Надежда Пигмалиона (гет)

Не срывался я, хмельной,

В пустоту обвала,

Ничего того со мной

Сроду не бывало,

Не бывало до сих пор

И не будет случай —

Не бывает черных гор,

Двери не скрипучей.

И снится мне обрыв

Прямо с кручи горной,

Где сидит, глаза прикрыв,

Старый ворон черный;

Старый ворон, черный вран —

Все он ждет зевая,

Пока вытечет из ран

Кровь моя живая.

* * *

— Вот так вот конец одного человека может стать началом другого. Крепкий пацаненок. Давай выпьем за то, чтобы ему передались магические таланты матери и разум отца…

— Твоя правда, она была знатной психопаткой, но, клянусь своей палочкой, сделала бы из сына настоящего бойца. Она не Нарцисса, — качнул головой Долохов.

— Не Нарцисса. Но Рудольфус справится с этой задачей не хуже. Жаль, что о талантах младенца нельзя судить, но ему уже повезло, он — наследник двух древнейших и чистокровных родов… — отозвался Руквуд, опрокинул рюмку в рот и, поморщившись, потянулся за закуской.

— И это не гарантирует того, что он не будет сквибом. Руди сказал, колдомедики грозились, что ребенок все равно не выживет. Он и сам был против, но она захотела рискнуть. До чего странно иногда все оборачивается, верно? Замучила столько людей, но кто бы мог подумать, что из неё выйдет самоотверженная мать? Ох уж это женское упрямство.

— Ничего странного, — размахивая нацепленным на вилку огурцом, отмахнулся Руквуд. — Они все упрямые. И немудрено, им приходится спорить с самой смертью. Профессия рождать древней, чем убивать. К тому же мы не можем заставить себя хотеть того, что хорошо для нас, или того, что хорошо для других. Иногда мы хотим того, чего хотим, зная даже, что это-то нас и прикончит… Скажи, разве не бывало у тебя так, чтобы самые неподходящие вещи, вещи, которые вроде и ни к чему, становились тебе всего дороже?

— Бывало, — фаталистично дернул плечами Долохов.

— Может, наши ошибки и скверные дела есть то, что определяет нашу судьбу, то, что и выводит нас в конце концов к истине? Добру? Что, если некоторым из нас другим путем туда просто никак не добраться? Природа, то есть Смерть, всегда побеждает, но это не значит, что нам следует склоняться и пресмыкаться перед ней. Мы проклевываемся из почвы и в этой же почве исчезаем бесславно, чтобы дать прорасти другим. И, по-моему, это триумф, ведь Смерть не властвует над этим.

— Такими словами ты объяснял Темному Лорду свое фиаско с эликсиром бессмертия? — хохотнул Долохов. — «Милорд, ключ к успеху — в победах в постели?» — Он посмеялся, попытался что-то запеть, но закашлялся, ругнулся по-русски и умолк.

Я слышала эту беседу между Долоховым и Руквудом в гостиной после тризны. Все уже разошлись, остались только эти двое с полупустым графином. И я в углу. Потому что не было сил куда-то идти, и не хотелось попадаться на глаза Нарциссе.

Душно и сладко пахло вишневым сигарным дымом, свечами и печалью, которую чувствуешь желудком, пульсацией под рёбрами. На всем лежало молчаливое оцепенение. Мне было знакомо это чувство: так уходит в себя дом, когда кто-то умирает. Но я чувствовала, что там за стенами вихрилась и рвалась буря. И стоило только ступить за порог…

Мучительные сожаления терзали меня и не давали отгородиться. «А что если... что если все гораздо сложнее? Что если и в обратную сторону все тоже — правда? Потому что если от добрых намерений случается вред, то где тогда сказано, что от плохих бывает только плохое? А вдруг иногда неверный путь — самый верный? Вдруг можно ошибиться поворотом, а придешь все равно туда, куда и шел?»

