Хроники Эверона. Песнь Феникса (гет)

«Если двоим суждено быть, они все равно будут вместе, даже если что-то их разделяет. В этом есть своя магия».

© Алекс Флинн. Чудовище

Новость о положении Адрии привела в восторг молодого короля, известного своим переменчивым настроением и недальновидностью решений. Для него это означало одно: у династии Майнер будет продолжение.

Месяц назад Эдрик стал задумываться о том, что его молодая жена, может быть, бесплодна, учитывая, что после свадьбы прошел достаточно большой срок, а она так и не понесла. При дворе начинали шептаться о его мужском бессилии. Это выводило молодого правителя из себя, и он срывал злость на юной супруге, которая покорно терпела все его выходки.

Жалел ли Эдрик о содеянном? Трудно сказать. Иногда, видя на ее хрупком теле безобразные синяки, он ужасно злился на себя, мысленно проклиная свой отвратительный характер. Однако всякий раз, когда он собирался принести Адрии свои извинения, в его комнату врывался слуга, докладывавший о том, что очередная придворная дама распространяет слухи о возможных проблемах с его здоровьем. И весь свой гнев он в очередной раз вымещал на бедной, ни в чем не повинной Адрии.

— Это великолепная новость! — воскликнул король, вскочив с трона. — Я приказываю объявить эту новость всему королевству. Рассылайте приглашения лордам и их семьям. Устроим большой пир в честь будущего наследника! — он поднял золотой кубок вверх, и все придворные одобрительно захлопали в ладоши.

Адрия, продолжавшая сидеть на своем троне, с притворной улыбкой оглядела всех присутствующих. Она подозревала, что ее будущего ребенка лорды Большого и Малого Советов непременно попытаются использовать в своей нечестной игре, чтобы сместить спесивого Эдрика. Но все это будет потом, а пока молодая королева была рада тому, что хотя бы на девять месяцев она сможет избавиться от самого отвратительного для нее в этом браке — выполнения супружеского долга.

* * *

Сумерки сгущались, уже были видны первые звезды — еще не яркие, а бледные, тусклые далекие огоньки на черном небосводе. Ночь тихо и безучастно наблюдала за двумя всадниками, одиноко скакавшими по узкой лесной тропе.

Один из путников — тот, кто ехал первым — был Эвмент Маркелл, а следом за ним скакала леди Асгерд, лицо которой было скрыто под капюшоном светло-голубого плаща. По нахмуренным бровям и по тому, как крепко она вцепилась в поводья, было отчетливо видно трудно скрываемое напряжение. Но, когда она встречалась взглядом с Эвментом, который время от времени оборачивался на свою спутницу, ее лицо озарялось ослепительной улыбкой.

И все же Асгерд сомневалась в правильности принятого ими решения. И даже в самом Эвменте. Девушку терзали тревожные мысли с той минуты, когда она, стоя у высокого зеркала, расправила полы платья небесно-голубого цвета и в последний раз придирчиво оглядела свое отражение. Сомнения не покидали ее и потом, когда Асгерд в ожидании возлюбленного стояла посреди дворцового сада в кромешной темноте. Сомневалась она даже сейчас, ибо боялась, что цена ее опрометчивого поступка будет слишком высока.

А вот сам Эвмент ни на минуту не сомневался. Он был уверен в своих чувствах и в чувствах леди Асгерд. Эта своенравная молодая особа поразила его силой духа и остротой ума. Маркеллу пришлось немало усилий потратить, чтобы подступиться к этой неприступной девице. И все же оно того стоило. Получив благосклонность иноземной госпожи, он обрел нечто важное, познал то, что доселе было неведомо ему. Он не мог сказать наверняка, была ли это любовь, но каждый раз при встрече с леди Асгерд его сердце пропускало удары. Он с замиранием дыхания следил за каждым ее движением. В мыслях Эвмента была она, и только она. И он знал, что Бренн испытывает то же самое по отношению к леди Аристонике. И если старший брат называет это любовью — значит, так оно и есть.

