Ева позволила неофициальное обращение? Неужели что-то произошло? Стало известно о этом самом таинственном поклоннике? Он оказался маньяком и вчера изнасиловал ее? Любопытство победило желание мести.

— Можете идти, мистер Вульф, — к нему она даже не обернулась, смотрела в упор на Еву, но напрягла весь свой слух, чтобы не упустить ни шороха от того, как Фрэнсис собирает вещи.

— До завтра, мисс Минха, мисс Лоос, — улыбнулся на прощание он только последней и ей же подмигнул: — Спасибо.

Увидев это, Сара едва не вышла из себя. Еве следовало поторопиться с историей, и история эта должна оказаться весьма захватывающей, иначе она ее убьет.

— Что у тебя стряслось? — села за свой преподавательский стол и указала на стул рядом.

Ева же садится не спешила, так же, как и открывать рот. Молчание… Сара чувствовала чужую растерянность и вскипала:

— Ты просто хотела освободить своего любимчика Фрэнсиса, да?! Пришла спасти принца из башни, а я, что, в этой сказке — дракон? Честное слово, Ева, твое отношения к этому мальчишке переходит все границы.

— Он скоро будет мне сыном, — Ева всё-таки села на стул рядом с Сарой.

— Вот поэтому ты должна быть рада, что я дополнительно преподаю ему французский. Разве матери и мачехи не хотят, чтобы их дети были умными?

Сара видела, что подруга чувствует себя виноватой, но злость и непонимание всех ее мотивов захватывали с головой.

— Сара, я пришла не за этим, есть тема… я должна была давно рассказать, но… — опустила голову, прочувствовав вину окончательно, а может, дело было не в этом. — Кое-что происходит.

— Так давай, выкладывай, зря я, что ли, этого засранца отпустила, — переплела пальцы, стараясь контролировать эмоции.

— Лилии, потом еще лилии, а…

— А потом еще лилии с красными розами и золотой браслет, — договорила Сара, — я знаю это наизусть, что в этом такого, что нужно озвучивать таким мертвым голосом?

— Я не рассказала, что в той корзине были не только цветы и браслет, — сняла сумку и поставила на колени, а потом извлекла из нее два конверта. Белых конверта. — Вот этот был с теми цветами.

Сара взяла протянутый конверт и достала письмо, написанное на желтой, подделанной под старину, бумаге. Внимательно прочла от первой буквы до последней.

— Так-с, весьма неплохо, у меня пробежали по спине мурашки, — сказала, дочитав, и снова взглянула на написанное.

— Как-то я вернулась домой, а входная дверь не то чтобы нараспашку открыта, но… словно я ее не запирала, — поделилась подруга еще большими откровениями, — я подумала, что действительно забыла закрыть, потому что ничего не пропало, всё было на своих местах, но что-то тревожило меня после этого письма.

— Конечно, тревожило! — у Сары глаза чуть из орбит не вылезли. — Надо немедленно звонить в полицию! Я абсолютно уверена, что к тебе в дом пробрался этот… даже не назвать поклонник, а самый натуральный маньяк. Ты еще не настолько стара, чтобы забывать запереть дверь, — наклонилась и зашептала: — Надо звонить в полицию, это становится по-настоящему опасным.

— Нет, послушай, — Ева выхватила письмо и прочитала особо важные для нее строчки: — Скрываться мне тяжело, я вижу тебя так часто, я вынужден ждать.

— И что? — Сара фыркнула и вернула письмо себе, чтобы перечитать ее «особо» важные строки: — Готов на жертвы, хочу тебя, ощущать твою нежность, дарить свою, я голоден. Ева, ты слышишь? Он написал «Я голоден» и «Готов на жертвы», этот человек — псих!

— Этот человек — мальчик! — не выдержала Ева. — И абсолютно точно он учится в этой школе, ведь только здесь меня видят часто. Вынужден скрываться, потому что еще учится. Ну кто мог написать: «Я вижу тебя так часто и я вынужден ждать», если не ученик?

— Дай-ка подумать, — Сара закатила глаза, притворно задумываясь. — Что насчет психа? Я согласна, что, вероятнее всего, этот человек в нашей школе, но что если это какой-нибудь уборщик или рабочий, занимающийся листьями на стадионе? Ева, он пробрался к тебе в дом непонятно зачем…

— Нет, возможно, я забыла закрыть дверь сама, — теперь уже она настаивала на версии собственной оплошности. — И, нет, я не думаю, что это какой-то чернорабочий, это ученик. Поверь, я читала не одно эссе. И дело тут не только в ожидании и невозможности, о которых автор пишет. Эмоционально я чувствую работу подростка. Зацикленного на себе, порывистого и склонного к скрытности. Подростка, взвешивающего каждый свой шаг, нерешительного, но сжигающего за собой мосты виденьем максималиста.

