Надежда Пигмалиона (гет)

Не чует погибели близкой Канут,

Он едет к беде неминучей.

Поют соловьи заливаясь кругом,

Шиповник алеет пахучий…

Певец замолчал. Что свершится о том ясней​ намекнуть он не смеет.

Поют соловьи заливаясь кругом,

Шиповник пахучий алеет.

* * *

В дальнем конце гостиной, опершись на каминную полку, ибо вечер был довольно зябкий и в очаге пылал огонь, — стоят двое мужчин. Ещё четверо сидят в массивных креслах у длинного стола и курят. Сквозь щелочку между тяжёлыми портьерами пробивается серебристый лунный свет и падает на бледное лицо женщины, беззвучно замершей у окна.

— Есть призрачный шанс перехватить их, пока их будут вести от камер, но для этого​ ​​нас должно быть​ больше. Без боя нас оттуда не выпустят, — задумчиво разглядывая газету, заключил Долохов. «Гарри Поттер будет свидетельствовать на суде» — говорилось в заголовке. — Меня волнует вопрос, что важнее — достать Поттера или наших?

— Ты что, не слышал Темного Лорда? Мы должны сделать и то, и другое. Только так мы сможем поставить их на место и показать, что захват Министерства ничуть нас не ослабил, — отозвался Рабастан. — Плохо то, что время могут перенести в любой момент.

— Заседание будет в яме с аркой, — медленно заговорил Снейп. — Вытащить их оттуда будет невозможно. Они это понимают, поэтому конвой будет усилен. Они хотят публичную​ казнь.

— Ха, как в старые добрые времена. Жаль, Крауч-старший не дожил. Он бы кипятком от радости…

— Скорее всего, им предложат на выбор — прогуляться через​ арку или выпить аконит. После предательства дементоров Министерству пришлось вернуться к старым методам. Мы с Нарциссой прилагаем все усилия, чтобы получить более точные сведения… — протянул Люциус и чуть кивнул жене. Он ходил своим ровным шагом взад и вперед по звучному паркету, освещенный одной лампой.

— Идти туда — рискованный шаг. Это будет волчья яма. Клянусь, если бы там были авроры, я бы сказал, что расклад неплох, но эти серые — совсем другое дело. Мы даже не знаем, кто они и кто их прислал. И Дамблдор… Плохи наши дела…

— Дела наши предельно просты, не впадайте в панику, господа, — сухо прервал Долохова Рудольфус, — приказы Темного Лорда не должны обсуждаться.

* * *

Ранним утром майского четверга в городе началось необычное оживление. Попадались навстречу прохожие с фонарями, волшебники ходили кучками, по четверо и по пятеро, обнявшись. Встречались среди них и стайки гоблинов. Говорили все о чем-то чрезвычайно горячо, но вполголоса, наклоняясь один к другому и боязливо озираясь по сторонам; при приближении новичка замолкали с враждебным и подозрительным видом.

Псы заливались в подворотнях всеми возможными голосами: один, забросив вверх голову, выводил протяжно и с невероятным старанием, другой визгливо вторил ему и ещё, и ещё завывали издали.

Случилась и ещё одна занятная странность: вместе с толпами зевак-волшебников на улицы стали стекаться и разные ползучие твари всех возможных видов, вызывая у прохожих суеверный ропот. Их раскидывали и жгли заклинаниями, но те и не думали уползать в укромную тень, продолжая шипеть и бросаться. И улицы то и дело оглашались женским визгом и проклятиями.

Снейп наблюдал за этим с самого утра, сидя на веранде кафе Фортескью. Потому что обещал Дамблдору присутствовать, потому что получил приказ от Темного Лорда и потому что не мог заснуть. Он дождался намеченного часа и, неспешно допив четвертую чашку кофе, направился в Министерство.

На его одинокую фигуру ползучие твари лишь бессильно шипели, со всех сторон обтекая его и время от времени корчась, словно от ожога, если оказывались слишком близко.

Мысли его крутились вокруг порталов, морочащих заговорах, сваренном антидоте и Дамблдоре. Он замешкался только у лавки с животными. Там очень громко и весело щебетали в клетках птицы — синие, зеленые, красные и чёрные, с жёлтыми грудками и обычные белые. Он беспомощно обводил их взглядом с минуту.

