Надежда Пигмалиона (гет)

И все ж сильнее всех отрав — отрава глаз зеленых,

Твоих отрава глаз,

Где, странно искажен, мой дух дрожал не раз,

Стремился к ним в мечтах бессонных

И в горькой глубине изнемогал и гас.

И чудо страшное, уже на грани смерти,

Таит твоя слюна,

Когда от губ твоих моя душа пьяна,

И в сладострастной круговерти

К реке забвения с тобой летит она.

* * *

Туманная хмарь застилает слабую краску гаснущей зари. Ветер прогоняет седые обрывки облаков, и над тонущей в серо-зеленой мгле землёй распахивается бескрайняя громада неба с первыми сторожевыми огнями звезд.

Эта летняя ночь согласилась стать соучастницей. Согласилась хранить невозмутимость и блеск, покрывать все порывы и преступления, дурманить и сиять цветущей юной прелестью, бросать вызов самой страшной стихии. Доносится издали заунывный вой, похожий то на горький плач, то на хохот, звонко стрекочут в траве цикады, и ветер шепчет между травами.

Чёрная бескрылая тень мчится над чутким безмолвием надвигающейся ночи, то взвиваясь ввысь, к тонкому серпу Луны, то камнем бросаясь на зубчатые верхушки деревьев. Пытается оторваться от того незримого, что гонится по пятам, дышит в затылок, смотрит пристально из вечности.

— Ну и что вы скажете, мамзель, в своё дурацкое оправдание? Рука у тебя отсохла или мозги?

— Я забыл…

— Да… Какая тебе Метка, тебе бы каску и подгузник, чтоб штанишки не запачкал!

— Вы не видели! Вы не знаете, как все было!

— Ладно-ладно, не пыли. Твое дело маленькое — делать то, что я скажу…

Страх мечется во мгле меж неподвижным небом в россыпи колючих звёзд и мимолетно ускользающей землей. Мчит над пустынной неизвестной местностью, над пологими холмами, усеянными редкими валунами, и над отвесным обрывом. Зависает на мгновение высоко у серебрящегося в лунном свете гребня и стрелой вонзается в рокочущую бездну.

— Дело ясное, что дело темное… Господин? Что прикажете делать с пленными?

— Мне все равно, сгниют они или сгорят, пусть только разговорятся прежде…

Тень вырывается из крепких солёных объятий и с чудовищной скоростью мчится прочь, взметнув за собой мелкую морось брызг. Луна подмигивает ей, скрывшись на мгновение. Вот мелькает уже внизу паутина смазанных рыжих клякс и скопища черепичных крыш. Кружится кривой переулок, заваливаются в разные стороны стены домов. Щербатая брусчатка блестит под чугунным фонарём.

Тьма клубится, теряя очертания, и затекает сквозь щели деревянной рамы в неосвещенную комнату. Оглушительный визг сигнальных чар вспарывает безмолвие.

Парень стонет и мечется в бреду по сбитым простыням. Волосы взмокли в испарине и торчат чёрными иглами.

— Гарри! ГАРРИ, ПРОСНИСЬ!

— А-а?! Что?! — подскакивает разбуженный. — А…Это ты…

Он судорожно выдыхает, утыкается лбом в сгиб локтя, утирая испарину, и падает обратно на подушку.

— Что случилось?! Кошмар? Снова Он?

Гарри молчит, то хватаясь за шрам на лбу, то комкая прилипшую к груди футболку. На шее быстро-быстро бьётся жилка.

— Да. Случилось. Что-то с ним… Он страшно зол, совершенно не в себе. И жаждет мести. А еще, кажется, счастлив. Ослепительно счастлив… Нет! Он горит. Задыхается. Будто каленым железом жгут! Очень больно.

— Может, Он того? Окончательно свихнулся? Или болеет? Умирает? — с надеждой спрашивает рыжий парень, сидящий на краю тахты.

— Ты же говорил, что последнее время видения были тусклыми, что ты ничего не видел… — взволнованно перебивает девушка и трогает тыльной стороной ладони лоб товарища. — Да у тебя жар!

— Знаю. Это у него. То есть… Да. Я ничего не видел, а сейчас будто плотину прорвало. — Гарри морщится и зажимает воспаленный набухший шрам. — Наверное, Он отгораживался от меня с помощью окклюменции. А сейчас нет. У него что-то случилось. Что-то вроде…

— Лихорадки? — подсказывает рыжий.

— Вроде того. Не знаю… Он напуган. И это очень больно.

— Ты должен сказать Дамблдору!

— Гермиона, сейчас ночь. Расскажу ему утром… Может быть. Если с ума не сойду.

— Это не шутки, Гарри! Он просил тебя докладывать о всех твоих снах!

— Я знаю! Знаю! — огрызается парень и снова хватается за голову, шипя от боли. — Просто… Ай! Я ничего не понял…

Частые удары заполняют переулок звоном и грохотом. С крыльца на дорожку выбегает высокая женщина, на ходу застегивая мантию. Она несколько мгновений смотрит наверх, на вспыхивающие в окнах соседнего дома разноцветные огни. С кончика ее палочки срывается сияющий зверь и стремительно удаляется прочь, под грохот, изданный безжалостно высаженной на третьем этаже оконной рамой. Левую створку сорвало с петель. Что-то стремительно и резко падает сверху на дорогу. Под ноги.