— Да, читать сочинения и разбираться в них это твоя работа, но, — покачала головой, отгоняя дурные мысли, — стоит обратиться в полицию. Вдруг ты всё же ошибаешься.

— Я не ошибаюсь, — Ева сложила письмо обратно в конверт. — И я не буду обращаться в полицию из-за того, что какой-то мальчик дарит мне цветы и пишет письма.

— Письма, в которых есть строчки «Готов на жертвы» и «Я голоден»! — Сара пыталась докричаться до здравого смысла подруги, то же старалась сделать и Ева:

— А еще «Я люблю тебя» и «Мне тяжело»! — и опустила взгляд, но было поздно, Сара всё поняла:

— О, Боже, он тебе нравится.

— Что? Нет… — замотала головой совсем неубедительно.

— Да, — усмехнулась Сара. — Ты собираешься выйти замуж за Уильяма, в тот же день получить двоих взрослых детишек в довесок и пару миллионов впридачу, а, может, даже больше. И тебе нравится этот таинственный ученик, а, возможно, учитель, а, возможно, вообще уборщик или посудомойщик.

— Мне не нравится…

— Нравится, а если нет, то сними уже этот чёртов браслет! — ткнула в подарок на правой руке подруги, и Ева в порыве накрыла его ладонью. Спрятала, но не сняла. — Видишь?

— Ладно, давай перейдем к следующему письму, пока последнему, что я получила вместе с лилиями, — положила такой же белый конверт перед Сарой, и та, тяжело вздохнув, вытащила идентичный прошлому желтый лист. — Читай вслух.

— Кхм… «Моя Ева. Я люблю, когда ты уходишь. Обычно слегка поворачиваю голову, наклоняю и имею возможность незаметно наблюдать, как ты удаляешься всё дальше и дальше. Люблю твою походку, затихающий стук шпилек, мерно покачивающиеся бедра. Такое сводит с ума, знаешь? — остановилась и подняла взгляд на Еву. — Немного понимаю, чем он тебе нравится, — и вернулась к чтению: «Еще больше я люблю, когда ты приближаешься. Внутренне я замираю, улавливаю каждое твое движение, но совсем не смотрю, даже не подглядываю. Изо всех сил стараюсь выглядеть равнодушным, пока ты истинно равнодушно проходишь мимо».

Сара замолчала, но не потому, что письмо оборвалось. Ей просто надо было перевести дух и подавить пробивающуюся жалость к себе и зависть к подруге. Каким бы психом автор ни был, он пишет такое, что люди уже даже в сериалах не говорят. Получит ли Сара когда-нибудь нечто подобное?

— Почему ты не читаешь дальше?

— Читаю… «Не думай, что ты сможешь воспользоваться этим знанием, чтобы вычислить меня. Не будь наивной. И еще, маленькая просьба, прежде чем отложить ручку. Пожалуйста, расскажи обо мне… — запнулась и проморгалась, кажется, ей чудится, не может быть, но это правда написано... — «Саре Минха, покажи ей письма и пусть она прочтет вопрос для нее здесь: Сара, почему ты преподаешь французский, если выглядишь максимум на уругвайский?»

— Да, он явно острый на язык, — Еве наклонила голову и скривила губы, будто один из ее родственников оплошал, и она вынуждена извиниться.

— Только не говори, что ты мне всё рассказала из-за его просьбы.

— Нет, господи, нет, — открестилась Ева. — Во-первых, я позвонила тебе в тот же вечер, когда получила цветы, помнишь? И нет, я рассказала не потому, что автор попросил, а потому, что мне нужна твоя помощь.

Да, а первое письмо утаила и показала только после получения второго.

Всё-таки в Еве есть нечто стервозное, пусть она сама этого не замечает, но Сара видит.

— Какая помощь? — еще держала письмо в руках, недочитанное до конца.

— Я хочу вычислить, кто это, не привлекая полицию.

Сара ответила быстро, не раздумывая:

— Я помогу, только один вопрос, — наклонилась и внимательно вгляделась в красивое лицо Евы, в ее ясные глаза. — Чего ты хочешь от автора? Попросишь оставить себя в покое или закрутишь роман?

Ева моргнула на слове роман, но не стала отрицать очевидное:

— Не хочу скрывать. Как ты и сама сказала, там есть к чему проникнуться, есть строчки, которые цепляют меня. Но очевидно, что автор ученик. Сумасшествием будет даже мысль о романе с влюбившимся учеником, — поставила локоть на стол и прикрыла лоб рукой. — Мне тридцать, у меня есть Уильям, и я хочу стать матерью для его детей. Я хочу найти автора, чтобы попросить его больше не тревожить меня и не волновать мое сердце.

