Надежда Пигмалиона (гет)

Оставим это. Обещать одно

Мне должен ты. Коль в жизни доведется

Нам встретиться еще — не должен ты

Глазом моргнуть. Вот долг твой. Понял?

Еще одно: нигде и никогда

Не смей разузнавать под страхом смерти

Твоей — кто я.

* * *

Сны, перемежаемые воспоминаниями, или воспоминания, прерываемые картинами сна, продолжали всплывать из памяти, подобно раненой рыбе, то появляясь на поверхности яви, то уходя в тёмные глубины крепкого забытья.

— Господин, — пропищал приниженный голосок из-под капюшона. Лорд обернулся. Низенькая фигурка распласталась перед ним, протягивая что-то. — Я сохранил ее для вас, мой Господин.

— Ты очень порадовал меня, Хвост, — шелестел желанный голос.

Я протягивала руку, мечтая, чтобы мы наконец встретились, но Он лишь таял, рассеивался, словно туман.

Передо мной появлялось уставшее лицо Сириуса. Он улыбался, но глаза его смотрели рассеянно и печально.

— Дамблдор связался со мной через камин и сообщил, что Поттеры погибли. Я примчался в Годрикову Впадину… и узнал, что Гарри выжил… Я отдал мотоцикл Хагриду, а сам… а сам решил найти предателя. Заклятье поиска сработало. К моему удивлению, Хвост шатался неподалеку — наверное, поджидал хозяина…

Последняя уцелевшая лампочка качается из стороны в сторону, освещая разгромленную комнату, и тело рыжеволосой волшебницы еще едва трепещет на полу. В пыльном воздухе чуть клубится сизый дымок. Тихая возня и писк. Крыса скребется, нюхает и тащит за собой белую тисовую палочку. А над ней в детской кроватке без сознания лежит заплаканный мальчик.

— А от кого Дамблдор узнал о нападении?

— Он от… Э-э… От Хагрида, — пожимал плечами Сириус.

— Но вы же сказали, что Дамблдор не знал о том, что Гарри выжил…

Появлялось лицо старика на куче соломы. Он все смеялся, смеялся и повторял как сумасшедший:

«Старшей палочке под силу любое колдовство, но она не годна для убийства. Убить можно… Только после смерть сама вскорости найдёт тебя…» Потом морщины на его лице вдруг разглаживались и светлые волосы ложились на плечи локонами, солнце играло на кипенной рубашке.

«Обычным людям кажется, что у властвующих море возможностей, но на деле всегда есть только один верный ход. И в конце концов у тебя нет выбора. Чтобы добиться большего, зачастую надо отдать малое ради общего блага…»

Старуха грозила мне костлявым пальцем.

— Заедай вино сахаром!

В краткие моменты бодрствования мне все становилось ясно, предельно ясно, так, что хотелось кричать. Но я не могла этого сделать, передо мной смутно маячили люди в белой комнате, они говорили о безопасности и давали зелья. И сон снова наваливался на меня звериными лапами и душил.

Тогда я видела чью-то фигуру в плаще, согнувшуюся над ларцом и благоговейно прикасающуюся к узловатой палочке.

— Оставьте это сейчас же! Это против наших правил, — говорил суровый голос из пустоты.

— Авада Кедавра!

Чьи-то пальцы засыпали белый порошок в темное горлышко винной бутылки.

* * *

«Информация, которую Хвост передал Лорду пятнадцать лет назад, чуть не убила Его… Но именно Хвост рассказал Дамблдору о том, что Лорд исчез. Иначе откуда бы ему знать? Хвост был в доме, когда все случилось.​ А значит, он не предавал Орден​ Феникса и не раскаивался после перед Дамблдором, а с самого начала выполнял его приказ…»

— Вылезай, — врывается незнакомый женский голос в мои мысли и мешает, мешает думать. — Сколько раз тебе повторять?

Я вижу свое тело в ванной с какими-то зельями и чувствую их запах — острый и свежий, вижу ветви южных деревьев, качающихся за окном. И можно смотреть на это бесконечно, если бы не одно но… Я знаю, рядом стоит кто-то и говорит все это мне, тревожа мой покой, но не решается подойти ближе или попытаться достать меня. «Почему меня боятся? Ведь я без палочки…» «Спутница — она коварная и злокозненная, волхвование ей ведомо всех презлейшее…»

— Вылезай!