— Понравилось что-то, господин? — нетерпеливо спросила молоденькая продавщица.

Её голос вырвал мужчину из задумчивости.

— Нет, — холодно бросил он и поспешил уйти.

В судебном зале все трибуны и проходы были забиты так, что яблоку негде было упасть, но многие всё же умудрялись как-то пробиваться через толпу, чтобы попасть в первые ряды. И на всех лицах, точно маска, застыло одно и то же выражение — выражение, какое бывает у зрителей, ожидающих в нетерпении, что вот-вот прозвучит третий звонок, откроется занавес и появится главный герой.

Многие держали в руках свежий «Пророк», разглядывали фотографии подсудимой на передовице и с яростью накидывались на ее изъяны, всматривались в фотографии, где она была запечатлена не в самом лестном возрасте, в неудачных ракурсах — нос, впалые щеки, глаза (несмотря на ошеломительный их цвет)​…

Зал гудел и жужжал, как растревоженный улей. «Первый суд над самыми приближенными соратниками Того-Кого-Нельзя-Называть, это будет нечто совершенно небывалое, чудесное, жуткое…» — строчила наперебой пресса.

Авроры теснили людей к стенам, освобождая проходы. Председатель неустанно приглаживал огромный парик и оглядывался на присяжных. Внизу у древней арки безмолвно и неподвижно стояли маги в серых плащах с капюшонами. Серебристые розы поблескивали у них на плечах. Призрачная завеса колыхалась, будто за ней дул ветер. На небольшом столике перед креслами осужденных стояли три стальные чаши, так, чтобы их могли видеть все в зале заседания. Снейп знал, что этот приём использовали до того, как начали пользоваться услугами дементоров.

Он мысленно порадовался, что на свидетельской трибуне рискнули появиться немногие. Снейп сел на положенное место и, оглядев не омраченные безумием мыслей лица толпившихся волшебников, ощутил брезгливое раздражение, какое он ощущал всякий раз, когда заходил на кафедру. (Она откуда-то знала это). Вскоре появился и Дамблдор с мальчишкой. Снейп кивнул первому, когда они прошли мимо свидетельской трибуны. Мальчишка сел поодаль, рядом с угрюмым Люпином, а Дамблдор прошёл в центр зала.

«Уже ведут…» — пронесся по залу волнами ропот. Засверкали вспышки колдокамер.

Через распахнутые двери навстречу​ четырехугольник: по бокам, впереди, сзади — серая стража; в середине трое, на грязных мантиях —​ номера — мертвенная осень в лицах и все до жути ясно.

Четырехугольник замешкался. Сверху он был хорошо виден и казался совсем маленьким​, и люди в нем казались​ игрушечными марионетками, выступающими для большого, голодного до​ зрелищ​ зала.

И вот одна марионетка​ вдруг ошиблась, ​ чуть не сорвав​ первый акт. Она вытянула​ длинную шею, ​ так что на виске​ выступил синий комок бьющихся​ ​ жилок, неизвестных рек неизвестного мира.​ Это​ —​ мужчина. Отсюда он кажется ещё совсем юным. Он остановился​, чтобы​ рассматривать зал, огражденный от него спинами​ головами и руками стражников. Его взгляд​ забегал по плотным рядам, он облизнулся, попробовал воздух языком и встал на цыпочки.​

Один из стражников тут же щелкнул по нему синеватой искрой​ кнута. И снова. Снова. Пока не подломились деревянные марионеточные ноги.

— Хватит! Прекратите! — разрезал вязкий​ гул​ звонкий​ девичий​ голос​, разошедшийся эхом, ​ волны пошли по залу. Ряды заколыхались​, стремясь разглядеть ее.

«Вон. Вон она! Порождение тёмной магии! Мерзость. Да! Да… Тот-Кого-Нельзя-Называть создал ее для своих​ дел. Она их главная…»

Взгляды липкие, любопытные, ликующие — туда. Снейп тоже смотрел на нее пристально, вглядывался в каждую черточку, будто на незнакомку, ​далекую, чуждую, неправильную. Вот она откинула небрежно​ белые волосы и​ уголки губ​ возмущенно заломились к низу.