Минувшей ночью я погрузилась в сон, точно корабль с пробитым бортом в море. Меня стремительно утянуло вглубь мутного темно-зелёного видения. Там был Он. А на коленях посреди гостиной стоял Барти. И казался молодым и тощим, с упавшими на глаза рыжеватыми прядками прямых волос и какой-то нездоровой бледностью беспризорника, голодно смотрящего на сердобольного лавочника. А Тот изучал его взглядом прямым и нагловатым, пока усмешка не тронула бледных губ. Он отвернулся от своего посетителя и ушел из пятна каминного света в лунную мглу перед окном. Оттуда доносился его сдержанный высокий голос:

— Ты — мой самый верный слуга… И я высоко ценю твои старания и заслуги. А потому дам тебе совет: лучший брак — не состоявшийся. А от тех, кого слишком любишь, держись подальше. Они-то тебя и прикончат. Скажу по опыту: иногда чтобы выиграть — надо проиграть. Но, я вижу в тебе, что ты не слишком ее любишь. Ничто не гнетет тебя. Ты не рвешь, не бредишь, не болеешь. И это хорошо. Потому я не буду препятствовать твоему желанию. Тебе осталось лишь добиться ее согласия… И еще присмотреть… за Северусом.

Я сидела сгорбившись в углу и смотрела на улицу. За окном догорал тревожный лихорадочно-розовый ветреный закат.

Воздух — из прозрачного чугуна. Хотелось дышать, широко разинув рот. И небо — будто больное, заляпанное, как промокашка, мягкими лиловыми кляксами. Они жухли, сливались в мглистую багряную муть, которая гасила фонари в парке, стекала красным с крыш.

Тогда мне казалось, что страшнее этого ничего не будет. Тогда я еще не знала, что случится через несколько дней. Тогда бы моя рука отдернулась от этой даты, прежде чем записать ее в дневнике. Тогда бы мне пришлось сделать усилие, чтобы заставить перо коснуться бумаги. Обычный день, который пробьет календарь ржавым гвоздем.

Несколько душных пыточных ночей после похорон не принесли облегчения. Глаза болели и закрывались. Хотелось стать демоном из старинной сказки и закричать: «поднимите мне веки!». И вот одним утром они распахнулись от тоскливых душераздирающих криков. Я заметалась, путаясь в одеяле.

— Что ты делаешь?! Замолчи!

Но Беким только смотрел на меня виновато и продолжал разевать свой блестящий зеленый клюв. Так что мне пришлось схватить его в охапку и вытолкать на улицу. Захлопнув тяжёлую раму, я без сил рухнула в кресло. Неприятная слабость разливалась по телу, ощущение засасывающей пустоты, пережитое во сне, не отпускало.

Голова снова разрывалась. Последний пузырёк с обезболивающим зельем чёрным осколком блестел на покрывале и был совершенно пуст. До обеда я промучилась, не желая мириться с неизбежным, но сдалась, почувствовав, что иначе сойду с ума.

Дверца старого шкафа скрипнула. И я недоверчиво осмотрела волшебный артефакт. Нарцисса говорила, что проблем с перемещением нет, да и Драко наведывался теперь почти каждый день. Ступив внутрь, я осторожно прикрыла дверцу. Замок щёлкнул, и наступила тьма.

Потоптавшись на месте и чихнув, я припала к маленькой щелочке света, пробивавшейся сквозь рассохшиеся доски, и с удивлением увидела, что зал вокруг уже не был комнатой мэнора.

Он оказался огромным, захламленным и отчего-то неуловимо знакомым. «Дежавю…» Хотелось осмотреться, но голова напомнила о себе, и я поспешила по узкой тропинке среди хлама на поиски Снейпа. Сделать это было бы непросто, если бы мне по пути случайно не попался Драко. Он сопровождал растрепанного и испачканного чернилами гриффиндоца- младшекурсника и выглядел довольным.

— Директор заменяет Кэрроу на занятиях, кто-то наслал на них порчу, — протянул он и с показной небрежностью махнул в сторону кабинета.

Я отправилась туда, придерживая больную голову, но замешкалась у дверей, не решаясь прервать занятие. Слышался тихий скрип перьев и едкий голос Снейпа:

— Вы шесть лет обучались защите от темных искусств, настала пора показать, что вы овладели хотя бы некоторыми азами этой науки. Лонгботтом, какими заклинаниями вы заставите противника потерять ориентацию в пространстве?