Крохотная птичка, похожая на белого ночного мотылька, обжигающего крылья у масляной лампы, трепещет и отчаянно бьётся в стекло. Глупая. Сверкает вспышка. Упорная летунья замирает в воздухе и мягко опускается в подставленные руки. Лёгкая. Чёрные пристальные глаза блестят за завесой волос. Длинный палец несколько раз проходится по нежным светлым перышкам, замерев на мгновенье на одном неправильном. Темненьком. Гремит дверца пустой старой клетки с давно погнувшимися прутьями. Худые руки аккуратно укладывают внутрь новую жительницу. Она просыпается и испуганно вспархивает с руки, обдав ее ветром.

Сквозняк играет занавесками у разбитого окна. Лучи холодного зеленоватого света льются внутрь, освещая темные блестящие следы на полу, стенах коридора и перилах, задравшийся уголок ковра и распахнутую дверь. Лежит, потерянная в спешке, домашняя туфля. Испуганный кот сидит под столом, прижав уши. У подножия лестницы застыла бесформенная темная масса. Опутанное силками тело в окровавленной ночной рубашке без единого живого места.

На усыпанной битым стеклом улице лежит, раскинув руки, женщина, лицо ее застыло в гримасе ужаса. Только зеленоватые мертвенные блики плавают в раскосых остекленевших глазах.

* * *

Я с великим трудом разлепила тяжёлые веки, и какое-то время лежала, ощущая как ломит и дрожит все тело, как давит в груди. Как жжёт подушка. Хотелось пить. Но не было сил дотянуться до палочки.

Полог над кроватью тошнотворно кружился, а птички на нем раздваивались. «Когда ложилась, все было не так уж плохо… Может быть, какой-то отсроченный эффект проклятья?» Кровь сочилась из воспаленной губы и отчего-то имела привкус мяты.

В конце концов мне надоело ее слизывать, я неуклюже подползла к тумбочке, на которой оставила палочку, и села. Одеяло сползло, обнажив напитавшуюся повязку. Ее вид меня напугал. «Плохо дело…»

Плюнув на рекомендацию не использовать на себе целительные чары, я попыталась залечить рану. Но пальцы были такими заледеневшими, что не гнулись, а руку невыносимо было держать на весу, и результат вышел плачевным. Рана разошлась сильнее.

Испуг придал мне сил. Я сползла с постели и, тяжело дыша, встала. Комната резко поплыла перед глазами, так что пришлось схватиться за столбик кровати. «Надо выпить зелье… Все дело в этом… Интересно, когда вернётся Лорд?» Постояв так и поборов приступ дурноты, я медленно побрела в соседнюю комнату, цепляясь за стену.

Диван оказался слишком далеко, и мне пришлось упасть на кресло. Только после того, как притихло заходящееся сердце, я поняла, что идти было вовсе не обязательно.

— Акцио, зелье!

Рой блестящих пузырьков спланировал мне на колени. «Какой-то из них… Что-то из этого…» Я вглядывалась в этикетки, но не могла разобрать ни слова среди расплывающихся букв, и открыв первое попавшееся, попыталась его выпить, но только вылила на себя большую часть.

На подлокотник кресла, царапая когтями обивку, вспорхнул Беким и одарил меня серьёзным сочувствующим взглядом.

— Плохо, миленький… — обхватив себя руками, пожаловалась я.

Он уныло курлыкнул, будто согласившись, а потом перелетел на подоконник и стукнул клювом в стекло. Раз. Второй. И снова. «Ну что ж, иди, если надо…» Окно распахнулось заклинанием, и Беким улетел, а я обессиленно сползла в кресле.

— Нет! Я категорически с вами не согласен. Любой профессионал скажет, что пока причина отравления неизвестна, следует начинать лечение с Противоядия от обычных ядов! У него наиболее широкий спектр действия… — верещал Слизнорт, все пододвигая и пододвигая ко мне бутылочку с этим самым противоядием, при этом наполовину закрывая меня обширным задом от своего собеседника.

Я сидела в глубоком удобном кресле, которое Слизнорт так удачно приспособил в лаборатории, мусолила за щекой уже второй горький безоар, ощущая, что он, как и его предшественник, постепенно уменьшается в размерах, и безучастно слушала профессиональный спор двух зельеваров.

На груди у меня была свежая повязка, пахнущая бадьяном, и у меня легко получалось игнорировать боль, глядя, как причудливо танцуют в столбе солнечного света мерцающие пылинки. Мне стало намного лучше, это было понятно и потому, что ко мне, помимо страха и усталости, стали возвращаться все остальные чувства.

И первым из них было стеснение. Я даже не могла понять, что меня больше смущает: то, что Лорд, Снейп или, вероятно, Барти видели меня в неглиже или, если быть до конца точной, в совершеннейшем полунеглиже. Или то, что мне нечем особенно было поражать мужское воображение.

Я отмахивалась от этих нелепостей и зачем-то мысленно оправдывалась перед несуществующим слушателем, говоря, что была совершенно без сознания и при смерти. «И кого это вообще волнует? Лорду плевать, как он выглядит, Снейпу — подавно, а Барти вообще мне задолжал… Наверное, у меня просто что-то с головой», — успокаивала я себя.