Заключённых подвели к трём высоким креслам. Обвиняемые не сели, а почти упали на них, толстые цепи точно змеи обвили им руки. По залу прошлась волна удовлетворения.

Дамблдор поднял руку, призывая всех к тишине.

— Сегодня будет слушаться дело в отношении трех обвиняемых. И прежде всего я должен спросить, не хочет ли кто-то из них рассказать о своих преступлениях и дать признательные показания. Чистосердечное признание облегчит вашу участь.

Голос Дамблдора, усиленный заклинанием, раскатился по всему залу. Вновь защёлкали камеры.

— Мистер Августус Руквуд?

— Я не буду давать показаний, — ответил бывший невыразимец.

— Мистер Бартемиус Крауч?

Дрожавший то ли от боли, то ли от бессильной ярости Барти повернул в кандалах руку, показывая всем предплечье с тёмной меткой.

— Темный Лорд придёт! Тогда вам не помогут все ваши лицемерные словечки! Вы, возомнившие себя силой! Глупцы! Он прочтёт все в ваших душах! И вы пожалеете! Помяните моё слово, вы все пожалеете!

По залу пронесся шорох и возмущенный испуганный ропот, волшебники неодобрительно качали головами, ежились и озирались, словно Он и впрямь мог появиться, услышав слова своего слуги.

— Мисс Арта Руфи? — невозмутимо продолжал Дамблдор.

Она лишь молча качнула головой.

— Прошу занести это в протокол, — заключил Дамблдор. — В таком случае, если нет возражений, я предлагаю незамедлительно перейти к допросу свидетелей. Начнём, пожалуй. Прошу, мистер Браун.

Со свидетельской трибуны поднялся дряхлый невыразимец.

— Прежде чем начать говорить, вы должны принести клятву Магии говорить только правду, правду и ничего кроме правды, — напутствовал Дамблдор.

Следующий час прошли под бесконечные рассказы об экспериментах, проводимых в Отделе Тайн под руководством Руквуда.

Репортёры, внимательно слушавшие допрос свидетеля, записали в своих блокнотах: «неизвестный яд».

Потом выступали двое авроров, видевших Руквуда во время рейдов. Снейп почти не слушал их, пытаясь найти взглядом тех, кто тоже пришёл сюда по приказу. Они были в зале, но он не знал их лиц. Эта мера предосторожности могла одинаково означать недоверие Лорда лично ему, Дамблдору или вообще всем.

— Отвечайте, подсудимый! Признаете ли вы себя виновным? — задал заключительный вопрос Дамблдор.

— Да. Я служу Темному Лорду и науке и буду верен этому до конца, — просто ответил Руквуд.

«Подсудимый признался в совершении преступления!» — ликующе застрочили журналисты.

Следующим на дачу показаний вызвали самого Снейпа. Он поднялся и, поклявшись говорить только правду, произнёс короткую речь, которую знал наизусть. Рассказал о найденном в классе трупе Грюма, о вероятной причине смерти Крауча-старшего и наконец о том, что знал Барти как одного из самых ярых Пожирателей.

С Краучем сделался какой-то новый переворот, когда он увидел лицом к лицу своего обвинителя. Он перестал дрожать, побледнел, подтянулся, и взгляд его сделался сосредоточенно-ненавидящим, будто к нему вернулось чувство действительности.

— Ты, Снейп, знаешь это, не потому ли, что сидишь за столом напротив меня?! Не потому ли, что сам клянёшься в верности нашему Господину всякий раз? Покажи свою руку! — неистово закричал Барти.

Снейп ожидал такой реакции и, усмехнувшись этой бессмысленной ярости, направился на свое место. В зале послышались неодобрительные возгласы.

— Тихо! Сохраняйте тишину, — пресек их Дамблдор. — Я неоднократно заявлял,

что профессор Снейп давно является моим агентом и действует с моей санкции.

Сев на трибуну, Снейп обнаружил, что у него мелко дрожат руки. Всю свою речь он бросал короткие взгляды на третье кресло. Но она ни разу не подняла голову, никак не протестовала и вообще вела себя так, что он невольно задавался вопросом: «Что, черт возьми, они с ней сделали?»