Стало совсем тихо, я приложила ухо к двери. Стул шаркнул по каменному полу.

— …э-э, извините, сэр. Что, сэр? — промямлил Невилл.

— Нет, очевидно, пора еще не настала, — раздраженно оборвал Снейп, — минус пять очков Гриффиндору и плюс три фута к заданию на дом на данную тему. Каждому. Впредь вы будете внимательнее.

Класс встретил это заявление гробовым молчанием.

— Свободны.

Но прежде чем хоть кто-то шевельнулся, двери распахнулись и из них вылетел сам Снейп.

— А вы что здесь делаете? Проснулась тяга к знаниям? — процедил он, окидывая меня своим непроницаемым взглядом.

— Я пришла за зельем… Если оно уже готово, — одними губами ответила я. Его шпильки волновали меня сейчас меньше всего.

— Следуйте за мной.

С этим он резко развернулся и, взметнув полы мантии, устремился в сторону подземелий.

Мне оставалось только поспевать за ним и проклинать каждую ступеньку на нашем пути. Несмотря на тёплую весну, внизу царили сырость и сквозняки. Неприметная дверь распахнулась перед Снейпом, и он исчез за ней, принявшись греметь стеклом у стеллажей.

Я нерешительно топталась на пороге, разглядывая это странное, будто нежилое место: истаявшие свечи, давно потухший камин и пыльные полки. Все казалось холодным и брошенным.

Единственным, что выбивалось из всей обстановки, была маленькая белая птичка, весело чирикающая в клетке, подвешенной на крючке, поближе к скупому свету, падавшему из маленького окна.

— Закройте за собой дверь, — бросил Снейп через плечо.

Я послушно шагнула в комнату, все еще глядя на невесть откуда взявшуюся здесь певицу. Мысль о том, что Снейпу могут нравиться маленькие певчие птички, была до смешного абсурдной.

— Вот. Забирайте. Но не рассчитывайте на новую порцию раньше, чем через три недели, то же самое передайте… Нарциссе.

Снейп вдруг замолчал и прислушался. Глаза его сузились. И тут я услышала за дверью знакомый голос, приветствующий кого-то из слизеринцев.

— Не говорите ему, что я тут! — прошипела я и, недолго думая, нырнула под стол.

Чары едва успели прикрыть меня, как раздался краткий стук. И дверь открылась.

— Крауч? Чем обязан такой радости? — невозмутимо спросил Снейп.

Носы коричневых ботинок Барти прокочевали в комнату и остановились совсем близко от стола, но Снейп даже не шелохнулся. Мне оставалось только слушать, как барабанит кровь в моих пылающих висках и ледяных пальцах.

— Да так, решил зайти в гости и посмотреть, как тут теперь все… Так сказать, с инспекцией, — усмехнулся вошедший.

— Вот как? Стало быть, гоблины больше не планируют восстание?

— Нет. Я умею наводить порядок, — ответил Барти, брезгливо поддев мыском ботинка валявшийся на полу черный носок. — Милый кабинет, Снейп. У прежнего директора, правда, был побольше. Боишься обидеть старого хозяина тем, что занял его место?

— В прежнем много свидетелей. Я не нуждаюсь в том, чтобы за мной присматривали, — холодно процедил Снейп.

Громко чирикнула птичка.

— А, ты, как всегда, очень печешься о репутации. Даже здесь, в школе. Зато дел немного, да? Сиди себе, жуй пастилу, пока другие бегают… — хамовато продолжал Барти. Я чувствовала, как в комнате повисло напряжение. «Не дошло бы до дуэли…» Но Снейп ответил равнодушно:

— У меня пока не было времени бегать, но если появится, обязательно загляну к тебе. А теперь, если у тебя нет ко мне вопросов, у меня есть еще дела.

— Да, я как раз хотел спросить, не видел ли ты здесь Арту? Драко сказал, что она собиралась к тебе.

— Если она и хотела меня видеть, то явно передумала, к моему великому счастью. Нет ничего утомительнее вечных болячек у безмозглых гриффиндорцев.

— Тебе не кажется, что она чудная в последнее время? — протянул Барти.

— Мисс Руфи никогда не отличалась умом, и это вовсе не странно, почти все студенты Хогвартса обделены этим качеством.