В какой-то момент Асгерд резко потянула поводья на себя. Лошадь, недовольно заржав, остановилась. Эвмент тоже придержал коня и, обернувшись, непонимающе уставился на принцессу ортейцев. Куда делась уверенность, которой все время светились ее глаза? Где смелость этой отчаянной воительницы? Сейчас она своим неуверенным видом напоминала принцессу Фриду, которая, словно привидение, бесцельно слонялась по замку.

— Я сомневаюсь, — тихо произнесла девушка, опустив взгляд.

— В чем? — Эвмент спешился. — Во мне? В своих чувствах? В чем? — требовательно спросил он, подойдя ближе и приподняв ее лицо за подбородок.

— Не будет нам счастья, — все так же тихо ответила Асгерд. — Мы вступаем в брак без согласия родных. Ни твои, ни мои Боги не примут этого. Мы будем грешниками, обреченными на страшные муки после смерти.

— Зачем двум любящим сердцам чье-то согласие? — он взял ее холодную замерзшую ладонь в свою руку. — Мне нет дела ни до людей, ни до Богов, — беспечно произнес Эвмент. Асгерд от изумления округлила глаза. — Я хочу быть с тобой, моя милая леди, — он поцеловал ее руку. — Ты готова пойти за мной?

Поджав губы, девушка отвела взгляд в сторону. Она все еще сомневалась. Будущее по-прежнему было скрыто мрачной завесой, за которой их могло ждать только одно из двух: долгое счастье или же смерть.

Но когда дело касается любви, разве все «но» не должны отходить на второй план? Эвмент прав: два искренне любящих друг друга человека не должны спрашивать разрешения на свои чувства. Ее мать, когда еще была жива, всегда говорила: «Что бы ни случилось, всегда выбирай то, что подсказывает тебе не здравый смысл, не долг, а сердце и душа». И если душа Асгерд тянется к младшему брату королевы, то почему она должна отступиться?

— Да, — наконец ответила принцесса спустя пару минут колебаний. — Я пойду за тобой, Эвмент Маркелл, — и вновь в ее взгляде появилась былая смелость. Молодой человек улыбнулся в ответ и направился к своей лошади.

Он понимал, чем продиктовано сомнение Асгерд. И, как ни странно, не держал зла на возлюбленную, считая эту нерешительность всего лишь страхом перед старшим братом и Богами. Сам же Эвмент, как он и сказал, не боялся ни возможного — а точнее, вероятного — гнева Рагнара, ни Минервы и Бренна, ни даже Богов. Он уже давно не верил во все эти детские сказки. Миром правит звон золотых монет в кошельке, лязг мечей, движение пера по желтоватому пергаменту и, наконец, томный вздох соблазнительной женщины. Только это и способно изменять судьбы людей, а не какие-то «высшие силы»…

Как и планировалось, с наступлением холодов в королевстве Эверон началась масштабная подготовка к предстоящей войне. Лучшие кузнецы денно и нощно ковали оружие для солдат Его Величества. Со всех провинций собирались молодые люди, готовые вступить в ряды королевской армии. Их матери, жены и дочери поддерживали своих мужчин и молились Богам об их спасении.

Король эльфов Амиларис IV неожиданно для всех пообещал, что непременно соберет своих лучших воинов и присоединится к армии Доминика, чем осчастливил молодого короля — быть может, его потери будут не так велики.

Лорды Малого и Большого Советов могли проводить долгие часы в зале заседаний, обсуждая план действий при первом наступлении. С помощью Рагнара были составлены подробнейшие карты территории, на которой будут проходить сражения. Все готовились к предстоящей войне с ортейцами, прославленными воинами Южных Островов.

Что касается Минервы, то ее жизнь шла спокойно и размеренно, без каких-либо происшествий. Занимаясь дворцовыми делами, женщина и не заметила, как прошли пять холодных дождливых месяцев, и в Эверон вновь вернулась весна. Приблизился и намеченный срок военного похода.

Персей Дертос, которого Минерва еще в начале осени отправила на поиски Сесилии Лигера, вернулся через полтора месяца ни с чем. Он не смог найти женщину. Но самым ужасающим было то, что он обнаружил в доме, где, по словам местных жителей, и жила ведьма.