— На правах верховного чародея Визенгамота я требую признать подсудимого виновным по всем инкриминируемым эпизодам и выбрать наказание в виде высшей меры, — огласил Дамблдор.

С учётом того, что оба подсудимых признали свою вину, слушание дела быстро двигалось к концу. Дамблдор объявил третью часть заседания.

Время шло, но ничего не происходило. Снейп не знал, что послужит сигналом и будет ли таковой. Не знал он и того, что будет делать. Об этом он много думал, но так и не пришёл к решению. Снейп знал лишь, что от вмешательства Пожирателей ничего не изменится. Поттер и девчонка будут в опасности. Им, по задумке Дамблдора, предстояло принять на себя удар молота под названием правосудие. И он — Снейп — ничего не мог сделать. Ощущение собственной никчемности приводило его в панику. Он знал, что чем бы ни закончилась эта война, ему будут не рады при любом исходе. «Вами понукают два хозяина, и вы терпите. Вам не нравится всё, что вас окружает…» — вспомнились её слова.

Ни Лорду, ни Дамблдору уже не нужен шпион. Партия подходит к концу, и все, что он мог теперь сделать — подороже разменять свою жизнь. Впрочем, этим он занимался давно и ничуть не жалел. С той хэллоуинской ночи вся его жизнь казалась ему слишком длинной и никчемной штукой. Снейп даже подозревал, что именно оттого, что он ею вовсе не дорожил, он до сих пор не попался. Только теперь почему-то вновь потерял уверенность в том, что делал. Он чувствовал, что снова запутался в правилах, как когда-то, когда потерял последнюю надежду. «Считаете, что из двух зол выбрали меньшее? Это не так. Вы просто выбрали оба…» Снейп мог бы закрыть собой Поттера или попытаться вытащить девчонку с плахи, но не оба этих дела одновременно. Стало быть, его многолетняя игра должна была закончиться сегодня. Так хотели его хозяева. Он был не против. Но впервые жалел, что не имеет запасной жизни. В конце концов, если все пойдёт по плану Лорда, тут будет жаркая заварушка, тогда он сделает то, что успеет до смерти, — так он решил.

Подсудимая на обычные вопросы председателя об имени, возрасте и роде занятий отвечала тихим, упавшим голосом.

— Откуда вы родом?

— Я родилась в Албании.

— Как давно вы оказались в Англии?

— Я приехала сюда, когда мне было одиннадцать.

— Сколько вам сейчас лет?

— Семнадцать.

— А теперь потрудитесь вспомнить, где, когда, и при каких обстоятельствах вы познакомились с опасным преступником, именующим себя Лордом Волдемортом.

«Удастся ли суду вывести на чистую воду главную преступницу? Весь зал замер в единодушном желании справедливости. Если одна ядовитая змея получит по заслугам — это станет хорошим уроком для других», — диктовал неподалёку журналист своему перу.

Один безмолвный пасс — и весь пергамент залило чернилами. Скверная школьная подстава. Снейп не мог вспомнить, сколько раз с ним её проделывали кретины Блэк и Поттер. Но сейчас он и сам испытал злорадное удовольствие, глядя, как изумленно озирается репортёр, ища виновника своей трагедии. «Идиот», — подумал Снейп. А тот, решив отчего-то, что его подставил коллега, строчивший неподалёку, недолго думая, спалил тому свиток. «Но и от идиотов бывает польза…»

— Далее прошу, мистер Люпин. Суд хочет слышать ваши показания относительно обвиняемой мисс Арты Руфи.

Тут она впервые подняла голову.

А Люпин, как всегда бледный и в поношенных ботинках, нелепо выронил свой листок, окинул взглядом зал и начал вдруг нести какую-то несусветную околесицу про дружбу и то, что лучшие друзья порой совершают ошибки, но он умеет их прощать, словом — притворялся сумасшедшим. Спровадив Люпина, Дамблдор громко объявил:

— Мистер Гарри Поттер.

Гарри стек со стула, и Снейп проводил взглядом его спину.