Каждое слово — честное, и Сара чувствовала это.

— Я тебя понимаю, — дотронулась до ее руки. — Это Фрэнсис Вульф.

— Что?! — глаза Евы еще никогда не были столь большими. — Как ты так сразу определила? И — нет, не может быть.

— Насмешка, можешь считать, что я со сдвигом, но этот вопрос… только один человек способен на такого рода насмешку. И этот человек — Фрэнсис.

Ева не переставала мотать головой, и Саре пришлось продолжить говорить:

— Поверь, между мной и Фрэнсисом уже очень давно это происходит. Он вечно надо мной насмехается и даже через любовные послания к тебе улучил момент, чтобы надо мной посмеяться, — с досадой и горечью посмеялась сама. — И это его ошибка, захотев поддеть меня, он себя выдал. Может, рассчитывал, что у меня много людей, насмехающихся над тем, как я выгляжу и говорю… ладно, не важно, главное, это точно он.

— Нет, — Ева всё еще не верила, — ты ошибаешься. Я сравнивала почерк с эссе многих учеников, и с сочинениями Фрэнсиса также. Я даже сравнивала его почерк в тетради по английскому, он совершенно другой.

— Милая, почерк легко подделать.

— Ты не права, — полная уверенность. — Письмо — это то, в чем я разбираюсь. Невозможно изменить всё так кардинально, просто невозможно. Выдавали бы детали, неровности, но ничего подобного. Автор писем действительно имеет такой почерк, он им полностью владеет, это не подделка. А это значит только одно: данный ученик не занимается в моем классе.

В душе Сары зашевелились сомнения. Что если так? В конце концов, Ева в этом разбирается, она профессионал. Да и с чего бы Фрэнсису устраивать цирк из писем? В его характере просто огорошить признанием. А учеников, считающих ее страшной, полным полно, просто Вульф единственный прямо дает ей понять, что так думает. Наверное, найдется даже парочка учителей, которые кривятся при взгляде на ее лицо. Возможно, это не Фрэнсис. Сомнения подкреплялись тем, что Саре не хотелось, чтобы это был он.

— Так, давай подумаем, — Сара прищурилась, — после второго письма я тоже исключаю уборщика и всякий обслуживающий персонал, человек явно видит тебя часто, а эти на такое не способны. Либо ученик, либо всё-таки учитель.

— Да, и если ученик, то не имеет со мной занятий, и, вероятно, французский не в его профиле, — и объяснила последнее: — Почерк оригинален, увидев такое у ученика хоть раз, ты бы вспомнила. Но ты не вспомнила, а значит, не видела. А если учитель… — закусила губу, — я не считаю, что это учитель, из-за своего анализа, но всё же если он, то непонятно, зачем и чего он ждет.

Они замолчали, каждая думала о своем. Но ни в одной голове уже не было Фрэнсиса.

— У тебя есть хорошая соседка, постоянно или хотя бы часто сидящая дома?

— Эм-м-м, миссис Ларсон? Она живет напротив и не так давно вышла на пенсию, — припоминала милую старушку. — Только зачем?

— Попроси ее последить, кто ошивается у твоего дома и кто приносит цветы. Если этот недотепа приносит корзинки самостоятельно, то она его опишет. Если же их доставляют, то мы будем хотя бы знать время и сможем подкараулить курьера и расколоть. — Сара хитро улыбнулась, но улыбка мигом исчезла с лица. Она хотела вернуть, наконец, письмо и потому прочла последнюю строчку. Правда, прочла не вслух.

«P.S. Ты возбуждаешь меня, Ева».

Да, такое Саре никогда никто не напишет.

Они попрощались, Ева обняла ее на прощание и обещала сегодня же поговорить с миссис Ларсон. Они попрощались, и Сара осталась одна в кабинете, одна, наедине со своими мыслями, а их навалом.

Он обращается к ней «Моя Ева», пишет про ее походку, про замирание, когда она близко. Про любовь, нежность… Про то, что она его возбуждает… кто бы он ни был, он желает Еву как женщину. А Сару не желают даже как преподавателя. Он пишет Еве про голод и показывает тем самым свой недюжий аппетит. Какие бы ночи он мог подарить…

Ева назвала его зацикленным на себе максималистом, а Сара видит в нем страсть. Страсть, предназначенную не ей. Для нее у автора только насмешка.

А будь она Евой. Будь она на месте Евы и вычислив его… смогла бы ему отказать? Даже если бы выяснилось, что он правда ученик… сомневалась, что смогла бы сказать «нет». Сомневалась, что смогла бы сказать ему «нет», даже будучи Сарой. И даже если бы это был Фрэнсис. А, возможно, и особенно если это был бы Фрэнсис…