— Ты прекрасно знаешь этот знак, — сказал Персей, нарисовав веткой дерева на сырой от дождя земле всевидящее око, заключенное в пятиконечную звезду.

— Гримм, — испуганно выдохнула Минерва. Конюх согласно кивнул. — Но я думала, что все его последователи давно погибли…

— И я так думал, — обеспокоенно произнес Дертос. — Они нашли ее раньше меня.

Женщина разочарованно покачала головой и устало прикрыла глаза. Она не знала, о чем сокрушалась больше: о смерти Миледи или же о том, что с ее кончиной все шансы исправить содеянное матерью мгновенно улетучились?

Гриммы — это люди, призванные изничтожать магию. С древних времен между ними и ведьмаками шла война. Обладая способностью обращаться волков в любое время, гриммы внимательно следили за теми, кто попадал под их подозрение, а затем, убедившись, что бедняга связан с Великой Силой, жестоко расправлялись с ним.

Гриммы — коварные убийцы, ненавидящие магию. Их символ — серый волк на фоне светящегося полумесяца. «Волки», которым давным-давно приказано избавить мир от «птиц», которые являются символами Великой Силы. Какая ирония! А ведь много веков назад король Арриан де Клер, на гербе которого красовался волк, взял в жены леди Морвену — первого «черного ворона» в своем роду.

— Будем надеяться, что этот человек не доберется до столицы, — нахмурившись, произнесла Минерва.

И вскоре она, действительно, стала забывать об этой угрозе, исходившей от неведомого врага. Куда больше Минерву волновали проблемы при дворе.

В первую очередь, женщина была обеспокоена тем, что король долгое время медлил с назначением нового лорда на должность главного советника. После того, как правда о делах Вириата стала известна многим, по закону Доминик должен был его казнить. И он собирался это сделать — однако в последний момент передумал, сослав Освальда в самую отдаленную провинцию.

Около месяца должность главного лорда-советника пустовала, пока король не подписал указ о назначении на этот пост Регулуса Глэвума. Несомненно, Минерва, с теплотой относившаяся к нему и его семье, была рада назначению лорда Глэвума. Пожалуй, при всем дворе не было более достойного кандидата.

Затем Минерва взялась за выполнение обещания, данного леди Аристонике. Она понимала обеспокоенность лорда Глэвума, однако для Бренна не было более достойной и желанной девушки, чем дочь сэра Регулуса. Понимая, что в одиночку ей не справиться, королева пригласила к себе леди Деметрию Глэвум.

Даже в свои годы эта женщина была необычайно хороша собой: аристократически-бледная кожа, нежные и чувственные губы, большие темные глаза, не потерявшие былого огня. Длинные светлые волосы, быть может, и тронула седина, однако леди Деметрия это тщательно скрывала.

— Мадам, я думаю, вы знаете о том, что ваш муж желает расторгнуть союз Маркеллов и Глэвумов, — начала королева. — И это меня очень расстраивает.

— Простите, Ваше Величество, — Деметрия склонила голову. — Он боится за нашу дочь, за ее безопасность.

— И я его понимаю, — согласилась Минерва, жестом приглашая женщину сесть рядом. — Но чувства вашей дочери и моего брата настолько сильны, что, я боюсь, подобное решение может привести их к необдуманным поступкам.

— Я все поняла, миледи, — кивнула Деметрия. — Я непременно переговорю со своим супругом.

— Я очень рада, что мы пришли к взаимопониманию, — улыбнулась королева.

И вскоре лорд Глэвум, действительно, смягчился, дав свое благословение дочери и ее избраннику. Минерва была рада не меньше брата, ведь, породнившись с семьей лорда-советника, она еще больше укрепила положение своей семьи. Все-таки при дворе у Маркеллов куда больше врагов, нежели среди народа.