Голова действительно болела. Но доводы все равно не очень-то помогали. Этот «несуществующий» смотрел на меня холодными бледно-голубыми глазами и молчал. А я продолжала распинаться. И было уже непонятно, что я хочу доказать и кому. Но это было очень важно. Да.

Следом появились беспокойство. И обида. И тоска. Будто что-то случилось или случится. Они осели во мне сосущим чувством потери и заставляли беспомощно озираться. Лорд не остался со мной ни вчера вечером, ни утром. Я совсем не видела его. А хотелось.

«Наверное, очень занят. Не до моих болячек. Но во сне Гарри сказал, что он зол и что ему плохо. То что зол — это понятно, накрыли нас внезапно и очень капитально, странно, что он решил не покидать мэнор, наверное, у него другие планы. Или случилось что-то более серьезное? Почему ему плохо?»

— …абсолютно бесполезно, — донеслось до меня сухое возражение Снейпа. — Ни один обычный яд не будет растворять безоар. Такое не под силу и большинству составных ядов…

— Но он способен несколько ослабить действие и выиграть нам время! А оно нам ой как понадобится, неизвестно, сколько мы будем искать преобразующую составляющую…

Они говорили лёгким светским тоном и попутно варили что-то в котелке в четыре руки. Но спор этот, казалось, шёл и на каком-то ином уровне. Пышущий здоровьем и оптимизмом Слизнорт излучал благожелательность и порхал у своего стола в лучах солнца, будто толстый желтобрюхий шмель. А Снейп, стоявший в тени, внешне напоминал больного чахоткой или одно из тех существ, которых художники пытались изображать на страницах Темномагических фолиантов, но, увы, не имели натуры.

— Закончилась кровь саламандры. У меня в Хогвартсе есть, но не самая свежая, мне принести или вы располагаете? — спросил он и потряс перед носом старика каким-то пустым флакончиком.

— Да, разумеется, есть немного, но свежей. Нужна именно свежая, у девочки сильная кровопотеря. Не переживай, Арта, мы тебя вылечим. Я мигом, — всполошился Слизнорт, ободряюще мне улыбнулся, пригрозил пальцем и с удивительной для его комплекции скоростью ускакал за дверь.

Снейп проводил его холодным взглядом и обратился ко мне:

— А теперь, мисс Руфи, постарайтесь вспомнить, что вы ели или пили вчера вечером?

Меня отчего-то позабавил его обычный официоз, который особенно подчёркивал мой своеобразный туалет, состоящий из бинтов, легкого халатика в бурых пятнах и пушистых пантуфель.

— А вы мне сегодня снились, — невпопад ответила я, глядя прямо в его тощее серое лицо.

Настала секундная пауза. Что-то взглянуло на меня из непроглядной черноты его глаз. Но Снейп моргнул, и оно исчезло.

— Если вы не намерены отвечать, то лучше сообщите сразу и не тратьте мое время, — профессорским тоном процедил он, приманил высокий трехногий табурет и сел. Это был плохой знак того, что разговор обещает быть долгим.

— Откуда мне помнить? У меня в голове помутилось. Кажется, выпила стакан воды из графина…

— Эту воду я уже проверил, в ней ничего нет. Но, может, вы пили что-то ещё? Подумайте хорошенько. От этого во многом будет зависеть эффективность лечения. Что бы там ни говорил Гораций про время — его на самом деле нет. Есть яды, действие которых необратимо по истечении некоторого периода.

Я тяжело вздохнула и напрягла память, силясь разогнать плотную пелену, окутывавшую весь вчерашний вечер. От этого сердце странно ухнуло, а в левый висок будто воткнули иглу. Я поморщилась и потерла виски. То ли пальцы были ужасно холодными, то ли голова горела.

— А Беллатриса была здесь вчера?

— Насколько мне известно, нет. Мадам Лестрейндж в положении, — с готовностью ответил Снейп и прищурился, будто гадал, о чем я думаю.

— Тогда не знаю. Я ничего не пила, кроме ваших зелий. Себя вы, конечно, ни в чем не подозреваете?

— Темный Лорд, разумеется, уже задал мне этот вопрос, — резонно заметил Снейп.

— И вы, разумеется, нашли убедительный ответ. Хотя вы правы, вам это вовсе не выгодно, даже ради моих мучений. У меня безоар закончился.

Зельевар вскочил и вернулся к столу, где грелся маленький котелок, в который они со Слизнортом ранее заливали мою кровь. Мне показалось, что он немного прихрамывает. Снейп сунул нос в котел, потом принялся разливать содержимое по маленьким чашечкам. Жидкость была красного цвета. Или нет. Перед глазами у меня плавали какие-то багровые круги.

— Что у вас с ногой?

— Прошу прощения? — сухо переспросил он.

— Мне показалось, что у вас что-то с ногой, — пожала плечами я.

— Вам показалось. Вот что… Примите пока это, — не поднимая глаз, указал он.

Ко мне в руки спланировал флакончик кроветворного зелья. Я выпила его не поморщившись, снова ощутив лёгкий привкус мяты.

— Мало кому удаётся отравиться во время сна в запертой комнате. Правда, вам повезло, яда в крови немного…

— Везение — мое второе имя, — слабо улыбнулась я.

