Хроники Эверона. Песнь Феникса (гет)

«Мы порой жалеем людей, которые не знают жалости ни к себе, ни к другим».

© Эмили Бронте. Грозовой перевал

Андерия стояла в самом темном углу зала, с ужасом наблюдая за тем, как полуголые мужчины и женщины скакали вокруг костра, издавая животные звуки. Вряд ли можно было это назвать танцем. А некоторые из них и вовсе совокуплялись прямо посреди зала. Со стороны все это выглядело очень мерзко. Или так казалось только Андерии? Судя по улыбке, которая озаряла лицо ее сестры, Селию все устраивало.

А Анейрин тем временем, сидя за столом и осушая уже который бокал хмельного напитка, исподлобья бросал внимательные взгляды на нее. Прошла неделя с того момента, как они вернулись с земель, куда их направила Селия, обещая отцу знатную добычу. И ведь не солгала, его воины немало унесли. А главное, привезли ту, которая была так необходима Селии.

Если честно, Анейрину не хотелось вникать во все эти вопросы. Почему Селия не может самостоятельно зачать дитя, зачем ей так необходима сестра? Это не его ума дело. К тому же он чувствовал какую-то необъяснимую обиду. На Селию или на отца? А он и сам не знал.

Когда она только здесь появилась — исхудавшая, болезненная, испуганная, видимо, заблудилась и провела в лесах не одну неделю — ее могли продать, как рабыню, могли использовать все мужчины поселения, но Анейрин вступился за нее и взял под свою опеку. Фактически она стала его наложницей, но на деле же он обращался с ней куда лучше, чем его соплеменники с рабынями. Вряд ли это была любовь, однако какие-то чувства, доселе неизвестные ему, он все же испытывал.

А затем эта хитрая девка решила залезть в кровать к его отцу. Конечно, это был вопрос времени, когда его отец найдет себе новую жену. Но этот поступок Анейрин воспринял как чистой воды предательство. И со стороны Селии, и со стороны отца.

И вот теперь появилась она — Андерия. Так не похожая на свою сестру, но в то же время столь же манящая, как и Селия. В ее движениях не было никакого жеманства, ее слова не были пропитаны скользкой лестью. Андерия была совсем другой. И, как и любой мужчина, Анейрин испытывал к ней влечение. И чем больше он выпивал сейчас, тем сильнее его голову затуманивала страсть, похоть.

Осушив последний стакан, он шумно поставил его на место, привлекая внимание трех воинов, сидевших рядом, и стерев остатки напитка с губ и бороды ладонью, встал и направился в ту сторону, где Андерия из темноты наблюдала за праздником Возрождения.

* * *

Лорд Сигсгурд с трудом передвигался по коридору, то и дело кряхтя. Длинные мыски его новых дорогих сапог постоянно цеплялись друг за друга. И, очевидно, лишь благодаря удаче пожилой, сильно растолстевший за семь лет сидячей работы мужчина весьма маленького роста не растянулся на полу.

Держа в руках множество бумаг, которые то и дело норовили выпасть из рук, он с большим трудом открыл дверь своего кабинета. Сигсгурд пожалел, что отослал своего мальчонку-слугу на рынок за какими-нибудь сладостями для него. Надо было, чтобы тот сначала донес все это, а затем отправился с его поручением. Его накрыло новой волной раздражения. И он непременно сорвет всю злость на служке, когда тот вернется.

Когда же лорд Сигсгурд увидел за своим столом саму королеву, бумаги от неожиданности все-таки выскочили из его рук и с шелестом разлетелись по комнате. Подле нее, как всегда, стоял лорд Вейнворт, которого уже давно при дворе звали не иначе, как королевским псом. Грубо, но чистая правда. Он хотел было помочь Сигсгурду подобрать бумаги, но, как увидел старик краем глаза, изящным движением левой руки Минерва остановила его.

— Ваше Величество, — тяжело дыша, начал Сигсгурд, продолжая стоять на коленях. — Что вам угодно?

— Хотела бы поподробнее разузнать о том, как вы вершите правосудие, — Минерва не двинулась с места. Она все так же сидела в его кресле, подперев подбородок правым кулачком.

Сигсгурд непонимающе уставился на свою госпожу. С чего вдруг у королевской семьи проявился интерес к судейскому делу? Ох, не к добру это. Щеки пожилого мужчины тотчас побагровели.