Она будет повторять, пока мне не надоест слушать. Так бывает всякий раз, но ещё не было такого, чтобы она получила ответ. Ведь мне легко потеряться вновь в собственных мыслях и томном неведении. Но пелена на мгновение отступает, и я слышу свой голос:

— Какой сейчас день?

— Вылезай!

Среди столпотворения мыслей вдруг четко образовалась одна, окатившая меня ледяным ужасом: «Если я не вернусь, Дамблдор закончит свое дело…»

— Я хочу поговорить​ с кем-нибудь! Позовите главного. Кто здесь главный?!

* * *

Через четверть часа я стояла в небольшой, но добротно обставленной комнате, где-то наверху. Окна из неё выходили на три стороны, одно из них — большое до самого пола с низкими перильцами — было распахнуто. Света было так много, что, наверное, я сочла бы этот кабинет уютным, если бы оказалась здесь в другое время. Я чувствовала себя странно, будто очнулась от очень долгого сна, и мир наконец обрёл реальные границы.

Ко мне возвращалось любопытство, а с ним и тревога.

Осмотрев все, я предположила, что это башня, если только мои глаза не были обмануты чарами. Потолки украшали цветочные фрески, а внизу расположился маленький закрытый дворик, в центре которого бил фонтан. Высокое синее небо раскинулось над ним, и солнце светило слишком ярко. Воздух звенел. День обещал быть тёплым. И мне казалось, что такими были все дни здесь, хоть я и не помнила их.

На мне было странное длинное платье свободного кроя в мелкий голубой цветочек. Их выдавали после того, как я соглашалась покинуть ванну. Вся моя одежда и белье бесследно исчезли. Это я поняла только теперь.

— А вот и вы, — прозвучал смутно знакомый голос. Я отошла от окна, щурясь от солнечных бликов, и постаралась рассмотреть вошедшего. — Как вам нравится у нас в гостях?

Он тоже прищурился, что-то веселое и хитрое пробежало по лицу его, морщинки на лбу разгладились, глазки сузились, черты лица растянулись, и он вдруг залился нервным, продолжительным смехом.

Лицо. Рыжие волосы. Он был мне знаком.

— Очень нравится. Но я предпочитаю сама распоряжаться своим досугом, — ответила я.

— Всенепременно. Но вы уж меня простите, вы не выглядите, ​ как счастливый человек. Вы еще нездоровы.

— В Британии бледность нормальна, — ответила я.

Мужчина прочистил горло и поставил на стол перед собой портфель, будто хотел закрыться им. Он был одет как маггл, без мантии и пиджака. Однако почему-то в перчатках. У него не было петлицы, но цветок был у него в руке. Заметив мой изучающий взгляд, он спохватился.

— А, это вам. Я сорвал его здесь в оранжерее неподалёку. Если хотите, сможете посмотреть в другой раз.

С этим он протянул мне коротенький бутон красной розы, который я с легкой опаской приняла.

— Итак. Вы помните, что с вами случилось? — спросил он. Тон его из приветственного стал деловым. Он не спускал с меня пристальных глаз.

Перед глазами как наяву встала угрюмая скала и серое небо.

— Да, я помню.

— Мы спасли вас, — просто сказал он.

— Как вы выследили меня?

— Ах, это. — Он чуть махнул рукой, будто я спрашивала сущую глупость. — Дракон в небе над Лондоном — это весьма приметная деталь. Вы с самого начала были нашей целью, — добавил он серьёзнее. — А выследить слепого зверя не такая уж сложная​ задача. Для меня нет​ большей чести, чем видеть вас.

Он будто смутился и потёр переносицу. Я заметила частые седые волоски на его висках.

Что-то было ужасно неприятное в этом лощеном и чрезвычайно моложавом, судя по летам, лице.

— Я вам не нравлюсь, не так ли? — будто прочитав мысли, спросил он.

— Нет, — ответила честно я.

— Даже не знаю, ​ радоваться мне​ теперь​ или​ скорбеть, — усмехнулся он, но быстро вновь стал серьёзным. — Вас что-то гнетет?

— Я не помню, что происходило со мной здесь, но знаю, что должна быть в другом месте.