Зелье принесло облегчение, только звон фарфоровой ложечки, которой Снейп помешивал варево, неприятно резал слух.

— Но это… — он осекся.

— Что это? — не выдержала я.

Снейп ответил не сразу и говорил медленно, подбирая слова:

— Яд в вашей крови не растительного и не минерального происхождения.

Я несколько раз повторила это про себя, но мозги лишь ржаво скрипели, и смысл слов упорно ускользал от меня.

— И что это значит? — тупо переспросила я.

— Это значит, что он принадлежал какому-то зверю, — сказал Снейп тоном «как ты можешь не понимать самую очевидную вещь» и наконец посмотрел на меня с таким выражением, будто произвел фурор и ждал, что я поражусь. — Мисс Руфи, ваша змея была с вами? — попытался он снова, когда понял, что я не реагирую.

«Неужели не скажет, что я умна, как пещерный тролль? Что дальше? Нарцисса в джинсах?»

— Нагайна? Нет. Со мной был только мой авгур.

— Вы уверены, что она не могла вернуться позже? Может, вы не заметили ее? — упрямо переспросил он.

— Она бы никогда не стала кусать меня, — отрезала я. — Она очень умна, сэр. «На мой взгляд, даже слишком…»

— Настолько, что стерпела бы, если бы вы, к примеру, наступили на нее?

— Настолько, что если выбирать между вами и ней, я бы скорее выбрала, что это вы меня покусали.

Огонек триумфа на его лице погас. Но в его взгляде было что-то, от чего стало неуютно. Я поежилась и облизнула кровящую губу. Ранка снова открылась. И я постоянно бередила ее языком.

— По-моему, мне уже намного лучше. Пойду еще немного отдохну, и все будет совсем в порядке.

С этим я попыталась встать. Мозг отдал приказ телу, но оно отказалось подчиняться и упало бы обратно, если бы Снейп цепко не схватил меня под руку. Так, будто зажал щипцами беглого рогатого слизня.

— У вас жар. Пойдемте. Я провожу вас. Вам следует придерживаться постельного режима, — не терпящим возражения тоном сказал он, и мы в молчании покинули лабораторию.

В доме тут и там сновали невесть откуда взявшиеся домовики в разноцветных наволочках, раздавались приказания, подхватываемые ими на лету, хрипели и охали в починяемых рамах жители портретов, щетки остервенело начищали беломраморный пол, текла и плескалась вода, словом, хозяева решили избавиться от всяких следов пребывания вчерашних гостей, и все эти звуки плавали в воздухе, до того густо насыщенном острыми, неприятно щекочущими ноздри запахами чистящих зелий, что казалось — каждое слово, каждый вздох тоже пахнет, раздирая нос.

Каким-то неведомым образом в этом мельтешении нас засек Барти и немедленно подскочил.

— Не трудись, Снейп, я провожу.

Рука зельевара еще мгновение удерживала меня, а потом соскользнула.

— Прослежу, чтобы ты по дороге еще кому-нибудь не накостыляла, — усмехнулся над ухом Барти, обдав меня теплом своего дыхания, приобнял за плечи и повёл наверх по лестнице. — Ну что, он сказал в чем дело?

— Пока не знает, говорит, какой-то зверь.

— Да? Я думал, зоопарки закрываются на ночь, видимо, Снейп сбежал. Говорил же, что не надо его подкармливать, — поерничал Барти. — Ну, а ты кого-то подозреваешь?

Я помедлила мгновенье и ответила, постаравшись, чтобы голос звучал твёрдо:

— Думаю, это ты. Ты травил меня мерзким багульником.

Этот неожиданный выпад застиг его в врасплох. Барти не на шутку растревожился. Он лихо преградил мне путь, судорожно вцепился в плечи и стал заглядывать в лицо выпученными светлыми глазами.

— Ну что ты? Что ты? Ты это брось! Я… Я ничего такого… И в мыслях не имел! — дрогнувшим голосом зачастил он. — Глупышка. Я же твой самый близкий друг! Ты дорога для меня не меньше, чем для Господина. Разве мог бы я причинить тебе вред?! Это просто духи…

— С дурманящим и привязывающим эффектом? — едко спросила я, вскинув брови и ощутив охмеляющее наслаждение то ли от его слов, то ли от испуга и слетевшего, как дым, шутовства.

— Пф-ф… Да они вовсе на тебя не подействовали. Это просто забава! Нашел среди того хлама, что мы припёрли от Горбина. И готов поспорить, это Снейп тебе наплел! Так ты его не слушай, это он из мести. Милорд меня теперь больше всех ценит, я — его самый близкий соратник. «Почти как сын» — вот Он как мне сказал! Потому Снейп зуб и точит!

Барти беспокойно облизнул губы, глядя на меня восторженно-озлобленным взглядом. На мгновение мне показалось, что я боюсь его, но он улыбнулся, и мысль эта быстро исчезла.

— Сегодня же выкину их. Все, что скажешь…

— Выкинешь эти и найдёшь другие?

— Да нет же! — горячо воскликнул Барти.

— Поклянись! — потребовала я, глядя на него со всей доступной моему жалкому виду суровостью.

— Чтоб я сдох! Так это ты мне месть готовила, а досталось тем тупицам?

— Ой, отвянь, — бросила я, стараясь сохранять серьёзность.