Барти хихикнул.

— Тебе стоит помягче отзываться о подопечной Темного Лорда, если ты не хочешь попасть в немилость.

— Так никого же нет. Где свидетели? — спокойно парировал Снейп.

— М-да, а я думал, что ты с ней накоротке, — в голосе Барти прозвучала задумчивость.

Я не видела их лиц, но представила, как Снейп удивлённо вскидывает брови.

— Не более, чем ты.

— Да… Непростая она штучка. Но да ничего, и не такие орешки раскалывали. Будь здоров, Снейп, — бросил на прощание Барти и скрылся за дверью.

Чуть только его шаги стихли, Снейп отмер.

— Прочь из-под стола. Немедленно, — процедил он сквозь зубы и нетерпеливо постучал палочкой по бедру. — Вы снова не в себе? — продолжил он, когда я, кряхтя от боли в голове, выпрямилась рядом.

— Нет, это не имеет отношения… Я просто не хочу с ним разговаривать.

— Чем же он вам не угодил? — чуть приподнял брови Снейп.

Я мысленно прокляла его способность бить в самые уязвимые места. Точно такой же обладал Лорд.

— Он хочет сделать мне предложение, — как на духу ответила я, но все равно смутилась.

— Вот как. Это повод прятаться?

Я стиснула зубы, чтобы не зашипеть от прострела в виске и ответила со всем доступным мне спокойствием:

— Да, я же не хочу за него замуж, сэр.

— Вы можете сказать «нет» и не терпеть такие неудобства.

— Не уверена, что он знает такое слово. Да и вообще мне не хочется… ну, знаете, ранить чужие чувства.

Я посмотрела на него многозначительно, но Снейп проигнорировал камень в свой огород и язвительно поинтересовался:

— И чем же вас не устроил такой завидный жених, под контролем которого теперь все золото магической Британии?

— Моего золота там нет. К тому же он меня не любит.

— Тогда зачем вы общаетесь с ним?

Снейп будто желал загнать последний гвоздь в гроб моего терпения. Но я понимала, что портить отношения с ним сейчас — самоубийство, поэтому взывала к собственной выдержке.

— Затем же, зачем и вы варите для меня зелья, сэр, — у меня нет выбора.

— Ошибаетесь. Стоит мне лишь чуть изменить рецепт, и зелья перестанут вам помогать, и никто, даже старик Слизнорт не уличит меня в этом, — надменно ответил он.

— Они и так не помогают! — вырвалось у меня. — Вернее, не помогают так хорошо, как могли бы, потому что не убирают причину.

Зельевар бросил на меня какой-то странный взгляд и сложил руки на груди.

— И какова же причина?

«Теперь он вытянет из тебя все…» Весёлое чириканье резало мой слух, хотелось заткнуть уши и убежать. «Как он это терпит?»

— Моя память, сэр. Дело в ней. Я читала, все симптомы точно такие. Кто-то вмешался в мое сознание.

— Вот как. И вы, конечно, знаете, кто.

Я промолчала в ответ, не желая обсуждать то, что и так понятно. Это вовсе не то, во что следует посвящать Снейпа, а значит и Дамблдора. Сочувствия от них не добиться. Мне хотелось только забрать свои зелья и поскорее убраться.

— Так чего же вы хотите от меня? — неожиданно спросил зельевар.

Что-то щелкнуло в голове от этого вопроса. Вспомнились слова Нарциссы. «…Северус снимет их». И меня осенило.

— Вы можете прекратить это. Снять блоки. Я знаю, вы очень искусны в ментальной магии, — выпалила я.

Снейп моргнул, и ответ его прозвучал чуть позднее, чем можно было рассчитывать:

— Если так решил Тёмный Лорд, я не могу ничем помочь вам.

— Вы можете.

— Вы сошли с ума, если думаете, что подобные действия смогут остаться незамеченными! И что я смогу снять блоки Темного Лорда! — взвился Снейп, сверкая чёрными глазами. — Забирайте зелье и выметайтесь — у меня много других дел.