— Уверен, что вы можете быть в любом месте, каком только пожелаете, разве нет?

Он смотрел испытующе, но я предпочла проигнорировать этот вопрос. Мне вовсе не хотелось откровенничать с этим знакомым незнакомцем.

— Где мы?

Он сделал приглашающий жест к окну и сам подошёл ближе. Я снова бросила взгляд на пустынный дворик с фонтаном, окруженный со всех сторон галереями-колоннами.

— Мы там, куда, по преданию, ведут все дороги.

— Не похоже на могилу, — мрачно отозвалась я, понимая, как плохи мои дела.

Он как-то лающе рассмеялся.

— Как вас зовут?

— О, мы не называем своих настоящих имён здесь. Таковы правила этого места. Но вы можете звать меня как угодно, скажем, Джон.

— А где остальные?

— О ком вы?

— Остальные ваши друзья. Толстяк, усатый, чудак в зелёном, парень с прилизанными волосами и тот, что следит за порядком? — выдала я и имела удовольствие наблюдать беспокойство на его холеном лице.

Однако он быстро справился с ним.

— Ах, остальные. Поймите правильно, не все имеют моральные силы устраивать такие преждевременные встречи. Но я не мог отказать себе в этом. Ваше существование настолько​ же удивительно, насколько неоспоримо, — сбавив тон, будто​ не желая, чтобы нас услышали посторонние​ уши, сказал он.

«Сумасшедший?..»

— Кто вы?

— А как вы думаете? Кто я? — лукаво переспросил он.

— Учёный?

— Блестящая догадка!

— Чем вы занимаетесь? — решила продолжить допрос я.

— Надо полагать, как и все учёные, ищу, где​ сокрыто счастье человеческое.

— Почему​ вы выкрали меня?

— Выкрали? — вскинул он брови. — Скорее уж спасли.

— Вы держали меня здесь. Изучали или ещё что-то… Зачем? — упрямо продолжала я.

— Такая моя работа.

— Это меня не заботит.

— Туше. Но думаю, когда-нибудь вы позаботитесь и обо мне. Работа политика имеет сходство с вашими хлопотами своим​ свойством никогда не заканчиваться.

Он улыбнулся, думал, видимо, что я оценю шутку, но я не понимала, о чем он говорит​, и мне хотелось найти​ выход. Выход из бесполезного разговора, из Рима, из этой башни. Мы были высоко​ над землёй. А я никак не могла понять, где его палочка.

— Итак. Что я могу вам предложить? — будто​ спохватился он. — Чай, кофе, сок?

Я отрицательно мотнула головой.

Он держался довольно уверенно и улыбался, но​ мне все равно ощущалась какая-то напряженность​ и… опасение? Страх?

«С чего ему меня бояться? Это я безоружная в чужом городе, никто даже​ не знает​, где я»

— О! Знаю! У меня есть отличное Sangiovese. Могу вас заверить, вам понравится.

С этим он полез в какой то шкафчик, ​ в котором оказались​ бутылки. Он достал одну и начал откупоривать ее, по-маггловски, руками.

— Вы знаете, кто вы? — спросил он, неуклюже возясь с бутылкой.

— Думала, что это вы мне скажете. Зачем я здесь? — снова спросила я.

— Все-таки вам нравится быть женщиной… — морщась от напряжения говорил он. — Что ж, это можно понять. Значит, не знаете?

— Вы убьете меня?

— Убью? — переспросил он и от удивления даже забыл про бутылку. — Зачем это? Чтобы потом вновь искать по всему свету? Вы неуловимы. Было бы слишком самонадеянно рассчитывать на три встречи, если даже две — чрезвычайная редкость.

Теперь настал мой черёд удивляться. Я чувствовала нетерпение, раздражение и даже страх от того, что этот господин, возможно, знал обо мне больше, чем я сама, но не желал говорить, будто проверяя, насколько я осведомлена. «Они не выпустят меня, пока не получат от меня что-то… Что же?»

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Вы хотите знать, чего ради​ мы​ забрали вас? — спросил он. — Признаться, это была сделка с Дамблдором. В ответ​ на ваше местонахождение мы отправили​ под его начало​ отличных​ магов. Порядок есть​ порядок. А с Дамблдором, хоть он и плут, ​ все ж договориться проще, чем с вашим… Кто он вам сейчас?