Мальчишка будет свидетельствовать, даже не зная, кому на самом деле он обязан жизнью. Нелепость. Потому что белое не может быть одновременно черным, долг и преступление — не могут совпадать.​ Но вот беда, нет в жизни ни чёрного​, ни белого.​ Все зависит только​ от того, где ты находишься — сидишь ли​ в яме​ или на трибуне. И сейчас Снейп всей душой выбрал бы яму. И выгнал бы оттуда Крауча взашей, ведь грехов на нем едва ли было меньше. А фарс — это прерогатива Лорда. Так зачем они ее приковали? Создать образ опасного преступника?

— …я погнался… за Беллатрисой Лестрейндж.

— Позвольте спросить, зачем? — прервал председатель сбивчивый рассказ.

— Она убила Сириуса. Я… хотел отомстить.

— Продолжайте.

— Мы попали в Атриум… и там я встретил Арту, — неразборчиво пробормотал Гарри.

— То есть обвиняемая поджидала там остальных преступников вместе с их главарем?

— Н-нет.

— Позвольте, но ведь именно там его видели в последний раз.

— Да, но он пришёл позже.

— Значит, она призвала его, — убежденно сказал председатель.

— Нет, я не знаю. Но если бы Арта мне не помогла, думаю, Беллатриса добилась бы того, за чем пришла.

— А зачем она пришла?

— Чтобы достать меня.

— Значит, подсудимая пользовалась вашим доверием и пыталась его сохранить. Запишите в протокол.

Гарри растерялся и бросил вопросительный взгляд на Дамблдора, но тот никак не отреагировал.

— А ещё… — начал было Гарри.

— Достаточно, мистер Поттер, мы позовём вас, если потребуются детали, — заключил председатель. Мальчишка поплелся на свое место, он, видимо, сильно нервничал, и постоянно трогал свой знаменитый шрам.

Дамблдор спустился с трибуны, чтобы озвучить обвинения, как полагается верховному чародею Визенгамота.

— Мисс Арта Руфи, вы обвиняетесь по делу об убийстве Барри Бандрела в Лютном переулке, участии в нападении на работников аврората в Лютном переулке, убийстве студента Хогвартса и Чемпиона Турнира Трех Волшебников Седрика Диггори, незаконном проникновении в Министерство Магии и массовом убийстве стражей порядка, участии в пытках, а также в пособничестве опасному преступнику, именующему себя Лордом Волдемортом. Злодеяниям, которые вы совершили под его руководством, нет числа. Я прошу проголосовать тех, кто считает подсудимую виновной.

Все судьи единодушно подняли руки.

— Единогласно. Признаете ли вы свою вину?

Притихло. Многолюдная зала будто разом затаила дыхание

— Нет, — чуть слышно ответила она и повторила громче, — не признаю.

По рядам прокатились возмущенные вздохи.

— Я не признаю вину. Меня… Меня заставили. Я не понимала, что делаю.

Голос её, сбивчивый и нервный, звучал тихо.

— Вы хотите сказать, мисс Руфи, что к вам применяли заклятие Империус? Или имели в виду какие-то иные меры насилия?

— Да. Он пытал меня заклятием Круциатус и угрожал убить. Он говорил, что убьёт меня. Я ни в чем не виновата. Я готова назвать всех его сообщников…

Она смотрела прямо перед собой, а потому не видела, как задрожал от её слов Барти.

— Грязная предательница. Наш Лорд верил​ тебе… Посмотрим, как ты вернёшься… Посмотрим, как вернешь саму себя… — прошипел Барти​. И вдруг​ резко и безумно вырвался из оков и бросился на аврора, стоящего в паре шагов с палочкой в руке. Раздались испуганные вскрики.

— Авада Кедавра! Авада Кедавра!

Зеленые вспышки вспороли воздух, отразились в широко распахнутых зелёных глазах.

На мгновение все будто замерло. Донёсся до трибуны неприятный поток холодного воздуха, вслед за ним — тело аврора, омертвевши, рухнуло навзничь. А она уронила голову на грудь, да так и осталась сидеть.