Затея теперь казалась совершенно детской, и признаваться в этом не хотелось.

Барти взглянул исподлобья, и на лице его показалось то выражение, которое появляется у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.

— Мы их еле опустили. Вот это номер!..

Он снова приобнял меня, продолжая восхищаться, и мы двинулись дальше. Восхождение на четвёртый этаж отняло у меня остатки сил, поэтому последние метры я практически висла на нем.

В комнате царил бардак. Это стало заметно только теперь, когда пришел «гость». И если разбросанные по креслу, комоду и стулу вещи еще можно было объяснить злостным обыском, то фантики, поломанные перья (два коричневых и одно черно-зелёное), горы пергаментов с вопросительными знаками и нелепыми рисуночками обыском объяснялись с трудом.

Я сразу вспомнила, как перед облавой несколько дней кряду искала каверзные вопросы для Лорда. У меня сломалось последнее перо, а идти к Нарциссе за другим было лень, тогда я решила взять выпавшее у Бекима. Но оно совсем не годилось для письма.

Теперь все это показалось очень далёким, словно было в другой жизни. В душе тоскливо заскреблись кошки. На глаза еще попались пара оброненных блестящих жал муховерток, которые я стащила для настойки из лаборатории, завявший цветочек, принесенный из сада, и найденная красивая шишка.

— Уютненько, — ощерился Барти, узрев все это великолепие.

Он довёл меня до кровати, взбил подушку и укрыл одеялом, разжег взмахом камин.

Я молча следила за его красноватыми руками с рыжеватыми волосками, видневшимися из-под рубашки, за его ловкими уверенными движениями, будто он делал это прежде и был готов делать всю жизнь и быть абсолютно счастливым этим, и думала о том, как приятно ощущать такую горячую и искреннюю заботу. Как ни крути, но Барти хотя бы стремился к полной честности и откровенности и мог говорить без всяких «взрослых» любезностей и обиняков. На него действительно можно было положиться. Его преданность предсказуема и незыблема. А еще он был заботливым и веселым другом.

Он придвинул кресло почти вплотную к кровати и сел. Глянул на золотые карманные часы.

— Посижу с тобой, почитаю, пока ты не уснешь. Полчасика. Можно?

— Уговорил, чертяка языкастый, — со смешком ответила я, — а что так мало?

— Господин скоро прибудет, хочу увидеть его.

«Я тоже…» Мучительная тревога всколыхнулась в моем сознании, для которой я смогла найти лишь одну причину.

— Что вы сделали с теми детьми?

— Какими детьми? — удивился он.

— Ну этих авроров.

Барти смотрел на меня непонимающе и хмурился.

— Все авроры в темнице. Милорд пока не давал никаких указаний на их счёт. Или у меня неверные сведения?

— Н-нет. Нет. Все верно. Это у меня просто… помутнение, — испугавшись, пробормотала я, — забудь об этом.

«Дурадурадурадура…»

Но Барти был слишком сообразителен, и было поздно. Он оцепенел на мгновение, и я увидела, как в глубине его глаз разгорается и пламенеет, распаляемая жестокостью и азартом, искра догадки, которую я по своей беспросветной глупости подарила ему. Он отрывисто засмеялся.

— Это точно. Так что ты лучше спи. И знаешь что? Зови, если понадобится, мою эльфийку Винки.

Я кивнула и уставилась в потолок, злясь и кусая себя за язык. А Барти приманил откуда-то свежий «Пророк», вытянул ноги и начал читать вслух с выражением, будто рассказывал дивную сказку на ночь.

— Сегодня в своем доме найдена убитой глава Отдела магического правопорядка и выдающаяся волшебница Амелия Боунс. На ее теле остались следы применения мощных темномагических заклинаний. Жестокое убийство произошло ночью. Оставшиеся на месте преступления следы свидетельствуют о том, что мадам Боунс оказывала яростное сопротивление своим убийцам. Рядом с домом найдено тело еще одной колдуньи. Эммелина Вэнс, предположительно, стала единственным очевидцем произошедшего. За что и была немедленно уничтожена. Министр Магии Руфус Скримджер прокомментировал это злодеяние так: «У нас нет сомнений в том, кто причастен к этим гнусным преступлениям. Они не скрываются. Над домом была обнаружена Темная Метка. Я выражаю решительную надежду положить быстрый конец этим злодеяниям и справедливое возмездие…»

Я слушала его, и казалось, что мне ни за что не уснуть. «Разве что чуть-чуть. Полчасика. Не больше. И тоже пойду к Лорду… И за всем прослежу», — сонно пообещала я себе.

* * *

— Эти идиоты решили взять резиденцию Темного Лорда приступом?! Этим они могли заниматься два года назад, но теперь… Отправиться прямиком в пасть к дракону для них было бы лучше! Карательные отряды? Это все, до чего додумался Скримджер? Ошибки старшего Крауча его ничему не научили? Просто вершина кретинизма! — раздражённо выговаривает своему собеседнику Снейп, расхаживая по уютной комнате мимо столиков со множеством блестящих приборов, вазочек и милых безделушек, каждая из которых аккуратно стоит на собственной вязанной салфетке. — И что они ожидали там найти? Проклятые артефакты? Мирно спящего Темного Лорда? Или решили напроситься на собрание и узнать все из первых уст?!