Я поспешно опустила глаза и только​ отрицательно покачала головой. Сердце тоскливо заныло, будто слова попали в какую-то рану на нем, и забилось сильнее, словно тоже рвалось на свободу.

— Впрочем, неважно, — тут же сменил тему рыжий господин. — Мы должны поддерживать равновесие, но, разумеется, последнее слово будет вашим.

Он наконец-то открыл вино и поставил на стол тарелку фруктов. Я же решила больше ничего у него не спрашивать.

— Угощайтесь. — Он поставил передо мной бокал. — Давайте выпьем за эту встречу.

Как только пальцев коснулось прохладное стекло, меня вдруг посетила неприятная мысль. И наплевав на приличия, я взяла со стола кубик сахара и сунула его за щеку.

— Сахар? — Он засмеялся. — Да, я слыхал про этот древний обычай, чтобы уберечься от яда. Англичане очень консервативны. Но уверяю вас, вино не отравлено. Я же сказал, никому здесь не нужно вас убивать.

— А вас? — спросила я.

Он на мгновение замешкался и вместо ответа поднял бокал и сделал большой показательный глоток.

— Какой дивный букет! Расскажите лучше, вы что-нибудь​ знаете​ о себе?

— Что вы хотите знать?

— Все. Я хочу знать все, — горячо заговорил он. — Но, к сожалению, это невозможно, значит, придется довольствоваться малым. И все же?

Он снова неприятно​ улыбнулся. Мне не нравился его взгляд​ — липкий, обнажающий. Но вдруг на глаза попалась лежавшая на столе газета. Я не могла разобрать ни слова на незнакомом языке, но дата на ней заставила меня внутренне содрогнуться. «Что угодно, что угодно…».

— Меня зовут Арта Руфи.

— О, я не спрашивал вашего нынешнего имени, оно не имеет значения. Я лишь спрашивал, что вы знаете о себе?

Я долго молчала, взвешивая все за и против, а еще смотрела в широко распахнутое окно. Отсюда было видно, как утренние лучи​ солнца уже освещают крыши​ домов и улицы. Пахло свежестью, ​издалека​ доносился солоноватый и игристый​ свежий​ морской воздух.

Только синь, солнце и утро.

— Я Странница.

— Странница? — он усмехнулся. — Вы сами так себя зовете?

— Я слышала, ​так называл таких, как я, Николас Фламель.

— Фламель, — он посмаковал это имя вместе с глотком вина. — Да, пожалуй, он прав, это вам подходит. К нему и его жене вы приходили​ пять раз, а он все поил вас чаем​ с сухофруктами. Веселый был старик. Мои коллеги вели переписку​ с ним​ с пятнадцатого века, она хранится здесь. Я тоже пару раз встречался с ним. И знаете, что я думаю? Любопытный​ эксперимент — дать кому-то шанс на вечную жизнь и наблюдать за тем, как он от нее откажется. Такая ирония несравненна. Гриндевальд​ утверждал, что будто бы ему указали, ​где искать​ Непобедимую палочку.​ Что ж, новые времена — новые безумцы. Интересно, что же будет на этот раз…

Он вдруг сильно закашлялся, давясь и краснея полез за платком.

— П… Кха. Простите. Подавился.

Я смотрела на синее небо и думала, что отсюда мне нет выхода. Никто не придёт за мной, а эти люди, кем бы они себя ни называли, защищали только свои интересы. Мужчина наконец откашлялся, утер платком пот и снова заговорил:

— Знаете, я читал в последний раз… в последний раз — много лет назад, когда несколько десятков безумцев попытались поднять восстание и даже сумели прорваться в административный сектор. Британия тогда обошлась своими силами. Дамблдор засиял в своей непомерной гордыне и жажде власти. Но лучше так, чем один из бесконечных истребителей смертных, оставшийся в памяти людей очередным безумцем, пытавшимся построить лестницу к небесам из горы трупов. Мы тогда…

У него сел голос и он снова закашлялся. Я замерла, наблюдая за ним.

— Мы тогда решили, что все обошлось, но теперь уже понятно, что нет. И вот вы тому доказательство… ​ А я — что ж, признаюсь —​ просто хотел​ познакомиться. Научный интерес…

Это опрометчиво и, должно быть, наивно с моей стороны, и все же я хочу предложить вам сделку. В вашем теперешнем положении, я думаю, мне найдётся что…

Но договорить он не успел.