В начале зимы сыграли свадьбу. Бренн желал более скромного торжества, но Минерва больше всего на свете хотела продемонстрировать свой триумф, а потому собрала около сотни лордов и благородных дам. После падения Филипа и Софии многие переметнулись на сторону нового короля. Теперь же, видя, что силы Маркеллов крепнут, они стали задумываться — не пора ли вспомнить о своей верности тем, кому когда-то давали присягу?

В четырехстах милях от столицы Эверона на невысокой длинной возвышенности, которую прозвали Холмами Дерека Великолепного в честь выдающегося полководца времен правления короля Гепперта Майнера, расположился лагерь, куда стягивались все военные силы королевства. Оставались считанные дни до выступления, а потому большую часть времени король Доминик проводил здесь, тщательно следя за подготовкой.

Прибывшие вместе с королем эльфов две тысячи воинов, среди которых было полторы тысячи лучников и пятьсот пехотинцев, значительно увеличили силы Эверона. Доминик был благодарен Амиларису, готовому пожертвовать своим народом на благо чужой страны, но Рагнар, всегда сопровождавший Неопалониса, с подозрением поглядывал на старого мудрого эльфа.

— Вы уверены, что ему можно доверять? — спросил как-то ортеец у Доминика. — Вы же знаете, что мой народ и эльфы долгое время враждуют.

— Король Амиларис — достойный правитель, благородный и честный, — спокойно заверил его Неопалонис. — Если ты доверяешь мне, доверяй и ему. В конце концов, эльфы пришли на помощь не сколько ортейцам, сколько нам, — он улыбнулся и похлопал молодого воина по плечу.

Но слова Доминика не внесли спокойствия в душу Рагнара. Он знал: чем бы ни завершилась эта кампания, он до конца своей жизни будет обязан Доминику. И он смиренно принимал это — однако перспектива быть должником короля Амилариса казалась ему весьма сомнительной.

Рагнар вновь покосился на правителя лесного народа, совсем не подозревая о том, что Амиларис уже давно заметил взгляды, которые молодой ортеец украдкой, как он думал, бросал на эльфа. Амилариса немного забавляло искреннее недоверие, читавшееся в этих больших глазах небесно-голубого цвета. Он понимал, что воин мысленно ищет способ расплатиться с эльфами за их участие в этой войне. Однако Рагнар еще не знал, что именно лесной народ попросит у будущего правителя Южных Островов. Он воспримет просьбу Амилариса с улыбкой и с легкостью выполнит ее, не зная, как много значит для эльфов этот дар.

А тем временем во дворце Минерва в сопровождении своей юной невестки прогуливалась по королевскому саду. Холодная и долгая зима постепенно уходила, уступая место весне. И хотя по ночам все еще иногда бывало холодно, а дворцовый парк пока пустовал, кое-где виднелись первоцветы — любимые цветы молодой королевы. И ослепительное солнце радовало жителей Эверона теплыми согревающими лучами.

— Как твое здоровье, дорогая? — заботливо спросила Минерва, глядя на беременную жену брата. — Как ребенок?

— Сэр Ллойд уверяет, что все хорошо, — с улыбкой ответила Аристонике, глаза которой светились от счастья. — Но я волнуюсь всякий раз, когда чувствую его шевеление.

Уголки губ Минервы дрогнули в легкой улыбке. Она помнила, как и сама пару лет назад чувствовала то же самое. Каждый новый день становился ярче предыдущего. Душа наполнялась теплотой и любовью всякий раз, когда она ощущала требовательные толчки, еще не зная, что носит под сердцем двойняшек.

Не думала она тогда и о том, насколько изменится ее жизнь с той минуты, когда лекарь позволит ей впервые обнять своих детей. Сердце затрепетало от ни с чем не сравнимого чувства. Мир стал еще прекраснее, цвета — еще ярче. Ведь, держа на руках ребенка, частицу своей души, женщина понимает, насколько прекрасен этот мир.

Дети придают своим матерям неведомую силу, которую нельзя получить никаким другим способом. С первой минуты, как женщина впервые посмотрит в глаза своему малышу, она знает: что бы ни случилось, она будет бороться за него любой ценой. Даже ценой собственной жизни.