— Лорд Сигсгурд, у вас же семь дочерей, верно? — Минерва встала и медленно направилась в его сторону. Он тотчас испуганно закивал в ответ. Неужели это скрытая угроза? — Жена, семь дочек. Восемь женщин, — она поцокала языком и покачала головой, а затем повернулась к Леонату. — Лорд Вейнворт, вы можете себе такое представить? Восемь женщин, семь из которых нужно обеспечить достойным приданым, если хотите хорошо выдать их замуж. А помимо приданого, вечные нужды, — королева снова повернулась к Сигсгурду. Он по-прежнему стоял на коленях, нервно теребя угол одного из развернувшихся пергаментов. — А вы думаете, я поверю, что вы содержите свою семью на скромное жалованье судьи? Пускай вы и служите при дворе, но этого недостаточно, чтобы обеспечить все ваше семейство такими шикарными вещами, как то броское платье, что было на вашей средней дочери на последнем балу, или украшения вашей жены, или же ваши сапоги, — она с усмешкой посмотрела вниз.

— Я не понимаю, о чем вы, мадам, — заикаясь, пролепетал Сигсгурд. Но все он прекрасно понимал, лишь играл в невинность, слабо веря в то, что королева пожалеет старика.

— Взятки, — на лице Минервы появилась холодная улыбка, от которой по телу престарелого судьи пробежал холодок. Или от мысли, что ему пришел конец? — Вы берете взятки, лорд Сигсгурд.

— Ваше Величество, прошу у вас прощения, не губите, пощадите, — чуть не плача, взмолился он, подползая к Минерве на коленях и желая поцеловать ее ладонь. Королева брезгливо скривилась — и хорошо, что судья этого не видел, иначе презирал бы себя до конца своих дней.

— Я не стану сообщать об этом королю, если вы дадите мне слово, что больше такого не повторится, и… — она чуть сощурилась, словно размышляя о чем-то. Но Минерва всего лишь играла, ведь она прекрасно знала, чего хочет, — скажем… если вы подпишете указ об освобождении кузнеца, которого арестовали на днях.

Сигсгурд поднял на нее свои большие карие глаза, полные недоумения. О ком она говорит?

— Подмастерье кузнеца, его обвинили в соблазнении дочери кузнеца, — закатив глаза, выпалил Леонат, до этого послушно молчавший и стоявший в стороне. — Сколько тебе заплатили, гнусный мерзавец?

— Полно, лорд Вейнворт, нашему дорогому судье всего лишь надо подписать указ о его освобождении.

— Все подпишу, мадам, — закивал головой Сигсгурд, пытаясь подняться на ноги.

— Ну и, конечно, сделаете самую малость, — Минерва усмехнулась. — Перестанете оценивать вину по звону драгоценного металла в кошельке на вашем столе. Это ведь тоже преступление, не так ли?

И пока лорд Сигсгурд подписывал приказ об освобождении кузнеца или его

подмастерья, которого он совсем не помнил, он все никак не мог понять, кто же сообщил королеве о взятках? Кого из своих подчиненных он непременно должен наказать и выгнать с должности? Вот и делись после этого с ними. А может, какой жадный малый подумал, что его обделили? В любом случае, это он еще очень легко отделался.

Тюрьма Нобилисса находилась на окраине города, в самом грязном районе. Здесь вечно пахло тухлой рыбой и под ногами мешалась грязь, которую обычно приносили на сапогах пришедшие со стороны порта. Это была высокая башня из серого камня, который был так же пропитан сыростью, как все вокруг здесь.

Грязно, мокро, сыро. Пахнет плесенью. И снаружи тюрьмы, и внутри нее. Неудивительно, что многие заключенные умирали от воспаления легких еще до суда.

Но такова кара Богов, ведь сюда попадали лишь самые отъявленные преступники. Убийцы и те, кто покусился на честь невинных девушек. Воришек любого сорта сюда не сажали. С ними разбирались быстрее и проще. Когда же дело касалось более тяжких преступлений, тут уже требовалось провести расследование. Для этого было необходимо какое-то время. И пока проводили расследование, проходил не один месяц, а в иных случаях даже не один год. Система правосудия в Эвероне была слишком далека от идеала.