— Я сойду с ума, если вы не сделаете это, — взмолилась я, подступив ближе и вглядываясь в его худое желтоватое лицо. Во мне откуда-то вспыхнуло убеждение, что если попросить, Снейп не сможет мне отказать. — Я прошу вас.

— Вы не понимаете, чего хотите. Это вмешательство может иметь необратимые последствия и даже убить вас, — упрямо пробормотал он, но уже без той неумолимой твердости. Я мысленно поздравила себя с победой.

— Может быть, лучше всего представители моего факультета умеют умирать. Тогда я поддержу эту славную традицию.

Снейп долго молчал, не шевелился и, казалось, даже не дышал.

— Будь по-вашему.

Он что-то говорил ещё, но я почти не слышала, вибрируя от нетерпения. Вот чёрная палочка уставилась мне в лицо. «Сейчас я узнаю все…» Засиял зелёный свет.

* * *

Мне нужно изо всех сил завинтить себя, чтобы не затопить криком все подземелья. А, может, их уже затопило, и потому я задыхалась, рвано хватая ртом воздух. Мягкие, ватные слова — сквозь меня, и от всего остается только одно: «сосредоточься». Я — зеркало: на мгновение отпечатываю все на себе с какой-то чужой, посторонней, бессмысленной точностью, но вот темно-карий взгляд простерся прочь — и снова пусто и вокруг ничего нет. Перед внутренним взором жалящей чередой мелькают образы, столь же явственно, как все вокруг. И мне жарко. Мне нечем дышать.

— Воспоминания вернутся не сразу, на это потребуется время. Вы уже что-то вспомнили?

Я чувствовала, как у меня горят щеки. Все, что вырывалось на свободу в моем сознании, было и моим, и не моим. Я вспомнила прохладные руки на своей шее, шёпот. Вкус Его губ. Это было стенографической записью моих собственных мыслей, мучений и умозаключений, более того, записью некоей еще не случившейся истории, которую я пыталась расшифровать.

— Выпейте. Это просто вода.

Я вспомнила Его отчаяние. И про то, как все в мире было для меня. И свое обещание. И Его глаза. Все это хлынуло в меня, как неумолимая вода в тонущий корабль.

Теперь я вспомнила и ее — ледяную чёрную пучину. Руки мертвецов и кубок у своих губ. И широкую улыбку Сириуса. И тяжёлый медальон. Бессвязные обрывки.

— Вы слышите меня?

Чёрные сосульки волос — Снейп склонился надо мной. Хмурое жёлтое лицо.

— Забавно, я все это время думала, как все здорово вышло само собой с Гарри, без моей помощи, а оно вон как… — хрипло пробормотала я, отводя взгляд.

— Это все, что вы вспомнили? — недоверчиво повторил он.

— Да… Да. Я пойду, мне нужно… Отдохнуть.

Снейп стоял изумленный, пока я пятилась к двери, но не пытался меня останавливать. А осколки моего разума тем временем болезненно собирались воедино. То, что творилось во мне, не поддавалось описанию. Потом были коридоры и чьи-то голоса. Я почему-то спешила, боялась не успеть. Но ОНО настигло меня на лестнице, мощное, как приливная волна.

* * *

Ручка щелкнула, и я без стука влетела в его покои. Он обернулся резко, чуть вскидывая палочку. Злые, отчаянные, горькие слова клокочут у меня в горле, но Лорд нарушает молчание прежде, чем хоть одно из них покидает его.

— Что случилось?

— Какая магия самая тёмная?

Голос звенит. Я вижу свое отражение в зеркале — и в нем нет ни капли того спокойствия и равнодушия, с которым мне так хотелось сюда прийти.

— Почему тебя это вдруг заинтересовало? — Лорд бросает на меня мимолетный взгляд и хмурится. — Есть много разновидностей могущественного волшебства из разных областей. Если хочешь узнать, прочти хотя бы «Волхование всех презлейшее».

— Я уже прочла его.

— Да? Раньше тебя не интересовала такая магия. И что же ты скажешь теперь?

Его пальцы на подлокотнике принимаются выбивать нервную дробь, но он пресекает это дело сразу.

Щиплет глаза. Я чувствую на себе пристальное внимание тигра, который весь схватился сталью перед прыжком.