— Я тоже была мнительной, — кивнула Минерва. — Главное, больше гуляй на свежем воздухе и не думай ни о чем плохом.

— Как же я могу не думать, когда вскоре Бренн отправится на войну, — грустно посетовала Аристонике.

— Как жена, я должна переживать за мужа, как сестра — за братьев, а как королева — за всех воинов, — Минерва склонила голову. — Однако я верю в успех нашего королевства и доблесть наших солдат. Верь и ты. Как бы сильно сомнения ни одолевали твою душу, не переставай верить.

Аристонике самозабвенно смотрела на королеву, впитывая каждое слово, произнесенное ею. При первой их встрече эта женщина, которая на тот момент была всего лишь леди Маркелл, вторым ребенком Филипа и Софии, прощенным милостивым королем Домиником, показалась ей холодной и далекой. Было в ней что-то отталкивающее.

Но со временем они сдружились. И вдобавок, внезапно возникшее чувство Аристонике к Бренну Маркеллу сблизило их. Более Минерва не была для Аристонике надменной гордячкой. Она увидела в ней добрую и великодушную подругу, верную и надежную, мудрую советчицу. Они стали даже больше, чем подругами — скорее, сестрами по духу.

Аристонике хотела во всем равняться на Минерву. Чем ближе она общалась с будущей королевой, тем больше становилась на нее похожа. Иногда дочь лорда Глэвума, словно ребенок, повторяла все жесты и интонации леди Маркелл, пока они не стали привычкой, сделав Аристонике буквально копией Минервы.

Завидев приближающегося к ним молодого слугу, королева выпрямилась и приняла серьезный и величественный вид. Улыбка вмиг исчезла с ее лица.

— Ваше Величество, — мальчишка поклонился. — Великий Друид желает видеть вас.

Нахмурившись, дамы переглянулись. Редко друиды, служители веры, посещали этот дворец. И еще реже они желали говорить с правителями, считая, что те сами должны приходить к ним и просить аудиенции.

— Верно, случилось что-то ужасное, — шумно выдохнула Аристонике.

— Меньше переживаний, дорогая, — напомнила Минерва, снисходительно улыбнувшись спутнице. Но, хотя внешне женщина была спокойна, как и прежде, в душе она разделяла беспокойство невестки. — Сопроводите Претора(1) в тронный зал и сообщите, что я непременно приму его.

Уже через пятнадцать минут королева стояла у подножия своего трона, не смея сесть в присутствии Великого Друида.

Это был рослый мужчина лет сорока, облаченный в белый плащ, обшитый каймой пурпурного цвета — символ его высокого чина. Широкий лоб и нос с горбинкой придавали лицу Претору еще больше мужественности. А длинная борода делала его похожим на одного из великих Богов, служителем которых он являлся.

— Ваше Величество, — Великий Друид уважительно склонил голову перед королевой, но не поклонился. Правители и жрецы были равны.

— Претор, что привело вас во дворец? — спросила Минерва, с замиранием сердца взглянув на друида.

— На днях ко мне в руки попал один любопытный документ, — он протянул ей свиток пергамента. — Думаю, вам стоит взглянуть на него.

Нахмурившись, Минерва принялась нетерпеливо развязывать красную веревку, стягивающую свиток. Развернув документ, быстро пробежала его глазами. С каждым прочитанным словом ее глаза все больше округлялись от удивления, а лицо бледнело.

— Но как это произошло? — нервно сглотнув, спросила королева. — Как они могли заключить брак?

— Один из служителей веры оказался во власти мирских алчных желаний, — спокойно ответил Великий Друид. — Поверьте, он будет наказан.

— Мне нет дела до жадного жреца, — ее глаза гневно блеснули. — Что мне делать с этим? — она взмахнула рукой, в которой сжимала свиток. — Как это могло произойти? Без согласия старших в роду? Да она даже не нашей веры!