Король Доминик все это прекрасно знал и видел. Он хотел реорганизовать эту систему. Но еще больше ему хотелось провести изменения в жизни обычных людей, крестьян и подмастерьев. Вопросы выхода из невольничьей повинности решались раз в год на усмотрение господина. А какому господину будет выгодно, чтобы его же слуги выходили из-под его власти? В столице Эверона зачастую жили свободные граждане, но за ее пределами было полно тех, кто нес крест рабства целыми поколениями…

— Смотри, куда идешь, девка, — плюнул какой-то грязный старик, в которого Минерва по случайности врезалась, поскользнувшись на очередной луже грязи.

Леонат уж было обнажил свой меч, желая объяснить этому неотесанному оборванцу, что с женщиной, а уж тем более, с королевой, так не обращаются.

— Не надо, лорд Вейнворт, — быстро одернула его Минерва, отряхнув плащ. — Я хочу побыстрее разобраться с этим и вернуться во дворец.

— Все-таки стоило мне одному заняться этим вопросом. Тюрьма не место для вас.

— Но я уже однажды была в подобном положении, — усмехнулась Минерва, вспомнив, как много лет назад угодила в королевскую темницу по приказу матери короля. И хотя в какой-то степени обвинения в связи с колдовством были справедливы, в ту ночь она всего лишь прикрывала Фриду.

Скинув капюшон плаща с головы, Минерва переступила порог тюрьмы Нобилисса, а за ней, опасливо оглядевшись по сторонам, словно они совершали какое-то преступление, последовал и лорд Вейнворт.

Начальник тюремной стражи, высокий широкоплечий мужчина лет сорока с длинными засаленными волосами, был крайне обескуражен, когда Леонат представил ему сначала Минерву, а затем назвал себя. Королева и начальник королевской стражи? Что их привело сюда?

А вдруг они узнали его тайну? Контрафактный товар. Тот, что небогатые иностранные купцы не регистрировали по прибытии, понимая, что за ввоз заплатят немалую долю своей прибыли. Поэтому, найдя такого человека, как он, желающего заработать лишнюю золотую монету, они просили прятать кое-какой товар здесь, в тюрьме Нобилисса.

По сути, он был точно таким же преступником, как и те, кого обязан был по долгу службы удерживать здесь. Но если не попался, значит, не преступник? Так думало подавляющее большинство тех, кто нарушал законы королевства.

— У нас есть освободительная грамота для Вистана, подмастерья кузнеца, — сообщил Вейнворт.

Стражник облегченно выдохнул, что привлекло внимание Минервы. Она еще в начале разговора отметила, что стоило Леонату представиться, как начальник тюрьмы тут же побледнел, как быстро вспотели его ладони. Хм, и чего же он так испугался?

— Сейчас я посмотрю по журналу, в какой камере находится нужный вам заключенный, — сказал он и вышел из помещения.

— Лорд Вейнворт, вы видели его испуг? — нахмурившись, поинтересовалась Минерва, проследив за немного хромающим начальником тюрьмы.

— Не так часто встретишь королеву, а уж тем более, здесь, — пожал плечами Леонат, который не увидел ничего странного в поведении мужчины.

— Я сопровожу вас, — прервал их беседу вернувшийся стражник, держа в руках большую книгу — очевидно, журнал учета заключенных, с пожелтевшими от времени и сырости страницами. — Ступени бывают коварны, мадам, ваше платье, гм… — он замялся.

— Ступени коварны везде и всегда, — едва улыбнулась Минерва, подхватив пышные юбки.

Когда она была моложе, ее забавляло то, как мужчины хвастались, что они сильнее и выносливее. Но разве пробовали они хоть один день походить в платьях, которые носят девушки? Эти жесткие кожаные корсеты? Чем старше становится дама, тем больше просит слуг затягивать корсет все туже и туже, желая продемонстрировать свою точеную фигуру, как в молодости, словно нет этих лет, укравших ее тонкий стан, беременностей, которые также оказывают влияние на женское тело. Ребра же после этого ужасно болят. А шуршащие пышные юбки? По достижении шестнадцати лет девушки из знатных семей начинают посещать дворцовые балы, а значит, обязаны сменить простенькие платья на одеяние придворной дамы. Первый бал для любой такой молоденькой девочки ознаменовывался каким-нибудь конфузом: то юбка зацепится за угол столика, то ноги запутаются в пышных складках, когда девушка будет танцевать с каким-нибудь привлекательным молодым человеком. С годами ко всему этому привыкаешь и уже умеешь искусно лавировать между столами, спускаться по лестницам так, чтобы ни разу не наступить на подол — словно сливаешься в одно целое с платьем. Ну, и кто после этого сильнее и выносливее?