Зал загудел. Ахнул. Началась бестолковая, нелепая сумятица. Все подскочили с мест и забегали по трибунам, толкаясь, крича и спотыкаясь об опрокинутые стулья. Авроры спешно перекрывали проходы, пытались угомонить толпу.

Снейп не помнил, как оказался в яме, не помнил, пытались ли его задержать. Кровь бешено шумела в ушах. Он думал, но без участия воли; в этом состоянии мысль, рассеянно удерживая окружающее, смутно видит все; она мчится, подобно коню в тесной толпе, давя, расталкивая и останавливая; пустота, смятение. «Не успел, не успел».

Он видел, как вспышки опрокинули убийцу​ на пол. Видел, как тот корчится, окровавленный и опутанный веревками. Смеётся. Смеётся до кашля и рвотных позывов.

Маги в серых плащах окружили это место, не пуская репортёров. Ослепительно сверкали вспышки камер. «Срочное сообщение для «Ежедневного Пророка». Ближайшую соратницу Лорда казнил не суд, а сообщник!..»

Её освободили от цепей и уложили на пол. Вот она, совсем бледная, лежит​ на каменном полу, словно​ кукла, брошенная​ беспечной хозяйкой. Он видел, как Дамблдор говорил о чем-то с председателем. Кто-то кричал и требовал немедленной расправы.

Но все это прекратилось так же, как и началось. Одномоментно.

Просто вдруг распахнулись двери и стража у них беззвучно осела на пол. Волнение было подавлено сразу; в этой недавно столь грозно гудевшей толпе водворилась такая тишина, что можно было расслышать, как жужжит комар. Оцепенение охватило конечности. Снейп чувствовал, что не может сделать ни шагу.

И в этой тишине громом раздался голос Дамблдора:

— Ты опоздал, Том.

— Я пришёл как раз к твоей смерти, — ответил знакомый леденящий голос, который часто звучал в ночных кошмарах зельевара. Лорд ступил на центральную площадку, с любопытством оглядывая окружающих.

— Ты опоздал, — повторил Дамблдор.

Тут взгляд Лорда скользнул на пол. Он коротко вскрикнул. Воздух со странным шипением покинул его грудь, а в глазах​ мелькнул​ слепой ужас и растерянность. Увиденное поразило его. Он не мог оторвать взгляд. Барти подвывал у его ног.

— Я не оставлю здесь живых…

— Ты злишься? Отчего же? Её убил не яд, не дракон и не я, а только лишь твой верный раб, исполнявший твою волю, — сказал Дамблдор.

Лорд склонился над ней и протянул руку, но так и не дотронулся.

— Ты столько раз твердил, что любовь великая сила. Это не так. Она причиняет лишь великое страдание.

— Тебе больно. Значит, ты остаёшься человеком. Боль — удел человеческий.

Первыми отмерли маги в сером. И будто растворились в воздухе. Лорд вскочил и хлестким взмахом белой палочки отправил нескольких авроров в небытие. На трибунах раздались крики. Оттуда бежали люди, стремясь укрыться от смертельных вспышек и пламени. Они ломились в двери, но не могли выйти. Ловушка для тигра захлопнулась. Знакомые белые маски скрывали лица десятков волшебников, мечущих проклятья. Снейп обнаружил, что ничего больше не сдерживает его, и начал искать взглядом Гарри, но вдруг его голос раздался совсем близко. Серебристая мантия упала с плеч.

— Остановись! Подумай! Это из-за тебя! Она умерла из-за тебя!

Лорд обернулся на его голос.

Дальше случилось необъяснимое. Поттер вдруг​ упал, заходясь криком нестерпимой​ боли, а из его​ рта и глаз будто повалил​ дым. Лорд властно вскинул на него руку с палочкой, но вдруг сделался восковым и с тихим стоном повалился на бок. Лицо его изменилось, застыло в перекошенную адской пыткой маску. Глаза закатились.

Снейп бросился к заходящемуся в конвульсиях и криках мальчишке, но только бессильно опустился рядом, не зная, чем ему помочь. Он с удивлением услышал чьё-то поскуливание, будто собаку пнули ногой, и вдруг понял, что скулит он сам. А вокруг разгорался жестокий бой, разряды громыхали над его головой, падали белые маски.

«Не успел. Не успел».