— Именно поэтому я и принес его вам, — улыбка на лице Претора была холодной, предостерегающей. Минерва сразу поняла, что он недоволен ее излишней горячностью. — Тот друид окрестил леди Асгерд в нашу веру, а затем скрепил союз вашего брата и его избранницы. Лорд Эвмент выложил за это немалую сумму, — он с упреком посмотрел на королеву. — Так как подобное не является законным, я принес документ вам. Вы можете даже сжечь этот пергамент. В глазах Богов они все равно чужие друг другу люди.

— Значит, на мне не будет греха? — спросила Минерва, внимательно посмотрев на друида.

— Только не этот, — Претор снисходительно усмехнулся.

Даже если его ответ и разозлил королеву, она попыталась не подать вида, проводив его почтительным взглядом.

Стоя посреди пустого тронного зала, она пыталась справиться с захлестывающим ее гневом. Она и представить себе не могла, что ее младший брат может совершить такую глупость. Да даже если бы он всего лишь соблазнил леди Асгерд, масштабы этой катастрофы были бы куда менее серьезны! В голове никак не укладывалось: Эвмент вступил в брак с сетрой Рагнара, с представительницей правящей династии другого государства. Уму непостижимо!

Она, подобно урагану, выбежала из тронного зала. Фрейлины, смиренно ожидавшие у дверей, непонимающе переглянулись меж собой. Девушки нередко видели свою госпожу не в лучшем расположении духа, но в таком устрашающем гневе — никогда. Стремительным шагом королева двинулась в сторону своих покоев.

— Эмилия! — Минерва вдруг резко остановилась. — Немедленно разыщи мне лорда Эвмента! — приказала она.

— Простите, миледи, но ваш брат на смотре войск вместе с королем, — испуганно пролепетала фрейлина.

— Тогда пригласи ко мне леди Асгерд, — недовольно поджав губы, ответила женщина, продолжив свой путь.

Испуганная и зажатая Асгерд стояла посреди просторной гостиной королевы Минервы, нервно теребя ткань своего платья. Сама же королева, позвавшая ее, вот уже десять минут продолжала молчаливо стоять к ней спиной, смотря в высокое окно, из которого открывался вид на медленно оживавший после дождливой зимы чудесный сад.

— Мадам, что-то случилось? — с искреннем любопытством спросила девушка, не подозревая об истинной причине, по которой ее сюда пригласили.

— Хотела поздравить вас, леди Асгерд, — ледяным тоном отозвалась Минерва, медленно повернув голову к гостье. — Ведь на днях вы стали частью семьи Маркелл, — улыбка королевы была полна яда.

Не ожидавшая подобного Асгерд растерянно взглянула на женщину. Почувствовав себя загнанной в угол, девушка прикусила нижнюю губу и неосознанно еще сильнее вцепилась в ткань, словно хотела оторвать от своего платья лоскут. От отчаяния ее глаза наполнились слезами.

— Почему я не вижу радости на вашем лице? — язвительно спросила Минерва. — Или вы не рады своему замужеству?

— У вас нет права отчитывать меня, — твердо заявила Асгерд, наконец собравшись с силами и подняв голову. — Я — не ваша подданная.

— Вы правы, — согласилась королева, шагнув ей навстречу. — Однако, Эвмент — верноподданный этого королевства, а также мой брат. Уж его отчитывать я могу, — она полоснула сестру Рагнара неприятным цепким взглядом.

В этот момент двери за их спинами резко распахнулись. На пороге стоял тяжело дышавший Эвмент, который пытался отмахнуться от фрейлин своей венценосной сестры.

— Простите, Ваше Величество, — склонив головы, тихо произнесли девушки. — Милорд Маркелл не послушал нас.

— Все хорошо, — заверила их Минерва. — Я так рада видеть тебя, мой милый братец, — с трудно скрываемым сарказмом сказала она, когда тяжелые дубовые двери захлопнулись.

Эвмент прошел вглубь комнаты и, поравнявшись со своей молодой женой, остановился.

— Асгерд, оставь нас, — требовательно произнес он.

Девушка испуганно смотрела то на Эвмента, то на его сестру. Какое-то время Маркеллы молча прожигали друг друга взглядами, но затем Минерва все-таки повернула голову к гостье и кивнула ей.