Чем ниже они спускались по длинной винтовой лестнице, которая и вправду местами была довольно скользкой, тем явственнее Минерва ощущала холод, исходящий от каменных стен. С каждой ступенькой вниз становилось холоднее и холоднее. Холодно было и в королевской темнице, в которой ей не посчастливилось провести полдня, но здесь… Это просто невыносимо. Мурашки пробегали по ее коже, а пальцы начинали леденеть. Мелкая дрожь охватила тело.

Пока они проходили мимо камер, Минерва услышала, как в одной из них проводят дознание. Свист плетки резанул слух. Удар. Протяжный мужской стон. Минерва невольно вцепилась в руку лорда Вейнворта, идущего рядом.

— Извините, — помотала головой она, быстро расцепив пальцы.

— Все в порядке, миледи, — слабо улыбнулся он в ответ, моментально совладав с чувствами, нахлынувшими на него, когда Минерва коснулась его руки. Прикосновение было холодным, от того, что она замерзла — но он ничуть не испытал холода, наоборот, его тут же бросило в жар.

— А вот и нужная камера, — сообщил стражник. — Вы найдете дорогу наверх? Мне надо совершить обход, — сказал он, переминаясь с ноги на ногу.

— Конечно, — заверил его Леонат, одобрительно кивнув.

Их сопровождающий открыл дубовую дверь с небольшим отверстием, слабо напоминающим окно, своим ключом, а затем передал его лорду Вейнворту и, неуклюже поклонившись, стремительно все той же хромающей походкой направился прочь. Леонат жестом пригласил Минерву пройти вперед.

Маленькое помещение. По полу разбросана солома. В углу нечто, напоминающее матрас. Наверное, его сшили еще при королеве Адрии Астер. На этом жалком подобии постели сидел молодой человек, с силой вцепившись в края матраса. Он боялся. Боялся, что пришли отвезти его на казнь. Ведь всем было известно: кто попадал в тюрьму Нобилисса не выходил отсюда живым, он либо умирал от воспаления легких, либо его все-таки отправляли на казнь. До каторги, которой еще много веков назад заменили тюремное заключение, полагавшееся тем, кто совершил не столь тяжкое преступление, как убийство, но более тяжкое, чем обычное воровство, практически никто не доживал.

— Кто вы? — тихо спросил он.

— Встань, — твердо произнес Леонат. — Перед тобой Ее Величество королева Минерва. Поклонись своей госпоже, — Вистан округлил глаза от ужаса, но так и не поднялся с места, очевидно, пребывая в оцепенении.

— Твоя освободительная грамота, — Минерва протянула ему пергамент с печатью лорда Сигсгурда. — Ты свободен.

— Какая разница, если я не смогу спокойно жить дальше? — вздохнул Вистан. — Ни один мастер не возьмет меня. Уж лучше смерть.

— Ты должен благодарить королеву, а не дерзить, — тут же начал Леонат, но Минерва прервала его быстрым взмахом руки.

— Для тебя найдут место в королевской кузнице, — заверила его Минерва. — Ты будешь жить при дворце. У тебя будет работа и дом. Ты ни в чем нуждаться не будешь.

С минуту Вистан продолжал удивленно смотреть на королеву, а затем вскочил и упал на колени перед ней.

— Да благословят вас Боги, Ваше Величество, — дрожа, пролепетал он. — Я до конца своих дней буду обязан вам. Я буду молить Богов о вашем здравии.

— Не меня возноси в своих молитвах, — покачала головой Минерва, невольно улыбнувшись. — Мою дочь, Ее Высочество принцессу Тору.

— Тору? — нахмурившись, переспросил Вистан, подняв голову.

— Принцессу Тору, — поправил Леонат, чуть сощурившись.

Продолжая стоять на коленях в сырой камере, Вистан смотрел на королеву и, кажется начинал понимать, почему вдруг пришла его освободительная грамота, почему ее принесла лично королева, и почему вдруг принцессе Эверона было дело до него. Каждая деталь головоломки сложилась.