— Есть только одна самая тёмная магия. И о ней там всего одна строка. Но вы знаете о ней больше. Крестражи — вы ведь создали их?!

* * *

— И что прекрасная леди делает здесь одна? — ворвался в мои мысли весёлый голос Барти. Я совсем забыла о нем. Он резво опустился на ступеньку рядом, взглянул на меня и осекся.

— Да на тебе лица нет. Ты что, умудрилась пропустить проклятье?

Я отрицательно качнула головой, пытаясь вспомнить, что было дальше. Но воспоминание ускользало от меня, скрываясь в серой дымке и тенях на краю сознания. Оставалось лишь неясное чувство горечи и такое знакомое слово с неизвестным значением. Я решила попытаться по-другому.

— Барти, ты что-нибудь слышал о… о крестражах?

Он взглянул на меня тревожно и удивлённо, отбросил чёлку со лба. Мимо прошла группа четверокурсников. Завидев нас, они замолчали, бросая косые взгляды. Барти тоже молчал, будто впервые в жизни не мог найти слов.

— Э-э, знаешь, давай поговорим об этом в другом месте. У меня в кабинете есть вкусный чай и сухофрукты, и ты даже ни разу не была у меня! Пойдём, тебе просто нужно развеяться, — спохватился он.

Отпираться я не стала. Не было сил идти против его неугомонного энтузиазма.

Мы покинули Хогвартс и оказались в Косом Переулке. Лавки открылись не все, хоть и был издан приказ. Приглушённый свет внутри горел, и иногда можно было заметить хозяина, беспокойно снующего мимо прилавков.

Было довольно прохладно. Моросил дождь, но небо было светлым. Всю дорогу Барти без умолку говорил и делал комплименты, будто соревновался с колдуньей, которая собралась толкнуть нам поддельный амулет от вампиров. Но меня больше не тревожило это. Шестое чувство вопило о том, что приближается нечто, и я тщетно пыталась отмахнуться от него.

Ощущение того, что на меня смотрят, посетило уже в Дырявом котле. Невнятная тревога покалывала кожу. Несколько раз я резко оборачивалась. Но ничего особенного вокруг не происходило. На перекрёстке пять егерей, окружив какого-то колдуна, били его кулаками по грязному лицу, оглашая улицу злобными выкриками.

— Что-то не так? — спросил Барти.

— Все в порядке. (Я правда сошла с ума).

Обладавший звериной интуицией Барти будто тоже почуял что-то и ускорил шаг.

— Веселей, fleur de mon coeur, мы почти пришли, — приговаривал он.

Огромное здание Гринготтса уже возвышалось над нами. Внутри, в сияющем золотом и мрамором зале суетились хмурые гоблины: возили телеги с сундуками, взвешивали драгоценные камни, говорили с клиентами скрипучими голосами. Барти они встречали почтительными кивками и провожали ненавидящими взглядами. Меня не замечали вовсе.

Среди посетителей оказался Руквуд. Барти остановился поприветствовать его.

— Что-то у тебя здесь стало очень людно. Ты что, принимаешь лепреконское золото? — ворчливо посетовал глава Отдела Тайн.

Я озиралась, разглядывая посетителей. В зале и впрямь было непривычно много волшебников. Но все бы ничего, если бы не одна странность, которая не сразу бросилась мне в глаза — почти все они в серых плащах, на плащах — цветок. Роза. «Дежавю? Новая мода?»

— Простите, синьор, но мы пока не можем предоставить вам место среди самых глубоких хранилищ, уверяю вас, хранилища первого уровня также абсолютно надёжны… — скрежетал проходящий мимо гоблин. Он сопровождал высокого господина с резной тростью. Я взглянула на его профиль и вздрогнула. Горбоносый. Я уже видела его. Во сне. За круглым столом. Я хотела рассмотреть его лучше и убедиться, что мне не показалось. Но он уже повернулся спиной и быстро направлялся к выходу.

«Показалось? Показалось?» — бились мысли в голове. Мне почему-то стало страшно. (Зачем мы только пришли сюда?) Я потянула Барти за рукав, но он не обращал внимания и продолжал беспечно болтать с Руквудом. Мне пришлось нетерпеливо посмотреть на Руквуда, который заметил мои знаки.