Каждый мускул его сухого лица нервически напряжен, и тёмные глаза теперь блестят лучистым, ярким блеском. Словно пытаясь выплеснуть впрок все, что кажется безжизненным обычно.

Старый маг в бордовой мантии и малинового бархата шапочке с широким золотым позументом по краю и с такой же кисточкой на верхушке следит за ним проницательным взглядом и рассеянно поглаживает дремлющую на жерди алую птицу.

— …А потом решили, что сгодится хозяйка поместья и двое подростков?! И это с тем, что и я, и Люциус в это время находились в кабинете министра, и никто даже не попытался нас задержать. Неужели мы такие важные персоны, что нас можно арестовать, только найдя у нас Тёмного Лорда на постое?

— Если ты хочешь услышать мое мнение, Северус, то я счел бы это поступком отчаяния, — спокойно говорит Дамблдор. — Я, разумеется, не знал про этот приказ. Иначе сделал бы все, чтобы отговорить министра от этого бессмысленного действия, но он, как ты знаешь, не пожелал сотрудничать. А теперь, полагаю, судьба этих несчастных — дело уже решенное, как и тот факт, что власть Скримджера доживает свои последние дни. А значит, скоро мы останемся с Волдемортом, что называется, один на один… Что с вашей ногой, Северус? — неожиданно спрашивает он.

Снейп останавливается и мотает головой, отчего волосы черными сосульками падают на лицо.

— Пустяки. Темный Лорд не рассчитывает свои силы, когда дело касается его воспитанницы. У Нарциссы сломаны три ребра.

Дамблдор вскидывает кустистые брови и глядит на собеседника поверх поблескивающих очков-половинок, пронизывая его насквозь.

— Помните то авторское проклятье, над которым мы ломали голову осенью? Так вот, они снова встретились. На этот раз все быстрее и с осложнениями. Пиковый случай. В общем, девочке повезло. Он снял его, как мы и предполагали…

— Через компоненту заклинателя? — уточняет Дамблдор.

— Именно. Все было хорошо. Даже очень. Она уже вчера приходила в себя. Я думал, что этим все обойдётся…

— А что-то случилось?

— Да. Кто-то ухитрился отравить мисс Руфи, видимо, пока она спала. Это точно не могло быть из-за моих зелий. Я все проверил и Тёмный Лорд тоже…

— Так что, по-твоему, стало причиной отравления? — мягко спрашивает старик.

— Сильный, магически модифицированный яд животного происхождения. Он действует на кровь. Не дает закрыться ранам. Знакомый случай, правда, Дамблдор?

Старик благодушно молчит, подбадривая собеседника продолжить лёгкими кивком.

— Но она утверждает, что Нагайны с ней не было и что ее никто не кусал. И говорит, что ничего, кроме воды не пила. А Темный Лорд сказал, что сразу ушёл и не знает, чем она была занята. Но, когда мы забирали ее, там на столе стоял фужер. Значит, она может чего-то не помнить…

Дамблдор тянется к широкому десертному столику на витых деревянных ножках и, плеснув в чай сливки, принимается густо намазывать тосты алым джемом. Два из них ловко выскакивают из морщинистых рук и вспархивают на блюдечко, тут же подплывшее по воздуху к Снейпу.

— Попробуйте, Северус. Это мой любимый. Малиновый.

Но мужчина лишь отмахивается привычным усталым жестом.

— Из вас получился бы замечательный сыщик. Как в той магловской книжке… как там его? Холлс? — с любознательной участливостью спрашивает Дамблдор.

— Холмс, — машинально поправляет Снейп, хмурится и снова начинает маячить взад-вперёд.

— Точно! Ты уже сказал Тому о своих подозрениях?

— Нет. Я видел его только утром. Он почти сразу ушел. С тех пор как мальчишка ускользнул у него из-под носа, он стал скрытнее. Нарцисса боится, что теперь Он точно захочет отыграться на Драко…

Дамблдор прихлебывает из чашечки, и под его задумчивым взглядом пар над ней причудливо завивается, образуя то фигуру призрачного единорога, то крохотного дракончика, пускающего из пасти белый дым.

— Так встаньте на его защиту. Мальчик очень помог нам. Без него мы бы не успели вывести Гарри из Хогвартса. Если он будет доверять вам, то, возможно, еще будет нам полезен.

Снейп медленно кивает и устало потирает глаза.

— Сейчас начнётся эта кутерьма… Умники типа Крауча уже начали кипятком писать и подпрыгивать, чтобы быть в фаворе, когда начнется дележка лакомых кусков…

— К слову о лакомых кусках… Вас можно поздравить с назначением, Северус?

— Только если вы считаете, что у меня мало головной боли, — ворчливо отзывается зельевар.

— Значит, Хогвартс, по крайней мере, в надёжных руках, — задумчиво заключил Дамблдор и прикрыл глаза.— Как же мне повезло, что у меня есть вы, Северус. Мне жаль, друг мой, что я взвалил на вас так много. Никто другой на вашем месте не справился бы… И это возвращает нас к насущным вопросам. Пообещайте мне, что несмотря ни на что, вы оградите детей в школе от опасности. Но, умоляю вас, будьте убедительны и очень полезны Тому. Лечите девочку. Сделайте запрос в Мунго на имя Гиппократа Сметвика, у него есть готовая формула. Он не откажет вам. И вот еще что, предложите Горацию должность. Думаю, он сможет оказать вам поддержку.