Зазвонил белый телефон, странный и без вертушки для набора. Он взял трубку и молчал с минуту. Я не слышала, что ему говорили, но, положив ее, он уже не мог более говорить, потому что с грохотом опрокинулся со стула.

Я бросилась к нему, но ничего не могла сделать. Он дернулся несколько раз, а потом взгляд его застыл, а губы посинели.

«Похоже… яд».

Тогда я лишь подумала: «Хорошо!» Хорошо, что люди пьют. Сколько бы дел было сделано, вот так, с лету, в один присест, если б они не пили.

С гулко бьющимся сердцем я обшарила карманы его пиджака в поисках палочки. Пальцы путались в скользкой шёлковой подкладке. Я слышала какой-то шум и возню за дверью и голоса, тараторящие что-то на итальянском. Наконец​ мне удалось выудить какой-то продолговатый предмет, им оказалась трубка, и я отбросила ее под стол.

— Где?! Где? — вслух спросила я.

На глаза попался простой маггловский кожаный портфель. Я метнулась к нему. Визгнула молния.

Внутри это было огромное, битком набитое вместилище, сильно потертое, с огромным количеством ремней и медных застежек. На стол шлепнулись какие-то папки, ключи, цилиндр, мохнатые наушники — и, наконец-то, деревянный стук палочки. Я ахнула. Чудная. Очень длинная и узловатая. Необычная. И непобедимая. Палочка Дамблдора.

— Apri la porta! Subito! Mollare! Non fare cose stupide! Rilascia l'ospite e noi ti risparmieremo! — Крики становились все яростнее. Я запечатала дверь, прежде чем вся стена содрогнулась от заклятья.

Я бросилась к окну. До земли было далеко, но я испугалась, что все равно не успею произнести чары замедления.

«Верёвка…». Я направила палочку на портьеру и открыла рот, чтобы произнести трансфигурационную формулу, но в этом момент в ужасе поняла, что просто не помню ее. Дверь содрогнулась снова, со стены и потолка посыпалась штукатурка.​

И времени на размышления больше не осталось. Нужно было решать: прыгать или драться. Я выбрала второе: в несколько быстрых пассов оставив на пороге ловушку и крепко вцепившись в спасительное древко, мысленно попросила палочку не подвести меня. Но судьба решила иначе.

Дальнейшее произошло так быстро, что, кроме меня, вряд ли кто-нибудь ещё успел понять, что, собственно, стряслось.

Позади снова раздался удар. Он пришёлся в запечатанную дверь и был такой силы, что старинное здание вздрогнуло. На мгновение я представила, как треснули деревянные перекрытия, раскололся раствор, державший столетия камни, и со странным звуком, больше похожим на тяжёлый протяжный вздох, обрушилась часть стены. Пол ушёл у меня из-под ног.

Мелькнула мысль, что я просто сломаю шею. Крик вырвался из лёгких.

В следующую секунду исчез и он, а башня, в которой я сидела, накренилась на бок, словно сорванная крышка консервной банки. Закружилась. Съежилась. Отдалилась. Слепящее солнце сменяло крыши и улицы, смазанные пятна машин, испуганные чайки. Мелькал безумный калейдоскоп. Меня тащило и кружило по ветру с невообразимой скоростью, точно куст перекати-поля, который ураганом несло по дороге. Я беспомощно хватала воздух ртом и пальцами. Неведомая сила уносила меня все дальше и дальше от странного пристанища. И лишь поняв, что это магия несёт меня, не давая упасть, я обратила свой взор на Непобедимую палочку. «Не она ли шутит надо мной?» Но все мои взмахи и мольбы оставались бессильны. Не было заклинания, чтобы остановить этот ужасный полет. Кровь пошла носом, и я почувствовала, что вот-вот потеряю сознание. В отчаянии я припомнила то, что говорил мне Лорд об этом: «Древняя, забытая магия. Для нее не нужны силы или знания. Даже палочка. Магия уже течет в нас. Этого достаточно. Она дает свободу, но не даёт гарантий. Это опасно…» И усилием мысли я приказала себе остановиться. К моему удивлению, мое безумное кувыркание мало-помалу замедлилось, пока вовсе не прекратилось.