Асгерд понимала, что, несмотря на всю силу своих чувств к Эвменту, в этом разговоре между сестрой и братом, королевой и подданным она будет лишней. Поклонившись Минерве, девушка поспешила оставить Маркеллов наедине.

— Что это значит? — спросил Эвмент, когда в комнате не осталось ни единой души, кроме него и сестры.

— Это я должна спросить у тебя. Сегодня днем Великий Друид принес мне документ, согласно которому ты и леди Асгерд отныне являетесь супругами.

— Ты не поверила этому и решила спросить у Асгерд лично, — лаконично произнес брат.

— Ты хоть понимаешь, что ты натворил? — сощурившись, спросила Минерва. — Это же скандал!

— Я поступил по совести, — он гордо вздернул подбородок. — Я женился, прежде чем вступить в связь с ней.

— С каких это пор Эвмент Маркелл стал слушать голос совести? — с усмешкой спросила она. — За тобой тянется неприятный шлейф репутации искусного дамского угодника, так чем же эта замухрышка покорила тебя?

— Не смей оскорблять Асгерд! — воскликнул Эвмент. — Я же не высмеиваю твой выбор.

— О чем ты?

— Дейномен, этот глупый романтик. Что в нем такого?

— Это совершенно другой вопрос, — быстро ответила Минерва, до побелевших костяшек сжав кулаки. — Твой неосмотрительный поступок грозит тебе смертью.

— О, уверяю тебя, сестричка, твоя влюбленность в Клеона также может привести тебя на плаху, — его рот искривился в ухмылке. — Ты же не хочешь, чтобы Доминик узнал, откуда это украшение на твоей шее?

Минерва невольно коснулась жемчужных бус.

— Или же об истинном происхождении Адмета и Торы, — нахально продолжал Эвмент.

— Откуда ты знаешь? — ей стоило больших усилий заставить собственный голос не дрожать.

— Встретил как-то рано утром Персея, уезжавшего из дворца, — ухмыльнулся брат. — Мы с ним немного поговорили, как старые добрые друзья.

В ее взгляде невероятным образом смешались гнев, отчаяние и мольба. Какое-то время она молчаливо смотрела на младшего брата, рот которого медленно искривлялся в гадкой победоносной ухмылке. Минерва была готова задушить Эвмента собственными руками.

— Ты не посмеешь ничего сделать, отвратительный змееныш! — прошипела она, медленно надвигаясь на него. — Ведь иначе ты потеряешь все.

— А ты знаешь, что будет? — спросил Эвмент, обойдя сестру и присаживаясь на софу позади нее. Минерва непонимающе уставилась на него. — Король не посмеет открыто объявить о твоей измене — ведь иначе придется объявить моих дорогих племянников незаконнорожденными. Но, как мы с тобой знаем, Доминик не может иметь детей. Наследию Неопалонисов придет конец, — молодой человек хмыкнул. — И потому, моя дорогая сестренка, он сначала казнит Дейномена, обвинив его в государственной измене. Но и на этом он не остановится. Доминик будет ненавидеть тебя до конца своих дней. Где гарантии, что в один прекрасный день он не подольет яд в твой напиток?

Тяжело дыша, королева прожигала взглядом собственного брата. Ей не хотелось этого признавать, но ее хитрый братец был прав. Даже если Доминик и не казнит ее, как изменницу, то избавиться от милого Клеона ему не составит никакого труда. И кто может поручиться, что этим не воспользуются ее многочисленные враги, оттеснив Адмета от трона?

— Пошел вон, — скривившись, тихо ответила Минерва. — Не желаю тебя видеть.

— И я люблю тебя, дорогая сестричка, — рассмеявшись, ответил Эвмент, поднимаясь со своего места и направляясь к дверям.

— Что ты будешь делать, когда правда откроется? — спросила она, не поворачивая головы.

— Пока не знаю, — коротко и тихо ответил Эвмент, выходя из королевских покоев.

* * *

(1)Претор — в Древнем Риме так называли важного государственного деятеля, но в моей работе, это всего лишь уважительное обращение к Великому Друиду.