— Я могу обещать только то, что будет в моих силах. Лучше скажите, что ВЫ планируете делать теперь, Дамблдор?

Уютная комната, в которой царит сверкающий красно-бордовый хаос, покачнулась и поплыла. Краски загустели, свернулись и выцвели.

Всколыхнулись и поползли сумрачные тени по бледным лицам.

— Но я не понимаю, как это возможно? Дом защищен. Вы же сами ставили защиту от трансгрессии, Милорд.

— У меня нет проблем с памятью, Люциус. Это возможно только в двух случаях: либо у них была брешь и они распечатали чары, либо кто-то просто впустил их сюда, — флегматично поясняет Темный Лорд.

Голос его как-то особенно тих и мягок. Белый, точно снег голый череп ясно выделяется в полумраке. На лбу, голубоватых висках и над сжатой полоской губ, как алмазная пыль, мерцают мельчайшие бисеринки пота. А взгляд ледяных глаз то и дело замирает, будто маг блуждает мыслью где-то далеко за пределами зала. И в мысли этой нет покоя. Нет его ни в причудливом трепете багряных сполохов на бледном лице, ни в ходящих по впалым щекам желваках, ни в длинных пальцах, чуть подрагивающих на подлокотниках высокого кресла.

Но лишь самый внимательный и бесстрашный человек заметит это. Потому как почти всякий, кто может взглянуть на него теперь, страшно занят чем-то своим, а если и решится, то через мгновение боязливо опустит взгляд.

Тем временем его ближайший сосед преисполнен негодованием и всеми чувствами, что так часто скрывают его черты под въевшейся маской высокомерной скуки и надменной отчужденности. Сейчас он напуган и зол.

— Но откуда?! У нас ни из дома, ни в дом никто не трасгрессировал, все приходят через ворота! И даже если так, какая может быть брешь от трансгрессии? Она бы быстро заросла. И они бы скорее расщепились, чем попали сюда…— рассуждает он, активно жестикулируя. — Может, это шкаф?

— Исключено, — отметает Барти, — шкаф создаёт коридор только к своей паре, не наружу.

Лёгким жестом он откидывает со лба отросшую светлую чёлку и, оперевшись на стол, смотрит на блондина с выражением мрачной радости на веснушчатом лице.

Темный Лорд хмурится все сильнее, слушая возмущённые реплики Малфоя и отдаленное ворчание Долохова, и наконец поднимает голову, будто очнувшись.

— Ну и что ты притих, Яксли, думаешь, с закрытым ртом я тебя не замечу? Ответь-ка нам, с каких пор у аврората свободный вход в нашу штаб-квартиру? — тягуче выдыхает он сквозь сжатые зубы, издав под конец звук наподобие змеиного шипения.

— Я… Мой Лорд… Лучше мне, конечно, посмотреть, что случилось с чарами…

— Без тебя бы мы никак не догадались…

Кто-то за столом сдавленно хихикнул. И смешок этот раскатился по залу, отражаясь эхом от стен.

— Что с ними сталось, после того как через них прорвались восемнадцать человек? — невозмутимо продолжил Темный Лорд своим высоким звонком голосом. — Конечно разрушены. Ты мог бы убедиться в этом сам, если бы чуть усерднее поспешил на зов Метки.

— Не знаю, что и думать, Милорд… — бормочет холеный мужчина, пытаясь расстегнуть толстыми непослушными пальцами пару золотых пуговиц на вороте своей мантии, и покорно потупляет взгляд.

— Что ты блеешь, как праведная девица, Корбан? Я разочарован. Особенно учитывая то, что Управление магическим транспортом находится под твоим началом. Уж не ты ли пустил их к нам на порог?

Над столом снова раздаются хриплые смешки и шепот. Сидящие поблизости маги косятся на попавшего в опалу соседа. Яксли стремительно бледнеет и шлепает в ответ кривоватыми влажными губами:

— Ну что вы, мой Лорд! Я скорее бы удавился, чем предал вас! Это невиданное дело! Я не знал и не ведал о том, что возможны такие козни…

— Твоим языком заборы бы красить, — обрывает Лорд.

Ледяной взгляд буравит Яксли с минуту, но позже холод в нем затуманивается поволокой. И Он рассеянно опускает голову, чуть поведя по воздуху длинными узловатыми пальцами, пытаясь коснуться чего-то незримого.

Это так не похоже на того, кто обыкновенно принимал живейшее участие в беседах. Но и эта перемена утаится от жадных подобострастных взглядов многих пар глаз. Маги переговариваются. Гул голосов нарастает.

— Мой Лорд, я соглашусь с Люциусом, трансгрессия действительно не должна была сильно повредить защиту. Должно было быть нечто более мощное, к примеру, портал, — сдержанно говорит Снейп.

Темный Лорд молча встает, и разговоры за столом разом стихают. Он медленно идёт по тускло освещенному залу, возвышаясь над всеми, и маги за столом опускают головы. На белых босых ступнях его видны следы запекшейся крови.

— Что толку гадать об этом сейчас? Ушедшего не воротишь, — тихо роняет он и останавливается за спиной у юного Малфоя.