Подо мною проплывало зеленое поле с ровными рядами виноградников и тёмными иголочками кипарисов по краю, а сверху раскинулось небо без единого облачка. Ветер трепал мои волосы. Я мало-помалу приходила в себя, но продолжала беспокоиться и всё прислушивалась к звукам возможной погони, но, разумеется, ничего не было слышно, кроме птичьего пения и отдалённого мычания коров. Я была совершенно одна в этом чистом предмайском воздухе. Одна и очень далеко от того места, где мне надлежало быть.

Вот так, чудом вырвавшись из одной западни, я сгорала от нетерпеливого желания ворваться в другую. Добраться до Британии с полей на окраине Рима за одни лишь сутки и остаться незамеченной — вот что мне предстояло сделать. Палочка закружилась на руке и указала на север.

Трансгрессировать на такое огромное расстояние было смерти подобно, а след от портала выдал бы меня моим пленителям. Оставалось лишь воззвать к непонятной, но могущественной магии, державшей меня в воздухе, и постараться дотянуть на ее милости до границы Италии. Решив так, я набросила на себя все защитные заклинания, которые помнила, и мысленно повелела самой себе нести меня. Палочка указывала направление, но ветер или что-то другое постоянно сбивали меня с курса. Внизу проплывали городишки, казавшиеся сверху маленькими и тесными, аккуратные лужайки, дороги и мостики.

«Хорошо, когда у тебя есть летающая карета, запряжённая крылатыми лошадьми, или корабль, способный проплыть под водой и привезти тебя к нужным берегам, или хотя бы метла, чтобы было на что опереться…»

Солнце давно пересекло зенит, когда палочка резко повернулась у меня на ладони, указав на запад. Я смотрела, как неизвестный город отодвигается назад, заволакивается туманом, и вот уже кромка земли исчезает вдали, и небо окончательно сливается с морем…

Много ли нужно для счастья?.. Искра надежды. Да, когда мы видим возможность, нельзя ее отпускать. Будь то надежда отвоевать любовь всей жизни, попытка доказать истину, свою значимость или шанс указать кому-то правильный путь. Но иногда, когда мы отвечаем на вызов, мы даже не представляем, что нас ждет.

Солнце садилось, окрашивая воду в золото. Скоро опустится тьма, в которой будет очень легко потеряться. Силы и решимость покидали меня, а земли так и не было видно. Но самое сложное ещё ожидало меня впереди — и потому я изо всех сил дышала на​ ледяные пальцы, пытаясь унять дрожь.

Ветер свистел, хлестал, и воздух вокруг был туго набит чем-то невидимым и непомерно тяжёлым до самого верху, он давил на плечи, камнем прижимал вниз. Веки слипались.

«Сириус не мог бы воспитывать Гарри. Пожалуй, доверить ему такое — все равно, что доверить собаке охранять сахарную кость. Но Гарри не выбирал себе судьбу, он не назначал себя Избранным и не вёл никакую игру, а лишь следовал обстоятельствам и слушал советы. Его, словно глупую овечку, вели за верёвочку, а он доверчиво шёл. Но ведь Гарри не овца, он козырь, все считают, что он сможет​ и даже должен убить Лорда… И все вокруг отчего-то уверены в этом… Лишь потому, что Дамблдор хочет, чтобы в это верили. Лишь потому, что в это верит Лорд. Дамблдор прятал Гарри, давал поводы для громких слухов о нем, разжигал подозрения и превозносил таланты. Но на деле вся эта суета сует вокруг мальчишки-сироты — всего лишь​ жестокий спектакль. А​ сам Гарри — приманка для тигра.​​ Овца на заклание.​ Отвлекающий манёвр. Гамбит»

Кто-то может считать, что оставил прошлое в прошлом. Но нередко оно настигает нас. И хотя некоторые изо всех сил стараются его избежать, иногда приходится встретиться с ним вновь и вытащить на свет секреты, которые все считали давно похороненными.

В мире, исполненном мрака, каждый тянется к свету. Будь то искра озарения, что подскажет, как спасти утраченное, луч маяка, разгоняющий мрачную тьму, или же тусклые фонари, освещающие картинки из давнего прошлого.