— Ладно, — сказал он, — поговорим на собрании, не будем заставлять даму скучать.

— О, конечно, — спохватился Барти, — я как раз собирался показать тебе наши нижние залы... Уверяю — скуку как рукой снимет.

Он взял меня под руку и потащил через большие золоченые ворота к узкой железной дороге. Какой-то гоблин уже поджидал нас у пустой вагонетки. Скрипнул замок, и мы сорвались с места. Ветер свистел в ушах, и темные стены, усеянные провалами хранилищ, проносились мимо. А вагонетка круто спускалась все ниже и ниже по серпантину. Мы миновали водопад, оросивший нас холодными брызгами.

Даже когда я поняла, что никогда ещё не была так глубоко, то все равно не сдержалась и оглянулась. За нами никто не следовал. А мы мчались дальше. Лишь когда скорость начала спадать, я смогла внимательнее разглядеть высокие каменные стены и искусно вырубленные высокие колонны, галереи, перила и лестницы, ведущие к сейфам самых богатых волшебников. Наконец вагонетка остановилась, и мы сошли.

— Ты впечатлена? Поверь мне, сейчас ты удивишься ещё сильнее. Вон там хранилища Блэков, Малфоев и Лестренджей, — рассказывал он, пока мы шли по узкой галерее, вдоль которой тянулись ряды кованных дверей, — вон там держит бабушкины богатства Яксли. У него два хранилища, его — тремя ярусами выше, он всегда говорит, что когда покупал его, внизу не осталось мест. Врет, конечно. А в том крыле золото Ноттов и Маклаггенов.

— А где твоё? — спросила я, озираясь.

— О! — засмеялся Барти. — Сейчас увидишь.

В этот момент снизу раздался лязг, шорох, издаваемый огромной тушей, и громкое утробное рычание.

— Это дракон?! — изумилась я.

Но Барти только улыбнулся и кивнул в сторону низких перил. Там внизу, в каких-то метрах от нас, на полу извивался серый блестящий зверь. Он щелкал зубами и слепо водил головой, пытаясь понять, где его противник. Огненные искры вырывались из пасти. Но рядом никого не было.

— Хочешь, подойдём ближе? — спросил Барти. Он щурился и вытягивал шею. — Не пойму, что его беспокоит, должно быть, он почуял нас, — объяснил он. «Или просто спятил, как я».

Чувство, что за мной наблюдают, не покидало. Мы повернули к лестнице. Я не сводила глаз с хищника, помня о том, какую опасность он собой представлял.

В голове роилась тысяча мыслей, я снова и снова вспоминала слова Лорда, наш поцелуй и холодную чёрную воду. Все было ясно как день. Теперь я поняла, что давно знала об этом, просто не желала поверить своим фантазиям. Но правда была невозможней. Правда была призрачней и фантастичней, жарче, страшнее и радостнее любых фантазий.

— А-а!

Барти вдруг вскрикнул и резко прыгнул в сторону. Воздух слегка завибрировал, на миг озарившись вспышкой.

Вот так вот все и идет к черту: в одну секунду. Я схватилась за палочку, но ничего не успела сделать. Удар. Потом страшные мгновения падения — вращение, ощущение тошноты, скрежет камня, полная потеря ориентации. Что-то хрустнуло и зазвенело внутри меня, оглушило, выбило дух.

Все подернулось красноватой мерцающей рябью, зашуршало, затрещало, заскользило. Острая чешуя. Острая боль на ребрах. Слабые пальцы стиснули холодный костяной гребень. Скользкое. Красное. Мир качнулся вправо-влево, вправо, вниз. Метался, как разъяренный от боли и страха зверь. И вдруг резко, со звоном, рывком вверх. Из рук. А я вниз и — чудом — плащом за чешую, за гребень руками, слилась с огромной тушей, как с родной в единое, ощущая в недрах под стальной толщей ее мышцы, сердце, кровь и огонь, зреющий в недрах. «Ты же меня не бросишь? Не бросишь?»

Брызнуло над головой оглушительным звоном, сверкающим ливнем синим, красным, жёлтым. В лицо дохнуло свежестью. Не холодной, торжественной, глубинной, а обычной земной, с ветром и гарью. За широкими боками почти не видно улицы. Слышен лишь детский визг и душераздирающие крики женщин, топот.