Когда Минерва сообщила Торе, что выполнила ее просьбу, девушка со звонким смехом кинулась к матери с объятиями, то и дело благодаря ее. И от радости, что затуманила ее разум, она совсем не помнила, как дала кучу обещаний, что непременно прекратит всякие встречи с Вистаном, ведь она принцесса и ей совсем не положено общаться на равных с теми, кто ниже ее по статусу. Все, что запомнила Тора: он был в лазарете, потому что заработал несерьезную, но все же простуду.

Выйдя из покоев королевы, Тора отослала фрейлин обратно в ее комнаты и на всех парах пустилась бежать в южное крыло, где и находился лазарет. Она хотела поскорее увидеть Вистана — так велико было желание обнять его и больше никогда не отпускать.

— Тора, куда ты так спешишь? — недовольно фыркнул Эвмент, в которого Тора врезалась, выскочив из-за поворота.

— Мне очень надо в лазарет, — улыбнулась девушка, пытаясь ускользнуть от дяди, но его реакция была быстрой.

— Судя по всему, ты здорова, учитывая, как сияет твое лицо и как быстро ты бежишь, — усмехнулся он, схватив племянницу за руку. — Все дело в новом пациенте? Юноша, которого королева определила в кузницу?

— Нет, — покачала головой Тора, но стыдливый румянец, появившийся на ее щеках, предательски выдал ее.

На самом деле Эвмент уже однажды видел, как принцесса гуляет по Нобилиссу с этим привлекательным молодым подмастерьем. Он никак не выдал себя, лишь молча проследил за ними до самой лавки. И потом ни слова не сказал племяннице, меньше всего желая смущать девочку. И вот сегодня, зайдя в лазарет за каким-нибудь лекарством от ужасной головной боли, он заметил все того же юношу на одной из кроватей. Немного пообщавшись с Сесилией Лигера, брат королевы узнал всю историю его появления здесь.

— Ну как же, я все вижу, — хитро улыбнулся Эвмент.

— Скажешь маме? — чуть потупив взгляд, спросила Тора.

— Ни слова, — заверил ее лорд Маркелл. — Тора, — он придвинулся чуть ближе. — Не совершай моих ошибок, если любишь — не сдавайся, что бы ни говорили твоя мать или отец, что бы ни думали окружающие.

— Это не любовь, дядя, — рассмеялась Тора. — Он мой друг.

— Ну беги, не буду задерживать тебя, — подмигнул ей Эвмент.

Друг. Ага, как же. Маркелл прекрасно знал этот озорной блеск глаз. Ведь когда-то на него из зеркала смотрел точно такой же пылкий, страстный, влюбленный, но… трусливый и слабый Эвмент Маркелл. А его племянница не такая, нет, ведь она же дочь своей матери, она ни за что не сдастся и будет стоять до конца. Только она пока этого не знает — может, и к лучшему, а может… Впрочем, когда-нибудь и ее время придет.

Вистан лежал на кровати, недовольно смотря на Тору, вернее, принцессу Тору.

— Простуда сильная? — наконец спросила она, набравшись храбрости нарушить неловкую тишину.

— Жить буду, Ваше Высочество, — нахмурившись, отозвался Вистан.

— Ты очень сердишься? — шепотом поинтересовалась она, присев на край кровати.

— Я был честен с тобой, а ты? — он метнул на нее взгляд, полный злобы и недовольства. — Вернее, вы, Ваше Высочество, — тут же добавил он, поправив самого себя.

— А разве стал бы ты со мной вот так просто общаться, зная, что я принцесса? — Тора грустно улыбнулась.

А ведь она была права. В глубине души Вистан это понимал. Он бы не мог быть самим собой в обществе наследницы престола. Для него она была всего лишь Торой, дочерью какого-то купца из дальних земель. Такой же простой, как и он сам. И все же он был зол. На Тору? А может, на самого себя? Но почему?

— Тора! — грозный голос матери, которая не пойми откуда взялась здесь, заставил принцессу вскочить на ноги. От неожиданности вздрогнул и Вистан. — А ты лежи, поправляйся, — махнула рукой ему королева. — Тора, немедленно вернись к своим занятиям. Отец будет недоволен, если начнешь меньше времени уделять учебе.

— Но, мама… — начала было возражать дочь.

— Приказы королевы не обсуждаются!

Если бы только Тора знала, что произошло буквально тридцать минут назад, то под страхом смерти не стала бы сейчас дерзить матери. Минерва Маркелл была страшна в гневе. И упаси вас Боги, если попадетесь ей на пути, когда что-то очень серьезное сильно испортило настроение королеве Эверона.