На лице и хрупких руках Драко красуются ссадины, белые волосы по-мальчишески растрепаны. А потерянный взгляд серых глаз то и дело обращается к двум пустующим по соседству стульям. Он вздрагивает всем телом, когда перед ним на темную полированную столешницу падает газета.

— Встань, Драко. Встань и прочти всем нам, — вкрадчиво говорит Темный Лорд.

Парень бросает искоса взгляд на отца и нерешительно поднимается с места. Ножки отодвигаемого стула визгливо скрипят об пол. Тихо шуршит в бледных пальцах раскрываемая газета. Драко вздыхает рвано и неглубоко, прежде чем начать читать глухим прерывистым голосом.

— … Я желаю, чтобы каждый из нас почувствовал и признал свое равенство с другими. Будь то магл, волшебник или оборотень. Мы все близки и должны вместе стремиться в будущее без страха перед новым. Сейчас лучшее время для крушения безнадежно устаревших элитарных устоев. Лучшее время, чтобы объединиться и развенчать идиому чистоты крови. Создать новое общество! Пора увидеть в маглах не только добрых соседей, но и наших ближайших родственников.

Чуть только с его губ срываются последние слова статьи, как воздух мрачного зала заполняет нестройный хор возмущённых возгласов, звуки отвращения, брань, присвисты и злобные выкрики, призывающие «прикончить немедленно», «отрезать язык». Отомстить. Они смешиваются и отражаются от стен, гуляют по залу, а надо всей этой какофонией раздается одинокий безрадостный смешок.

Темный Лорд обводит выразительным колючим взглядом своих единомышленников, считывает их реакцию по глазам, гримасам, движениям. Вдыхает их ненависть. Разжигает страх.

— Итак, — начинает он, сполна насладившись атмосферой, и чуть медлит в ожидании тишины, — вчера в бою погиб Эйвери, потомок благородной и чистокровной фамилии. Наш с вами соратник и друг. У Эйвери не было наследников. А значит, этот род угас, — доверительным полушепотом говорит Лорд. — Это невосполнимая потеря. Но вчера мог угаснуть и еще один род. Твой, Люциус.

Старший Малфой на мгновение вскидывает затравленный воспаленный взгляд на своего Повелителя и снова опускает его. Он весь зажат и сер. Будто постарел разом на десяток лет.

— И потому я спрашиваю: будет ли кто-то нести за это ответственность? Будет ли просить Скримджер пощады? Будет ли наказана маглолюбка Бэрбидж, прилюдно унизившая нашу чистую породу? Долго ли она и ей подобные будут вытирать о нас ноги, развращать сознание наших детей и попирать многовековые устои своими сумасшедшими бреднями о равенстве волшебников и маглов?

Он замолкает и продолжает медленно, будто в задумчивости, обходить стол. Воздух дрожит от напряжения. В десятках пар глаз, непрерывно обращенных к нему, уже плещется темное пламя ненависти. Но Он продолжает безжалостно, как врач, вскрывающий острым скальпелем распухший гнойный нарыв.

— Будут ли они впредь безнаказанно заявляться в наши дома? Готовы ли мы отдать им на сведение с маглами и оборотнями наших детей? Готовы ли вы спариваться с маглами? Не сомневайтесь, они не одумаются. Я не раз предупреждал вас о том будущем, которое неминуемо настигнет нас, если мы не воспротивимся. Они будут точить нас, как вода точит камень, пока наш мир не дрогнет, и остатки священных двадцати восьми фамилий не исчезнут под натиском грязнокровок и предателей, которые немедленно потянут свои лапы за реликвиями наших предков. О! Они приходят в наш мир не учиться его мудрости, не постигать тайны, а уничтожать его. Они сметут все. Не только традиции, но знания… Магия. Истинная и могущественная Магия забудется. А волшебники превратятся в бессильных и безродных ярмарочных фокусников. Маглам на потеху! Да, это они загнали нас в угол! Заставили прятаться и подчиняться их правилам! Мы пережили гонения и приняли навязанный «Статут о секретности», стали скрываться, точно лесные звери от охотников. Но и этого им мало. Нас контролируют! Министерство ограничивает магию детей! Принуждает нас постепенно отказываться от того, кто мы есть, и карает непослушных. Маглы слабее любого из нас, но их много! И они ненавидят тех, кто отличается от них. Если мы не остановим их, они истребят наш вид под корень. Разве этого вы хотите?

Темный Лорд умолкает. Глаза собравшихся мужчин лихорадочно блестят, и щеки горят румянцем. В тишине слышно тяжёлое дыхание. Трещат в пресытившемся воздухе белые искры.

— Нет, Повелитель! — не выдерживает кто-то.

— Разве не вы многие годы твердили, что жаждете моего возвращения, моего прихода к власти? — будто не услышав, продолжает Лорд. — Разве не вы клялись мне и Магии в верности? Так не кажется ли вам, что пора исполнить эту клятву? Ответьте мне. Будет ли к исходу недели Министерство моим?

— Мы заставим их заплатить, мой Господин! Сделаем все, что в наших силах!

— Не сомневайтесь!

— Будет! Будет, или мы все умрём!

* * *

Пожиратели исполнили волю Тёмного Лорда. Через четыре дня министр Скримджер был убит.