Я, пользуясь заминкой, с ужасом ощупывала карманы. Палочки не было. Её не могло там быть. Мои пальцы разжались при падении. Это и позволило мне схватиться. Но я все равно не верила, продолжала бессмысленно водить рукой по мокрым складкам мантии.

Дракон тряхнул головой и расправил крылья. Я почувствовала, как напряглись его мышцы под сталью. Он тряхнул освобождённой шеей и сорвался с разрушенной крыши, поднимая ветер крыльями.

Ко мне постепенно возвращались мои руки, ноги, лёгкие. Душа расправлялась равномерно по всему телу, превращаясь из твёрдого электрического комка в мягкое, тёплое и живое. Сердце утихомирилось, голова почти перестала кружиться, и беспредельный ужас высоты сменился на странную смесь страха и восторга. Я мало-помалу начала глядеть по сторонам.

Сильный ветер весело трепал волосы и хлопал полами моей синей мантии. Я не выдержала и рассмеялась от мысли о том, каким невероятным способом ускользнула из очередной передряги. Большие белые тучи быстро неслись по небу, тонкая мачта качалась в отдалении, длинный вымпел беспрестанно взвивался, падал и взвивался снова. Земля мелькала под нами.

Скоро города и посёлки стали реже, и внизу раскинулись зелёные холмы и узкие ленточки рек.

Но скоро и они перестали интересовать меня. В глазах темнело, и слабели холодные пальцы. Но мысли, плясавшие нестройным хороводом, вдруг стали послушнее и расступились, открывая мне забытое.

* * *

— О чем вы говорите?

— О самом тёмном, о самом страшном, мой мальчик. Но прежде всего я хотел бы спросить тебя, что именно ты почувствовал тогда в Министерстве, когда он пытался завладеть тобой?

— Боль. Я никогда не ощущал подобного. Это было нестерпимо. Я хотел умереть, — содрогаясь отвечал Гарри. В зелёных глазах появилась тень былого ужаса. — И я чувствовал это нечто снова, в тех снах. Почему было так больно? Что это за проклятье?

— Так болит покалеченная душа, когда касается чего-то большего, чем может вместить, — просто отвечает Дамблдор.

— Что-то покалечило его душу?

Старый профессор прикрывает глаза и говорит мягко, будто вспоминает интересную сказку:

— Он сам разорвал ее. И эта противная природе магия изувечила и его тело. Ты же видел, каким он стал. Клочья его души теперь хранятся в крестражах. И пока они целы, Волдеморта нельзя убить…

* * *

Меня сильно встряхнуло, вырывая из задумчивости. Дракон то набирал высоту, то заваливался на крыло, почти касаясь верхушек деревьев. От этого захватывало дух, и я сильнее уцепилась за гребень, приникла щекой к стальному боку, пачкая его красным. И мысленно воззвала к его силе.

Так, должно быть, ощущали себя люди, первый раз поднявшиеся в воздух на воздушном шаре-дирижабле, первом бумажном неуправляемом самолёте. Доверили свою жизнь ветру, авантюре, ненадежному механизму.

И вот, этот сильный и ненадёжный механизм сломался.

Мы все еще держались в восходящих потоках воздуха на бреющем полете, но я с ужасом поняла, что если мы не взлетим выше, то разобьемся о скалы. Но слепой уставший дракон не мог знать этого. Напрасно я надеялась увидеть в долине воду. Напрасно ждала, что зверь решит повернуть. Горный отрог стремительно приближался. Осталась минута — возможно, меньше.

Мы падаем, и у меня сердце — не поспевает падать, сопротивляется, рвётся вверх в горло, в небо. Один удар — и мы турманом рухнем вниз.

А мне подумалось: «Сейчас уже, наверное, четыре, а может, и полпятого, значит, нужно спуститься на чай к Нарциссе, пока не проснулся маленький Альтаир. А еще я обещала Ему зайти вечером. Он что-то хотел мне рассказать. Все-таки Лорд — самое удивительное, загадочное и волшебное из всего, что мне довелось встретить…»